под прицельный обстрел из пулеметов, орудий и минометов. Плотность огня была максимальной. Но, несмотря на большие потери, продвижение основных сил продолжалось. Уничтожив три дзота в главной линии немцев, группа Багина открыла путь танкам и пехоте. "Было взято двенадцать исправных и шесть битых противотанковых орудий... В числе других трофеев было три танка, минометы, двадцать пять ручных пулеметов, автоматы, винтовки, снаряды, мины, патроны. На поле боя осталось более 400 убитых фашистов. Наши потери были тоже значительны", - вспоминал участник того боя. На месте его у деревни Яхново есть большая братская могила, в которой нашли вечный покой отважные воины 311-й стрелковой дивизии. За годы войны только одна эта дивизия потеряла убитыми более 40 тысяч человек - четыре полнокровных состава. В тот же день атаковала врага бригада морской пехоты. В тяжелом бою она выбила немцев из деревень Ойсала, Овдакало, Падрила. Противник бежал не по дороге, а лесами по свежему насту. Многие немцы, как утверждали очевидцы, погибли на минах, которые были выставлены саперными батальонами 54-й армии. Самоотверженно дрались с врагом и танкисты. Бывший помощник начальника штаба 122-й танковой бригады капитан П. Хорошилов вспоминал: "Мы со старшим политруком бригады Гришей Скиба видели печаль и грусть волховчан. По улицам шли сотни женщин с детьми, старики с узелками. Нас охватил единый порыв - во что бы то ни стало разбить врага, изгнать его с родной земли, уничтожить фашистов. Мы самоотверженно дрались под Войбокало. В этом бою глубокое чувство восхищения оставил подвиг командира танка Т-34 старшего лейтенанта комсомольца Мити Мельникова. Он в бою уничтожил три танка с десантом немецкой пехоты. Но потом сам был тяжело ранен. Похоронили Митю на станции Войбокало". В те дни армейская газета "В решающий бой" писала о разгроме двух неприятельских полков подразделением командира Козика: потери немцев только убитыми составили свыше тысячи человек. Особенно отличились в этом бою батальоны капитана Сташко и лейтенанта Орлова. Им газета посвятила вторую и третью страницы под шапкой "Никакой пощады немецким захватчикам!" Красноармейцы и командиры рассказали о дневных и ночных схватках с гитлеровцами, стойкости, упорстве и взаимодействии пехотинцев с артиллеристами. Моряки взяли деревни Большая и Малая Влоя и вместе с 311-й дивизией подошли к деревне Оломна. Враг отходил и сторону Киришей. На этом рубеже 6-я отдельная бригада морской пехоты была выведена из боя. Дальше врага преследовали полки 311-й стрелковой дивизии, которая вышла в тот район, где осенью она отступала перед превосходящими силами противника. Из Ленинграда пешком через Ладожское озеро в район Войбокало были переброшены 80-я, 115-я и 117-я стрелковые дивизии. Первым делом их подкормили и дали отдохнуть, а потом - в бой. На втором этапе сражения по разгрому Войбокальской группировки 80-я и 115-я стрелковые дивизии закрепили успех в наступлении и расчленили группировку противника на две части. Мелкие группы немцев оставались в тылу советских войск, нападали на тыловые части и пытались пробиться к своим. Ожесточение было таким, что их не брали в плен, уничтожали на месте. Вот почему в донесениях нигде не значится число захваченных в плен. В сводке Совинформбюро после боев за Войбокало сообщалось: "Противник оставил на поле боя 5000 трупов. Нами захвачены 55 орудий, 21 танк, 91 пулемет, 39 минометов, 250 винтовок и автоматов, 90 грузовых и 12 легковых автомашин, 100 мотоциклов и велосипедов, 85 тысяч патронов, 4 тысячи снарядов, 70 ящиков мин, 500 гранат и много другого военного имущества". Прорваться к Войбокало - это была последняя попытка немецкой группировки сохранить стратегическую инициативу, разделаться с Волховом и с 54-й армией обходным маневром. Провал этой операции давал шанс Ленинграду выжить. На этот раз немцы просчитались. Но Волхов продолжала обстреливать вражеская артиллерия с Морозовских высот. Накануне всех этих событий на поле брани, первых, еще робких и неумелых побед в Великой Отечественной войне пришла очень важная для обороны города новость. 20 ноября газета "Ленинградская правда" сообщила о переименовании ряда стрелковых дивизий в гвардейские. То есть до этого момента 3-я гвардейская, которая оставила яркий след в обороне Волхова и которую мы знаем именно как гвардейскую, имела другой номер - 153-я стрелковая дивизия. Во всех воспоминаниях, чтобы не вносить путаницы, ее так и называли - гвардейской. Не будем и мы отходить от этой традиции, тем более что переименование, как писал Павел Лукницкий, "...не может быть поощрением за отличные боевые действия". Он же 22 ноября с уверенностью сделал вывод, что 54-я армия не допустила врага до Ладоги. В это хотелось верить. Но сражение под Волховом тогда еще не было закончено. И все-таки именно в этот момент состоялся самый памятный для ветеранов дивизии день - вручение гвардейского знамени. "Мне довелось быть первым знаменосцем гвардейского знамени дивизии, - вспоминал генерал-майор в отставке Н.А. Космодемьянский. - Представители частей были построены на территории нынешнего Волховского алюминиевого техникума. Знамя вручил бригадный комиссар В.А. Сычев, принимал - командир дивизии генерал-майор Н.А. Гаген. Затем знамя было передано мне и в сопровождении двух ассистентов пронесено перед строем солдат и командиров. Воины дали клятву бить врага по-гвардейски". 9 декабря войска 4-й армии генерала К.А. Мерецкова после тяжелого боя взяли Тихвин. Северная группа войск была направлена во фланг Волховской группировки противника. В боевой хронике тех лет сообщалось, что 12 декабря эта группа подошла к разъезду Зеленец. Направление контрудара значилось - через "зеленецкие мхи" на Зеленец - Верховина - 44-я стрелковая дивизия, на Заднево - Заречье - 377-я стрелковая дивизия, на Мотохово, а это уже в Киришском районе, - 191-я стрелковая дивизия. По глубокому снегу через болота не могла пройти никакая техника, особенно артиллерия. Наступать без артиллерии на хорошо укрепленные позиции врага было самоубийством. Что делать? С помощью смекалистых командиров и бойцов, которые рвались в бой, было найдено уникальное решение. Пушки разбирали полностью, клали детали орудий на небольшие санки, на плечи и тащили на своем горбу через "зеленецкие мхи". Пользуясь неожиданностью атаки пехоты на ошеломленного противника, который никак не ожидал удара в этом месте, артиллеристы собирали орудия, ставили их на позиции и открывали огонь по огневым точкам противника, разили вражескую живую силу. Волховчанин Иван Александрович Яковлев в своих воспоминаниях писал: "Мне пришлось быть свидетелем событий и боев того времени, в результате которых вся Спасовщина (деревни Зеленец, Верховина, Елошня, Ясновицы, Кроватынь, Ручей, Подвязье, Безово, Мыслино, Славково, Карпино, Теребонижье, Жупкино и другие) на 19 декабря (престольный праздник Николы в этот день) была освобождена войсками 4-й армии. Особенно тяжелыми бои были за д. Зеленец. Для немцев появление наших воинов было неожиданностью. Они думали, что это партизаны, и перебрасывали в Зеленец новые подкрепления. По заявлению местных жителей, возле этой деревни погибло свыше 700 командиров и бойцов Красной Армии. Возможно, и до сих пор родные ищут их могилы под Тихвином, где воевала 4-я армия. В послевоенные годы погибшие под Зеленцом солдаты и командиры были перезахоронены на Новооктябрьском кладбище в Волхове. После Зеленца наши атаковали затерянную в лесах возле р. Лынна деревню Ясновицы. Здесь немцы сопротивлялись, имея не только пулеметы, но и легкие танки. В Ясновицах, где скрывалась и наша семья, накануне боев мы встретили наших разведчиков и передали им ценные сведения о расположении войск противника, местах дислокации артиллерии, штабов, дорогах, связи и т. д. В результате наступления наших войск немцы поспешно отходили, бросая боеприпасы и снаряжение". В своих воспоминаниях командир 146-го полка 44-й стрелковой дивизии Н.Л. Манжурин писал: "Овладев Зеленцом, полк получил задачу выйти в тыл противника и захватить д. Жупкино. Используя лесистые массивы, обходные тропы, маневрируя небольшими силами, стремились появляться там, где противник не ждал удара. 19 декабря на рассвете атаковали д. Жупкино и овладели ею. 21 декабря обходным маневром полк к концу дня овладел д. Сестра и вышел к реке Волхов. Немецкие войска, располагавшиеся под Волховом и вдоль железной дороги Волхов - Тихвин, боясь окружения, поспешно отошли и заняли оборону. Укрепив опорный пункт Городище". 19 декабря после сильной артподготовки перешла в наступление и 310-я стрелковая дивизия. В первый же день наступлений полк майора Н.А. Шорина освободил разъезд Куколь и деревню Елошня. Полк майора М.М. Михайлова в тяжелом бою занял деревни Сорокино и Бор. Страшным и кровопролитным был бой за станцию Сорокино. Она несколько раз переходила из рук в руки, в штыковой схватке сходились красноармейцы и еще по-настоящему не утомленные войной молодые немцы. В этом бою отличился командир взвода, интендант 3 ранга известный советский поэт Анатолий Чивилихин. Он был храбрым солдатом. Стояли сильные морозы и А. Чивилихин обморозил руки и ноги. Бойцы притащили его с передовой на плащ-палатке. Ноги были замотаны солдатским одеялом. Секретарь совета ветеранов 310-й стрелковой дивизии В. Островидова оставила воспоминания об этом эпизоде: "- Здоров молодец! - обратился комполка к Чивилихину. - Выходит, фрицев одолел, а перед русским морозом не устоял? - Сапоги подвели, варежки... Это был офицер среднего роста, худощавый, его продолговатое крупноносое лицо заросло рыжей щетиной, но серые открытые глаза, широкий и высокий лоб делали его обаятельным. - Однако ты молодец, по-настоящему постоял за честь полка. А пока отправляйся в медсанбат на излечение. Лечиться Чивилихин отказался, а прибыл в распоряжение дивизионной газеты "Вперед, за Сталина!", которая находилась в помещении бани деревни Ежева. Его сразу же окружили заботой, налили горячего борща, обмороженные ноги и руки смазали постным маслом... На другой день на первой странице нашей красноармейской газеты крупным шрифтом были напечатаны стихи Анатолия Чивилихина "Призыв к ленинградцам": Бесстрашье, верность и отвагу Ценил от века наш народ. Мы поклялись: назад ни шагу! Враг у ворот! Враг у ворот! Так будем стойки, непреклонны, Любимый город отстоим! Здесь наши дети, наши жены, - Иль не защитники мы им?! Здесь наши сестры дорогие, Подруги наши и друзья, Здесь наши матери седые, - Иль мы плохие сыновья?! Не будет горя неизбывней, Коль устрашимся черных сил, - Отцы, что брали штурмом Зимний, С презреньем встанут из могил!" Во время наступления, уже под Тигодой, был тяжело ранен в правую руку командир 1-го отдельного Ленинградского полка 310-й стрелковой дивизии майор Н.А Шорин. Руку пришлось ампутировать, но отважный командир после лечения остался в строю, вернулся на фронт. После войны почетный гражданин города Волхова Николай Александрович Шорин жил в Саратове. Алая лента и паспорт почетного гражданина были вручены герою обороны города Волхова его посланцами в Саратове. Утром 20 декабря перешел в наступление 666-й полк 3-й гвардейской дивизии. В первый же день наступления были разгромлены подразделения ненавистного 3-го пехотного полка немцев, освобождены совхоз "Запорожье", Никольский погост, деревни Вельца и Волхов. Военный корреспондент и писатель А. Сапаров опубликовал в газете материал о наступлении гвардейцев: Звериную злобу за провал своих планов гитлеровцы вымещают на пленных красноармейцах. В деревне Вельца обнаружены трупы 10 расстрелянных немцами наших бойцов. Многие из пленных, растерзанных фашистскими палачами, попали в их лапы ранеными. Жуткое зрелище предстало перед гвардейцами в деревне Волхов. В подвал одного из домов немцы загнали 50 пленных красноармейцев и взорвали дом. Все пленные погибли. Подвал другого дома был битком набит стариками, женщинами и детьми. Фашисты заперли двери и подожгли дом. Гвардейцы, нагрянувшие в деревню, спасли от верной гибели 600 человек". За каждый населенный пункт приходилось платить кровью. Противник озверел: грабил и выгонял жителей из еще сохранившихся немногих домов, жег постройки, минировал каждую тропу. Ночью гвардейцы видели перед собой до самого горизонта зарево пожарищ. 23 декабря полк занял деревни Замошье и Хотуча. Лыжный отряд и разведка подошли к деревням Прусына Горка и Блитово. Совместно с 435-м полком гвардейцы 666-го овладели опорными пунктами уже на правом берегу реки Волхов: 24 декабря - Наволок, 25 - Манушкино, Подсопье, станцией Глажево, 26 - Грабково, Тихорицы, 27 - Шелогино, Андреево, Багольник, Оснички, разведка достигла Новых Киришей. Здесь полк получил новую боевую задачу и совершил переход в район Погостья... Участницей этих событий была Тамара Сергеевна Травкина. В конце 1941 года ей было пятнадцать лет. Тамара Сергеевна родилась и выросла в деревне Заднево, потом работала в колхозе на Карельском перешейке, куда после финской войны направили ее отца. С началом Великой Отечественной войны - на оборонных работах. Потом эвакуация по Ладожскому озеру по маршруту из Ленинграда через Волхов в Сибирь: "Отец нашел своего брата в Волхове-2 Богданова. И он ему сказал, что никуда дальше не поедешь, а умирать будем вместе, здесь, в Волхове. Так и остались временно на улице Торфяной в бараке. Отец поступил на алюминиевый завод, который эвакуировался, вместе с другими стал разбирать станки и оборудование. Мать с двумя детьми ушла к своей матери в Заднево, хотела спасти маленьких от бомбежек. А мы остались в Волхове с отцом - тоже двое. Немец уже стоял у Волхова, когда мне выпало самое большое и страшное испытание. В клубе "518" стоял партизанский отряд. Командир отряда Кузнецов спросил нас, молодых, которые там были, кто из нас местный и может провести партизан и бойцов через лес до Заднево. Я пошла с ними. Были партизаны и солдаты. 20 километров шли болотом - через Бережки, Замошье вышли к Заречью. А там глухим лесом дальше - на кордон, где жила семья лесника Суслонова. У них было два сына - Иван и Александр. Мы здесь остановились в лесорубных бараках. Отдохнули, потом пошли дальше - еще километров 6. Там, в лесу, тоже жили люди, которые бежали от немцев и обстрелов. Вот здесь я встретила родственников Мадатовых - Ивана и Михаила. Они рассказали, что творится в деревне. Отряд остался в бараках, а мне пришлось идти в деревню с двумя Мадатовыми. Когда вошли в проулок, нам повстречался односельчанин Яков Грибов. Он меня узнал, а мы даже и не подозревали, что он был старостой у немцев. Я пошла на окраину деревни, где жила мать с детьми. Она сидела в подполье, потому что в доме гуляли немцы. Староста уже успел доложить своим хозяевам, что я в деревне не жила и, видимо, пришла с партизанами. Меня начали искать. Хорошо, что предупредили Михаил и Лида Гученковы, что за мной будут следить, чтобы выследить партизан. Тогда я ушла в середину деревни к другой тетке Мадатовой Анастасии. Успела передать донесение партизанам, что немцы живут в домах, где только два этажа, где их штаб. Утром налетела наша авиация и стала бомбить, а через несколько часов со стороны леса появились наши наступающие солдаты. Немцы меня искали, но бабушка спрятала. Немцы стали отступать на правую сторону деревни, где был противотанковый ров, а некоторые засели на чердаках и стреляли. Вот и через дорогу в алексином доме сидел снайпер. Когда наши подошли близко к деревне, я выглянула в окошко. В окно влетела пуля, которая задела мне только шапку, а сестренку, которой было 11 лет, убила. Она погибла. Снайпер убил в коридоре своего дома Сидорову Антонину Николаевну, которая жила рядом с предателем Грибовым Яковом. Тут подошли наши, у дома поставили пулемет и ударили по немцам, которые бежали в ров. В конце деревни загорелся дом, где под полом прятались три семьи: Грибов Алексей, Прасковья и пятеро их детей, Мадатовых пять человек и Батовы. Еще шел бой, но их надо было спасать. Поползли по-пластунски к горящему дому. Когда подползли, дом еще горел не очень. Около него лежало два трупа, на которых горела одежда. Их убил снайпер, который сидел на сосне около кириллова дома, сначала отца, а затем и мать, оставив сиротами пять детей. Нам удалось взломать пол и вытащить всех, кто там сидел. Конечно, некоторые получили ожоги. В деревенской школе сразу же был развернут госпиталь, куда доставляли раненых. Сюда же привели осиротевших детей. Их накормили и увезли в детский дом в Волхове. Когда немцев отогнали от деревни, притащили Грибова Якова и расстреляли за предательство. Около дома Крешкова возле церкви был убит младший лейтенант, фамилию его не знаю. После освобождения наших деревень меня отпустили домой к родителям. Отец отвез нас в Сясьстрой. Но здесь на улице Культуры в доме No1 пришлось жить недолго. Работала в госпитале, когда пришла повестка. Привезли в Волхов, посадили в вагоны и повезли в южном направлении. Так я оказалась за Городищем - недалеко от устья речки Черной, что под Киришами. Так я стала бойцом. Жили в землянках. Тут уже были командирами Медведев, Антушев, Захаров Григорий и другие. Шли бои, бежало время. Нам пришлось тоже нелегко, потому что немец в Киришах окопался крепко, приходилось даже отступать, но не по берегу, а лесом, где была страшная болотина - даже лошади вязли по уши. Когда освободили Новгород, нас перебросили за Чудово. Там уже нас заставили заниматься железной дорогой, восстанавливать ее. Закончила войну на границе с Финляндией в военно-эксплуатационном отделении No3..." Такой вот рассказ. В поселке Волхов жила С. Литвинова. Она рассказывала: "Страшные дни оккупации тянулись медленно, но мы верили, что наши придут. В середине декабря услышали канонаду, правда, со стороны Чудово, а не со стороны Волховстроя, как мы ожидали. А через день или два немцы стали сгонять население в три дома. Были люди и с других деревень. Фашисты битком набили дома и заколотили двери досками. Не давали подходить к окнам - сразу автоматная очередь. Так мы сидели сутки. И все же мы видели весь ужас: как взрывали каменные дома, как поджигали деревянные. Наши дома должны были взорвать: мы видели шнуры, подведенные к дому. И вот днем 18 декабря в поселке остались одни каратели на трех мотоциклах. Как там было, не помню, но вдруг все услышали крик: "Партизаны, партизаны!". Говорят, что кричали наши ребята, чтобы спугнуть карателей. Затарахтели мотоциклы и немцы удрали. Шура Большаков выскочил через навес на крыльцо, за ним другие ребята и стали они расколачивать двери. Повесили женщины красный флаг на дом и стали ждать наших. 19 декабря где-то около четырех часов дня раздались в деревне возгласы: "Наши идут!" Что тут началось! Все бросились в сторону д. Вельца. Потом была большая радость. Оказалось, что освобождал поселок и наш отец А. Макаров, который воевал в 666-м полку 3-й гвардейской дивизии. Он заскочил домой и потом вывез нас в д. Халтурино. Волхов было не узнать: пустой, народу мало, весь разбитый". Как видим, рассказ жительницы поселка Волхов значительно отличается от сообщения военного корреспондента газеты "В решающий бой" А. Сапарова. ...По правому берегу наступал полк Героя Советского Союза капитана Пузанова. Его воины освободили деревни Морозово, Моршагино, Бороничево, Плотшино, Гостинополье, Горка и заняли станцию Гостинополье. В этих боях еще было много промахов, которые приводили к гибели людей. Корреспондент газеты "В решающий бой" старший политрук Аганин рассказывал, как командир роты повел людей в бой на железнодорожную станцию, не разведав сил и огневых средств противника, действовал вслепую, на ура. Бойцы шли вперед во весь рост, на виду у противника, иные красноармейцы не выстрелили ни разу из винтовки, молчали пулеметы. Все это приводило к неоправданным жертвам. Среди сражавшихся частей отличились и артиллеристы. Меткий огонь батарей 565-го артполка, которыми командовали Александр Потапов, Сергей Логвинов, Степан Крупина, очень помогал пехоте. Они разрушали оборонительные сооружения, уничтожали огневые точки противника, отражали фашистские контратаки, вели борьбу с танками, артиллерийскими и минометными батареями врага. Артиллеристы майора Лушникова только за неделю уничтожили 21 вражеский дзот. Командир взвода управления пятой батареи этого же полка гвардии лейтенант Сергей Годин в рукопашной схватке победил десять фашистов. Порыв советских войск был необычным, страстным. Бойцы и командиры думали, что начался, наконец, разгром захватчиков. Унылость, трагизм поражений лета и осени 1941 года сменились эйфорией победы. Думали, что теперь-то погонят врага до самого Берлина. Это было наивное заблуждение. Войска генерал-майора И.И. Федюнинского разгромили волховско-войбокальскую группировку противника. Дивизии, наступая, вышли на линию железной дороги Мга - Кириши. А в результате контрнаступления под Тихвином враг был отброшен на исходные позиции, которые он занимал до 16 октября и с которых немцы предприняли попытку замкнуть второе кольцо блокады Ленинграда. В районе Лезно 21 декабря войска 54-й армии соединились с наступавшей от Тихвина 4-й армией и образовали единый фронт. Попытки взять Кириши захлебнулись. Все атаки обороны немцев на участке железной дороги Мга - Кириши закончились неудачей. Наступать дальше сил не было. Ленинград взывал о помощи, поэтому вновь начались локальные наступательные операции в направлении Синявино. Ставка Верховного Главнокомандования в целях объединения усилий армий, действовавших к востоку от реки Волхов и вновь сосредоточенных в этом районе, еще 11 декабря приняла решение образовать к 17 декабря Волховский фронт. В него были включены 4-я, 52-я, 59-я (бывшая Новгородская армейская группа) и 26-я, прибывшая из резерва Ставки, армии. 26-я вскоре была усилена войсками и переименована во 2-ю Ударную. Планировался прорыв в глубокий тыл немецкого фронта с выходом на Любань и разгром группы армий "Север" под Ленинградом. 54-я армия оставалась в составе Ленинградского фронта с целью поддержать встречным ударом 2-ю Ударную армию, создать "котел" для немцев под Киришами. Такая перспективная задача ставилась перед войсками Волховского и Ленинградского фронтов на начало 1942 года. Все гладко получалось на бумаге. Начались бои на линии Погостье - Посадников Остров. Кстати, здесь можно было найти следы и 285-й стрелковой дивизии. Один ее полк - 1017-й - принимал участие в обороне Волхова. На Новооктябрьском кладбище и в сквере Славы захоронено около пятидесяти человек из этой дивизии. В дальнейшем эта дивизия наступала на Ларионов Остров и Посадников Остров, которые находятся на железной дороге линии Мга - Кириши. Начинался новый этап борьбы за Ленинград. Волхов был его младшим братом, ключевым форпостом в сражении за спасение окруженных армий и северной столицы. Организовывалась его противовоздушная оборона, прибывали новые зенитные дивизионы и авиационные полки, чтобы обеспечить бесперебойную работу железнодорожного узла и Дороги жизни. Во время декабрьского наступления советских войск в Волхов прибыли первые "Редуты". Так в годы войны назывались радиолокационные станции, которые придавались войскам противовоздушной обороны. Первой в Волхов своим ходом по льду Ладожского озера приехала станция РУС-2 72-го отдельного радиобатальона. В ее задачу входило обеспечение информацией штабов Свирского и Ладожского бригадных районов ПВО о воздушной обстановке. Вскоре бригадные районы были преобразованы в один дивизионный район ПВО, штаб которого находился в районе деревни Симанково на правом берегу Волхова. На позициях были установлены "Редут-8" и "Редут-9" под командованием лейтенанта Ф. Фокина и старшего техника-лейтенанта И. Корнета. Они засекали вражеские самолеты, которые направлялись к Волхову из районов Пскова, Дно, Острова, Сиверской. Враг решил задушить Волхов своей авиацией. Новый 1942-й год начинался под разрывы бомб. С задания не вернулись В истории обороны города Волхова и боев в южном Приладожье есть одна ненаписанная страница. Многие годы тайна секретности надежно скрывала обстоятельства, при которых осенью 1941 и в начале 1942 года погибло немало волховчан и жителей Волховского района. В основном это были юноши и девушки, комсомольцы, которые по заданию армейской разведки уходили в ближние немецкие тылы, приносили ценные сведения о расположении воинских подразделений гитлеровцев, их опорных пунктах, количестве танков и другой боевой техники. Немало разведчиков не вернулось. Они погибли при невыясненных обстоятельствах. Лишь имена немногих остались в памяти. Где-то в середине семидесятых в редакцию местной газеты "Волховские огни" пришел человек, который положил на стол две ученические тетради, исписанные мелким почерком, с фамилиями, схемами, знакомыми названиями населенных пунктов. - Что это? - спросил я. - Здесь написана вся правда о наших ребятах-разведчиках, которые в годы войны погибли. Многих предали, и я даже знаю кто, - сказал посетитель. Это был мужчина невысокого роста, худощавый, одетый в черное драповое пальто и кепку. Запомнилось, что он жил на первом Волхове на улице Профсоюзов. - Если у вас есть факты, свидетельствующие о предательстве, то надо, наверно, обратиться в КГБ, чтобы они разобрались в этом сложном вопросе. Газета не может выдвигать такие обвинения, не имея серьезных документов... Он ушел, оставив мне тетради. Потом состоялась встреча с Владимиром Ивановичем Дураничевым, который в годы войны возглавлял Волховский горком комсомола и при участии которого подбиралась молодежь для выполнения особого задания. Я рассказал ему о посетителе редакции и о тетрадях. - Это все домыслы, - сказал Владимир Иванович. - Мы работали с разведотделами трех армий - 54-й, 4-й и 8-й. Каждый из них решал свои задачи. Мы только рекомендовали юношей и девушек для работы в тылу врага, а куда их направляли, с каким заданием, знали только в разведотделах. Потом, когда наши войска освободили от фашистов территорию Волховского района, в горком комсомола стали поступать отдельные сведения о гибели ребят. Некоторые возвращались с задания и рассказывали подробности о зверствах захватчиков в деревнях и своем ближайшем тылу. К сожалению, так никто и не взялся написать о смелости и отваге молодежи при выполнении заданий армейской разведки. - А кого вы помните? - Тосю Гарголину, Колю Шарикова, Васю Клюева, Лиду Еремкину, Нину Соколову, Свинкина... Зимой 1941 года секретарь комсомольской организации Госбанка Сима Шарапова вместе со своей подругой Валей Туренко, которая работала в сберкассе, неоднократно переходили линию фронта в немецкий тыл. Во время очередного задания Валя Туренко погибла, а Сима Шарапова вернулась с обмороженными ногами, - рассказал тогда Владимир Иванович. Те тетради я отдал в городской музей. Мне думалось, что там они сохранятся для будущих исследователей, которые смогут определить, где правда, а где ложь. Прошло двадцать лет. Работая над книгой "Волхов в огне", я вспомнил о тетрадях и подумал, что они в какой-то степени помогут мне в рассказе о смелости и мужестве молодежи при защите родного города, волховской земли. В фондах музея их не оказалось. Не было и тех людей, которые их принимали. Тетради пропали. Была еще одна робкая надежда. Я слышал, что после смерти Владимира Ивановича Дураничева в фонды музея истории города Волхова попали какие-то его документы. Может быть, перед смертью он написал воспоминания? Увы, в папке оказалось несколько Почетных грамот да вырезка из районной газеты "Комсомольцы фронтового города", в которой упомянуты только несколько человек, которые ходили в тыл врага. Бывший комсомольский вожак, человек, который всю жизнь отдал работе с молодежью, В.И. Дураничев так и не успел написать воспоминаний. А может и не хотел. Никто его, уже больного человека, не попросил это сделать... В своем дневнике бывший первый секретарь горкома ВКП (б) Н.И. Матвеев указывает, что для работы в тылу у немцев было подобрано 94 человека. Этим занимались секретарь горкома ВКП (б) А.П. Лазарев, заведующий военным отделом А.Г. Соколов и секретарь горкома комсомола В.И. Дураничев. Они хорошо знали людей и привлекали для работы в разведке действительно готовых к самопожертвованию во имя Родины юношей и девушек. И это были не высокие слова. В них укладывался весь смысл жизни после гражданской войны и воспитанных на ее героике мальчишек и девчонок. Они тайными тропами пробирались в ближний немецкий тыл, добывали ценные сведения, гибли в облавах, зачистках, рвали гранатами себя и ненавистных фашистов. Лейтенант Цигель, который нашел пулю на волховской земле, писал в своем дневнике: "Чем больше убиваешь, тем легче становится. В конце концов мы ведь истребляем русских - это азиаты. Мир должен быть благодарен нам. Сегодня принимал участие в расчистке от подозрительных - расстреляли 82 человека. Среди них оказалась красивая женщина, светловолосая, северный тип. О, если бы она оказалась немкой! Мы, я и Карл, отвели ее в операционную. Она кусалась и выла. Через сорок минут ее расстреляли. Память - десять минут удовольствия". А вот отрывок письма некоего Эбольта лейтенанту Гафну: "Куда проще было в Париже. Русские оказались чертовками - приходится связывать. Здесь произошла неслыханная история, русская девчонка взорвала себя и лейтенанта Гросса гранатой". Может, это была Валя Туренко? А сколько юных разведчиков погибло от рук немцев во время расчисток прифронтовой полосы, когда расстреливали всех, кто оказывался вблизи от расположения воинских частей или оборонительных сооружений. В деревнях гитлеровцы устраивали облавы и всех подозрительных, не местных отвозили в ближайший тыл, допрашивали и нередко расстреливали. Они очень боялись партизан и быстро разобрались, что советская армейская разведка в потоки беженцев засылала своих агентов. Как только фронт стабилизировался, ужесточался и контроль, подозрительных без суда и следствия расстреливали. Были и предатели, которые выдавали разведчиков. Так случилось с Лидой Еремкиной. До войны она работала на материальном складе паровозного депо, была комсомольским активистом. С началом войны Лида пришла в горком комсомола и попросилась на фронт. Ей как человеку проверенному предложили быть бойцом незримого фронта. Так она стала разведчицей разведотдела 54-й армии. Лида ходила за линию фронта в южном направлении по левому берегу Волхова по одному и тому же маршруту несколько раз. Во время выполнения последнего своего задания она была схвачена немцами в Гостинополье. Ее опознал как разведчицу предатель. После допроса Лиду расстреляли на берегу Волхова, а тело бросили в полынью. В деревне Залесье немцы расстреляли неизвестную девушку с длинными косами. Говорили, что она партизанка и помогала Сталину. Местные жители похоронили ее на деревенском кладбище, так и не узнав, чье задание она выполняла. Имя патриотки растворилось в вечности, могила заросла бурьяном. Кто была эта девушка? Эту тайну теперь, наверное, не удастся раскрыть. Учащегося Волховского ремесленного училища Николая Судакова захватчики замучили в Мыслино. Его схватили, когда он собирал сведения о силах противника, которые противостояли 310-й стрелковой дивизии. Колю долго допрашивали, а потом распяли, прибив гвоздями к стене деревянного дома. Он никого не выдал. Фашисты расстреляли секретаря Усадищенского сельсовета Ольгу Яковлеву, которая помогала разведчикам и партизанам. В музее истории развития Сясьского ЦБК Ириной Васильевной Харитоновой собран большой и интересный материал о девушках, которые стали разведчицами и помогали 54-й армии. Среди них была Мария Воробьева. Она родилась в деревне Залужье, училась в Сясьстройском ФЗУ, работала на комбинате дежурным электромонтером. Мария увлекалась парашютным спортом, принимала участие в соревнованиях. Ее сестра после войны писала: "5 января 1942 года она ушла из дома, сказав, что уезжает в командировку на 10 дней в Волхов. Оделась очень тепло, взяла мыло, зубную щетку, полотенце... Прошел январь, февраль, март, но от нее не было никаких известий. В апреле умер папа. Перед смертью он сказал, чтобы мы прочитали записку от Маши, которую та перед уходом спрятала за фотографию. Никогда не забуду тех слов: "Если от меня не будет никаких известий, считайте погибшей. Иду в бой за Родину! За Сталина!" По непроверенным данным, от разведотдела 54-й армии в тылу врага действовало 15 комсомольцев из Сясьстроя. Среди них были Клава Яковлева, Лиза Крылова, Майя Смирнова, Савельев, Люба Соловьева, Миша Ружинский. Сестра Вера Алексеевна Ружинская видела в последний раз брата в ночь с 31 декабря на 1 января 1942 года, когда он приходил домой на два дня. Миша Ружинский погиб в тылу врага в том же году. И.В. Харитонова нашла живых участников, которые выполняли спецзадания на территории, занятой немцами. Она записала рассказ Астры Антоновны Вильбаум: "Меня вызвали в комитет комсомола Сясьского ЦБК. Секретарем тогда работала Наташа Носова. Там собралось много других комсомольцев. Пригласили нас в кабинет. Один из военных спросил: "Родина в опасности, готовы ли вы помочь?" Никто из нас в ту пору не мог сидеть сложа руки. Помогать хотели все. Из тех ребят, что я увидела в комитете комсомола, я знала только Зину Совину. С нею мы и ходили на задание. Пройдя инструктаж в особом отделе воинской части в Сясьстрое, нас снабдили паспортами, взяли подписку о неразглашении тайны. В селе Воскресенское располагалась воинская часть, где нам по карте показали маршрут нашего следования: пройти ряд деревень по правой стороне железной дороги в сторону Тихвина. Необходимо было собрать сведения о расположении немецких воинских частей, их количестве, оснащении военной техникой. Возвращаться нам рекомендовали через Тихвин или болота. Рано утром нас увезли с Зиной в машине, крытой брезентом. Много деревень пришлось пройти, запомнить военных объектов. Ночью спали в крестьянских избах на длинных узких скамейках. Засыпали с опаской, боялись, что зайдут немцы. Рано утром снова шли в путь. По дороге нам попадались беженцы из Тихвина, который горел, захваченный немцами. Выполнив задание, мы возвращались домой с большими трудностями. Однажды наткнулись на минное поле, но здесь уже наши бойцы благополучно провели нас через него. Командование поблагодарило нас за выполненное задание. А вскоре Тихвин был освобожден, нас с Зиной временно отпустили домой на отдых". Мне удалось найти опубликованные воспоминания Астры Вильбаум, где более подробно рассказано о ее первом задании с Зиной Совиной: "Помню, в д. Воскресенское мы получили уточненный маршрут. Он пролегал от станции Зеленец через ряд деревень по правую сторону железной дороги в направлении Тихвина. Не доезжая станции, мы сошли с машины и с первых шагов столкнулись с фашистом. Револьвер его был нацелен на нас. Он приказал нам. "Руки вверх! Где русиш?" Мы испуганно, заикаясь, ответили, что не знаем, и он рванулся дальше. Смерть ходила рядом, но не о ней думали, а боялись, что не выполним задание. У каждой деревни видели патрульных, орудия, на дорогах находили листовки, в которых было написано, что переходящие из деревни в деревню считаются партизанами и подлежат расстрелу. Несколько деревень мы с Зиной прошли благополучно и совсем случайно наткнулись на военный объект зениток. Недалеко от железной дороги в лесу обнаружили бензобаки. Проследили и увидели, что здесь техника заправляется горючим. Прошли много километров рискованного пути, собрали немало сведений и, когда направились в обратный путь, попали в руки к фашистам. Во время допроса плакали, стараясь доказать, что мы беженцы и в лесу заблудились. Спаслись чудом. Попали под бомбежку. Считали, что уж тут в живых не остаться. Но повезло. Правда, путь нам был закрыт со всех сторон. Что делать? Пошли на риск. Железнодорожный мост охранялся фашистами, нас обыскали. Зина в пути была неразговорчивой, а тут быстро ответила, что идем из Тихвина. Они знали, что жители уходят из Тихвина, и поверили нам. К вечеру мы добрались до Зеленца, а там попали к своим". Зина Совина не раз ходила в тыл немцев. Анна Васильевна Емшанова вспоминала: "В начале декабря 1941 года вместе с Зиной была направлена в тыл врага с целью сбора информации о расположении и оснащении боевой техникой немцев. Шла в первый раз, а Зина уже была в тылу. Наш маршрут не был пройден полностью, так как мы были задержаны в одной деревушке, и только после освобождения ее вернулись домой. В декабре 1941 года Зинаида дважды побывала во вражеском тылу". Сохранилось письмо А. В. Емшановой, в котором она продолжила рассказ о Зине Совиной: "Зина до похода со мною уже выполняла задание в тылу немцев несколько раз. Она рассказала мне, как ходила с Астрой Вильбаум. Астра носила очки, это обстоятельство очень привлекало немцев, так как очки были в золотой оправе. Однажды их забрали в немецкую комендатуру и долго допрашивали. Астра была похожа на еврейку. Зина тоже имела отличительные черты. Однажды, когда мы с Совиной ночевали в одной деревне, кто-то из таких же ночлежников сказал ей, что видел Зину раньше в тылу немцев. Маршруты, вероятно, мало отличались, поэтому вероятность опознания с каждым разом увеличивалась. 3 января Зина должна была идти вновь на задание с Лизой Крыловой. Эту девушку я тоже знала. Она до войны работала в Волховском городском банке. С этого задания они обе не вернулись". Сама Анна Емшанова пришла с задания с обмороженными ногами и больше за линию фронта не ходила. Не вернулась с задания Клава Яковлева. Долгое время о ней ничего не знали. Бывший партизан А. И. Лазарев рассказывал, что однажды с группой из партизанского отряда он переводил через линию фронта Клаву Яковлеву с девушкой. Погибла Клава у деревни Валя, подорвавшись на мине, когда их группа попала в окружение. На задание Яковлева ходила с Майей Смирновой. Она тоже не вернулась. За линию фронта также ходили Лиза Крылова, которая работала в Сясьстрое от Волховского госбанка, Анна Миронова, братья Вильям и Анатолий Юдины. О их судьбе никто ничего не знает. После войны Герой Социалистического Труда Борис Егорович Савельев вспоминал: "19 февраля 1942 года меня вызвал начальник милиции. В кабинете военнослужащий спросил меня: "Ты хочешь защищать Родину?" Я сказал: "Да!". Вместе со мною были двое пионервожатых - Тоня, или Тося, и паренек Володя Калинин были направлены в часть особого назначения. В здании одного из бывших монастырей нас распределили по группам. Больше сясьстройских ребят я не видел. После окончания специальных курсов нас группами по 9 человек забрасывали в тыл врага в район Киришей, Любани и Тосно, где мы действовали с помощью радиостанции, передавали сведения нашим частям". Сохранились воспоминания Александры Степановны Надеждиной, которая ходила на задание через линию фронта. Она хорошо знала Зину Совину и Клаву Яковлеву. Вот что рассказывала Александра Степановна: "Осенью 1941 года в одном из отделов 54-й армии мне предложили выполнить ответственное задание. В те