иному вести раскопки. Он попытается это сделать, но, увы, опять безуспешно. ...Все повторялось. Сначала Роберт увидел стену, потом разглядел, что тут не одна стена, а коробка здания. Оно имело более десяти метров в длину, шириной было пять-шесть метров, высота его составляла два с половиной метра. Нашлась и дверь на одной из длинных стен. На параллельной стене было два окна и еще одно -- маленькое в самом конце стены. Так же как и в первом здании, перегородка делила дом на две части. Стены были оштукатурены, пол цементный. Исследователям и на этот раз не повезло. В конце концов стены обрушились. Видимо, нанос размывал их основу. Так или иначе, но рухнули не только стены. Рухнули надежды сохранить здание. Единственное, что Роберт успел сделать, -- это зарисовать найденную стену. ...Именно тогда под обрушившимися стенами второго здания Роберт Маркс и нашел напоминавший по форме утиное яйцо предмет, оказавшийся на поверку часами, изготовленными в Лондоне мастером Ароном Гиббсом. 25. Уже близились последние дни, когда вновь пошли интересные находки: четыре очень хорошо сохранившиеся серебряные монеты достоинством каждая в восемь реалов. На них были четко видны дата -- 1684 год и буква L, свидетельствовавшая о том, что их изготовили в Лиме. А чуть позже Роберт разыскал пятьдесят монет -- целый клад! Все они отлично сохранились, даже не верилось, что они столько лет пролежали на морском дне. Некоторые из них относились к 1653 году, были среди них и несколько монет 1690 года. И родословную свою монеты вели не только с Монетного двора в Лиме, часть из них появились на свет в Потоси (там находились знаменитые серебряные копи). А четыре монеты изготовили в Мехико. В конце декабря экспедиция принялась свертывать свою работу. * * * ...Установить границы и конфигурацию и площадь города, погрузившегося под воду несколько сот лет назад, -- задача, казалось бы, фантастическая. Но ее осуществили, и вполне успешно. Удалось разобраться в том, почему Порт-Ройал оказался под водой. Вывод исследователей таков: Кэгуэй -- это ведь, собственно, песок и ил, покоящиеся на небольшой подковообразной гряде. Во время землетрясения в гряде появились трещины: песок пополз, увлекая за собой и дома... Остается добавить: правительство Ямайки недавно объявило о создании проекта возрождения Порт-Ройала. Проект этот рассчитан на двадцать лет. Ил и песок будут смыты брандспойтами, и специальные суда со стеклянным полом дадут возможность обозревать легендарный город. +++Тайна острова Ваникоро 1. В письме, адресованном военному министру, было сказано: "Я поднимусь к островам Дружбы, выполню все, что предписано инструкциями в отношении Новой Каледонии и острова Санта-Крус, обследую южный берег Земли Арзакидов, открытой Сюрвилем, и Луизиаду, найденную Бугенвилем. Я пройду между Новой Каледонией и Новой Голландией другим путем, нежели канал Индевр, если, разумеется, таковой существует. В сентябре -- октябре я обследую залив Карпентария и восточный берег Новой Голландии вплоть до Земли Ван-Димена, но с таким расчетом, чтобы к декабрю 1788 года добраться до Иль-де-Франса". Иль-де-Франс -- это нынешний остров Маврикий. Земля Ван-Димена -- это остров Тасмания. Новая Голландия -- Австралия. Кстати, письмо тоже было отправлено из Австралии. Оно было написано на рейде в Ботани-бей, знаменитой по путешествиям Кука Ботанической бухте (ныне предместье Сиднея), и датировано 7 февраля. В Париж письмо доставил некто Хантер, капитан английского фрегата "Сириус". Он же привез еще одно послание -- на имя Флериэ, главного директора портов и арсеналов Франции, которое заканчивалось так: "15 марта я покину Ботани-бей и постараюсь не терять времени зря. Надеюсь в декабре быть на Иль-де-Франсе". Оба письма написал один и тот же человек: Жан-Франсуа де Гало, граф де Лаперуз, командир эскадры. В ее состав входило два судна -- "Буссоль" и "Астролябия". Это были последние письма Лаперуза. Эскадра не пришла на Иль-де-Франс. Она не пришла ни в один известный порт. Она исчезла, словно растворившись в безбрежных тихоокеанских просторах. 2. В феврале 1785 года отдыхавший в своем имении капитан французского военного флота Лаперуз был неожиданно вызван в столицу. Морской министр герцог де Кастри писал, что дело весьма срочное, и не оставалось ничего другого, как подчиниться и, следовательно, прервать первый за долгие годы и давно заслуженный отпуск, попрощаться с женой и отправиться в путь. Что скрывалось за приказанием, было неясно; никаких слухов насчет какой-нибудь очередной войны -- в провинции они циркулировали частенько -- на сей раз вроде бы не было, ничего не удалось разузнать и в Альби, где он провел несколько часов, навестив мать и кое-кого из друзей. Оставалось предположить только одно, что тоже случалось: освободилась какая-нибудь вакансия и ему хотят дать новое назначение. Так он ни до чего толком не додумался и, справедливо рассудив, что нечего по сему поводу сокрушаться, всю долгую в те годы дорогу из Лангедока читал прихваченный с собой томик Вольтера, подремывал, и было ему все-таки досадно, что вот пришлось прервать долгожданный отпуск и трястись в небыстрой казенной колымаге по казенной надобности, да к тому же по невесть откуда нагрянувшему морозу. В Париже, в здании морского министерства, обширном и гулком, было тоже холодновато, и он искренне обрадовался, когда де Кастри подвел его поближе к ярко горевшему камину и распорядился принести жаровню. Помимо министра в кабинете находился и старый знакомец Флериэ; на стенах, как всегда, висели большие карты, в том числе и карта с нанесенными маршрутами морских походов славного капитана Кука, чье имя уже добрых полтора десятка лет было известно всем морякам Европы. -- Вы не догадываетесь, зачем я вас вызвал? -- улыбаясь, спросил де Кастри. -- Догадаться действительно непросто. Но на этот раз в Канаду, мой дорогой капитан, мы вас не пошлем. Мы хотим предложить вам кое-что еще более сложное. И право, более интересное. Помедлив минутку, он сказал: -- Капитан Лаперуз, его величество король Людоник XVI просил меня осведомиться, не согласитесь ли вы возглавить отправляемую в кругосветное плавание экспедицию? 3. ...Дом был приземистый и старый, из серого камня, заросший виноградом, с двумя флигелями и полдюжиной окон по фасаду. Поля и луга подходили к нему вплотную, оставляя место лишь для маленького дворика и небольшого сада с коротко подстриженными по версальской моде газонами и кустами. Мальчик любил бродить по саду. Здесь можно было в свое удовольствие поиграть в Али-бабу и сорок разбойников или, вообразив себя знаменитым рыцарем Дюгекленом, одному сражаться против дюжины врагов. Здесь можно было заблудиться, а потом, как настоящему путешественнику, выбираться на верную дорогу наперекор всему. Перейдя двор, он выходил за пределы усадьбы. Тропинка вела вверх. По небу плыли легкие облака, в раскаленном воздухе дрожало знойное марево. Мальчику казалось: навстречу ему мчатся стройные красивые фрегаты, такие, какие он видел в книгах, великолепных книгах в толстых кожаных переплетах, которые позволял ему листать отец. Один за другим шли и шли в бездонном небе, словно в бескрайнем море, ведомые смельчаками фрегаты к неизвестным берегам, туда, где диковинные люди, вооруженные луками и стрелами, украшают себя вырезанными на теле рисунками и на песчаную отмель лениво набегают с легким плеском прозрачные зеленые волны. 4. Май 1757 года. На небольшом брестском рейде, выстроившись в кильватерную колонну медленно и горделиво выходит в открытое море эскадра генерал-лейтенанта Дюбуа де ла Мотта. Пункт назначения -- Канада. Корабли скользят по гладкой поверхности залива, с берега звучат слова напутствия и пожелания вернуться с победой. Франция опять в войне -- четвертой за последние полстолетия. И снова, как во времена войны "за испанское наследство" (1701--1713), "за польское наследство" (1733--1739), "за австрийское наследство" (1740--1748) враг номер один -- Англия. ...Среди тех, кто стоял на палубе, непрерывно смотрит на родную землю, стараясь удержать в памяти ее приметы -- шестнадцатилетний гардемарин. Он невысокого роста, с живыми глазами. Но сейчас у него на глазах слезы. Малодушие? Нет, просто волнение. Мальчик с берегов Тарна на настоящем, а не созданном его фантазией корабле отправляется в свое первое большое плавание. Тают в дымке очертания брестской бухты. Широкая волна колышет палубу, берега родины уходят вдаль. 5. Полгода спустя эскадра возвращается домой. С кораблей снимают шестьсот больных -- тиф появился еще в Америке. Поход ла Мотта не достиг цели: пройдет примерно год и Канада, лишенная действенной поддержки Франции попадает в руки англичан. Не менее печально для французской короны складываются дела и в Индии. ...А война все продолжается. В 1759 году в морском сражении при Бель- Иле, у южного побережья Бретани, Лаперуз был ранен. В бессознательном состоянии он попадает в плен, два года томится в лагере, бежит на родину, вновь принимает участие в боях и походах. 1763 год. Подписан мир. Англия помимо Канады получает Восточную Луизиану и несколько принадлежавших французам островов в Вест-Индии. 6. Абсолютистская Франция, однако, отнюдь не собирается покорно уступить первенство сынам Альбиона. Но без солидного флота нечего и думать о захвате новых колоний и создании новых опорных баз. Без флота нечего и думать о противодействии Англии. Именно поэтому французский флот получает крупные ассигнования. Укрепляются и расширяются военные порты. Строятся новые верфи. 7. Потерпев неудачу в Атлантике и, отчасти, в Индийском океане, правительство Людовика XV хочет вознаградить себя в Тихом океане. В глобальной борьбе великих держав именно сейчас этот обширнейший район приобретает особое значение. Хотя ряд крупных географических открытий был здесь осуществлен в предшествующие века (главным образом испанцами, португальцами и голландцами), в Тихом океане еще много неизведанного и манящего. И кое-кто в Англии склонен рассматривать его как будущее Британское море. В 1764 году в сквозной рейд через великий океан отправляется коммодор Байрон, дед поэта. В 1766 году экспедиция Уоллеса и Картерета. Настает и черед первой французской кругосветной экспедиции. Она отправляется в дальний путь в 1766 году и ее возглавляет опытный моряк капитан Луи Антуан де Бугенвиль. Одна из задач экспедиции -- попытаться отыскать легендарную "Южную землю", которая по уверениям некоторых географов должна находиться где-то в южных водах Тихого океана. Найти "Южную землю" Бугенвилю не удается, но несколько ранее неведомых европейцам уголков Великого океана он исследует, открывает и несколько неизвестных в Европе островов. Годом позже в южные широты Тихого океана уходит экспедиция Сюрвиля. В 1771 году в те же районы направляются Марион-Дюфрен, в 1772 году Кергелен. Англичане не остаются в долгу. В конце августа 1768 года из Портсмута в далекое плавание отправляется барк "Индевр". Имя командира, сорокалетнего лейтенанта Кука мало кому известно даже в Англии. Но этот лейтенант, а позднее капитан, этот великолепный мореход и исследователь вскоре заставит заговорить о себе всех. В три плавания (1768--1771, 1772--1775, 1776--1779) он вдоль и поперек избороздил чуть ли не весь Тихий океан, побывал и в северной и южной его части, доказал, что "Южной земли", во всяком случае до \Grad{71} южной широты, не существует, совершил крупные открытия: Новая Каледония, остров Норфолк, Южные Сандвичевы острова, пролив отделяющий Северный и Южный острова Новой Зеландии, исследовал восточное побережье Австралии... 8. До поры до времени это была государственная тайна. Посвящены в нее были лишь три человека: король, морской министр и капитан Флериэ. Ему и было поручено разработать соответствующий проект. Итак, Франция снаряжает два корабля в кругосветное плавание сроком на три-четыре года. Основное внимание -- Тихому океану. Нужно проверить данные Кука (кстати говоря, далеко не полностью опубликованные), побывать в тех местах, где Кук не был, и уточнить некоторые вопросы, имеющие непосредственное отношение к тому, чтобы утвердиться в любых морях, где подобные попытки предпринимают англичане. Успех экспедиции во многом зависел от того, кто ее возглавит. Это должен был быть первоклассный моряк, но одновременно и опытный солдат, искусный дипломат и в то же время знаток в различных областях наук, а главное -- смелый, решительный командир, чье слово одинаково авторитетно для всех участников экспедиции. Следовало, считал Флериэ, найти "французского Кука". Задача была не из легких. Наконец после долгих размышлений и Флериэ и де Кастри приходят к единодушному выводу: Лаперуз. Его знания, опыт, проницательность выше всяких похвал. У него ясный и независимый ум. Он обладает завидным мужеством. И ему всего лишь сорок четыре года. Из них двадцать восемь он на флоте. 9. Лаперуз принял предложенное назначение, хотя прекрасно понимал всю сложность поставленной задачи. К тому же сроки были очень сжатыми: где-то в середине 1785 года корабли должны были выйти в море. Мешало и то, что вся подготовка велась втайне. "Очень трудно, -- пожаловался он как-то в письме к Флериэ, -- вести дело, если можешь говорить людям только полуправду. Это сковывает инициативу". Но таковы были "условия игры", и скрепя сердце с ними приходилось считаться. Хорошо еще, что удовлетворили его требование назначить командиром второго корабля старого боевого товарища капитана де Лангля. Вдвоем они и принялись в первую очередь за выбор и оснащение кораблей. 10. С легкой руки Кука в 70-х и 80-х годах XVIII века привилась точка зрения, согласно которой наиболее удобны для кругосветных путешествий не военные фрегаты, а более прочные и устойчивые торговые суда. Было решено, что и экспедиция Лаперуза отправится на грузовых судах -- двух габарах водоизмещением пятьсот тонн каждая. Прежде всего их переименовали, сменив не слишком представительные названия "Носильщик" и "Страус" на более строгие и милые сердцу моряков "Буссоль" и "Астролябию". Затем началась чистка, шпаклевка, осмолка и окраска. Корабли были капитально переоборудованы и отведены к месту погрузки -- в порт Брест. Чего только на них не погрузили! Мешки, бочки, ящики стояли не только в трюмах и на палубе, но заполнили буквально все помещения кораблей. Семьсот молотков и железных прутьев! Две тысячи топоров, семь тысяч ножей, пятьдесят тысяч игл, миллион булавок. Кольца, ожерелья, зеркала, ткани, ножницы, гребенки, рыболовные крючки. И все это помимо основного: продовольствия, воды, вина, запасов одежды, парусины, веревок, тросов, нескольких больших шлюпок, пушек, ядер, пороха, пуль. "Буссоль" и "Астролябия" были оснащены новейшими навигационными приборами: хронометрами для определения долготы места на море и секстантами, с помощью которых можно определять широту места с точностью до 20--30 секунд. Получил Лаперуз и точно такие компасы, какими пользовался Кук. Очень тщательно подбирал командир экспедиции и ученых. Ему удалось увлечь таких выдающихся французских ученых, как астрономы Монж и Лепот Данжеле, географ Бернизе, физик Ламанон. Уж очень интересные предстояли работы: астрономические наблюдения, определение географических координат. Экспедиция должна была собрать сведения по этнографии, ботанике, зоологии, антропологии. Натуралист Дюфрен был рекомендован Лаперузу самим Бюффоном, крупнейшим французским естествоиспытателем. Время бежало быстро. В марте Академия наук разработала подробный план научных работ, в мае Лаперуз получил перечень вопросов-рекомендаций, составленный Медицинским обществом Парижа. А в конце июня ему были вручены правительственные инструкции. Всего в состав экспедиции были зачислены двести двадцать пять человек, в большинстве опытные военные моряки. Последним на борт "Буссоли" прибыл сын французского консула в Петербурге Бартоломей Лессепс. Лаперузу было поручено доставить его в Петропавловск-Камчатский, откуда Лессепс должен был проследовать в Петербург. Он знал немного русский язык и мог быть полезен экспедиции. В четыре часа утра 1 августа 1785 года "Буссоль" и "Астролябия" снялись с якоря. 11. Вокруг света! Лаперуз не обольщает себя надеждами, что плавание будет легким; окажется ли оно удачным -- вот в чем вопрос. Удастся ли ему обнаружить новые земли? Что ждет его в тех водах, в которых еще никогда не были европейские суда? Он вновь и вновь продумывает план путешествия. На кораблях с первого же часа плавания вводится строжайшая дисциплина: каждый должен исполнять свое дело добросовестно и в срок. Но кроме работы нужен и отдых. Лаперуз знает: ничто так не поднимает настроение, как возможность от души повеселиться, потанцевать. И каждый вечер на палубах "Буссоли" и "Астролябии" два часа свободные от вахты моряки кружатся в вальсе и отплясывают фарандолу. Вводятся жесткие санитарные правила. Кубрики тщательно проветриваются. Гамаки и тюфяки выносятся на воздух, выколачиваются. Каждое утро на кораблях проводится тщательная приборка, палуба моется горячей водой. Лаперуз лично проверяет качество пищи и сохранность съестных припасов и воды: ее дают пить, трижды профильтровав через салфетки. Врачам экспедиции вменено в обязанность проверять десны и зубы у команды, ибо самое страшное на борту -- цинга. Каждую неделю матросы моются в бане и меняют белье. Разработана система сигнализации. Днем на "Астролябии" видят все маневры флагмана, но ночью, в непроглядной тьме тропиков не должно быть никаких случайностей. Это не значит, разумеется, что "Астролябия" должна слепо повторять все маневры "Буссоли"; это просто необходимая предосторожность в далеком и опасном плавании. 29 сентября корабли пересекли линию экватора. Как и полагалось по традиции, на борт поднялся бог Нептун и все те, кто впервые пересекал экватор, приняли крещение. Таких, впрочем, было мало. 16 октября показался остров Тринидад, 6 ноября "Буссоль" и "Астролябия" подошли к принадлежавшему португальцам острову Святой Екатерины. Затем корабли отправились в дальнейший путь. Во исполнение инструкции Лаперуз упорно искал так называемый Большой остров, который должен был находиться где-то около берегов Бразилии. О его открытии в 1675 году объявил французский капитан Ла Рош, но с той поры никто этого острова не видел. Не нашел его и Лаперуз (ибо такого острова, как, впрочем, и многих других "открытий" Ла Роша, просто не существовало), но времени на поиски потратил много. В начале февраля оба корабля благополучно обогнули мыс Горн и вышли в воды Тихого океана. 12. Напрасно проискав на \Grad{57} южной широты легендарную Землю Дрейка ("Я был уверен, что она не существует", -- писал Лаперуз), "Буссоль" и "Астролябия" стали подниматься на север. Корабли должны были сделать остановку на островах Хуан-Фернандес, но Лаперуз несколько изменил маршрут. Дело в том, что после непрерывного трехмесячного плавания подошли к концу запасы муки, в галетах завелись черви. Нужно было поскорее зайти в какой-нибудь порт. И Лаперуз решил бросить якорь в Консепсьоне, на чилийском берегу. 23 февраля "Буссоль" и "Астролябия" подошли к тому месту, где должен был быть Консепсьон. Но где же город? Где порт? Все разъяснилось, когда к кораблям подошли две лодки с лоцманами. Оказалось, что Консепсьон был полностью разрушен во время землетрясения 1751 года (во Франции об этом не знали) и его отстроили заново, но уже на другом месте -- в трех милях западнее старого, за мысом. Именно поэтому с кораблей его и не было видно. "Какой богатейший край, -- записывал в своем дневнике Лаперуз, -- при рациональном ведении хозяйства он, наверное, смог бы прокормить пол- Европы". Но от его внимательного взгляда не ускользнуло, что земли в своем большинстве не распаханы, торговля почти не развита. Таковы, с горечью отмечал Лаперуз, последствия испанского владычества в этой прекрасной и некогда свободной стране. Утром 17 марта корабли вновь вышли в открытый океан. 13. 6 апреля 1722 года, в первый день Пасхи, голландский мореплаватель Якоб Роггевен открыл в южной части Тихого океана, примерно в трех тысячах километрах от Перу, небольшой скалистый островок. Роггевен назвал его островом Пасхи -- под этим именем он известен и сейчас. Лаперуз много читал об этом острове и, хотя спешил, не мог отказать себе в удовольствии его посетить. 8 апреля 1786 года корабли пришвартовались в небольшой бухте на западном берегу острова, в том самом месте, где за двенадцать лет до того высадился Кук. Перед путешественниками расстилалась холмистая, почти безлесная равнина. На берегу столпились несколько сот островитян: рослые, красивого телосложения мужчины, разрисованные с головы до ног белой краской, женщины с уложенными в виде короны длинными волосами. Они были безоружны и очень приветливо встретили Лаперуза, де Лангля и сопровождавших их лиц. Разделившись на две группы, французские моряки пошли в глубь острова. Здесь не было ни реки, ни ручьев, земля была сухая и потрескавшаяся от жары, покрыта негустой травой. Наибольшее впечатление на путешественников произвели древние статуи -- высеченные из каменных глыб огромные фигуры людей, которыми до сих пор славится остров. Лаперуз велел обмерить некоторые из них и зарисовать. Художники экспедиции набросали и несколько портретов местных жителей. Островитяне позировали охотно. Смышленые и добродушные, они с удовольствием принимали предложенные им подарки и в свою очередь угощали моряков сладким картофелем и бананами. Видел Лаперуз и жилища местных жителей -- длинные узкие сооружения с низким входом; войти в них можно было только согнувшись. По форме они напоминали перевернутую пирогу и были сделаны из тростника. В них помещалось не менее двухсот человек. Жили тут, очевидно, одной большой семьей или, может быть, целым племенем. Но у жителей острова Пасхи были не только общие дома. "Насколько я могу судить, -- записал Лаперуз, -- у них в общем пользовании находятся и продукты питания, а возможно, и земля". Лаперуз подарил островитянам несколько свиней, овец и коз. По его приказанию моряки посадили в разных местах острова капусту, морковь, свеклу, тыкву и объяснили, что из этих семян вырастут съедобные растения. Затем "Буссоль" и "Астролябия" устремили свой бег к Гавайским островам. 14. Они шли через Тихий океан несколько восточнее, чем корабли Кука во время его третьего путешествия в 1777 году. В этих местах еще не успела побывать ни одна европейская экспедиция. Никаких не известных островов Лаперуз здесь не нашел, но зато устранил одну бытовавшую в его время легенду. На современных ему испанских картах на той же широте, что и Гавайские острова, но только восточнее значились острова Ла-Меса, Лос-Майос и Дисграсиада. Лаперуз доказал, что эти острова и есть Мауи и Оаху, входящие в Гавайский архипелаг, к которым экспедиция подошла к концу мая: других тут просто не было. Это тоже было своего рода открытием, хотя сам Лаперуз со свойственным ему юмором записал в дневнике, что, в то время как другие мореплаватели, в том числе и Кук, открывали новые земли, ему почему-то все время приходится их "закрывать". И еще он записал следующее: "Французы первыми в последние годы посетили остров Мауи, и тем не менее я не счел возможным объявить его владением короля: на мой взгляд, обычаи европейцев в этом вопросе просто нелепы... Лишь только потому, что у них есть пушки и штыки, они зачастую перестают считаться с десятками тысяч им подобных существ, не обращают внимания на их самые священные права, рассматривают как объект завоевания землю, политую их потом, землю, в которой местные жители на протяжении веков хоронили своих предков..." 15. Безоблачное небо над Гавайями осталось позади, погода начала портиться. 9 июня "Буссоль" и "Астролябия" вошли в полосу тумана. Моросил дождь. Холодный ветер пронзительно выл в снастях. Высокие волны с ревом кидались на суда. Лаперузу пришлось раздать матросам фуфайки и сапоги. Во всех кубриках и каютах были поставлены жаровни. 23 июня в 4 часа утра вахтенный офицер разбудил Лаперуза. Выйдя на палубу, капитан увидел впереди по борту очертания высокой горной цепи, посреди которой во всем своем великолепии возвышалась белая шапка горы Святого Ильи. Аляска! Берег путешественники увидели только через двое суток. Он был скалистый, поросший густым сосновым лесом, и к нему невозможно было подойти: море здесь было мелким, со дна торчали утесы, вокруг них ревели буруны. В поисках бухты или залива Лаперуз повел свои корабли к югу. Лишь через семь суток он нашел то, что искал: узкий проход вел в обширную и спокойную бухту, которая полукругом вдавалась в сушу. Видимость была плохой, и в проходе было очень быстрое течение. Посоветовавшись с офицерами и послав на разведку шлюпки, Лаперуз все же решил в нее войти. ...Среди офицеров "Буссоли" был молодой и самонадеянный лейтенант д'Экюр. Ему удалось уговорить Лаперуза осмотреть южный край бухты, который был скрыт туманом. "Может быть, -- говорил д'Экюр, -- именно там начинается пролив, ведущий к Атлантическому океану". Лаперуз был уверен, что д'Экюр не прав, но все-таки разрешил ему проверить догадку. Впрочем, он вручил ему письменную инструкцию, в которой требовал соблюдения осторожности и строжайше запрещал рисковать шлюпками и людьми. На рассвете 13 июля три шлюпки -- две с "Буссоли" и одна с "Астролябии" -- отошли от кораблей и двинулись к южному углу бухты. Первой, самой большой, командовал д'Экюр, второй -- два брата, лейтенанты Маршенвиль и Бутервиль, и третьей -- лейтенант Бутен, пожилой, опытный моряк, которому вся эта затея не очень нравилась. Утро было чудесное: в первый раз за все время пребывания экспедиции у побережья Северной Америки выглянуло солнце. Шлюпки легко скользили по зеркальной глади бухты. Потом они исчезли за находившимся посреди бухты островом, и на кораблях потеряли их из виду. В 10 часов утра Лаперуз заметил плывшую назад шлюпку. Вскоре на палубу поднялся лейтенант Бутен. "Господин капитан, -- обратился он к Лаперузу, -- случилось страшное несчастье: мы лишились трех офицеров и восемнадцати матросов". И он рассказал потрясенному Лаперузу о том, что д'Экюр раньше указанного в инструкции времени подошел к проходу, где в это время начинался прилив. Неожиданное сильное подводное течение повлекло лодку д'Экюра, а вслед за ней и вторую шлюпку. Втянутые в водоворот, они ударились о торчащие из воды камни и почти мгновенно затонули. Шлюпку Бутена протащило над тем же самым местом, но она была маленькая, и ее каким-то чудом выкинуло из грохочущей пены назад, в спокойную воду. На острове, находившемся посреди бухты (ныне она называется Литуйя- бей), французские моряки установили памятник. Надпись на нем гласила: В этой бухте погиб двадцать один храбрый моряк. Кто бы вы ни были, оплачьте их участь вместе с нами. 16. Как ни ужасна была потеря, надо было продолжать путь. Экспедиция продвигалась на юг, нанося на карту контуры береговой линии. Видимость была скверной, корабли то и дело относило подводными течениями, далеко не всегда были благоприятными и ветры, и все-таки удалось сделать немало. Лаперуз положил начало исследованию расположенного вдоль берегов материка архипелага, ныне известного как острова Королевы Шарлотты, открыл несколько бухт. Одну из них он назвал бухтой Чирикова ("в честь знаменитого русского моряка, -- записал он в своем дневнике, -- который в 1741 году высадился в этом районе"). Подводя итоги своим исследованиям в Северной Америке, Лаперуз записал: в обследованном районе никакого пролива нет. Если Северный морской проход и существует, то где-нибудь в другом месте. 17. ...И снова волны и небо. Корабли идут в Макао неизведанными путями через всю ширь Тихого океана. 4 ноября прямо по борту открывается долгожданный, ни на одной карте не указанный остров. Но на его скалистых берегах ни одного деревца. Он безлюден и очень мал, не более одной мили в длину. Даже не пристав к нему, корабли продолжают путь. В тот же вечер они чуть было не потерпели крушение: в темноте прямо перед ними вдруг выросла скала. Впереди нее выступала длинная мель. Мель была не сплошная, и это спасло корабли. Но они прошли так близко от скалы, что едва не разбились. Лаперуз назвал ее Рифом французских фрегатов и тщательно отметил на карте. В начале января 1787 года оба корабля бросили якорь в бухте Макао. Они проделали путь в десять тысяч километров. 18. До сих пор Лаперуз в известной степени шел по следам Кука, лишь уточняя и проверяя данные великого мореплавателя. Теперь ему предстояло посетить те места, где не были ни Кук, ни другие европейские путешественники. 5 февраля 1787 года "Буссоль" и "Астролябия" вышли в море и десять дней спустя подошли к острову Лусону -- самому большому из группы Филиппинских островов, а 20 февраля бросили якорь в порту Кавите, неподалеку от Манилы. Здесь Лаперуз произвел необходимый ремонт и -- это уже было совсем неожиданным -- сумел пополнить экипаж. Дело в том, что сюда пришел французский фрегат, который прибыл в Макао на следующий день после отплытия оттуда "Буссоли" и "Астролябии". Собственно говоря, в Макао пришли два французских фрегата, и один из них, "Ле Субтиль", был послан командующим отрядом адмиралом д'Антркасто к Лаперузу. По договоренности с командиром Лаперуз забрал себе двух офицеров и восемь матросов. Д'Антркасто. Запомним это имя. Оно нам еще встретится. Из Манилы экспедиция направилась к берегам Сахалина и Камчатки. 19. "Вышеименитая великая река Амур гористая и лесистая и в окиян впала одним своим устьем, и против того устья есть остров великий, а живут на том острове многие иноземцы", -- писал в 1678 году русский посол Николай Спафарий. Собственно говоря, Спафарий лишь подтвердил то, что было известно еще со времен путешествия Пояркова, который вместе со своими людьми в 1644 году первым вышел к низовьям Амура; о существовании этого острова знали и на Западе. Еще в 1692 году в Амстердаме была издана книга географа Битсена, который одно время жил в Москве. В ней Битсен сообщил об острове, лежащем против устья Амура. Но никто из западных географов толком не представлял себе конфигурацию этого острова. И было неизвестно, отделяется ли он проливом от японского острова Иессо. Лаперуз пристает к сахалинскому берегу. Ему удается найти несколько местных жителей. Они очень понятливы и гостеприимны. Один из них, бородатый старик в синей нанковой куртке, чертит на песке остроконечной палкой извилистую береговую линию. Напротив нее, оставляя проход, он рисует остров, длинный и вытянутый к югу. Чтобы не было никаких сомнений, он показывает пальцем на изображение острова, а потом обводит рукой горизонт и указывает на землю. Но Лаперуза интересует, широк ли пролив. Вперед выступает еще один житель, помоложе. Он берет у стоящего рядом художника экспедиции лист бумаги и карандаш и быстро набрасывает такой же чертеж, как и старик, но добавляет на противолежащем берегу реку Амур, устье которой он помещает немного пониже северной оконечности острова. Знаками он показывает, что корабли пройдут этим проливом. У южной оконечности Сахалина, очевидно, тоже есть пролив, во всяком случае свой остров он отделяет на юге от какого-то другого острова (вероятно, Иессо, догадывается Лаперуз) еще одним проливом. Французские моряки благодарят, одаряют своих гидов подарками и возвращаются на корабли. Они поднимаются на север вдоль западных берегов Сахалина, открывают несколько удобных бухт, в том числе и бухту Эстена, и наносят на карту сахалинский берег, хотя и не совсем точно. ...Примерно на \Grad{50} северной широты пролив начинает суживаться. Лаперуз следит за лотом: глубина все уменьшается. Как быть? Пройдут ли корабли? Дно все повышается. Двенадцать саженей, десять, девять... Видимость скверная. Он бросает якорь и отправляет вперед две шлюпки. Те продвигаются на шесть лье к северу, глубина -- не больше шести саженей. Невозможно рисковать: остров, очевидно, почти сращен с материком. Пролив, вероятно, непроходим для больших судов. Но ведь местные жители на Сахалине утверждали, что корабли пройдут. Возможно, решает Лаперуз, то, что годится для их пирог, недостаточно для больших судов. 20. "Буссоль" и "Астролябия" разворачиваются и идут на юг: море бушует, на "Буссоли" серьезно ранены три матроса, они пострадали при подъеме якоря. За две недели до этого два человека умерли от дизентерии. К вечеру 28 июня туман рассеивается, и, кажется, вовремя. Перед французскими моряками открывается великолепная бухта, нет, целый залив. От океана он отгорожен четырьмя островами. И вновь, как и на всех предыдущих стоянках, ученые тщательно изучают природу этого края, описывают нравы и обычаи местного населения -- на этот раз орочей, отмечая их гостеприимство, миролюбие, уважение к женщинам и старикам, собирают гербарий, делают зарисовки. Своими наблюдениями заняты и астрономы. В начале августа "Буссоль" и "Астролябия" подходят к южной оконечности Сахалина -- мысу Крильон, так называл его Лаперуз. Молодой островитянин на Сахалине был прав: впереди в дымке тумана виден пролив, а за ним остров с одинокой горной вершиной. Склонившись над картами -- на многих из них Сахалин и Иессо составляют одно целое, -- Лаперуз долго размышляет, пересматривает свои записи и наконец твердым размашистым почерком заносит в дневник: "Остров Сахалин и есть остров, который японцы называют Оку-Иессо, а остров Чича, отделенный от него каналом шириной двенадцать лье, а от Японии Сангарским проливом, -- остров Иессо, который тянется до Сангарского пролива. Курильская цель находится гораздо восточнее, она образует с Иессо и Оку-Иессо второе море, которое сообщается с Охотским. Попасть из этого второго моря к берегам Татарии можно либо через Сангарский пролив, либо через вновь обнаруженный пролив между Сахалином и Иессо". Этот пролив будет назван его именем. Экспедиция продолжает свой путь. Она проходит Курильскую гряду между островами "Черные братья" и Симушир (проливом Буссоль). Ветер крепчает, свинцовые волны все чаще набегают на корабли. Из-за тумана приходится время от времени звонить в корабельный колокол: корабли не видят друг друга. 6 сентября 1787 года, через два года после выхода из Бреста, "Буссоль" и "Астролябия" входят в Авачинскую губу. 21. Петропавловск-Камчатский в те годы представлял собой небольшую деревушку. Слева вход в бухту прикрывал гористый полуостров. Посередине -- коса Кошка, самой природой сооруженный волнолом. За двенадцать лет до Лаперуза Петропавловск посетил Кук, совершавший свое третье, и последнее, путешествие. В своих записках он посвятил немало прочувствованных слов и самой гавани, "которая может вместить весь английский и французский флот", и населению Петропавловска. Прием, оказанный Лаперузу, превзошел все его ожидания. "Я уверен, -- писал он в своем дневнике, -- что нигде и никогда не было оказано большего гостеприимства, чем нам". Французские моряки в центре внимания. Их поздравляют с удачным плаванием, им помогают пополнить запасы воды и дров, снабжают рыбой, дают в честь их прибытия бал. После почти беспрерывного стопятидесятидневного плавания наконец у них под ногами прочная земля. После промозглой сырости, от которой не спасали ни теплая одежда, ни жаровни, после качки и бешеных порывов ветра неожиданная тишь, ясное голубое небо, солнце. В Петропавловске участники экспедиции получили доставленные из Петербурга письма с родины. Лаперуз вскрывает пакет с официальными печатями. Это от морского министра: "Имею честь сообщить, что Вам присвоено звание командира эскадры". Гремят пушки: русские артиллеристы салютуют французскому адмиралу. Лаперуз доволен и растроган. "Я буду помнить об этом всю жизнь", -- запишет он в своем дневнике. По просьбе французских моряков им показывают могилу де ла Круаера -- их соотечественника и русского академика, географа, астронома, участника экспедиции Беринга. Лаперуз укрепляет на ней медную дощечку с эпитафией: "Граф Лаперуз, командир фрегатов ``Буссоль'' и ``Астролябия'', назвал в 1786 году один из открытых им островов в честь покойного островом Круаер". Но начинается похолодание: окрестные поля, которые к приходу французских кораблей были еще зелеными, желтеют. 30 сентября, хорошо отдохнув, французские моряки отправляются в дальнейшее плавание. "Наши корабли, -- писал из Петропавловска капитан де Лангль, -- в хорошем состоянии, запасы продуктов в сохранности, наши экипажи здоровы". Гремит салют петропавловских орудий. С кораблей доносится ответный салют. У причалов собрались все жители города. Среди них и молодой Бартоломей Лессепс. Завтра он тоже отправится в путь, без малого год будет добираться через бескрайние русские просторы до Петербурга и еще через год привезет в Париж дневник Лаперуза и часть коллекций экспедиции. Сейчас он приветливо машет шляпой: "До встречи на родине, друзья, до встречи". Ни он, ни отъезжающие не знают, что встречи не будет. Бартоломей Лессепс останется единственным (если не считать академика Монжа, высадившегося из-за морской болезни еще в Тенерифе) участником экспедиции Лаперуза, вернувшимся в Европу. Через сто лет на склонах одной из петропавловских сопок, неподалеку от места высадки французских моряков, был установлен памятник -- простой железный крест. Прикрепленная к нему табличка напоминает о том, что в 1787 году здесь побывал Лаперуз. 21. Два месяца спустя после отплытия из Петропавловска корабли Лаперуза подходят к острову Маула (нынешнее название -- Мануа) -- одному из островов Самоа. Они бросают якорь в миле от берега: ближе подойти опасно -- коралловые рифы. Им навстречу устремляется множество пирог, нагруженных свиньями, кокосовыми орехами, фруктами. Это очень кстати: еще в начале ноября, вскоре после того как экспедиция в третий раз пересекла экватор, на кораблях кончились свежие припасы. Но стоянка выбрана не слишком удачно. Всю ночь суда раскачивает на волнах, будто они находятся в открытом море. Утром Лаперуз и де Лангль едут на остров: может быть, удастся провести корабли в одну из многочисленных бухт, разбросанных на берегу? Плодоносная земля, мягкий, теплый климат, чистые, прозрачные ручьи. Жители настроены как будто вполне миролюбиво. Внезапно Лаперуз слышит крик: один из островитян пробрался на шлюпку, на которой приехали французские офицеры, и, схватив лежавший там деревянный молоток, пытается удрать! Завязывается потасовка. К шлюпке начинают сбегаться местные жители. И тут Лаперуз совершает промах: он приказывает четырем матросам выбросить буяна за борт. Четыре против одного! Невелика победа. Вдобавок, чтобы отпугнуть островитян, он приказывает застрелить трех только что купленных голубей. Опять промашка. Островитяне понимают это по-своему: оружие пришельцев пригодно только для охоты на птиц. Но пока событие локализовано. Матросы набирают свежей воды. К "Буссоли" и "Астролябии" вновь подплывают пироги со всякой живностью и снедью. Лаперуз решает не задерживаться, тем более что матросы уже успели немного запастись водой