т из себя общество, включающее в свой состав мошенников всевозможных национальностей. Оно весьма многочисленно, и члены его принадлежат к различным классам. Средства его громадны, и оно не брезгует никакими способами для их увеличения. Невозможно описать изумление наших друзей, когда они из уст своего сыщика услыхали эту косвенную апологию Невидимых. - Милостивый государь, - заметил ему граф д'Антрэг, - ваши слова бесконечно удивляют меня... - Я понимаю, что вы удивлены, граф, но все-таки попрошу у вас позволения еще несколько времени злоупотребить вашим вниманием. Распространяться о Невидимых я не буду. Я позволю себе только сказать несколько слов об устройстве их общества. Оно разделяется на несколько отделов; в каждом отделе есть свой коновод; коноводы, или начальники отделов, подчинены атаману, которого никто, кроме старших, не знает. Вас преследует, собственно, петербургская шайка. Отец вашей невесты был однажды вынужден дать обязательство после своей смерти предоставить весь свой капитал в пользу шайки. В этом смысле уже составлено духовное завещание на имя одного лица из Невидимых. - Он дал такое обязательство? Но каким же образом могли его принудить? - Не могу вам этого сказать, но факт остается фактом. Однако Невидимые дали ему одну льготу: он освобождается от обязательства обездолить свою дочь, если она выйдет замуж за одного из Невидимых или если муж ее вступит в шайку... - Я?.. Никогда!.. Я, граф д'Антрэг, и вдруг вступлю в общество каких-то шантажистов!.. Но напрасно они хлопочут: я не гонюсь за деньгами, мне не нужно их. Пусть они берут их себе, раз уже захватили. - Позвольте, граф. У невесты вашей есть еще свое собственное состояние, наследство ее матери, заключающееся в богатейших серебряных рудниках на Урале. Это состояние находится в пожизненном владении отца; отчуждать его он не имеет права, и оно после его смерти перейдет к вашей невесте, а следовательно, к вам. Невидимые не хотят это допустить и не допустят. Вот почему они и препятствуют вашему браку; вот вам и тайна исчезновения Надежды Павловны. - И это напрасно. Я никогда и ни при каких обстоятельствах не откажусь от своей невесты. - Есть отличный способ согласить обоюдные интересы. - Какой это? - Вступить в русское подданство, что необходимо потому, что земли и рудники лежат в России, следовательно, в сфере деятельности петербургской шайки, и затем сделаться членом общества Невидимых. - Вам поручили сделать мне это предложение? Сыщик прикусил язык. Он понял, что хватил через край, но продолжал с невозмутимым спокойствием: - Никто мне ничего не поручал, но во время пребывания в Петербурге я входил в сношения с Невидимыми и узнал их взгляды и намерения. - Мне часто приходилось встречаться с их лазутчиками, но почему же они никогда не говорили мне ничего подобного? - Не знаю. Но что бы вы ответили на такое предложение? - Знайте, милостивый государь, что я никогда не переменю подданства и никогда не вступлю в бесчестное сообщество. - Уверяю вас, граф, что об этом стоит подумать... - Это что же такое? Угроза? - Это предостережение. Граф, я не вижу иного средства вас спасти. Много мер перепробовали с вами Невидимые, и эта, как я слышал, последняя. Если вы откажетесь от их предложения, то с вами покончат навсегда. До сих пор вас щадили, но теперь... Я, право, не знаю, какими судьбами вам удалось сегодня ночью избавиться от них... Эти четыре трупа... И потом, я должен вас предупредить, что ваш нагарнук Виллиго изменяет вам. Я имею положительное доказательство, что он знается с лесовиками и дал им обещание содействовать вашей гибели... - Нет, барон, уж это вы оставьте. Я вам советую заниматься только Невидимыми, а туземцев уж вы предоставьте нам. И это будет даже лучше для вас самих, иначе мы не можем ручаться за вашу жизнь. - Честное слово, граф, я вас совершенно не понимаю! - Виллиго не такой человек, чтобы простить подозрения в измене; к тому же он дикарь и не остановится ни перед чем. - Из ваших слов, граф, я вижу, что этому туземцу вы верите больше, чем мне. - Я не то хотел сказать. Я хотел только внушить вам, что Виллиго стоит выше всяких подозрений. Да вот вам доказательство: неизвестные злодеи нынешней ночью дали мне какого-то усыпительного средства, выкрали меня из гостиницы, посадили в карету и повезли. Виллиго спас меня один. Он убил моих похитителей... - Может ли это быть?.. - А между тем это так. Найденные четыре трупа - дело его рук. Сыщик совершенно оторопел и не знал, что сказать. - Вы теперь видите сами, сударь, - продолжал граф, - что мы не можем сомневаться в честности Виллиго... Но оставим это. Поговорим лучше о нашем деле. Скажите, что, по вашему мнению, могут предпринять против меня в настоящее время Невидимые? Говорите откровенно. - Откровенно, граф? Вы позволяете? - Разумеется. Я вас об этом прошу. - Так я должен вам сказать, что вы теперь совершенно находитесь в их руках, и вам нет никакого спасения, кроме... - Что вы хотите этим сказать? - То, что вам нет иного выбора, как согласие на два упомянутых мною условия или же смерть. - Как вы смеете мне так говорить? - Я просто снимаю наконец маску. - Значит, вам поручено моими врагами... - Теми, кого вы совершенно напрасно считаете врагами... - Но кто же вы наконец? При этом вопросе сыщик выпрямился и для вящего эффекта медленно, раздельно проговорил: - Я... член... общества... Невидимых. Три друга вскрикнули от удивления и гнева и вскочили с своих мест, хватаясь за револьверы. - Ни с места, - сказал самозваный барон де Функаль, - или вы погибли! Дрожа и бледнея от негодования, граф д'Антрэг, Дик и Лоран остановились в оборонительном положении. - Итак, вы завлекли нас в гнусную западню! - сказал с презрением Оливье. - Вы получили деньги и с нас, и с Невидимых. - Вы ошибаетесь. К обществу Невидимых я принадлежу вот уже десять лет. Когда господин Лоран приехал в Париж за сыщиком, мои начальники велели мне ехать с ним. Я не мог ослушаться и отправился в Мельбурн. - На наш счет! - И это неправда; кредит, открытый вами для меня в Париже и здесь, остался нетронутым... Мне даны были относительно вас широкие полномочия, но меня тронула ваша молодость, и я решился дать вам возможность спастись. Я не враг вам, право. Это я выхлопотал позволение заключить с вами договор. Примите наши условия... Подумайте, граф... Господа, вы, кажется, желаете добра господину д'Антрэгу. Посоветуйте ему не упрямиться. Дик и Лоран презрительно промолчали, а граф Лорагюэ твердо отвечал: - Никогда! И пожалуйста, не говорите больше об этом. - Как угодно. Только уж потом на меня не пеняйте. - Вы подло поступили со мною; вы обманули доверие моего отца, обманули доверие Лорана, вы заманили меня в западню... - Граф, я на вас не сержусь за эти слова. Скажу одно: вы все вините меня. Но вспомните, что я только орудие... что я действую так, как мне велено, что я не смею ослушаться. Я не имею права отказаться даже от бесчестного поручения. И клянусь вам, граф, мне моя роль в этом деле невыносимо тяжела, так тяжела, что я и сказать не могу. Недаром же я употребил все усилия вас спасти... и Бог видит, как мне грустно, что эти усилия не достигли цели. Сыщик произнес эти слова с таким волнением, что доброму графу Лорагюэ на минуту даже сделалось его жаль. Но он ничего не сказал в ответ и обратился к своим друзьям: - Пойдемте, господа. - Ради Бога, граф, опомнитесь! - проговорил с мольбою сыщик. - Примите наши условия, умоляю вас. - Прощайте! - вместо ответа возразил граф. И он направился к двери гостиной, сопровождаемый Лораном и Диком, которые не спускали глаз с консула. Переступая через порог комнаты, граф обернулся и увидел, что барон де Функаль как бы в бессилии упал в кресло. Друзья вступили в узкий коридор, который вел в переднюю. Вдруг зазвенел электрический звонок, и в ту же минуту с потолка, как две молнии, спустились две тяжелые металлические доски и заняли всю ширину коридора, одна впереди, другая сзади. Три друга очутились в темном пространстве, ограниченном четырьмя глухими стенами. IX Виллиго и Блэк. - Недоумение туземца. - Что сталось с его братом Тиданой? - Прибытие Джильпинга. - Песня нагарнукского воина. - Советы Джильпинга. Все трое отчаянно вскрикнули; Оливье, как более слабый, от гнева и ужаса лишился чувств. Лоран с воплем упал на тело своего барина, и только канадец сохранил полнейшее хладнокровие. Он поднял своих упавших друзей и начал приводить их в чувство. - Барин мой, бедный барин! - пролепетал Лоран, первым придя в себя. - Где мы? - было первым словом Оливье. - Мы погибли! Погибли все трое!.. О Боже мой! - Ну это еще мы посмотрим, - возразил канадец. - Мы бывали и не в таких переделках... Возвратимся, однако, к Виллиго. Расставшись с друзьями, Черный Орел пошел на пристань, где накануне условился сойтись с Коануком. Он сообщил молодому воину принятое утром сообща решение покинуть Мельбурн и поручил ему предупредить лесовиков, чтобы те приготовились тронуться в путь через двое суток. Потом, завернувшись в плащ, Черный Орел целый вечер пробродил около "Чертова кабачка", чтобы лично узнать число негодяев, которых соберет для предстоящей экспедиции мистер Боб. К ночи он вернулся в гостиницу ужинать, но, к удивлению своему, не застал никого дома. Ужин между тем был уже давно подан. Блэк спал в комнате своего господина. Увидав Виллиго, он подошел к нему и приласкался. Дикарь стал задумчиво гладить мягкую густую шерсть верного пса. Между тем часы проходили, а отсутствующие не возвращались. Ужин был сервирован a la russe, то есть все кушанья были поданы на стол разом на блюдах, покрытых колпаками и поставленных на грелки с горячей водой для поддержания высокой температуры. Черному Орлу надоело ждать, и он решился поужинать один или, правильнее, в обществе Блэка, который уже давно положил на стол передние лапы и нюхал аппетитный запах блюд. Как все дикари, Виллиго был одарен замечательным аппетитом. Когда ему случалось ужинать или обедать одному, то он поедал все, что подавалось на троих, приводя своей прожорливостью в несказанное удивление прислуживающих за столом лакеев. Только что он хотел присесть к столу и приняться за утоление своего голода, как на дворе гостиницы раздались под окнами нестройные звуки, похожие на ослиный крик. Блэк залаял и выбежал в дверь. Черный Орел, подстрекаемый любопытством, встал, подошел к окну и выглянул во двор. На дворе стоял не кто иной, как мистер Пасифик, осел мистера Джильпинга, который изволил только что прибыть в Мельбурн из страны нагарнуков. Мистер Пасифик и мистер Джильпинг в один день проделали большой путь в сопровождении молодого нагарнукского воина по имени Менуали (что значит "кенгуренок"), а так как почтенный осел был воспитания нежного, то, разумеется, очень устал и выражал свой протест весьма жалобным, но и весьма неприятным криком. Виллиго поспешил сойти вниз навстречу толстому англичанину. Старые знакомцы обменялись крепким рукопожатием. - О джентльмен, - затянул своим певучим голосом британец, - я душевно рад вас видеть. Менуали сделал своему вождю честь на туземный манер, дотронувшись рукой сначала до земли, потом до своего лба. Джильпинг продолжал: - Граф д'Антрэг дома, я полагаю? Благодаря десятилетней совместной жизни с Диком Виллиго выучился английскому языку и мог на нем свободно объясняться, хотя и избегал этого. Поэтому он без труда вступил в разговор с Джильпингом. Он объяснил англичанину, что французы остановились действительно в этой гостинице, но что сейчас их нет дома: они-де, вероятно, ушли обедать во французский ресторан. Вместе с тем он предложил мистеру Джильпингу разделить с ним приготовленную трапезу. Последнее предложение британец принял с большим удовольствием. Он проголодался с дороги, и, кроме того, в последнее время ему приходилось питаться исключительно туземными блюдами, которые ему оказались сильно не по вкусу. Собственные же его запасы консервов успели давно выйти. - Господи, - пожаловался он Черному Орлу, - какою гадостью меня там кормили: мясо опоссумов, лягушек, ящерицами... бр!.. У Виллиго, напротив, даже слюнки потекли, когда он услыхал название этих лакомств. - О нет, - возразил он, - это очень вкусно. Very fine, гораздо лучше кушаний белых людей, Воанго! Воанго - это было имя, которым стал называть Виллиго англичанина. Слово это означат одну странную австралийскую птицу, у которой на носу есть некрасивый, отвисающий вниз мясистый придаток. В первое время своего знакомства с англичанином Виллиго постоянно видел его с кларнетом во рту и вследствие этого нашел в нем сходство с упомянутой птицей. Услыхав, как его величает дикарь, Джильпинг обратился к Дику за разъяснением. Канадец, не желая обижать добродушного толстяка, уверил его, что имя Воанго просто перевод его настоящего имени на нагарнукский язык. Англичанину название очень понравилось, и он в следующем же письме к председателю географического общества подписался "Джильпинг Воанго", не подозревая, что сам называет себя именем весьма тяжелой, неповоротливой и неуклюжей птицы. Британец и австралиец принялись уничтожать поданную пищу. Лакей смотрел и изумлялся до того, что даже не заметил, как выронил из рук салфетку, с которою он стоял за стулом Виллиго. Ему первый еще раз в жизни приводилось видеть вместе двух таких замечательных едоков. Джильпинг приканчивал уже восьмую тарелку супа из черепахи, любимого национального блюда англичан: как известно, на суп идут только морские черепахи, а море - это сфера англичан. Повсюду, где только встречается морская вода, там англичанин чувствует себя дома! Вот почему и морская черепаха сродни англичанам. Ни одно торжество или празднество не обходится у них без супа из черепахи. Это блюдо ежедневно стоит в меню королевских обедов; если лорд-мэр не подал бы на своем большом официальном обеде суп из черепахи, то, вероятно, в Сити произошла бы целая революция. Когда высокопочтенная корпорация канатчиков, почетным председателем которой был мистер Гладстон, приглашает премьера, то нанесла бы ему настоящее оскорбление, не предложив за обедом супа из черепахи. Словом, одна Англия уничтожает в один день в десять раз больше супу из черепахи, чем существует на свете черепах. Но тут кроется маленькая тайна. Так как черепахи сравнительно редки и за ними приходилось посылать суда в дальние плавания, что обходилось страшно дорого, то остроумная фирма "Block Well and Cross", а за ней и другие додумались заменить черепаху телячьей головкой, которая с помощью надлежащей приправы и значительного количества кайенского перца могла дать полную иллюзию настоящего супа из черепахи. С этого времени вся Англия, все ее колонии и все многочисленные путешественники-англичане, от мыса Горн до крайних пределов Камчатки, благополучно обедают излюбленным супом из черепахи. Не переставая поглощать тарелку за тарелкой любимый суп, англичанин сообщил Виллиго о причинах своего приезда в Мельбурн: во 1-х, ему нужно было возобновить свой запас Библий, который совершенно истощился, а без этой священной книги он не мог предпринять проектированного путешествия в страну нготаков и нирбоасов, которые являлись наиболее значительными, после нагарнуков, туземными племенами Центральной Австралии; во 2-х, он желал обратить в деньги поднесенные ему канадцем золотые самородки и переправить эти деньги почтенной миссис Джильпинг; она в его отсутствие посвящала весь свой досуг воспитанию пятнадцати мальчиков и мисс, которыми Господь благословил их супружество; в 3-х, в довершение всего он был рад воспользоваться случаем повидать своих друзей. После обеда Виллиго предложил своему сотрапезнику сходить вдвоем в ресторан Колле и узнать, отчего так долго не возвращаются друзья. Его начинало беспокоить их долгое отсутствие, а недавнее покушение на графа действительно давало повод опасаться всякой неожиданности. Австралиец и англичанин пришли в ресторан, но там им сказали, что граф д'Антрэг со своими товарищами в этот раз не обедали у Колле. Виллиго задумчиво вернулся в отель. Тревога его росла. Джильпинг под влиянием сытного обеда разговорился и все время болтал без умолку, оглушая Виллиго вопросами. Наконец Черный Орел вышел из терпения. - Воанго говорит слишком много, - заметил он. - Не мешало бы ему помолчать! - А что? - встрепенулся англичанин. - Разве это опасно? - Пусть Воанго помолчит. Черный Орел будет говорить тогда, когда поблизости не будет нескромных ушей. Джильпинг последовал совету нагарнука и промолчал всю дорогу до гостиницы. Придя туда, Виллиго узнал, что друзей все еще нет, и окончательно убедился, что с ними случилось недоброе. Но что именно? Решить этот вопрос Виллиго не мог. У него не было ни малейшего признака, ни малейшего следа, за который бы он мог ухватиться. Одно он мог считать несомненным, это то, что итальянский консул замешан в таинственном исчезновении. Черному Орлу оставалось одно: отомстить за друзей, если уже поздно было их спасти. И Джильпингу пришлось быть свидетелем дикой, ужасной сцены, во время которой он забился в угол и затаил дыхание. Черный Орел дал полную волю своей ярости. Выкрикивая громкую клятву устроить своему брату Тидане и его друзьям пышные поминки, Виллиго сбросил с себя плащ и, оставшись в первобытном костюме нагарнукского воина, взмахнул своим бумерангом. Потрясая им над головою, он запел или, вернее, завыл дикую воинственную песню, в которой говорилось о том, как Черный Орел отомстит врагам, как он выклюет им глаза, растерзает сердце и выпотрошит внутренности. Минут с двадцать продолжалось это вытье, сопровождаемое ужасной пляской, после чего дикарь как будто немного успокоился. Он закурил трубку, сел, скрестив ноги, на пол и погрузился в раздумье. У Джильпинга несколько отлегло от сердца, а то он уже думал, что дикарь сошел с ума. Успокоившись, Виллиго припомнил храбрую помощь, оказанную Джильпингом своим друзьям во время бегства их из дундарупского плена, и откровенно рассказал ему события последних дней. - Воанго храбр, - закончил он свой рассказ, - Черный Орел готов выслушать, что он скажет и посоветует. - Уверен ли Виллиго, - спросил Джильпинг, что его друзей не задержало какое-нибудь дело? - Теперь люди спят, а не дела делают! - Правда. Но не засиделись ли они в каком-нибудь клубе? - Они дали бы мне знать. - Может быть, они встретились с кем-нибудь из знакомых? - И этого нет. Здесь у них нет никаких знакомых. - Так уж я не знаю, что и думать. Быть может, их поймали в какую-нибудь западню... португальский консул, например... - Так что же тогда делать? - По-моему, вот что: нынче ночью схватить консула и удержать его заложником... если это удастся. Виллиго одним прыжком вскочил на ноги и вскричал: - Воанго - великий вождь!.. Нынче же ночью консул будет нашим пленником. Пусть Воанго ждет меня здесь, а я пойду за своими воинами! Виллиго выбежал вон, а Джильпинг остался один с Менуали и занялся на досуге своими минералогическими коллекциями. X Чай эсквайра Джильпинга. - Мысли Блэка. - Они здесь! - Засада. - Пять трупов. Наконец Джону Джильпингу надоело ждать. Он позвонил и велел подать себе чаю. Опорожнив один целый большой чайник, закусив сандвичами и сыром, англичанин достал кларнет и принялся за свои обычные псалмы. На семнадцатом куплете игру его прервал пропадавший где-то Блэк, который вбежал в комнату, схватил Джильпинга за сюртук и начал тащить к двери. Джильпинг понял, что собака хочет куда-то его вести, но не решился уходить из гостиницы до возвращения Виллиго. - Понимаю, чего тебе надобно, - говорил англичанин собаке, стараясь вытащить у нее полу сюртука, - но подожди, пока вернется Виллиго, тогда и пойдем. Но собака не слушалась и продолжала настойчиво тащить Джильпинга, который, хотя и упираясь, начал понемногу подвигаться к двери. К счастью, на эту сцену в комнату вошел Черный Орел и вывел Джильпинга из затруднения. Увидев, что делает собака, он радостно вскричал: - Блэк нашел своего хозяина! Собака бросила Джильпинга, подбежала к вождю и начала делать с ним то же, что и с англичанином. - Хорошо, я пойду с тобою. Воанго, уступите мне Менуали, а сами оставайтесь по-прежнему здесь. Он для меня будет полезнее, чем вы, в случае если придется действовать бумерангом. Черный Орел выбежал вон за Блэком, который побежал вперед, радуясь, что его наконец поняли. Гостиница в Австралии - это настоящий базар, день и ночь открытый для провожающих. В общих залах день и ночь не прекращаются суета, ходьба, хлопанье дверями, день и ночь бегают торопливые лакеи, разделенные на несколько смен. В эту ночь в одной из зал "Восточной гостиницы" происходил большой митинг золотопромышленников, грозивший затянуться до позднего утра. Съехавшись на праздник, эти господа воспользовались случаем совместно обсудить свои общие интересы. Кроме того, недавно открылся большой спрос золота для нового правительства, которое собиралось чеканить свои собственные соверены, то есть золотые монеты стоимостью 1 фунт стерлингов. Джильпинг, никогда и ни при каких обстоятельствах не забывавший своих выгод, положил в карман крупный самородок и спустился в залу, чтобы попросить оценить его. Едва он вытащил его из кармана и показал собравшейся публике, как со всех сторон раздались крики восторга и изумления. К нему стали приставать с вопросами, где, на каком прииске добыл он такую драгоценность. Хитрый англичанин сказал, что он и сам не знает, с какого прииска этот самородок, что он получил его в уплату от одного диггера. Эксперты тут же оценили его в 4 фунта 5 шиллингов за унцию, которых в английском фунте считается 12. А так как Пасифик нес на себе около 600 фунтов такого золота, то, следовательно, богатство Джильпинга могло быть оценено теперь в 700000 франков с лишком. Волнуемый приятными мыслями, Джон Джильпинг отправился в контору гостиницы записываться и спросить себе комнату. Комнаты не оказалось свободной ни одной, но управляющий, узнав, что мистер Джон Джильпинг друг тех путешественников, которые так щедро за себя платят, предложил ему в саду просторный павильон из двух комнат. Джильпинг согласился и перенес туда свою "минералогическую коллекцию", полагая, что в павильоне она будет сохраннее. Затем он сделал визит Пасифику, который усиленно жевал засыпанный ему в ясли овес, и удалился в свои апартаменты, чтобы предаться безмятежному отдыху. Между тем Виллиго по выходе из гостиницы велел своим воинам идти за собой сзади, предупредив, что в случае надобности подаст им сигнал криком гопо. Насколько "Восточная гостиница" блистала огнями, насколько же в остальном Мельбурне было темно и тихо. В это время залежи угля не были еще открыты в Австралии, и газовое общество не могло снабжать город осветительным материалом на всю ночь. В час ночи все газовые трубы запирались, и город, если не было луны, погружался в совершенный мрак. В описываемую ночь луны не было, и на улицах стояла непроглядная темнота. Только необыкновенная зоркость дикаря помогала Виллиго пробираться по улицам за Блэком, черная шерсть которого увеличивала трудность следить за ним. Согнувшись в три погибели и не сводя глаз с двигавшейся перед ним черной точки, тихо крался вдоль стен нагарнукский вождь, точно легкая, бесплотная тень. За ним поодиночке, также неслышно, тянулись гуськом его воины. Блэк, не уменьшая своей быстроты, пробежал всю Ярро-стрит, потом улицу Королевы Елизаветы, пересек Стрэнд и побежал по Сент-Стивенскому проспекту. Он бежал уверенно, зная хорошо дорогу и чуя сзади себя шаги Виллиго. Нагарнукский вождь по этому признаку догадался, что умный пес уже успел открыть настоящий след своего господина. "Что-то откроется теперь? - думал Черный Орел. - Хорошо, если еще можно будет их спасти. Но как же беспощадно я отомщу, если Тидана окажется убитым!" Вдруг дикарь невольно содрогнулся всем телом. Блэк остановился. Виллиго торопливо подошел к собаке. Черный пес поднялся по ступенькам подъезда какого-то красивого дома на самом конце Сен-Стивенского проспекта и привстал на задние лапы, а передними оперся о богатую резную дверь, повернув голову к Виллиго. - Ну что же, Блэк? - спросил подошедший дикарь. - Господин Оливье тут, что ли? Услыхав имя своего господина, собака опустила морду и начала усиленно нюхать под дверью, махая при этом хвостом. "Значит, здесь, - убедился Виллиго. - Животное нашло след... Оно чувствует, что они здесь, и царапается в дверь". Блэк глухо заворчал, как бы подтверждая мысль дикаря. Собака как бы негодовала на то, что дверь не отворяется. "Конечно, они здесь и, вероятно, в плену, - сделал Черный Орел свой окончательный вывод. - Но чей же это дом?" Дикарь отошел в сторону и начал осматривать окрестность. Неподалеку виднелся собор, налево сквер принца Валлийского. Виллиго начал припоминать. "Да, так и есть!.. Это..." И Черный Орел едва не вскрикнул. Это был дом Португальского консульства. Следовательно, Черный Орел был прав в своих подозрениях, которые тщетно старался внушить Дику. Белый шпион оказался предателем. Вероятно, Тидана и его друзья отправились к консулу в гости, а тот взял да и задержал их всех. Вместе с тем у Виллиго явилась надежда. Что-то шептало ему, что еще не поздно, что еще можно спасти друзей. Виллиго обладал чрезвычайно быстрым соображением. Он сразу понял, что силою ничего не возьмешь, а ночью не поможет и хитрость. Днем можно было войти в дом белого человека и броситься с воинами вслед за ним, но возможно ли было дожидаться дня? Теперь был еще только пятый час. Он задумался, опустив голову на грудь. Через несколько времени он вновь ее поднял и бодро выпрямился. В его голове составился до дерзости смелый план, в котором отводилась, между прочим, роль и Джону Джильпингу. Черный Орел оставил Вивагу караулить подъезд консульства, а сам с остальными воинами побежал в гостиницу посоветоваться с англичанином. Блэка он побоялся оставить возле дома и взял с собою, привязав на веревку. Оставив воинов на улице, Виллиго вошел в гостиницу один. Коридорный проводил его в павильон, занимаемый англичанином, который в это время сладко спал и видел во сне, что будто он уже не просто Джильпинг, а лорд Воанго, английский премьер, и читает в палате написанную им тронную речь. Вот его приветствуют аплодисментами... Аплодисменты так громки, что лорд Воанго просыпается... и что же? Оказывается, что в двери павильона изо всех сил стучит Виллиго. - Отворите, Воанго!.. Да отворяйте же! Джильпинг вскочил, как встрепанный, и впустил нагарнука. Увидав, что дикарь один, он вскричал с глубокою, искреннею грустью: - Они погибли? - Не знаю, но дело, по всей вероятности, очень плохо. И Черный Орел наскоро познакомил Джильпинга с последними происшествиями. Окончив рассказ, он прибавил: - Если Воанго поможет Черному Орлу, то наши друзья будут немедленно спасены! - Я к твоим услугам, - отвечал англичанин. - Хорошо. Черный Орел расскажет тебе одну историю, а ты соображай. - Я слушаю. - Два года тому назад Черный Орел был в Мельбурне, и вот что он видел: один скваттер заболел и, чувствуя приближение смерти, послал ночью за консулом своей страны, чтобы тот засвидетельствовал ему завещание. - Очень возможно, - отвечал Джильпинг. - Консулы обязаны свидетельствовать все бумаги подданных своего государства. - Хорошо, Воанго. Так скажи мне: всегда ли это так бывает? - Обязательно. Если умирающий пригласит своего консула, то консул не вправе отказаться. - Так пусть Воанго заболеет и позовет к себе португальского консула. - Это для чего? - удивился Джильпинг, не отличавшийся быстротою соображения. - Чтобы Черный Орел и его воины тем временем проникли в консульский дом и освободили пленников. Джильпинг изумленно взглянул на дикаря. Считая Черного Орла человеком низшей расы, он никак не мог поверить, чтобы ему в голову могла прийти такая блестящая мысль. - Неужели Воанго колеблется? - с тревогой спросил нагарнук. - О нет, нисколько. Для наших друзей я на все готов! - Спасибо тебе! Воанго теперь друг Виллиго, а это нечасто бывает! - заметил дикарь и рассмеялся своему невинному каламбуру. Воанго - болотная неуклюжая птица, служащая обыкновенно добычею орла. Джон Джильпинг не понял каламбура и рассмеялся тоже, иначе он бы, наверное, обиделся. Черному Орлу пришла мысль поистине гениальная и при данных обстоятельствах, быть может, единственно исполнимая. Как ни был хитер и лукав барон де Функаль, иначе m-r Люс, но и ему не могло бы прийти в голову, что для него расставят западню в самой людной гостинице Мельбурна. Оставалось только обдумать подробности проекта. Самый лучший способ исполнения придумал опять-таки Черный Орел. Португальский консул не имел понятия о Джильпинге, поэтому трудная задача завлечь дипломата в гостиницу выпала на долю англичанина. Басню придумали необыкновенно простую: будто бы друг Джильпинга, португалец родом, собирался вернуться на родину, составив себе в Австралии огромное состояние, но на пути заболел в Мельбурне и, чувствуя приближение смерти, пожелал написать завещание. С этой целью он-де и приглашает к себе своего консула, чтобы завещание вышло по всей форме и не подало впоследствии повода для оспаривания. Все это предполагалось произнести перед сыщиком с подобающей интонацией и с ловко разыгранным волнением в конце речи. Звание члена Лондонского географического общества, подтвержденное дипломом, должно было окончательно успокоить сыщика. Остальное подразумевалось само собою: Виллиго с своими воинами, спрятавшись в соседней комнате, бросятся в решительную минуту на консула, свяжут его и затем ворвутся в консульский дом. Тут Джильпинг вставил от себя замечание: - Но ведь консул может взять с собой несколько человек провожатых! - сказал он. - Тем лучше: меньше народа останется в консульстве! - возразил Виллиго. - Но ведь тогда произойдет борьба... - Не бойся, Воанго. Они и ахнуть не успеют, как мы их схватим и свяжем. - Так для этого нужно, чтобы кто-нибудь лег на постель; иначе у них сейчас же явится подозрение. - Правда твоя, Воанго. Хорошо, в постель лягу я. Как только он подойдет ко мне, я кинусь к нему на горло. - Этого мало, Виллиго. Нужно, чтобы кто-нибудь сидел около больного, покуда я хожу, и встретил бы нас. Я знаю, что за народ европейские сыщики: чуть немножко что не так - сейчас же заметят. - Воанго опытный муж, он настоящий муж совета! - заметил Виллиго. Почтенный Джильпинг заботился об этих предосторожностях просто потому, что желал сберечь отца для своего многочисленного потомства, супруга для миссис Джильпинг и будущего баронета для Соединенного Королевства. Он позвонил. Вошел коридорный. В то время в Австралии коридорные при гостиницах были все народ отпетый, отчаянный. - Хочешь заработать в два часа сто долларов? - спросил коридорного англичанин. - А что для этого нужно сделать? - Покуда я хожу, побыть здесь с этим вот господином, ничему не удивляться, что бы ни пришлось тебе увидать и услыхать, отворить дверь, когда я вернусь, и быстро исчезнуть вон. - All right, sir (хорошо, сэр). Джильпинг попал очень удачно: коридорный был человек небезгрешный и боялся властей, как, огня. С его стороны нельзя было опасаться доноса или даже простого разглашения. - Вот тебе сто долларов. Коридорный сунул деньги в карман, переменил во рту табачную жвачку и преважно развалился на диване. - Так я ухожу! - сказал Джильпинг. - Подожди, я сейчас впущу моих воинов! - возразил вождь. Через несколько минут в комнату вошли пять нагарнуков. Они сбросили с себя плащи и остались в национальных военных костюмах. Коридорный, будучи весь поглощен сплевыванием табачного осадка изо рта в таз, стоявший от него в нескольких шагах, не обратил на вошедших никакого внимания. Джильпинг обменялся с Виллиго крепким рукопожатием. Торжественность минуты сблизила на этот раз двух людей столь различных между собой по племени, по воспитанию, по взглядам и убеждениям. Проходя двором гостиницы, Джильпинг взял с собою рассыльного, которых держат при гостиницах специально для сопровождения путешественников и для исполнения их поручений. Через четверть часа он уже был на месте. Не без сердечного замирания взялся он за бронзовый дверной молоток и стукнул им в доску. Он чувствовал, как сердце у него в груди то замрет, то усиленно забьется. На первый стук не было ответа. Подождав немного, Джильпинг спохватился, что следует выказать нетерпение, иначе могут не поверить, что его послал умирающий. Он снова взялся за молоток и опять постучал, но на этот раз с гораздо большею настойчивостью. В коридоре послышались торопливые шаги. Над дверью откинули слуховую форточку, в которой блеснул яркий свет, и чей-то резкий голос произнес обычный оклик: - Кто тут? - Джон Джильпинг, эсквайр, член Лондонского королевского общества по отделению геологии, минералогии и ботаники. - Что же вам угодно? - Я желаю видеть господина португальского консула. - На что он может быть вам нужен в такой поздний час? - Один из его соотечественников умирает в "Восточной гостинице" и желает сделать форменное завещание. Состояние у него огромное, несколько миллионов. - Подождите, я ему доложу! - сказал голос на этот раз гораздо мягче. Прошло минут пять, показавшихся Джильпингу целой вечностью. Шаги послышались снова, и дверь осторожно отворилась. На пороге явился молодой человек, лет двадцати восьми, вполне одетый, несмотря на позднюю пору, и, быстро оглядев англичанина и его провожатого, сказал: - Входите, сударь; консул соглашается вас принять. Только он просит подождать, покуда он оденется. Джильпинг хотел было отпустить рассыльного, но раздумал. Ему пришло в голову, что их обоих непременно подвергнут тщательному наблюдению, а непринужденные манеры рассыльного, который ничего не подозревал, должны были, разумеется, произвести успокаивающее впечатление. Ждать пришлось недолго, и впечатление, вероятно, было благоприятное, потому что вскоре вошел барон де Функаль с любезной улыбкой на лице. Джильпинг с первого же взгляда убедился, что барон еще и не думал ложиться спать. - Это вы, сударь, зовете меня к умирающему соотечественнику, который хочет написать завещание? Сыщик говорил медленно, пытливо вглядываясь в незнакомое ему лицо. Джильпинг отвечал: - Я, господин консул, и если вы согласны, то я бы попросил вас поторопиться, так как минуты умирающего уже сочтены, а он непременно желает сам распределить свое состояние между наследниками. - Желание вполне понятное. А как зовут вашего знакомого? Вопрос был неожиданный. Джильпинг упустил из виду к нему приготовиться. Он чувствовал, что если он выкажет хотя бы минутное колебание, то все пропало. Сыщик, видимо, еще не имел подозрений, но достаточно было малейшего повода, чтобы они разом возникли. Поэтому Джильпинг собрал все силы и отвечал не колеблясь, так сказать, на ура: - Его зовут... Митуель-Нуньец-Юаким-Лунс-Педро-Карвахаль... А сам в это время думал: "Уф! Кривая, вывози!" - Вы, кажется, сказали, что у него очень большое состояние? - спросил консул. Но тут Джильпингу пришла в голову гениальная мысль. Он встал с видом нетерпения и торопливо проговорил: - Большое, большое... Только извините меня, господин консул, я ждать не могу. Если вы не желаете посетить моего больного, то я обращусь к здешнему нотариусу. Мой друг может умереть с минуты на минуту, и тогда его состояние перейдет к таким лицам, которых он не терпит. - С чего вы взяли, что я отказываюсь от исполнения своих обязанностей? - возразил задетый за живое консул. - В таком случае нечего медлить и терять время на праздные разговоры, не во гневе будь вам сказано, господин консул. - Я сейчас, сэр, сию минуту. Дорогой мы захватим с собой еще итальянского консула. Португальские законы вообще очень требовательны относительно формы, но когда заграничное завещание засвидетельствовано двумя консулами, то оно превращается в бесспорный акт. - Не вижу в этом никакого неудобства, - отвечал Джильпинг и мысленно прибавил: "Великолепно! Это значит, на одну удочку две рыбки!" Сыщик постарался взять с собой как можно больше народа. Он был человек осторожный и ввиду особенности своего положения не желал рисковать. - Дон Кристовал, - обратился он к секретарю, - идите, пожалуйста, вперед и предупредите его превосходительство. Молодой человек раскланялся и вышел. - Дон Педро де Сильва, - продолжал консул, обращаясь к другому помощнику, стоявшему все время в передней, - вы тоже пойдете с нами. "Стало быть, теперь четверо, - подумал про себя Джильпинг, - если только и итальянскому консулу не придет фантазия взять с собой провожатых". Джильпинг и консул с доном Педро, в предшествии рассыльного, вышли из дома и направились к зданию Итальянского консульства. Итальянский консул не заставил себя ждать, но он явился в сопровождении двух здоровых молодцов. Джильпинг пришел в ужас. - Вот уже и шесть, - пробормотал он, - столько же, сколько и дикарей. Его утешало только то, что ни у кого из этих людей не было на виду оружия, и он возложил надежду на ловкость нагарнуков. Во всяком случае, дело очень усложнялось, и почтенный британец, не будучи театральным героем, начинал уже каяться, что дал себя впутать в чужую беду. Но отступать уже было поздно. Благодаря обильным возлияниям митинг в общей зале "Восточной гостиницы" дошел до апогея. Все шумели, кричали, некоторые даже клевали носом, так что на вошедших никто не обратил внимания. - Точно заседание парламента! - пошутил итальянский консул. Опасаясь, что уединенная беседка внушит консулам подозрение, Джильпинг заметил вслух, что больного перенесли в беседку лишь на время праздников, так как его беспокоил шум. Объяснение было весьма правдоподобное, и консулы доверчиво углубились в сад. Подходя к беседке, Джильпинг призвал на помощь всю свою силу воли. Перед глазами у него мелькала миссис Джильпинг, дети и будущий его замок Воанго-Голль. Он постучал в дверь. Коридорный отворил. - Пожалуйте, господа! - сказал Джильпинг, пропуская гостей вперед. Посетители, ничего не подозревая, вошли в комнату, слабо освещенную ночником. Коридорный ушел. На постели неподвижно лежал какой-то человек. - А ему, должно быть, очень плохо! - тихо заметил де Функаль. - Должно быть, он спит. Перед моим уходом доктор давал ему какое-то лекарство. Подойдите к нему и поговорите с ним. Барон подошел