лет спустя
двух дизельных ПЛ проекта 641 было 8 тепловых ударов среди личного
состава и одна "тепловая" смерть (экипажи Писарского,
Комарова)).
Истекающие потом грязные тела подводников быстро покрылись мокрянкой и
нарывчиками. Народ осунулся, с отвращением глядя на традиционные борщи и
макароны "по-флотски" и признавая только черные каменные сухари и колбасу
"собачья радость".
Холодильников и кондиционеров на лодке не было. Единственная мясная
рефкамера подозрительно пованивала. Открывать ее становилось опасно.
Впервые в истории подводного флота спирт-ректификат, ценность высшего
порядка, вызывающе безнадзорно торчал в полуоткрытой командирской каюте.
Раз в сутки изнуренные жарой мореплаватели по команде стекались в
центральный пост, где вооруженный бутылью и ватой корабельный врач смачивал
спиртом тампоны и самолично обтирал матросские спины и животы, заодно
прижигая чирьи и нарывчики.
Подводные колумбы выискивали уголки, где хоть на пару градусов
температура мнилась ниже отсечной. Кряжистый боцман Михалыч, отстояв
положенное на рулях, молча сползал в трюм и ложился меж трубопроводов прямо
в грязный конденсат.
В лодке прекратились перемещения, разговоры и мелкие стычки; только с
монотонной периодичностью слышались доклады: "В отсеках осмотрено, замечаний
нет", "Шума нет".
Не скисли двое - командир Неулыба и трюмный центрального поста Юла. Для
маленького верткого Юлы наступила пора раздолья: провизионка, пожалуйста,
открыта, всякие деликатесы - к твоим услугам. Начальство - словно вареные
судаки. В центральном Юла чувствовал себя как рыба в воде. Парилка на Юлу не
действовала. А потому Юла стал в центральном почти бессменным.
Неулыба же свариться просто не имел права. И времени. Его тревожило
мощнейшее глубинное течение; стоило повернуть лодку на курс в район, как
боцман начинал истошно кричать: "Лодка не управляется!" Вопль означал:
попутное течение больше скорости лодки и попросту норовит ее опрокинуть.
Оставалось одно - идти ломаными галсами, не подставляя корму течению. Или
неэкономно разряжать батарею главными моторами, что Неулыба мог допустить
только на короткое время.
Давление в отсеках медленно, но неумолимо росло; при всевозможных
переключениях "подтравливали" системы воздуха высокого и среднего давления.
В центральном с терпеливым вниманием следили за отсечными манометрами:
повышение давления до трех атмосфер грозило углекислотным удушьем, ибо
включенные регенерационные установки не справлялись с очисткой воздуха,
источали жар и грозили воспламениться. Головы мореплавателей наливались
чугуном, в ушах стучали молотки, во рту появлялся свинцовый привкус.
Подводнички ждали заветного часа - подвсплытия на сеанс радиоприема с
берега. Убедившись в перископ в отсутствии на горизонте и в воздухе
"двуногих", командир командовал:
- Поднять шахту РДП! Открыть воздушную захлопку!
- Внимание по отсекам! - возбужденно кричал в динамик трансляции
механик Ильич. - Открыть клинкеты вдувной и вытяжной вентиляции! Сравнять
давление в отсеках!
Спертый, влажно-горячий воздух с шумом уходил из отсеков. Над
выдвижными устройствами лодки - это явственно виделось в перископ -
вырастало облако. В отсеках становилось знобко-холодно.
В отсеках оживали. Начиналась суетня, поиски чего бы пожевать.
Предусмотрительный старпом к этому моменту приказывал: выдать закусь.
Все знали - это временно, вскоре снова наступит парилка.
Но уже ненадолго. Ибо близка желанная ночь - с неимоверно крупными
звездами, с прососом отсеков дизелями, когда горячая влажность будет
вытянута изо всех закоулков. Если обстановка наверху допускает, можно по
очереди выскочить наверх и хватануть сигарету, от которой пьянеешь больше,
чем от водки.
Словом, для подводной публики распорядок жизни переворачивался.
x x x
На четвертые сутки Неулыба - а это он делал независимо от штурмана -
раскодировал принятый радистами японский метеопрогноз и нанес на бланковку.
И озабоченно нахмурился: проползавшее далеко восточнее Марианских островов
пятно пониженного давления быстро углублялось и явно перерастало в тайфун,
раскручивающий вихревую спираль и резко увеличивающий поступательное
движение.
Так и есть, американцы уже дали тайфуну имя "Джильда". А это означало -
тропическая депрессия перерастает в грозный ураган.
И "Джильда" прямехонько шла на ползущую в толще вод субмарину.
- Механика, старпома и Шепота ко мне! - приказал в центральный пост
Неулыба, а прибывшим сказал:
- Ну, вот что, герои. Приближается тайфун. Притом глубокий. В нашем
распоряжении около суток. Сегодня всплываем пораньше, ибо все супостаты
убегут из полосы движения тайфуна. Так вот, всем сестрам - по серьгам.
Командир БЧ-5, со всплытием - глубокую зарядку батареи. Тщательно
провентилировать. Старпом, вам лично обойти и проверить отсеки, предупредить
народ: уйдем на глубину не менее чем на трое суток. Выбросить весь мусор.
Строгая экономия электроэнергии...
И оглядел склонившихся к бланку метеокарты:
- Все признаки говорят, что в районе нахождения лодки "Джильда"
повернет на северо-восток. А в точке поворота замедлит движение и еще
углубится. Так что особой радости она нам не принесет...
x x x
К вечеру небо расцветилось удивительно красивыми красками. Неулыба не
ошибся: по видимым признакам тайфун шел прямо на район нахождения лодки. В
эфире радиоголоса слабели: все плавающее и летающее почтительно расступалось
перед грозным явлением, уходя прочь из полосы движения "Джильды"...
За ночь батарея заряжена, лодка провентилирована. Но Неулыба выжидал до
предела. И дал команду на погружение только тогда, когда поверхность океана
закипела, а корпус уныло застонал от цепких объятий бушующей стихии.
Лодка ушла на глубину 120 метров, тщательно удифферентовалась, перешла
на мотор экономхода. Выключено все, кроме аварийного освещения, гирокомпаса
и приборов акустики. Подвахте велено спать. Спать.
А наверху - это чувствовалось - разверзся ад. Лодку мотало, как
огромный маятник. Указатели кренометров угрожающе раскачивались.
В лодке укачались все, даже механик и боцман. Мореплаватели поминутно
бегали к кандейкам и изрыгали зеленоватую слизь. Ходовые вахты у приборов
неслись полулежа.
Не укачались, как всегда, двое - неугомонный Юла и Неулыба. Последний -
от страха за подводную лодку. А первый, по-обезьяньи удерживаясь на
вертящемся стульчике у командного пульта, искоса поглядывал на командира и в
резонанс качке вполтона напевал идиотскую песню:
Говорила мама мне,
что любовь с обманами,
Да напрасно тратила слова.
Я ее не слушала,
вот тебе и скушала!
Мама, мама, как же ты была права!..
- А ну-ка перестань! - приоткрыл глаз Неулыба, полулежа на диванчике у
гирокомпаса.
- Есть, товарищ командир! В отсеках осмотрено, замечаний нет! - звонко
реагировал озорной Юла, а через несколько минут забывался и снова подвывал:
Ах, с Ванечкой на саночках...
Пресекать сольные номера Юлы было больше некому. Да и незачем -
управлению лодкой они не мешали.
x x x
Неулыба чувствовал: команду надо расшевелить, "поднять". И дал команду
- выдать на отсечные бачки, в старшинскую и офицерскую кают-компании все
лучшее, что есть в провизионке. Есть от пуза. Транслировать по отсекам
музыкальные записи, любые, от душещипательных до фривольных. На заказ из
отсеков.
Кроме вахты, "господа-офицеры" собраны в кают-компанию. С полотенцами,
в "разовых" трусах и майках. Неулыба оглядел присутствующих: обтянутые
скулы, бледно-зеленые лица.
- Ну-с, дорогие товарищи. Качка качкой, жара жарой, а жить надо.
Предлагаю товарищеский ужин, без всяких условностей и церемоний. Хозяинуем
сами. Как вы понимаете, наш вестовой укачамшись. Поэтому открывайте все
сами, кто и что захочет. Для ясности: крепкого не будет. Можете рассказывать
байки. Любые. Вплоть до похабных.
Офицеры подсаживались, жались друг к другу, поглядывали на командира:
не сбрендил ли?
- Чего молчите? Тогда, с вашего разрешения, начну морскую травлю я.
Если неинтересно, кто-нибудь покашляйте. Уговор?
- Уговор, - помалу зашевелились будущие флотоводцы.
- Ну, значит, я первый, - приподнял мускат на полстакана Неулыба. - За
наше благополучное плавание. За наш поход. А расскажу я вам курсантскую
байку, из истории нашего училища. Наш курс был маленький, за вольность духа
прозван "бандой Олейника", а перед нами был втрое больший, прозванный
"китайским". И была в одной из рот этого "китайского" курса знаменитость -
комроты капитан Бондаренко. Из тех кадровых служак, кто оплавился в окопах
Сталинграда и до того стал упертый, что и противотанковой гранатой не
своротишь. И, дотянув до ротного, гнул по-своему, когда и война давно
закончилась. И стал ходячей легендой за свои служебные чудачества.
Стоит Бондаренко дежурным по училищу. А втыкали его за службистскую
безотказность в дежурство на все "круглые даты". Стоит под праздник и к ночи
докладывает на квартиру начальнику училища: "Товарыщ капытан первого рангу.
Докпадаю - усэ в порадки. Тильки тры пьяных буки избилы двух веди".
- Что? Что? Не пойму, повторите.
"Докладаю - тры пьяных буки избилы двух веди". Это он военную тайну
соблюдал. Означало - три курсанта второго, то есть нашего, курса избили
двоих курсантов третьего курса.
Рота капитана Бондаренко размещалась этажом ниже. И мы после поверки
перед отходом ко сну всегда потешались, глядя на цирк у соседей. Крепко
уважал капитан Бондаренко вечерние поверки. Длились в его роте они по
полтора-два часа. За что курсачи люто ненавидели ротного.
Такая картинка: стоит рота, перед строем ходит Бондаренко. Смотрит в
пол. Сосредоточенно смотрит. А из задних рядов строя - "дурак", "идиот"...
Бондаренко голоса на цвет не различал, но слух имел.
- От тут казалы "идиот". Хто казав? Два шага уперэд! Ага, нету! Немае
таких!.. А бачитэ, шо за оскорблению начальника? Пры сполнении! Ага, нэ
знаетэ! - строго оглядывал он шеренгу. - Положено десьят суток арэсту!
Строгого режиму! Старшина, принэсть Дисциплинарный устав!
Старшина роты, из старых флотских мореманов, которому все это до
чертиков надоело, уходил в канцелярию и, выкурив там беломорину, возвращался
и докладывал:
- Разрешите доложить? Не нашел. Нет устава.
- Як нет устава? - от удивления Бондаренковы брови ползли вверх. -
Должен быть!
- Разрешите доложить? Наверно, кто-то украл. Вернее, спер...
- Як спэр? Тэ ж казенно имущество! - удивление комроты переходило в
негодование. - За тэ ж под трыбунал! Хто взяв?
Строй не сознавался. Из строя по-прежнему неслось: "идиот", "пяхота"...
Бондаренко продолжал шагать перед строем:
- Ходют слухи, шо капитан Бондаренко - идиот... И, подняв вверх палец:
- Уточняю! Капитан Бондаренко - не идиот! И продолжал невозмутимо
вышагивать перед строем. И вдруг становился во фрунт, прикладывал руку к
головному убору и прикрикивал, набрав в грудь воздуха:
- Для сплочения коллективу, ура! Из строя неслась разноголосица:
"Ур-раДур-рак!.." Кают-компания сдержанно посмеялась. Настроение, однако,
размягчалось. И глубинное раскачивание, и липкая духота не казались уже
такими изматывающими.
- Ну, старпом, твоя очередь.
- Вы уж лучше еще что-нибудь. Вместо меня, - заскромничал Халваныч.
- Ну, что еще? Старпом отдал мне свою очередь. Ладно, расскажу про
подгот. Для сведения, в 1944 году поступил я воспитанником в Горьковское
военно-морское подготовительное училище. Были мы в основном из
беспризорников, подобранных на дорогах войны. Был такой приказ Сталина:
мальчишек-детей фронтовиков направлять в такие училища. В таком оказался в
неполные 15 лет и я, хотя о море не имел ни малейшего представления. Но не
об этом байка. Был у нас командиром курса некто капитан 2 ранга Кузькин. До
войны командовал эсминцем на Черноморском флоте и в 1939 году умудрился
посадить корабль на камни. Не верьте, что все тогда попадали на Воркуту или
Колыму. Тогда придумывали египетские казни пострашнее. И приговорили
Кузькину - платить ему стоимость аварии сполна. Тысяч, наверное, двести. А
чтоб мог платить, служить Кузькину в доблестном флоте и дальше! Ну, ясно,
что платил бы он лет двести и его потомство до восьмого колена. С тем и
застала его война. Задвинули Кузькина в тыловые эшелоны да и забыли о нем. И
вот на почве бесконечных удержаний Кузькин слегка того, чокнулся. Но службу
тянул. Особой страстью капдва Кузькина было сбережение социалистического
имущества. Любил командир курса копаться в свалках на хоздворе. И когда на
уроках мы видели в окна, что комкурса с крюком проследовал к мусорной куче,
уже знали - будет построение по тревоге. Найдя в мусоре рваный ботинок,
Кузькин немедленно строил курс, носил находку перед строем и гневно обличал
курсантов в преступном отношении к социмуществу.
А мы в то время только что приняли присягу и получили право на
увольнение в город. Ходит Кузькин перед строем увольняемых. Придраться не к
чему. Все по уставу. И начинает инструктаж, как вести себя в увольнении:
- Вот вы, товарищ курсант, идете по городу. А навстречу вам
проститутка. Ваши действия? - тычет он в ближайшего курсантика.
Получив такую вводную, пятнадцатилетний вояка хлопает лопухами,
разевает рот и таращит глаза. И хватает воздух.
- Повторяю вопрос, - строго вопрошает Кузькин. - Навстречу вам идет
проститутка. И виляет бедрами. И охмуряет! И охмуряет! Ваши действия?
Лопух молчит.
- А ваши действия, товарищ курсант, должны быть: стать во фрунт,
приложить руку к головному убору и произнесть: "Никак нет, товарищ
проститутка! Я - честный курсант! И не позволю! Не позволю! И кругом! Шагом
марш! И доложить по команде!..
Ну, ясно, после такого инструктажа мы рьяно рассматривали всех
встречных женщин: эта? А может, вот эта? И страшно хотелось, чтобы нас
поохмуряли...
Мало-помалу офицеры ожили, пошли байки. По разбуженному азартному
нетерпежу - "Дай я! Дай я расскажу!"
Когда же явно обозначился "выдох" морской травли, Неулыба закруглил:
- Ну, господа-офицеры, продувка макарон кончилась. Шепот, ты на
северной бригаде плавал? Знаю, плавал старпомом. Покажи парням, как там
играют в особый вид морского козла - в "шпоньку". Этой игрой мы отмечали
важные события в походах: шпонька штормовая, шпонька курильская. Умственное
развитие гарантирую. Кто свободен от вахты, рекомендую. Замполит, прояви
инициативу. А мне - в центральный...
Время текло, невзирая на невыносимую духоту и качку.
К исходу третьих суток качка стала замедленно-пологой. Тайфун наверху
явно уходил.
Лодка всплыла. Огромная зыбь носила ее так, что горизонт и небо
казались то вогнутой, то выпуклой чашей. Но ветра не было. Лодка, пофыркивая
выхлопом, рванула в назначенный район.
Требовалось выбрать отставание по графику перехода.
***
Субмарина в заданном районе уже шестые сутки. Неинтересные монотонные
сутки, днем - выматывающая парная баня на глубинах, где пугали непонятные
сильные водовороты, глубокой ночью - подзарядки батарей и томительно
ожидаемая (относительная, но все в сравнении) благодать прохлады. Ночью
экипаж жил полногрудо: дышал, жевал, вожделенно поглядывал на доски с
отсечными номерками, дающими право по очереди выскочить на мостик и жадно
подымить, зажав сигарету в кулак.
А район был пуст. Ни рыбаков, ни судов, ни кораблей. Ни даже самолетов.
Поход обещал быть "пустышкой". Неулыба уже прикидывал "оценку"
вождей-флотоводцев. И от такой перспективы крепко заскучал. Привычно
приткнувшись под козырьком мостика, настороженно оглядывал темень,
вахтенного офицера и сигнальщика: не дремлют ли? И тихонечко насвистывал
самому себе песенку военных лет про Мишку-одессита:
Ни девок, ни лиманов,
Каштанов нет в помине,
Качается "Гагара" в погрузке под углем.
На ней живут ребята,
Матросы удалые;
Средь них считался Мишка
Заправским моряком.
Вот Мишка клеши надевает,
На Чуркин надобно "слинять",
Вдруг "батя" Мишку вызывает
И начинает Мишку соблазнять:
"Не унывай, Мишка,
Нам пала "шара" -
Идем в Америку фрегаты получать.
Вот то корабль, Мишка!
А не "Гагара"
И раньше времени не стоит унывать".
("Ара", "Гагара" и "Баклан" - группа малых судов-угольщиков, оснащенных
устаревшим вооружением и громко именуемых .дивизионом сторожевых
кораблей ТОФ в период 1938-1945 гг.)
К исходу седьмой ночи на мостик поднялся Синица, командир группы
слухачей-ОСНАЗ, и доложил:
- Раскодировка, товарищ командир. Авианосная группа "Тикондерога"
прибыла в район "Чарли".
- А где этот район?
- В северо-западном углу нашей позиции.
- Отлично! Пойдем на сближение. Даром хлеб есть негоже.
Если б Неулыба мог предвидеть, во что ему обойдется это бодряческое
легковесное "отлично"! Подводная лодка стала под РДП и "рванула" в район
"Чарли".
Пришел золотистый рассвет. Выкатилось слепящее перископ солнце. Неулыба
дал команду: "Завтракать"...
- Центральный! Работа низкочастотного гидролокатора, слева тридцать.
Сигнал слабый, - неожиданно включилась акустическая рубка. И добавила: -
Сигнал пошел на усиление!
- Стоп дизель! Срочное погружение! - встрепенулся командир. - Держать
глубину восемь метров. Радиометристы! Доложить обстановку!
- Работающих РЛС не обнаруживаем! И снова акустик:
- Сектор слева десять - слева шестьдесят работают три гидролокатора.
Сигналы усиливаются! Интервал посылок - минута, периодически переходят на
интервал 15 секунд. Шумы не прослушиваются.
- Боевая тревога! Погружаться на глубину тридцать метров. Записать в
вахтенный журнал - начали сближение с силами АУГ (авианосно-ударная
группировка) для разведки. Штурман! Начать ведение боевой прокладки!..
Приготовить аппарат для стрельбы углекислотными патронами (это
для создания газовых облаков).
- Сигналы гидролокаторов быстро усиливаются! Цель номер четыре,
гидролокатор справа шестьдесят!
"У-у-ввоу! У-у-ввоу!" - мощные низкотональные посылки теперь
прослушивались на корпус.
Хитроумный замысел Неулыбы - проскользнуть вдоль сил охранения к
предполагаемому месту авианосца - оказался смехотворным: через полчаса лодка
была плотно блокирована кораблями со всех сторон горизонта.
Маневрируя резкими изменениями курса, бросками скоростей от малого до
самого полного, лодка ушла на глубину 150 метров. Оставался мизерный "запас"
глубины - двадцать метров.
Увы! Изотермия (температурное постоянство забортной воды) по всему
диапазону глубин не затрудняла работу гидролокаторов. Удары мощных посылок
били по корпусу, как кувалды. "Газовые облака", создаваемые выстреливаемыми
лодкой углекислотными патронами, похоже, мало смущали янки.
Лодка металась, стремясь резкими бросками уйти от ближайших кораблей,
чьи теперь ясно различимые шумы проскакивали в неприятной близости. Океан
бесновался...
Неулыба и Шепот не знали (это осознано много позднее), что доступная им
тактика "уклонения - отрыва - прорыва", взращенная на послевоенных
наставлениях и черепашьих скоростях, безнадежно устарела и бессильна перед
новейшей техникой "проклятых империалистов".
Скрючившись в центральном посту с планшетом на коленях, автоматически
улавливая гомон докладов и команд, Неулыба набрасывал быстроменяющиеся
пеленги на проносящиеся наверху корабли и лихорадочно соображал, как найти
лазейку из бешеного хоровода ударов гидролокаторов и шумов.
"Влипли. И крепко. Че дэ? Че дэ? - пытался сообразить он, повернувшись
спиной к перепуганным боевым помощникам. - Ясно, будут гонять до полного
разряда батареи. До вынужденного всплытия. Но где же выход?" Как вырваться
из этой дикой свистопляски шумов, он не знал.
Прошло время завтрака, обеда, подходило время ужина. А лодка металась,
как зверь в клетке. Неулыба обтирал мокрой тряпкой лицо, не обращая внимания
на текущие по хребтине и животу струйки, и мучительно соображал: "Кажется,
на глубине восемьдесят метров была слабая температурная полоса..."
- Всплывать на восемьдесят!
Неулыба втихую пододвинул толстенный МСС (международный свод сигналов)
и, словно от нечего делать, перелистывал: подыскивал подходящий сигнал по
всплытии вроде: "Совершаю учебное плавание, вашими действиями вы затрудняете
мне маневр". Оставалось одно: тянуть до полного расхода плотности батареи и
приготовить гордый флаг ВМФ. Размером побольше.
Неулыба прекратил бессмысленные броски и вытянул "змейку" на уход из
района.
И вдруг... за кормой обвальный грохот. Еще обвал... Над лодкой звенящий
гул винтов. И когда Неулыба подумал: "Все! Лапы вверх!", шумы неожиданно
начали таять, а удары локаторов ослабевать.
И наконец исчезли. Океан замолчал.
Неулыба смахнул очередной наток пота и взглянул на отсечные часы:
однако! Бешеная свистопляска длилась семь с половиной часов.
- Штурман! Когда заход солнца?
- Через двадцать семь минут, товарищ командир, - высунулся из
штурманского пенала Лукьянчик.
- Командир БЧ-5, плотность батареи?
- Часа на два, на три, товарищ командир. "Ясно, заряда батареи в обрез
- до наступления полной темноты. Но как всплывать, чтоб не попасть под
таранный удар кого-нибудь, подстерегающего там, на поверхности?"
А вслух Неулыба скомандовал:
- Готовность два. Команде ужинать, - и добавил: - А заодно и пообедать.
И позавтракать.
x x x
В глубокой ночи лодка всплыла. Вот он, черный бархат неба, огромные
жемчужины звезд. Прекрасен все-таки мир! Когда вокруг нет двуногих. В голове
стучали сотни молоточков. Ночной воздух валил с ног пьяным кислородом.
- Товарищ командир, - в герморепитере переговорного устройства голос
механика Ильича. - Разрешите наверх.
- Но мы еще не продули балласт, - рявкнул Неулыба, цепко охватывая
угадываемый горизонт. По подводным канонам до всплытия лодки в крейсерское
положение командир должен быть наверху один. На всякий "случай" под люком
торчал резерв - старший помощник. - Как дизель?
- Товарищ командир, - настаивал в динамик механик, - лодка ведет себя
подозрительно. Необходимо осмотреть корпус.
- Механика наверх! - скомандовал Неулыба. - В чем дело, Ильич?
- Товарищ командир, надо осмотреть корму. Что-то там не так...
- А как ты ее осмотришь? Черно, как у негра в...
- Я с фонариком, быстро. - И механик, как мартышка, скользнул в корму.
А оттуда заорал: - Товарищ командир! А кормы-то нет!
- Как это кормы нет? Ты что, в своем уме? - оторопел Неулыба. - А где
же ты стоишь? А ну, давай ко мне!
Механик вскарабкался на мостик и выдохнул:
- Разорвана обшивка легкого корпуса в районе топливно-балластных
цистерн. Листы как капуста... Неулыба присвистнул:
- И что же? Топливо?
- Ушло наверх.
- Сколько?
- Спущусь вниз, подсчитаю.
- Но лодка-то под водой управлялась! - недоумевал командир.
Не доклад, а какой-то дурной сон.
- Управлялась, - подтвердил механик. - На больших ходах. А на малых...
Надо разобраться, товарищ командир.
- Все, механик. Готовь дизеля! Уходим из района. Пусть здесь черти
жируют. Готовь форсированную зарядку батареи.
- Есть, - и механик скользнул вниз.
А через полчаса доложил сгорбившимся на мостике Неулыбе и Шепоту:
- Разобрались. Докладываю: разорваны обшивки топливно-балластных
цистерн номер пять и шесть. Наверх ушло двадцать четыре тонны соляра.
Помните грохот?
- Но ведь сотрясения корпуса не было?
- Вроде бы не было... - неуверенно протянул Ильич. - В общем, неясно.
Но лодка управляется!
- Остаток топлива?
- Если до базы, то хватит.
x x x
Лодка уходила из проклятого района в темноту. Стоящие на мостике цепко
охватывали горизонт. И молчали.
Пытаясь проанализировать происшедшее, Неулыба никак не мог понять: если
янки бомбили, то почему не содрогался корпус? Не сыпались, как пишут в
героических романах, светильники? И почему все же разорван легкий корпус? На
все это ответа он не находил.
И лишь много лет спустя, вновь и вновь возвращаясь мысленно к этой
истории, пришел к выводу: да, бомбометание было. За кормой. И видимо,
гидравлический удар прошелся вдоль корпуса, вызвал резонанс откуда-то
появившегося в топливно-балластных цистернах воздушного пузыря. А уж он-то и
рванул обшивку.
Он не знал и не мог знать, что именно в это время береговая
радиоразведка флота перехватила и раскодировала донесение ракетного эсминца
"Тауэрс" флагману: "В районе учений преследовалась и предположительно
уничтожена неизвестная подводная лодка".
Но это Неулыба узнал много позже, когда его однокашники, между прочим,
в ресторане "Золотой Рог" втихую от жен устроили поминальник по "Неулыба со
товарищи".
Но как бы то ни было, ему стало ясно: не он мастерски оторвался, а
преследующие корабли ушли восвояси, обнаружив на поверхности океана
соляровое пятно.
***
Подводная лодка, ворча дизелями, уходила в непроглядную темь. Теплый
океан был зеркален и отражал блики звезд. В бархатной ночи с трудом
просматривались форштевень лодки и расходящиеся усы волн.
На исходе ночи на мостик поднялся сумрачно-немногословный Синица,
командир группы радиоперехватчиков, и в перерыве между двумя затяжками
доложил:
- Два донесения. Базовый патрульный самолет США "Нептун" донес на
авиабазу Ивакуни: "В квадрате N атаковал и потопил шхуну, вторгшуюся в
объявленный запретным район учений флота".
- Не понял. Это же японец, судно их союзника! Ошибки нет?
- Ошибки в радиоперехвате нет, мои дело знают. А за действия
американцев я не в ответе. Чувствуют себя хозяевами. И соответственно
наглеют. Второе донесение: противолодочный авианосец "Кирсардж" и корабли
охранения проводят учение со своей атомной лодкой в районе "Дельта". Между
прочим, на нашем маршруте.
- Что предлагаете?
- Мое дело доложить. Разрешите продолжать курить?
- Курите, - досадливо отмахнулся Неулыба. Как всегда, внезапно вылетела
из-за горизонта звезда - планета Венера и, мигая разноцветными огнями -
голубовато-белым, изумрудным, кроваво-красным, - стремительно понеслась на
подводную лодку, удивительно напоминая приближающийся патрульный самолет.
Многие сотни раз подводные лодки всех флотов удирали срочным погружением от
этой коварной, всегда неожиданно выскакивающей из-за горизонта бесстыдницы.
x x x
Там, наверху, прошел еще один безоблачный штилевой день. Проходили
суда, резвились легкомысленные дельфины, и деловито шныряли стаи акул. На
глубине же он был томительно долог, стрелки часов упорно не хотели
передвигаться. На глубине правила бал одуряющая парилка.
С трудом дотянув до расчетной темноты, лодка подвсплыла под перископ.
Подходило время всплытия в надводное положение. Обтирая ветошью исходившие
липкой мокротой тела, в центральном посту выжидательно поглядывали на
командира: всплывать-то думаешь или нет?
А Неулыба дать вожделенную команду на всплытие не мог. В который раз
намеревался произнести ожидаемую команду, но кто-то невидимый всякий раз
предупреждал: не спеши! - и надавливал на плечо.
Команда изнемогала от жары и нестерпимой духоты. И Неулыба принял
хитрое решение: стать под РДП, протянуть дизелем отсеки и тянуть время.
Что-то - а что, он понять не мог - в этом идиллическом спокойствии океана
ему не нравилось. И потому настораживало.
Минула полночь. "Погожу еще полчасика!" - уговаривал себя Неулыба. "Но
заряжать-то батарею надо!" - доказывал кто-то другой. Минули час, два, три
часа ночи. А Неулыба все тянул.
"Еще полчасика. Если ничего не..." - решил он про себя. И пошел в
дизельный отсек. Посмолить цигарку.
- Пятый! Доложить командиру, радиометристы. Справа тридцать работа
корабельной РЛС. Сигнал средний. Режим круговой, - оборвал Неулыбины
колебания внезапный доклад из центрального поста. Неулыба бросился на
командный пункт:
- Стоп дизель! Срочное погружение из-под РДП! Вахтенный офицер, что
наблюдаете?
- Целей нет, - оторвался от перископа и, подслеповато моргая, доложил
старпом Халваныч.
- Ну-ка, уступи место, - Неулыба нетерпеливо крутанул перископ по
горизонту. Черная космическая темнота.
- В центральном! Затемнить все! Выключить освещение! Накиньте мне
что-нибудь на голову. - И снова крутанул перископ.
Огонь! Справа сорок - топовый огонь корабля.
- Радиометристы?
- Работа корабельной РЛС в прежнем режиме.
- Акустики?
- Слабый шум винтов справа сорок пять. Предполагаю, эсминец. Цель номер
два, фрегат, слева шестьдесят. Появилась цель номер три, тоже эсминец.
Работа гидролокаторов не прослушивается, - глуховато докладывала рубка
акустиков. - Центральный! Цель номер четыре, справа шестьдесят шум винтов
большого корабля, тон низкий. Пеленга смещаются на корму.
- Убрать выдвижные, - скомандовал Неулыба.
По горизонту в перископ - ходовые огни кораблей: эсминец, сторожевой
корабль, эсминец, кажется, крейсер... Ясно, лодка вползла в ордер соединения
кораблей... Стоп! Огромная черная туша влезла в сектор обзора перископа.
Авианосец!
Авианосец включил цепь палубных огней. Ясненько, начинает прием-посадку
самолетов. Вон они, миленькие, заходят один за другим. Идиллия, как в
киношке. Но почему янки так безмятежны?
Стоит хоть одному из кораблей включить гидролокатор - и лодка будет
высвечена, как муха на стекле.
А радиолокаторы выдвижные устройства лодки "не берут": лодка - под
лепестками РЛС, в ближней зоне.
Неулыба понял: соблазн уйти на глубину глуповат. Лодка лишалась глаз.
Огни кораблей словно нехотя сползали за корму. Глубокая ночь. Господа
океана изволят отдыхать!
- Старпом. Ввести на торпедный автомат стрельбы - авианосец, текущий
пеленг от акустика, дистанция сорок, курсовой семьдесят правого борта.
Включить автомат сопровождения.
- Есть. Цель - авианосец, дистанция сорок два. Данные ТАС - курс
семьдесят три, скорость шестнадцать. Цель на сопровождении.
- Данные в цепь стрельбы не вводить. Записать в ЖБД (журнал боевых
действий) данные условного залпа. Время... координаты... от штурмана.
В течение сорока минут лодка выполнила три условные атаки по "ленивому"
авианосцу и кормовыми аппаратами по ближайшему кораблю охранения.
- Я думал, что я один дурак на этом свете. Оказывается, есть еще
дурнее, - Неулыба поманил рукой дублера Шепота к перископу. - Полюбуйтесь,
сэр. Краса и гордость американского флота. Стоимость миллиончиков триста,
девяносто самолетов, водоизмещение сорок пять тысяч. Как думаешь, наш поход
окупается, а? Если врезать, а?
- Окупится, - выдохнул Шепот.
Подводная лодка скорректировала маневр на контркурс и, периодически
поднимая перископ, выскользнула из ордера авианосной группы. А через
полчаса, используя остаток ночи, всплыла и рванула на отрыв.
- Внизу! Командира группы ОСНАЗ на мостик"
- Прибыл, товарищ командир.
- Объясни, дорогой, в чем дело? Находились внутри ордера. Радиолокаторы
молотят как бешеные. А гидролокатора ни одного. В чем загадка?
- Докладываю перехват. Четыре корабля из состава авиагруппы ПЛО
"Кирсардж" работают сейчас со своей атомной подводной лодкой в квадрате
"Ромео". Предполагаю, что это именно те, кто отвечает за подводную среду. А
с авианосцем остались корабли, ответственные за воздушную обстановку. У янки
каждый получает доллары только за свое. Другого объяснения нет.
- Похоже, - согласился Неулыба, а потом сделанным восхищением добавил:
- А скромничал! Я и не знал, что мои осназовцы такие умные!
- Дураков не держим, - в тон Неулыбе ответил Синица. - Разрешите
курить?
- Для вас - хоть двойную порцию. Интересненькая ситуация! А, господа
океана?
- У них просто, товарищ командир. У них РЛС и ГАС на автомате, а сами
делают, что хотят, кто кока-колу пьет, кто на банджо наяривает. И не
пошевелятся, пока автомат не заорет, вызывая оператора к пульту. А заорет
он, только когда получит отметку-цель.
- Вот службишка! - хлопнул себя по бедру Неулыба. - Однако восторги
потом. Наше дело - рвать когти. Главное в профессии вора что? Вовремя
смыться. Иди отдыхай. Ты честно заработал сон в командирской каюте, дорогой
Синица...
***
Снова лодка в пустынном районе океана, где не пересекаются торговые
пути и, кроме многочисленных акул, поверхность не разнообразит ничто живое.
Но теперь мощное Куро-Сио несло теплые воды навстречу, под мотором
экономхода лодка топталась на месте и... даже сползала назад. Приходилось
работать главными и "удлинять" тропические ночи для бросков под дизелями по
маршруту. Иными словами, всплывать, не дожидаясь окончания вечерних сумерек.
А внизу по-прежнему царила душегубка. Втянувшийся в режим экипаж тем не
менее был предельно измотан. В насыщенных испарениями отсеках люди натужно
подсасывали обедненный кислород. Включенные установки регенерации
"проскакивали", не справляясь с поглощением углекислоты. И работали "на
сугрев", как иронизировали подводники.
В головах стучало, на несущих вахту наплывала сонная одурь. Только
предельное напряжение воли держало склонившихся к указателям приборов на
"красной черте" внимания.
В один из бесконечно длинных дней, когда лодка застыла на глубине и в
центральном нарушало тишину только журчание матки гирокомпаса, послышался
вялый и равнодушный доклад:
- Центральный. В пятом дымится регенерация.
- Есть центральный! Товарищ командир, в пятом... - оторвался от пульта
вахтенный механик.
- Слышу, - так же равнодушно ответил Неулыба. - Что за идиотский
доклад? У них дымится. Запросить пятый, пусть доложат внятно, что у них там,
пожар, что ли?
- В пятом, - так же бесстрастно щелкнул тумблером вахтмех. - Что там у
вас, пожар? Доложить конкретно.
- Я уже доложил, дымится установка регенерации. Что тут неясного? - с
оттенком явного раздражения отреагировал пятый голосом старшины Дикого.
- А ну, пусть несут установку сюда, - прервал словопрения Неулыба.
- Пятый. Установку регенерации - в центральный пост.
Открылась кремальера массивной переборочной двери. Чумазый моторист
выставил установку - "нате вам!" - и задраил переборку.
Действительно, дымится! Стало ясно: мотористы-грязнопупы заряжали
установку, хватая белоснежные, насыщенные кислородом пластины немытыми
лапами. Наплевав на всякие инструкции.
- А ну-ка, разрядить печку. Пластины - в гермокоробку, - скомандовал
Неулыба. - Да в перчатках, черт побери!
Радиометристы - "чистый народ", чей пост в кормовой части отсека, -
выполнили приказание и поставили гермоящик под диванчик, где полулежа
скрючился Неулыба.
А в центральном по-прежнему журчал гирокомпас и изредка шипела при
перекладке рулей гидравлика. Про гермоящик забыли...
В центральный прошел замполит Хорт и с выражением важности выполненной
миссии склонился к дремлющему Неулыбе:
- Прошел по отсекам, поговорил с народом. Вахты несут ответственно.
Замечательный народ! Жарковато, правда. Но на войне как на войне! - с
бодряческим пафосом проговорил Хорт и с заслуженной усталостью присел на
гермоящик.
И тут же подвскочил, заорав истошно и дико: "Аа! А-аа!"
На гермокоробке в пузырящейся краске остались шматы Хортовых штанов.
Огородив руками вздувшиеся волдырями ягодицы и подвывая, Хорт бросился в
офицерский отсек.
"Дубина! Что делаю?!" - встрепенулся Неулыба. А вслух скомандовал:
- Боцман, всплывай! Куртку и меховые рукавицы мне! Продуть
среднююСтарпом, отдраить люк!
И, по-медвежьи обхватив пузырящийся гермоящик, полез наверх. Откинул
крышку коробки и вытряхнул пластины регенерации за борт.
Лодка скользила по инерции. Белоснежные пластины не желали тонуть и,
плавно раскачиваясь на усах расходящихся волн, скрывались в кильватерной
струе.
"Ну, слава Богу, обошлось без ЧП", - взбодрился Неулыба, держась за
кремальеру и уже потягивая на себя рубочный люк, успокоенно следя за белыми
удаляющимися пятнами.
И в этот момент за кормой ахнул мощный взрыв. Пятиметровый столб
зеленого огня быстро заворачивался в грибовидное облако.
Неулыба с силой захлопнул рубочный люк. Взрыв и облако могли видеть на
десятки миль.
- Задраен люк! Погружаться на глубину тридцать метров! - скомандовал он
вниз. А спустившись в центральный пост, отер пот, сбросил рукавицы и
альпаковку и признался присутствующим:
- Наложил полные штаны! Если б рвануло в отсеке, разнесло бы всех в
клочья. Хорошо, что мотористы испачкали регенерацию соляром, а не маслом.
Век живи, век учись и дураком помрешь... Доктора ко мне!
Появился лодочный врач.
- Доктор, как там комиссарская корма?
- Обработана в лучшем виде, товарищ командир. К приходу в базу будет
как новенькая.
- Разместите боевую потерю в моей каюте. Кормить отборным овсом, поить
ключевой водой.
- Есть, ключевой водой.
x x x
Лодка приблизилась к островной цепи Рюкю. Памятуя о течениях и скалах,
Неулыба подгадал время и в ночь вошел в пролив под дизелями, обойдя мрачный
остров Токара на почтительном расстоянии.
Слева сверкал огнями обитаемый остров Амами, за ним угадывался остров
Окинава - гнездо военщины.
Мимо лодки пропер огромный паром, сверкавший огнями и источавший
томительные японские мелодии и вопли джаза. "Тысяч на сорок", - прикинул на
глаз выгодную позицию для атаки Неулыба. Лодка ушла от парома прочь, в
ночную темень.
***
В Восточно-Китайском море лодка попала в густейший туман. Такой туман,
в котором еле проглядывалась вытянутая рука.
Субмарина третьи сутки бессильно болталась в выбранном квадрате, где не
пересекались морские пути, равно оберегаясь и от встреч с судами, и от
рыболовных сетей. Самолетов в таком мерзком месиве Неулыба не боялся:
радиолокатором обнаружит, а распознать не сможет.
Звезд не было. Ближних радиомаяков тоже. Не имея точного места, Неулыба
не решался войти в Корейский пролив с юга. И надумал использовать последнее
средство: "мазнуть" радиолокатором по ближайшим островам.
Однако выяснилось: радиолокационная станция на лодке безнадежно вышла
из строя, от парной влажности раскисла изоляция электронных блоков. Неулыба
разрядился благородным командирским гневом на начальника РТС Симпатенка:
- Куда, друг любезный, смотрел? Почему в станции мокрицы и лягушачья
икра?
- Куда смотрел? - опустив глаза, виновато огрызался Симпатенок. - Куда
и все. Ходовые вахты нес...
Неулыба, впрочем, понимал: не на молодого офицера, на себя должен
разряд выпустить: в постоянном страхе за плотность батареи прошляпил
систематические прогревы "молчащих" в походе электронных систем. И
чертыхнувшись в очередной раз: "Твой прокол, старая калоша!", отпустил
Симпатенка без покаяния.
У лодки оставалось одно "оружие" - шумопеленгатор. Но это - для
уклонения от кораблей и судов. И только.
И еще понимал: чем дольше лодка болтается в тумане без обсервации, тем
больше нарастает невязка в счислимом месте. Тем труднее войти в пролив.
И решил провести корабельный военный совет - как в старину на
российских кораблях, когда требовалось сделать ответственный выбор.
- Товарищи офицеры. Обстановку вы знаете. Туман. Надежного места лодки
нет. Задача - войти в Корейский пролив - сопряжена со многими опасностями.
Можно напороться на скалы, влезть в район сетей, где мы уже побывали... Ваши
мнения и предложения? По традиции первыми высказываются младшие. Штурман?
Штурман Лукьянчик, бессменный хранитель места лодки, сдержанно
волновался:
- Обсервацию получим. По дальним радиомаякам. Китайским и японским.
Прослушиваются слабо, но место с точностью три - пять миль обеспечим.
- Товарищ команд