вичьей чести. "Испанский монах" Ход нашей истории приводит нас вновь в замок Лохливен, где цепь описываемых событий оборвалась в тот примечательный день, когда уехал Драйфсдейл. Прошел полдень, наступил обеденный час, но в покоях королевы не было заметно никаких приготовлений к обеду. Сама Мария уединилась в своей спальне и что-то усердно писала. Ее приближенные собрались в гостиной и оживленно спорили о том, почему задерживается обед; ибо не мешает напомнить, что в этот день они были лишены еще и завтрака. - Я готов предположить, - сказал паж, - что, после того как из-за неудачного выбора поставщика яда не удалась попытка отравить нас, они, по-видимому, решили уморить нас голодом. Леди Флеминг была весьма встревожена подобной перспективой, и ее утешило только то, что кухонная труба дымилась целый день, а это явно противоречило пессимистическому предположению пажа. Внезапно Кэтрин Ситои воскликнула: - Через двор несут обед; впереди шагает сама леди Лохливен в своих самых высоких и туго накрахмаленных брыжах, в платье с рукавами из кипорной ткани и огромными старомодными фижмами из малинового бархата. - Я готов ручаться, - сказал паж, который также подошел к окну, - что в этих самых фижмах она пленила сердце доброго короля Джеми, благодаря чему осчастливила нашу бедную королеву ее драгоценным братцем. - Это маловероятно, мейстер Роланд, - ответила леди Флеминг, которая была большим знатоком всех изменений моды. - Фижмы стали носить впервые, когда королева-правительница удалилась в Сент-Эндрюс после битвы при Пинки; тогда они назывались vertugardins. Она бы и дальше развивала свои суждения об этих весьма важных предметах, если бы ее не прервало появление слуг с подносами; во главе процессии шла леди Лохливен, решившая отныне лично пробовать каждое блюдо, подаваемое к столу королевы. Леди Флеминг вежливо посочувствовала хозяйке замка, которой приходилось нести столь обременительную обязанность. - После того, что произошло нынче утром, миледи, - сказала леди Лохливен, - моя собственная честь и честь моего сына настоятельно требуют, чтобы я сама предварительно отведывала той пищи, которую будет есть моя невольная гостья. Пожалуйста, известите леди Марию, что я жду ее распоряжений. - Ее величество, - ответила леди Флеминг, подчеркнув королевский титул, - будет поставлена в известность о том, что леди Лохливен ожидает ее. Мария Стюарт немедленно вышла и обратилась к хозяйке замка любезным тоном, который граничил с подлинной сердечностью: - Вы поступаете очень благородно, леди Лохливен, - сказала она. - И хотя мы сами не страшимся никакой опасности, будучи под вашим кровом, наши дамы были очень встревожены утренним событием. Теперь наш обед будет более приятным благодаря вашему присутствию, внушающему им уверенность в собственной безопасности. Прошу вас, садитесь. Леди Лохливен последовала приглашению королевы, а Роланд по обыкновению резал мясо и прислуживал за столом. Однако, вопреки сказанному королевой, обед проходил тихо и безмолвно; любая попытка Марии Стюарт завязать общий разговор замерзала от холодной важности ответов леди Лохливен. В конце концов получилось так, что королева, которая гордилась своим умением вести любезную беседу и считала, что в данном случае она идет на уступки своей гостье, почувствовала себя оскорбленной необщительностью леди Лохливен. Обменявшись многозначительными взглядами с леди Флеминг и Кэтрин, она слегка пожала плечами и больше не прерывала молчания. После продолжительной паузы леди Дуглас сказала: - Я замечаю, ваше величество, что нарушаю веселье вашего почтенного круга. Прошу извинить меня, но я вдова, одиноко несущая бремя своего опасного положения; преданная моим собственным внуком, обманутая слугой, вряд ли я была достойна вашего милостивого приглашения отобедать с вами за одним столом, где от гостей, по-видимому, ждут остроумия и умения развлечь общество. - Если леди Лохливен говорит серьезно, - сказала королева, - нам странно, что она так простодушно считает наши нынешние обеды достаточно веселыми. Хоть она и вдова, но она живет, окруженная почетом, на свободе, возглавляя дом своего покойного мужа. Мне же известна в этом мире по крайней мере одна овдовевшая женщина, при которой никогда не следовало бы упоминать об изменах и предательстве, ибо никто лучше ее не ознакомился с горьким смыслом этих слов. - Я не собиралась, миледи, напоминать вам о ваших несчастьях, когда перечисляла свои, - ответила леди Лохливен, и за столом снова воцарилось молчание. Наконец Мария Стюарт обратилась к леди Флеминг: - Мы здесь не в состоянии серьезно согрешить, ma bonne, {Моя милая (франц.).} слишком уж строго нас охраняют для этого, но если бы мы действительно согрешили, можно было бы рассматривать это картезианское молчание как один из видов епитимьи. Если ты, моя милая Флеминг, плохо укрепила мою накидку, или если Кэтрин сделала кривой стежок в своей вышивке, думая о чем-то, не относящемся к ее рукоделию, или если Роланд Грейм промахнулся, стреляя по дикой утке, и разбил стекло в стрельчатом башенном окне, как это случилось с ним на прошлой неделе, теперь как раз время всем вам поразмыслить о своих грехах и покаяться в них. - При всем моем уважении к вам, миледи, - сказала леди Лохливен, - разрешите мне, старухе, воспользоваться привилегией моего возраста и заметить, что ваши приближенные могли бы покаяться и в чем-нибудь более серьезном, чем в тех безделицах, о которых вы упомянули, и притом упомянули в таком тоне - я еще раз прошу извинить меня, - как будто вы не относитесь серьезно ни к греху, ни к покаянию. - Вы стали теперь нашим стольником, леди Лохливен, - сказала королева, - но кроме этого вы хотите совместить ваши функции с обязанностями нашего духовника. А между тем, если уж говорить серьезно, то разрешите вас спросить, в частности, о духовнике. Почему до сих пор не выполнено обещание регента, как именует себя ваш сын? Время от времени оно возобновляется, но затем его неизменно снова нарушают. По-моему, тот, кто так много говорит о своей собственной серьезности и святости, не должен лишать других религиозной поддержки, в которой они крайне нуждаются. - Миледи, граф Мерри действительно проявил слабость, - сказала леди Лохливен, - уступив вашему несчастному предрассудку, и присланный им папистский священник прибыл в селение Кинрос. Но Дуглас - хозяин у себя в замке, и он никогда не допустит, чтобы его порог хотя бы на миг переступил эмиссар римского епископа. - Но в таком случае, - сказала Мария Стюарт, - лорд регент мог бы отправить меня туда, где было бы меньше щепетильности и больше человечности. - Тут, миледи, - возразила леди Лохливен, - вы неправильно понимаете и человечность и религию. Человечность дает больному лекарства, которые восстанавливают его здоровье, но она отказывает ему в соблазнительных деликатесах и напитках, которые приятны на вкус, но усиливают его болезнь. - Эта ваша человечность, леди Лохливен, просто жестокость под маской лицемерной дружеской заботы. Меня здесь у вас притесняют, как будто собираясь разрушить и тело мое и душу. Но бог не допустит, чтобы вечно длилась подобная несправедливость, и те, кто принимает в ней самое активное участие, скоро получат свое возмездие. В этот момент в покои королевы вошел Рэндл, с таким встревоженным видом, что леди Флеминг слегка вскрикнула, королева заметно вздрогнула, а леди Лохливен, слишком твердая и гордая, чтобы обнаружить свой испуг, торопливо спросила его, что произошло. - Убили Драйфсдейла, миледи, - услышала она в ответ. - Он был убит, едва ступив на сушу, мейстером Генри Ситоном. Теперь уже Кэтрин вздрогнула и побледнела. - Убийце вассала Дугласа удалось ускользнуть? - быстро спросила леди Лохливен. - Его некому было задержать, кроме старого Келти да возничего Охтермахти, - ответил Рэндл. - Слишком неравны силы, чтобы противостоять одному из отчаяннейших головорезов, не знающих себе равных среди ровесников во всей Шотландии, да еще, вероятно, имевшему неподалеку друзей и единомышленников. - Он был убит наповал? - спросила леди Лохливен. - Наповал, и притом по всем правилам, - ответил Рэндл. - Ситон редко наносит удар дважды. Однако тело не подверглось ограблению, и пакет вашей милости продолжает свой путь в Эдинбург вместе с Охтермахти, который выедет из Келти-бридж завтра утром. Возчик осушил две бутылки водки, чтобы изгнать страх из головы, а теперь отсыпается подле своей упряжки. После этого рокового известия наступило молчание. Королева и леди Дуглас обменялись взглядами, как будто каждая из них обдумывала, как бы получше использовать этот эпизод в споре, который все еще не был завершен. Кэтрин Ситон поднесла платок к глазам и заплакала. - Вот видите, миледи, к чему приводят кровавые догматы и дела фанатичных папистов, - сказала леди Лохливен. - Нет, миледи, - возразила королева, - скажите лучше: видите ли вы, как заслуженно покарало небо кальвиниста-отравителя. - Драйфсдейл не принадлежал ни к женевской, ни к шотландской церкви, - быстро ответила леди Лохливен. - Все равно, он был еретиком, - настаивала Мария Стюарт. - Есть лишь один истинный и неуклонный путь; все прочие одинаково ведут к заблуждению. - Прекрасно, миледи; это происшествие, надеюсь, примирит вас с вашим убежищем. Оно показывает, каковы нравы у тех, кто стремится вернуть вам свободу. Все они кровожадные тираны и жестокие мучители, начиная от клана Роналдов и Тоусехов на севере до Фернихерстов и Боклю на юге, от убийц Ситонов на востоке и до... - Миледи, кажется, забывает, что я из рода Ситонов? - сказала Кэтрин, отнимая платок от лица, которое теперь пылало возмущением. - Если я и забыла это, любезная мисс, ваше дерзкое замечание напомнило мне об этом, - ответила леди Лохливен. - Если мой брат убил негодяя, который пытался отравить государыню и его сестру, - возразила Кэтрин, - я могу только пожалеть, что он освободил от этой работы палача. Что же касается прочего, то лучший из Дугласов не был бы унижен, будучи сражен шпагой Ситона. - Прощайте, прекрасная мисс, - сказала леди Лохливен, поднимаясь чтобы уйти. - Такие девушки, как вы, способствуют появлению легкомысленных бражников и заядлых буянов. Все эти юноши хотят возвысить себя в глазах какой-нибудь шустрой девицы, мечтающей проплясать всю свою жизнь, как французский гуляка. - Затем она сделала реверанс королеве и добавила: - Прощайте и вы, миледи, до вечернего колокола, когда мне, вероятно, придется, собрав всю свою решимость и невзирая на ваше недостаточное радушие, принять участие в вашем ужине. Пойдем, Рэндл, ты расскажешь мне подробней об этом ужасном событии. - Какой необычайный случай, - сказала королева, когда леди Лохливен вышла. - Однако и такому негодяю следовало бы дать время покаяться в грехах. Мы сделаем что-нибудь для успокоения его души, если нам удастся выбраться на свободу, и церковь окажет милосердие этому еретику. Но скажи, Кэтрин, ma bonne, этот твой брат, которого слуга называет головорезом, все так же поразительно похож на тебя? - Если ваше величество имеет в виду характер, то вам лучше судить, головорез ли я, как называет моего брата Рэндл. - Что ж, ты действительно не лишена озорства, - ответила королева, - и все-таки ты остаешься моей любимицей. Но я спрашиваю о твоем брате-близнеце, по-прежнему ли он схож с тобой лицом и фигурой? Я припоминаю, твоя мать из-за этого хотела даже отдать тебя в монастырь. Она считала, что если вы оба будете жить среди мирян, тебе станут приписывать безумные выходки твоего братца. - Я думаю, ваше величество, - ответила Кэтрин, - что и сейчас еще есть простаки, которые не могут отличить нас друг от друга, в особенности, когда мой брат для развлечения переодевается в женский наряд. - При этих словах она бросила быстрый взгляд на Роланда Грейма, которого словно озарил луч истины, столь же желанный, как для узника свет свободы из распахнувшейся двери тюрьмы. - Твой брат, должно быть, очаровательный кавалер, если он похож на тебя, - сказала королева. - В эти последние годы он был, вероятно, во Франции, ибо я его не видела в Холируде. - Его никто не считал безобразным, - ответила Кэтрин. - Но мне бы хотелось, чтобы в нем было меньше вспыльчивости и гнева, которые в наше коварное время так портят золотую молодежь. Одному богу известно, мне не жаль, что он рискует жизнью ради вас, и я люблю его за ту готовность, с которой он борется во имя вашего освобождения. Но зачем ему было ввязываться в стычку с этим старым негодяем слугой и запятнать свое имя подобной ссорой, а свои руки - кровью старика простолюдина? - Ну успокойся, Кэтрин, не возводи напраслины на моего храброго юного рыцаря. С таким рыцарем, как Генри, и таким верным оруженосцем, как Роланд Грейм, я буду похожа на принцессу из старинного романа, которая может не обращать внимания на темницы и на всяческие происки злых волшебников. Однако у меня разболелась голова от треволнений этого дня. Принеси мне "La Mer des Histores" {"Море историй" (франц.).} и найди то место, где мы остановились в среду. Да хранит пресвятая дева твою головку, милая, или да хранит она лучше твое сердце. Я ведь просила "Море историй", а ты принесла "Хронику любви". Поплыв по "Морю историй", королева продолжала вышивать, а леди Флеминг и Кэтрин попеременно читали ей на протяжении двух часов. Что касается Роланда Грейма, то он, вероятно, продолжал питать тайные надежды насчет "Хроники любви", невзирая на то, что королева как будто наложила запрет на этот вид занятий. Сейчас он припоминал тысячи оттенков в голосе и поведении Кэтрин Ситон, которые, если бы не его предубеждение, легко могли бы помочь ему отличить брата от сестры; и ему стало неловко, что, при всей ее живости и озорстве, он, так хорошо изучивший особенности ее разговора, жестов и манер, все же счел ее способной принять ту смелую походку, громкий голос и самоуверенную осанку, которые могли быть присущи только ее энергичному и мужественному брату. Он пытался встретиться с ней глазами, чтобы понять, как она относится к нему теперь, после того как секрет был раскрыт, но он не добился успеха, ибо Кэтрин, даже когда она сама не читала, казалось, была так захвачена подвигами тевтонских рыцарей, сражавшихся с эстонскими и ливонскими язычниками, что пажу не удавалось даже на мгновение перехватить ее взгляд. Зато когда чтение было окончено и королева приказала фрейлинам отправляться в сад, она, вероятно, намеренно (ибо стремление Роланда не могло ускользнуть от столь проницательного наблюдателя) предоставила ему удобный случай поговорить со своей возлюбленной. Королева велела им идти на некотором расстоянии, ибо ей якобы необходимо было поговорить с леди Флеминг по частному, интимному вопросу, предметом которого, как нам удалоо узнать из других источников, были сравнительные достоинства высоких стоячих брыжей перед спускающимися лентами. Роланд был бы уж слишком неловким и застенчивым поклонником, если бы не сумел воспользоваться предоставлявшейся ему возможностью. - Весь этот вечер мне хотелось спросить вас, прекрасная Кэтрин, - сказал паж, - насколько глупым и ненаблюдательным вы должны были считать меня, если я способен был перепутать вас с вашим братом? - Конечно, это делает мало чести моим простым манерам, - ответила Кэтрин, - если оказалось возможным приписать мне поведение буйного юноши. Но со временем я, несомненно, остепенюсь, и, в чаянии этого, я уже сейчас предпочитаю не столько думать о ваших глупостях, сколько попытаться исправить свои собственные. - Вторых явно меньше, чем первых, - сказал Роланд. - Не знаю, - очень серьезно ответила Кэтрин, - по-моему, мы оба были непростительно глупы. - Я действительно был безумен, непростительно безумен! - воскликнул Роланд. - Но вы, любезная Кэтрин... - Я, - перебила его Кэтрин тем же необычным для нее серьезным тоном, - слишком долго разрешала вам обращаться ко мне подобным образом... Боюсь, что болыпе я не должна вам этого разрешать, и я виню себя за ту боль, которую это, быть может, причинит вам. - Но что могло оказать столь роковое влияние на наши взаимные чувства? Что заставляет вас с такой неожиданной жестокостью изменить ваше отношение ко мне? - Вряд ли я смогла бы ответить вам на это, - сказала Кэтрин. - Просто события нынешнего дня внушили мне, что для нас обоих лучше держаться подальше друг от друга. Такая же случайность, которая выдала вам существование моего брата, легко могла бы осведомить его о том, как вы со мной обычно разговариваете, и тогда... О!.. Зная его нрав, зная о случившемся сегодня, не приходится сомневаться в последствиях. - О, не бойтесь этого, милая Кэтрин, - ответил паж. - Я вполне могу защитить себя от подобной опасности. - Иными словами, - возразила она, - вы будете драться против моего брата, доказывая этим свое расположение к его сестре. Я однажды слышала, как королева в минуту грусти сказала, что мужчины в своей любви или ненависти - самые эгоистичные животные; и ваша беспечность в таком случае прямо подтверждает это. Но не смущайтесь - вы поступаете не хуже, чем другие. - Вы несправедливы ко мне, Кэтрин, - возразил паж. - Я подумал только о шпаге, которая мне угрожала, и забыл о том, в чью руку вложило ее ваше воображение. Если против меня обнажит оружие ваш брат, столь схожий с вами голосом, лицом и обаянием, пусть он выпустит из меня всю кровь до последней капли, я не стану обороняться и не причиню ему вреда. - Увы! - воскликнула она. - Дело не только в моем брате. Вы думаете лишь о необычной ситуации, где мы с вами оказались равны и, я бы сказала, даже близки. Но вы не думаете, что, как только я вернусь в дом моего отца, между нами разверзнется пропасть, которую вам не преодолеть, даже рискуя жизнью. У вашей единственной родственницы дикий и необычайный нрав, она принадлежит к враждебному и разбитому клану, {Разбитым кланом назывался такой, у которого не было вождя, способного обеспечить его безопасность - клан отверженцев; и клан Греймов со Спорной земли как раз и находился в подобном положении. (Прим. автора.)} а другие ваши родственники вовсе неизвестны; извините меня, что я высказала вам эту неопровержимую истину. - Любовь, моя очаровательная Кэтрин, не считается с родословной, - ответил Роланд Грейм. - Зато лорд Ситон весьма считается с ней, - возразила девушка. - Королева, ваша и моя госпожа, поможет нам в этом. О, не отталкивайте меня в такую минуту, которую я считал счастливейшей в жизни! Разве вы сами не говорили мне, что и вы и она будете считать себя в долгу передо мной, если я буду способствовать ее освобождению? - Вся Шотландия будет считать себя в долгу перед вами, - сказала Кэтрин. - Но что касается плодов нашей благодарности, то вы должны помнить, что я во всем подчиняюсь своему отцу; а бедная королева еще долгое время будет, вероятно, зависеть от настроения своих сторонников пэров, пока получит полную власть над ними. - Пусть так! - воскликнул Роланд. - Мои дела победят предрассудки, и в этом суетном мире я буду бороться за свое счастье. Рыцарь Эвенел, который так высоко вознесен ныне, столь же скромного происхождения, что и я. - О, так говорили доблестные рыцари из старинных романов, когда готовились проложить путь к пленной принцессе, невзирая на врагов и огнедышащих драконов. - Но если я действительно освобожу принцессу и она сможет свободно выбирать, - сказал паж, - на кого, дорогая Кэтрин, падет ее выбор? - Освободите принцессу из неволи, и она сама скажет вам, - ответила девушка, оборвав разговор, и присоединилась к королеве настолько стремительно, что Мария Стюарт вскрикнула вполголоса: - Надеюсь, нет плохих новостей? Не произошло раскола в моей небольшой свите? - И затем, глядя на разгоревшиеся щеки Кэтрин и на Роланда с ясным лицом и сверкающими глазами, она сказала: - Нет, нет! Я вижу, все идет хорошо. Ma petite mignonne, {Моя милая малютка (франц.).} пойди в мою комнату и принеси мне... погоди-ка... да, принеси мне коробочку с духами. Отослав под этим предлогом свою фрейлину, чтобы, таким образом, дать ей возможность скрыть свое смущение, королева сказала Роланду: - По крайней мере теперь у меня будет двое благодарных мне подданных - Кэтрин и вы; ибо какой монарх, кроме Марии, так охотно помог бы искренней любви? Ага, вы кладете руку на шпагу, эту вашу petite flamberge a rien, {Ничтожную шпажонку (франц.).} прекрасно, время вскоре покажет, насколько правдивы те заверения, которые сейчас у вас на устах. Однако я слышу, в Кинросе звонит вечерний колокол. Вернемся в наши покои. Эта старуха обещала быть здесь сегодня еще и за ужином. Если бы не надежда на скорое освобождение, ее присутствие довело бы меня до безумия. Но я буду терпелива. - Сознаюсь, - сказала вернувшаяся в эту минуту Кэтрин, - мне хотелось бы хоть на мгновение стать Генри, используя преимущества мужского пола. О как мне хочется швырнуть тарелку в это средоточие надменности, чопорности и злобы! Леди Флеминг упрекнула свою юную приятельницу за ее несдержанность; королева рассмеялась, и все отправились в гостиную. Почти тотчас же туда был доставлен ужин, и вслед за ним появилась хозяйка замка. Королева, укрепившись в своем благоразумном решении, выносила ее присутствие с большой выдержкой и хладнокровием, пока ее терпение не подверглось новому испытанию, до сих пор еще не входившему в церемониал замка. Когда другие слуга удалились, вошел Рэндл со связкой ключей и, объявив, что охрана расставлена, а ворота заперты, почтительно вручил ключи леди Лохливен. Королева и ее дамы обменялись взглядами, в которых сквозили разочарование, гнев и досада; Марил Стюарт сказала, не утерпев: - Теперь нам нельзя жаловаться на скромные размеры нашей свиты, если наша хозяйка у нас на глазах принимает на себя столько должностей. В добавление к обязанностям главного дворецкого этого дома и лорда - раздатчика милостыни, сегодня она еще и начальник нашей охраны. - Не только сегодня, но и в будущем, миледи, - совершенно серьезно ответила леди Лохливен. - История Шотландии учит меня тому, как плохо выполняются обязанности, передоверенные другому лицу. Мы слышали, миледи, о фаворитах недалекого прошлого, и притом столь недостойных, как Оливер Синклер. {Фаворит Иакова V и, как уверяют, недостойный. (Прим. автора.)} - О, миледи, - ответила королева, - у моего отца бывали не только фавориты, но и фаворитки - леди Сэндилендс и Олифант, {Имена этих дам и третьей легкомысленной фаворитки Иакова сохранились в эпиграмме слишком непристойной, чтобы ее цитировать. (Прим. автора.)} а также и некоторые другие, насколько мне помнится; впрочем, их имена не могли сохраниться в памяти такой серьезной особы, как вы. Леди Лохливен, казалось, готова была убить королеву на месте, но, овладев собой, она молча вышла из покоев, взяв с собой внушительную связку ключей. - Слава богу, что эта женщина согрешила в юности, - сказала королева. - Не будь у нее этого уязвимого места, ее бы ничем не прошибить. Но в это пятно, вопреки тому, что говорят об отметинах ведьмы, я могу наносить ей чувствительные удары, как она ни защищена во всех других отношениях. Однако что вы скажете, мои милые, о нашем новом затруднении? Как теперь добыть эти ключи? Боюсь, что этого дракона не обманешь и не подкупишь ничем. - Нельзя ли узнать, - спросил Роланд Грейм, - если ваше величество окажется за стенами замка, найдутся ли у вас средства переправы и убежище на противоположном берегу? - Можете не сомневаться, Роланд, - сказала королева. - В этом отношении наш план безупречен. - Тогда, с позволения вашего величества, я, пожалуй, мог бы оказаться полезным. - Но как, мой милый юноша? Говорите, не бойтесь, - сказала королева. - Мой патрон, рыцарь Эвенел, обычно заставлял юношей, находившихся у него на службе, обучаться искусству владеть топором и молотом, уметь обрабатывать железо и дерево. Он любил вспоминать о старых северных бойцах, которые сами ковали свое оружие, и о вожде Доналде Нан Орде из Хайленда, юш Доналде с Молотом, которого он знал лично и который обычно работал у наковальни с кузнечным молотом в каждой руке. Некоторые считали, что он расхваливал это искусство лишь потому, что в его собственных жилах текла кровь простолюдина. Так или иначе, я приобрел в этом деле кое-какой навык, как это отчасти известно леди Кэтрин Ситон, которой я недавно выковал серебряную брошь, - Да, - ответила Кэтрии, - но вам следовало бы рассказать ее величеству, сколь ненадежной была ваша работа: ведь брошь сломалась на следующий же день, и мне пришлось ее выбросить. - Не верьте ей, Роланд! - воскликнула королева. - Она расплакалась над сломанной брошью, и спрятала обломки у себя на груди. Но вернемся к вашему плану: достаточно ли вы искусны, чтобы изготовить вторую связку ключей? - Нет, миледи, у меня ведь нет под рукой образца или слепка с них. Но я наверняка смог бы изготовить другие ключи, внешне настолько сходные с теми, которые находятся в руках у леди Лохливен, что, если бы удалось каким-нибудь образом заменить связку, ей и в голову бы не пришло, что она унесла не те ключи. - Слава богу, что у этой доброй женщины слабое зрение, - сказала королева. - Но как быть с инструментами, и сможешь ли ты работать тайно от нашей хозяйки? - Мастерская оружейника, в которой я обычно работал с ним вместе, находится в нижнем ярусе башни. Сейчас он смещен вместе с часовыми, заподозренными в излишней приверженности к Джорджу Дугласу. Люди привыкли видеть меня там; и я наверняка сумею под каким-нибудь предлогом пустить в ход кузнечный мех и использовать наковальню. - Пожалуй, этот план сулит успех, - согласилась королева. - За дело, мой мальчик, поторопись и смотри, чтобы никто не раскрыл твою тайну. - О, я постараюсь держать дверь на засове; тогда, если забредут нежданные посетители, у меня хватит времени припрятать мою работу, перед тем как я отворю дверь. - Но на таком бойком месте уже это одно может навлечь на вас подозрения, - вмешалась Кэтрин. - Ничуть, - возразил Роланд. - Оружейник Грегори, как и всякий искусный мастер, всегда запирался от посторонних взоров, когда работал над каким-нибудь особо тонким изделием. Во всяком случае, игра стоит свеч. - А сейчас пойдемте-ка спать, и да благословит вас господь, мои дети! Если Марии Стюарт удастся когда-нибудь вынырнуть из пучины и возвыситься, вы оба возвыситесь вместе с ней. Глава XXXV Не праздник, а смертельная опасность Грядет, коль маску надевает клирик. "Испанский монах" Затея Роланда удалась на славу. Из серебра, полученного от королевы, было изготовлено несколько безделушек, работа над которыми не мешала его основному делу. Он расчетливо дарил эти вещички тем, кто проявлял особую любознательность по поводу мастерской и наковальни. Теперь и эти люди стали считать его занятия вполне невинными и даже полезными для окружающих. Всем было очевидно, что паж просто развлекается, выделывая из серебра безобидные сувениры. А между тем он тайком изготовил целую связку ключей, по форме и по весу до того похожих на ключи леди Лохливен, что при беглом взгляде трудно было отличить одну связку от другой. С помощью соли и воды ему удалось придать ключам темную, ржавую окраску, и тогда, гордый своим искусством, он наконец принес их королеве Марии в гостиную за час до вечернего колокола. Она осмотрела их с удовлетворением и в то же время с сомнением. - Допустим, - сказала она, - что, подменив этой связкой подлинные орудия заточения, мы могли бы обмануть леди Лохливен, зрение которой не отличается особой остротой, но как это осуществить и кто из моей немногочисленной свиты сумеет с какими-либо шансами на успех проделать подобного рода tuor de jongleur? {Фокус, требующий большой ловкости рук (франц.).} Если бы нам удалось вовлечь ее в интересный спор... Но тот, который я обычно начинаю с ней, заставляет ее только поскорей схватить ключи, как будто говоря этим: вот что ставит меня выше всех ваших насмешек и упреков! А до любезного разговора с этой надменной еретичкой Мария Стюарт не унизится даже во имя свободы. Что же нам делать? Может быть, леди Флеминг испытает свое красноречие, описывая ей парижские головные уборы последней моды? Увы! Наша добрая хозяйка, насколько мне известно, не меняла фасона своей накидки со времен битвы при Пинки. Может быть, моя маленькая Кэтрин споет ей одну из своих удивительных песенок, которые до глубины души трогают меня и Роланда Грейма? Увы! Госпожа Маргарет Дуглас предпочитает этим песням гугенотский псалом Клемана Маро, исполняемый на мотив "Reveillez-vous, belle endormie". {Проснитесь, спящая красавица (франц.).} Друзья и советники, скажите, что же нам делать, ибо наша изобретательность полностью истощилась. Может быть, нашему защитнику и телохранителю Роланду Грейму следует мужественно напасть на старую леди и отобрать у нее ключи par voie du fait? {Насильно (франц.).} - О, с позволения вашего величества, - заметил Роланд, - я полагаю, что это можно будет сделать более осторожно; хотя, выполняя поручение моей государыни, я не побоялся бы... - Целой толпы старух, - прервала его Кэтрин, - вооруженных прялками и веретенами; ему только не по душе копья и алебарды, которые набегут сюда, когда поднимется крик: "На помощь! За Дугласа! За Дугласа!" - Тот, кто не боится злого языка красотки, тому уже никто не страшен, - заметил паж. - Но я почти уверен, ваше величество, что мне удастся подменить ключи леди Лохливен; я опасаюсь только часового, которого теперь поставили дежурить по ночам в том саду, через который лежит наш путь. - В этом деле нам помогут друзья с того берега, - ответила королева. - А ваше величество уверены в преданности и бдительности этих друзей? - За их преданность я ручаюсь жизнью, да и за бдительность их также могла бы поручиться жизнью. Ты можешь тотчас же убедиться, мой верный Роланд, что они не уступают тебе в изобретательности и так же надежны, как и ты. Иди за мной в опочивальню, и ты, Кэтрин, пойдешь с нами - мне не следует там оставаться наедине с этим ловким пажом. Милая Флеминг, запри-ка дверь в гостиную и при малейшем шуме предупреди нас. Впрочем, постой, лучше ты, Кэтрин, оставайся у двери. У тебя и слух острей, да и смекалки побольше, чем у нее, - прибавила королева шепотом. - Моя добрая Флеминг, ты пойдешь с нами. Ее почтенное присутствие обеспечит наблюдение за Роландом не хуже, чем твое собственное, - прибавила она снова шепотом. - Так что, не терзайся ревностью, mignonne. С этими словами королева, в сопровождении Роланда Грейма и леди Флеминг, вошла в опочивальню, небольшую комнату с окном, выходящим на озеро. - Посмотри-ка в окно, Роланд, - сказала она, - видишь огоньки, которые зажглись и бледно мерцают в сумерках там, в селении Кинрос? Видишь вон тот огонек, отделившийся от других, вон там, несколько ближе к воде? Отсюда он не ярче маленького светлячка; и все же, мой добрый мальчик, этот огонек для Марии Стюарт дороже большой звезды, сверкающей в небесном своде. С помощью этого сигнала я узнаю, что много преданных сердец сплотилось ради моего освобождения. А лишенная этого сознания и надежды на свободу, которые он мне приносит, я бы давно уже покорилась судьбе и умерла от горя. Планы составлялись и отклонялись один за другим, но огонек все еще теплится, а пока она теплится, жива и моя надежда! О! Сколько раз по вечерам я изнывала от отчаяния из-за наших рушащихся замыслов и уже теряла веру, что увижу этот благословенный сигнал; как вдруг он снова загорался и, подобно огням святого Эльма в бурю, приносил надежду и утешение туда, где царили разочарование и отчаяние. - Если я не ошибаюсь, - ответил Роланд, - свеча горит в окне у садовода Блинкхули? - У тебя хорошее зрение, - ответила королева. - Там верные вассалы - да снизойдет на них божье благословение! - держат совет о моем освобождении. Голос бедной узницы замер бы в этих синих водах, так и не дойдя до мужей совета, и все-таки я могу поддерживать с ними связь. Я раскрою тебе этот секрет. Я как раз собиралась спросить своих друзей, близок ли срок великой попытки. Поставь лампу на окно, Флеминг. Фрейлина повиновалась, а затем убрала лампу. Как только она это сделала, исчез огонь и в домике Блинкхули. - Теперь считайте, - приказала королева Мария, - ибо мое сердце бьется так сильно, что я не могу считать сама. Леди Флеминг, не торопясь, начала считать: один, два, три, и когда она дошла до десяти, снова показался бледный мерцающий свет на том берегу. - Хвала пресвятой деве! - воскликнула королева. - Еще две ночи тому назад света не было так долго, что я успела сосчитать до тридцати. Час освобождения близок. Да благословит бог тех, которые с такой преданностью трудятся над этим, - увы! - сами подвергаясь смертельной опасности; да благословит он также и вас, дети мои! Пойдем, нам нужно вернуться в гостиную. Наше отсутствие может возбудить подозрение у тех, кто придет накрывать стол для ужина. Они возвратились в гостиную, и вечер прошел, как обычно. Зато совершенно необычайное событие произошло на следующий день. В то время как леди Дуглас из Лохливена выполняла свои ежедневные обязанности гостьи и стольника за обеденным столом королевы, ей доложили, что прибыл вооруженный гонец от ее сына, не имеющий при себе ни письма, ни какого-либо пароля, за исключением устного сообщения. - Передал ли он вам его? - спросила леди. - Он бережет его, по-моему, для слуха вашей милости, - ответил Рэндл. - Это он делает правильно, - одобрила леди Лохливен. - Прикажи ему подождать в зале... Впрочем, нет... С вашего разрешения, миледи, - обратилась она к королеве, - пусть его приведут сюда. - Если вам нравится принимать своих слуг в моем присутствии, - сказала королева, - у меня нег иного выбора... - Извинением пусть послужит моя старость, миледи, - ответила леди Лохливен. - Жизнь, которую мне здесь приходится вести, плохо совместима с годами, которые обременяют меня и побуждают нарушить этикет. - Моя добрая леди, - ответила королева, - мне бы хотелось, чтоб в этом замке нашлось еще что-нибудь столь же зыбкое, как этикет; к сожалению, замки и засовы здесь устроены много прочней. При этих словах в комнату вошел человек, о котором говорил Рэндл, и Роланд сразу узнал в нем аббата Амвросия. - Как тебя зовут, любезный? - спросила леди Лохливен. - Эдуард Глендининг, - ответил аббат, отвесив ей положенный поклон. - Ты из рода рыцаря Эвенела? - спросила леди Лохливен. - Да, сударыня, я его близкий родственник, - ответил мнимый латник. - Что ж, в этом нет ничего удивительного, - заметила леди Лохливен. - Рыцарь этот скромного происхождения и только собственными подвигами возвысился до нынешнего славного сана. Тем не менее он, бесспорно, надежен и достоин уважения. Я рада видеть его родственника. Ты придерживаешься, конечно, истинной веры? - В этом можете не сомневаться, сударыня, - отвечал переодетый священник. - У тебя есть пароль сэра Уильяма Дугласа? - спросила леди. - Есть, миледи, - ответил он, - но этот пароль я могу сказать вам только с глазу на глаз. - Ты прав, - сказала леди Лохливен, отходя с ним в нишу окна, - ну, каков же этот пароль? - Это слова старого барда, - ответил аббат. - Повтори их, - потребовала леди, и он продекламировал ей шепотом строки из старинной поэмы "Сова": {Поэма сэра Джона Холенда "Сова" известна любителям по превосходному изданию, преподнесенному Бэннатайн-клубу мистером Дэвидом Лэнгом. (Прим. автора.)} - О Дуглас! Дуглас! Нежный и верный. - Верный сэр Джон Холенд! - воскликнула леди Дуглас, воодушевленная словами поэта. - Никогда более доброжелательная душа не вдохновлялась поэтическим даром, а имя Дугласов постоянно звучало на струнах твоей лиры! Мы зачисляем вас к нам на службу, Глендининг. Только ты, Рэндл, присмотри, чтобы ему поручали пока одни лишь внешние посты; в дальнейшем мы разузнаем о нем более подробно от нашего сына. Ты не боишься ночного воздуха, Глендининг? - Служа той, перед которой я стою сейчас, я ничего не боюсь, - отвечал переодетый аббат. - В таком случае наша стража пополнилась еще одним надежным воином, - сказала старая леди. - Иди на кухню и дай им понять, что они должны относиться к тебе с уважением. Когда леди Лохливен удалилась, королева сказала Роланду Грейму, который теперь почти все время находился при ней: - Я следила за выражением лица этого незнакомца; не знаю, откуда родилось мое убеждение, но я совершенно уверена, что он наш друг. - Проницательность вашего величества не обманула вас, - ответил паж; и он тут же сообщил королеве, что роль новоприбывшего воина играет сам аббат монастыря святой Марии. Королева перекрестилась и подняла глаза к небу. - Такая грешница, как я, - воскликнула она, - недостойна того, чтобы этот святой человек столь высокого духовного сана переодевался ради меня простым латником и рисковал быть повешенным, как лазутчик врага! - Бог защитит своего слугу, государыня, - сказала Кэтрин Ситон. - Его участие ниспошлет благословение неба на все наше предприятие, если оно не благословенно само по себе. - Что меня восхищает в моем духовном отце, - сказал Роланд, - это то непроницаемое выражение, с которым он смотрел на меня, ничем не выдав нашего знакомства. Мне казалось, что подобная вещь невозможна, с тех пор как я перестал верить, что Генри и Кэтрин - одно и то же лицо. - А заметили вы, - спросила королева, - как умно достойный отец уклонялся от вопросов нашей леди Лохливен, говоря ей сущую правду, которую она все-таки понимала превратно? Роланд подумал, что если правду говорят с целью ввести в заблуждение, она ничем не лучше лжи. Но теперь было не время обсуждать этот щекотливый вопрос. - Нам надо следить за сигналом с того берега! - воскликнула Кэтрин. - Сердце подсказывает мне, что сегодня мы увидим в нашем эдемском саду два огня вместо одного. А тогда, Роланд, сыграйте мужественно вашу роль, и мы вскоре будем плясать на лугу, подобно ночным феям! Предчувствия Кэтрин не обманули ее. Вечером действительно в домике зажглись две свечи вместо одной, и у пажа забилось сердце, когда он услышал, что новоприбывшему воину поручено охранять внешнюю стену замка. Он сообщил эту новость королеве, и она протянула ему свою руку, но когда Роланд, преклонив колено, с подобающим уважением поднес ее к губам, он почувствовал, что она влажна и холодна, как мрамор. - Ради бога, государыня, не падайте сейчас духом, не поддавайтесь слабости! - Призовите на помощь пресвятую деву, моя повелительница! - убеждала ее леди Флеминг. - Молитесь своему ангелу-хранителю. - Призовите на помощь тени тех королей, от которых вы ведете свое происхождение! - воскликнул паж. - В такой час решимость монарха нужней, чем помощь сотни святых. - О Роланд Грейм, - промолвила Мария Стюарт в глубоком унынии, - не покидайте меня! Многие изменили мне. Увы! Я сама не всегд