он. - Незачем скрывать, что при дворе все только и говорят о необычайном успехе вашего дела, вопреки, как утверждают, желаниям самого влиятельного человека на горизонте Уайтхолла. Все думают о вас, говорят о вас, не сводят с вас глаз, спрашивают друг друга, кто этот молодой шотландский лорд, достигший столь многого в один день. Они перешептываются, гадая о том, как долго счастье будет сопутствовать вам и на какую высоту оно вознесет вас. И, несмотря на все это, вы хотите вернуться в Шотландию, есть грубые овсяные лепешки, испеченные на торфе; всякий мужлан будет жать вам руку и называть своим братом, хотя ваше родство идет от Ноя. Вы будете пить шотландский эль за два пенса, есть мясо отощавших от голода оленей, когда вам посчастливится подстрелить их, ездить верхом на низкорослых шотландских лошадках, и вас будут титуловать "мой благородный, достопочтенный лорд". - Должен признаться, я не жду для себя большого веселья в будущем, - сказал лорд Гленварлох? - даже если вашему отцу и доброму мейстеру Гериоту удастся привести мои дела в более или менее надежное состояние. Но все же я рассчитываю сделать что-нибудь для моих вассалов, как это делали до меня мои предки, и научить своих детей, как учили меня самого, приносить личные жертвы, если это необходимо, чтобы с достоинством поддерживать то положение, в которое их поставило провидение. Во время этой речи лорд Дэлгарно несколько раз пытался подавить смех, но наконец не выдержал и разразился таким веселым и искренним хохотом, что Найджел, несмотря на свое раздражение, был подхвачен этой волной и невольно присоединился к его бурному веселью, которое казалось ему не только беспричинным, но почти дерзким. Однако он скоро опомнился и произнес тоном, способным умерить необузданное веселье лорда Дэлгарно: - Все это прекрасно, милорд, но что означает ваш смех? Ответом на эти слова был еще более мощный взрыв смеха, и наконец лорд Дэлгарно вынужден был схватиться за плащ лорда Гленварлоха, чтобы не упасть на землю от сотрясавших его конвульсий. Найджел был одновременно смущен и разгневан при мысли о том, что он стал предметом насмешек своего нового знакомого, и лишь чувство признательности к отцу удержало его от того, чтобы не выразить свое негодование сыну. Тем временем лорд Дэлгарно пришел в себя и произнес прерывающимся голосом, с глазами, все еще полными слез: - Прошу прощения, мой дорогой лорд Гленварлох, десять тысяч раз прошу прощения. Но эта картина полной достоинства безмятежной сельской жизни и ваше неподдельное и гневное удивление, когда вы услышали, как я смеялся над тем, что вызвало бы смех у всякой вскормленной при дворе собаки, привыкшей только лаять на луну со двора в Уайтхолле, окончательно доконали меня. Подумайте только, мой милый, дорогой лорд, вы, статный, красивый юноша знатного рода, обладатель титула и родового поместья, вы, которого король так милостиво принял с первого же раза, что едва ли можно сомневаться в вашей дальнейшей карьере, если вы только сумеете воспользоваться этим, - ибо король уже сказал, что вы "отличный юноша, весьма искушенный в изящных науках", - вы, которого жаждут видеть все женщины, все самые замечательные красавицы королевского двора, - ибо вы приехали из Лейдена, родились в Шотландии и выиграли такое спорное дело в Англии, - вы, говорю я, с внешностью принца, с огненным взором, с острым умом, вы хотите бросить карты на стол, когда выигрыш почти уже у вас в руках, бежать обратно на морозный север и жениться - как вы думаете, на ком? - на высокой, надменной, голубоглазой, бледной, костлявой девице, с восемнадцатью частями на геральдическом щите, нечто вроде жены Лота, вновь сошедшей со своего столпа, и запереться с ней в увешанных гобеленами покоях. О боже! Кровь стынет в жилах при этой мысли! Редко удается юности, как бы возвышенна и благородна она ни была, устоять против натиска насмешек, опираясь только на силу своего характера и убеждений. Разгневанный и в то же время оскорбленный и, если говорить правду, стыдясь своих более мужественных и благородных намерений, Найджел был не в состоянии, да и считал излишним, разыгрывать из себя сурового, добродетельного патриота перед молодым человеком, блестящее красноречие которого и привычка вращаться в высших кругах общества давали ему, несмотря на более серьезный и положительный образ мыслей Найджела, временное преимущество. Поэтому он решил пойти на примирение и избежать дальнейших споров, откровенно признав, что возвращение на родину не зависит от его желания, а вызвано необходимостью. - Мои дела, - сказал он, - еще не улажены, и мой доход ненадежен. - А где вы найдете такого человека при королевском дворе, чьи дела были бы улажены и кто обладал бы надежным доходом? - воскликнул лорд Дэлгарно. - Все либо проигрывают, либо выигрывают. Тот, кто обладает богатством, приходит сюда, чтобы избавиться от него, а такие счастливчики, как мы с вами, дорогой Гленварлох, у которых нет ничего или почти ничего, легко могут стать обладателями их сокровищ. - У меня нет таких честолюбивых намерений, - сказал Найджел, - а если бы и были, должен сказать вам откровенно, лорд Дэлгарно, у меня нет средств для их осуществления. Сейчас я едва ли могу назвать своей одежду, которую ношу; я не имел бы ее, и я говорю это не краснея, если бы не дружба этого доброго человека. - Я постараюсь не смеяться больше, если смогу, - сказал лорд Дэлгарно. - Но боже мой! Зачем вам было обращаться за одеждой к богатому ювелиру - я свел бы вас к честному, доверчивому портному, который сшил бы вам полдюжины костюмов за одно только маленькое словечко "лорд", стоящее перед вашим именем; а ваш золотых дел мастер, если бы он действительно был вашим другом, должен был бы снабдить вас кошельком, полным сверкающих ноблей, на которые вы могли бы купить в три раза больше костюмов и приобрести еще что-нибудь получше. - Я не понимаю таких порядков, милорд, - сказал Найджел, досада которого пересилила его стыд. - Если я должен был бы явиться ко двору моего государя, то только тогда, когда я смог бы, не изворачиваясь и не делая долгов, обзавестись одеждой и свитой, приличествующими моему титулу. - Приличествующими моему титулу! - воскликнул лорд Дэлгарно, повторив его последние слова. - Можно было бы подумать, что это сказал мой отец. Вы, наверно, хотели бы явиться ко двору, так же как он, в сопровождении двадцати дряхлых телохранителей в синих мундирах, с седыми головами и красными носами, со щитами и мечами, которые их руки, трясущиеся от старости и от крепких напитков, уж не в состоянии поднять, с множеством огромных серебряных пряжек на оружии, чтобы все знали, чьи они шуты, - этих пряжек хватило бы на целый королевский сервиз... двадцати бездельников, годных только на то, чтобы наполнять наши приемные запахом лука и джина, фу! - Бедняги! - воскликнул лорд Гленварлох. - Быть может, они служили вашему отцу на поле брани. Что стало бы с ними, если бы он прогнал их? - Ну что ж, пусть идут в богадельню, - сказал Дэлгарно, - или продают метелки на мосту. Король побогаче моего отца, а между тем каждый день можно видеть, как бывшие солдаты, сражавшиеся под его знаменами, занимаются этим делом; из них получатся отменные огородные пугала, когда их голубые мундиры окончательно износятся. Вот по аллее идет молодец - самый смелый ворон не отважится приблизиться к его медно-красному носу на расстояние ярда. Уверяю вас, гораздо больше пользы от моего камердинера или от такого ловкого малого, как мой паж Лутин, чем от дюжины этих древних памятников Дугласовых войн, {Жестокие гражданские войны, которые вели шотландские бароны во время несовершеннолетия Иакова VI, получили свое название по имени знаменитого Джеймса Дугласа, графа Мортона, игравшего в них выдающуюся роль. Обе стороны беспощадно убивали своих пленников. (Прим. автора.)} в которых они перерезали друг другу горло в надежде найти на теле убитого дюжину шотландских пенсов. Зато они неприхотливы, милорд; они будут есть заплесневелую пищу и пить выдохшийся эль, словно у них бочки вместо желудков. Но сейчас зазвонит обеденный колокол - слышите, он прочищает свое заржавевшее горло и пробует голос. Вот еще одна кричащая реликвия древности; будь я хозяином, она давно бы уже лежала на дне Темзы. Какое, к черту, дело крестьянам и ремесленникам Стрэнда, что граф Хантинглен садится обедать? Но я вижу, отец смотрит в нашу сторону. Мы не должны опаздывать на молитву, взывающую к милости отца небесного, если не хотим навлечь на себя немилость отца земного, - прошу прощения за каламбур, который привел бы в восторг его величество. Наша семья покажется вам слишком патриархальной, и так как в заморских странах вы привыкли есть из тарелок, мне стыдно за наших жирных каплунов, за горы мяса и океаны супа, необъятные как холмы и озера Шотландии; но завтра вас ждет лучшее угощение. Где вы живете? Я зайду за вами. Я проведу вас через многолюдную пустыню в зачарованную страну, которую вы едва ли сможете найти без карты и кормчего. Где вы живете? - Я встречусь с вами в соборе святого Павла, - сказал Найджел в замешательстве, - в любое время, которое вам будет угодно назначить. - О, вы не хотите раскрывать вашу тайну, - сказал молодой лорд. - Но право же, вам нечего бояться меня; я не буду навязчивым. Вот мы и пришли в эту огромную кладовую мяса, птицы и рыбы. Прямо чудо, что дубовые столы не стонут под тяжестью этих яств. Тем временем они вошли в столовую, где их ждало обильное угощение, а многочисленные слуги до некоторой степени оправдывали насмешки молодого лорда. Среди приглашенных были капеллан и сэр Манго Мэлегроутер. Последний поздравил лорда Гленварлоха с успехом, который тот имел при дворе. - Можно подумать, что вы принесли в своем кармане яблоко раздора, милорд, или что вы головня, рожденная Алфеей, которую она положила в бочку с порохом, ибо вы перессорили между собой короля, принца и герцога, а также многих придворных, до этого благословенного дня даже не подозревавших о вашем существовании. - Не забывайте про ваше жаркое, сэр Манго, - сказал граф. - Оно остынет, пока вы говорите. - Вы правы, милорд, это было бы совсем некстати, - сказал кавалер. - За обедом у вашей светлости нелегко обжечь рот: слуги ваши стареют, так же как и мы с вами, милорд, а от кухни до столовой далекий путь. После этой небольшой вспышки желчи сэр Манго немного успокоился до тех пор, пока не убрали со стола. Тогда он, устремив взор на новый нарядный камзол лорда Дэлгарно, похвалил его за бережливость, уверяя, что видел тот же самый камзол на его отце в Эдинбурге во время приезда испанского посла. Лорд Дэлгарно, слишком светский человек, чтобы обращать внимание на слова подобной особы, продолжая невозмутимо щелкать орехи, ответил, что камзол действительно некоторым образом принадлежит его отцу, так как ему, вероятно, скоро придется заплатить за него пятьдесят фунтов. Сэр Манго, по своему обыкновению, тотчас же поторопился передать эту приятную новость графу, заметив, что его сын лучше умеет заключать выгодные сделки, нежели его светлость, так как он купил такой же нарядный камзол, какой был на его светлости во время посещения Холируда испанским послом, и заплатил за него всего лишь пятьдесят шотландских фунтов. - Вашего сына не так-то легко оставить в дураках, милорд. - Пятьдесят фунтов стерлингов, с вашего позволения, сэр Манго, - спокойно ответил граф. - Но без дураков здесь все же не обошлось, и во всех трех временах. Дэлгарно был дураком при покупке, я буду дураком при платеже, а вы, сэр Манго, прошу прощения, дурак in pressenti, {В настоящее время (лат.).} ибо суете свой нос в чужие дела. С этими словами граф вернулся к своим важным обязанностям гостеприимного хозяина, и вскоре вино лилось рекой, зажигая всеобщее веселье и угрожая в то же время трезвости гостей. Веселый пир был прерван известием о том, что стряпчий переписал бумаги, которые нужно немедленно подписать. Джордж Гериот встал из-за стола, заметив, что винные бокалы и судейские бумаги - плохие соседи. Граф спросил стряпчего, угостили ли его на кухне, и услышал почтительный ответ: сохрани бог, чтобы он оказался таким неблагодарным животным и стал бы есть и пить, не выполнив прежде приказаний его светлости. - Ты должен поесть перед уходом, - сказал лорд Хантинглен, - и посмотрим, не заиграет ли на твоих щеках румянец после бокала испанского вина. Какой позор для гостеприимного хозяина, если ты появишься на Стрэнде в таком виде, как сейчас, словно призрак. Позаботься об этом, Дэлгарно, дело идет о чести нашего дома. Лорд Дэлгарно отдал распоряжение, чтобы стряпчему было оказано должное внимание. Тем временем лорд Гленварлох и горожанин подписали бумаги и обменялись документами, завершив сделку, в которой главное заинтересованное лицо понимало лишь то, что его дело находится в руках верного ревностного друга, обязавшегося достать денег и спасти его поместье от перехода в чужие руки, уплатив обусловленную сумму, за которую оно было заложено, и что церемония выкупа должна произойти в день праздника урожая, первого августа, в полдень, возле гробницы регента графа Мерри, в соборе святого Эгидия в Эдинбурге. {В те времена педантичной точности в каждом договоре указывалось особое место для его выполнения, и часто для этой цели избиралась гробница регента Мерри в церкви святого Эгидия. (Прим. автора.)} Когда с делом было покончено, граф хотел продолжать веселый пир, но горожанин, сославшись на важность документов, которые он должен был взять с собой, и на предстоящие ему завтра утром дела, не только отказался вернуться к столу, но и увлек за собой также и лорда Гленварлоха, который при иных обстоятельствах, может быть, оказался бы более сговорчивым. Когда они снова уселись в лодку и отчалили от берега, Джордж Гериот бросил задумчивый взгляд на дом, который они только что покинули. - Они живут, - сказал он, - по старой и по новой моде. Отец похож на старый благородный меч, заржавевший от нерадения и бездеятельности; сын подобен модной шпаге с красивой отделкой, с блестящей позолотой, согласно вкусу нашего времени, - и будущее покажет, достоин ли клинок всех этих украшений. Дай бог, чтобы это было так. Я говорю как старый друг семьи. В пути они не вели никаких серьезных разговоров, и лорд Гленварлох, сойдя на пристани у собора святого Павла, распрощался со своим другом-горожанином и вернулся к себе домой, где его слуга Ричи, немало возбужденный событиями дня и гостеприимством экономки лорда Хантинглена, в самых ярких красках описывал свои впечатления очаровательной миссис Нелли, которая рада была слышать, что наконец-то, как выразился Ричи, солнце заглянуло и за их плетень. Глава XI Пора привыкнуть к нашим временам: Порок теперь похож на добродетель - Уж друг от друга их не отличишь. Они одно и то же носят платье, Одно едят, в таких же спят постелях И разъезжают в тех же экипажах, Что честные дворяне. Бен Джонсон На следующее утро, когда Найджел, окончив свой завтрак, размышлял о том, как бы ему провести день, его внимание привлек какой-то шум на лестнице, и вскоре в комнату вбежала миссис Нелли, красная как рак, едва способная произнести: - Какой-то молодой дворянин, сэр... Не иначе как лорд, - прибавила она, слегка проведя рукой по губам, - такой дерзкий... молодой лорд, сэр, хочет видеть вас. И вслед за ней в тесную каморку легкой походкой вошел лорд Дэлгарно, веселый, непринужденный, видимо, не менее обрадованный встрече со своим новым другом, как если бы он встретился с ним в роскошных покоях дворца. Найджел, напротив (ибо юность - раба таких условностей), был смущен и унижен тем, что такой блестящий щеголь застал его в комнате, которая при появлении в ней элегантного и нарядно одетого кавалера показалась ее обитателю еще более низкой, тесной, темной и убогой, чем прежде. Он собирался было извиниться за скромность обстановки, но лорд Дэлгарно перебил его. - Ни слова об этом, - сказал он, - ни единого слова. Я знаю, почему вы бросили здесь якорь; но я умею хранить тайну. С такой прелестной хозяйкой даже трущоба покажется дворцом. - Клянусь честью!.. - воскликнул лорд Гленварлох. - Нет, нет, не тратьте лишних слов, - сказал лорд Дэлгарно. - Я не сплетник и не собираюсь становиться вам поперек дороги; в лесу, слава богу, довольно дичи, и я сам смогу подстрелить для себя лань. Он произнес эти слова таким многозначительным тоном и его объяснение выставляло мнимые любовные похождения лорда Гленварлоха в таком выгодном свете, что Найджел прекратил всякие попытки разубедить его; и (такова слабость человеческой натуры), стыдясь вымышленного порока, быть может, меньше, чем действительной бедности, он переменил тему разговора, не опровергнув досужих вымыслов молодого придворного, бросавших тень на репутацию бедной миссис Нелли и его собственную. Он нерешительно предложил гостю закуску. Лорд Дэлгарно оказал, что давно уже позавтракал, но только что сыграл партию в теннис и с удовольствием выпьет кружку слабого пива из рук прелестной хозяйки. Миссис Нелли не преминула сама поднести ему живительный напиток; лорд Дэлгарно отведал его, похвалил и, бросив внимательный взгляд на хозяйку, с торжественным видом провозгласил тост за здоровье ее супруга, едва заметно подмигнув лорду Гленварлоху. Миссис Нелли была очень польщена, пригладила рукой передник и сказала, что "их светлости поистине оказали большую честь ее Джону. Он Добрый, заботливый семьянин, на всей улице такого не сыщешь, а то и до северной заставы, что у собора святого Павла". Вероятно, она стала бы распространяться о разности в летах, как о единственном облаке, омрачающем их супружеское счастье, но ее постоялец, не желая больше выслушивать насмешки своего веселого друга, вопреки обыкновению, сделал ей знак удалиться. Лорд Дэлгарно посмотрел ей вслед, затем взглянул на Гленварлоха, покачал головой и продекламировал хорошо известные стихи: ...Берегитесь ревности, начальник. Чудовище с зелеными глазами Над жертвой издевается. {*} {* Перевод А. Радловой.} - Но довольно, - сказал он, меняя тон, - почему я должен мучить вас, я, у которого на счету немало собственных подобных проказ, вместо того чтобы попросить прощения за свой непрошеный визит и сообщить, для чего я пришел. С этими словами он сел на стул и, поставив другой перед лордом Гленварлохом, несмотря на его стремительную попытку опередить гостя в оказании этого акта вежливости, продолжал тем же тоном непринужденной фамильярности: - Милорд, мы соседи, и мы только что познакомились. Я уже достаточно много слышал о нашей дорогой северной отчизне и прекрасно понимаю, что в Шотландии соседи должны быть закадычными друзьями или смертельными врагами - они должны или идти рука об руку, или стоять друг против друга со скрещенными шпагами; я предпочитаю идти рука об руку, если вы не отвергнете мое предложение. - Как мог бы я, милорд, - воскликнул лорд Гленварлох, - отвергнуть ваше искреннее предложение, даже если бы ваш отец не стал для меня вторым отцом? И, взяв лорда Дэлгарно за руку, он прибавил: - Мне кажется, я не потерял напрасно времени, ибо за один день пребывания при дворе я приобрел доброго друга и могущественного врага. - Друг благодарит вас, - ответил лорд Дэлгарно, - за ваше справедливое мнение; но, мой дорогой Гленварлох, - впрочем, мне кажется, титулы и фамилии звучат слишком церемонно в обращении между двумя потомками столь знатного рода, - как ваше имя? - Найджел, - ответил лорд Гленварлох. - Так будем же Найджелом и Малколмом друг для друга, - сказал его гость, - и милордами для окружающего нас плебейского мира. Но я хотел спросить вас, кого вы считаете своим врагом? - Не кого иного, как самого всесильного фаворита, великого герцога Бакингема. - Вам это приснилось! Что могло внушить вам такую мысль? - воскликнул Дэлгарно. - Он сам сказал мне это, - ответил Гленварлох, - и он поступил со мной честно и благородно. - О, вы еще не знаете его, - сказал его собеседник. - Герцог отлит из сотни благородных огненных металлов, и, подобно ретивому коню, он делает нетерпеливый скачок в сторону при появлении малейшего препятствия на своем пути. Но при таких мимолетных вспышках он не думает что говорит. Слава богу, меня он слушает больше, чем кого-либо из окружающих. Вы должны посетить его вместе со мной, и вы увидите, какой прием вам будет оказан. - Я уже сказал вам, милорд, - промолвил Гленварлох твердым и несколько надменным тоном, - что герцог Бакингем без всякого повода объявил себя моим врагом перед лицом всех придворных; он должен взять обратно свой вызов так же публично, как он был брошен, прежде чем я сделаю хоть один шаг на пути к примирению с ним. - Такое поведение было бы уместно со всяким другим человеком, - сказал лорд Дэлгарно, - но здесь вы заблуждаетесь. На горизонте королевского Двора Бакингем - восходящая звезда, и от его враждебности или благосклонности зависит счастье или несчастье просителя. Король мог бы напомнить вам вашего Федра: Arripiens geminas, ripis cedentibus, ollas... {*} {* Раз поток разлился, подхватил два горшка и понес их (лат.).} и так далее. Вы сосуд из глины; остерегайтесь столкновения с сосудом из бронзы. - Глиняный сосуд, - сказал Гленварлох, - сможет избежать столкновения, выбросившись из реки на берег. Я не собираюсь больше ездить во дворец. - О, вам непременно нужно поехать во дворец; без этого вашему шотландскому делу не дадут хода, ибо, чтобы добиться получения денег по имеющемуся у вас королевскому приказу, необходимы покровительство и благосклонность. Об этом мы еще поговорим после; а теперь скажите мне, дорогой Найджел, вы не ожидали увидеть меня у себя в столь ранний час? - Меня удивляет, как вы могли найти меня в таком укромном уголке, - сказал лорд Гленварлох. - Мой паж Лутин - настоящий дьявол по части таких открытий, - ответил лорд Дэлгарио. - Стоит мне только сказать: "Домовой, я хочу знать, где обитает он или она", и он приводит меня туда словно по волшебству. - Надеюсь, он не дожидается сейчас на улице, милорд, - сказал Найджел. - Я пошлю за ним своего слугу. - Не беспокойтесь, - сказал лорд Дэлгарно, - сейчас он играет в орлянку с самыми беспутными шалопаями на пристани, если только он не изменил своим старым привычкам. - А вы не боитесь, - спросил лорд Гленварлох, - что он может испортиться в такой компании? - Пусть лучше его компания заботится о своей нравственности, - холодно ответил лорд Дэлгарно, - ибо только в компании настоящих дьяволов Лутин мог бы научиться злу, а не преподать его другим. Благодарение богам, для своих лет он достаточно сведущ в пороках. Я избавлен от необходимости заботиться о его нравственности, ибо ничто не может ни улучшить, ни ухудшить ее. - Интересно, что сказали бы на это его родители, милорд, - заметил Найджел. - Интересно, где я мог бы найти его родителей, - ответил его собеседник, - чтобы дать им отчет. - Может быть, он и сирота, - сказал Найджел, - но если он служит пажом в семье вашей светлости, его родители, несомненно, должны быть высокого звания. - Такого высокого звания, до какого только могла возвысить их виселица, - ответил лорд Дэлгарно с прежней невозмутимостью. - Во всяком случае, из рассказов цыган, у которых я купил его пять лет тому назад, можно было понять, что оба они были повешены. Вы удивлены? Но не лучше ли вместо ленивого, тщеславного, белолицего аристократического отпрыска, при котором я, по вашим старомодным понятиям, должен был бы состоять наставником и следить за тем, чтобы он мыл руки и лицо, молился, учил свои accidens, {"Припадая..." (лат.). Начало молитвы.} не сквернословил, чистил щеткой свою шляпу и надевал свой парадный камзол только по воскресеньям, - не лучше ли вместо такого пай-мальчика иметь этакого молодца? Он громко и пронзительно свистнул, и паж, о котором он говорил, подобно духу, мгновенно очутился в комнате. По росту ему можно было дать лет пятнадцать, но по выражению лица он казался года на два, а то и на три старше. Он был строен и богато одет, тонкое, бронзового цвета лицо выдавало его цыганское происхождение, а блестящие черные глаза, казалось, насквозь пронизывали того, на кого падал их взгляд. - Вон он! - воскликнул лорд Дэлгарно. - Он не боится ни огня, ни воды и готов выполнить любое приказание, доброе или злое, - плут, вор и враль, не имеющий равного в своем племени. - Каковые качества, - сказал неустрашимый паж, - все по очереди сослужили вашей светлости немалую службу. - Прочь, дьяволенок! - воскликнул его господин. - Исчезни, испарись! А не то моя волшебная палочка прогуляется по твоей спине. Паж повернулся и исчез так же внезапно, как появился. - Вы видите, - сказал лорд Дэлгарно, - что при выборе слуг я лучше всего могу выразить свое почтение перед благородной кровью, не принимая ее обладателей к себе на службу. Один такой висельник был бы способен совратить с пути истинного целую свиту пажей, хотя бы они были потомками королей и императоров. - Я не представляю себе, чтобы дворянин мог нуждаться в услугах такого пажа, как этот бесенок, - сказал Найджел. - Вы просто хотите подшутить над моей неопытностью. - Время покажет, шучу я или нет, мой дорогой Найджел, - ответил Дэлгарно. - А пока я хочу предложить вам воспользоваться приливом и совершить прогулку вверх по реке, а в полдень, я надеюсь, вы отобедаете со мной. Найджел принял это приглашение, обещавшее так много развлечений, и вместе со своим новым другом, в сопровождении Лутина и Мониплайза, напоминавших в сочетании друг с другом медведя и обезьяну, сел в лодку лорда Дэлгарно, стоявшую наготове с гребцами, на рукавах которых был изображен герб его светлости. Воздух на реке был восхитителен, а оживленная беседа лорда Дэлгарно служила острой приправой к этой приятной маленькой прогулке. Он не только рассказывал много интересного об общественных зданиях и особняках знати, мимо которых они проплывали, поднимаясь вверх по Темзе, но и сдабривал эти сведения множеством забавных анекдотов, политических слухов и светских сплетен. Если он и не блистал умом, то, во всяком случае, в совершенстве владел искусством светской болтовни, что в те времена, так же как и в наши дни, с лихвой возмещало указанный недостаток. Это был стиль разговора, совершенно новый для его собеседника, так же как и мир, который лорд Дэлгарно открыл перед его взором, и неудивительно, что Найджел, несмотря на свой природный здравый смысл и благородный дух, с готовностью, казалось бы несовместимой с этими качествами, выслушивал покровительственные наставления своего нового друга, да и нелегко было бы ему оказать сопротивление. Пытаться противопоставить высокопарный тон непреклонной нравственности непринужденному стилю беседы лорда Дэлгарно, державшегося на грани между шуткой и серьезностью, показалось бы педантичным и смешным, и каждое возражение Найджела, которому он старался придавать такой же шутливый тон, как и его собеседник, только обнаруживало его неумение вести легкий разговор подобного рода. Кроме того, следует признаться, что хотя в глубине души лорд Гленварлох не одобрял многого из того, что он услышал, все же, несмотря на свою неискушенность в светской жизни, он не так уж был встревожен речами и манерами своего нового приятеля, как того требовало благоразумие. Лорд Дэлгарно не хотел пугать своего новообращенного ученика и поэтому не пытался убеждать его в том, что, по-видимому, было особенно чуждо его привычкам и взглядам, и он так ловко переплетал шутки с серьезностью, что Найджел не мог понять, где кончалась серьезность и где начинался безудержный поток насмешек. Время от времени речь лорда Дэлгарно пронизывали вспышки благородного воодушевления, которые указывали на то, что если соответствующий повод побудил бы его к действию, он оказался бы чем-то совершенно отличным от праздного придворного сластолюбца, каким любил изображать себя. Когда они возвращались вниз по реке, лорд Гленварлох заметил, что лодка проплыла мимо дома лорда Хантинглена, и обратил внимание лорда Дэлгарно на это обстоятельство, прибавив, что, как он полагал, они должны были пообедать там. - Ни в коем случае, - сказал молодой аристократ. - Я не собираюсь быть таким безжалостным и еще раз пичкать вас сырой говядиной и Канарским вином. Я хочу предложить вам нечто лучшее, поверьте мне, нежели повторение скифского пиршества. А что касается моего отца, то он собирается сегодня обедать у старого важного графа Нортхэмптона, некогда прославленного лорда Генри Ховарда, ярого противника всех лжепророков и предсказателей. - И вы не идете вместе с ним? - спросил его собеседник. - Для чего? - воскликнул лорд Дэлгарно. - Слушать, как его мудрая светлость перебирает заплесневелые политические сплетни на своем ломаном латинском языке, которым эта старая лиса всегда пользуется для того, чтобы дать ученому монарху Англии возможность исправлять его грамматические ошибки? Нечего сказать, веселое занятие! - О нет, - возразил лорд Найджел. - Но вам следовало бы сопровождать его светлость вашего батюшку, чтобы выразить свое почтение. - У его светлости моего батюшки, - ответил лорд Дэлгарно, - достаточно телохранителей, чтобы сопровождать его, и он прекрасно может обойтись без такого вертопраха, как я. Он и без моей помощи сможет поднести ко рту кубок с вином, а если родительская голова слегка закружится, найдется достаточно людей, чтобы отвести его достопочтенную светлость к достопочтенному ложу его светлости. Не смотрите на меня так, Найджел, словно мои слова могут потопить лодку и нас вместе с ней. Я люблю своего отца, я нежно люблю и уважаю его, хотя немногие люди пользуются моим уважением; никогда еще более верный троянец не опоясывался мечом. Но что ж из этого? Он принадлежит старому миру, я - новому. У него свои причуды, у меня свои. И чем меньше каждый из нас будет обращать внимания на грешки другого, тем больше будет почтение и уважение - мне кажется, это самые подходящие слова, - я хотел сказать, уважение, которое мы должны испытывать друг к другу. Порознь каждый из нас остается самим собой, таким, каким создали его природа и жизнь. Но привяжите нас к поводку слишком близко друг от друга, и можете не сомневаться, что на своре у вас окажется или старый лицемер, или молодой, а может быть, и тот и другой. Тем временем лодка причалила к пристани в квартале Блэкфрайерс. Лорд Дэлгарно спрыгнул на берег и, бросив плащ и шпагу пажу, предложил своему спутнику последовать его примеру. - Сейчас мы попадем в толпу нарядных кавалеров, - сказал он, - и если мы будем так кутаться, мы уподобимся смуглолицему испанцу, плотно запахивающему плащ, чтобы скрыть изъяны своего камзола. - С позволения вашей светлости, я знавал немало честных людей, которым приходилось делать то же самое, - сказал Ричи Мониплайз, выжидавший подходящего момента, чтобы вмешаться в разговор. Он, вероятно, еще не забыл, какой плащ и какой камзол украшали его особу в столь недавнем прошлом. Лорд Дэлгарно с удивлением уставился на него, пораженный такой дерзостью, но тотчас же сказал: - Возможно, ты знавал немало полезных вещей, мой друг, но тем не менее ты не знаешь самого важного, а именно - как носить на руке плащ своего господина, чтобы показать в выгодном свете золотые галуны и соболью подкладку. Посмотри, как Лутин держит шпагу, слегка прикрыв ее плащом, но так, чтобы оттенить чеканную рукоятку и серебряную отделку ножен. Дайте свою шпагу вашему слуге, Найджел, - продолжал он, обращаясь к лорду Гленварлоху, - чтобы он мог поучиться столь необходимому искусству. - Благоразумно ли, - сказал Найджел, отстегивая шпагу и передавая ее Ричи, - идти по улице совершенно безоружным? - Ну. конечно, - сказал его спутник. - Вы не в Старом Рики, как мой отец ласкательно называет вашу славную шотландскую столицу, где царит такой разгул родовой мести и дух раздора, что ни один человек знатного происхождения не может дважды пересечь вашу Хай-стрит, чтобы трижды не подвергнуть свою жизнь опасности. Но здесь, сэр, на улицах не разрешаются никакие поединки. Стоит только обнажить шпагу, как сбегаются эти тупоголовые горожане и раздается клич: "За дубинки!" - Ну и крепкое же это словечко, - заметил Ричи. - Мой котелок уже имел счастье познакомиться с ним. - Будь я твоим хозяином, негодник, - сказал лорд Дэлгарно, - я выпарил бы все мозги из твоего котелка, как ты его называешь, если бы ты осмелился произнести хоть одно слово в моем присутствии, не дожидаясь вопроса. В ответ Ричи пробормотал что-то невнятное, но все же последовал совету и занял подобающее ему место позади хозяина, рядом с Лутином, который не преминул воспользоваться этим случаем, чтобы сделать своего спутника предметом насмешек прохожих, подражая, когда Ричи смотрел в сторону, его прямой, чопорной и надменной походке и хмурой физиономии. - А теперь скажите мне, мой дорогой Малколм, - спросил Найджел, - куда мы направляем свои стопы и будем ли мы обедать в вашем доме? - В моем доме? О да, разумеется, - ответил лорд Дэлгарно. - Вы будете обедать в моем доме, и в вашем собственном доме, и в доме еще двадцати других кавалеров, где стол будет уставлен лучшими яствами и лучшими винами и где будет больше слуг, чем в вашем и моем доме вместе взятых. Мы идем в самую знаменитую ресторацию в Лондоне. - То есть, говоря обычным языком, в таверну или харчевню, - сказал Найджел. - В таверну или харчевню, мой наивный, простодушный друг! - воскликнул лорд Дэлгарно. - Нет, нет; в этих местах грязные горожане курят трубки и пьют пиво, плутоватые сутяги обирают свои несчастные жертвы, студенты из Темпла отпускают шутки, такие же пустые, как и их головы, и мелкие дворяне пьют такие слабые напитки, от которых получают водянку вместо опьянения. Ресторация - это недавно основанное заведение, посвященное Вакху и Комусу, где самые изысканные благородные кавалеры нашего времени встречаются с самыми возвышенными умами нашей эпохи, где вино - это душа самых отборных лоз, утонченное, как гений поэта, старое и благородное, как кровь пэров. И кушанья там не похожи на обычную грубую земную пищу. Море и суша опустошаются для того, чтобы украсить стол, и шесть изобретательных поваров неустанно напрягают свое воображение, чтобы их искусство было достойно этих великолепных даров природы, а если возможно, то и превосходило их. - Из всей этой восторженной тирады, - сказал лорд Гленварлох, - я понимаю только то, как я уже понимал раньше, что мы идем в первоклассную таверну, где нас ждет щедрое угощение и не менее щедрая расплата по счету. - По счету! - воскликнул лорд Дэлгарно все в том же тоне. - Забудьте это мужицкое слово! Какое кощунство! Monsieur le chevalier de Beaujeu, {Мосье шевалье де Боже (франц.).} украшение Парижа и цвет Гаскони, который может определить возраст вина по запаху, который дистиллирует соусы в перегонном кубе при помощи философии Луллия, который за обедом нарезает мясо с такой поразительной точностью, что каждый благородный кавалер и сквайр получает порцию фазана, как раз соответствующую его званию, тот, кто разделяет винноягодника на двенадцать частей с таким поразительным искусством, что ни один из двенадцати гостей не получит ни на волос, ни на двенадцатую часть драхмы больше другого, - и, говоря о нем, вы произносите слово счет! Мой друг, он прославленный и общепризнанный знаток во всем, что касается фехтования, азартных игр и многих других вещей... Боже - король карт и герцог игральных костей - чтобы он подавал счет, как красноносый плебей-трактирщик в зеленом фартуке! О, дорогой мой Найджел, какое слово вы произнесли и о каком человеке! Ваше кощунство можно извинить только тем, что вы еще не знаете его, и все же едва ли можно считать это извинение достаточным, ибо пробыть в Лондоне целый день и не познакомиться с Боже - тоже своего рода преступление. Но вы должны познакомиться с ним немедленно, и вы сами придете в ужас от тех чудовищных слов, которые вы произнесли. - Да, но вы не будете утверждать, - сказал Найджел, - что достопочтенный шевалье угощает всеми этими яствами за свой счет, не правда ли? - Нет, нет, - ответил лорд Дэлгарно, - существует особая церемония, в которую посвящены друзья и постоянные гости шевалье, но сегодня это не должно интересовать вас. Расплачиваются символически, как сказал бы его величество, иными словами - происходит обмен любезностями между Боже и его гостями. Он предоставляет им бесплатно обед и вино, как только им заблагорассудится попытать счастья в его доме в полуденный час, а они в благодарность за это делают шевалье подарок в виде золотой монеты. Да будет вам известно, что, кроме Комоса и Вакха, в доме Боже нередко поклоняются богине подлунных дел, диве Фортуне, и он в качестве верховного жреца получает, как и следует, значительную долю жертвоприношений. - Иными словами, - сказал лорд Гленварлох, - этот человек содержит игорный дом. - Дом, в котором вы, несомненно, можете играть, - сказал лорд Дэлгарно, - точно так же, как в своей собственной комнате, если у вас появится желание; я помню даже, как старый Том Тэлли сыграл на пари партию в карты с французом Кэнз ле Ва во время ранней обедни в соборе святого Павла. Утро было туманное, кроме полусонного священника и слепой старушки, в церкви никого не было, и, таким образом, их проделка осталась незамеченной. - Тем не менее, Малколм, - сказал молодой лорд серьезным тоном, - я не смогу сегодня обедать с вами в этой ресторации. - Но почему же, во имя неба, вы отказываетесь от своего слова? - спросил лорд Дэлгарно. - Я не отказываюсь от своего слова, Малколм, но я давно уже дал обещание своему отцу никогда не переступать порога игорного дома. - Уверяю вас, что это не игорный дом, - сказал лорд Дэлгарно, - это попросту таверна, в которой царят более учтивые нравы и где можно встретить более изысканное общество, чем в других тавернах нашего города. И если кто-нибудь из гостей увлекается азартными играми, то все они люди чести и играют они честно, проигрывая не больше того, что в состоянии заплатить. Ваш отец не мог желать, чтобы вы избегали посещения таких домов. Он с таким же успехом мог бы взять с вас клятву никогда не переступать порога ни одной гостиницы, таверны или харчевни, ибо не существует ни одного заведения подобного рода, где бы ваш взор не оскорбляли куски раскрашенного картона, а ваш слух не осквернял стук маленьких, покрытых точками кубиков из слоновой кости. Разница заключается лишь в том, что там, куда мы идем, мы можем встретить знатных людей, играющих для развлечения, а в обычных игорных домах вы встретите забияк и шулеров, которые будут стремиться выманить у вас деньги обманом или угрозами. - Я уверен, что вы не заставите меня совершить дурной поступок, - сказал Найджел, - но мой отец испытывал отвращение