лодкой, пользующейся электричеством. Блуждающий и ныряющий огонь, горящий даже под водой, был, несомненно, электрическим фонарем. Точно так же почти беззвучную гибель "Феодоровны" можно было приписать только электричеству. И все эти предположения как нельзя более согласовались с тем, что писал барон де Функаль. Таким образом, в общих чертах Оливье был прав в своих предположениях; теперь оставалось только решить важный вопрос, следовало ли все это приписать враждебным действиям его заклятого врага, "человека в маске". "Без сомнения, да!" - решил молодой граф, хотя вместе с тем сознавал, что вокруг его предположений группируется целый ряд всяких более или менее серьезных невероятностей, которых он не умел рассеять, хотя бы начиная с того, какими судьбами могла попасть в озеро Эйрео подводная лодка, подвоз и доставка которой даже в разобранном виде не могли пройти незамеченными. Затем, не менее необъяснимым явилось еще и то обстоятельство, что этот представитель Невидимых, или "человек в маске", выказывавший себя всегда чрезвычайно ловким и осторожным, имевший обыкновение наносить решительный удар именно в тот момент, когда этого всего менее ожидали, на этот раз точно умышленно вздумал похвастать своими средствами истребления прежде, чем покончить с ненавистным врагом. Без сомнения, вся эта комедия, разыгранная накануне с Ле Гюэном, имела свою цель: его хотели выманить на озеро, привлечь любопытством. Но затем, почему же этот ловкий, жестокий человек не затопил вслед за "Феодоровной" и "Марию", как того ожидали все бывшие в эту ночь на озере? Ведь таким образом борьба была бы разом окончена и вместе с тем это было бы прекрасное отомщение за обвал в Рэд-Моунтэне? Как мог этот ловкий человек не подумать о том, что после последнего эксперимента ему невозможно будет вторично выманить графа на озеро и что ему теперь придется подстерегать и преследовать его на суше, что будет несравненно труднее благодаря его многочисленным друзьям, искренне расположенным к нему туземцам, нагарнукам, многочисленным приисковым рабочим и хорошо защищенному и прекрасно охраняемому жилищу. Все это вместе взятое, несомненно, сильно осложняло и без того нелегкую задачу "человека в маске", которому, так сказать, приходилось теперь начинать борьбу снова и при менее благоприятных для него условиях, чем в первый раз. Никакого объяснения всему этому Оливье не мог подыскать; одну минуту у него мелькнула даже мысль, уж не шайка ли смелых пиратов явилась сюда с целью разграбить прииск. Но такое предположение страдало не меньшею невероятностью, а письмо Люса прямо предостерегало против возобновления враждебных действий со стороны Невидимых и даже указывало на электричество как на средство борьбы. Ранним утром в комнату графа вошел канадец, взволнованный последними донесениями туземцев, которые пришли сказать ему, что под утро, перед рассветом, они видели большой черный продолговатый предмет, всплывший на поверхность озера и направившийся к верхней части озера. Дик чистосердечно заявил, что, хотя он и не отрекается от своей веры в сверхъестественное, тем не менее и ему кажется, что разрезать целое судно пополам и затопить его в несколько секунд, пожалуй, все-таки не под силу привидению. После этого друзья приступили к разработке плана защиты на следующие дни. - Признаюсь, дорогой Дик, я бы лучше хотел составлять план нападения, а не защиты! Мне хотелось бы поскорее покончить со всей этой историей: меня положительно выводит из себя мысль, что самый непримиримый враг мой здесь, под водами нашего озера и я ничего не могу предпринять, чтобы уничтожить его! - Но каким образом очутились они здесь, эти Невидимые? - заметил Дик. - Этого я не знаю, - сказал Оливье, - во всяком случае, надо им отдать справедливость: они сумели это сделать, не быв никем замеченными. Ах, если бы только Джильпинг был здесь: он такой высокообразованный, можно сказать, ученый человек, при всех своих чисто британских недостатках, что с ним вместе мы могли бы придумать что-нибудь дельное и выступить, вооружившись, наукой против их науки. - Что же нам мешает сходить за Джильпингом и привезти его сюда? - Я уже подумывал об этом! - признался молодой граф. - Вооружим наших приисковых рабочих, захватим с собой человек 50 нагарнуков, и нготаки волей-неволей принуждены будут отпустить его с нами. - Ну, а если ваш англичанин задался мыслью обратить в христианство нготаков, так он, пожалуй, сам не пожелает идти с нами. - Не думаю, - возразил Оливье, - коллекции его почти закончены, как он сам пишет, и, вероятно, ему уже надоело разыгрывать кобунга. Кроме того, если его запасы консервов, знаменитого честера, неизбежного бренди и виски истощились, то он будет вдвойне рад последовать за нами. - Прекрасно! - согласился Дик. - Так когда же мы отправимся? - После празднества, которое мы справляем в честь вас, мой добрый друг! - Ну, и без этого можно было бы обойтись! - скромно заметил старый траппер. - Я весь день не буду спокоен и все буду опасаться, как бы ваши враги не воспользовались этим временем, чтобы предпринять что-нибудь для вашей гибели! - Не бойтесь ничего, милейший Дик, я уверен, что нам сейчас не грозит ни малейшей опасности; что-то говорит мне, что мы на этот раз восторжествуем над всеми их кознями и происками! - Услышь вас Бог! - набожно проговорил канадец. - Но что меня удивляет, так это то, что Виллиго и Коанук до сих пор еще не вернулись. Я условился ждать их здесь с восходом солнца, чтобы узнать от них, что они видели или заметили ночью. Все остальные ночные стражи оставались все время на своих постах и все уже побывали здесь, а Черный Орел и Сын Ночи должны были совершать все время обход и наблюдать повсеместно. - Солнце еще не взошло, - возразил Оливье, - даже "Мария" еще не начинала своего салюта; а Виллиго, вероятно, захотел пройти через свою деревню, чтобы отдать распоряжение относительно празднества, тем более что это вместе с тем одно из их величайших религиозных торжеств. В этот момент грянул пушечный выстрел: то "Мария" начинала свой салют. Мгновенно десятки радостных голосов с берега и с судна огласили воздух громкими "виват" в честь виновника торжества, одинаково любимого и чтимого как туземцами, как и приисковыми рабочими. Вслед за этим приисковые рабочие, в полном своем составе и с Коллинзом во главе, двинулись по направлению к дому, неся род носилок из веток зелени, на которых виднелся какой-то громоздкий предмет, окутанный холстом. Дик в сопровождении Оливье вышел на крыльцо встретить поздравителей, и Коллинз после краткой, но прочувствованной речи откинул холст с принесенного рабочими предмета. Возглас удивления и восторга вырвался разом из всех уст. То была статуя канадца в натуральную величину в его обычном наряде траппера, с ружьем в руке, вылитая из чистейшего золота с Лебяжьего прииска. Она весила 70 килограммов и по местной, мельбурнской, оценке, стоила 46, 892 доллара и 16 центов; рабочие выплатили это из их собственных прибылей. Даже участие Оливье в этом подношении было энергично отклонено рабочими, которые желали изобразить на пьедестале этого памятника трогательную надпись: "Дику Лефошеру от рабочих Лебяжьего прииска". Под этими словами стояли имена жертвователей. Эта грандиозная статуя являлась настоящим произведением искусства и была выполнена одним флорентийским художником, которого злополучная судьба случайно занесла в Австралию. В одну из своих поездок в Мельбурн, Оливье и Дик заказали ему свои бюсты из терракоты, а впоследствии бюст Дика послужил моделью и для статуи канадца. Старик, которому благодаря этому обстоятельству не нужно было позировать для статуи, конечно, никак не мог предполагать подобного сюрприза и был им тронут до слез. Он был изображен в полном своем охотничьем снаряжении, с ружьем в руке и охотничьей фляжкой у пояса, с подвешенной к нему шкурой морской выдры и сетями, силками и капканами, лежащими на земле у его ног. Но где же был Виллиго, его верный и добрый друг? Разве его место было не здесь в эти торжественные минуты? Нужна была какая-нибудь очень уважительная причина, чтобы удержать его вдали от него в этот день. Не вытерпев долее, Дик отправил в нагарнукскую деревню гонца с поручением узнать, что с Виллиго и где он находится в данный момент. Громадные столы были накрыты для гостей с самого раннего утра и уставлены вкусными яствами; еще накануне ради этого торжества зарезали двух быков и 6 баранов, и теперь мясо их в жареном и вареном виде со всякими приправами предлагалось гостям. У туземцев не понимают праздника, если не представляется возможности есть сколько влезет в продолжение всего дня, с рассвета и до поздней ночи, не соблюдая ни времени, ни меры. Для европейцев же, главных вождей и старшин дружественных нагарнуков готовился особый банкет в 6 часов вечера, после которого предполагалось пустить фейерверки. Целые бочки вина и эля были расставлены на высоких подставках для утоления жажды гостей, но водка всех видов и всякие другие спиртные напитки были совершенно изгнаны со столов пирующих и вообще изъяты из употребления во Франс-Стэшене. Несмотря на это, начавшийся праздник, как и все празднества туземцев, должен был окончиться оргией, даже и без содействия алкоголя. Предоставив гостям из туземцев и рабочих прииска угощаться за приготовленными для них столами, хозяева в сопровождении нескольких привилегированных гостей направились в столовую, где была приготовлена мелкая закуска, в ожидании парадного завтрака. Едва хозяева и гости собирались подойти к столу, как один из слуг доложил, что какой-то неизвестный белый в сопровождении слуги-негра явился сюда и просит разрешения представиться хозяевам дома. Прибытие чужеземца, тем более белого, в этой части Австралии являлось настоящим событием; гость мог только быть или бродягой, или же порядочным джентльменом, путешествующим для своего удовольствия. Но и в том, и в другом случае всякий помещик и фермер обязан был оказать ему гостеприимство в продолжение трех суток; таков был колониальный закон, и это вменялось в обязанность каждому приобретающему участок земли. Если вновь прибывший производил с первого взгляда впечатление бродяги, ему отводили помещение где-нибудь в службах, но дальше от господского дома и, продержав его установленные три дня, предлагали ему убираться подобру-поздорову, снабдив его съестными припасами на несколько дней и кое-какой одеждой, если он в этом нуждался. Если же, напротив, прибывший оказывался приличным джентльменом, то все ему были чрезвычайно рады, так как его прибытие нарушало обычное однообразие жизни. Услыхав о прибытии белого, Оливье распорядился попросить его войти в дом и сам со своими гостями пошел навстречу. Как нам уже известно, это был не кто иной, как капитан Джонатан Спайерс. Он вошел свободно и непринужденно, с видом человека из хорошего общества и с первой же минуты расположил к себе все сердца. - Вы меня извините, господа, что я явился сюда без всякой иной рекомендации, кроме своей личной! Я Джонатан Спайерс, инженер по профессии, приехал сюда отчасти для своего удовольствия, отчасти - для изучения почвы и руды. Но я, право, страшно сконфужен, так как являюсь нарушителем какого-то собрания, быть может, даже семейного праздника... - Ах, нисколько. Все мы сердечно рады! - возразил Оливье. - Вы действительно не ошиблись: это настоящий семейный праздник, в котором мы просим вас принять участие; мы празднуем сегодня день рождения лучшего из людей, которого все мы чтим, как родного отца... Дик Лефошер - владелец Лебяжьего прииска! - добавил граф, представляя гостю своего друга. - Совместно с вами, мой милый Оливье, - поправил его канадец, - позвольте вам представить: граф Лорагюэ д'Антрэг, мой компаньон и лучший из моих друзей! Пожав друг другу руки, все направились в столовую, где ожидала закуска. В дверях столовой Дик заметил слугу, посланного им в деревню нагарнуков; он подозвал его к себе и спросил: - Ну, что? Где Виллиго? - Его никто не видел со вчерашнего вечера, ни его, ни Коанука! - был ответ. - Хорошо, не уходи, ты мне скоро понадобишься! Между тем, пока провозглашались тосты, чокались и перекидывались дружескими словами под общий говор и смех, Джонатан Спайерс не переставал наблюдать за молодым графом, мысленно обдумывая план овладеть им теперь же и таким образом разделаться со своим обязательством по отношению к Ивановичу и вернуть себе полную свободу действий. От одного из служащих на телеграфе, проведенном между Франс-Стэшеном и Мельбурном, Красный Капитан узнал, что отношения между Англией и Соединенными Штатами обострились и внушительный английский флот крейсирует в Ла-Манше, ожидая предписания выйти в Атлантический океан. У Красного Капитана явилась мысль уничтожить этот флот с помощью своего "Римэмбера" и двух его спутников, управление которыми он собирался поручить Дэвису и Ивановичу. Какая громкая реклама! Какое удовлетворение его честолюбия, когда во всех газетах, европейских и американских, будет сказано: "Американец Джонатан Спайерс, прозванный Красным Капитаном, уничтожил английский флот с помощью своей воздушной флотилии, состоящей из усовершенствованных аэропланов его собственной конструкции!" Но с этим надо было спешить; быть может, уже теперь политические сношения между обеими нациями были прерваны; известие об этом ожидалось с часу на час. За отсутствием дорог и регулярной почты все крупные землевладельцы Центральной Австралии на общий счет провели к себе телеграф, благодаря которому ежедневно получались важнейшие известия из австралийских портов, из Европы и Америки, курс биржи Сиднея и Мельбурна, словом, все, что было важнейшего и необходимого для жителей Центральной Австралии. Известие о натянутости взаимных отношений Англии и Америки совершенно изменило планы Красного Капитана. Он жалел теперь о потерянном времени и спешил захватить и доставить молодого графа в Петербург. - Всякий план, чем он проще, тем лучше, - рассуждал капитан, - в этот же вечер, когда все будут заняты фейерверком, я отправлюсь на "Лебедь", вернусь на "Римэмбер", подымусь на поверхность и оставлю его с раскрытым верхним люком, под прикрытием прибрежных кустов и лиан, в нескольких саженях от набережной. Мне будет вовсе не трудно заманить молодого графа в пылу разговора к этим прибрежным кустам, где я спрячу пять своих матросов. Они набросятся на графа и стащат его в открытое отверстие "Римэмбера" даже на глазах его друзей, которые не успеют вступиться за него. "Римэмбер" сейчас же канет под воду, а в нескольких саженях взовьется под облака и направится в Европу. Но для всего этого необходимо заручиться полным доверием молодого графа, приучить его к себе и склонить под вечер на маленькую прогулку вдоль набережной. Вскоре капитан убедился, что молодой граф легко поддается его настояниям и ничто не помешает исполнению его плана. Оливье был крайне предупредителен и внимателен к нему, и, даже отвлеченный на короткое время своими обязанностями хозяина от капитана, тотчас же спешил к нему извиниться. - Ах, пожалуйста, - успокаивал его Джонатан Спайерс, - я вполне понимаю ваши хозяйские обязанности и отнюдь не претендую. Мне хотелось только попросить вас об одном, а именно: я слышал, что здесь сегодня должно состояться большое туземное празднество, и мне хотелось бы во время его оставаться подле вас, так как вы могли бы дать мне кое-какие разъяснения местных обрядов и обычаев. - О, с большим удовольствием! Но, к сожалению, я в данном отношении почти такой же новичок, как и вы, так как впервые присутствую на празднестве Огня! - А-а... Наконец-то! - воскликнул Дик. - Вот и Виллиго и Коанук! - Кто такой Виллиго? - спросил гость. - Виллиго - один из главных вождей племени нагарнуков, это - неразлучный друг и товарищ моего друга Дика, а Коанук - молодой воин того же племени, его родственник и бессменный адъютант! - отвечал Оливье. В этот момент Виллиго торжественно вошел в комнату в сопровождении своего молодого друга. Их вид произвел на Джонатана Спайерса сильное впечатление, особенно их пестрая и яркая татуировка на едва прикрытом теле, с высоко зачесанными волосами, убранными пучком перьев. Величественный и грозный Виллиго нимало не походил на тех туземцев, каких видел здесь до сих пор Красный Капитан. А пленник его, тощий и слабенький нагарнук, не мог дать ему настоящего представления о своем племени. Теперь перед глазами капитана были две внушительные фигуры, с широкой, мощной грудью, сильными руками и ногами и энергичными, выразительными чертами лица, конечно, не греческого типа, но все же не уродливыми и не безобразными. Не желал бы я иметь их своими врагами!" - мысленно воскликнул капитан, следя глазами за двумя нагарнуками. Между тем Виллиго подошел к Дику и дружески пожал ему руку. - Я тебя ждал с рассветом! - с дружеским упреком заметил канадец. - Я хотел освидетельствовать побережье на возможно большем протяжении, и мы зашли так далеко, что не успели вернуться сюда раньше! - отвечал Виллиго, не подавая вида, что произошло нечто необычное. Таково было его правило - никогда никому не сообщать ни о чем и во всем рассчитывать только на самого себя и на своих одноплеменников, сохраняя за собою свободу действий. - Что нового? - спросил Дик. - Ничего, Тидана! - коротко ответил вождь. - Вам надо больше, чем когда-либо, охранять Оливье, - сказал канадец, - мне кажется, что никогда еще ему не грозила такая опасность, как теперь. - Тидана знает что-нибудь? - спросил Виллиго. - Ничего, кроме того, что все мы видели вчера! Но и этого довольно! - А что Тидана думает о том, что мы вчера видели? - осведомился снова туземец. - Я полагаю, что ни ваши каракулы, ни наши призраки, в которых верят наши моряки, не могут разрезать в одну секунду целое судно пополам и потопить его, как щепку. По моему мнению, злые люди утащили "Феодоровну" и утащили ко дну Таганука! - Так, значит, Тидана думает, что белые люди могут жить под водой и что сейчас на дне нашего озера есть люди, которые опасны для твоего друга? - Это возможно, Виллиго! Мне только сегодня сообщил Оливье, что подводные лодки давно придуманы и давно существуют, но что ими еще мало пользуются только потому, что в случае порчи механизма это очень опасно для жизни людей; кроме того, трудно запасать достаточное количество воздуха, необходимого для дыхания людям. Но, быть может, теперь придумали, как устранить и эти неудобства. - Да!.. - задумчиво протянул Виллиго. - Оливье так же мудр, как старейшие в Совете. В этой молодой голове много всяких знаний, которых нет даже в голове, убеленной сединами! - Предупредил ты своих воинов, чтобы они все были наготове, на случай надобности? - осведомился Дик. - Все уже вырыли топор из-под порога своих хижин, - ответил Виллиго, - и завтра все озеро будет оцеплено нашими воинами, а пока Никуба, Ви-Вага, Ваиа-Нанди, Муоигонг, Пороэ и Отунэ ждут у дверей. Они весь день будут окружать Юного Опоссума, - как называл иногда Виллиго Оливье, - и не будут спускать с него глаз. - Мы больше, чем когда-либо, рассчитываем на тебя, Черный Орел! Есть только одно средство покончить разом навсегда эту травлю, это - овладеть "человеком в маске" и приковать его к столбу пыток! - Черный Орел позаботится об этом! - спокойно и величественно сказал Виллиго и стал оглядываться, чтобы отыскать в толпе Оливье и поздороваться с ним. Вдруг глаза его налились кровью; выражение лица стало страшным, хотя ни один мускул его не дрогнул: Черный Орел увидел подле Оливье Красного Капитана, того самого человека, которого он с Коануком выследил сегодня утром. Однако он и теперь не сказал никому ни слова. Спокойный и радостный, он направился с протянутой рукой к Оливье, который весело и сердечно приветствовал его. - Славнейший из вождей австралийских, Черный Орел, - представил его граф своему гостю, - и вместе с тем наш лучший и надежнейший друг! - Затем, обращаясь к Виллиго, прибавил: - Мистер Джонатан Спайерс, американский инженер, пожелавший на короткое время быть нашим гостем! Американец протянул руку, но Виллиго, не желая принять ее, отдал ему поклон по туземному обычаю, то есть наклонившись вперед и закрыв лицо обеими руками. После этого Виллиго умышленно громко заявил графу, что он, Черный Орел, сформировал для графа почетную стражу из лучших своих воинов, которые ни на минуту не будут покидать его ни днем, ни ночью. "Что за дурацкая мысль пришла этому проклятому дикарю, - подумал про себя Джонатан Спайерс, - это может в значительной степени помешать моим планам!" Он еще раз пожалел о своих бесполезных забавах в течение последней и предшествующей ночи, которые только предостерегли об опасности этих людей и осложнили его задачу. - Впрочем, несколько револьверных выстрелов легко образумят их! - закончил он свое рассуждение и на этом успокоился. Но с этого момента он стал чувствовать себя как-то неловко под упорным взглядом туземца, который, казалось, проникал в самую глубь его мыслей. И он, человек с железной волей, которого ничто не страшило и не смущало, самое имя которого являлось синонимом холодной жестокости и отчаянной смелости, чувствовал себя неприятно и неловко под этим взглядом; он испытывал какое-то непреодолимое чувство смущения, почти пришибленности в присутствии этого дикаря-австралийца, которого до сих пор считал немногим выше обезьяны. Продолжая разговаривать с Оливье, капитан сделал едва приметный жест рукой своему негру, который тотчас же уловил и понял его, и самым непринужденным образом вышел из дома. Можно было подумать, что Черный Орел сознавал производимое им на чужестранца впечатление, так как он, видимо, умышленно продолжал мучить его своим настойчивым, испытующим взглядом. Но, обменявшись несколькими пустыми фразами с некоторыми из присутствующих, он вдруг, к невыразимому удовольствию американца, решительным шагом вышел из зала. Коанук, как верная тень, последовал за ним. Оба не спеша прошли через сад и эспланаду, ведущую от дома к берегу озера. Но едва они исчезли из глаз обитателей дома и гостей за ветвями прибрежных порослей и кустов, как, прижав руки к бедрам и вытянув вперед шеи, пустились бежать по направлению к тому месту, где на рассвете подстерегали "Лебедя". X Внезапное нападение. - Захват "Лебедя". - Убийство негра Джонатана Спайерса. - Старые знакомцы. - Десять лет назад спасен им. Виллиго, разделяя отчасти суеверные предрассудки своего племени, все же был выдающегося ума человек и потому не верил безапелляционно всем басням и рассказам своих колдунов-жрецов, но из традиции поддерживал престиж этих колдунов, исполняющих роль священнослужителей во всех религиозных торжествах и обрядах, при которых всегда неотступно присутствовал, подавая остальным пример уважения к ним. Это, однако, не мешало рассуждать совершенно так же, как Дик по поводу вчерашних событий, и внутренне отрицать возможность или вероятие вмешательства каракулов или злых духов в события этой ночи. Решив не спускать глаз с озера до тех пор, пока какой-нибудь факт не явится подтвердить или опровергнуть его предположения, Виллиго был несказанно обрадован, когда увидел незадолго перед рассветом, что вода в озере в одном месте запенилась, как будто что-то двигалось под ней, вслед за тем на поверхности появился какой-то громадный черный предмет, раза в четыре больше самой "Феодоровны" и ее вчерашнего таинственного спутника, но совершенно тождественный с последним по внешнему виду; по обе стороны этой черной громады виднелись еще два таких же черных выпуклых предмета, как бы прикрепленных к ней. Коанук, который также не дремал, тоже видел все. Благодаря счастливой случайности Виллиго и Коанук избрали местом наблюдения как раз ту часть берега, которая находилась против того омута, где устроил себе стоянку Джонатан Спайерс. Таким образом нагарнуки видели, как раскрылся на "Римэмбере" верхний люк и как из него появился сперва один человек, вслед за ним еще три, и все четверо перебрались на находящийся слева черный плавучий предмет малых размеров. Эти четыре человека, представлявшихся нагарнукам лишь в виде темных силуэтов на темном фоне ночного неба, не проронили во все время ни слова, не произвели ни малейшего шума, так что их можно было принять за привидения. Жуткое чувство суеверного страха начало было овладевать душой Виллиго, когда он с чувством невероятного облегчения явственно расслышал произнесенные шепотом слова двух людей: "Все благополучно, капитан" - и ответное: "Хорошо!" Значит, это действительно были белые люди, и туземцы мгновенно вернули себе обычное самообладание. Едва прозвучали эти слова, как верхний люк на черной громаде бесшумно захлопнулся, и она исчезла под водой; маленькое же чудовище, на которое перешли четыре человека, быстро направилось к верхней части озера, придерживаясь берегов. Тогда Виллиго и Коанук пустились бежать со всех ног в том же направлении, но им, конечно, невозможно было догнать этот черный плавучий предмет, если бы он вскоре не замедлил ход, как бы присматриваясь к берегам и выбирая для себя удобную пристань. Отыскав, по-видимому, то, что им требовалось, пассажиры плавучей громады двинули ее прямо к берегу, и как раз в это время Виллиго и нагарнук успели притаиться в прибрежных кустах, где могли свободно наблюдать, не будучи замечены никем. Что было дальше, уже известно читателю. Убедившись в том, что оба стража "Лебедя" мертвы, Виллиго и Коанук привязали мертвым по камню к ногам и спустили их в воду, так чтобы тела их не могли всплыть и послужить предостережением их товарищам. Покончив с этим, они отправились на странное судно, очень походившее по своему наружному виду на громадную рыбу. Но смотреть здесь оказалось нечего: открытый люк давал доступ в довольно просторный коридор, куда выходило четыре двери, две по обе стороны судна, одна в конце и одна в начале коридора. Виллиго, желая надавить одну из дверных ручек с целью открыть дверь, был отброшен с такой силой, что едва не переломил себе спины о лестницу люка. Напуганные этим, дикари поспешили вылезти на палубу и выпрыгнуть на берег. Что это была за сила, которая так давала чувствовать себя? Они отлично знали, что на таинственном судне не осталось никого; на него взошли четыре человека, из которых двое были мертвы, а другие двое отсутствовали. При этом они вспомнили "Феодоровну", которая почти беззвучно пошла ко дну без всякой видимой причины. Неужели эти белые обладают каким-нибудь могучим фетишем, который охраняет их судно в их отсутствие? Но в таком случае, рассуждал Виллиго, почему же этот фетиш не защитил их самих от бумерангов нагарнуков, не помешал им даже войти на судно?.. "Жалкий фетиш, который умеет только охранять ручки дверей!" - презрительно подумал Виллиго. И вдруг вспомнил, что уже испытал однажды совершенно подобный же толчок, но только в несравненно слабейшей степени, при прикосновении к маленькому металлическому шарику какой-то машины, когда он смотрел, как проводили телеграф во Франс-Стэшене. И Оливье, который вращал в это время какое-то стеклянное колесо, весело смеялся над вождем, прикоснувшимся к аппарату. Вспомнив это, Виллиго вторично отправился на судно с Коануком и убедился, что, кроме дверных ручек, можно было безнаказанно касаться всего - стен, пола, планок, перегородок, - всего, кроме металлических кнопок. Теперь являлся вопрос, каким образом могли эти белые люди управлять этим странным судном. Ведь оба, и Виллиго, и Коанук, видели, что все четверо белых сидели наверху, на палубе, спустив ноги в открытый люк. Тогда Виллиго вспомнил опять, что механик "Марии" приводил машину в действие посредством простого рычага, и старался сопоставить оба эти факта, но, не придя ни к чему, стал рассуждать так: - Раз эти люди сидели на палубе, то следует искать на палубе какого-нибудь такого же рычажка! - И он принялся шарить руками по палубе на таком расстоянии, на какое могла хватить рука человека, сидящего на краю люка. Он стал попеременно надавливать листы обшивки, пытаться приподнять их, как крышку коробки, или сдвинуть их вправо или влево, на себя или от себя. Долгое время все его усилия оставались тщетными; наконец глухое восклицание вырвалось из его уст: узкая полоска меди, по-видимому скреплявшей между собой листы полированной стали обшивки, скользнула у него под рукой, обнаружив небольшое углубление в 20 сантиметров, в глубине которого были расположены в три ряда 10 хрустальных кнопок, по три вверху и внизу и четыре посредине. "Очевидно, эти кнопки не должны производить толчков, - решил Виллиго, - иначе зачем бы их так хитро запрятывать?" Чтобы убедиться в справедливости своих рассуждений, он коснулся каждой из них слегка пальцем, полагая, что чем легче будет прикосновение, тем слабее будет толчок, если только он должен произойти. Однако никакого толчка он не почувствовал. - Ага! - весело крикнул он. - Здесь нет невидимых кулаков! - И он позвал Коанука, притаившегося на берегу, чтобы успеть вовремя предупредить Виллиго в случае неожиданного возвращения белого хозяина этого судна: судя по тому, что капитан ушел в охотничьем снаряжении, Виллиго, никак не предполагавший, что он осмелится явиться в дом Дика и Оливье, думал, что он ушел просто поохотиться в лес и мог каждую минуту вернуться. - Виллиго нашел секрет, как управлять этим судном! - с гордостью заявил вождь своему юному другу. - Ну так пусти его в ход! - воскликнул молодой нагарнук, слепо веривший во всем Черному Орлу. Бедный Виллиго теперь внутренне сожалел о своем хвастливом возгласе, но, не желая уронить своего престижа в глазах юного воина, наугад нажал первую из кнопок. Каково же было его удивление, когда "судно" вдруг тронулось с места! Тогда Виллиго начал кнопку покрепче, и движение вперед заметно усилилось. Тогда Виллиго, уже совершенно осмелев, нажал вторую кнопку, и судно стало плавно заворачивать налево, при более усиленном нажатии той же кнопки оно стало поворачивать вправо. Надавив третью кнопку, Виллиго убедился, что судно пошло назад. Теперь он знал, как дать передний ход, как - задний, как свернуть направо и как налево, и от восхищения забил в ладоши! Каково же было действие остальных кнопок? После некоторого колебания он наконец осторожно нажал первую кнопку второго ряда, и почти машинально диковинное судно взлетело на воздух, как стрела, широко распустив по воздуху крылья. Виллиго громко вскрикнул от испуга и, бросив кнопки, ухватился обеими руками за края люка, чтобы удержаться на месте. Не будучи управляемо, воздушное судно стало медленно и постепенно опускаться на своих крыльях, игравших теперь роль парашютов; но так как первый импульс при подъеме его был слишком силен, то после подъема на 40 метров судно очутилось уже не над озером, а над берегом и потому плавно и спокойно опустилось на землю в нескольких саженях от воды. Трудно себе представить огорчение и разочарование Виллиго, мечтавшего уже увезти чудесное судно и запрятать его так, чтобы никто другой не мог его найти; но теперь, когда эта громадина очутилась не в воде, а на суше, как ее спрятать или столкнуть обратно в воду, где он мог так легко и свободно направлять его по своему желанию? Вдруг Коанук воскликнул: - Вождь, смотри, у нее колеса, как у тележек белых людей! - Колеса! - повторил Виллиго, и это слово явилось для него настоящим откровением: очевидно, это судно может идти так же по земле, как и по воде или по воздуху, и недолго думая он нажал первую кнопку первого ряда. К его немалой радости, судно плавно и послушно покатилось вперед. Виллиго хотел было нажать вторую кнопку и отвести его обратно в озеро, когда ему пришло на ум, что белые люди, находящиеся на громадном чудовище, которое ушло под воду, могут обойти под водой все озеро и, наверное, найдут пропавшее судно, куда бы он его ни запрятал; это заставило его изменить план. Он нажал кнопку, и судно, ставшее громадным автомобилем, быстро покатилось вперед; он направил его в маленькую долинку в полумиле от озера и здесь, дав полный ход, загнал свой диковинный экипаж в узкое ущелье, усеянное обломками гранитных скал и заканчивающееся глубоким естественным гротом, уходившим в глубь горы на несколько сот метров. Сюда-то он и ввел свой "приз", будучи уверен, что, кроме него, никто не разыщет его здесь. Сойдя с судна, Виллиго чувствовал себя как римский триумфатор; в нем проснулось чувство невыразимой и сладкой гордости. Он, нагарнукский воин, никогда нигде не обучавшийся никаким премудростям белых людей, сам, своим умом, без всякой посторонней помощи и всяких указаний разгадал секрет этих ученых людей, разгадал в несколько часов. - Мату-Уи (Бог), - воскликнул он обращаясь к Коануку с чувством великой гордости, - создал белых людей для того, чтобы работать, как женщины, изобретать и придумывать множество вещей, но он создал черного человека с большим умом для того, чтобы тот, не трудясь и не работая, угадывал все их хитрости и смеялся над их коварством. Коанук был положительно поражен, он в этот момент смотрел на возлюбленного вождя с чувством благоговейного уважения, почти трепетного страха, и ему думалось, то Великий Дух - Мату-Уи вдохнул в мозг Виллиго ум превыше обычного человеческого ума. Между тем то, что сумел сделать Виллиго, было еще далеко не много; дело в том, что Джонатан Спайерс, сознавая, что ему рано или поздно придется поручить управление "Лебедем" и "Осой" кому-нибудь постороннему, распорядился провести на верхнюю палубу некоторые из простейших проводов, посредством которых можно управлять судном. Однако, управляя его движением, человек, знакомый с применением этих хрустальных кнопок, не знал ни одного из секретов механизма; он не мог ни привести в движение механизма в случае остановки, ни регулировать машин, вырабатывающих воздух или электричество, не мог приводить в действие электрические аккумуляторы, словом, не знал ничего из сложного механизма. Кроме того, предусмотрительный американец благодаря известному рычажку мог совершенно остановить действие этих кнопок или ограничить ток известным временем, несколькими часами, сутками или месяцами или действие всего механизма или отдельных частей его, смотря по желанию. Таким образом, оба судна, даже управляемые кем-нибудь посторонним, все же оставались в полной его зависимости; но так как, уходя, капитан, не предвидевший того, что произошло в его отсутствие, не принял этой меры предосторожности, то "Лебедь", черпавший свои запасы электричества из воздуха или воды, мог действовать в продолжение 50 лет, до полного износа некоторых своих частей. Придя во Франс-Стэшен, Виллиго никому ничего не сказал ни слова о случившемся, точно так же и Коанук хранил полное молчание. - Слишком много глаз, слишком много ушей, слишком много языков в большом доме, - сказал Виллиго, - и если Коанук не сумеет удержать своего языка, то Туа-Нох, прибывший сегодня утром, будет предупрежден, и нам не удастся захватить громадное чудовище! - Так Виллиго называл "Римэмбер". - Коанук не женщина, и его язык не болтает без его воли! - отвечал в тон ему юный воин. Когда же во время разговора с Оливье Джонатан Спайерс сделал знак своему негру, то Виллиго, от взора которого ничего не могло укрыться, разом понял, что Туа-Нох, то есть "восточная птица", как он прозвал Красного Капитана, посылал своего негра передать какое-нибудь приказание людям, оставшимся на судне. Чтобы не допустить этого чернолицего убедиться в исчезновении "нашего чудовища", Виллиго и Коанук пустились по его следам. Вскоре они нашли его и, забежав вперед и притаившись в кустах цветущего лавра, дали ему пройти мимо себя, затем разом, точно по команде, послали ему вдогонку свои бумеранги. Страшные орудия, попав негру в голову, уложили его на месте без стона, без вздоха. Спустя несколько минут волны озера поглотили труп несчастного негра. Радуясь тому, что они лишили Красного Капитана последнего его союзника и всяких вестей о его судне, оба австралийца направились в свою деревню, где им предстояло исполнить свою роль на Празднике огня, который должен был начаться тотчас же по прибытии в деревню канадца и его друзей. Виллиго был доволен собой, хотя не предвидел даже всей важности того, что ему удалось сделать. В самом деле, каким образом мог теперь вернуться на "Римэмбер" Красный Капитан? А если он не мог этого сделать, то что станется с остальными заключенными в подводном колоссе и лишенными возможности выйти наружу? Действительно, если бы Джонатан Спайерс знал о случившемся, он, конечно, не последовал бы за гостеприимными хозяевами Франс-Стэшена в деревню нагарнуков, но он даже не подозревал, что мог лишиться благодаря пустячной случайности плода всех десяти лет своей трудовой жизни, своей смелой настойчивости, своих бессонных ночей. В данный момент его всего более занимал один вопрос, над разрешением которого он трудился с самого момента своего знакомства с молодым графом. Все в этом молодом человеке - и звук его голоса, и фигура, и манеры казались ему знакомыми, точно он уже видел его когда-то, и, чем больше он прислушивался к его голосу, чем больше смотрел на него, чем больше приглядывался к нему, тем сильнее в нем сказывалось это впечатление. Наконец он не выдержал и прямо обратился к молодому человеку за разъяснением мучившего его вопроса. Идя подле графа по пути к большой деревне нагарнуков и беседуя с ним о том о сем, он вдруг прервал этот пустячный разговор словами: - Простите меня, граф, но я положительно сгораю от нетерпения предложить вам один вопрос!.. - Сделайте одолжение, - воскликнул Оливье, - я весь к вашим услугам! - Чем больше я на вас смотрю, тем более мне кажется, что я уже раньше когда-то имел удовольствие видеть вас! Скажите, моя наружность не кажется вам знакомой? - Возможно, конечно, что мы с вами когда-нибудь встречались, но признаюсь, ваши черты не запечатлелись в моей памяти. Я много путешествовал! Вы, вероятно, тоже, а при таких условиях мимолетные встречи так часты, что их с трудом запоминаешь! Быть может, мы виделись с вами в России? - Я совершенно не знаю этой страны! - Так, может быть, во Франции? - Тоже нет, я, как всякий американец, мечтаю о поездке в Европу, и главным образом во Францию, но до сих пор еще там не был! - Ах, да, ведь вы американец; значит, мы, вернее всего, встречались где-нибудь у вас на родине! - А какие города Америки вы изволили посетить? - О, весьма многие... Нью-Йорк, Филадельфию, Балтимор, Цинциннати, Новый Орлеан, Сан-Луис, Сан-Франциско... - Сан-Франциско?! - Да, я состоял давно, лет десять тому назад, при нашем посольстве в Вашингтоне; в то время наш консул в Сан-Франциско заболел, и я был командирован временно исполнять