нимая рассказу: - И теперь, друзья мои, вы видите перед собой самого несчастного отца во всей Шотландии. Помогите мне, джентльмены, посоветуйте что-нибудь, мистер Рэтклиф. Этот неожиданно свалившийся на меня удар совершенно лишил меня способности действовать и соображать. - Возьмем лошадей, кликнем своих людей, объездим всю округу и разыщем негодяев, - предложил сэр Фредерик. - Неужели, - многозначительно проговорил Рэтклиф, - вы никого не подозреваете в том, что у него был какой-то повод для совершения столь странного преступления? Сейчас не рыцарские времена, и девушек не похищают ради их красоты. - Боюсь, - сказал мистер Вир, - что я слишком хорошо знаю причины этого странного происшествия. Прочитайте-ка это письмо. Мисс Айлдертон не постеснялась отправить его из моего дома молодому Эрнсклифу, которого я имею наследственное право считать врагом нашей семьи. Вы видите, что она пишет ему, как человек, посвященный в тайну его любви к моей дочери, которую он даже не считает нужным скрывать, и сообщает ему, что она готова всячески помочь ему в достижении его цели, и более того - что в гарнизоне замка у него есть друг, который сослужит ему еще более полезную службу. Обратите особое внимание на написанные карандашом строчки, мистер Рэтклиф, где эта назойливая девчонка советует действовать решительно и уверяет, что его ухаживания увенчаются успехом, стоит только девушке оказаться за пределами земель баронов Эллисло. - И это романтическое письмо некоей крайне романтической молодой особы, - заметил Рэтклиф, - заставляет вас, мистер Вир, утверждать, что молодой Эрнсклиф насильно увез вашу дочь, совершив тем самым тяжкое преступление, и что якобы для него оказалось вполне достаточно совета и заверений мисс Люси Айлдертон? - Но что же я могу еще предположить? - сказал Эллисло. - Да, что еще вы можете предположить? - вмешался сэр Фредерик. - Или кто еще мог иметь какие-нибудь мотивы для совершения подобного преступления? - Если таким образом пытаться искать виновного, - возразил спокойно мистер Рэтклиф, - то легко можно указать на лиц, которым такое преступление было бы еще более выгодным и у которых тоже нашлось бы достаточно мотивов для того, чтобы способствовать ему. Можно предположить, что кому-то показалось желательным увезти мисс Вир в такое место, где можно было бы воздействовать на нее в определенном отношении гораздо сильнее, чем под крышей замка Эллисло. Что скажет сэр Фредерик Лэнгли о таком предположении? - Я заявляю, - отвечал тот, - что если мистеру Виру угодно мириться с вольностями, допускаемыми мистером Рэтклифом и совершенно несовместимыми с его положением в обществе, то это его дело; но я никому не позволю безнаказанно делать подобные намеки в отношении меня. - А я заявляю, - воскликнул юный Маршал из Маршал-Уэллса, который тоже гостил в замке, - я заявляю, что вы все с ума сошли: стоите и переругиваетесь между собой, вместо того чтобы помчаться в погоню за негодяями. - Я уже отправил слуг по наиболее вероятному направлению, - сказал мистер Вир. - Если вы окажете мне честь сопровождать меня, мы присоединимся к поискам. Предприятие это закончилось полным провалом, возможно потому, что Эллисло направил погоню к замку Эрнсклифа, исходя из предположения, что его владелец окажется виновником совершенного насилия. Таким образом отряд двинулся в направлении, прямо противоположном тому, в котором ускакали похитители. К вечеру все вернулись обратно, измученные и злые. Тем временем в замок прибыли новые гости; однако после того, как им рассказали об утрате, только что понесенной владельцем замка, и они выразили свое удивление и соболезнование по этому поводу, все тут же о ней забыли, углубившись в обсуждение политических интриг, которые уже дошли до состояния кризиса и с минуты на минуту могли привести к взрыву. Несколько джентльменов, принимавших участие в совете, были католиками и все без исключения - убежденными якобитами. Каждый был полон самых радужных надежд в связи с ожидавшимся со дня на день вторжением монархистов из Франции. Шотландия была скорее готова приветствовать это событие, чем сопротивляться ему, ибо в стране не было боеспособных гарнизонов и крепостей, а среди населения росло число недовольных. Рэтклиф, которого никто не приглашал присутствовать при дебатах по всем этим вопросам и который сам не проявлял к ним ни малейшего интереса, ушел к себе. Мисс Айлдертон была подвергнута чему-то вроде почетного заключения - "до тех пор, пока, - по выражению мистера Вира, - не представится случай отправить ее домой, к отцу". Такой случай представился на следующий же день. Слуги и домочадцы не переставали удивляться тому, что странное нападение на мисс Вир и ее исчезновение были так быстро забыты всеми в замке. Они и не подозревали, что там, кто больше всего был заинтересован в судьбе девушки, были хорошо известны и причины ее похищения и то место, куда ее отвезли; что касается прочих, то в тревожное и смутное время, предшествовавшее возникновению заговора, их мало волновало все, что не было непосредственно связано с их собственными интригами. Глава XII Скачите вы - направо, Вы - налево. Где нам искать ее? На следующий день поиски были возобновлены (возможно, только для вида), но оказались они столь же безуспешными. Вечером отряд возвращался в Эллисло. - Уму непостижимо, - сказал Рэтклифу Маршал, - как это четыре всадника со своей пленницей могли проехать по местности, не оставив после себя никаких следов. Можно подумать, что они пролетели по воздуху или провалились сквозь землю. - Люди, - отвечал Рэтклиф, - часто узнают о том, что _есть_, после того, как обнаружат то, чего _нет_. Мы обрыскали все дороги и тропинки, идущие от замка во всевозможных направлениях, за исключением одной извилистой и заросшей тропинки, которая ведет на юг по Уэстберну через трясину. - Но почему же мы ее не осмотрели? - спросил Маршал. - О, этот вопрос вам лучше задать мистеру Виру, - сухо ответил его собеседник. - Так я задам его немедленно, - заявил Маршал. - Мне сказали, сэр, - обратился он к мистеру Виру, - что имеется тропинка, которую мы еще не осмотрели. Она ведет в Уэстбернфлет. - О, - сказал со смехом сэр Фредерик, - мы хорошо знаем владельца Уэстбернфлета: он - сорвиголова и не очень-то отличает свое добро от имущества соседей, но при всем том он человек, честно придерживающийся определенных принципов. Он не тронет ничего, что принадлежит Эллисло. - Кроме того, - сказал мистер Вир, загадочно улыбаясь, - вчера вечером у него было достаточно хлопот. Вы слышали, что у молодого Элиота, владельца Хэйфута, сожгли дом и угнали весь скот? И все потому, что он отказался присоединиться к честным людям, которые собираются выступить в защиту короля. Все обменялись улыбками, как будто услышали о некоем славном событии, благоприятствовавшем их собственным планам. - И тем не менее, - не унимался Маршал, - мы должны поехать и в этом направлении, иначе мы не выполним до конца своего долга. Поскольку против этого предложения нечего было возразить, отряд повернул в сторону Уэстбернфлета. Однако они не успели далеко отъехать, как послышался лошадиный топот и показались несколько всадников, двигавшихся им навстречу. - Это же Эрнсклиф, - воскликнул Маршал, - хорошо знаю его гнедого скакуна со звездой на лбу. - И с ним моя дочь! - гневно воскликнул мистер Вир. - Кто назовет теперь вздорными или пустыми мои подозрения? Джентльмены, друзья, призываю вас: с оружием в руках помогите мне вернуть дочь! Он обнажил шпагу; сэр Фредерик и некоторые его приверженцы последовали его примеру и приготовились атаковать встречный отряд. Но большинство остановилось в нерешительности. - Они же приближаются мирно и без всяких враждебных намерений, - заявил Маршал-Уэллс. - Давайте послушаем, как они сами объяснят это загадочное происшествие. Если мисс Вир подверглась хотя бы малейшему оскорблению или как-нибудь пострадала от рук Эрнсклифа, я первый отомщу за нее. Но сначала выслушаем, что они скажут. - Вы обижаете меня своими подозрениями, Маршал, - продолжал Вир. - От кого другого, но от вас я этого не ожидал. - Вы вредите самому себе, непременно желая прибегнуть к насилию, хотя в этом вас можно легко извинить. Он проехал немного вперед и громко крикнул: - Мистер Эрнсклиф, стойте! Впрочем, вам и мисс Вир лучше выехать нам навстречу. Вас обвиняют в том, что вы похитили эту девушку из отцовского дома, и все мы с оружием в руках готовы пролить кровь, чтобы вернуть ее и по справедливости наказать тех, кто причинил ей зло. - Я действовал из тех же самых побуждений, мистер Маршал, - отвечал Эрнсклиф, - когда сегодня утром освободил ее из темницы, в которой она томилась. А сейчас я сопровождаю ее обратно в замок Эллисло. - Так ли это, мисс Вир? - спросил Маршал. - Да, да, - поспешно ответила Изабелла, - ради бога, уберите свои шпаги. Клянусь всем, что есть у меня святого, меня похитили бандиты - люди, которых я видела впервые в жизни, и только вмешательство этого джентльмена вернуло мне свободу. - Кто же, однако, и с какой целью сделал это? - недоумевал Маршал. - А вы не узнали место, в которое вас увезли? Эрнсклиф, где вы нашли девушку? Прежде чем тот успел ответить, Эллисло выехал вперед и, вложив шпагу в ножны, прервал их разговор. - Когда мне станет точно известно, - сказал он, - чем именно я обязан Эрнсклифу, он может соответственно рассчитывать на мою признательность. А пока, - продолжал он, беря лошадь мисс Вир за узду, - пока я благодарю его за то, что он вернул дочь тому, кто по праву крови является ее естественным защитником. Эрнсклиф не менее высокомерно и угрюмо кивнул в ответ, а Эллисло, проехав с дочерью немного назад по дороге, ведущей к замку, вступил с нею в разговор, настолько оживленный, что остальные члены отряда сочли неудобным следовать сразу же за ними. Между тем Эрнсклиф, обратившись к спутникам Эллисло, сказал им на прощанье: - Хотя я не совершил ничего предосудительного, мне кажется, что мистер Вир полагает, будто я принимал какое-то участие в насильственном похищении его дочери. Я прошу вас, джентльмены, принять во внимание, что я категорически отвергаю это оскорбительное подозрение. Я готов простить самого мистера Вира, которого отцовские чувства могли в такой момент ввести в заблуждение, но если кто-нибудь еще из джентльменов (здесь он посмотрел в упор на сэра Фредерика Лэнгли) считает недостаточным мое слово, а также свидетельство мисс Вир и моих друзей, сопровождающих меня, то я буду счастлив, только счастлив, опровергнуть обвинение, как это подобает человеку, почитающему свою честь дороже жизни. - А я выйду вместе с ним, - заявил Саймон Хэкбери, - и возьму на себя любых двух из вас, будь они знатного или простого происхождения, лэрды или крестьяне, - мне на это наплевать. - Кто этот мужлан, - спросил сэр Фредерик Лэнгли, - и почему он вмешивается в ссору джентльменов? - Я из Верхнего Тевиота, - сказал Саймон, - и я завожу ссоры с кем хочу, кроме короля или моего собственного лэрда. - Полно, полно, - сказал Маршал, - довольно ссор. Мистер Эрнсклиф, хотя наши взгляды во многом различны и мы можем оказаться противниками и даже врагами, однако, если так случится, мы, надо надеяться, не запятнаем своего честного имени и не потеряем уважения друг к другу. Я верю в то, что вы настолько же непричастны к этому делу, как и я сам. И ручаюсь, что мой кузен Эллисло, как только он после всех этих неожиданных событий обретет способность здраво рассуждать, самым подобающим образом признает всю важность услуги, которую вы оказали ему сегодня. - Самая возможность оказать услугу вашему кузену уже достаточная награда. До свидания, джентльмены, - продолжал Эрнсклиф. - Я вижу, большинство из вас уже отправилось к замку. Учтиво поклонившись Маршалу и небрежно кивнув остальным, Эрнсклиф повернул коня и направился в Хейфут, чтобы обсудить с Хобби Элиотом дальнейшие шаги для розысков его невесты, о возвращении которой он еще не знал. - Каков, а? - воскликнул Маршал. - Право, он славный и храбрый малый! Хотел бы я повстречаться с ним на зеленом поле. В колледже меня считали почти равным ему на рапирах; интересно, как бы у нас получилось на шпагах? - По-моему, - заметил сэр Фредерик, - мы поступили очень неправильно, что позволили ему и его людям уехать, не отобрав у них оружия. Такой ловкий молодой человек, пожалуй, соберет под своей командой немало вигов. - Стыдитесь, сэр Фредерик! - воскликнул Маршал. - Неужели вы думаете, что Эллисло согласится запятнать себя, допустив насилие над Эрнсклифом, когда тот вступил в его владения для того, чтобы вернуть ему дочь? И даже если бы Эллисло разделял ваши настроения, неужели вы думаете, что я и другие джентльмены опозорим себя, согласившись помогать вам в таком деле? Нет и еще раз нет! Честь и родная Шотландия превыше всего! Когда засверкают мечи, я буду в первых рядах, но пока они в ножнах, давайте вести себя как подобает джентльменам и добрым соседям. Вскоре они прибыли в замок, где Эллисло, опередивший их на несколько минут, встретил их во дворе. - Как чувствует себя мисс Вир? Узнали вы, почему ее похитили? - поспешно спросил Маршал. - Она очень утомлена и ушла к себе. Вряд ли она сможет пролить свет на это приключение, пока не придет в себя, - ответил ее отец. - Мы оба очень признательны вам, Маршал, и всем нашим друзьям за вашу заботу. Но на время мои отцовские чувства должны умолкнуть и уступить место чувствам патриота. Вы знаете, что сегодня мы должны принять окончательное решение: время не ждет, наши друзья все прибывают, и я пригласил в замок не только дворян, но и многих из их людей, которые нам неизбежно понадобятся. А у нас едва хватит времени, чтобы подготовиться к их встрече. Просмотрите-ка эти списки, Марши (таким прозвищем окрестили Маршала-Уэллса друзья). А вы, сэр Фредерик, прочтите эти письма из Лотиана и Западной Шотландии. Урожай созрел, и нам остается только кликнуть жнецов. - Приветствую это от всей души, - сказал Mapшал. - Чем больше шума, тем веселее охота. У сэра Фредерика был угрюмый и озабоченный вид. - Пойдемте со мною, мой дорогой друг, - сказал Эллисло помрачневшему баронету, - мне нужно сказать вам по секрету кое-что, чем вы останетесь довольны. Они вошли в дом, оставив Рэтклифа и Маршала во дворе. - Итак, - сказал Рэтклиф, - люди ваших политических убеждений настолько уверены в падении теперешнего правительства, что даже не считают нужным скрывать свое участие в заговоре, - Может быть, мистер Рэтклиф, - отвечал Маршал, - действия и настроения ваших друзей и нуждаются в том, чтобы их скрывали, а мне больше по душе то, что мы можем действовать открыто. - А ведь вы, - продолжал Рэтклиф, - несмотря на ваши врожденные недостатки: легкомыслие и горячность (простите, мистер Маршал, но я прямой человек), обладаете природным здравым умо-м и благоприобретенными знаниями; так неужели вы настолько одурели, что позволили втянуть себя в это отчаянное предприятие? Как чувствует себя ваша голова, когда вы принимаете участие в этих опасных совещаниях? - Не так крепко на плечах, - ответил Маршал, - как в тех случаях, когда я веду беседу о псовой или соколиной охоте. Я не обладаю хладнокровием моего кузена Эллисло, который говорит о государственной измене, будто читает детские стишки, и когда теряет, а потом находит свою очаровательную дочку, то выказывает при этом меньше чувства, чем я, потеряв щенка своей борзой. Мой характер далеко не столь закален, а моя ненависть к правительству не столь велика, чтобы ослепить меня и заставить забыть об опасности нашего предприятия. - Тогда почему же вы идете на этот риск? - Почему? Я всем сердцем предан бедному изгнаннику королю, да и мой отец когда-то принимал участие в деле при Килликрэнки. Кроме того, у меня свои счеты с придворными из объединенного правительства, с теми, кто продал прежнюю независимую Шотландию. - И ради этих призрачных целей, - возразил его наставник, - вы готовы ввергнуть родину в пучину войны и подвергнуть себя опасности? - Я готов? Что вы! Просто чему быть - того не миновать. А опасность - что ж, лучше встретиться с нею завтра, чем через месяц. А то, что она пожалует, в этом я не сомневаюсь. И, как говорят в народе, чем скорее, тем лучше. На то и дана молодость. Что касается риска быть повешенным, то, выражаясь словами сэра Джона Фальстафа, я на виселице буду выглядеть не хуже, чем любой другой. Помните конец старой баллады? Так весело, отчаянно Шел к виселице он, В последний час в последний пляс Пустился Макферсон. {*} {* Перевод С. Маршака.} - Мистер Маршал, мне вас жаль, - сказал его суровый советчик. - Я очень признателен вам, мистер Рэтклиф, но я не хотел бы, чтобы вы судили о нашем деле по тем оправданиям, которые я сам для него нахожу. В нем участвуют головы поумнее моей. - И более умные головы, чем ваша, могут с равным успехом полететь с плеч, - сказал Рэтклиф предостерегающим тоном. - Все может быть, но важно, чтоб на сердце было всегда легко. И, дабы от ваших увещаний у меня не стало тяжело на сердце, давайте пока расстанемся, мистер Рэтклиф, а за обедом вы увидите, что мрачные предчувствия не отняли у меня аппетита. Глава XIII ...Чтоб скрасить облик мятежа нарядом, Приятным взору легковерных дурней Иль бедняков, обиженных судьбою, Которые чуть что - сбегутся в кучу И разевают рты... "Генрих IV", ч. II В этот важный день в замке Эллисло деятельно готовились к приему гостей. Собраться должны были не только окрестные дворяне, примкнувшие к якобитам, но также многие из недовольных рангом пониже, которые решили принять участие в рискованном предприятии, побуждаемые к этому либо превратностями судьбы, либо любовью к смене впечатлений, негодованием против Англии, либо любым другим из многочисленных обстоятельств, разжигавших в то время страсти. Людей именитых и состоятельных было немного, ибо почти все крупные землевладельцы держались в стороне, а большинство мелкопоместных дворян и иоменов были пресвитерианами и поэтому, как бы неприязненно они ни относились к объединенному правительству, участвовать в якобитском заговоре не хотели. Однако среди гостей было несколько богатых джентльменов, поддерживавших заговор из семейных традиций, или религиозных побуждений, или же попросту разделявших честолюбивые планы Эллисло. Было также несколько горячих молодых людей, подобных Маршалу, жаждавших прославиться, приняв участие в опасном заговоре, который, как они надеялись, вернет независимость их родине. Среди прочих было тут и немало отчаянных людей из низших слоев, готовых в любой момент поднять восстание в этой части страны. Несколько позже, в 1715 году, они снова восстали под предводительством Форстера и Дервентуотера, причем отряд Дугласа, дварянина из пограничной области, почти целиком состоял из флибустьеров, среди которых немаловажную роль играл пресловутый "Счастливчик". Мы считаем необходимым упомянуть все эти детали, как характерные только для тех мест, где происходит действие нашего рассказа; в других частях страны якобитская партия, разумеется, представляла собою куда более грозную силу и состояла из более уважаемых личностей. В просторном зале замка Эллисло был накрыт длинный стол. Все здесь сохранилось примерно в том же виде, в каком было и сто лет назад: полутемный зал, пересеченный ребрами сводчатых арок, выложенных из больших отесанных камней, тянулся во всю длину замка; в центре свода каждой из арок находились высеченные из того же камня изображения голов фантастических существ, созданных воображением готического мастера, которые ухмылялись, хмурились или скалили клыки на сидящих внизу гостей. Пиршественный зал освещался с двух сторон длинными узкими окнами с мутными цветными стеклами, едва пропускавшими тусклые и обесцвеченные лучи солнца. Над креслом, в котором восседал Эллисло, развевалось знамя, захваченное, согласно преданию, у англичан в битве при Сарке. Сейчас его на- значение состояло в том, чтобы поднимать дух гостей, напоминая им о былых победах над соседями. Сам Эллисло, лицо которого, несмотря на суровое и зловещее выражение, вполне можно было назвать красивым, оделся ради такого случая с особой тщательностью и являл собой импозантную фигуру: он выглядел настоящим феодальным бароном прежних времен. Справа от него поместился сэр Фредерик Лэнгли, слева - Маршал из Маршал-Уэллса. Именитые джентльмены со своими сыновьями, братьями и племянниками сидели во главе стола; среди них был и мистер Рэтклиф. Ниже солонки, массивной серебряной посудины, занимавшей середину стола, сидели все sine nomine turba {Без имени (лат.).} - люди, тщеславию которых льстило уже одно то, что они вообще приглашены в подобное общество, в то время как различие, соблюдаемое в их размещении, щекотало самолюбие тех, что стояли выше их по положению. Насколько невзыскательно выбирали гостей для "нижней палаты" можно было заключить хотя бы по тому, что среди них находился Уилли Уэстбернфлет. Наглость этого субъекта, который без зазрения совести явился в дом джентльмена, коему он только что нанес столь вопиющее оскорбление, можно было объяснить лишь его уверенностью в том, что его роль в деле похищения мисс Вир "оставалась тайной, которую ни она сама, ни ее отец не намеревались разглашать. Этому многочисленному и разношерстному сборищу был подан обед, состоявший отнюдь не из отборных деликатесов, как принято писать в газетах, но из блюд сытных, прекрасно приготовленных и настолько обильных, что от них ломился стол. Однако ни вкусная еда, ни возлияния не вызвали сначала особого веселья. Гости, сидевшие на нижнем конце стола, в течение некоторого времени смущались от сознания того, что они являются участниками столь высокого собрания. Их чувства можно сравнить с тем трепетом, который, как рассказывает приходский священник П. П., овладел им в тот момент, когда он в первый раз запел псалом в присутствии столь знатных особ, как мудрый судья Фримен, почтенная леди Джоунз и великий сэр Томас Труби. Однако под влиянием возбудителей веселья, которые подавались в неограниченном количестве и столь же неумеренно поглощались гостями более низкого происхождения, церемонный холодок вскоре прошел. Языки развязались, и гости стали шумными, даже крикливыми в своем веселье. Но ни бренди, ни изысканные вина не могли поднять настроение тех, кто занимал места во главе пиршественного стола. Все они испытывали неприятное чувство, охватывающее людей, когда им приходится принимать отчаянное решение при обстоятельствах, в которых одинаково трудно и идти вперед и отступать. Зиявшая перед ними пропасть выглядела все страшней по мере того, как они к ней приближались, и каждый с замиранием сердца ожидал, чтобы кто-нибудь из его сообщников показал пример, первым ринувшись вниз. Их душевное смятение и нежелание идти вперед проявлялись по-разному, в зависимости от привычек и характеров этих людей. Одни выглядели угрюмыми, другие глупыми, третьи с мрачным предчувствием взирали на пустые стулья в верхнем конце стола, предназначавшиеся для членов заговора, благоразумие которых взяло верх над политическим рвением и побудило их в самый критический момент не явиться на это совещание; и, наконец, четвертые сидели, взвешивая и сопоставляя звания и перспективы тех, кто присутствовал и отсутствовал на пиршестве. Сэр Фредерик Лэнгли угрюмо молчал, явно чем-то недовольный. Сам Эллисло сделал несколько неуклюжих попыток поднять настроение собравшихся, чем ясно показал, что он был в дурном расположении духа. Рэтклиф наблюдал за происходящим с хладнокровием зоркого, но равнодушного зрителя. Один лишь Маршал с присущим ему бездумным весельем ел, пил, смеялся, шутил и, казалось, находил удовольствие даже в самом замешательстве гостей. - Куда улетучилась сегодня наша замечательная храбрость? - воскликнул он. - Можно подумать, что мы собрались на похороны, где ближайшие родственники говорят только шепотом, а наемные плакальщики и челядь (он глянул на нижнюю половину стола) пьют и радуются! Эллисло, не пора ли приступить к выносу тела? Что вы приуныли, старина? И почему увяли радужные надежды рыцаря из Лэнгли-дейла? - Вы совсем с ума сошли, - сказал Эллисло. - Посмотрите, сколько человек еще не явилось. - Ну и что же, - молвил в ответ Маршал, - разве вы раньше не знали, что половина людей на свете больше болтает, чем действует? Меня радует уже то, что за столом сидят две трети наших друзей, хотя добрая половина из них, сдается мне, пришла, чтобы в худшем случае урвать хотя бы обед. - С побережья нет никаких известий, подтверждающих высадку короля, - промолвил другой гость приглушенным и срывающимся шепотом, который свидетельствовал о его нерешительности. - И ни строчки от графа Д***. Ни одного джентльмена с южной стороны границы, - сказал третий. - Кто это ждет помощи из Англии? - воскликнул Маршал напыщенным тоном театрального героя. Кузен мой, Эллисло? Нет, мой кузен, Коль суждено нам пасть... - Ради бога, - взмолился Эллисло, - хоть сейчас избавьте нас от своих глупостей. - Ну что ж, хорошо, - ответил тот, - тогда вместо глупостей дарую вам свою мудрость, какова бы она ни была. Если мы и выступили как дураки, давайте же не будем отступать как трусы. Мы уже натворили достаточно, чтобы навлечь на себя подозрение и мщение правительства. Так нечего сдаваться, пока мы не сделали хоть что-нибудь, чтобы их заслужить. Ну что? Неужели никто не хочет произнести тост? Тогда я покажу пример. Поднявшись с места, он наполнил пивной бокал до краев красным вином и жестом предложил всем последовать его примеру и встать. Все повиновались - более именитые гости несколько неохотно, другие - с энтузиазмом. - Итак, друзья, я провозглашаю главный тост сегодняшнего дня: за независимость Шотландии и за здоровье нашего законного монарха, короля Иакова Восьмого, высадившегося в Лотиане и, как я полагаю, уже захватившего свою старинную столицу! Он осушил бокал до дна и швырнул его через плечо. - Пусть никогда, - заявил он, - менее достойный тост не осквернит его! Все последовали его примеру и под звон разбивающегося стекла и громкие выкрики поклялись сражаться и умереть за политические идеалы, провозглашенные в тосте. - Вы сделали первый шаг при свидетелях, - шепнул Эллисло Маршалу, - однако, я полагаю, это даже к лучшему. Так или иначе, мы не сможем теперь отступить от намеченного пути. Только один человек (он устремил взгляд на Рэтклифа) отказался поддержать тост, но к этому мы еще вернемся позже. Поднявшись, он обратился к собравшимся с горячей речью, обличавшей правительство и его мероприятия; в особенности он обрушился на договор об унии с Англией, который, по его утверждению, лишил Шотландию независимости, свободы торговли и чести, опутал ее цепями рабства и бросил к ногам соперника, против посягательств которого она в течение стольких лет с честью защищала свои права, преодолевая огромные опасности и проливая реки крови. Вопрос был жгучий, и он нашел живой отклик у всех присутствующих. - Наша торговля пришла в полный упадок, - отозвался с другого края стола старый Джон Рукасл, джедбергский контрабандист. - В сельском хозяйстве застой, - сказал лэрд Броукен-Герт-Флоу, на землях которого с сотворения мира не росло ничего, кроме вереска и черники. - Каленым железом выжигают нашу веру, - сказал прыщеватый пастор епископального молитвенного дома в Кирк-Уистле. - Чего доброго, скоро мы не посмеем ни подстрелить оленя, ни поцеловать девушку без разрешения совета старейшин или церковного казначея, - заметил Маршал-Уэллс. - Ни распить четверть бренди морозным утром без разрешения акцизного, - подхватил контрабандист. - Ни выехать в горы темной ночью, - воскликнул Уэстбернфлет, - не спросив разрешения у молодого Эрнсклифа или у мирового судьи, пляшущего под дудку англичан! Ведь были же золотые денечки на границе, когда ни миром, ни правосудием там и не пахло! - Вспомним, сколько зла нам причинили в Дарьене и Гленко, - продолжал Эллисло, - и возьмемся за оружие, дабы защитить наши права, наше состояние, нашу жизнь и наши семьи. - Отстоим истинно епископальное посвящение в духовный сан, без коего немыслимо законное духовенство, - добавил священнослужитель. - Положим конец пиратским налетам Грина и других английских грабителей на наши суда, ведущие торговлю с Индией, - сказал Уильям Уиллисон, бессменный шкипер и один из совладельцев брига, ежегодно совершавшего четыре рейса между Кокпулом и Уайтхэвеном. - Помните об исконных свободах! - вставил Маршал. Ему, казалось, доставляло удовольствие подогревать энтузиазм, который он сам вызвал; он напоминал озорного мальчишку, который, открыв шлюз в мельничной плотине, наслаждается грохотом приведенных им в движение колес и ни на минуту не задумывается о несчастьях? которые это может вызвать. - Помните о свободах! - повторил он. - К черту гнет, поземельный налог, пресвитерианских попов и память о старом Уилли, которому мы обязаны всем этим! - Будь проклят акцизник! - вторил ему старый Джон Рукасл. - Я зарублю его своей собственной рукой! - Долой судью и констебля, - снова заговорил Уэстбернфлет. - Я сегодня же всажу в каждого из них по пуле! - Итак, - сказал Эллисло, - все согласны с тем, что мириться долее с существующими порядками нельзя. - Согласны, все до одного! - отвечали гости. - Не совсем так, - сказал мистер Рэтклиф, - ибо, не надеясь утихомирить столь бурные страсти, я, тем не менее, позволю себе заметить, если мнение одного из присутствующих что-нибудь значит, что согласен далеко не со всеми жалобами на существующие порядки и решительно протестую против безумных мер, с помощью которых вы предлагаете их исправить. Мне кажется, что многое было высказано здесь сгоряча или, может быть, ради шутки. Однако есть такие шутки, которые близки к правде; и вы не должны забывать, джентльмены, что стены имеют уши. - У стен могут быть уши, - возразил Эллисло, взирая на Рэтклифа со злобным и торжествующим видом, - но некий домашний шпион, мистер Рэтклиф, скоро лишится своих ушей, если посмеет оставаться долее в семье, которой он непрошено навязал себя, где он вел себя нахально и самонадеянно и откуда его выставят, как опозорившегося мошенника, если только он сам не уберется восвояси. - Мистер Вир, - возразил Рэтклиф со спокойным презрением, - я вполне отдаю себе отчет в том, что с того самого момента, когда мое присутствие станет ненужным для вас, - а это неизбежно в связи с тем рискованным предприятием, на которое вы пускаетесь, - мое дальнейшее пребывание здесь станет небезопасным, поскольку вы и раньше едва терпели меня. Но одно определенное обстоятельство послужит мне защитой, - и довольно надежной, - ибо вы, безусловно, не захотите, чтобы я рассказал этим джентльменам и людям чести о тех исключительных обстоятельствах, которые в прошлом связали мою судьбу с вашей. В остальном я только рад, что наши отношения кончились. Я полагаю также, что мистер Маршал и другие джентльмены гарантируют неприкосновенность моих ушей, а главное горла (опасаться за него у меня больше оснований) в течение этой ночи. Я уеду из замка не раньше завтрашнего утра. - Быть по-вашему, - молвил в ответ мистер Вир, - и можете быть покойны: я не причиню вам зла, потому что это ниже моего достоинства, а совсем не потому, что боюсь раскрытия каких-то там семейных тайн, хотя ради вашей собственной безопасности я очень не советую вам этого делать. Ваши услуги и посредничество теряют всякое значение для человека, который рискует всем. В борьбе, которая нам предстоит, мы либо обретем законные права, либо у нас несправедливо отберут все, что мы имеем. Прощайте, сэр. Рэтклиф поднялся и кинул на Вира взгляд, от которого тому стало не по себе; затем он поклонился окружающим и вышел из комнаты. Этот разговор произвел на многих неприятное впечатление, но Эллисло поспешил его рассеять, приступив к деловым переговорам. После поспешного совещания было решено немедленно начать восстание. Эллисло, Маршал и сэр Фредерик Лэнгли были выбраны руководителями и облечены всей полнотою власти. Условились о месте, где все должны были встретиться рано поутру на следующий день, причем каждый обещал привести с собой всех своих друзей и всех преданных общему делу людей, которых сможет собрать. Часть гостей уехала, с тем чтобы заняться необходимыми приготовлениями, а Эллисло извинился перед оставшимися, которые вместе с Уэстбернфлетом и старым контрабандистом продолжали прикладываться к бутылке, за то, что вынужден встать из-за стола и уединиться вместе со своими помощниками, дабы трезво обсудить с ними положение вещей. Извинения были приняты с тем большей готовностью, что хозяин просил гостей продолжать отдавать дань напиткам, хранящимся в погребах замка. Оставшиеся за столом проводили ушедших громкими кликами и потом в течение всего вечера провозглашали хором здравицы в честь Вира, Лэнгли и особенно Маршала, каждый раз поднимая полные бокалы. Когда главные заговорщики очутились наедине, они с минуту смотрели друг на друга в замешательстве, которое придавало смуглому лицу сэра Фредерика недовольное и угрюмое выражение. Маршал первым нарушил молчание. Громко рассмеявшись, он сказал: - Итак, джентльмены, мы пустились в наше славное плавание - vogue la galere! {В путь, галера! (франц.).} - Вас мы можем поблагодарить за то, что корабль спущен на воду, - сказал Эллисло. - Верно, но не знаю, станете ли вы меня благодарить, - отвечал Маршал, - когда взглянете на это письмо, полученное мною как раз перед началом пиршества. Мой слуга сообщил, что его доставил человек, которого он никогда до этого не видел и который сразу же ускакал, велев ему передать его мне лично. Эллисло нетерпеливо распечатал письмо и прочел вслух следующее: Эдинбург Уважаемый сэр! Будучи бесконечно обязанным вашей семье и узнав, что вы являетесь членом компании смельчаков, ведущей дела торгового дома "Джеймс и Кo", находившегося одно время в Лондоне, а ныне переехавшего в Дюнкерк, я считаю своим долгом своевременно известить вас лично, что ожидаемые вами корабли были отогнаны от берега вместе со всем своим товаром и не имели возможности даже начать разгрузку. Ваши партнеры в западной части страны приняли решение не поддерживать больше вашу фирму, так как она неизбежно должна обанкротиться. Надеюсь, что вы воспользуетесь этими своевременными сведениями, чтобы принять все необходимые меры для своей собственной безопасности. Остаюсь вашим покорным слугой Никто Безымянный Ролфу Маршалу из Маршал-Уэллса. Срочно, в собственные руки. После прочтения письма у сэра Фредерика отвисла челюсть и лицо страшно помрачнело, а Эллисло воскликнул: - Помилуйте, но ведь это же выбивает почву у нас из-под ног! Если верить этому проклятому письму и англичане действительно отогнали французский флот с королем на борту, то в каком мы-то оказываемся положении! - Полагаю, что в том же самом, в каком были утром, - сказал Маршал, снова расхохотавшись. - Извините меня, но ваше веселое настроение крайне неуместно, мистер Маршал. Сегодня утром мы еще не приняли на себя публичных обязательств, а теперь мы связали себя обещаниями. С вашей стороны было просто безумием допустить это, имея в кармане письмо с известием о том, что все наше пред* приятие обречено на провал. - Вот-вот, я так и думал, что вы это скажете. Но, во-первых, мой доброжелатель Никто Безымянный вместе с его письмом может оказаться сплошной выдумкой. А, главное, мне надоела вся эта канитель, когда люди ничего не делают, а лишь принимают смелые решения за рюмкой вина и к утру благополучно о них забывают. В настоящий момент правительство не располагает ни войсками, ни боеприпасами; пройдет несколько недель, и у него будет и то и другое. В настоящий момент страна горит возмущением против правительства; пройдет несколько недель, и этот первый пыл превратится в рождественский мороз: его погасит людской эгоизм, равнодушие и страх - они начинают проявляться уже сейчас. Поэтому я решил рискнуть и сделал так, чтобы вы зашли так же далеко, как и я сам. Окунуться нам всем не мешало, по мы увязли в болоте и теперь волей-неволей вынуждены будем выбираться из него. - Вы ошибаетесь в отношении одного из нас, мистер Маршал, - сказал сэр Фредерик Лэнгли. Дернув за звонок, он велел вошедшему слуге передать его собственным людям, чтобы те седлали лошадей. - Вы не должны уезжать, сэр Фредерик, - сказал Эллисло, - нам необходимо провести смотр наших сил. - Я уеду сегодня же, мистер Вир, - заявил сэр Фредерик, - и уже из дому сообщу вам о своих дальнейших намерениях. - Да, да, - воскликнул Маршал, - и одновременно пошлете конный отряд из Карлайла с приказом нас арестовать. Послушайте, сэр Фредерик, я со своей стороны не допущу, чтобы меня оставляли в беде или тем более предали. Если вы и уедете из замка Эллисло сегодня, то только перешагнув через мой труп. - Стыдитесь, Маршал, - сказал мистер Вир, - не делайте поспешных выводов. Вы неправильно истолковали намерения нашего друга. Я уверен, что сэр Фредерик просто пошутил: он слишком благородный человек, чтобы помышлять о выходе из наших рядов. Впрочем, он все равно не смог бы это сделать, памятуя об имеющихся у нас неоспоримых доказательствах его поддержки наших планов и его активного содействия в их осуществлении. Кроме того, он не может не отдавать себе отчета в том, что в правительстве с готовностью прислушаются к первой вести о готовящемся мятеже, и если встанет вопрос о том, кто сможет донести первым, то мы легко можем опередить его на несколько часов. - Говорите "я", а не "мы", коли речь зашла о первенстве в соревновании на предательство. Что касается меня, то моя лошадь не будет участвовать в скачках на такой приз, - заявил Маршал, а затем пробормотал сквозь зубы: - Вот и положись на таких компаньонов, когда на карту поставлена жизнь. - Не пытайтесь меня запугать. Я поступлю так, как считаю нужным, - сказал сэр Фредерик, - и прежде всего уеду из Эллисло. Какой мне смысл держать слово перед человеком (здесь он глянул на Вира), который не сдержал своего слова передо мной. - Но в чем же, - спросил Эллисло, делая знак рукой своему неугомонному родичу, чтобы тот молчал, - в чем обманул я ваши надежды? - В сугубо личном и чрезвычайно щекотливом вопросе: вы изволили пренебречь предполагавшимся союзом между мною и вашей дочерью, между тем как отлично знали, что он должен явиться залогом нашего совместного политического выступления. Это похищение и возвращение мисс Ви