грубом дорожном плаще из уилтширского сукна, подпоясанный широким кожаным ремнем с медной пряжкой- словом, одетый так, как в те времена повсеместно ходили деревенские жители и торговцы скотом. Скарлиуитер, подумав, что его посетитель - деревенский простак, из которого можно извлечь выгоду, открыл уже рот, чтобы попросить того сесть, как вдруг незнакомец откинул фризовый капюшон, закрывавший ему лицо, и глазам стряпчего предстали навеки запечатлевшиеся в его памяти черты, от одного вида которых ему становилось дурно. - Это вы? - спросил он слабым голосом, когда незнакомец опять опустил капюшон на лицо. - А кто же еще? - ответил посетитель. - Червяк бумажный, что прижит портфелем С чернильницею, ты взамен рожка Сосал перо, чернилами ты вскормлен, Сургуч - твой брат, песочница - сестра, Позорный столб - твой родственник ближайший! Встань, трус, и трепещи передо мной! - Вы еще не оставили города?! - воскликнул стряпчий. - Несмотря на все предостережения? Не надейтесь, что деревенский плащ спасет вас, капитан, нет, нет; и ваши актерские ужимки тоже вам не помогут. - А что же прикажешь мне делать? - спросил капитан. - Подыхать с голоду? Если хочешь, чтоб я улетел, ты должен подбить мне крылья новыми перышками. Я уверен, что они у тебя найдутся. - Ведь у вас были деньги, я дал вам десять золотых. Где они? - Исчезли, - ответил капитан Колпеппер, - и куда они делись - неважно. Я хотел сплутовать, а попался сам - только и всего. Наверно, у меня затряслась рука, когда я вспомнил о той страшной ночи, вот я и оплошал, как ребенок, передергивая карты. - И проиграл все? Хорошо, вот возьмите и ступайте. - Как? Две жалкие полгинеи? Чтоб тебя черт побрал с твоей щедростью! Не забудь, что ты замешан в этом деле так же, как я. - Нет, не так, клянусь небом! - отвечал стряпчий. - Я только хотел освободить старика от кое-каких бумаг да малой толики денег, а вы его убили. - Будь он жив, - возразил Колпеппер, - он скорее расстался бы с жизнью, чем с золотом. Но дело не в этом, мейстер Скарлиуитер; зато вы сняли секретные засовы с окна, когда заходили к старику по каким-то делам накануне его смерти. Так что будьте уверены: если меня поймают, то не я один буду болтаться на виселице. Жаль, что Джек Хемпсфилд убит, это портит старую песенку: Нас трое, друзья, нас трое, друзья! Веселые скрипки настроя, Под кленом втроем мы звонко поем, И вторит нам эхо тройное! - Ради бога, потише, - остановил его стряпчий. - Разве здесь место распевать ваши разгульные песни? Скажите же, сколько вам надо? Имейте в виду, что я не при деньгах. - Вранье! - воскликнул задира. - Наглое вранье! Сколько мне надо, говоришь? Для начала, пожалуй, хватит одного из этих мешков. - Клянусь вам, что мешки принадлежат не мне. - Ну, если они попали к тебе незаконным путем, меня это не смущает. - Клянусь вам, - продолжал стряпчий, - я не могу распоряжаться ими, мне вручили их счетом. Я должен передать их лорду Дэлгарно, паж которого ждет за дверью. Если я утаю хоть один золотой, мне несдобровать. - А нельзя ли их покамест не отдавать? - спросил убийца, кладя свою ручищу на один из мешков, как будто его пальцам не терпелось схватить добычу, - Это невозможно, - ответил стряпчий, - завтра он едет в Шотландию. - Так, - произнес капитан после минутного размышления, - он едет с этим грузом по северной дороге? - Его будет сопровождать много народу, - сказал стряпчий, - но... - Но что? - спросил убийца. - Ничего, я больше ничего не хотел сказать, - ответил стряпчий. - Нет, ты хотел, ты учуял что-то лакомое, - возразил Колпеппер. - Я видел, как ты застыл на месте, точно легавая. Я знаю, что ты, как хорошо натасканная собака, молча приведешь меня к месту, где сидит дичь. - Я только хотел прибавить, капитан, что слуги его едут через Барнет, а сам он с пажом - через Энфилдский лес; он упоминал еще, что поедет не торопясь. - Ага, и это все? - И что он задержится, - продолжал стряпчий, - задержится на некоторое время около Кэмлитского рва. - Да это будет почище петушиного боя! - воскликнул капитан. - Не знаю уж, какая вам от этого польза, капитан, - промолвил стряпчий, - но прибавлю еще от себя, что быстро скакать они не могут, так как паж поедет на вьючной лошади, груженной всеми этими мешками. Лорд Дэлгарно не спускает глаз со своего добра. - Лошадь скажет спасибо тем, кто освободит ее от груза, - проговорил убийца. - Ей-богу, стоит встретиться с этим лордом. У него все тот же паж, Лутин? Чертенок не раз вспугивал для меня дичь, но у меня против него зуб за одно давнишнее дельце в ресторации. Постой-ка, если взять Черного Фелтема и Дика Тряхни Сумой... нам понадобится четвертый, я люблю действовать наверняка, да и добычи хватит на всех, пусть даже я урву кое-что из их доли. Итак, стряпчий, давай сюда твои полгинеи. Лихо сделано! Приятная новость! Прощай. И, плотней закутавшись в плащ, капитан поспешил прочь. Когда он вышел, стряпчий в отчаянии всплеснул руками. - Опять кровь! - воскликнул он. - Опять кровь! Я думал, что навеки с этим покончил. Но на сей раз я не виноват, ни в чем не виноват, а между тем это будет мне только на руку. Если злодея убьют - конец его посягательствам на мой кошелек, а если погибнет Дэлгарно - что более вероятно, ибо трус Колпеппер, боящийся обнаженной стали, как должник назойливого кредитора, не промахнется, стреляя из-за угла, - тогда я тысячу раз спасен, спасен, спасен! Мы с радостью опускаем занавес над ним и его размышлениями. Глава XXXV Беда всегда приходит к нам не сразу. Сперва струится тонким ручейком, - Играючи его ты остановишь; Потом мутнеет, ширится, - и вот Уж мудрость вместе с верою бессильны Направить вспять стремительный поток. Старинная пьеса Ричи Мониплайз угощал студентов в отдельной комнате у Боже; никто теперь не смог бы счесть его общество зазорным, ибо он переменил лакейский плащ и куртку на отлично сшитую одежду модного, но строгого покроя, скорее подходившую, однако, для более пожилого человека. Он наотрез отказался появиться в игорном зале, хотя приятели весьма старательно подбивали его на это; легко себе представить, что молодые проказники не прочь были позабавиться на счет туповатого, педантичного шотландца и кстати избавить его от нескольких монет, которыми он, по-видимому, обзавелся в достаточном количестве. Однако даже вереница стаканов искрящегося хереса, в котором сверкающие пузырьки играли, словно пылинки в солнечных лучах, не возымели ни малейшего действия на благопристойного Ричи. Он сохранял важность и степенность судьи, несмотря на то, что пил как лошадь, пил потому отчасти, что имел прирожденную склонность к хорошей выпивке, отчасти же - как добрый хозяин, уважающий своих гостей. Когда вино несколько разгорячило головы молодых людей, мейстер Лоустоф, которому, вероятно, надоела возросшая под конец обеда упорная несговорчивость Ричи и его страсть к назиданиям, предложил своему приятелю положить конец пирушке и присоединиться к игрокам. Тотчас позвали лакея, и Ричи уплатил по счету, одарив слуг щедрыми чаевыми, которые были приняты с низкими поклонами и многократными заверениями в том, что "джентльмены будут всегда желанными гостями". - Сожалею, джентльмены, что мы так скоро расстаемся, - сказал Ричи. - Мне хотелось бы, чтобы перед уходом вы распили еще одну кварту хереса или остались бы отужинать и выпить по стаканчику рейнвейна. Благодарю вас, однако, и за то, что не погнушались моим скромным угощением. Да будет благосклонна к вам фортуна на том пути, какой вы избираете; моей же стихией игра не была и никогда не будет. - В таком случае до свиданья, рассудительнейший и всех поучающий мейстер Мониплайз, - сказал Лоустоф. - Желаю вам вскоре выкупить еще одно заложенное поместье и взять меня при этом в свидетели. Надеюсь, вы останетесь таким же славным малым, каким показали себя сегодня. - Ну, что там, джентльмены, вы просто из учтивости так говорите. Вот если бы вы позволили мне сказать несколько слов, чтобы предостеречь вас от этой нечестивой ресторации... - Отложите наставление до того раза, почтеннейший Ричи, когда я проиграю все свои деньги! - воскликнул Лоустоф, помахав туго набитым кошельком. - Тогда ваша нотация, может быть, и подействует. - Приберегите и на мою долю, Ричи, - добавил другой студент, показывая свой тощий кошелек. - Когда он наполнится, тогда я, так и быть, обещаю терпеливо выслушать вас. - Эх, молодые люди, - сказал Ричи, - вот так и бывает, что полный и пустой кошелек идут одной дорогой, а дорожка-то ухабистая; но наступит время... - Оно уже наступило, - прервал его Лоустоф, - игорные столы расставлены. Итак, Ричи, если вы непреклонны в своем нежелании идти с нами, тогда прощайте. - Прощайте, джентльмены! - И Ричи расстался со своими гостями. Ричи не отошел от ресторации и на три шага, как на него налетел человек, которсго он, углубленный в размышления об азартных играх, ресторациях и современных нравах, не заметил и который, в свою очередь, проявил такую же невнимательность. Когда же Мониплайз осведомился, нарочно ли он толкнул его, незнакомец отпустил проклятие по адресу Шотландии и всей шотландской нации. Даже не столь наглое оскорбление, нанесенное его отчизне, вызвало бы гнев Ричи в любое время, а тем более сейчас, когда в голове у него шумело от выпитых двух кварт канарского. Он собрался было ответить очень резко и подкрепить слова действием, как вдруг, приглядевшись к оскорбителю, переменил намерение. - А ведь вы именно тот, с кем я больше всего желал встретиться, - сказал он. - А вы и ваши нищие сородичи как раз те, кого я вовсе не хотел бы видеть, - отозвался незнакомец. - Вы, шотландцы, вероломные льстецы; честному человеку и близко к вам подходить нельзя. - Что касается нашей бедности, приятель, - возразил Ричи, - то так угодно богу; относительно же нашего вероломства вы ошибаетесь, и я докажу вам, что у шотландца в груди бьется верное и преданное сердце, какое не всегда найдешь под английским камзолом. - Мне наплевать, какое у вас там сердце. Пустите меня! Чего вы держите мой плащ? Пустите, говорю вам, а не то я швырну вас в канаву. - Пожалуй, я вам это простил бы, ибо некогда вы оказали мне большую услугу, вытащив меня оттуда. - Будь прокляты мои руки, коли они это сделали! Я б хотел, чтобы все шотландцы валялись там вместе с вами, и пусть отсохнет рука у того, кто вздумал бы вас поднимать. Зачем вы загораживаете мне дорогу? - злобно добавил он. - Затем, что дорога эта дурная, мейстер Дженкин. Не пугайтесь, любезный, вы узнаны. Ну не прискорбно ли видеть, как сын честного человека вздрагивает, услышав собственное имя! Дженкин с яростью ударил себя кулаком по лбу. - Полно, полно, - сказал Ричи, - ваш гнев ничему не поможет. Скажите лучше, куда вы держите путь? - К дьяволу, - огрызнулся Джин Вин. - Страшное это место, если слова ваши надо понимать буквально; но если вы употребляете их метафорически, то в этом большом городе найдутся места и похуже таверны Дьявола, так что я не прочь пойти с вами и распить вместе полгаллона горячего хереса - он предотвратит несварение желудка и послужит приятным вступлением к холодной цыплячьей ножке. - По-хорошему прошу, отпустите меня, - взмолился Дженкин. - Я не хочу, чтоб вы пострадали от моей руки. Может, вы и впрямь желаете мне добра, но только на меня накатило такое, что я сейчас опасен даже для самого себя. - Так и быть, я готов рискнуть, только пойдем со мною. Тут есть неподалеку подходящее местечко, до него ближе, чем до таверны Дьявола, - какое, к слову сказать, зловещее название, отобьет всякую охоту выпить. Я предлагаю пойти в таверну у церкви святого Андрея - тихое заведение, где я частенько промачивал горло, когда жил с лордом Гленварлохом по соседству с Темплом. Что за чертовщина с ним? Так рванулся, едва с ног не сбил. - Не называйте при мне имени этого коварного шотландца, если не хотите свести меня с ума! - воскликнул Джин Вин. - Я был так счастлив, пока не знал его. Он виноват во всех бедах, которые на меня обрушились, по его милости я стал вором и сумасшедшим. - Если вы вор, то перед вами судья, если вы безумец - перед вами лекарь, но судья милосердный, а лекарь терпеливый. Послушайте, мой друг, об этом лорде каких только слухов не ходило, но в них было не больше правды, чем в бреднях Магомета. Самое худшее, в чем его можно упрекнуть, - это то, что он не всегда любит внимать добрым советам, как следовало бы ему, и вам, и всякому молодому человеку. Идемте со мной, идемте же! Если небольшое денежное подспорье и множество превосходных советов способны помочь вашему горю, то могу сказать одно: вам повезло, что вы встретились с человеком, который в силах дать и деньги и совет и сделает это с превеликой охотой. Настойчивость шотландца сломила упрямство Винсента, который был так взволнован, что лишился способности сам принимать решения, и потому с готовностью подчинился чужой воле. Он дал отвести себя в небольшую таверну, расхваленную Ричи Мониплайзом; там их усадили в уютном уголке и поставили перед ними полгаллона горячего хереса, от которого шел пар, и голову сахара. Им подали также табак и трубки, но курил один Ричи: он с недавних пор завел эту привычку, считая, что она придает ему больше степенности и важности и что табачный дым служит приятным, завораживающим собеседника сопровождением к мудрым сентенциям, струящимся из его уст. После того как наполненные стаканы были в молчании осушены, Ричи вторично спросил, куда направлялся его гость в ту минуту, когда им посчастливилось встретиться. - Я же вам сказал, что шел к своей погибели, то есть в игорный дом. Я решил попытать счастья, рискнув этими последними монетами, - авось и выиграю столько, сколько нужно заплатить капитану Шаркеру, чей корабль стоит в Грейвсенде, готовый отплыть в Америку. Ну, а там - прости-прощай! По пути сюда мне уже встретился один дьявол, он хотел было отклонить меня от моего намерения, но я от него отделался. Кто вас знает, может вы из той же породы? Какие вечные муки вы уготовили для меня, - добавил он с диким видом, - какую цену вы за них предложите? - Да будет вам известно, что я с таким товаром дела не имею ни как продавец, ни как покупатель. Если вы откровенно расскажете, в чем ваше горе, то я сделаю все возможное, чтобы вызволить вас из беды, однако не буду расточать заранее обещаний, пока не услышу вашей истории: и опытный врач не прописывает лекарства, пока не изучит всех признаков болезни. - Кому какое дело до моих несчастий, - проворчал бедняга и, сложив на столе руки, опустил на них голову в полном отчаянии, с каким изнемогающая под непосильным грузом лама бросается на землю, чтобы умереть. Подобно многим людям, придерживающимся о себе высокого мнения, Ричи Мониплайз очень любил утешать ближних, ибо, с одной стороны, это давало возможность проявить свое превосходство (утешитель неминуемо, хотя бы и на короткое время, получает преимущество перед страждущим), а с другой - потворствовало его страсти к разглагольствованиям. Он принялся безжалостно допекать кающегося грешника пространной речью, полной таких избитых истин, как "людская судьба переменчива", "бог терпел и нам велел", "слезами горю не поможешь", "вперед надо быть умнее"; к атому он добавил несколько укоризненных слов, осуждающих прошлое поведение Джина Вина, - он прибег к едким упрекам, видя в них средство для преодоления упрямства больного, подобно тому как Ганнибал воспользовался уксусом, чтобы проложить себе путь через горы. Однако сносить молча подобное извержение пошлостей свыше человеческих сил, и Джин Вин - то ли желая остановить поток слов, вливаемых ему в уши "рассудку вопреки", то ли вняв изъявлениям дружбы, которым, по словам Филдинга, люди в несчастье всегда столь охотно верят, то ли просто для того, чтобы излить в словах свои горести, - поднял наконец голову и сказал, обратив к Ричи красные, опухшие глаза: - Побойся бога, приятель, придержи свой язык, и ты все от меня узнаешь. А затем сделай мне милость: простимся и разойдемся в разные стороны. Знаешь ли ты, что Маргарет Рэмзи... Да ты видел ли ее когда, дружище? - Видел один раз в доме мейстера Джорджа Гериота на Ломбард-стрит. Я был там во время обеда. - Да, помню, ты помогал тогда подавать кушанья. Так вот, эта пригожая девушка - а я продолжаю считать ее самой пригожей из девушек, живущих между собором святого Павла и Темпл-Баром, - выходит замуж за вашего лорда Гленварлоха, чума его возьми! - Но это невозможно, любезный! Что за чушь ты городишь? Вы, лондонские ротозеи, попадаетесь на первоапрельскую шутку в любой месяц года. Чтобы лорд Гленварлох женился на дочери лондонского механика! Да я скорее поверил бы, что великий пресвитер Иоанн женился на дочери еврейского разносчика! - Полегче, братец, - заметил Джин Вин, - я никому не позволю отзываться неуважительно о моем городе, даром что у меня своих забот по горло. - Прошу прощения, любезный, я не хотел никого обидеть, но что до этой женитьбы, то она попросту невозможна. - И все же она состоится, так как и герцог, и принц, да и все прочие ввязались в это дело, а уж пуще всех наш король; старый дуралей раскопал где-то, что Маргарет - важная дама у себя на родине; впрочем, все шотландцы выдают себя за важных особ. - Мейстер Винсент, хотя вы, я знаю, и расстроены, - прервал его оскорбленный утешитель, - я не потерплю, чтобы порочили мою нацию. Удрученный юноша, в свою очередь, извинился, но продолжал настаивать: - Король взаправду утверждает, будто Пегги Рэмзи - девица древнего, благородного происхождения; потому он и принимает большое участие в ее замужестве и вообще носится с Пегги как курица с яйцом. Да это и не мудрено, - добавил бедняга Вин, тяжело вздыхая, - он видел ее в штанах и в камзоле. - Все это может быть и правда, - заметил Ричи, - хотя кажется мне странным. Однако, любезный, не должно говорить худо о высокопоставленных лицах. Никогда не ругайте короля, Дженкин, даже в своей спальне: и каменные стены имеют уши, - никто не знает этого лучше, чем я. - Да я не ругаю старого олуха, но не мешало бы ему сбавить тону. Если бы он увидел перед собою в чистом поле тридцать тысяч таких пик, какие мне довелось видеть в арсенале, то кто, хотел бы я знать, пришел бы к нему на выручку? Ручаюсь, что не его длинноволосые придворные щеголи. {Кларендон отмечает, что результаты военного обучения горожан, несмотря на все насмешки, которым оно подвергалось со стороны поэтов-драматургов той эпохи, основательно испытали на себе кавалеры во время междоусобной войны. Лишь приобретенный постоянными занятиями навык позволил лондонцам, вооруженным пиками, выстоять в битве при Ньюбери и в других битвах против неоднократных атак пылкого принца Руперта и его доблестных кавалеров. (Прим. автора.)} - Постыдитесь, приятель, - сказал Ричи, - вспомните, откуда происходят Стюарты. Неужели вы думаете, что в случае нужды у них не хватит копий или палашей? Но оставим, этот разговор - рассуждать о подобных вещах опасно. Еще раз спрашиваю вас: какое вам дело до всего этого? - Какое дело? Да разве я не обратил на Пегги Рэмзи все свои помыслы с первого дня, как поступил в лавку ее отца? Не таскал ли за ней целых три года ее деревянные башмаки, не носил молитвенник, не чистил подушку, на которой она стоит в церкви на коленях? И разве она хоть раз сказала мне, чтобы я этого не делал? - Если вы ограничивались лишь этими мелкими услугами, то чего ради ей было отвергать их? Эх, приятель, мало, очень мало найдется мужчин, хоть среди дураков, хоть среди умников, которые знают, как вести себя с женщинами. - Да разве не рисковал я ради нее своей свободой и даже чуть ли не своей головой? Не она ли... Нет, это не она сама, а та проклятая ведьма, которую она на меня напустила, уговорила меня, как последнего дурака, переодеться лодочником и помочь этому лорду, черт бы его побрал, удрать в Шотландию, А он, вместо того чтобы тихо и мирно сесть на корабль в Грейвсенде, раскричался, разбушевался, стал грозить пистолетами и принудил меня высадить его в Гринвиче, где он так набедокурил, что сам в Тауэр угодил и меня за собой потащил. - Ага, - сказал Ричи, придавая своей физиономии еще более глубокомысленное выражение, нежели обычно, - так это вы были тот лодочник в зеленой куртке, который вез лорда Гленварлоха вниз по реке? - Да, я и есть тот болван, который не догадался утопить его в Темзе, тот самый парень, который нипочем не хотел сознаваться, кто он и откуда, хоть его и пугали объятиями дочки герцога Эксетерского. - А кто она такая, любезный? Должно быть, порядочная уродина, раз вы так боитесь ее, несмотря на ее знатность? - Я о дыбе, о дыбе говорю, приятель. Где вы жили, что никогда не слыхали о дочке герцога Эксетерского? {Так назывался вид дыбы, применявшийся в лондонском Тауэре. (Прим. автора.)} Все герцоги и герцогини Англии ничего не добились бы от меня, но правда вышла наружу каким-то другим путем, и меня выпустили. Я бросился со всех ног домой, воображая себя умнейшим и счастливейшим малым во всей округе. А она... она вздумала заплатить мне деньгами за мою верную службу! И говорила со мною так ласково и так холодно в одно и то же время, что мне захотелось очутиться в самом мрачном подземелье Тауэра. Лучше бы меня замучили пытками до смерти, тогда я не узнал бы, что этот шотландец отбил у меня мою милую! - Но точно ли вы уверены, что потеряли ее? - спросил Ричи. - Мне как-то не верится, что лорд Гленварлох женится на дочери торговца, хотя должен признать, что в Лондоне заключаются самые диковинные браки. - Говорю вам, что едва лорда освободили, как он вместе с мейстером Джорджем Гериотом с соизволения короля отправился делать ей предложение, честь по чести. Ладно еще, что лорд пользуется милостью при дворе, а то у него и клочка земли не осталось бы. - Ну, а что сказал на это старый часовщик? Не спятил с ума от радости, чего вполне можно было бы ждать от него? - Он перемножил шесть чисел, объявил результат, а затем дал согласие. - А вы что сделали? - Бросился на улицу, сердце у меня горело и глаза кровью налились. И кто, вы думаете, попался мне первым навстречу? Старая ведьма, матушка Садлчоп. И что же она мне предложила? Выйти на большую дорогу. - Выйти на дорогу, любезный? В каком это смысле? - Ну, как подручный святого Николая, как разбойник вроде Пойнса и Пето и других молодцов из пьесы. А кто, по-вашему, должен был стать моим начальником? Она, верно, приняла молчание за согласие и думала, что я погиб безвозвратно и даже помышлять не могу о спасении, и потому выложила мне все, прежде чем я успел слово вымолвить. Кого она мне прочила в начальники, как не того мошенника, которого я отдубасил на ваших глазах в ресторации, когда вы служили лорду Гленварлоху, трусливого мерзавца, вора и буяна, известного в городе под именем Колпеппера. - Колпеппер? Хм, я кое-что слыхал об этом негодяе, - пробормотал Ричи. - А не скажете ли, мейстер Дженкин, где его можно найти? Вы оказали бы мне этим важную услугу. - Он где-то скрывается, - ответил подмастерье, - его подозревают в каком-то гнусном преступлении, наверно в том зверском убийстве, совершенном в Уайтфрайерсе, или еще в чем-нибудь подобном. Я мог все разузнать у миссис Садлчоп, так как она предлагала мне встретиться у Энфилдского леса с Колпеппером и другими молодцами, чтобы вместе ограбить какого-то путешественника, который едет на север с большой казной. - И вы не согласились на столь заманчивое предложение? - Я обругал ее старой каргой и пошел своей дорогой. - А что же она сказала вам на это, приятель? Ваш отказ, должно быть, всполошил ее? - Ничуть не бывало. Она расхохоталась и заявила, что шутит. Но я-то уж хорошо научился различать, когда эта бесовка шутит, а когда говорит всерьез; меня не проведешь. Впрочем, она знает, что я никогда ее не выдам. - Зачем выдавать, об этом и речи нет; но разве вы чем-нибудь связаны с этим прытким Пепперколом, или Колпеппером, или как еще его там зовут, что хотите позволить ему ограбить честного человека, который держит путь на север и, как знать, может оказаться славным шотландцем? - Да, который вывозит к себе домой английские денежки, - заметил Дженкин. - Будь он кем угодно, пусть их ограбят всех подряд - мне все равно: я сам ограблен и погиб. Ричи наполнил до краев стакан своего приятеля, настаивая, чтобы тот выпил, как он выразился, досуха. - Эта любовь, - сказал он, - просто ребячество, недостойное такого славного молодца, как вы, мейстер Дженкин. Если уж вам непременно хочется себя потешить, то за чем дело стало - в Лондоне найдется много девушек не хуже Пегги Рэмзи, хотя, по моему мнению, надежнее попытать счастья со степенной особой. Нечего так тяжело вздыхать, это чистая правда:: свет не клином сошелся. К чему вам, ловкому, смышленому молодому человеку, каких поискать, к чему вам сидеть повеся голову? Не лучше ли решиться на какой-нибудь смелый шаг, чтобы поправить свои дела? - Говорю вам, мейстер Мониплайз, я нищ, как ваш брат шотландец. Я бросил ученье и собираюсь бежать из Англии. - Как можно! - воскликнул Ричи. - Это не годится, любезный. Из собственного печального опыта я хорошо знаю, что у кого пустое брюхо, тот поневоле падает духом. У кого штаны дырявые, тот сидит смирно. {*} Будьте мужественны, приятель; вы когда-то оказали мне услугу, и теперь я вам отплачу тем же. Если вы устроите мне встречу с тем капитаном, то сделаете самое доброе дело в своей жизни. {* Последние изящные слова были произнесены герцогом Дугласом, по прозвищу Лесничий, после того, как он был ранен и взят в плен в битве при Шрусбери: ...И был захвачен Дуглас, перед этим В трех встречах перебивший подставных, Одетых королем... (Перевод Б. Пастернака)} - Я догадываюсь, к чему вы клоните, мейстер Ричард: вы хотите уберечь туго набитую мошну своего земляка. Не знаю, правда, какая мне будет выгода, но я не прочь принять в этом участие. Ненавижу этого кровожадного хвастливого труса. Коли достанете мне лошадь, я, пожалуй, покажу, где, по словам миссис Урсли, я должен был с ним встретиться. Но имейте в виду, вы подвергаете себя риску: хоть сам он трус, но с ним наверняка будут несколько отчаянных ребят. - Будет издан приказ об аресте, приятель, - возразил Ричи, - и объявлено о розыске преступника. - Ничего этого не будет, если хотите, чтобы я вас сопровождал. Я не из тех, кто доносит на кого бы то ни было стражникам. Вы должны полагаться на собственное мужество, если хотите, чтобы я поехал с вами. Я принес воровскую присягу и никого продавать не стану. - Так и быть, упрямца не переупрямишь, - ответил Ричи. - Не забудьте, что я родился и рос там, где прошибленных голов больше, чем целых. А кроме того, у меня тут есть два отважных приятеля - мейстер Лоустоф из Темпла и родственник его, мейстер Рингвуд; они с радостью присоединятся к столь доблестной компании. - Лоустоф и Рингвуд? Они храбрецы, надежные ребята. Знаете ли вы, где их отыскать? - Знаю ли я? - повторил Ричи. - Поручусь, что они до глубокой ночи просидят за картами и костями. - Это честные джентльмены, им можно доверять, - сказал Дженкин. - Если они советуют браться за это дело, я ваш. Приведите их сюда, нам надо с ними договориться. Нас не должны видеть вместе на улице. Не знаю уж, как это получилось, мейстер Мониплайз, - прибавил он с прояснившимся лицом, наполняя, в свою очередь, стаканы, - только я подумал малость, и у меня полегчало на сердце. - Вот что значит иметь умных советчиков, мейстер Дженкин. Я уверен, не пройдет и нескольких дней, как вы скажете, что на сердце у вас легко, словно у жаворонка. Нечего улыбаться и качать головой, попомните мои слова. А теперь побудьте здесь, пока я схожу за нашими студентами. Ручаюсь, что их и канатами не удержишь от того приключения, которое я им предложу. Глава XXXVI Воры связали честных людей. Теперь, в свою очередь, мы оберем воров и от трудов праведных отправимся веселиться в Лондон. "Генрих IV", часть 1, акт II, сцена 2 {*} {* Перевод Б. Пастернака.} Солнце стояло высоко в небе, ярко освещая прогалины Энфилдского леса, и олени, водившиеся там в изобилии, резвились среди древних дубов, собираясь в живописные группы. В конце одной из длинных аллей, прорубленных для удобства охотников, показались кавалер и дама; они медленно шли пешком, хотя на них были костюмы для верховой езды. Их сопровождал лишь один паж, следовавший на почтительном расстоянии верхом на испанском жеребце, который, видимо, был навьючен тяжелой поклажей. Женщина, одетая с причудливой пышностью, чрезмерной даже для той эпохи, вся в бисере, оборочках и прошивках, в одной руке держала веер из страусовых перьев, в другой - черную бархатную маску и с помощью всех испытанных кокетливых приемов старалась привлечь внимание своего спутника, который иногда нехотя отрывался от серьезных размышлений, чтобы ответить ей, а чаще даже не давал себе труда вслушиваться в ее беспечный лепет. - Ах, милорд, милорд, вы идете так скоро, что я не поспеваю за вами. Постойте, я возьму вас под руку, но только как быть тогда с маской и веером? Почему вы не позволили мне взять с собой камеристку: она несла бы мои вещи. Хотя смотрите, милорд, я заткну веер за пояс, вот так! Теперь одна рука у меня свободна, чтобы удержать вас, вы от меня не убежите. - Идем же, - проговорил кавалер, - не отставай от меня, если уж ты не захотела остаться с камеристкой, как ты ее называешь, и с багажом. Может быть, ты кое-что увидишь; впрочем, это зрелище вряд ли тебе понравится. Она взяла его под руку, но так как он продолжал идти не убавляя шага, то скоро отпустила его и воскликнула, что он сделал ей больно. Кавалер остановился и взглянул на прекрасную ручку, которую она показывала ему, жалуясь на его жестокость. - Смею вас уверить, - сказала она, отогнув рукав, - она в синяках до самого локтя. - Смею тебя уверить, ты совершенная дурочка, - ответил кавалер, небрежно поцеловав пострадавшую руку, - я вижу прелестное розовое пятнышко, которое оттеняет голубые жилки. - Ах, милорд, это вы говорите глупости, - возразила она, - однако я очень рада, что хоть как-то заставила вас наконец заговорить и засмеяться в первый раз за сегодняшнее утро. Право, если я и настояла на том, чтобы пойти вместе с вами в лес, то лишь для того, чтобы развлечь вас. Мне кажется, со мной должно быть приятнее, чем с пажом. А теперь скажите, милорд, те красивые зверьки с рогами - не олени ли это? - Они самые, Нелли, - ответил невнимательный спутник. - Не пойму, что знатные люди могут делать с таким множеством оленей? - Они отсылают их в город, Нелл, где умные люди приготовляют из них паштеты и украшают их рогами свои лбы, - ответил лорд Дэлгарно, которого читатель уже, вероятно, узнал. - Да вы смеетесь надо мной, милорд! - воскликнула его спутница. - Про оленину я и сама все знаю, не думайте. Я всегда отведывала оленье мясо раз в году, когда мы обедали у городского советника; но нынче, - продолжала она печально, ибо в ее затуманенной тщеславием и безрассудством головке мелькнула мысль о позоре, - нынче он не захотел бы и говорить со мной, даже если бы мы и повстречались в самом узком переулке нашей округи. - Разумеется, он не заговорил бы, потому что ты уничтожила бы его одним взглядом, Нелл. Надеюсь, у тебя хватит ума не тратить напрасно слов на такого болвана? - У кого - у меня? - спросила миссис Нелли. - Конечно, я презираю этого надутого гордеца. Вообразите, милорд, он заставлял всех жителей округи снимать перед ним шапки - и моего бедного старичка Джона Кристи и всех других. И тут воспоминания увлажнили ее глаза. - Черт побери твое хныканье! - довольно грубо сказал Дэлгарно. - Ну, не пугайся и не бледней, Нелл. Я не сержусь на тебя, глупенькая. Но что прикажешь делать, если ты без конца вспоминаешь свою темницу возле реки, пропахшую дегтем и затхлым сыром сильнее, чем уэльсец луком, и вспоминаешь ее тогда, когда я везу тебя в прекрасный замок, какие бывают только в сказке? - Мы будем там сегодня к вечеру, милорд? - спросила Нелли, вытирая глаза. - Сегодня, Нелли? Что ты, мы не будем там к вечеру и через две недели. - Господи, не оставь и сохрани нас! Разве мы не поедем туда морем, милорд? Я думала, что все приезжают из Шотландии морем. Я наверно знаю, что лорд Гленварлох и Ричи Мониплайз прибыли в Лондон на корабле. - Одно дело ехать в Англию, Нелли, а другое - покидать ее. - Да, это правда, - согласилась его простодушная спутница. - Однако мне помнится, говорили, что и в Шотландию можно ехать водою. Хорошо ли вы знаете дорогу? Вы уверены, что туда можно добраться сушей, мой возлюбленный лорд? - А это мы увидим, моя возлюбленная леди, - ответил лорд Дэлгарно. - Утверждают, будто Англия и Шотландия расположены на одном острове, а если так, то можно надеяться, что их соединяет сухопутная дорога. - Мне ни за что не проделать верхом такого длинного пути! - А мы подобьем помягче твое седло. Обещаю тебе: как только ты сбросишь свой невзрачный кокон, ты превратишься из гусеницы с жалких городских задворок в бабочку из королевского сада. У тебя будет столько платьев, сколько в сутках часов, столько горничных, сколько дней в неделе, а всякой челяди столько, сколько недель в году; и будешь ты выезжать с лордом на оленью и соколиную охоту, вместо того чтобы прислуживать старому лавочнику, который только и делает, что харкает да сплевывает. - Это хорошо, но сделаете ли вы меня госпожой, милорд? - Конечно, как же иначе - ты будешь госпожой моего сердца. - Я думала, что буду госпожой в вашем замке. - По правде говоря, Нелл, этого я не могу обещать тебе. Жена совсем не то, что возлюбленная. - Я слыхала от миссис Садлчоп, у которой вы меня поместили после того, как я оставила моего бедного Джона Кристи, что лорд Гленварлох собирается жениться на дочке часовщика Дэвида Рэмзи. - Чашу надо еще донести до рта, Нелли. Я везу с собой нечто такое, что может расстроить сей многообещающий союз, прежде чем год постареет на один день. - Да, но мой отец был нисколько не хуже старого Дэвида Рэмзи, милорд, и уважали его не меньше; стало быть, отчего бы вам на мне и не жениться? Смею сказать, вы причинили мне немало зла; почему бы вам не загладить теперь свою вину? - По двум важным причинам, Нелли: судьба наградила тебя супругом, а король навязал мне жену. - Ах, милорд, они ведь останутся в Англии, а мы уедем в Шотландию! - воскликнула Нелли. - Твой довод разумнее, чем ты думаешь, - сказал лорд Дэлгарно. - Я слышал от шотландских законоведов, что в нашем благословенном отечестве супружеские узы можно развязать, прибегнув к обычному судебному разбирательству, между тем как в Англии они могут быть расторгнуты только специальным актом парламента. Что ж, хорошо, Нелли, мы еще обдумаем этот вопрос, и поженимся мы или нет, во всяком случае, мы сделаем все, чтобы развестись. - Правда, мой миленький лорд? Ну, тогда я меньше буду думать о Джоне Кристи, потому что он женится опять, я в этом не сомневаюсь - он человек зажиточный. Я буду рада знать, что кто-то заботится о нем, как, бывало, я заботилась о бедном доверчивом старике! Он был мне добрым мужем, хоть он и старше на двадцать лет. От всего сердца надеюсь, что впредь он не пустит на свой честный порог молодых лордов! Тут миссис Нелли снова выказала намерение дать волю слезам. Но лорд Дэлгарно укротил надвигавшуюся бурю чувств, сказав ей резко: - Послушай, моя драгоценная возлюбленная, мне уже надоели эти весенние ливни, я бы посоветовал приберечь слезы для более важного случая. Кто знает, не заставит ли тебя неожиданный поворот колеса фортуны через несколько минут проливать слезы и хватит ли тогда их у тебя? - Сохрани бог, милорд! Что значат ваши слова? Джон Кристи, добрая душа, ничего от меня не утаивал; я надеюсь, что и ваша светлость не станете ничего от меня скрывать. - Присядем на этом пригорке, - сказал лорд Дэлгарно. - Я должен здесь ненадолго задержаться. Если ты согласна помолчать короткое время, я, пожалуй, использую его на обдумывание того, в какой мере я могу последовать похвальному примеру, о котором ты говоришь. Место, где остановился Дэлгарно, представляло собой в те дни небольшую возвышенность, частично опоясанную рвом, откуда вся местность получила название Кэмлитского рва. Вокруг лежало несколько обтесанных камней; они избегли участи многих других, которые пошли на сооружение разных построек для смотрителей королевских лесов, и достаточно ясно свидетельствовали о том, что когда-то "трудилась здесь рука людская". Это были развалины жилища некогда знаменитого, а ныне давно забытого рода Мандевиллей, графов Эссекских, владевших встарь Энфилдским лесом и окрестными обширными землями. Эта возвышенность была центром, откуда расходились широкие и очень длинные аллеи, в конце которых виднелся густой и мрачный лес; именно ее избрал лорд Дэлгарно местом поединка со своим оскорбленным бывшим другом, лордом Гленварлохом, кому он передал вызов через Ричи Мониплайза. - Он, конечно, явится, - говорил себе Дэлгарно. - Трусость как будто никогда не была ему свойственна, по крайней мере в парке он вел себя весьма решительно. А может статься, тот грубиян не исполнил моего поручения? Но нет, он усердный слуга, один из тех, кто дорожит честью господина больше, чем собственной жизнью. Смотри, Лутин, чтобы не убежала лошадь, и не спускай своих острых, соколиных глаз с аллей парка: ни одна душа не должна пройти незамеченной. Бакингем принял было мой вызов, но теперь гордый баловень отказывается дать мне удовлетворение, ссылаясь на глупые приказы короля. Если мне удастся расстроить планы Гленварлоха, а может быть, и убить его, если я лишу его чести или жизни, то смогу спокойно ехать в Шотландию: у меня достаточно золота, чтобы заставить позабыть о моих прошлых неудачах. Я хорошо знаю моих любезных соотечественников: они никогда не ссорятся с тем, кто возвращается домой с деньгами или с воинской славой, а уж тем более если он приобрел и деньги и славу. Размышляя об этом и припоминая перенесенный позор, он перебирал в памяти воображаемые причины своей ненависти к лорду Гленварлоху; под натиском кипящих страстей лицо его постепенно исказилось, к великому страху Нелли. Сидя у его ног, незамечаемая им, она с тревогой увидела, что щеки его пылают, губы плотно сжались, глаза расширились, на л