. На одной нижней наре спал старик, выставив голые ноги с растрескавшимися пятками. Он был прикрыт одеялом, сшитым из газет "Таймс". Струя воздуха из вентилятора шевелила грязные куски бумаги. Почему люди спят здесь? Ведь те страшные бомбардировки были два года назад, почему станция метро превращена в ночлежный дом? Елизавета Карповна подошла к женщине, кормящей грудного ребенка. - Вы здесь живете? - Да, миссис. - И, увидев в глазах иностранки живое участие, а не простое любопытство, пояснила: - Наши дома разбомбили, и муниципалитет разрешил жить в метро, пока не построят новые. Сейчас это даже к лучшему. Стали налетать "Фау-2", а здесь хорошо: тепло и безопасно. Правда, неудобно с ребенком, но бог милостив. Кончится война, и нам построят новый дом. Наш папа вернется - может быть, уцелеет. Все должно кончиться хорошо, миссис, бог милостив. Антошка стояла и издали хмуро наблюдала. "Бог милостив" - стало быть, так и должно быть? - Мама, почему такая покорность? - спросила она подошедшую мать. - Нет, Антошка, это не покорность, это мужество. Фашисты сумели уничтожить миллионы домов, но они не уничтожили дух этого народа, не поставили его на колени. На всех станциях метро была такая же картина. Пассажиры входили, выходили, словно не замечая этих нар, не слышали плачущих детей, и это не было безразличием, равнодушием к судьбе потерявших очаг людей. Это было пониманием, и пассажиры метро старались создать как бы перегородку между воющими и скрежещущими поездами и спящими на нарах людьми. Пассажиры метро - это трудовые люди; многие из них сами ехали ночевать на какую-то станцию. Богатые, равнодушные не пользуются метрополитеном: они ездят в собственных машинах... В ведомстве военно-морского флота пожимали плечами, разводили руками, отсылали из комнаты в комнату. Идя по коридору, Елизавета Карповна с Антошкой услышали русскую речь. Навстречу им шли двое мужчин в штатском. Одного из них Елизавета Карповна где-то встречала. Подойдя к ним вплотную, она наконец вспомнила - старший из них, с седым ежиком на голове, был дипкурьер Алексей Антонович. - Здравствуйте, Алексей Антонович! - обратилась к нему Елизавета Карповна. Мужчины остановились. Алексей Антонович зорко посмотрел на женщину, стараясь вспомнить, где он мог с ней встречаться. - Я жена бывшего работника Торгпредства в Швеции Васильева. - А-а, - вспомнил и Алексей Антонович, - вы были врачом посольства и даже как-то лечили меня от гриппа. Вы работаете теперь в Лондоне? - Нет, мы едем домой... Вы не скажете, к кому нам надо обратиться, чтобы получить место на корабле, который уходит с конвоем в Мурманск? Алексей Антонович представил своего помощника - Василия Сергеевича, молодого человека с фигурой атлета. - Ну что ж, Вася, пойдем похлопочем. Может, что и выйдет. Зашагали по длинным коридорам, постучали в одну из многочисленных дверей. - Мистер Паррот, - обратился Алексей Антонович к капитану третьего ранга, - мы очень просили бы вас взять еще двух пассажиров. Это наши соотечественники, жена советского офицера миссис Васильева и ее дочь. Мистер Паррот, холеный, чисто выбритый, при виде женщин встал и предложил им сесть. - К сожалению, это совершенно невозможно. Я не имею права взять женщин на миноносец. - Но, мистер Паррот, ведь сейчас военное время, а миссис Васильева врач, почти мужчина, а ее дочь еще ребенок. - Если бы я и согласился взять, команда корабля поднимет бунт. - Но вы объясните им, что миссис Васильева не просто врач, а военный врач, она едет на фронт. - О, я преклоняюсь перед женщинами, которые разделяют с нами, солдатами, военные тяготы. Но я не могу нарушать традиции. Для того чтобы вступить на борт военного корабля, женщина должна быть по меньшей мере королевой. "Даже если король Георг Шестой..." - шептала про себя Антошка. Алексей Антонович решил не уступать, он был настойчив: - Мистер Паррот, тогда придумайте что-нибудь, чтобы наших женщин взяли на транспорт. - Это другое дело, - облегченно вздохнул офицер. - Капитан парохода тоже не будет в восторге, но транспорт - это гражданский корабль, и он, я думаю, не откажет, если только у него найдется свободная каюта. - В крайнем случае, посыплет следы наших женщин солью, - сказал Алексей Антонович, - говорят, это помогает. Мистер Паррот набрал номер телефона. - Хэлло, мистер Макдоннел, у вас есть свободная каюта?.. Да? Отлично. Большая просьба к вам взять двух пассажиров, русского военного врача с дочкой. Да... Нет, врач тоже женщина. Да, да, я понимаю, но очень просят за них из Советского посольства, и у них есть письмо от нашего военного атташе в Стокгольме... Олл райт! Благодарю. Они прибудут к вам. - Итак, все в порядке, - сказал капитан, кладя трубку на место. - Вы пойдете на транспортном судне. Мы вас будем охранять. О времени отправки конвоя вам сообщат в вашем консульстве. Вы скажете, что капитан Макдоннел согласился взять вас на свой пароход. - А вдруг капитан откажется, тоже потребует, чтобы мы стали по крайней мере королевами? - усомнилась Антошка, когда они вчетвером вышли из морского ведомства. - Нет, англичане умеют держать свое слово, - возразил Алексей Антонович. - А с открытием второго фронта слова не сдержали? - Это дело большой политики. Политические деятели зависят от своих капиталистов, а у капиталистов нет, как известно, ни совести, ни чести. - А зачем капитан будет посыпать наши следы солью? - допрашивала Антошка. - Мы тоже плюем три раза через левое плечо, чтобы не сглазить, - ответил Алексей Антонович. - Мы можем вас подвезти, здесь посольская машина. Василий Сергеевич попросил подъехать в один магазин, где ему обещали достать куклу. - Для моей Ленки, - объяснил он. - Ей три года, и она с мамой в Куйбышеве, в эвакуации. - Вы насовсем в Москву? - спросила Антошка Алексея Антоновича. - Нет. Приедем - и снова в путь. - Опять сюда? - Куда пошлют. Мы вечные странники, а попросту говоря - почтальоны, ездим, плаваем, летаем. Вперед-назад, вперед-назад, - усмехнулся Алексей Антонович и погладил Антошку по голове. - Хорошие у тебя косы, береги их. Антошка поняла, что Алексей Антонович и Василий Сергеевич дипломатические курьеры. Она вспомнила, с каким нетерпением ждали приезда дипкурьеров в Швецию, а они во время войны приезжали всего раз в несколько месяцев. Кроме дипломатической почты, они привозили и письма от родных. Сама Александра Михайловна проверяла, какая комната приготовлена для дипкурьеров и как они отдыхают после своего нелегкого пути. ...Советский дипломатический курьер! Человек, которому правительство доверяет доставку важной государственной почты советским представительствам и от советских представительств в Москву. Их всегда двое - старший и его помощник, два товарища, два солдата. Вы их можете увидеть на перроне железнодорожного вокзала или в аэропорту, на пристани морского порта - двух элегантных путешественников с тяжелыми портфелями в руках. Их можно принять за деловых людей, и за ученых, и за писателей. Они занимают удобную, комфортабельную каюту или купе первого класса, уютно располагаются в креслах, читают газеты, журналы, книги. Бодрствуют вместе, спят по очереди, охраняя сон товарища и почту. Взглянув на этих веселых, уверенных в себе людей, вы не заметите большого напряжения, в котором находятся оба, пока в их руках почта, пока они не сдадут ее в посольство или в Министерство иностранных дел в Москве. За границей вы никогда не увидите их в ресторане, в кафе или у киоска с фруктовыми водами. Они избегают есть и пить из чужих рук, чтобы враг не подсунул им яд или снотворное. Ни одна профессия, кажется, не требует такого совершенства и гармонии физических, умственных и нравственных качеств человека, как профессия дипкурьера. Дипкурьер должен многое уметь! Уметь владеть собой в любой морской шторм и длительную болтанку в воздухе, легко переносить климат как полярный, так и субтропический, туманную погоду Лондона и разреженный, бедный кислородом воздух высокогорного Мехико, бодрствовать сутками подряд, чутко спать "на одно ухо", отлично слышать, зорко видеть, молниеносно реагировать на опасность, обладать железными нервами. Дипкурьер должен отлично владеть огнестрельным оружием, хотя никогда не прибегает к револьверу, знать приемы борьбы, но никогда не испытывать силу своих мышц. Дипкурьер должен многое знать! Любой из них мог бы быть блистательным преподавателем географии, лектором по международному положению. Они отлично знают законы, литературу и искусство, быт, нравы и обычаи стран, через которые проезжают и в которые следуют. Каждый из них может объясняться на нескольких языках. И прежде всего дипкурьер - это преданнейший сын своей Родины, ее отважный солдат. Важные государственные бумаги, секретные документы хранятся в надежных стальных сейфах, и сейфы охраняют часовые. Дипкурьеры везут секретную государственную почту вдвоем, в кожаных портфелях. И эти портфели в их руках превращаются в надежные сейфы. Дипкурьеров охраняют, о их безопасности должны заботиться власти всех государств, через которые они проезжают. Насилие над дипкурьером считается тягчайшим международным преступлением. Дипкурьер - неприкосновенная личность, он не может быть задержан, арестован, обыскан. Таков международный закон. Так относятся к дипкурьерам во всех странах на правах взаимности. В историю дипломатии вписана черная страница - нападение на курьера. Жертвой его стал советский коммунист Теодор Нетте. Нападение было совершено в поезде, и, охраняя доверенную ему государственную почту, Нетте вступил в жестокую борьбу против кучки фашистов, ворвавшихся в купе. Нетте отстреливался, защищая своим телом портфель с сургучными печатями. Враги изрешетили его пулями. Маяковский обессмертил его в стихах: Будто навек за собой из битвы коридоровой тянешь след героя, светел и кровав... ...В узком переулке, где невозможно было разъехаться двум экипажам, машина остановилась у небольшого магазина, помещавшегося в полуподвальном этаже разрушенного бомбой дома. Василий Сергеевич сказал, что забежит узнать, достали ли ему обещанную куклу. Он вскоре вернулся, торжественно держа в руках большую белую лакированную коробку, перевязанную голубой лентой. - Довоенная! - воскликнул он. - Теперь у моей Ленки будет самая красивая кукла. - Ну-ка, пусть Антошка оценит, - сказал Алексей Антонович. Василий Сергеевич снял с коробки ленту и открыл крышку. В коробке лежала роскошная кукла величиной с годовалого ребенка, в пышном голубом платье, на белокурой голове прозрачный синий бант, на ногах носочки и белые башмаки на шнурках. Тело куклы было упругое и нежное. - Черт возьми! - восхищенно воскликнул Алексей Антонович. - Сделана из какой-то особой резины, прямо как живая. Антошка рассматривала куклу восторженными глазами. Алексей Антонович спросил: - А нет ли там второй, для Антошки? Девочка вспыхнула и сказала, что она давно вышла из того возраста, когда играют в куклы. - Ну-ну, - добродушно отозвался Алексей Антонович, - я пошутил. - А у вас дети есть? - спросила Елизавета Карповна. - Есть сын, но и он в лошадки давно не играет. Сейчас воюет где-то на Третьем Украинском фронте, артиллерист. Да, артиллерист, - как бы про себя сказал он, - а жена в эвакуации. МИСТЕР ПИККВИК Сидеть и ждать было не в натуре Елизаветы Карповны. Ей хотелось показать Антошке Лондон да и своими глазами посмотреть старинные дома и статуи с прокопченными дочерна пазами и углублениями и добела отмытыми дождями, отполированными ветром выпуклостями. Наверно, только Лондону свойственна эта волшебная игра светотеней. Побывать в Вестминстерском аббатстве, где похоронены Ньютон и Дарвин, где стоят памятники Шекспиру, Диккенсу, Теккерею, послушать знаменитый орган аббатства и бой часов Биг Бена на башне парламента, взглянуть на Тауэр - средневековую тюрьму, где каждый камень является свидетелем трагедий, казней и просто убийств, прогуляться по набережной Темзы, чем-то напоминающей Неву, но не такой широкой и светлой, а забитой пароходами, катерами, баржами... И всюду страшные, зияющие раны войны. На набережной Темзы израненный осколками снаряда сфинкс, с огромной дырой на бедре, с изрешеченным лицом, отбитыми лапами, печально взирал на развалины взорванных верфей. Палата общин парламента походила на открытую сцену, на заднике которой сохранились изуродованные ниши, балконы, три полукруглых проема арок, а на сцене, где были стройные колонны, поддерживавшие многоярусный балкон, где стояли обитые красной кожей стулья, высоко взгромоздились обломки балок, куски лепных украшений, железо и камень. Усталые и измученные всем виденным, мать и дочь подошли к остановке омнибуса. Обе были подавлены. Над городом нависли сумерки. Тоненько завизжала, как электропила, а затем завыла, выматывая душу, наводя безотчетный страх, сирена. Люди поспешно скрывались в подъездах. - Воздушная тревога! Елизавета Карповна осматривалась, ища, куда бы спрятаться. Где-то вдалеке раздался взрыв. Застрекотали зенитные орудия. Трассирующие пули ярким пунктиром взмывали ввысь, по небу зашарили лучи прожекторов; вот три из них соединились в темном небе в одну светлую точку. - Идите в подъезд! - Перед Елизаветой Карповной и Антошкой выросла темная фигура полицейского. Он схватил Елизавету Карповну за руку и потащил к подъезду, распахнул ногой дверь и почти силой втолкнул обеих внутрь, бормоча какие-то ругательства. Вспышки выстрелов молниями освещали темный подъезд. Антошке сделалось страшно. Потом в подъезде посветлело. Через застекленные двери стало видно далекое зарево и на его фоне черная аппликация церкви. Тревожно заревели сигналы пожарных машин. Антошка втянула голову в плечи, прижалась к матери: ей казалось, что вот-вот на них упадет бомба и разорвет их в клочья. Открылась дверь квартиры, и показался силуэт женщины. - Здесь кто-то есть? - спросила она. - Да, нас сюда затащил полицейский, - ответила Елизавета Карповна. - Заходите к нам, - приветливо сказала женщина, - переждите бомбежку. - Не стоит вас беспокоить, наверно, скоро кончится. - Ну, это трудно сказать. Пожалуйста, заходите. Антошка вошла в квартиру первой. - Вы иностранцы? - спросила хозяйка настороженно. - Да, мы из Советского Союза. - О, тогда раздевайтесь и проходите в столовую. В просторной комнате горел камин. У камина сидела старушка и вязала. Двое детей, мальчик лет двенадцати и девочка лет девяти, сидя на полу, запускали поезд по электрической железной дороге. Антошка села на стул и подумала: "Совсем как в учебнике английского языка". "На картинке мы видим комнату. У камина бабушка вяжет чулок. Котенок играет с клубком", - повторяла она про себя давно забытый урок. Но котенка не было, не было и папы, читающего газету, не было дедушки с трубкой. Зато была собака. Она вышла из-за кресла, коротколапая, угрюмая, с гладкой черной спиной и острыми треугольными ушками. С ее боков до самого пола свисала длинная блестящая шерсть. Из-под челки, нависавшей надо лбом, смотрели умные карие глаза. Собака подошла к маленькой гостье, внимательно обнюхала ее. Антошка проворно поджала ноги. - Не беспокойтесь, наша Леди не укусит, она просто знакомится с вами, - сказал мальчик. - Меня зовут Генри, а это моя сестра Джэн. Как зовут вас? - Антошка. - Анточка, - серьезно повторил мальчик и за ним девочка, стараясь справиться с трудным именем. Леди вскинула передние лапы на колени Антошки, лизнула ей руку и при этом обнажила белые как сахар зубы с мощными боковыми клыками. - Вы видите, Леди улыбается, вы ей понравились. Хотите посмотреть ее детей? - спросил мальчик. За окном стрекотали выстрелы. - Не бойся, девочка, - сказала хозяйка, - это зенитные орудия прогоняют германские самолеты. - Не бойтесь. - Мальчик взял за руку Антошку и повел ее в угол за кресло, где в широкой низкой корзине, застланной чистыми пеленками, копошились пять черных щенят. У их мамы Леди ушки торчали фунтиками, а у щенят висели лопушками по бокам. - Можно взять на руки? - спросила Антошка" - Пожалуйста, только не уроните. Щенок был тяжелый, голова больше туловища и походила на утюжок, весь он покрыт короткой шерстью, только брюшко было совсем голенькое. - Вы любите собак? - спросил Генри. - Да, очень. У меня в Москве была собачка, но мне пришлось оставить ее у бабушки. - Какой породы? - Не знаю. Я нашла щенка в лесу возле речки, он, наверно, потерялся... Антошке не хотелось сказать правду, что она вытащила его из ручья совсем слепым и долго отхаживала. Ей не хотелось, чтобы английские дети подумали, что у нее на родине есть люди, которые могут утопить щенят. - О, ото, наверно, какая-нибудь помесь, - со знанием дела сказал Генри. - Но каждая собака по-своему хороша. А наша к тому же чистейшей породы скотч-терьер. Они очень умные, любят людей, и с ними можно охотиться на лис. Видите, какие сильные лапы, - скотчи легко разрывают любую нору. Леди не отходила от Антошки, вставала на задние лапы, стараясь лизнуть своего щенка. - Наша Леди имеет две золотые медали, и многие из ее детей тоже медалисты, - с гордостью сказала Джэн. - Но когда были сильные бомбардировки, Леди выла, нервничала, и у нее родились мертвые щенята. Потом она привыкла к этим бомбежкам. - Извините, - сказал мальчик, - я хочу посоветоваться с сестрой, мы вам потом расскажем о чем. Пойдем, Джэн, - потянул он сестру за руку. В углу комнаты он что-то ей говорил, указывая глазами то на Антошку, то на щенят. Джэн кивала головой и радостно хлопала в ладоши. Потом они подошли к матери и пошептались с ней, спросили о чем-то бабушку. Бабушка в знак согласия кивнула головой. К Антошке они уже бежали, перепрыгивая через рельсы и вагончики. - Вы знаете, - торжественно заявил Генри, - мы всей семьей решили подарить вам щенка. Выбирайте любого. У Антошки от радости заколотилось сердце. Она прижала к себе теплого щенка, гладила его, и ей так не хотелось с ним расставаться. - Можно этого? Он уже привык ко мне. - Пожалуйста. Мальчик сморщил лоб. - А как мы назовем его? Мы должны дать ему имя. Мама, как назвать этого сына Леди? Мама и бабушка в это время вели оживленный разговор с Елизаветой Карповной. - Нам предстоит большая дорога, и разрешат ли его взять на пароход? Мы сами с трудом получили место, - пробовала отказаться от такого неудобного подарка Елизавета Карповна. - Собаку на любой пароход возьмут, даже на военный корабль, - об этом не беспокойтесь. Собака всегда с собой приносит счастье, - заверила английская мама. - Я советую его назвать мистер Пикквик. - Отлично! - воскликнула Антошка. - Мой милый Пикквик, ты поедешь со мной далеко-далеко. - Она понимала, что теперь уже никогда не расстанется с этим песиком. - Мы дадим вам его родословную, правда, не успеем получить на него настоящий паспорт. - Генри подошел к письменному столу и стал списывать с паспорта Леди длинную родословную мистера Пикквика. Антошка ахнула, когда увидела, что у щенка шестнадцать прапрапрабабушек и столько же прапрапрадедушек и все они были известны по своим именам и по хозяевам: почти все были медалистами или чемпионами. - А я не знаю, кто была моя прапрапрабабушка, - простодушно сказала Антошка. - Мы тоже не знаем, - успокоил ее Генри, - но ведь это же собака. - Ну вот, - улыбнулась хозяйка, - мы с вами теперь почти родственники, - и пригласила гостей к столу. Генри и Джэн раскрыли маленькие кулечки, которые стояли у их приборов, и каждый отсыпал для Антошки по чайной ложечке сахара. То же сделали и мама с бабушкой для Елизаветы Карповны. Антошка пробовала отказаться, но дети с такой радостью и готовностью шли на свою жертву, что даже мама разрешила Антошке положить сахар в чашку. - Мы оказались совсем близкие люди, - обратилась английская мама к своим детям, - наши папы на фронте, сражаются против общего врага. Наш папа в Африке, папа нашей гостьи в России. Даст бог, они победят. За окном прозвучал прерывистый звук сирены. - Отбой воздушной тревоги, - перекрестилась бабушка. - Почему вы не ходите в бомбоубежище? - спросила Елизавета Карповна. - Просто потому, что у нас их нет, - пожала плечами хозяйка, - а теперь на Лондон немцы стали запускать новое оружие "Фау-два", от которого не скроешься. - Лондон велик, - добавила бабушка, - весь его уничтожить нельзя. И почему бомба должна упасть на наш дом? Ну, а если будет божья воля, то и бомбоубежище не спасет. От судьбы не уйдешь... Гости стали собираться. Елизавета Карповна отколола от своего джемпера брошку из уральского камня и преподнесла ее хозяйке. - На добрую память! - О, какая прелесть! И вам не жаль расставаться с такой красивой брошкой? Антошка даже усмехнулась. "Вы еще не знаете моей мамы, - хотелось сказать ей. - Мама даже не умеет делиться: она всегда бывает рада отдать все". Расставались как старые, добрые друзья. Антошка уносила за пазухой теплого щенка и какое-то хорошее ощущение добра и света. Леди тоже вышла провожать новых знакомых. На прощание она облизала своего щенка, а заодно лизнула в щеку и Антошку, словно доверяла ей своего детеныша. Во дворе пахло гарью, на крыше соседнего дома зачехлялись зенитные орудия, по улицам шли пешеходы, осторожно пробирались машины. Зеленые, красные и желтые прорези в светофорах управляли ночным движением. Возвращались домой в метро. Нары на станциях были заполнены. Люди укладывались спать. Многие уже спали, кто укрывшись с головой и выставив голые ноги, кто во сне болезненно морщился от скрежета тормозов. Почти все лежали, обхватив одной рукой какой-то узел, видимо с оставшимся имуществом. Пахло крепким потом, детскими пеленками, было смрадно, мрачно. В освещенном вагоне метро мистер Пикквик высовывал из-за пазухи Антошки любопытный нос и вызывал восхищенные восклицания пассажиров. - Мама, ты, конечно, против мистера Пикквика? - спросила напрямик Антошка, когда они вышли из метро. - Я не против мистера Пикквика, а против щенка, - чистосердечно призналась мать, - но наши новые знакомые такие отличные люди, что их нельзя было огорчить отказом. Это был великодушный подарок. Собака у англичан почти священное животное. Вот только не знаю, что мы будем с ним делать в пути и в Москве. Да и как отнесется к новому жильцу Мэри Павловна. Но Мэри Павловна встретила мистера Пикквика чисто по-английски, с восторгом, и сразу заявила, что если они захотят продать этого очаровательного скотча, то только ей. Антошка, взяв щенка, унеслась к себе в комнату, быстро разделась и нырнула под перину, где лежали фарфоровые грелки с теплой водой. Грелку она положила себе под ноги, а щенка прижала к себе. Мама сделала вид, что ничего не заметила. - Мама, мне со щенком будет теплее. Он как грелка. У него нормальная температура тридцать девять, - оправдывалась Антошка. Елизавета Карповна промолчала. - Мамочка, может быть, тебе дать щенка, ты быстрее согреешься? - Ну уж нет. Брать собаку в постель в жизни не соглашусь, - ответила Елизавета Карповна. - Мистер Пикквик, - шептала Антошка под одеялом, - ты должен сделать все, чтобы моя мама тебя тоже полюбила, ты должен быть умницей, добрым. Щенок заскулил. Он ползал под одеялом, искал свою маму Леди и успокаивался только тогда, когда Антошка гладила его по спинке. Но стоило Антошке задремать, как щенок начинал опять метаться и скулить. Утром Антошка боялась взглянуть на маму, понимая, что у нее тоже была бессонная ночь. Но Елизавета Карповна не попрекала, а сказала только, чтобы Антошка быстро собиралась - надо ехать в Советское консульство оформлять документы. НЕТ, ОПЯТЬ НЕ ОН "Консульство Союза Советских Социалистических Республик" - гласила медная дощечка на фронтоне небольшого особняка. Перешагнули через порог и сразу очутились в родной атмосфере. На стене портрет Ленина, большая географическая карта с наколотыми коричневыми и красными флажками, рядом отпечатанная на машинке свежая сводка Совинформбюро. Секретарь консульства, молодой человек, выждал, пока посетительницы прочитают сводку, затем выслушал Елизавету Карповну и проводил ее в кабинет консула. Антошка осталась одна. Она заприметила на столе горку газет и журналов. Давно она уже не видела свежих советских газет. Стала перебирать их, отыскивая "Пионерскую правду". - Вы, наверно, интересуетесь "Комсомольской правдой"? - спросил молодой человек, вернувшись из кабинета. - Да, и "Пионеркой" тоже, - ответила Антошка, покраснев от удовольствия, что ее принимают за комсомолку. - Вот, пожалуйста. - Молодой человек протянул девочке тоненькую подшивку таких знакомых, дорогих сердцу газет, пришедших оттуда, с Родины. Последний номер "Пионерской правды" за 21 января 1944 года. Ленинский номер. Антошка впилась глазами в газету. На заголовке справа оттиск пятиконечной звезды с пионерским костром посередине и надписью "Всегда готов!". Над словом "Правда" фигурки девочки и мальчика, поднявших руку в пионерском салюте. Четверть страницы занимает портрет Владимира Ильича. Под портретом, как рапорт вождю, сводка событий на фронтах войны с 11 по 20 января. Военная газета! В ней стихи пионеров о Ленине, рассказ А. Кононова "Памятник", воспоминания шофера Владимира Ильича С. Гиля. Маленькая заметка на третьей странице "Наши товарищи" потрясла Антошку. В ней сообщалось, что фашисты нашли у мальчика Вани пионерский галстук. Озверевшие гитлеровцы сорвали с пионера одежду и повели его по снегу босого, повязав ему на шею алый треугольник. Расстреляли его на площади вместе с матерью. Антошка живо представила себе этого одиннадцатилетнего мальчика, стоявшего по щиколотку в снегу с голой грудью, на которой трепетал пионерский галстук, и посиневшую руку над головой, которая бессильно упала только после того, как прозвучал выстрел... А жизнь продолжается. Газета сообщает, что закончено строительство третьей очереди метро от Курского вокзала до Измайлова, что в Сокольниках состоялись состязания юных лыжников; ученица 644-й школы Надя Б. пишет, что сбылась ее мечта - она стала комсомолкой. Антошка вздохнула, аккуратно сложила газеты. Ей показалось кощунственным, что раньше она могла запросто завернуть в газету свой школьный завтрак, а потом бросить ее в корзину. И еще Антошку мучил один вопрос, который ей не терпелось задать молодому человеку и задать его не при маме. Наконец она собралась с духом: - Скажите, пожалуйста, вы не знаете Виктора, который ехал... нет, шел... ну, в общем, плыл в Англию через Атлантический океан, их корабль торпедировала вражеская подводная лодка, они двенадцать дней были потеряны в океане, потом попали на остров Святой Елены. - Как же не знать, знаю, - спокойно ответил секретарь консульства. Девочка ахнула. - И его можно увидеть? - заикаясь, спросила она. Молодой человек закурил сигарету, покопался в бумагах на столе и спросил: - У вас к нему дело? - Да... А впрочем, нет... Это, кажется, мой товарищ по пионерскому лагерю. Вы не знаете, он был горнистом в лагере? - Конечно, был. Антошка подскочила на месте. - Значит, это он. - А какой он из себя? - Секретарь консульства с любопытством рассматривал девочку. Серые глаза ее светились, она побледнела, и на носу обозначились яркие веснушки. - Он необыкновенный, - серьезно сказала она, - ни на кого не похож. Он шатен, надо лбом такой вихор ржаного цвета, глаза серые. Он играл в оркестре на трубе, отлично играл. Плавал как рыба. Любил полевые цветы. А когда началась война, ушел добровольцем на фронт. Он написал одной девочке... - Антошка замялась. - Ну, мне написал, что, когда у него кончатся патроны, он будет зубами грызть фашистскую гадюку. Он настоящий герой! Молодой человек затянулся сигаретой и решительно сказал: - Это не он. Как его фамилия? - Я не знаю. В пионерлагере его все звали просто Витька-горнист. - А в каком лагере вы подружились? - В лагере "Заре навстречу", на Азовском море. - Нет, не он. - А я уверена, что он. Ведь этот Виктор так мужественно вел себя, когда они дрейфовали в шлюпке. Он отдавал свою воду, последний глоток воды, женщине, а сам умирал от жажды. Так поступить мог только Витька-горнист. - Нет, нет, вы ошибаетесь, это не он. - Я должна увидеть его. Помогите мне. Мне очень, очень нужно. Молодой человек не мог выдержать умоляющего взгляда девчонки. - Ладно, - наконец сказал он, - я сейчас вам его покажу, и вы будете страшно разочарованы. Он вскочил со стула, побежал по коридору и скрылся за поворотом. Антошка стояла, приложив обе руки к груди. Да, сейчас появится Витька - узнает ли он ее? А если узнает, то спросит: "Что ты делала эти два года войны, какой подвиг совершила?" Что она ответит? Антошка уже раскаивалась в том, что решилась на встречу с Виктором. Секретарь консульства медленным шагом возвращался один, дымя сигаретой. - Вы не нашли его? - воскликнула Антошка. - Может быть, это даже к лучшему. - Ой! - схватился за голову секретарь. - Вы такое наговорили, что мне деваться некуда. Виктор с острова Святой Елены - это я. Антошка опустилась на стул, не сводя глаз с молодого человека. - Но я не был в пионерлагере на Азовском море, я никакой не герой, я был простым пассажиром на пароходе, не сражался с акулами, не усмирял океан, не открывал острова Святой Елены, не топил подводных лодок. Ваш Виктор, наверно, геройский парень, а я - нет. Хотя я был тоже пионером, был горнистом, хорошо плаваю, люблю цветы и тоже был добровольцем на фронте, но всего несколько месяцев. Да, я не тот Виктор, которого вы ищете. - Какое странное совпадение, - еле произнесла ошеломленная Антошка. - Да, вы не тот Виктор. - Я же говорил, что не тот, - весело и с облегчением рассмеялся Виктор. - А как поживают Петр Иванович и его жена Валентина Сергеевна? Это они, наверно, рассказывали вам о нашем путешествии? - Да, и они говорили, как геройски вы вели себя. - Ну, будет, будет об этом, - уже совсем сердито сказал Виктор. - Никакого геройства не было. ЭСТАФЕТА Из кабинета в сопровождении консула вышла Елизавета Карповна. - Вот моя дочь, - представила она. - Очень приятно. - Консул протянул ей руку. - Желаю вам счастливого плавания. Вашего супруга мы постараемся разыскать, чтобы он встретил вас в Мурманске. - Спасибо, а сейчас мы поедем к капитану парохода, - сказала Елизавета Карповна. - Вам не стоит ехать вдвоем, - заметил консул. - Вы поезжайте одни, а Виктор может показать девочке Лондон. Когда она его еще увидит... - Вы хотите проехаться по Лондону? - спросил Виктор Антошку. - Конечно. - Что вы хотите посмотреть? - спросил Виктор, когда они вышли на улицу. - Вы сами решайте. - Поедем в Гайд-парк. - Мы там уже были. - Поедем на Хайгетское кладбище, на могилу Карла Маркса. Сели в омнибус. Ехали на площадке второго этажа, Виктор говорил: - Видите парикмахерскую? Там женщинам делают чулки. - Почему в парикмахерской? - удивилась Антошка. - Потому что в Англии нет чулок, и женщины обратились в парламент с просьбой разрешить им ходить на работу без чулок. Парламент еще не решил этого вопроса, поэтому в парикмахерских рисуют женщинам на ногах шов, пятку, даже штопку могут изобразить, и похоже, что женщины ходят в чулках. Антошка недоверчиво пожала плечами. - При чем тут парламент? - О, недавно в парламент был внесен вопрос о том, могут ли офицеры авиации курить трубку или это считать приоритетом морских офицеров. Антошка рассердилась: - Вы предупреждайте меня, когда рассказываете анекдоты, а то я недогадлива. - Ну, честное слово, я не шучу. Вот мы сейчас будем проезжать мимо статуи Ричарда Львиное Сердце. Помните, по истории? Аношка пожала плечами. - Мы его в школе не проходили, но, кажется, я видела эту статую. Он на коне? - Да, вы не ошиблись, все короли изображаются на конях. Но этот был самый драчливый король. Он разорил Англию бесконечными войнами и умудрился прожить почти всю жизнь за границей. Вы видите, видите, у него надломлена шпага, это ее задело осколком снаряда. Так вот, в парламенте обсуждался вопрос, стоит ли реставрировать шпагу или закрепить ее надломленной в назидание потомству. - И что же решили? - По-моему, решение еще не принято. - Что же, парламенту больше делать нечего? - Ну что вы! Он обсуждает уйму вопросов, и часто дискуссии кончаются чуть ли не потасовкой. Но у англичан много причуд, непонятных для нас традиций, с которыми они не хотят расставаться. Например, прежде чем открыть сессию нового состава парламента, депутаты со свечами в руках спускаются в подвалы парламента. Когда-то, несколько столетий назад, парламент сгорел, и пожар начался откуда-то снизу, и теперь стало обычаем перед началом сессии осматривать подвалы. А дискуссии в парламенте самые современные. Больше всего сейчас спорят о втором фронте. - Вы не можете мне объяснить, почему англичане не открывают второго фронта? Ведь им тоже выгодно скорее кончить войну. Высадились бы в Европе, немцы стали бы драться на два фронта, мы их - с востока, англичане - с запада, и война давно бы закончилась. Ведь обещал же Черчилль. Кажется, все так просто, так ясно, а они тянут, тянут... - почти с отчаянием произнесла Антошка. Виктор улыбнулся. - Я не дипломат, но мне тоже ясно, что, если бы этот вопрос решал народ, второй фронт был бы давно открыт, но английским капиталистам выгодно, чтобы и мы и немцы истощили свои силы, и тогда они будут хозяевами положения. Европа будет у них в кармане. - Ну уж дудки! - авторитетно заключила Антошка. Пересели на другой омнибус. Ехали через восточный район Лондона - Истэнд. Антошку поразил нищенский вид кварталов, узеньких улочек, поперек которых протянуты веревки, и на них сушилось белье. По улицам бежали мутные потоки. Оборванные, грязные ребятишки возились в пыли. Ни деревца, ни одного зеленого кустика, низкие серые домишки перемежались с развалинами. Желтый, смрадный воздух становился все гуще, и дальше десяти - двадцати метров ничего уже не было видно. - Откуда такой желтый дым? - спросила Антошка. - Это желтый туман, - пояснил Виктор. - В Англии вы увидите желтые, синие, лиловые, белые туманы. Это зависит от того, откуда дует ветер. Если со стороны химических заводов - туман желтый, если со стороны моря - белый, дым металлургических заводов окрашивает его в черный цвет. Знаменитые лондонские туманы. Белые туманы называют смок, а цветные - смог. У ворот кладбища старые женщины и мальчишки продавали цветы. Букетики фиалок, пестрые анемоны, великолепные крупные красные гвоздики. Виктор купил два букета фиалок и один из них протянул Антошке. - Вы положите их на могилу Карла Маркса. Хайгетское кладбище походило на огромный город. Широкие проспекты, улицы, переулки, тупики. На центральных проспектах тяжелые гранитные склепы, кружевные мраморные часовни, острокрылые ангелы и высеченные из мрамора скульптурные портреты покойников. Все они застыли в своем величии, холодно смотрели на Антошку мраморными глазами, и казалось, что при жизни эти люди не умели ни улыбаться, ни радоваться и жили только для того, чтобы превратиться в эти каменные изваяния. С центрального проспекта свернули направо и пошли вверх. - Я был здесь только один раз, - сказал Виктор Антошке, - и теперь не помню точно, где эта могила. Антошке казалось, что могила Карла Маркса должна быть в центре кладбища и обязательно на холме. Виктор обратился за помощью к пожилому человеку, шедшему рядом. Старик остановился и, опершись на палку, внимательно посмотрел на молодого человека. - Юноша, Карл Маркс был великим человеком, жил для простых людей и похоронен вместе с ними, а вы ищете его среди лордов. Идите прямо и направо, - показал он палкой. В длинном ряду маленьких мраморных и гранитных плит, тесно уложенных друг к другу, Виктор наконец разыскал могилу Карла Маркса. На серой гранитной плите было высечено: ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ ЖЕННИ МАРКС. 1814-1881 г. КАРЛ МАРКС. 5. 5. 18 - 14. 3. 83 г. АНРИ ЛОНГЕ ЕЛЕНА ДЕМУТ... Никакого памятника, никаких пышно цветущих роз. Серая плита в рамке желтого гравия, и на ней засохший прошлогодний дубовый листок. Виктор положил на плиту фиалки. Антошка развязала свой букетик и рассыпала цветы по могиле. - Можно мне взять на память? - Антошка подняла дубовый листок и разгладила его на ладони. - Конечно. Неподвижный дуб распростер над великой могилой свои сильные жилистые ветви, в бурых каплях еще не распустившихся почек. И под ним стояли комсомолец и пионерка Страны Советов, оба в молчаливом изумлении, стараясь постигнуть связь времен и событий, Карл Маркс вдруг перестал быть только пышнобородым стариком с юношескими глазами и челом мыслителя, далеким и лишенным реального облика. Он представился живым, близким. Здесь в апреле 1881 года он беззвучно рыдал над свежей могилой своего друга и любимой жены Женни. Здесь в марте 1883 года Фридрих Энгельс над открытой могилой Карла Маркса произнес вещие слова: "Имя его и дело переживут века". Здесь похоронены внук и служанка семьи Маркса. Антошка впервые поняла, что этот добрый и мудрый человек предрешил когда-то и ее судьбу, судьбу маленькой московской девчонки. Сорок лет назад Владимир Ильич Ленин вместе с делегатами II съезда партии стоял в глубоком молчании у этой могилы, как бы принимая эстафету великого учителя. Владимир Ильич бывал здесь не раз с Надеждой Константиновной, с боевыми друзьями и, коснувшись пальцами серого камня, тоже рассыпал на нем живые цветы... И теперь на этом месте стоят комсомолец и пионерка первой и пока единственной страны социализма и тоже принимают эстафету борьбы и верности. Маленький пористый серый камень. Таких много на Хайгетском кладбище. К нему ведет одна из многочисленных тропинок, только она глубже других, протоптанная тысячами людей. Серый камень отполирован тысячами ладоней, с глубоким почтением и благодарностью касавшихся надгробия. Виктор поднял голову. - Пойдем? - тихо спросил он. - Пойдем, - прошептала Антошка. Все еще боясь нарушить молчание, Антошка осторожно ступала по хрустящему гравию. По этой самой тропинке шел Энгельс, шел Владимир Ильич и сейчас идет она, советская девчонка Антошка. На повороте она оглянулась, чтобы запечатлеть в памяти маленькую каменную плиту - единственную, неповторимую. Над кладбищем плыла мягкая тишина, только похрустывал гравий под ногами. - Подумать только, - как бы продолжая свои мысли вслух, сказал Виктор, когда они вышли с кладбища, - в королевской Англии жили, работали и создали "Манифест Коммунистической партии" К