к кровати, а его спутники толпились сзади около него, побуждаемые любопытством. Таким образом, они совершенно не могли видеть, что делается в комнате. Вдруг Джильпинг оглянулся и вздрогнул: по ковру, точно змеи, ползли пятеро нагарнуков. - Ну, мой друг, - сказал ложный барон, наклоняясь над умирающим, - вы, кажется, хотели сделать завещание. Под одеялом кто-то тихо шевельнулся. Все наклонились к постели. В ту же минуту раздался грозный военный клич нагарнуков: "Вага!" Виллиго, как тигр, подпрыгнул на постели, схватил консула за горло, повалил на землю и сел на него. Прочие воины кинулись на спутников консула и тоже подмяли их под себя. Послышалось хрипение удушаемых. - Черный Орел, - вступился Джильпинг, - не нужно убивать понапрасну. - Нет, - возразил Виллиго, - если их пощадить, они опять примутся за то же. Их нельзя щадить. - Узнаем по крайней мере, что сталось с нашими братьями. - Для этого достаточно одного! - сказал Черный Орел. Виллиго отпустил немного шею пленника, а когда тот опомнился, обратился к нему с приказанием: - Только пикни - и ты погиб! Пленник молчал. Виллиго связал его по рукам и ногам. Пятеро остальных были уже трупами. - В реку их! - скомандовал Черный Орел. Нагарнуки взвалили себе на плечи каждый по одному трупу. Ярро текла недалеко, и скоро волны ее помчали трупы в море. Затем Виллиго приступил к допросу пленника: - Где трое белых, которые пришли к тебе в дом? - Я не знаю, про кого вы говорите! - уклонился сыщик. - Берегись! Ведь я и без тебя могу отыскать их. - Зачем же тогда ты спрашиваешь меня о них? - Чтобы знать, живы они или умерли. - А если умерли? - О! тогда... тогда тебе будет завидна участь твоих спутников. Я привяжу тебя к столбу пыток и в течение трех лун буду мучить тебя беспощадно. Сыщик слыхал кое-что о подобных пытках. У него выступил холодный пот. - А если живы? - спросил он. - Тогда решение твоей участи будет зависеть от них. - О, бегите же скорее... туда... ко мне в дом... вот ключ... скорее... покуда они не задохлись. Консул проговорил это слабым голосом и лишился чувств. - Оставьте его так, - сказал Джильпинг. - Вы слышали: они могут задохнуться. Бежим скорее! С этими словами он вынул из кармана у сыщика связку ключей. - Коанук, оставайся здесь и стереги пленника! - приказал Черный Орел. И все кинулись вон из гостиницы по направлению к дому Португальского консульства. Но... уж не поздно ли было? XI Часы ужасной пытки. - Человек в маске. - Отчаяние Оливье. - Страшное усилие канадца. - Спасены! Вернемся теперь к трем друзьям, так предательски захваченным в плен у португальского генерального консула. Часы шли для них с убийственною медленностью. Около полуночи пленники успокоились и стали соображать свое положение. Канадец постучал кулаком во все четыре стены тесной темницы, и везде стены эти издавали глухой металлический звук. - Негодяи отлично приняли свои меры, - сказал он наконец с невольным вздохом. - Мы засажены за железные стены. - Теперь вы, я думаю, сами видите, Дик, что у нас нет больше никакой надежды! - заметил Оливье. - Все написано в книге судеб, дорогой граф, - отвечал канадец, - и человек не может ничего предрешать. Замечу вам покуда лишь одно: разве мы не были еще в худшем положении, а между тем до сих пор оставались живы? Нет, я надеюсь на некую высшую волю, которая может, если захочет, обратить в ничто все козни врагов. - А вы ручаетесь, что эта высшая воля захочет? - печально спросил Оливье. - У меня есть какое-то невольное предчувствие. - Ну скажите... ну разве есть у нас какое-нибудь средство к спасению? - Сознаюсь, я не вижу никакого, но нужно принять в расчет разные посторонние обстоятельства. Мало ли, что еще может случиться. Поверьте, друзья, моему внутреннему убеждению: не здесь суждено нам окончить жизнь. - Хорошо, постараюсь поверить. Но нет, это выше моих сил. Я не могу надеяться. - Как знать? Быть может, нам даже не понадобится внешняя помощь. - Что вы хотите сказать? - Мне вдруг пришло в голову... Я даже не решаюсь сказать, что именно. Однако вот что: нас, вероятно, слушают. Стоит приложиться ухом к стене, чтобы в этом убедиться. Снаружи до нас доходят звуки. Мы можем тоже слушать. Давайте. Тише теперь: кто-то там ходит. Послышался стук дверного молотка. Кто-то побежал отворять. Все трое приложились ухом к металлической доске. До них явственно донеслись фразы, которыми господин Люс обменялся с пришедшими. - Ну, что же? - спросил голос, чрезвычайно похожий на голос итальянского консула. - Удалось вам? - Удалось, - отвечал Люс, - они тут все трое. Пружины действовали прекрасно, и доски опустились с быстротою молнии. - Труда большого не было? - Они попались, как бараны. Мне даже жалко и совестно было. Они шли по коридору так уверенно, так наивно, что у меня язык чесался крикнуть им: стойте, не ходите! - Как это могло вам прийти в голову! - вскричал чей-то сердитый голос, незнакомый пленникам. - Но ведь я же этого не сделал, а за мысли человек не отвечает, - возразил Люс. - Я ведь тоже человек, а не зверь. Я исполняю то, что мне приказано, но голоса совести не могу, не умею заглушить. Вам до этого дела нет, но мне-то самому ужасно тяжело и больно! - Если ты когда-нибудь попадешься ко мне в руки, - прошептал канадец, - то эти слова тебе зачтутся и я пощажу тебе жизнь. Я тоже сумею пожалеть тебя, несчастный! - Как вы добры, Дик, - сказал Оливье, кладя ему на плечо свою руку. - Берегитесь, сударь, - возразил сердитый голос, - с такими убеждениями нельзя быть Невидимым. - Странно, но я слышал этот голос где-то прежде, - сказал Оливье. - Только где именно?.. - И я слышал, - согласился Дик. - А! Теперь вспомнил! Помните наш плен у дундарупов? - Замаскированный незнакомец! - вскричал Оливье с невольною дрожью. - Опять он! Этими словами пленники обменялись наскоро, не переставая слушать продолжавшийся тем временем разговор. - До сих пор я не подавал повода к неудовольствию, - говорил Люс, - но теперь это безжалостное преследование графа... Я не могу этому помешать, даже содействую, но тем не менее мне тяжело, тяжело сознавать, что я работаю для чужого интереса. - Что вы этим хотите сказать? - Что графа преследуете вы, именно вы, и главным образом потому, что видите в нем счастливого соперника. - Мой соперник в Мельбурне! - чуть не вслух произнес Оливье. - Оставим этот разговор, - сказал, смягчая голос, незнакомец. - Скажите лучше, все ли так сделано, как я говорил? - Повторяю: они заперты в железной клетке. - Следовательно, он отклонил наши предложения? - Понятно, отклонил. - Вы знаете, что нужно делать дальше? - Мне приказано содействовать вам в захвате графа и его товарищей. Они захвачены. На этом моя обязанность кончается. - Как? Значит, вы не преградили доступа воздуху? - Нет, я не считаю это своим делом. Я не убийца и не желаю им быть. Доканчивайте сами как знаете. - Ничего не значит, - вмешался итальянский консул, все время молчавший. - Я к вашим услугам, сударь. Располагайте мною. - Что он сказал? - спросил Оливье, не расслышавший конца разговора. - Не знаю! - отвечал Дик. Но Дик сказал неправду. Он все понял, - понял, что их собираются задушить, и весь похолодел от ужаса. Настало молчание, потом послышался звук как бы заводимых стенных часов с гирей, потом все опять стихло. Наконец до пленников долетели слова: - Вы отвечаете за последствия. Все должно кончиться через час. До свидания. - И дверь захлопнулась. Канадцу послышался словно чей-то вздох, и затем кто-то медленными шагами направился во внутренние комнаты дома. Все кругом затихло, как в могиле. На соборе пробило два часа. Дику сначала показалось, что он не так понял и что доступ воздуха не прегражден, но вскоре он почувствовал, что ему нечем дышать. Товарищи его молчали. Наконец Оливье сказал: - Не находите ли вы, что здесь душно, Дик? - Еще бы не было душно, граф, в такой тесноте! - Совершенная могила! - вздохнул граф. Канадец вздрогнул: он и сам уже потерял надежду. Тут он услыхал стук в дверь, потом шаги и отрывки разговора, из которого он понял, что Люс куда-то уходит из дома. Но от этого узникам было не легче. Воздух исчезал с невероятной быстротой. - Дик! Дик! - прокричал опять Оливье. - Спасите!.. У меня в ушах стучит, голова пылает, мне душно, душно... Да что же это такое делается, Дик? - Негодяи! - пробормотал Дик. Лоран тяжело дышал в своем углу. Он тоже чувствовал, что ему приходит смерть. Ему и Дику, как наиболее сильным физически, приходилось особенно плохо. Узники хрипели. - Дик, Дик! - прокричал опять Оливье. - Спасите!.. Спасите!.. Умираю!.. Ох!.. Умираю!.. - Все в Божьей воле, граф! - только и мог ответить верный канадец. Но тут произошло нечто неслыханное, невероятное... Обезумев от боли и отчаяния, канадец уперся ногами и спиною в две противоположные стены тюрьмы и, собрав всю свою мускульную силу, поднатужился. Началась глухая борьба между живым человеком и бездушным веществом. Бездушное вещество не уступало, но и живой человек не терял еще энергии. Оливье вскрикнул в последний раз: - Помогите!.. Умираю!.. О Боже мой! - И, прокричав это, затих, как ребенок. Не помня себя от ярости, канадец бешено собрался в последний раз с силами, напряг мускулы и разом выпрямился, точно стенобитный таран, пущенный в ход могучею пружиной. Послышался металлический треск... Ура! Победа! Железная стенка треснула в пазах, подалась и вылетела вон на паркет коридора. Обессиленный богатырь упал бесчувственной массой рядом со своими товарищами. Но это ничего не значило. Воздух, благодетельный воздух незримою, но ощутительною волной хлынул в западню и уже начал проникать в отекшие легкие пленников. Узники были спасены. Первым встал на ноги Лоран. Открыв глаза, он удивился, увидав своих товарищей распростертыми на полу в обмороке. Он успел забыть все, что с ним было, и лишь понемногу начал припоминать и соображать. Его изумление не имело границ, когда он увидал зияющий пролом, сделанный богатырским усилием мышц канадца. Из полуотворенной двери в кабинет консула тянулась по полу полоса света, которая позволила Лорану разглядеть обстановку. Первой его заботой было поспешить на помощь Оливье и Дику, которые еще не могли говорить, но уже делали усилия встать. Он помог им присесть, прислонившись спиной к стене, и начал, как мог, приводить их в чувство. - Пить! - проговорил канадец, истомленный не столько страданием от духоты, сколько нечеловеческим напряжением сил. Лоран осторожно подошел к полуотворенной двери, толкнул ее и, не видя никого в комнате, переступил через порог. У самого входа стоял столик, на котором было приготовлено все, что нужно для грога: графин с водой, несколько стаканов, сахарница и бутылка с коньяком. Взяв два стакана, Лоран сделал в них грог и обеими руками поднес их разом своим друзьям. Те выпили грог залпом и очнулись вполне. - Мы спасены! Во второй раз вы нас спасаете, Дик! - таковы были первые слова, произнесенные графом д'Антрэгом. Молодой человек понял все с первого же взгляда на окружающую обстановку. Он увидал выломанную доску на полу и кровь на бороде у Дика. Канадец между тем вернул к себе все свои силы. - Однако позвольте: что это такое с нами было? - продолжал граф, еще не вполне отдавая себе отчет в происшедшем. - Нас заперли в западню с железными стенами, - отвечал Дик. - Негодяи хотели нас извести посредством недостатка воздуха... Но теперь не время для объяснений, граф; бежим скорее: негодяи с минуты на минуту могут сюда войти, а нас мало. Три друга взяли в руки свои револьверы и пошли к двери. - Она заперта на два поворота, - сказал канадец, - но это пустяки. Я сейчас выломаю замок. Где-то вдали раздался собачий лай. - Точно Блэк лает! - заметил Оливье. Лай слышался ближе и ближе, мешаясь с торопливым топотом приближающихся людских шагов. Три друга прислушались, затаив дыхание. - Они пришли сюда... остановились, - сказал канадец. - Не робейте, друзья. Сколько бы их ни было, идем вперед! Ответом на его слова был треск взводимых курков, затем все стихло. Настала томительная тишина. - Я брошусь на нападающих первый; вы бросайтесь за мной, - распорядился Дик. - Как только они отворят дверь, я оттолкну их назад и... Послышался звук вводимого в замок ключа, который с обычным визгом повернулся в замке два раза. Дверь отворилась, и отпиравший ее Джильпинг, отступив назад, пропустил вперед нагарнуков. - Вага! - весело крикнул Виллиго, первый вбегая в дом. - Вага! Вага! - дружным хором повторили за ним нагарнукские воины. Этот крик остановил в самом начале неминуемое столкновение. - Стой! - крикнул своим друзьям канадец. - Это Черный Орел! - Тидана! Тидана! - с дикой радостью завыл Виллиго. И оба бросились друг другу на шею. Тогда раздался гнусавый, протяжный голос Джона Джильпинга, эсквайра из Воанго-Голля, заявившего наконец о своем присутствии возгласом: - О! Кажется, мы пришли в самый раз! XII Жизнь в буше. - Странные феномены австралийской фауны. - Охотники. Не много найдется на свете таких очаровательно живописных местностей, как австралийский bush, с его зелеными лугами, на которых пестреют роскошные цветы, с его благовонными рощами сирени, акаций и гигантских эвкалиптов. Нигде не встретишь такой, как там, свежести, тишины; далеко, насколько глазом можно окинуть, расстилается бесконечная равнина, по которой в красивом разнообразии зеленые ковры чередуются с душистыми рощицами и тенистыми, темными лесами, где находят себе приют разнообразнейшие виды птиц и животных. Целые дни, целые месяцы можете ездить по этим неизмеримым равнинам, лишь кое-где прорезанным невысокими холмами, и всюду вы встретите ту же цветущую природу, те же зеленеющие луга, те же рощицы, увитые ползучими лианами, и те же леса, полные таинственной тишины, лишь изредка нарушаемой криком птицы или шорохом осторожного зверя. А что за экземпляры животных будут встречаться вам на каждом шагу! Тут вы увидите летучую собаку, всевозможные виды кенгуру, от достигающих роста оленя и до не превышающих размерами обыкновенной крысы; увидите дациуру с хвостом лисицы и с огромными усами; увидите опоссумов, фалангеров, вомбатов; увидите ленивца, или ай-тихохода, и летучую лисицу, то есть громадного нетопыря, бросающегося на спящих путников и сосущего из них кровь; увидите парадоксоса со спиральным хвостом, которым это странное животное цепляется за ветку и так висит, качаясь мерно, как маятник. Далее вы познакомитесь с утконосом, несущим яйца и питающим детенышей молоком, - животным, живущим одинаково и на земле, и в воде, животным, ползающим, лазящим и плавающим; увидите ящерицу-плащеносца, хамелеона-лягушку, прозванного так за почти постоянную жизнь его в воде; увидите сосальщика, страшное косматое животное, которое бросается путнику на лицо и присасывается к нему шестью ротовыми сосальцами, так что от него можно отделаться, лишь разрезав ему спину по всей длине. Вообще в Австралии как среди растительного царства, так и среди животного встречаются такие странные особи, что материк этот представляется какой-то переходной страной от первобытности к новейшей эпохе. Кажется, как будто там недавнего происхождения вся природа: и растения, и животные, и люди, так что полная эволюция еще не успела совершиться. Вот вам пример: в Австралии есть хищное - да, хищное - плотоядное растение. Это круглолистная drosera, покрывающая своими белыми цветочками газон в эвкалиптовых лесах. Ее листья покрыты темно-красными волосками, из которых выделяется липкая жидкость, хранящаяся у основания волосков в виде маленьких капелек росы. В середине листка эти волоски короче, чем у краев, и таким образом они образуют воронковидное углубление, на дне которого блестят прозрачные капельки. Горе насекомому, которое соблазнится видом этих капелек и сядет на листок, чтобы напиться их! Клейкое выделение сейчас же свяжет насекомому крылья и лапки. Лист свернется, из волосков вытечет жидкость, которая окончательно опутает насекомое. Затем насекомое поступит в центр листка, где та же самая жидкость находится в брожении и походит свойствами на наш желудочный сок. Тогда наступает настоящее пищеварение: мясистые части проглоченного насекомого растворяются, и растение усваивает их себе, отбрасывая непереваримые части. Описанные нами диковинки австралийской фауны и флоры, а равно и многие другие, о которых мы не станем сейчас упоминать, служили в один прекрасный день темою для разговора между тремя мужчинами, медленно шедшими с винтовками за плечами по природной тропинке, которая змеилась между Сван-Ривер (Лебяжьей рекою) и огромным лесом, покрывавшим весь берег этой реки от верховьев до устья. Один из путников только что убил в приречном болотце огромного утконоса, подавшего повод к интересной естественно-исторической беседе. - О! - протянул с сильным английским акцентом один из путников, резюмируя разговор. - О, Лондонское королевское общество получит от меня такой интересный реферат, какого оно уже давно не получало... не получало, пожалуй, со времени указа об его учреждении, подписанного Георгом III... - И если прибавить к этому 7835 Библий, розданных вами туземцам, - отвечал другой путник, тщательно скрывая иронию в голосе, - то ее величество королева, чтобы быть справедливой, должна будет пожаловать вам звание лорда с каким-нибудь австралийским титулом... Кстати же, это будет первый австралийский титул... - О, я вам очень благодарен за комплимент, - отвечал первый путешественник, не замечая иронии. - Но вы забыли, что я благодаря вам имею возможность сделать такое описание прииска, которое впервые познакомит Англию с геологическими и географическими свойствами золотоносной почвы Австралии. - И мы пришлем вам отсюда в подарок корону пэра, сделанную из золота с нашего прииска и с надписью: "Первому лорду Воанго". - О сэр!.. Клянусь, это будет лучшим днем в моей жизни. - Кажется, господа, мы подходим к лагерю, - сказал третий путник, до сих пор молчавший. - Вон за тем поворотом реки виднеется дымок. Я уверен, что это наши товарищи развели огонь и готовят нам жаркое... кенгуру, опоссума или что-нибудь в этом роде. Я не прочь бы заморить червячка, а вы какого об этом мнения, граф? - Я, Дик, совершенно с вами согласен, - отвечал молодой человек. - Аппетит у меня разыгрался такой, что я не хуже Исава готов продать право первородства за чечевичную похлебку. Читатель, вероятно, уже догадался, кто такие были путники, следовавшие берегом Лебяжьей реки. То были наши друзья: канадец Дик, граф Оливье Лорагюэ д'Антрэг и достопочтенный Джон Джильпинг, эсквайр, член Лондонского королевского общества и кандидат в пэры Соединенного Королевства с экзотическим титулом лорда Воанго из Воанго-Голля, как уже начали его называть в шутку Дик и Оливье. Оливье за это время выучился нагарнукскому языку и, понимая значение слова "воанго", не мог без улыбки видеть, с каким удовольствием наивный британец принимал свое курьезное прозвище. Друзья незадолго перед тем сделали привал на двое суток в одном прелестном заливчике Сван-Ривер и утром на заре отправились в небольшую зоологическую и ботаническую экскурсию. Теперь они голодные возвращались в лагерь, где их дожидались Лоран, Виллиго, Менуали и один фермер, по имени Вальтер Кэрби, родом американец, у которого на Сван-Ривер было обширное ранчо. Путешественники познакомились с ним в "Восточной гостинице"; фермер оказался превосходным малым, и они взяли его в свою компанию. Достопочтенный Джон Джильпинг, уже набравший превосходную коллекцию для Британского музея, решил во что бы то ни стало составить, кроме того, для Лондонского королевского общества двойную коллекцию всех животных и растений, какие только могут считаться типично австралийскими. Для обыкновенного кабинетного составителя коллекций этот труд был бы громаден и занял бы несколько лет времени, но Джильпинг, при помощи нагарнуков и Дика, достиг своей цели почти шутя. Менуали то и дело приносил и указывал ему всевозможные замечательные растения, а Дик и прочие европейцы постоянно охотились за встречными животными. Сам Джильпинг с замечательной ловкостью и быстротой приготовлял чучела. Специально нанятая в Мельбурне для перевозки этих препаратов тележка везла на себе уже десятка два ящиков. В тот вечер, как мы снова встретились с нашими друзьями, охота была особенно удачна. Убито было несколько замечательных животных, каждое в двух экземплярах. Три друга возвращались в лагерь довольные, веселые и, как уже мы видели, страшно голодные. Предсказание Дика оправдалось. Виллиго, не признававший никакой науки, подстрелил великолепного кенгуру, и мясо его уже дожаривалось на весело потрескивавших угольях. Джильпинг, заранее приходя в восторг от предстоящего насыщения, принялся рыться в багаже, навьюченном на кроткого Пасифика. Он достал оттуда шесть бутылок эля, три бутылки портера, бутылку бренди, несколько коробок разных приправ, пикулей, соли и прочего, присоединил к этому глыбу превосходного честерского сыра, без которого он решительно не мог жить, - и начался пир горой. А покуда наши приятели кушают, постараемся объяснить читателю, какими судьбами очутились они среди австралийских лесов после описанных нами в предыдущей главе драматических событий. XIII Советы Люса. - Новый прииск. - Открытие золота в Австралии. - План лесовиков. - Посещение рудников. На другой день после своего почти чудесного спасения приятели собрались на совещание, и тут было решено пощадить жизнь сыщика Люса, с тем чтобы он дал слово уехать из Мельбурна с первым пароходом и впредь ничего не предпринимать против графа д'Антрэга. Условие было принято и в точности исполнено. Перед отъездом у Люса спросили, кто такой замаскированный человек, руководивший всем делом. - Я не могу вам этого сказать, даже если б мне грозила смерть. Я связан клятвой. Но позвольте дать вам совет: употребите все силы, чтобы узнать имя этого человека. Только в тот день, как вы это узнаете, вы можете быть спокойны, что отделались от Невидимых. - Совет недурен, - отвечал канадец, - только как же его исполнить? - Если бы ваши дикари не убили двух моих подчиненных, то это было бы очень легко. Весь вопрос был бы в деньгах. Теперь в Мельбурне есть только один человек, кроме меня, который может вам сказать... но, кажется, я не имею права называть имя даже и этого человека... - Отчего же? Ведь относительно этого человека вы не связаны клятвой? - Нет, но ведь это все равно... Это уж была бы уловка. - У вас есть только одно средство загладить ваше поведение относительно нас, - вмешался Оливье, - это назвать нам имя человека, о котором вы говорите. - Ну, так и быть... Ищите негра, бывшего слугой у боксера Тома Поуеля. Он видал замаскированного человека без маски и знает его в лицо. Сверх того могу вас уверить, что вы обеспечены по крайней мере на год от этого Невидимого. Ему нужно съездить в Европу, посоветоваться с товарищами и вернуться назад. На это нужно довольно много времени... Прощайте, господа. Больше я ничего не могу вам сказать. Двадцать четыре часа спустя Люс покидал Мельбурн. Друзья целую неделю после того искали по всем закоулкам Мельбурна слугу Тома Поуеля, но не нашли. Они узнали только, что этого слугу разыскивал, кроме них, еще один господин, и также безуспешно. Приятели догадались, что этот человек был не кто иной, как замаскированный незнакомец, хватившийся денег, заплаченных им Тому Поуелю. Но слуга был, очевидно, малый не промах и скрылся, присвоив себе деньги умершего боксера. Решено было бросить поиски и ехать наконец на Лебяжий прииск. Оливье предъявил властям патент на концессию, и те, как ни досадно им было, принуждены были ввести его во владение. Весь деловой мир Мельбурна пришел в неописуемое волнение, одновременно узнав об открытии прииска и об уступке его чужестранцу. Золото, разменянное Джильпингом, довершило сенсацию. Оно было замечательно чисто, и о происхождении его с нового прииска сразу догадались все. Сверх того из Сиднея пришло известие, что там еще раньше Оливье нашли золото на два миллиона франков... "Восточную гостиницу" со всех сторон всадили дельцы с предложениями услуг для разработки прииска. Заочно, еще не видав прииска, многие капиталисты предлагали графу д'Антрэгу 50 миллионов разом не за переуступку концессии - на что графу не было предоставлено права, - а только за право эксплуатации прииска в течение двадцати лет. Любопытны история эта, история открытия золота в Австралии, и необычайно быстрый рост эмиграции, вызванный этим открытием. Благодаря ему Мельбурн, незначительное местечко с 3 или 4 тысячами жителей, в несколько лет превратился в крупный центр, насчитывающий от 150 до 200 тысяч жителей. Случилось это так. В двух днях пути от Мельбурна четверо отбывавших срок наказания преступников корчевали низкорослый дубовый лес, расчищая место для постройки небольшого ранчо. Ежемесячно один из этих четвертых товарищей приезжал на осле в город для закупки необходимых припасов и получения пособия, отпускаемого ежемесячно в течение одного года отбывавшим срок наказания каторжникам, согласившимся стать оседлыми поселенцами-земледельцами. И вот один из четверых товарищей, по имени Джон Нолар, вздумал на обратном пути сократить расстояние до строящегося ранчо и вместо обычной дороги направился вдоль берега, а затем свернул по направлению к цепи холмов, которую он считал расположенной вблизи их участка. Но оказалось, что он заблудился. Однако прежде чем вернуться назад, он решил взобраться на высшую точку этих холмов, чтобы сообразить, где именно он находится в данный момент. Все эти холмы представляли собой бугры, сплошь состоящие из наносной почвы, на которой благодаря отсутствию воды не встречалось почти никакой растительности. Едва только он начал взбираться на один из этих холмов, как, к немалому своему удивлению, заметил в следах, оставляемых копытами его осла, многочисленные желтые крупинки, искрившиеся на солнце, как золото. Недолго думая, он принялся разрывать почву своим охотничьим ножом и без всякого труда находил крупицы, зерна и целые комочки того же блестящего желтого металла. Будучи по профессии своей слесарем, Джон Нолар сразу сообразил, что этот металл мог быть только золотом, так как на нем не было ни малейших следов окиси, и, не теряя времени, принялся наполнять им все свои карманы. Золото было здесь в таком изобилии, что он мог бы нагрузить им и своего осла, но, как человек разумный, он удовольствовался сравнительно незначительным количеством и принялся исследовать окрестность, чтобы убедиться, на каком протяжении раскинулись эти золотые россыпи. Оказалось, что чуть ли не вся эта местность представляла собою одну сплошную россыпь. Уже и до того было известно, что в Австралии встречается золото; его видели в руках туземцев, которые, однако, не сумели или не пожелали сказать, где и в каких именно местах оно встречается, и потому была назначена премия в сто тысяч долларов тому, кто первый укажет залежь золота, хотя бы даже незначительную, однако до сего времени ничего не было еще отрыто. Поэтому Джон Нолар, сделав заявление, получил премию и весьма значительную концессию, которую он великодушно разделил со своими тремя товарищами. Весть об этой находке, словно громом, поразила город; все точно ожили, встрепенулись; магазины, здания, мастерские и всякого рода грандиозные сооружения стали вырастать, как по волшебству. Глядя на эти россыпи, сотни пионеров стали искать повсюду новые залежи золота и там и сям повсюду стали находить золото, и в таком количестве, что не стало хватать рабочих рук для добывания его; пришлось выписывать рабочих из Европы и Америки. А золота было так много, что деньги утратили всякую цену; люди платили за предметы первой необходимости не деньгами, а сперва щепотками, а там и пригоршнями золота. Но вскоре не стало ни булочников, ни сапожников, ни портных: все они обратились в золотоискателей; у каждого был свой прииск. Никто не хотел работать; даже товары, прибывающие из Европы, некому было выгружать за неимением чернорабочих: все сделались диггерами, или золотоискателями, все бросили свои обычные занятия в погоне за легким заработком. Это было какое-то опьянение золотом; все как будто потеряли головы. Весь Мельбурн превратился в какой-то базар удовольствия. Повсюду в городе завелась игра, и игра безрассудная, безумная: целые громадные состояния в одну ночь переходили из кармана в карман. Кроме карт, устроили в Мельбурне рулетку, и сотни старателей, явившихся сюда с карманами, полными золота, поутру возвращались домой без гроша, не имея даже чем заплатить за шкалик джина перед началом работы. Но несколько ударов кирки или заступа - и убытки с лихвой покрывались. Иногда же проигравшийся в пух и прах старатель, не видя перед собой никакого исхода, пускал себе пулю в лоб из пистолета, одолженного у товарища. Мало-помалу, однако, это безумие улеглось, и жизнь стала входить в нормальную колею. И вот в это-то время, когда у Мельбурна стал как бы прорываться зуб мудрости, явился сюда молодой граф д'Антрэг. И вдруг это новое открытие чудовищно богатого прииска! Понятно, оно снова взволновало все умы, и притом еще концессия на этот прииск, нечто до сих пор совершенно неслыханное. Как мы уже видели, спекуляция пыталась уже завладеть этим прииском, сделав счастливому владельцу положительно невероятное во всякой другой стране предложение. Пятьдесят миллионов, с уплатою половины при подписании контракта, а другой половины через шесть месяцев под ручательством австралийского банка, ввели графа Лорагюэ в сильное искушение, и сам по себе он был бы, пожалуй, не прочь заключить контракт. Но он считал себя не собственником прииска, принадлежавшего по справедливости канадцу, а только подставным лицом и потому предоставил решение вопроса Дику, заявив, что сам он не имеет тут никакого мнения. Предоставленный самому себе, канадец решительно отклонил предложение капиталистов, хотя и сознавал, что оно очень выгодно. Мотивы, руководившие Диком, осмеял бы всякий трезвый человек, но Оливье принял их с уважением, которое считал долгом оказывать своему пожилому другу. Канадец находил, что золотопромышленники - народ вообще плохой, никуда не годящийся, что они всюду вносят разврат и беспорядки, где ни появятся. Канадцу не хотелось допускать, чтобы этот сброд поганил девственную землю, лежащую вдобавок так близко от поселений столь милых сердцу Дика нагарнуков. Разумеется, Черный Орел вполне разделял взгляд своего друга Тиданы и поддерживал его намерение разрабатывать прииск собственными средствами. Предложение капиталистов отклонили и занялись набором людей для экспедиции. Набирал сам канадец и подыскал двадцать надежных человек, считая это число вполне достаточным для цели. Наемникам была обещана целая треть золота, какое будет найдено, а остальные две трети назначались в пользу собственников прииска. Начальство над отрядом поручили одному старому скваттеру, Коллинсу, старинному другу Дика, вместе с ним исколесившему Австралию вдоль и поперек. Каждому человеку дали по магазинной винтовке, по сабле и револьверу. Сверх того к отряду присоединили около дюжины огромных английских собак, чтобы пользоваться их услугами для выслеживания бандитов и для охраны лагерных мест. За отрядом ехал целый обоз телег с оружием, припасами и инструментами. Отряд выступил пешком прямо на прииск, до которого этим способом было четыре месяца пути. Канадец и его друзья поехали отдельно верхом, с тем чтобы посетить рудники Сен-Стефана в окрестностях Мельбурна. Накануне их отъезда Виллиго в последний раз побывал в "Чертовом кабачке", чтобы окончательно уговориться с Бобом относительно мнимого содействия нагарнуков замыслам лесовиков. Условились, что лесовики выступят три дня спустя после отъезда европейцев и будут следовать за ними на известном расстоянии, ничего не предпринимая, покуда Виллиго не даст знать, что все готово. Коанук и Нирроба должны были идти с лесовиками в качестве проводников. С Боба Виллиго взял обязательство, что без сигнала от нагарнукского вождя лесовики не станут делать нападения, в противном случае Черный Орел снимал с себя ответственность. Вообще Черный Орел готовил лесовикам коварную и гибельную ловушку. Канадец и Лоран купили для себя двух рослых верховых лошадей, а Менуали получил оставшегося свободным мустанга. Джильпинг сохранил своего Пасифика, а к мулу был прикуплен другой мул, и обоих запрягли в тележку с багажом. И вот мы встретили наших друзей во время их возвращения в лагерь с удачной охоты. После обильной закуски маленький отряд расположился на отдых. Перед тем зашел спор, кому караулить привал. Кэрби и Джильпинг, после обильного, чисто английского возлияния эля и бренди, решительно не были в состоянии дежурить и завалились спать. Виллиго объявил, что дежурить он намерен с Менуали, что он никому не уступит дежурства. Он сам не мог объяснить почему, но только его сердцем овладело какое-то тайное предчувствие. Он что-то заподозрил, стал чего-то опасаться. Противоположный берег Лебяжьей реки прилегал к территории нирбоасов, племени воинственного и жестокого, прославившегося своею безумно дерзкою смелостью; поэтому прежде всего необходимо было знать, в каких отношениях находятся теперь эти нирбоасы к нагарнукам и, основываясь на этом, либо ослабить, либо усилить свою бдительность. В ту пору, когда Черный Орел уходил из родного селения, оба племени жили мирно, но теперь, как передавал юный Менуали, покинувший своих на целых 6 месяцев, уцелевшие после своего страшного поражения дундарупы успели возбудить нирбоасов против нагарнуков, и война могла быть объявлена с часу на час. Что делало Виллиго особенно могучим и непобедимым, так это его удивительная предусмотрительность: он всегда был настороже, и его никогда нельзя было поймать врасплох; он все видел, все замечал и придавал серьезное значение малейшим обстоятельствам, часто даже таким пустякам, на какие никто другой на его месте не обратил бы внимания. Дело в том, что в этот день он, охотясь, нашел в траве голубиное перо. По всей вероятности, оно выпало из крыла какого-нибудь голубя, пролетавшего мимо, и никто другой не обратил бы на это внимания. Но Черный Орел был дикарь. Малейшее обстоятельство возбуждало в нем тысячу подозрений, и вот он пожелал непременно охранять привал сам, не доверяя ничьей зоркости. XIV На страже. - Крик пагу. - Смерть Менуали. - Похоронный обряд. Виллиго тихо прохаживался кругом лагеря среди непроглядной темноты, чутко настораживая зрение и слух. Но все было тихо, только Джильпинг бредил от времени до времени, видя себя во сне перед палатою лордов. Менуали караулил в нескольких шагах впереди, и так же неусыпно, как его храбрый вождь. Вдруг послышался крик гопо. Виллиго встрепенулся. Неужели это Менуали зовет его? Он подался вперед и позвал шепотом: - Менуали! Менуали! Вместо ответа послышался насмешливый крик птицы пагу; затем все стихло. Вне себя от гнева Виллиго закричал: - Вага! Вага! Пройдя еще десяток шагов, он наткнулся на чье-то теплое тело. Нагнувшись к нему и дотронувшись, он выпачкал себе руки в крови. То лежал Менуали, предательски убитый камнем, брошенным сзади. Сбежались европейцы. Юноша, родной племянник Виллиго, который любил его, как сына, находился при последнем издыхании. Он мог только прошептать "дундаруп" и испустил дух. Черный Орел, не знавший слез, зарыдал, как ребенок. А вдали вторично раздался крик пагу. Дундарупы, не смея напасть на вождя, предательски убили его сына, который даже не был еще воином. И теперь они торжествовали свою бесчестную победу. Винтовки европейцев долго стреляли наудачу в темноту. Но выстрелы пропали даром. Дундарупов не было, они сделали дело и скрылись. Не долго плакал Черный Орел. Он был ведь вождь. Зачерпнув воды из Сван-Ривер, он благоговейно омыл рану племянника и все его тело, потом положил труп на ложе из сухих листьев и ветвей, шепча таинственные заклинания. После того он выпрямился и обратился к канадцу: - Брат мой Тидана, стереги труп моего сына от нечистых птиц, я скоро вернусь! - Куда же ты идешь? - Отомстить! С этим словом Черный Орел крепко пожал руку друга и скрылся в темноте. - Но ведь его убьют! - заметил Оливье Дику. - Не беспокойтесь, граф. Дундарупы его боятся и разбегутся, как только завидят его. Поверьте мне, Черный Орел устроит своему юноше кровавые поминки. Я второй раз вижу его плачущим с тех пор, как познакомился с ним. То было двенадцать лет назад. Вождь только что женился на молоденькой девушке из своего племени и, по туземному обычаю, удалился с молодой женой в уединенную хижину из ветвей, вдали от деревни. Ушедши однажды на охоту, Виллиго по возвращении не нашел ни хижины, ни жены. От хижины остались одни курящиеся обломки, возле которых лежал труп новобрачной. Тогда-то он и плакал в первый раз... Он поклялся в неумолимой вражде к дундарупам и сдержал свое слово... С тех пор навсегда исчез мир между дундарупами и нагарнуками. Последние остались в борьбе победителями, и дундарупы как самостоятельное племя, собственно говоря, не существуют. Жалкие остатки их вошли в состав других племен, главным образом нирбоасов и нготаков. - То-то он ненавидит их так сильно! - сказал Оливье. - Теперь я понимаю его вполне. - Вместе с тем он ненавидит и лесовиков. Встретив незнакомого ему европейца, он непременно убивает его. Он лелеет одну несбыточную мечту. Считая лесовиков врагами всякого порядка и источником всяких бедствий, он мечтает в один прекрасный день собрать их разом человек двести или триста и всех истребить. Надо вам сказать, что в деле убийства жены Виллиго замешаны не одни дундарупы, но и лесовики. Это достоверно известно. - Вообще, Дик, для меня ваш друг загадка. Он ходит какой-то мрачный, задумчивый, вид у него какой-то таинственный. Право, он что-то замышляет. - Очень может быть, но будьте уверены, что он не замышляет ничего вредного для нас. Ни в его честности, ни в его преданности не может быть никакого сомнения. За это я ручаюсь вам, граф! - О, я верю и вам, и ему! - сказал Оливье, пожимая руку канадца, который молча ответил графу рукопожатием. Так разговаривали друзья, сидя на траве возле мертвого тела юноши и держа наготове свои винтовки. Ночь была тихая, только монотонный ропот волн Лебяжьей реки, протекавшей поблизости, да изредка крик ночной птицы нарушали глубокую тишину. Кругом летали отвратительные вампиры, почуявш