Оцените этот текст:


   -----------------------------------------------------------------------
   "Собрание сочинений в четырех томах. Том первый".
   М., "Молодая гвардия", 1973.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 18 June 2001
   -----------------------------------------------------------------------

                                         Посвящается Лене Строговой,
                                         медсестре 89-го стрелкового полка


   Лена ложится на краешек нар, укрывается шинелью и, согреваясь, думает в
полудремоте: "Хорошо как! Никогда не знала, что так хорошо в землянке!"
   Она только что вернулась из санроты, расположенной  на  берегу  Днепра,
долго плутала в осенних потемках, намерзлась на  сыром  ветру  и  лишь  по
трассам пулеметов, по окрику часового, иззябшая, усталая, с  трудом  нашла
НП.
   Свертываясь под шинелью  калачиком,  Лена  закрывает  глаза,  и  тотчас
откуда-то выплывают дорога,  лесистый  берег,  освещаемый  близким  светом
ракет, густо-черная вода у переправы, огоньки цигарок, раненые на носилках
около землянок санроты. Где-то в ночи рождается далекий  свист,  он  давит
все звуки, приближаясь и настигая. Снаряд с громом разрывается  на  кромке
берега, косая стена воды подымается перед землянками, брызги летят Лене  в
лицо. "Переправу обстреливают. Но почему же раненых не перевозят?"  Второй
снаряд разрывается в десяти  метрах  от  носилок,  и  кто-то  там  кричит,
стонет. "Немедленно переправлять! Немедленно!" И она бежит на  этот  крик,
слыша отвратительно воющий, низкий звук падающего снаряда...
   Лена вздрагивает и резко откидывает с головы шинель. В землянке тишина,
нарушаемая странным стуком. Это задремал телефонист, и трубка ударяется  о
стол. Телефонист с усилием подымает голову и продувает трубку.
   - "Волна", "Волна", - говорит он, сонно прокашливаясь. - Я  -  "Дон"...
Как слышишь? Поверочка... Что у вас там, черти, радио или  патефон?  -  Он
вздыхает, утомленно выпрямляя спину. - Ну как у  вас...  спокойно?  Ракеты
кидает?
   Связист поправляет плавающий в плошке огонек и, зябко  подышав,  кладет
голову на ладони.
   В землянке душно, сыро и пахнет лежалой  соломой.  Вместе  с  Леной  на
нарах, прикрыв лицо фуражкой  и  не  сняв  ремни,  спит  командир  батареи
капитан Каштанов. На полу возле нар - Володя  Серов,  ординарец  капитана.
Свет от свечи мягко бродит по его лицу.  Оно  разглажено  сном  и  кажется
совсем юным. На лоб упал рыжий завиток волос,  в  нем  запуталась  былинка
сена. Лена долго смотрит на его лицо и думает:  "Что  ему  снится?"  -  и,
улыбаясь, опять закрывает глаза.
   Сквозь соя она слышит какой-то шум, чей-то короткий возглас, похожий на
команду, и как будто суматошный топот ног. Лена вскакивает. Она ничего  не
понимает со сна. Ни капитана, ни Володи уже в  землянке  нет.  Телефонист,
сгибаясь при каждом слове, надсадно кричит в трубку:
   - Ясно! Да плохо тебя слышно! Ясно! Много? Не слышу тебя!
   - Что? - тревожно спрашивает Лена и привычно ищет сумку. - Началось?
   - По-ошло, - бормочет  с  полуухмылкой  телефонист,  прислушиваясь.  Он
поглядывает на потолок землянки, который сильно трясется,  и,  потягиваясь
всем телом, нервно зевает. - Пятые сутки контратакует,  -  говорит  он.  -
Язви их душу. И не спят, поганое отродье, а? В Днепре хотят искупать!..  И
все танки пускает да бронетранспортеры... Хорошо бы,  если  бы  в  батарее
четыре пушки, а то одна осталась, барановская... на плацдарме. Дела-а!..
   Лена молча, торопясь, надевает шинель и выбегает из землянки. В траншее
темно и холодно. С низины от Днепра дует пронизывающий влажный  ветер.  Он
рвет и уносит  звуки  выстрелов.  Острый  запах  сырости,  глины,  недавно
смоченной дождем, наполняет окопы. Впереди, в вязких  потемках,  относимая
ветром, взвивается белая точка немецкой ракеты и, упав возле самых окопов,
горит, шипя, на земле  ослепляющим  костром.  Где-то  впереди  тонко  шьют
автоматы. Взвизгивая; над окопами мелькают, обгоняя  друг  друга,  трассы;
разрывные пули глухо тюкают в бруствер, то  там,  то  тут  брызжут  синими
огоньками. И Лена, пригибаясь, отталкиваясь руками от стен траншеи,  бежит
вперед на бугор.
   Впереди, на высоте, длинными очередями, содрогаясь, режет пулемет.  При
вспышках в красном огне лихорадочно мелькает край чьего-то лица.
   Кто-то с руганью пробегает мимо, задев Лену автоматом за плечо.
   - Баранов! Старший сержант Баранов!
   При свете ракеты  Лена  видит  ординарца  капитана  Володю  Серова.  Он
оглядывается.
   - Лена? - Он крепко сжимает ее локоть и едва переводит дыхание. - Лена?
Ты?
   - Атака? - стараясь говорить спокойно, спрашивает Лена. - Опять?
   - Да, в атаку пошли! Совсем осатанели! -  разгоряченно  говорит  он.  -
Черт возьми, связь с орудием перебили! Баранов! - кричит он в  темноту.  -
Баранов!.. Быстро ко мне!
   Неожиданно сверху кто-то прыгает в окоп. Это командир  орудия  Баранов.
Он прерывисто дышит - вероятно, бежал. От него удушающе пахнет табаком.
   - Ну, ну? - резко спрашивает  он.  -  Темень,  леший  ногу  сломит!  Не
разберешь ни хрена! Ну?
   - Четыре снаряда! - кричит Володя.  -  Транспортеры  видел?  По  лощине
обходят! Долбани!
   В вспышках ракет появляется и пропадает широкоскулое лицо Баранова. Оно
точно отвердело.
   - Все? - Баранов, тяжело  перекидывая  огромное  тело,  выскакивает  на
бруствер. Он стоит некоторое время, озираясь. - Обходят фрицы, что  ли?  -
говорит он и медленно усмехается. - Ракет не жалеют!
   Красные огоньки пуль струей мелькают перед темной головой. Баранова.
   - Пригнитесь! - кричит Лена сердито. - Что вы стоите?
   - А, Лена! И ты тут? - говорит Баранов, только сейчас заметив ее.
   И, не дожидаясь ответа, поворачивается, шагает в темноту. Лене  хочется
крикнуть ему, чтобы он лег и пополз, но за бруствером его уже не видно,  и
она говорит возмущенно:
   - Не понимаю, зачем рисковать? Можно и пригнуться. Ты тоже так ходишь -
во весь рост? Это не геройство, а...
   Володя что-то отвечает смеясь - не слышно: все тонет  в  разрывах.  Они
бегут по траншее. На НП Лену ослепляют беспорядочные вспышки, в  уши  бьет
автоматная трескотня. Сухое, почти  неподвижное  лицо  капитана  Каштанова
дрожит в красных всплесках. Володя с размаху бросается грудью на бруствер,
выкрикивает:
   - Порядок, товарищ капитан! Ваше приказание выполнено!
   И Лена видит, как трясется его плечо от длинных очередей.
   Слева из темноты вылетает рвущийся сноп пламени. Все  оборачиваются.  В
огневых взлетах появляются и исчезают вздрагивающее орудие на высоте, а  в
лощине - черные  тела  бронетранспортеров  и  вставшие  по  скатам  высоты
силуэты - немцы.
   - Это Баранов, товарищ капитан! - кричит Володя возбужденно. -  Баранов
прикурить дает!
   Внезапно  становится  тихо.  Только  далеко,  на  правом  фланге,   без
передышки трещат автоматы, торопливо взлетают ракеты.
   Все молчат прислушиваясь.  Из  низины  доносятся  голоса  немцев.  Они,
по-видимому, окапываются за высотой.
   - Замолчали, - негромко  говорит  Володя.  -  Пять  дисков  как  ветром
сдуло... Еще приготовим, пожалуйста, только спасибо не говорите!  -  И  он
вываливает из противогазной сумки в  шапку  автоматные  патроны,  готовясь
набивать диски.
   Капитан Каштанов оглядывает всех на НП, говорит замедленно:  "Та-ак"  -
и, наклонившись ко дну окопа, прикрываясь шинелью, сосредоточенно  чиркает
зажигалкой. Огонь выхватывает черные,  тесно  сдвинутые  брови.  Володя  с
жадностью прикуривает.
   - Эх, закурить, шоб дома не журились! - И  рукавом  шинели  вытирает  с
лица пороховую гарь.
   Лена подходит к Володе сзади, тихо говорит:
   - Устал, товарищ ординарец? - И в голосе ее звучит ласковая усмешка.
   Володя одной рукой обнимает ее.
   - Ну-ка поближе сюда, санинструктор! - говорит он и крепко прижимает ее
к себе.
   Лена строго:
   - Товарищ старший сержант! - И испуганным шепотом: - Тише,  капитан  же
рядом... Ты совсем уж... Володька!..
   Володя весь разгорячен - ворот расстегнут, руки теплые, и Лене кажется,
что в потемках у него светятся от недавнего возбуждения глаза.
   - Ну как самочувствие? - еле слышно спрашивает Лена.
   - Да ничего, Ленка, - шепотом отвечает он, прикасаясь горячей  щекой  к
прохладным Лениным волосам. - Вот по тебе соскучился, целый день  тебя  не
было... А ты как?
   Она отстраняется от него, упираясь руками ему в грудь.
   - Осторожней, Володька, капитан же.
   - Да он не смотрит!.. У тебя руки холодные - боишься, что ли?
   - Не думаю даже...
   - Врешь, Ленка, - шепчет он, притягивая ее к себе.
   - Ну, немножко, - соглашается она.
   - За кого?
   - Да за тебя же.
   - Это ты оставь, Ленка. - Он сразу  становится  серьезным.  -  За  меня
нечего бояться.
   - И оставлять нечего. Тоже ходишь, как Баранов, не пригибаясь...
   Оба не видят, что капитан Каштанов сидит на дне  окопа,  курит  и  чуть
усмехается, слыша рядом с собой шепот.
   В ту же минуту возле траншеи разрывают воздух пулеметные очереди,  пули
щелкают по брустверу. Тотчас откуда-то  из  лощины  тугим  звоном  ударяют
немецкие минометы. Мины с чавкающим звуком, с визгом осколков  рвутся  над
головой, сыплется земля, стучит по плащ-палаткам.
   Володя и Лена вскакивают.  Над  высотой,  где  стоит  орудие  Баранова,
рассвечивая потемки, веером летят толстые трассы. Видно,  как  трассы  эти
врезаются в землю перед щитом, гаснут.
   - Товарищ капитан,  бронетранспортеры!  Опять!  Прикурить  не  дали!  -
кричит Володя, ложась грудью на  бруствер,  щелкая  затвором  автомата.  -
Опять пошли! По орудию бьют.
   - Спокойно, - говорит капитан Каштанов. Он будто  проснулся  сейчас,  и
голос у пего сонный и  сиплый.  Потом  этот  голос  накаленно  опаляет:  -
Справа, по одному - кор-роткими!..
   У Володи судорожно  трясется  плечо,  и  жутко  возникает  во  вспышках
автомата красный блеск его зубов. Он что-то кричит и смеется.
   И Лена смотрит на пего, и ей неудержимо хочется  стоять  рядом  с  ним,
стоять до тех пор, пока не кончится атака. Она щупает руками края окопа.
   "Санинструктора!" - звучит в ушах Лены, но она знает, что  по  привычке
это часто кажется ей, и, оглянувшись на Володю, все-таки идет по  траншее,
спрашивая:
   - Товарищи, никто не ранен?
   Во  тьме  ревут  в  низине  бронетранспортеры,  веера   толстых   трасс
рассыпаются все ближе, и немецкие ракеты уже  падают  на  огневую  позицию
Баранова и горят на брустверах орудийного дворика, и всем видны стоящие  и
ожидающие за щитом орудия люди и самый высокий - Баранов - возле станины.
   - Товарищ капитан! Баранова вроде окружают!  -  доносится  сзади  голос
Володи. - Видите?.. Слева заходят!
   Бегло бьет орудие Баранова. Два  разрыва,  четыре  разрыва  -  и  сразу
орудие замолкает, и только  слышны  щелчки  разрывных  пуль,  слышно,  как
кричат бегущие к орудию немцы:
   - А-а!
   - Баранов! - опять доносится чей-то сиплый зов из потемок. - Баранов!
   Мины рвутся возле орудия.
   - Санинструктора сюда! Где санинструктор? Санинструктора!
   Лена озирается и бежит на крик.
   И на бегу мельком видит страшное, перекошенное лицо капитана Каштанова.
Он что-то кричит, но понять нельзя. Она видит его раскрывающийся рот.  Она
улавливает одно слово:
   - Впер-ред!..
   Из траншеи, сбивая Лену с ног, бегут люди. У Лены, сжимаясь,  колотится
сердце.
   В проходе она сталкивается с огромным солдатом.  На  руках  он  кого-то
тащит.
   - Кто такой? - хрипит солдат. - Где санинструктор?
   - Я, - задыхается Лена. - Я, милый, я! Где раненый?
   - Кто "я"? Не вижу! Ну-ка встань! - И, возбужденный, злой, шагает прямо
на Лену.
   - Я санинструктор! - внезапно сердито останавливает его Лена.  -  Давай
же его! Куда ранен?
   - Живой... да быстрей... - тише, но еще раздраженно и как бы с  угрозой
говорит солдат, точно не доверяя Лене.
   Лена его не знает: он, вероятно, из пехоты.
   Солдат  этот  крепко  придерживает  за  спину  обмякшего   человека   в
плащ-палатке.
   - Ну, притащил! - сквозь вздох говорит солдат.  -  Метров  двести  нес!
Нашего-то санинструктора... тоже была девчонка... Ну, Семен,  будь,  брат,
здоров! Живи...
   - Спасибо тебе, - вздыхает раненый.
   - Не за что, брат. После войны за столом будешь говорить.  Дай  я  тебя
поцелую.
   Они прощаются. И солдат поспешно уходит по траншее.  Раненый  сдавленно
стонет, скользит руками по стене окопа.
   - Держись за меня! Идем быстрей! Быстрей в землянку, здесь недалеко!  -
шепчет Лена.
   В землянке по-прежнему горит свеча, но телефониста нет:  он,  вероятно,
наверху. Торопясь, Лена укладывает раненого на нары.
   - Сейчас, сейчас, мы сейчас, мы только перевяжем... и все в  порядке...
Только перевяжем.
   Раненый молод, он еще совсем мальчик. У него бледное  до  синевы  лицо,
побелевшие, искусанные губы плотно  сжаты.  Большая  потеря  крови  пугает
Лену, и она очень спешит.
   - Жжет... - Паренек разжимает губы.  -  Как  железом  жжет...  насквозь
будто меня в бедро... А?
   Лена рвет на его животе кровяную гимнастерку, расстегивает пуговицы.
   - Не надо! - Перекосив лицо, паренек испуганно приподнимается. -  Уйди,
сестра! Стыдно мне...
   Он прикрывает руками живот. Грудь у него ходит под руками, как мехи. На
животе расплылось вязкое кровяное пятно.
   - Чудной, я только перевяжу... Одну минуту, и все, - убеждает его Лена.
   Наконец все сделано. Паренек скрипит зубами.
   - Сестра, глотнуть бы!.. Жжет.
   Лена  торопливо  шарит  рукой  по  соломе,  по  полу,  стараясь   найти
какую-нибудь оставшуюся фляжку, и машинально повторяет шепотом:
   - Сейчас, милый, сейчас.
   А в полночь приходит капитан. Он, щурясь, долго оглядывает землянку. На
нарах, на полу - раненые, а Лена сидит спиной к двери и не видит капитана.
Тонкая спина ее согнута. Она  положила  подбородок  на  ладони  и  слушает
внимательно: раненый ей что-то рассказывает вполголоса.
   - Лена, - капитан кашляет, - куда нам?
   Лена оборачивается и встает с бледным, осунувшимся лицом. Она поднимает
руки к груди, сейчас же опускает их и медленно, мелкими шагами, точно ноги
у нее спутаны, подходит к капитану, глаза у нее широко раскрыты, застыли в
ожидании.
   - Что? - спрашивает она.
   - Давайте.
   Капитан сдавленно покашливает, и два солдата  тихо  вводят  в  землянку
Володю, придерживая его, и капитан, не глядя на Лену, говорит:
   - Перевязку сделай...
   Лена подходит ближе к Володе, и капитан  видит,  как  пуговичка  на  ее
гимнастерке ходит то вверх, то вниз и брови  ее  недоуменно  дергаются.  У
Володи на глазах повязка набухла от крови. Он с неловкостью  тянет  к  ней
руку, но капитан, хмурясь, удерживает ее.
   - Володя, спо-кой-но.
   - Товарищ капитан. - У Володи  отрывистый,  незнакомый  голос.  -  Надо
снять повязку, мешает.
   - Товарищ кап... - И Лена осекается от спазмы в горле.
   - Лена? - с испугом спрашивает Володя. - Лена здесь?
   Лена тупо смотрит на его повязку. И делает еще  шаг.  Володя  осторожно
ищет и берет ее за плечи. Губы его стараются улыбнуться.
   - Лена? - шепчет он и опять тянется к повязке. -  Леночка,  надо  снять
повязку к черту!..
   Лена легонько сжимает его руку.  Ее  лицо  кажется  неподвижным.  Кровь
капает ей на пальцы. Она горячая, а рука Володи холодная,  как  железо  на
морозе.
   - Леночка, - говорит Володя, - меня обожгло... Меня  только  ударило...
Посмотри, что у меня? Видишь? Совсем уж мелочь, чувствую - ожгло просто...
   Лена молчит. Ей нужно его перевязать, но Володя с повязкой  сейчас  так
далеко от нее, что, наверно, не дотянуть рук.
   - Ничего, Володя, ничего... не опасно, - выдавливает  она  механически,
как во сне, накладывая чистый бинт.
   А Володя, все стараясь улыбаться, говорит:
   - Это ерунда, пустяки. В голову ранило, кровью глаз залило!..
   Она усаживает его на нары и безмолвно стоит возле. Капитан  прислонился
спиной к стене, прикрыв глаза, и кажется, что дремлет.  У  него  дергается
щека и сходятся и расходятся углом черные брови.
   - Товарищ капитан, - сниженным голосом спрашивает кто-то из раненых,  -
как там... наверху?
   Капитан разлепляет веки.
   - Как там? - снова спрашивает молодой парнишка, раненный в бедро.
   - Стоим, - отвечает капитан, -  три  транспортера  горят...  -  Капитан
оглядывает раненых. - Три транспортера, - громче добавляет он.
   - Все здорово! - неестественно оживленно говорит Володя и кивает. - Да,
товарищ капитан, Баранов молодец.
   - Лена. - Капитан машет Лене пальцем. - Иди сюда... Володька, Володька,
- внезапно глухо говорит капитан  и,  стиснув  Володино  плечо,  порывисто
наклоняется и крепко целует его в губы.
   - Спасибо тебе, Володя, спасибо... за все.
   Капитан вышагивает из землянки, и Лена слышит,  как  он  покашливает  у
входа: ждет ее.
   Лена, хватаясь за стену, как пьяная, выходит из землянки вслед за  ним.
Она держится рукой за ослизлую стену траншеи, чтобы не упасть от  слабости
в ногах.
   - Вот, - покашливает капитан, - так...  Вот  как  с  Володькой,  а?  Ты
слышишь? Цены не было парню. Осколком мины его... Ну, вот что... Сейчас же
за повозкой... В тыл по оврагу ближе. Раненых  немедленно  увезти.  Никого
больше не могу послать  -  такое  время!  Иду  к  Баранову,  -  добавляет,
капитан, - там снаряды привезли.  Эх!  Ну  ладно,  беги  за  повозкой!  За
ранеными присмотрят.
   А Лена не может вымолвить ни слова.
   - Погоди, погоди, - нахмуривается капитан. - А с  Володькой  вы  что...
дружили, что ли? - спрашивает он глуховато.
   - Какое это имеет значение! - шепчет Лена.
   Капитан задерживает в груди дыхание, очень быстро говорит:
   - Ну ладно, ладно... Иди.
   Вокруг тихо. Только впереди над окопами дрожит красный отблеск, как  от
пожара, и даже не взлетают ракеты. Лена спускается с бугра и идет  по  дну
оврага в тыл за повозкой. У нее точно клещами хватает  за  сердце.  Удушье
сжимает горло, и давит, и  выпирает  все  из  груди.  Лена  напрягается  и
морщится, чтобы заплакать, но слез  нет.  И  она,  судорожно  хватая  ртом
воздух, останавливается и с ужасом думает: "Неужели? Неужели это все?"
   И, кусая губы, на ощупь, по настилу мокрых опавших листьев, Лена  бежит
по оврагу.


   - Ну вот, Володя, сейчас придет паром, и  ты  будешь  в  медсанбате,  -
говорит Лена и подымает Володе воротник шинели. - Так лучше, а то ветер...
   Володя лежит на носилках около землянок санроты на берегу Днепра. Около
носилок тлеет костер. На  обуглившихся  досках  лениво  ползают  и  гаснут
фиолетовые огоньки. От Днепра несет осенним холодком. С косогора, из сырой
рассветной мути, летят влажные листья. Они падают на огонь, шевелятся, как
живые, и вспыхивают тихим желтым пламенем. На песке около костра стоит еще
несколько носилок. Из землянок санитары выносят  раненых,  ждут  парома  с
того берега. Днепр не виден  в  потемках,  но  когда  далеко  слева  слабо
мерцает край неба, то можно отличить  черную  воду  от  берега.  Временами
ветер сникает, становится тихо, и Лена слышит, как отрываются и  планируют
с деревьев листья. Один лист упал ей на рукав. Лена осторожно снимает  его
и держит на ладони. Лист пахнет землей и тревожным запахом поздней осени.
   "Какой легкий лист!" - думает она.
   - Они у нас в Воронеже лежали целыми кучами в саду, и как  хорошо  было
по ним ходить... - говорит Лена, - они хрустят.
   - А ты раздави этот, -  ворочаясь,  без  улыбки  советует  он.  -  Тоже
хрустнет.
   - Зачем, Володя? - обиженно отвечает она и сдувает лист с ладони. -  Не
надо.
   Володя поеживается и вздрагивает.
   Лена задумчиво смотрит на его лицо.
   - Что, Володя? - спрашивает она.
   - Лена, - говорит он, - скоро паром?
   - Сейчас, Володя. И потом в медсанбат. Немного осталось потерпеть.
   - Лена, - повторяет Володя, - а ведь я... Ведь мы с тобой теперь...
   Он приподымается на носилках, вбирает в себя воздух.
   - Что? - спрашивает Лена. - Что ты хотел сказать? Ложись, ложись...
   - Ничего, - говорит он, стискивая зубы, и мучительно морщится не то  от
боли, не то от каких-то воспоминаний...
   Лена поправляет его повязку и наклоняется к нему:
   - О чем ты думаешь?
   Володя не отвечает.
   - Странный! Какой ты странный, Володя! О чем ты думаешь? - Лена  гладит
его шею и целует в подбородок... - Я верю, что мы еще увидимся...
   Володя лежит молча.
   - Ну, сестренка, - говорит кто-то над головой. -  Пусти-ка.  Дай-ка  мы
его возьмем - паром не ждет!
   Рядом стоят два санитара. Они берут  носилки  и,  кряхтя,  несут  их  к
парому в сопровождении Лены.
   - Погодите, ребята. - Володя встревоженно делает  усилие  приподняться,
опираясь локтями, и голос его звучит сдавленным криком отчаяния:  -  Лена!
Меня сейчас увезут... Я хотел сказать... не увижу я тебя больше! Жизни без
тебя мне не будет, а не жалей ты меня, война ведь, Леночка, милая!..
   Она дальше ничего не может расслышать. Носилки грузят на паром, а  она,
безмолвно кусая губы, медленно идет к костру,  и  в  ее  ушах  еще  звенит
мальчишески отчаянный вскрик Володи,  пытавшегося  объяснить  то,  что  не
поддается никакому объяснению.
   И вдруг Лене становится необыкновенно жарко, как тогда  в  овраге,  так
жарко, что пересыхает в горле и невозможно дышать. Она обессиленно садится
у костра и, охватив колени, пряча в них лицо, горько и беззвучно плачет.

Last-modified: Tue, 19 Jun 2001 12:09:41 GMT
Оцените этот текст: