е больше никогда не увидеть второго такого короля. - Вам также угрожает изгнание из наших владений, - сурово прибавил принц. - Это должно быть облечено в законную форму, с дозволения вашего королевского высочества, - сказал Дэлгарно с преувеличенной почтительностью. - Признаюсь, мне не случалось слышать, что существует положение, вынуждающее под страхом изгнания из страны жениться на всякой женщине, с которой мы позабавились. Может быть, его светлость герцог Бакингем просветит меня на этот счет. - Вы подлец, Дэлгарно, - не сдержавшись, сказал высокомерный фаворит. - Фи, милорд, как вам не стыдно говорить подобные слова подсудимому, да еще в присутствии вашего любезного короля и куманька! - сказал лорд Дэлгарно. - Пора, однако, покончить с обсуждением этого дела. Я изучил опись имущества Эрминии Паулетти, дочери покойного благородного - если я не ошибаюсь, он назван здесь благородным - Джованни Паулетти из рода Сансовино в Генуе и не менее благородной леди Мод Олифант из рода Гленварлохов. Итак, я подтверждаю, что в Испании я был помолвлен с этой благородной леди, и мы даже успели prcelibatio matrimonii; {Предварительно вкусить от радости брака (лат.).} а теперь - чего еще требует от меня сей торжественный синклит? - Вы должны исправить тяжкое, постыдное оскорбление, какое вы нанесли этой леди, и вступить с ней в брак не позже чем через час, - сказал принц. - Если ваше королевское высочество соблаговолит вспомнить, я состою в отдаленном родстве с одним старым графом, который называет себя моим отцом; у него может оказаться свое мнение в этом вопросе. Увы, не всякого сына бог благословляет послушным родителем! - При этом Дэлгарно метнул беглый взгляд в сторону трона, поясняя смысл сказанного. - Мы сами говорили с лордом Хантингленом, - сказал король, - и уполномочены заявить о его согласии. - Я никогда не мечтал об участии proxeneta, {Посредника (лат.).} в переводе на простонародный язык - свата, столь высокой знатности, - промолвил Дэлгарно, уже не скрывая насмешки. - Так мой отец дал согласие? А когда-то, еще в Шотландии, он говаривал, что кровь Хантингленов не смешается с кровью Гленварлохов, хотя бы их слили в один сосуд. Может быть, ему захотелось произвести опыт? - Милорд, - сказал Иаков, - мы не позволим долее насмехаться над нами. Намерены ли вы сию минуту, sine mora {Без промедления (лат.).} обвенчаться с этой леди в нашей церкви? - Statim atque instanter, {Тотчас и немедленно (лат.).} - ответил лорд Дэлгарно, - ибо, как я понимаю, своим поступком я окажу ценную услугу обществу: я буду обладателем богатства, которым предоставлю пользоваться вашему величеству, и красивой жены, которую предоставлю его светлости герцогу Бакингему. Герцог встал со своего места и, подойдя к тому концу стола, где стоял Дэлгарно, прошептал ему на ухо: - До сих пор вы предоставляли в мое распоряжение свою красивую сестру. Эта насмешка пробила броню напускного равнодушия Дэлгарно. Он вздрогнул, словно ужаленный змеей, но тут же овладел собой и, устремив на улыбающегося Бакингема взор, полный невыразимой ненависти, притронулся указательным пальцем левой руки к эфесу своей шпаги, но сделал это так, что никто, кроме Бакингема, не заметил его жеста. Герцог ответил ему уничтожающе презрительной улыбкой и вернулся на место, повинуясь королю, не перестававшему взывать: - Садись, Стини, садись, я приказываю тебе, мы не потерпим глупых шуток! - Ваше величество можете быть спокойны; у меня хватит терпения, - сказал Дэлгарно. - А чтобы мне было легче сохранять его, я больше не произнесу здесь ни одного слова, кроме тех, что предписывает мне то чудесное место в молитвеннике, которое начинается с "возлюбленная" и оканчивается - "изумление". - Ты закоренелый негодяй, Дэлгарно, - сказал король. - Будь я на месте девушки, клянусь бессмертной душой моего отца, я лучше вынес бы бесчестье называться твоей наложницей, чем подвергаться опасности быть твоей женой. Но я беру ее под наше особое покровительство. Пойдемте, милорды, мы будем лично присутствовать на этой веселой свадьбе. Он подал пример остальным, встав с места и направившись к двери. Лорд Дэлгарно присоединился к ним, но ни с кем не заговаривал, и никто не заговаривал с ним, что, впрочем, его нисколько не огорчало; он держался так свободно и уверенно, как будто и в самом деле был счастливым женихом. Они прошли в дворцовую церковь потайным ходом, который вел туда прямо из королевских покоев. Епископ Уинчестерский в первосвященническом облачении стоял по одну сторону алтаря, по другую же, опираясь на руку монны Паулы, стояла бледная, истомленная, полуживая леди Гермиона, или Эрминия Паулетти. Лорд Дэлгарно низко поклонился ей, а принц, заметив, с каким ужасом взглянула она на Дэлгарно, подошел к ней и сказал со своим обычным достоинством: - Мадам, прежде чем вы отдадитесь во власть этого человека, узнайте, что честь ваша в полной мере восстановлена. От вас зависит, отдадите ли вы свое богатство и судьбу в руки того, кто показал себя недостойным какого бы то ни было доверия. В ответ леди Гермиона с трудом выговорила: - Доброте его величества я обязана тем, что за мной сохранена часть моего состояния, чтобы я могла жить, ни в чем не нуждаясь. Лучшее применение для остальной части - послужить выкупом, при посредстве которого я восстановлю утраченное доброе имя и приобрету право окончить мои дни в тиши и уединении. - Брачный договор составлен под нашим наблюдением, - сказал король, - и мы в нем специально оговорили, что potestas maritalis {Супружеское право (лат.).} не подлежит выполнению и что супруги будут жить врозь. Итак, сочетайте их поскорее браком, милорд епископ, и пусть они опять разойдутся в разные стороны. Епископ раскрыл молитвенник и в зловещей и необычной обстановке приступил к обряду венчании. Невеста отвечала только наклоном головы, тогда как жених говорил внятно и вызывающе, насмешливым, почти презрительным тоном. Когда церемония была закончена, лорд Дэлгарно наклонился, чтобы поцеловать новобрачную, но видя, что она отпрянула от него со страхом и отвращением, удовольствовался низким поклоном. Затем он снова выпрямился и слегка потянулся, как бы испытывая свободу своих движений, но сделал это весьма изящно, не меняя позы. - Я еще могу танцевать, - сказал он, - хотя и скован цепями; цепи эти из золота и потому легки. Однако все смотрят на меня с неодобрением, и я чувствую, что мне пора удалиться. Солнце светит не в одной Англии. Но прежде я должен узнать, что будет с прелестной леди Дэлгарно. Мне кажется, приличия требуют, чтобы я интересовался этим. Будет ли она отослана в гарем милорда герцога? Или этот почтенный горожанин по-прежнему... - Удержи свой подлый, грязный язык! - прервал его лорд Хантинглен, который во время бракосочетания держался в стороне; теперь он внезапно выступил вперед, взял под руку леди Дэлгарно и встал лицом к лицу с ее недостойным мужем. - Леди Дэлгарно, - продолжал он, - останется в моем доме как вдова моего сына. Да, она для меня вдова, как будто над ее бесчестным мужем сомкнулась могила. На миг лорд Дэлгарно испытал сильнейшее замешательство и смиренно сказал: - Хотя, милорд, вы и желаете мне смерти, я, несмотря на то, что я ваш наследник, не могу пожелать вам того же. Не многие из первенцев Израиля, - добавил он, подавив единственное проявление искреннего чувства, - могут сказать то же и так же чистосердечно. Но прежде чем уехать отсюда, я докажу вам, что я достойный потомок рода, славящегося своей памятью на обиды. - Я удивляюсь, что ваше величество так долго выслушиваете его, - сказал принц Чарлз. - Мне думается, с нас достаточно его дерзостей. Однако Иаков, подобно истой кумушке с упоением следивший за разыгравшейся сценой, не имел никакого желания прекратить эту ссору и велел сыну замолчать. - Подожди, сынок Чарлз, будь хорошим мальчиком, подожди, - сказал он, - я хочу слышать, что еще скажет этот бесстыдник. - Я скажу, сэр, что не будь одной строки в брачном договоре, ничто не соблазнило бы меня взять в жены эту женщину. - Должно быть, в той строке говорится о summa totalis? {Общей сумме (лат.).} - спросил король. - Вовсе нет, государь, - возразил Дэлгарно. - Конечно, общая сумма доходов еще совсем недавно могла бы заставить призадуматься даже короля Шотландии, но для меня она не послужила бы приманкой, не будь в договоре пункта, который дает мне возможность отомстить роду Гленварлохов: вложив мне в руку венчальную свечу, эта бледная девица дала мне средство, с помощью которого я превращу в пепел дом ее матери. - Как это? - спросил король. - О чем он говорит, Звонкий Джорди? - Сей добрый горожанин, мой государь, - ответил Дэлгарно, - истратил деньги, принадлежавшие миледи, а теперь, слава богу, принадлежащие мне, на приобретение закладной на поместья Гленварлохов; если закладная не будет выкуплена завтра до двенадцати часов дня, я вступаю во владение прекрасными землями наших былых соперников. - Правда ли это? - спросил король. - С позволения вашего величества, истинная правда, - ответил горожанин. - Так как леди Гермиона заплатила долг первоначальному кредитору, я должен был, по чести и совести, закрепить все права на закладную за ней, а теперь, вне всякого сомнения, они перешли к ее мужу. - А приказ, выданный нами на имя казначейства? - сказал король. - Разве тех денег не хватит, чтобы выкупить поместье? - К несчастью, мой государь, лорд Гленварлох потерял приказ или отдал его в другие руки. Так или иначе, мы не можем его найти. Бедняге поистине не везет. - Вот так история! - проговорил король, в волнении ковыляя взад и вперед и крутя шнурки на своем камзоле. - Мы можем помочь ему, только уплатив наш долг дважды, а при теперешнем состоянии нашей казны у нас едва хватит средств, чтобы заплатить хотя бы один раз. - Вы открыли для меня нечто новое, - сказал лорд Дэлгарно, - но я не воспользуюсь этим. - Не пользуйся этим, - сказал граф Хантинглен. - Если уж ты не можешь не быть мерзавцем, будь хоть смел - мсти оружием дворянина, а не ростовщика. - Простите, милорд, - возразил Дэлгарно, - но перо и чернила отныне будут вернейшими орудиями моей мести - стряпчий приобретет больше земель с помощью пергамента, чем воин с помощью шпаги. Однако, как я уже сказал, я не воспользуюсь преимуществом моего положения. Я буду ждать завтра в городе, около Ковент-Гардена. Если кто-нибудь захочет выкупить закладную у моего стряпчего, у которого находятся документы, тем лучше для лорда Гленварлоха. Если же нет, то послезавтра я отправляюсь с величайшей поспешностью на север, чтобы вступить в свои права. - Возьми с собой проклятие отца, презренный! - воскликнул лорд Хантинглен. - И проклятие короля, который есть pater patri? {Отец отечества (лат.).} - сказал Иаков. - Думаю, что ваши проклятия не слишком обременят меня в пути, - ответил лорд Дэлгарно и, поклонившись, вышел. Все присутствующие, подавленные и даже устрашенные его бесстыдством, с облегчением вздохнули, когда он наконец избавил их от своего общества. Лорд Хантинглен, взявший на себя заботу о невестке, ушел вместе с ней, а король и члены Тайного совета снова вернулись в зал совещаний, несмотря на поздний час. Гериота тоже потребовали туда, хотя и не объяснили, какая в нем была надобность. Глава XXXIII Подслушаем, что в войске говорят. Шекспир, "Ричард III", акт V, сцена 3 {*} {* Перевод А. Дружинина.} Едва только Иаков занял свое место за столом совещаний, как тут же начал ерзать в кресле, покашливать, сморкаться - словом, проявлять все признаки того, что он намерен произнести длинную речь. Члены Совета обратились в слух. Чарлз, настолько же строго придерживавшийся внешних приличий, насколько его отец пренебрегал ими, принял позу сосредоточенного и почтительного внимания, тогда как высокомерный фаворит, сознавая свою власть над отцом и сыном, непринужденно расположился в кресле и, хотя делал вид, что слушает, скорее платил дань придворному этикету, чем выполнял свой долг. - Я не сомневаюсь, милорды, - начал монарх, - что многие из вас думают с грустью о пропущенном обеде и вслед за невольником из комедии задают себе вопрос: "Quid de symbole?" {Что сие означает? (лат.).} И тем не менее, милорды, исполнение правосудия и вынесение приговоров должно заменить нам пищу и питье, а потому мы просим вас, людей, умудренных опытом, рассмотреть дело несчастного юноши, лорда Гленварлоха, и решить, можно ли что-нибудь сделать в его пользу, не поступившись нашей совестью. - Я удивлен, как это ваше величество, чья мудрость всем известна, предлагает нам подобный вопрос, - сказал герцог. - Совершенно очевидно, что Дэлгарно - отъявленнейший негодяй, и если бы лорд Гленварлох заколол его насмерть, на свете стало бы одним подлецом меньше; и так земля носит его слишком долго. Я считаю, что лорд Гленварлох пострадал незаслуженно, и очень сожалею, что по наущению коварного Дэлгарно сам участвовал в гонениях на него. - Ты рассуждаешь как ребенок, Стини, я хочу сказать - лорд Бакингем, - возразил король, - или как человек, не учившийся классической логике. Ведь действие может быть несущественным и даже похвальным quoad hominem, {В отношении человека (лат.).} то есть по отношению к тому, над кем оно было осуществлено, но в то же время в высшей степени преступным quoad locum, {В отношении места (лат.).} то есть если принять во внимание место, где оно было совершено. Можно законно плясать в таверне, но нельзя танцевать inter parietes ecclesias. {В стенах церкви (лат.).} Пожалуй, и не худо было бы, если бы лорда Дэлгарно, каким он себя показал, проткнули где-нибудь в другом месте, но поступок этот подпадает под определенный закон, коль скоро попытка насилия была совершена в пределах дворца. Позвольте вам заметить, милорды, что мало было бы толку от указа, запрещающего вооруженное нападение, если б его можно было обойти на том основании, что нападению подвергался подлец. Как ни плачевно, но мы не знаем ни одного христианского государства, где при королевском дворе не было бы подлецов; и если б люди стали нарушать общественное спокойствие под предлогом истребления подлецов, то даже в нашей приемной нельзя было бы укрыться от посохов Джеддарта. {Старинное оружие, называвшееся посохом Джеддарта, представляло собою род алебарды. Про очень сильную бурю на юге Шотландии говорят "валятся посохи Джеддарта", что равноценно выражению "льет как из ведра". (Прим. автора.)} - Слова вашего величества, - заметил принц Чарлз, - как всегда, исполнены мудрости. Дворцовые владения должны быть так же священны, как священна особа короля, которого даже самые варварские народы почитают и ставят лишь одной ступенью ниже божества. Но волею вашего величества может быть смягчен этот жестокий закон, как и любой другой, и в вашей власти, вникнув в дело, даровать неосторожному юноше полное прощение. - Rem acu tetigisti, Carole, mi puerule, {Ты попал в точку, Карл, мой мальчик (лат.).} - ответил Иаков. - Знайте, милорды, что мы с помощью хитрой уловки собственного изобретения уже проникли в самую суть характера лорда Гленварлоха. Я думаю, среди вас многие помнят, как я справился с любопытным делом леди Лейк и как ловко разъяснил вопрос о подслушивании за драпировками. Это навело меня на размышления, и я вспомнил, что однажды прочел про Дионисия, сиракузского царя, которого историки называли Τύραννος, {Тиран (греч.).} что по-гречески обозначает не жестокого деспота, как на нашем языке, а августейшего монарха, правящего разве что немного построже нас и других законных государей, именовавшихся у древних Βασιλεῖζ. {Цари (греч.).} Да, так этот Дионисий Сиракузский поручил искусным рабочим построить ему... что бы вы думали, милорд епископ? - Кафедральный собор, вероятно, - ответил епископ. - Какого черта, любезный... Прошу прощения у вашей светлости. Нет, не собор, а тайник, который называли "царским ухом", потому что Дионисий мог сидеть там, никем не видимый, и слушать разговоры заключенных в его тюрьме. И вот, милорды, в подражание Дионисию, которого я взял за образец, потому что он был ко всему прочему великий грамматик и знаток языков и после отречения с большим успехом учил в школе, - а может быть, это был его преемник, носивший то же имя, не помню... В подражание Дионисию я велел соорудить в Тауэре, тюрьме для государственных преступников, "ухо", больше похожее на кафедру, чем на кафедральный собор, милорд епископ, имеющее выход за шпалерами в комнате коменданта; сидя там, мы можем слушать разговоры заключенных, обвиняемых в государственных преступлениях, и таким образом проникать в сокровенные тайны наших врагов. Принц бросил на герцога взгляд, выражавший крайнюю досаду и возмущение. Бакингем едва заметно пожал плечами. - Итак, милорды, вы знаете, какой переполох произошел вчера на охоте; меня до сих пор пробирает дрожь. Вскоре после происшествия во дворец привели смазливого пажа, которого схватили в парке. Все вокруг, беспокоясь за нашу жизнь, предостерегали нас и умоляли, чтобы мы не допрашивали его сами; однако, привыкнув не щадить себя для блага государства, мы приказали всем оставить комнату, тем более что в мальчике мы заподозрили девушку. А что вы думаете, милорды? Я знаю, не многим из вас пришло бы в голову, что у меня наметанный глаз на такие вещи, но мы, благодаря богу, хоть и стары, а разбираемся в подобных проказах, насколько это к лицу человеку серьезному и почтенному. Мы сами расспросили девицу в мужском платье, милорды; не скрою от вас, разговор был очень приятный, и я его умело провел. Сначала, правда, она уверяла, что надела такой наряд для того, чтобы сопровождать женщину, вручившую нам просьбу леди Гермионы, к которой девушка питает глубокую привязанность. Но когда мы, заподозрив anguis in herba, {Змею в траве (лат.).} учинили ей серьезный допрос, ей пришлось признаться в чистой и бескорыстной любви к Гленварлохиду; и она сделала это до того мило и так разжалобила нас своим робким и смущенным видом, что нам стоило большого труда не заплакать с ней за компанию. Она также раскрыла перед нами коварство Дэлгарно, завлекавшего Гленварлохида в дома плохой репутации и под личиной искренней дружбы дававшего ему дурные советы, в результате чего неопытный юноша наделал немало глупостей, вредных для себя и оскорбительных для нас. Но как ни мило она рассказала свою историю, мы не решились вполне верить ей и задумали испытать свое средство, которое мы изобрели для подобных случаев. Быстро добравшись от Гринвича до Тауэра, мы спрятались в тайнике, чтобы, как говорится, подслушать, что произойдет между Гленварлохидом и пажом, которого мы велели впустить в камеру, ибо справедливо рассудили, что если они в сговоре, то это как-нибудь выплывет наружу. И что же, вы думаете, мы услышали, милорды? Нечего тебе хихикать, Стини; ты бы, конечно, не смог вести себя так кротко и так по-христиански, как бедный Гленварлохид. Он по сравнению с тобой настоящий праведник. Чтобы еще больше испытать его терпение, мы напустили на него придворного и горожанина, то есть сэра Манго Мэлегроутера и нашего верного Джорджа Гериота, которые терзали беднягу и не пощадили при этом нашей королевской особы. Помнишь, Джорди, что ты сказал о женах и наложницах? Но я прощаю тебя, любезный, не надо становиться на колени, я прощаю тебя тем охотнее, что речь идет о таком человеческом качестве, которое не делало много чести Соломону, а отсутствие которого не умаляет нашей чести. И что же, милорды, несмотря ни на какие муки и дурные "примеры, бедный юноша не позволил себе ни разу отозваться о нас непочтительно. А это еще пуще склоняет нас к тому, чтобы, прислушиваясь к вашему мудрому совету, признать выходку в парке поступком, совершенным в запальчивости, под влиянием справедливого гнева, и даровать полное прощение лорду Гленварлоху. - Я восхищен, что вы, ваше милостивейшее величество, пришли к такому заключению, - сказал герцог Бакингем, - хотя никогда не догадался бы, какой путь вы избрали для этого. - Надеюсь, - добавил принц Чарлз, - ваше величество, помня о своем высоком достоинстве, не станете часто ходить этой дорогой. - Последний раз в жизни делаю это, сынок Чарлз, даю тебе мое королевское слово. Говорят же, что кто подслушивает, всегда может услыхать о себе много дурного; по чести, у меня прямо в ушах звенит от желчных насмешек этой старой язвы, сэра Манго. Он назвал меня скупым, Стини; ты можешь подтвердить, что это не так. Но в увечном грешнике просто говорит зависть: ведь у него нет ни нобля, чтобы положить на ладонь, ни пальцев, чтобы зажать его, если бы он и был. Здесь король, весьма довольный собственным остроумием, позабыл о непочтительности сэра Манго и ограничился лишь тем, что добавил: - Придется подарить старому ворчуну bos in linguam, {Быка на язык (лат.).} чтобы заткнуть ему рот, а то он будет поносить нас от Дана до Вирсавии. А теперь, милорды, немедленно пошлем в Тауэр приказ о помиловании лорда Гленварлоха, и пусть его выпускают на свободу. А так как земли могут уплыть у него из рук, то мы подумаем, как ему помочь. Милорды, желаю вам с аппетитом поужинать, ибо дела задержали нас и время ужина уже наступает. Чарлз и Стини, вы останетесь со мной, пока я не лягу спать. Милорд епископ, прошу вас благословить нашу трапезу. Джорди Гериот, мне надо сказать тебе два слова наедине. Его величество отвел горожанина в угол, в то время как все члены Совета, кроме тех, кто получил распоряжение остаться, поклонились и вышли. - Джорди, - сказал король, - мой добрый и верный слуга, - тут Иаков затеребил шнурки и ленты на своем платье, - ты видишь, что по собственному побуждению и по присущему нам чувству справедливости мы даровали то, чего долговязый детина - кажется, его зовут Мониплайз - хотел добиться от нас за большую взятку; мы от нее отказались, ибо мы венценосный король и не привыкли продавать наше правосудие и милость. Как ты думаешь, что из всего этого следует? - Освобождение лорда Гленварлоха и возвращение ему благосклонности вашего величества, - ответил Гериот. - Ну да, я это сам знаю, - с досадой проговорил король. - Ты сегодня ужасно непонятлив. Я хочу сказать: что подумает об этом Мониплайз? - Он подумает, разумеется, что ваше величество - добрейший и милостивейший государь. - Конечно, мы добры и милостивы, - еще более раздраженно сказал король, - если терпим около себя таких тупиц, которые не понимают намеков, пока им все не разжуешь и не положишь в рот. Найдите того детину Мониплайза, сэр, и расскажите ему, что мы сделали для лорда Гленварлоха, в котором он принимает такое участие, причем сделали по собственному милостивому побуждению, а не из каких либо личных выгод. А потом вверни, Джорди, как будто от себя, что он поступит не очень-то благородно, если будет торопить нас с уплатой несчастных двухсот - трехсот фунтов, за которые нам пришлось заложить наши драгоценности. Право же, многие сочтут тебя добрым подданным, если ты возьмешь на себя уговорить Мониплайза отказаться от этих денег; ведь желание его полностью удовлетворено, а по всему видно, что у него нет настоятельной потребности в деньгах, тогда как мы в них очень нуждаемся. Джордж Гериот тихонько вздохнул. "Ах, мой господин, мой дорогой господин, - подумал он, - неужели так назначено судьбой, чтобы каждое благородное и истинно королевское чувство, рождающееся в твоей душе, было запятнано каким-нибудь эгоистическим соображением?" Король, нимало не обеспокоенный тем, что думает о нем Гериот, взял его за ворот и сказал: - Ты понял меня, Звонкий Джорди, а теперь убирайся. Ты человек умный, действуй по своему усмотрению, но не забывай, что мы сейчас стеснены в средствах. Горожанин поклонился и вышел. - Ну, детки, - сказал король, - чего вы переглядываетесь? О чем вы хотите попросить вашего любезного родителя и куманька? - О том, - ответил принц, - чтобы ваше величество соблаговолили приказать немедленно заложить тайник в Тауэре. Жалобы заключенного, исторгнутые страданиями, не должны служить свидетельством против него. - Как? Заложить мое "ухо", сынок? А впрочем, лучше оглохнуть, чем слушать о себе гадости. Пускай его заделывают, не теряя времени: у меня всю спину свело, оттого что я просидел там битый час. А теперь, милые детки, посмотрим, что приготовили нам повара. Глава XXXIV К нему гордец идет с поклоном: Он грозным ведает законом; Сидит высоко, важен, сух. Точь-в-точь - в курятнике петух. И что ж? Клиенты за советы Несут - не яйца, а монеты. "Гудибрас" Наши читатели, вероятно, помнят некоего сладкоречивого, прилизанного шотландского стряпчего в клеенчатом плаще, который появлялся в первой половине романа в роли протеже Джорджа Гериота. К нему мы и направляем наши стопы. Но теперь для него настали иные времена. Убогая каморка превратилась в солидную контору, клеенчатый плащ преобразился в костюм из черного бархата, и хотя обладатель их сохранил лицемерное смирение и рабскую угодливость в обращении со знатными клиентами, на прочих он взирал теперь уверенно и с наглостью, порождаемой преуспеванием. Перемены эти совершились не так давно, и тот, с кем они произошли, не совсем еще с ними освоился, однако с каждым днем он все больше привыкал к своему новому положению. К числу примет снизошедшего на него достатка относился стоявший на столе прекрасный хронометр Дэви Рэмзи; в этот день взгляд хозяина частенько обращался к его циферблату, и он то и дело посылал на улицу мальчишку, исполнявшего обязанности писца, сверить хронометр с часами на башне святого Дунстана. Казалось, стряпчий был изрядно взволнован. Он вынул из шкатулки связку пергаментов, внимательно прочитал некоторые из них и затем заговорил про себя: "Закон не оставляет никакого выхода, никаких лазеек. Если земли Гленварлоха не будут выкуплены прежде, чем пробьет полдень, лорд Дэлгарно получает их задарма. Удивительно, что он решился наконец действовать наперекор могущественному Бакингему и присвоить себе прекрасное поместье, которое он давно сулил своему покровителю. А не может ли Эндрю Скарлиуитер так же ловко провести его самого? Он, правда, был моим благодетелем, но ведь и Бакингем был его благодетелем, а кроме того, он не может быть больше полезен мне, так как сегодня уезжает в Шотландию. Я рад, ибо ненавижу и боюсь его. Ему известно слишком много моих тайн, а мне - слишком много его тайн. Нет, нет, нечего и пытаться, я не вижу никаких способов перехитрить его..." Ну, Уилли, который час? - Только что пробило одиннадцать, сэр. - Пойди к своей конторке за перегородку, детка, - сказал стряпчий. - "Как быть? Я потеряю почтенного клиента, старого графа, и, что еще хуже, его бесчестного сына. Старый Гериот так хорошо разбирается в делах, что вряд ли мне удастся что-либо заработать сверх обычного грошового вознаграждения. Практика в Уайтфрайерсе была выгодной, но она стала небезопасной с той поры, как... Тьфу! С чего мне вздумалось как раз сейчас вспоминать об этом? Рука дрожит, я едва держу перо. Что, если меня застанут в таком состоянии?" Уилли! - крикнул он мальчику. - Принеси-ка мне очищенного джину! Уф, теперь я готов встретиться хоть с самим чертом. Он произнес последние слова вслух, стоя подле входной двери, которая в ту же минуту распахнулась, и в комнату вошел Ричи Мониплайз в сопровождении двух джентльменов и двух носильщиков, нагруженных мешками с золотом. - Если вы готовы встретиться с чертом, мейстер Скарлиуитер, - сказал Ричи, - вы, верно, не отвратите взора и от нескольких мешков с золотом, которые я взял на себя смелость вам принести. Сатана и Маммона сродни друг другу. Тем временем носильщики сбросили на пол свою ношу. - Я..., я... - заикаясь, пробормотал изумленный стряпчий, - я не могу взять в толк, о чем вы говорите, сэр. - Я говорю, что принес вам от лорда Гленварлоха деньги для выкупа закладной на его родовое поместье. Вот, кстати, и мейстер Реджиналд Лоустоф и еще один почтенный джентльмен из Темпла; они будут свидетелями уплаты. - Я... я думаю, что срок уже прошел, - сказал стряпчий. - Прошу извинения, мейстер стряпчий, - возразил Лоустоф, - вам не удастся провести нас: на всех часах в городе недостает трех четвертей до двенадцати. - Мне понадобится время, джентльмены, - заявил Эндрю, - чтобы проверить золото по счету и по весу. - Сделайте одолжение, мейстер стряпчий, - ответил Лоустоф, - только что при нас пересчитали и взвесили содержимое каждого мешка, и мы сами их запечатали. Вот они стоят рядком, ровно двадцать штук, и в каждом из них по три сотни золотых монет. Мы свидетельствуем, что платеж произведен в соответствии с законом. - Джентльмены, - сказал стряпчий, - закладная теперь принадлежит могущественному лорду. Прошу вас, не торопитесь и позвольте мне послать за лордом Дэлгарно. А лучше я сбегаю за ним сам. С этими словами он схватил шляпу, но Лоустоф воскликнул: - Дружище Мониплайз, держите дверь, не выпускайте его, он просто хочет оттянуть время! Поговорим начистоту, Эндрю; можете посылать хоть за чертом - самым могущественным владыкой из всех, с кем я знаком, - но отсюда вы не выйдете, пока не откажетесь от предложенного вам выкупа или честно не примете его. Вот деньги - берите их или нет, ваше дело. Я твердо знаю, что закон в Британии могущественнее любого лорда. Чему другому, а уж этому меня в Темпле научили. Не шутите с законом, мейстер Скарлиуитер, а не то он обкорнает ваши длинные уши. - Ну, если вы мне угрожаете, джентльмены, - сказал стряпчий, - я, конечно, не могу сопротивляться. - Угрожать? Кто вам угрожает, милейший Эндрю? - спросил Лоустоф. - Это просто дружеский совет - не больше. Не забывайте, честный Эндрю, что я видел вас в Эльзасе. Не отвечая ни слова, стряпчий сел и быстро написал по всей форме расписку в получении денег. - Я полагаюсь на ваши слова, мейстер Лоустоф, - сказал он. - Надеюсь, вы не забудете, что я не настаивал ни на пересчете, ни на взвешивании. Делаю это из уважения к вам, джентльмены. Если откроется недочет, я понесу убыток. - Заткните ему рот золотым, Ричи! - воскликнул студент. - Забирайте документы! А теперь мы держим веселый путь туда, куда вы нас сведете пообедать. - Если б выбор был предоставлен мне, - проворчал Ричи, - я бы во всяком случае не повел вас в ту мерзкую ресторацию. Но так как я исполняю сегодня ваши желания, то пиршество будет там, где вы пожелаете. - В ресторации, - сказал один студент. - У Боже, - подхватил другой. - Нигде в Лондоне не найдется таких тонких вин, проворных слуг, изысканных блюд и... - Таких высоких цен, - докончил Ричи Мониплайз. - Но, как я уже сказал, джентльмены, сегодня вы вправе распоряжаться мною, ибо вы великодушно предложили свои услуги, не требуя иного вознаграждения, кроме легкого обеда. Конец разговора происходил уже на улице, где они, не успев отойти от конторы, встретили лорда Дэлгарно, который, казалось, очень спешил. На его небрежный кивок мейстер Лоустоф ответил столь же небрежно и продолжал медленно идти дальше со своим приятелем, между тем как лорд Дэлгарно сделал Ричи Мониплайзу знак остановиться, чему тот хоть и с негодованием, но по привычке повиновался. - За кем ты теперь ходишь, бездельник? - осведомился высокородный джентльмен. - За тем, кто идет впереди меня, милорд, - ответил Мониплайз. - Без дерзостей, мошенник. Я желаю знать, служишь ли ты еще Найджелу Олифанту. - Я друг благородного лорда Гленварлоха, - важно ответил Ричи. - Охотно верю, - сказал Дэлгарно, - благородный лорд опустился до того, что заводит друзей среди лакеев. Но все равно; слушай: если он настроен так же, как в нашу последнюю встречу, скажи ему, что завтра в четыре часа дня я буду проезжать Энфилдский лес по пути на север. Свита у меня будет небольшая, так как я отправляю своих людей через Барнет, Я намерен потихоньку ехать лесом, а потом отдохнуть у Кэмлитского рва. Он знает, где это, и если он не просто эльзасский драчун, то должен согласиться, что место это много удобнее для сведения счетов, чем королевский парк. Он, как я полагаю, уже на свободе или скоро будет освобожден. Если он не найдет меня в назначенном месте, пусть едет в Шотландию, где я к тому времени буду владельцем его родового поместья и угодий. - Хм, - пробурчал себе под нос Ричи, - это еще бабушка надвое сказала. Он хотел было отпустить какую-нибудь шутку насчет того, что стоит ему захотеть - и ожидания лорда Дэлгарно будут обмануты, но, заметив настороженный и недобрый взгляд молодого лорда, удержался и, укротив свое остроумие, ответил: - Дай бог, чтобы новое приобретение пошло впрок вашей светлости... когда оно вам достанется. Я передам милорду ваше поручение... Иначе говоря, - добавил он про себя, - он от меня ни слова об этом не услышит. Я не такой человек, чтобы подвергать его опасности. Лорд Дэлгарно устремил на Ричи пристальный взгляд, как бы желая проникнуть в значение сухого, насмешливого тона, от которого Ричи, несмотря на одолевавший его страх, не мог удержаться при ответе, но затем сделал знак, что отпускает его. Сам он медленно двинулся дальше, выжидая, пока трое приятелей не скроются из виду, после чего быстрыми шагами повернул назад к дому стряпчего, постучался и вошел. Стряпчий все еще стоял перед мешками с золотом, и от проницательного взора Дэлгарно не укрылось, что Скарлиуитера смутил и даже испугал его приход. - Ну как, любезный? - обратился к нему Дэлгарно. - Что с тобой? Неужто у тебя не найдется ни одного льстивого слова, чтобы поздравить меня со счастливым браком? Ни одного мудрого утешительного слова по поводу моей опалы при дворе? Или же мое лицо обманутого мужа и отставленного фаворита обладает свойствами головы Горгоны, turbalas Palladis arma, {Оружия гневной Паллады (лат.).} как выразился бы его величество? - Милорд, я радуюсь, милорд, я сожалею, - пробормотал дрожащий стряпчий, который, зная вспыльчивый нрав лорда Дэлгарно, боялся предстоящего объяснения. - Радуешься и сожалеешь! - повторил лорд Дэлгарно. - Вот уж поистине согласен на все. Слушай, ты, олицетворение плутовства, если ты сожалеешь, что я рогат, так помни, мошенник, что я сам наставил себе рога. Лицо моей жены так бледно, что никто больше не мог на нее польститься. Так и быть, я согласен носить свои новые украшения - приданое позолотит их, а мою оплату подсластит месть. Да, месть, вот пробил ее сладкий час. Действительно, часы на башне святого Дунстана пробили полдень. - Превосходно пробито, славные молоточки! - торжествующе воскликнул лорд Дэлгарно. - Владения Гленварлохов сокрушены этими звонкими ударами. А если моя шпага не подведет меня завтра, так же как не подвели сегодня железные молоточки, то нищему лорду не придется оплакивать то, чего лишил его этот звон. Давай мне бумаги, давай скорее, мошенник! Завтра я еду на север! В четыре часа дня я должен быть у Кэмлитского рва в Энфилдском лесу. Сегодня вечером я отправляю вперед большую часть моей свиты. Бумаги! Торопись! - Милорд, закладная на поместье Гленварлоха... У меня ее нет. - У тебя ее нет? Ты послал ее ко мне домой, болван? Разве я не сказал тебе, что приду сюда? Что ты указываешь на мешки? Какую еще гнусность ты совершил ради них? Честным путем ты не мог достать столько денег. - Вашей светлости лучше знать, откуда они, - в величайшем смятении ответил стряпчий. - Золото это ваше. Это... это... - Неужели деньги в уплату по закладной на поместье Гленварлоха?! - воскликнул Дэлгарно. - Посмей только сказать мне это, и я тут же вытрясу кляузную душу из твоего полудохлого тела! С этими словами он схватил стряпчего за шиворот и встряхнул с такой яростью, что оторвал воротник. - Милорд, я позову на помощь, - пролепетал, дрожа, презренный трус, объятый смертельным страхом. - Я не виноват, закон на их стороне. Что я мог поделать? - Ты еще спрашиваешь? Ах ты проклятое сопливое ничтожество, неужели ты растратил все свои ложные клятвы, плутни и уловки? Или ты считаешь, что ради меня не стоит пускать их в ход? Ты должен был лгать, изворачиваться, клясться, наплевав на истину, но не вставать между мною и моей местью. Смотри, - продолжал Дэлгарно, - мне известны за тобой такие проделки, за которые тебя повесят сразу, лишь только я напишу одну строчку королевскому прокурору! - Чего вы требуете от меня, милорд? - проговорил стряпчий. - Я пущу в ход все свое уменье и все законные средства. - А-а, так ты образумился? Но если ты не исполнишь своего обещания, тебе несдобровать. И помни, что я никогда не отступаю от своих слов. Итак, пусть это проклятое золото хранится у тебя, - продолжал Дэлгарно. - Или нет, погоди, я тебе не доверяю; отошли сейчас же мешки ко мне домой. Я все равно еду, в Шотландию, и я не я буду, если не отобью замок Гленварлоха у его владельца с помощью средств, которые он сам мне предоставил. Готов ли ты служить мне? Стряпчий поклялся в беспрекословном повиновении. - В таком случае помни - уплата была произведена позже обусловленного часа... И позаботься, чтобы у тебя были надежные свидетели для подтверждения этого обстоятельства. - Ни слова, милорд. Я сделаю больше, - сказал воспрянувший духом Эндрю. - Я докажу, что друзья лорда Гленварлоха шумели, угрожали мне и даже обнажили шпаги. Неужели ваша светлость думает, что я способен на неблагодарность и позволил бы им вредить вашей светлости, если б они не приставили мне к горлу обнаженное оружие? - Достаточно, - сказал Дэлгарно, - ты само совершенство; продолжай в том же духе, если хочешь избегнуть моего гнева. Я оставляю за дверью пажа, достань носильщиков, и пусть они сейчас же несут золото ко мне. С этими словами лорд Дэлгарно покинул жилище стряпчего. Скарлиуитер, послав мальчика за носильщиками, которым можно было бы доверить деньги, остался один со своими унылыми мыслями и задумался над тем, как ему избавиться от мстительного и жестокого лорда, который слишком много знал о его грязных делишках и мог в любую минуту разоблачить в таких проделках, что разоблачение означало гибель. Он, правда, согласился с наскоро составленным планом лорда Дэлгарно, задумавшего завладеть выкупленным уже поместьем, но опыт подсказывал ему, что это неосуществимо; в то же время стряпчий, думая о возможных последствиях гнева лорда Дэлгарно, испытывал такой страх, что его подлая душа содрогалась. Быть во власти молодого расточительного лорда, уступать его прихотям и вымогательствам как раз теперь, когда Скарлиуитер благодаря своей изворотливости почти достиг богатства, - поистине это была самая злая шутка, какую могла сыграть судьба с начинающим ростовщиком. В то время как стряпчий терзался тревожными предчувствиями, в дверь постучали, и на крик хозяина: "Войдите!" в комнату ввалился человек в