анными от основных сил. На правом берегу немцы всей своей мощью в районе деревень Пчева и Витки нанесли удар по фронту 310-й стрелковой дивизии. Эти события происходили как раз во время решающего броска немецко-фашистских войск на Москву. С 20 октября 1941 года в столице и прилегающих к ней районах постановлением Государственного Комитета Обороны было введено осадное положение. Враг наступал. В Москве готовились к уличным боям. Правительство эвакуировалось в Куйбышев. Патрули расстреливали на месте паникеров, мародеров, вражеских лазутчиков. И.В. Сталин был в растерянности. Он уже допускал сдачу немцам Ленинграда. Его беспокоило лишь одно - спасти армию. Пока армия могла сражаться, он оставался вождем народа. 23 октября в 3 часа 35 минут ночи Верховный Главнокомандующий посылает в Ленинград уникальный документ. "Федюнинскому, Жданову, Кузнецову. Судя по вашим медлительным действиям, можно прийти выводу, что вы все еще не осознали критического положения, в котором находятся войска Ленфронта. Если вы в течение ближайших нескольких дней не прорвете фронта и не восстановите прочной связи с 54-й армией, которая вас связывает с тылом страны, все ваши войска будут взяты в плен. Восстановление этой связи необходимо не только для того, чтобы снабжать войска Ленфронта, но и особенно для того, чтобы дать выход войскам Ленфронта для отхода на восток - для избежания плена в случае, если необходимость заставит сдать Ленинград. Имейте в виду, что Москва находится в критическом положении и она не в состоянии помочь вам новыми силами. Либо вы в эти два-три дня прорвете фронт и дадите возможность вашим войскам отойти на восток в случае невозможности удержать Ленинград, либо вы попадете в плен. Мы требуем от вас решительных и быстрых действий. Сосредоточьте дивизий восемь или десять и прорвитесь на восток. Это необходимо на тот случай, если Ленинград будет удержан, и на случай сдачи Ленинграда. Для нас армия важней. Требуем от вас решительных действий. Сталин". Часом позже начальник оперативного управления Генерального штаба генерал А.М. Василевский по прямому проводу передал командующему 54-й армией генералу М.С. Хозину: "На ваши вопросы отвечаю указанием товарища Сталина. 54-я армия обязана приложить все усилия к тому, чтобы помочь войскам Ленфронта прорваться на восток... Прошу учесть, что в данном случае речь идет не столько о спасении Ленинграда, сколько о спасении и выводе армий Ленфронта". Генералам было о чем подумать. Чем все это может кончиться, хорошо понимал исполняющий обязанности командующего Ленинградским фронтом генерал-майор И.И. Федюнинский, особенно когда немецкие войска ударили вдоль реки Волхов и реально создали угрозу второго кольца блокады. Будущий герой сражения за Волхов стал сетовать на то, что у него не хватает знаний и опыта, чтобы командовать Ленинградским фронтом, что у него маленькое генеральское звание - генерал-майоры командовали дивизиями, армиями, но не фронтами, что им надо поменяться командирскими ролями с генерал-лейтенантом М.С. Хозиным. И.И. Федюнинскому очень не хотелось оказаться в положений генерала армии К.А. Мерецкова, которого два месяца в течение июля и августа бериевские следователи били резиновыми палками, добиваясь показаний об участии в очередном заговоре против первого в мире социалистического государства и товарища Сталина. Мерецков оказался нужен Сталину и это его спасло. 8 сентября генерала вернули из тюрьмы на фронт. Тем более И.И. Федюнинский не хотел разделить судьбу помощника начальника Генерального штаба, дважды Героя Советского Союза генерал-лейтенанта Я.В. Смушкевича, начальника управления ПВО, Героя Советского Союза генерал-полковника Г.Н. Штерна, заместителя наркома обороны, Героя Советского Союза генерал-лейтенанта авиации П.В. Рычагова, заместителя наркома обороны, бывшего командующего войсками Прибалтийского Особого военного округа генерал-полковника А.Д. Локтионова и еще полутора десятков генералов, которых без суда 27 октября 1941 года расстреляли под Куйбышевом. Еще одну группу высших офицеров Красной Армии по приказу Лаврентия Берии расстреляли под Саратовом 28 октября. По просьбе И.И. Федюнинского его назначили командующим 54-й армией, а генерал-лейтенанта М.С. Хозина вернули в Ленинград командовать фронтом, на что тот с удовольствием согласился. Замена генералов не изменила положения на фронте. Наступление немцев в направлении Волхова и Ладожского озера заставило немедленно отложить все мысли по прорыву блокады Ленинграда в районе Синявинских болот, снять сильно поредевшие части с ленинградского направления и бросить под Волхов. А в это время 310-я дивизия истекала кровью, отбивая атаки 11-й и 21-й немецких пехотных дивизий. Послевоенные бодрые воспоминания некоторых участников тех боев не соответствовали истинному положению дел, которое складывалось на этом участке фронта. "Утром 28 октября над линией обороны появились немецкие самолеты. На наши окопы посыпались вражеские бомбы и снаряды. Немцы пытались с ходу сломить наше сопротивление с тем, чтобы двигаться дальше, - вспоминал бывший командир полка 310-й стрелковой дивизии Назар Ефремович Еськов. - Разгорелся жаркий бой. Под натиском превосходящих сил противника 208-й саперный батальон вынужден был отойти к деревне Рысино. Используя этот небольшой успех, фашисты усилили натиск. Через некоторое время 1080-й стрелковый полк майора Смирнова попал в окружение. Наступающий противник окружил и второй полк майора М.М. Михайлова. Попытка прорваться в сторону Рысино не удалась. Немцы успели выставить на дорогах крепкий заслон, и атаки наших батальонов успеха не имели". Ночью майор Михайлов собрал остатки полка и повел их в атаку. Немецкие заслоны удалось прорвать. Михайлов вывел оставшихся в живых к Городищу. Остальные подразделения отступили к Пчеве. Вскоре к Пчеве подошло подкрепление - сводный отряд слушателей курсов среднего командного состава 4-й армии. Их было немного, но и это в какой-то степени восполнило потери первых дней боев. Из вышедших из окружения бойцов саперного батальона и стрелкового полка был сформирован сводный отряд под командованием начальника оперативного отдела штаба дивизии Ш.И. Мелкадзе. Бои в Пчеве продолжались почти неделю. Немцам удалось выйти на южную окраину деревни, но бойцы второго батальона 1084-го полка под командованием старшего лейтенанта Прохорова смелой контратакой выбили захватчиков. По нескольку раз в день то на одном, то на другом участке фронта разгорались жаркие рукопашные схватки. 3 ноября противник окружил деревню. Положение обороняющихся было безвыходным. Штаб полка располагался в подвале конторы колхоза. Немцы яростно атаковали. Связи со штабом дивизии и батальонами не было. Боеприпасов тоже не было. Командир полка майор Юртов и комиссар Зеленский приказали сержанту И.А. Звенигородскому спасти полковое знамя и передать донесение в дивизию, что батальоны сражаются до последнего патрона, что сил держаться больше нет - осталось погибнуть. Сержант И.А. Звенигородский выполнил приказ. Раненный, он прошел через боевые порядки немцев, вступил в бой и уничтожил двоих из них. Он спас знамя полка. Защитники Пчевы отстреливались до последнего патрона, а затем бросились на врага врукопашную. Рядом с рядовыми бойцами дрались командир полка майор Юртов и комиссар Зеленский. Дрались все, кто мог держать оружие. Тяжело раненый начальник штаба полка капитан Садык Джумабаев стоять уже не мог, он отстреливался из автомата лежа. Его пытались взять в плен, но казах Садык Джумабаев предпочел смерть позору. Последним патроном он застрелился. Радист штаба Мартемьянов, когда кончились патроны, отбивался прикладом, а затем взорвал в своих руках гранату и уничтожил несколько фашистов. В бою погибли командир и комиссар полка. В боях за Пчеву геройски погиб почти весь 1084-й стрелковый полк. Лишь немногие глубокой ночью вышли из окружения. 125 человек остались в живых, считая бойцов хозвзвода. Знамя полка было сохранено, а значит, оставался жить и полк. Серьезные бои шли и в деревне Городище. Дивизия понесла очень большие потери. Ее остатки были сведены в один полк, который в ночь на 7 ноября переправился на левый берег реки Волхов, чтобы получить подкрепление. Получилась странная ситуация. Обескровленная дивизия не отошла, как это было раньше, а ушла с позиций, оставив дорогу на Волхов по правому берегу свободной для немцев. В окружении остались два полка 292-й стрелковой дивизии, которые дрались рядом с Пчевой. Подкреплений никаких не было, куда подевались тылы, и отходившие части 4-й армии - неизвестно. За день остатки 310-й дивизии совершили двадцатикилометровый марш в тыл к городу Волхову и в районе Вындина Острова снова переправились на правый берег реки, заняв оборону на линии Теребонижье - Карпино - Безово. Такие маневры, видимо, делались по приказу, потому что к вечеру 7 ноября Военный совет 54-й армии прислал воинам дивизии теплую поздравительную телеграмму, хотя дивизия фактически считалась частью 4-й армии. За проявленные мужество и героизм в боях за Пчеву и Городище с превосходящими силами противника полковник Замировский объявил личному составу благодарность. К этому времени на передовые позиции уже выдвинулись моряки 6-й отдельной бригады морской пехоты, которую в срочном порядке перебросили из Ленинграда через Ладожское озеро, а спустя четыре дня - только что сформированный в Ленинграде 1-й особый стрелковый полк. Навстречу врагу вышли и некоторые другие части, в том числе и сильно поредевшая в боях на синявинском направлении 16-я танковая бригада. О моряках разговор особый. Комиссар, а позднее командир 6-й бригады морской пехоты П.Я. Ксенз оставил еще нигде полностью не опубликованные воспоминания о боях за Волхов. Они беспощадны по своей правде и в оценке событий. В причинах поражения на дальних подступах к Волхову Ксенз прямо винит генерала П.И. Ляпина: "Он соединения своей оперативной группы, действующие на правом берегу реки Волхов, перетащил на левый берег. Этим действием он буквально открыл ворота врагу на север в сторону города Волхова. На правом он оставил в окружении два полка 292-й стрелковой дивизии и палец о палец не ударил, чтобы их вызволить. Эти полки были покинуты старшим командным составом, который бежал в сторону своей оперативной группы. К чести среднего командного состава этих полков надо отметить, что он остался с бойцами и принял командование на себя. Одним полком командовал старший лейтенант контрразведчик Черевиченко, а другим полком - старший лейтенант Мигдалевич..." П.Я. Ксенз неоднократно приезжал в Волхов после войны, был на местах боев и рассказывал их подробности. Не все они нашли отражение в его воспоминаниях. 6-я бригада морской пехоты Балтийского флота после тяжелых боев по отражению вражеских атак в районе Урицка 15 октября была выведена в резерв Ленинградского фронта. Она дислоцировалась в селе Рыбацком. Здесь батальоны бригады пополнили добровольцами с кораблей Балтийского флота. С личным составом были подробно разобраны боевые действия под Урицком. Командиры сделали внушение морякам, что излишняя бравада на передовой приводит к неоправданным потерям - врага надо бить с умом, а не подставлять ему свою грудь в тельняшке. В ночь на 27 октября командование бригады вызвали в Смольный, где располагался Военный совет фронта. Здесь уже собрались некоторые командиры и комиссары соединений фронта. На лицах была тревога. Всех пригласили к А.А. Жданову. В своем выступлении он охарактеризовал обстановку, которая сложилась в южном Приладожье следующим образом: "Войска 4-й армии, которая подчинена Ставке, разрезаны вражескими действиями пополам. Левый фланг этих войск отходит на Тихвин, а правый - на Волхов, на тылы 54-й армии. С 4-й армией связи не имеем, где сейчас эти войска - мы не знаем. Над Ленинградом нависла угроза с востока..." Комиссар П.Я. Ксенз, конечно, не мог знать о грозном послании Сталина членам Военного совета фронта от 23 октября. Выход немцев в тыл 54-й армии реально сводил на нет любые попытки пробиться из окружения на восток войскам Ленфронта. Им оставалось либо умереть от голода, либо победить. Но тогда, в 1941 году, победить не было сил. Оставалась одна надежда - отстоять Волхов и тем самым сохранить возможность на прорыв блокады для вывода войск на восток, а значит для продолжения борьбы. Ленфронт снял с позиций и в срочном порядке отправил под Тихвин 44-ю и 191-ю стрелковые дивизии. Двумя дивизиями помогла 4-й армии и 54-я армия. Этим самым существенно ослабили Ленинградский фронт. Но другого выхода не было. Морякам 6-й бригады в Смольном была поставлена задача переправиться через Ладожское озеро и прикрыть Волхов. Обращаясь к комиссару бригады Ксензу, Жданов сказал: "Комиссар, передайте батальонам, что сейчас судьба Ленинграда, судьба фронта и флота решается на реке Волхов, куда вы следуете. Пусть моряки знают, что от их боевых действий зависит успех дела..." К вечеру 27 октября части бригады морской пехоты сосредоточились на западном берегу Ладожского озера у маяка Осиновец. Ладожская флотилия, которая должна была переправить моряков на восточный берег, не имела кораблей крупного тоннажа. Она могла перебросить через озеро только живую силу с личным оружием, станковые пулеметы и 82-миллиметровые минометы. Все остальное - артиллерия, автомашины, полевые кухни и многое другое, без чего невозможно нормально воевать, осталось на западном берегу до ледостава. Так бригада, еще не вступив в бой с врагом, потеряла главное средство борьбы с танками - артиллерию, базу для поддержания сил моряков - полевые кухни. В который раз морякам пришлось голодными, с одной гранатой бросаться под фашистские танки. "Людей в России много - чего их жалеть!" - любил говорить один известный политический деятель России. Вместе с 6-й отдельной бригадой морской пехоты на восточный берег переправлялись 44-я и 191-я стрелковые дивизии. Как вспоминал командующий Краснознаменной Ладожской флотилией В. Чероков, для руководства перевозками с группой офицеров штаба он перебрался в Осиновец, где был развернут выносной пункт управления: "Враг шел на все, чтобы помешать нам. Его авиация бомбила места сосредоточения войск. А погрузка затягивалась: не хватало кораблей и судов. Как назло грянули штормы... Вскоре мы столкнулись с новой бедой: ударили морозы, у берега появился лед. Чтобы ускорить перевозки, решили направлять корабли в район Леднево (неподалеку от Кобоны). Причалов здесь не было, войска высаживались в ледяную воду, в шугу..." Измотанные штормом, мокрые, роты и полки по морозу совершали марш-броски до станции Войбокало. Там садились в эшелоны и через Волховстрой - в сторону Тихвина. Дальше пешком, прямо с марша вступали в бой, не успев накопить силы, подтянуть артиллерию, наладить связь с соседями, а нередко и со своими штабами, которые запаздывали, теряли управление. Часто собирались полки из разных дивизий, создавалось какое-то временное сводное разношерстное соединение, которое шло в бой под командой старшего по званию или случайного командира... Ситуация под Волховом складывалась довольно странная. Генерал М.С. Хозин был вызван в Ленинград. И.И. Федюнинский еще не прибыл. В самый критический момент 54-я армия оказалась без своего командующего. Всем руководил начальник штаба генерал-майор А.В. Сухомлин. Он не мог заставить генерала Ляпина занять оборону подчиненными ему войсками на правом берегу реки Волхов и отражать натиск противника. Войск у него было достаточно, если, конечно, прикрывать ими только основные направления наступления ударных групп противника, а не загонять батальоны в леса и болота, распыляя и без того скудные резервы. Но бездарное руководство Волховской оперативной группой 4-й армии привело к тому, что враг очень быстро оказался под стенами Волхова. 54-й армии приходилось в основном рассчитывать только на свои силы, до тех пор, пока Волховская оперативная группа не была переподчинена командованию, которое отвечало за оборону города. Противник, действующий вниз по реке Волхов, плохо знал местность и не ожидал, что наше командование на какое-то время может оставить дорогу на Волхов совершенно открытой. Он действовал осторожно и продвигался медленно. Немцы практически без боя взяли оставленные советскими частями оборонительные сооружения от деревни Дуняково до деревни Заднево. Впереди было Заречье, где развернулись батальоны морской пехоты. 3 ноября части бригады морской пехоты располагались так: минометный батальон, 1-й и 3-й стрелковые батальоны в деревне Заречье. 2-й стрелковый батальон и батальон связи были захвачены генералом Ляпиным и подчинены его оперативной группе, располагавшейся в деревне Залесье юго-западнее Волхова в 30 километрах. Начальника штаба бригады генерал сделал комендантом своего штаба, а стрелковому батальону он дал поручение охранять штаб. Вот что пишет Ксенз: "Вернувшись из Залесья, я доложил члену Военного совета 54-й армии бригадному комиссару Г.X. Бумагину положение с частями бригады. Но он ничего не мог сделать с Ляпиным. Последний никому здесь не подчинялся, а собственной совести у него не хватало, чтобы понять сложность обстановки и принять решение в соответствии со сложившимися событиями". Так перед боем бригада морской пехоты лишилась третьей части своей живой силы. Утром 3 ноября в Заречье прибыли бригадный комиссар Бумагин и генерал-майор Мартьянов. Они собрали командиров частей бригады, командование 883-го корпусного артполка и поставили перед ними задачу наступать в южном направлении, к вечеру занять деревни Черноручье, Заднево и Дуняково - на глубину 20 километров. Соседей справа и слева нет, о противнике ничего неизвестно. Командир бригады полковник Ф.Е. Петров молчал. Он хорошо понимал, к чему все это может привести в такой обстановке. На этом кончилось все руководство бригадой представителями командования 54-й армии. Они уехали в Волхов. А морские пехотинцы, подчиняясь приказу, пошли в наступление в южном направлении наобум, без разведки. Через полчаса немцы встретили моряков интенсивным огнем из минометов и пулеметов. Завязался бой. Корпусная артиллерия, имея большой калибр, не могла поддержать цепи наступающих из-за опасности попасть в своих. Поэтому она обстреливала ближайшие тылы немцев, била по их артиллерийским и минометным позициям. Под сильным огнем врага моряки залегли в лесу. Противник тоже повел наступление, но более широким фронтом. Поэтому пришлось срочно прекратить наступление, разворачивать фланги и отбиваться от врагов, которые могли окружить бригаду. К вечеру батальоны вернулись в Заречье и заняли окопы и дзоты, которые заранее были подготовлены местным населением. И здесь происходит ЧП. Командир бригады полковник Ф.Е. Петров, узнав обстановку, что возможно окружение, взял два автомата и шесть дисков к ним и уехал на автомашине в тыл, бросив бригаду. Страх оказаться в плену, страх ответственности и кровавые избиения командного состава Красной Армии и Военно-Морского Флота ежовскими и бериевскими палачами, начиная с 1937 года, сделали сильного человека, который неплохо показал себя в боях под Ленинградом, слабым и растерянным, лишенным воли в момент реальной опасности попасть в окружение и еще хуже - в плен. Командование бригадой принял на себя комиссар. Не зная местности, не зная сил противника, моряки оказались в очень трудном положении. Разведка донесла, что с восточной стороны деревни - сплошные болота, там живут на островках местные крестьяне, которые спрятались от войны. Немцев они не видели и не слышали. А вот с западной стороны в полутора километрах в лесу слышны голоса немцев, которые двигаются в северном направлении. До реки разведка не дошла. Около 7 часов вечера немцы стали обстреливать Заречье трассирующими пулями. Началась паника. Комиссар услышал на улице крики: "Нас предали, а сами сбежали!" До этого моряки никогда не встречались с трассирующими пулями. В темноте они летели между домами и оставляли страшное впечатление. После войны Ксенз так рассказывал об этом эпизоде: "Я лично сначала растерялся: что делать? Бежать? А люди, а долг? Я быстро одел черный реглан и вышел к людям. Было уже темно, но меня увидел матрос, который закричал: "Товарищи, комиссар здесь!" Вокруг собралось человек двести бойцов. Шум затих, люди почувствовали себя бодрее. Спокойствие людей передалось и мне. Я стал соображать, что делать. Прежде всего приказал не стрелять. Это был единственный наш козырь. Матросы с удивлением смотрели на трассирующие пули. Они этого никогда не видели. - Драться будем врукопашную, неожиданно и напористо, - приказал я. А сам думаю откуда взялись эти люди? Оказалось, это бойцы, пришедшие за обедом, который выдавался только ночью, а во главе их были старшины рот. Были среди них и легкораненые, и бойцы хозяйственной службы. Внезапно враг прекратил вести огонь по деревне Заречье. Он, видно, решил, что мы бежали и поэтому не отвечаем стрельбой. В такой суматохе ко мне врываются два командира, запыхавшись, не могут слова вымолвить. Спрашиваю, кто такие. - Мы артиллеристы, разрешите сняться с огневых позиций и двигаться в тыл, а то враг захватит пушки. Командую: "Немедленно в тыл с пушками!" А они опять ко мне: - Вы, пожалуйста, подтвердите, когда нужно будет, что вы нам разрешили уйти в тыл... В этот момент вспомнил, что у нас стоит двенадцать 120-миллиметровых минометов, а мин к ним не было. Оставить врагу? Нет! В это время увидел инструктора политотдела, бригады Лапинского. Кричу ему. "Николай Кириллович, минометы немедленно в тыл". Он выполнил приказание. Так были спасены наши минометы". К деревне двигалось три колонны немцев. Выпал снег и их морякам было хорошо видно. Когда до противника оставалось метров 15-20, они бросились на него врукопашную. Поскольку бойцы бригады были в белых маскхалатах, немцам было трудно определить их количество. Дрались молча и чем попало. Противник был ошеломлен, он побежал. Моряки гнали их около двух километров. В этом бою они не потеряли ни одного человека. Немцы ночью трижды атаковали Заречье. Ударом по правому флангу они обошли позиции бригады вглубь на пятнадцать километров. Батальоны отошли. Севернее противник занял деревни Никитино и Никифорово. Этим маневром немцы обошли бригаду и оказались у нее в тылу. После нескольких яростных атак противника и сильного артобстрела моряки оставили Заречье и отошли к деревне Моисеево. Разведка донесла, что в Моисеево никого нет - ни наших, ни немцев. Среди деревни стоит грузовая машина. Шофера нет. На машине два станковых пулемета. Деревня Моисеево расположена на горке. На юго-запад она стоит как бы бастионом, а дальше овраги, леса и болота. Когда моряки вошли в деревню, то обнаружили и здесь хорошо подготовленные местным населением оборонительные сооружения: дзоты и окопы. В дзоты бойцы бригады поставили станковые пулеметы. К ним встали опытные пулеметчики: начальник боевого питания 1-го батальона Пономарев и политрук Александр Смирнов. Остальные заняли позиции в окопах, на чердаках домов. Немцы думали, что Моисеево оставлено, как и сгоревшее Заречье, поэтому заспешили к теплым избам. Но их встретили огнем. Целый день отбивались моряки от наседавших немцев. Уже ночью после жаркого рукопашного боя из деревни Моисеево вырвалось только 22 человека. Они отступили в лес. И здесь обнаружили своих же раненных в бою за Заречье. С ними управлялась медицинская сестра Валентина Иванова, которой помогал боец Глущенко. Никого не оставили моряки, забрали с собой даже тяжелораненых - тащили на волокушах. Около деревни Никифорово их атаковали. Но моряки вместе с ранеными приняли бой и отбились. 5 ноября все наличные силы бригады собрались вместе и заняли оборону на линии у деревень Бережки, Замошье, Сестра. Правый фланг упирался в берег реки Волхов, а левый - в болото. Сюда генерал Ляпин прислал моряков, которых незаконно переподчинил себе. В записке он написал: "Командиру бригады морской пехоты. Возвращаю в ваше распоряжение ваши батальоны, как случайно попавшие в мое распоряжение". А затем командир оперативной группы 54-й армии генерал Мартьянов прислал в бригаду документ, который многое объяснял, и в первую очередь то, что морякам фактически никто не помогал отбивать атаки фашистов: "Командиру 6-й бригады морской пехоты. Сообщаем, что вверенная вам бригада в состав войск 54-й армии попала случайно и к нам никакого отношения не имеет". Вот почему во многих послевоенных воспоминаниях армейцы о моряках... забыли. Они были не своими в армии. Никто не хотел брать на себя ответственность за все, что случилось с бригадой. Здесь же, в деревне Замошье, до последнего дня находился бежавший с передовой командир бригады Петров. Когда начальник штаба бригады Зуев, который вернулся с батальоном от генерала Ляпина, спросил Петрова, где же два других батальона, он ответил - а запись этого разговора сохранилась: "Батальоны... Видно, часть людей попала в плен, остальные рассеяны по лесам и болотам противником. Комиссар бригады и работники штаба или перебиты, или попали в плен. Я случайно спасся: был на переднем крае и в момент боя в деревне Заречье обошел ее с восточной стороны, так как помочь им ничем не мог. Пошел в тыл, встретил грузовую машину и приехал на ней в Замошье..." Петров сослался больным и попросил его не тревожить. В это время налетели вражеские самолеты и сбросили бомбы на деревни, где окопались моряки. Во время авианалета командир бригады Ф.Е. Петров был убит осколком прямо на кровати. Также были убиты комиссар батальона связи Стрельцов и военный врач Венгеров. Все трое похоронены в Волхове в братских могилах. После войны в деревню Замошье приезжала жена полковника Петрова. Ей не стали рассказывать правду о гибели мужа. Моряки-ветераны пожалели бедную женщину и сказали, что он погиб с оружием в руках, отбиваясь от наседавших немцев. Но из песни слов не выкинешь... 6 ноября на рассвете бой за Бережки начался довольно неожиданно. На передовой началась паника, и бойцы без приказа стали отходить в тыл. Оказалось, что бегут не моряки, а солдаты какого-то стрелкового полка. Но комиссар бригады П.Я. Ксенз, другие командиры-моряки остановили бегущих и вернули их на позиции. Потом выяснилось, что это бойцы двух полков 292-й стрелковой дивизии из 4-й армии, которые были окружены в районе Пчевжи. Они болотами и лесами, практически без командиров пробирались к своим. А когда вышли к морякам, их атаковали. Моряки пропустили бегущих через свои боевые порядки, но некоторые, не понимая, в чем дело, тоже поддались панике и побежали в тыл. Всех остановили, вернули на передовую. Сообща отбили атаку обнаглевших немцев. Именно в этот день к морякам пришло три танка 16-й отдельной танковой бригады под командованием подполковника Иванова. Вместе с танкистами была предпринята контратака, но она захлебнулась. Немцы открыли артиллерийский и пулеметный огонь. Пришлось отступить. Бригада закрепилась у деревни Братовищи. 7 ноября по улицам Волхова прошли переправленные из Ленинграда батальоны 1-го особого Ленинградского стрелкового полка под командованием майора Николая Александровича Шорина и комиссара И.Д. Коровенкова. К концу дня они заняли позиции на линии Вельца - Лынна - Елошня. 8 ноября боевое охранение задержало наступающие немецкие цепи у деревни Славково. Перестрелка продолжалась целые сутки. Затем боевое охранение отошло к основным силам полка. Написавший воспоминания комиссар полка И.Д. Коровенков даже словом не обмолвился о бригаде морской пехоты. Все заслуги в битве за Волхов он приписал исключительно 310-й стрелковой дивизии, в состав которой был включен 1-й особый полк после недели боев. Вся пехота этой дивизии, а ее оставалось 250 человек, была сведена в один полк, которым командовал майор М.М. Михайлов. Сохранил боеспособность и 860-й артиллерийский полк, которым командовал капитан В.Ф. Головчанский. Подкрепление в составе полнокровного полка укрепило 310-ю дивизию. Вместе с моряками вели бои в деревнях Замошье, Братовищи и саперы 136-го отдельного моторизованного инженерного батальона, которым командовал капитан П.К. Гайдар. Перед наступающим противником ими было выставлено более 3,5 тысячи противотанковых мин, более 3 тысяч противопехотных мин, фугасов и мин-"сюрпризов" осколочного действия. К 10 ноября батальон был отозван в Волхов, где ему поставили задачу строить... баррикады. В городе готовились к уличным боям. За четыре дня саперы построили полтора километра баррикад. 8 ноября в районе деревни Жупкино фашисты вклинились в стык между правым флангом 310-й стрелковой дивизии и левым флангом 6-й бригады морской пехоты. В прорыв пошли четырнадцать легких немецких танков и около батальона пехоты. Об этом стало известно командиру 16-й отдельной танковой бригады И.Н. Барышникову и военкому А.А. Кузнецову. Как остановить врага? Бригада понесла большие потери, в резерве оставался один тяжелый танк "КВ" под командованием лейтенанта А.М. Мартынова. Считанные минуты потребовались экипажу на сборы. Механик-водитель Александр Серов повел танк по заснеженной проселочной дороге в сторону прорыва немцев. Командир правильно выбрал место для засады. С опушки леса хорошо просматривалась просека, по которой гуськом двигались вражеские машины. На помощь танкистам пришли две роты морской пехоты. Когда немецкие танки Т-III вышли на опушку леса, лейтенант Мартынов открыл огонь по головному танку, затем по второму и по последнему, который шел в конце колонны. Снаряды легли в цель. Вражеские машины загорелись. Первой снарядом своротило башню, две других оказались тоже подбиты. Лейтенант и командир орудия М. Чистяков действовали четко. Немецкая колонна не могла двигаться. Немецкие танкисты повели ответный огонь, но "КВ" уже вышел из засады и устремился в атаку. Старшие сержанты механик водитель А. Серов и заряжающий Н. Сидоров тоже были мастерами своего дела. Пятый член экипажа стрелок-радист Константин Нечаев из пулемета расстреливал вражескую пехоту. На проселочной дороге осталось пять подбитых вражеских танков и три были захвачены в плен. Три танка были отремонтированы в ремонтных мастерских бригады, перекрашены и поступили на вооружение 16-й танковой бригады. Весть об этом бое быстро облетела Ленинградский фронт. Газета "В решающий бой" 10 ноября опубликовала материал старшего политрука Петра Аганина. А на следующий день. 11 ноября, в газете выступил сам герой с рассказом "Как мы разгромили фашистские танки". Лейтенанту А.М. Мартынову за бой под Жупкино 10 февраля 1942 года было присвоено звание Героя Советского Союза. Но к этому времени отважный танкист погиб близ урочища Дубовик. Берег левый, берег правый В Волхове нет ни одного памятного знака, где были бы перечислены все подразделения Красной Армии, которые защищали город осенью и зимой 1941 года. У Валимского ручья стоит обелиск, но в нем указаны полки и бригады, которые сдерживали немцев на подступах к Волхову на правом берегу реки. На левом берегу установлен памятный знак воинам 3-й гвардейской дивизии, которые не пустили фашистов в город на этом направлении. Но известно, что эта дивизия заняла оборону на подступах к городу только 14 ноября. Она с честью выполнила свою боевую задачу. А что было до 14 ноября? Просматривая документы, воспоминания, карты военных лет, с удивлением обнаруживаешь, что по левому берегу реки немецкие захватчики продвигались не быстрее, чем по правому. Кто же их сдерживал на всем пути от Погостья, Оломны, Тихориц? В ежедневной красноармейской газете Ленинградского фронта "На страже Родины" 23 декабря 1941 года командующий 54-й армией генерал-майор И.И. Федюнинский в статье "Гитлеровские хвастуны снова просчитались" подвел итоги боев за Волхов. Тон этой статьи характерен для того времени. В ней явно переоценивались собственные силы, говорилось о разгроме немецко-фашистских захватчиков и скором освобождении от блокады Ленинграда. Генерал давал высокую оценку бойцам командира Замировского и особенно доблестной 3-й гвардейской дивизии, которая беспрерывными ударами изматывала врага. В то же время И.И. Федюнинский приводит и такие примеры: "Малочисленная группа капитана Кузьмина в течение суток сдерживала натиск усиленного полка немцев. Храбрецы сражались самоотверженно и не пропустили фашистов... За пять дней наступления противнику ценой больших потерь удалось продвинуться на 12 км. В боях за дер. Залесье противник потерял убитыми 300 своих солдат и офицеров. Такие же потери он понес под дер. Большая Влоя и другими населенными пунктами". Деревню Залесье Волховского района, где размещался штаб Волховской группировки 4-й армии, обороняли обескровленные полки 285-й стрелковой дивизии. Ее фланг прикрывали и отходили вдоль реки с тяжелыми боями части 311-й стрелковой дивизии. Чтобы понять ход событий, стоит вернуться на два месяца назад. 17 августа в район Чудово с Урала прибыла 311-я стрелковая дивизия. Не успела она занять оборону, как немцы нанесли сильный удар и прорвали ее. Дивизия отходила с боями и заняла позиции севернее железной дороги Кириши - Мга. Правее ее у станции Погостье держала оборону 285-я стрелковая дивизия, в составе которой людей оставалось не больше полка. 27 октября немцы ударили по этой дивизии и вынудили ее отступать по лесам и болотам к Оломне, которая сейчас находится на территории Киришского района. Этим самым был оголен фланг 311-й стрелковой дивизии, которая тоже отошла и закрепилась на подступах к станции Тихорицы. Две дивизии, как боевые собратья, самоотверженно дрались плечом к плечу, помогая друг другу, на всем трудном пути отступления к Волхову. Кровопролитные бои были за Тихорицы, Бор, Тухань, Мемино. Совершенно неожиданно немцы ворвались в Хотово. Оборонительные сооружения, которые возводились за деревней, достались им без боя. Немцы сразу же бросились грабить население: выводить скотину, отбирать теплые вещи. Фашисты расстреляли семидесятилетних стариков Ивана Кононова, Михаила Богачева, Ивана Федотова и подростка Васю Федотова. 10 ноября после тяжелого боя фашисты заняли Залесье. Оттуда они начали интенсивный обстрел деревни Чернецкое, где закрепились остатки 285-й дивизии. По Залесью, в свою очередь, била ее артиллерия. Из полков в обороняющихся дивизиях остались взводы. Подкреплений им никаких не давали, так как дивизии находились в подчинении 4-й армии, основные силы которой отступили за Тихвин. И.И. Федюнинский тоже не мог им помочь, потому что формально не командовал участком фронта, который не был закреплен за его армией. Такая складывалась ситуация. К 40-летию Победы заведующая Вольковским сельским клубом А. Полевая опубликовала воспоминания о том времени, как хозяйничали немцы в Чернецком и Залесье: "Тяжело, голодно жилось в это время. На речку за водой и то нельзя было прийти - или обстреляют немцы, или теплую одежду, валенки отберут. У Ивана Степановича Леонова болели ноги, ходил он плохо, так фашисты сняли с него валенки и повели босого по снегу при сильном морозе. Иван Степанович был почти немой, говорил очень плохо, немцы решили, что он притворяется, что это партизан. Леонова расстреляли. Долго ничего не знали о Михееве, а когда весной 1942 года стали пахать поле, нашли его тело. Видать, немцы заставили его копать себе могилу и расстреляли. Трагически сложилась судьба семьи Леоновых. В страшные минуты одной из бомбежек (семья не успела убежать в лес) Дарья Николаевна кормила грудью ребенка - Глеба, а еще трое детей - Валя, Женя и Тоня сидели, прижавшись к матери. Осколок попал прямо в сердце Дарьи Николаевны. Муж ее, Иван Петрович, тогда воевал неподалеку. Когда представилась возможность, он отвез детей в детский дом. Потом пришло известие, что Иван Петрович погиб в бою... Но вот прогнали врага с нашей земли. Стали возвращаться земляки в село. Было им тут о чем погоревать. В Чернецком из 70 дворов уцелело меньше половины, да и остальные пострадали. В Залесье было сожжено 23 дома. С войны не вернулся в эту деревню 21 солдат. Притаившаяся смерть и позднее давала о себе знать. Так, пятнадцатилетний подросток Леня Герасимов однажды поехал на лошади за сеном для колхозного скота и попал на мину, остался инвалидом. Когда фашистов отогнали и люди вернулись в деревню, первое, что они сделали, - помогли захоронить павших солдат. Были сделаны две братские могилы, которые после победы были перенесены на Новооктябрьское кладбище в Волхов. А есть еще одна могила, в которой захоронено 12 солдат и молоденькая медсестра. Она бежала к раненому солдату и уже открыла сумку, достала бинты, когда ее сразила немецкая пуля. И солдат умер, видать, слишком тяжелы были раны. Красивая, белокурая девушка, как было жаль опускать ее в сырую землю. Эта группа воинов держала рубеж у самого сельского кладбища. Здесь, в Залесье, их и похоронили". На захваченной территории гитлеровцы расправлялись с мирными жителями. На острове Октября они устроили настоящую резню, расправившись с живущими здесь инвалидами. В захваченных деревнях убивали, насиловали, грабили. Об этом писала районная газета "Сталинская правда". Ее сотрудник Любовь Жукова не раз ходила в тыл врага с партизанами, а потом на страницах газеты появлялись очерки и репортажи о положении советских людей на оккупированной территории. ...311-я стрелковая дивизия, оставив Морозово, отбивала яростные атаки немцев под Боргино. Силы были на пределе. В это время командующий 54-й армией И.И. Федюнинский обращается в Ставку. Он охарактеризовал тяжелое положение под Волховом и попросил ему подчинить все войска правого фланга 4-й армии, которые отходили к городу "Если это будет сделано еще сегодня, - писал командующий, - то спасти положение можно, если это будет сделано завтра, то будет поздно: Волхов падет". И.И. Федюнинский впоследствии так писал о ситуации под Волховом: "Хочу сказать, что я нисколько не сгущал краски: положение было действительно критическим. В ожидании ответа я занялся текущими делами. В это время ко мне на командный пункт, который находился в лесу, в землянках, таких маленьких, что в каждой из них лишь с трудом могло уместиться четыре-пять человек, приехали командующий Ладожской военной флотилией капитан 1-го ранга Виктор Сергеевич Чероков и уполномоченный Государственного Комитета Обороны по снабжению Ленинграда Дмитрий Васильевич Павлов. Чероков и Павлов не скрывали озабоченности положением дел под Волховом. Они и приехали именно для того, чтобы лучше выяснить обстановку. - Как, Иван Иванович, рассчитываете удержать Волхов? Или, может быть, уже следует начинать эвакуацию складов? (Речь шла о складах в Новой Ладоге, где было сосредоточено огромное количество продовольствия для Ленинграда). Только уж говорите, пожалуйста, откровенно. - Мне очень трудно ответить на ваш вопрос, - сказал я. - Вы знаете, что я не являюсь хозяином на волховском направлении. Могу только сказать, что я послал в Ставку телеграмму и жду ответа. Я рассказал Черокову и Павлову о содержании телеграммы. Они сидели еще в землянке, когда меня позвали к аппарату. Открытым текстом был передан приказ за подписью И.В. Сталина". В этом приказе говорилось: "Ставка Верховного Главнокомандования приказала группу войск 4-й армии, действующую на волховском направлении по восточному и западному берегам реки Волхов в составе 285-й, 310-й, 311-й, 292-й стрелковых д