бороды он показал на Бритвина, - если бы не они, все пропало. Степка поднял голову и, почувствовав что-то загадочно-важное в этих словах, поглядел на Данилу. - Ага. Когда конь подбрыкнул на мост, они бабахнули - и готово. Аккурат посреди моста. - Кого? Коня? - Ну. Того Рослика. Вот снайпер, ай-яй! - низким голосом невозмутимо гудел Данила. В шумной и шаткой голове Степки блеснула запоздалая догадка. Ослепленный ею, он минуту не мог произнести ни слова и только переводил ошеломленный взгляд с Бритвина на Данилу и обратно. Но мало-помалу все становилось на свои места, и он совершенно определенно понял, почему не побежал с моста Митя, - подросток бросился спасать Рослика. А ему, дураку, показалось тогда, что в коня стрелял полицай. - Сволочь! - уже не сдерживаясь, выкрикнул Степка. - Ты - сволочь! Понял? Почти не владея собой, Степка вскочил на ноги, его сжатые в кулаки руки дрожали, он задыхался от возмущения. Бритвин минуту сидел, обхватив колени, будто сбитый с толку его словами. - Ах вот как! - наконец произнес он и тотчас вскочил на шинели. - Сдать автомат! На этот раз опешил Степка. - Автомат? А ты мне его давал? Бритвин угрожающе шагнул к Степке, но тот, опередив его, с неторопливой уверенностью нагнулся и, подняв свой новенький ППШ, закинул его за плечо. - Сдать автомат! - гневно потребовал Бритвин. - А хрена вот! - Ты что, сопляк! Выпил, так бунтовать?! Против командиров идти?! - Ты не командир! Ты жулик! - Ах так! Из-под штабеля с испугом на лице торопливо и неловко поднимался Данила. Бритвин, выждав секунду, молча повернулся и решительно схватил прислоненную к бревну свою трехлинейку. С ней он уверенно шагнул к Степке. - Не подходи! - крикнул Степка и вдоль штабеля отступил на один шаг. Но Бритвин и еще шагнул, перехватив винтовку прикладом вперед, - озлобленный, ловкий и решительный. - Не подходи, говорю! - с дрожью в голосе предупредил Степка и рванул с плеча автомат. От бешенства и волнения он трудно, устало дышал, заходясь в обиде оттого, что их двое против него одного. Бритвин остановился, сомкнул насупленные брови, с недобрым блеском в суженных глазах, но вдруг прыгнул вперед и оказался напротив. Степка дернул рукоятку - затвор легко щелкнул в тишине, став на боевой взвод. Обдирая о бревна спину, Степка тесно прижался к штабелю. В озверевших глазах Бритвина скользнула нерешительность, но тут же они вспыхнули новым гневом, он сделал резкий выпад вперед и взмахнул винтовкой. Степка пригнулся, но неудачно - боль электрическим ударом пронизала его от шеи до пят. Парень едва не уронил автомат и сжал зубы. Нестерпимая обида захлестнула его, не своим голосом он крикнул: "Сволочь!" - и, задохнувшись, ткнул от себя автоматом. Коротенькая, в три пули очередь упруго треснула в лесной тишине. Выронив винтовку, Бритвин согнулся, обеими руками схватился за живот и, шатко переступая, начал клониться к земле. В гневе и горячке парень едва понял, что случилось, как на штабеле сзади что-то хакнуло, и широкие чужие руки сомкнулись на его груди. Степка рванулся, стараясь освободиться от насевшей на него тяжести, но силы были неравны. Он понял это и, дергаясь и слабея, все ниже оседал на коленях, пока не воткнулся лицом в мшистую мякоть земли. - Сопляк! Стрелять? Ах ты!.. - Вяжи его! Руки вяжи! - надрывался где-то плаксивый голос. Данила уже без надобности крутанул его на земле, выше заломил руки, коленом мстительно пнул в ребра ниже лопатки - в глазах у Степки блеснул и расплылся желто-огненный круг. Но он смолчал, не запросился, изо всех сил сдерживая боль и задыхаясь от удушливо-кислой, разрывавшей его грудь вони... Наткнувшиеся на них хлопцы из разведки к вечеру принесли Бритвина в отряд. Степку со связанными руками пригнал под автоматом Данила. 18 А теперь вот сиди. Солнце из-за еловых вершин ярко высвечивает одну сторону ямы - становится теплее. Лес вокруг вовсю уже полнится звуками: слышно, переговариваясь, строится невдалеке группа партизан, наверно, на очередное задание; кто-то из посыльных, громко окликая по пути знакомых, разыскивает начальника хозяйства Клепца; в другой стороне отпрягают коня - грохают брошенные на землю оглобли, слышится тихий перезвон удил и скрип сбруи. Новый часовой нет-нет да и подойдет к яме, заглянет в нее - на земляные комья тогда ложится его резкая изломанная тень и тут же исчезает. Хотя он и утешал Степку, но, по-видимому, разговаривать с арестованным у него нет больше желания, и парень чувствует это. Какая-то пугающая отчужденность уже обособила его от других, вчерашних его товарищей по отряду и поставила в особое положение - обидное и угрожающее. Но что ж, наверно, он виноват. Наверху, судя по звукам, ничего особенного не происходит, там с полным безразличием к нему идет повседневная отрядная жизнь. И потому неожиданно донесшийся знакомый голос заставляет его съежиться. - Вот где они! А я искал, искал... - Чего искать? Вон кухня. Степка сразу догадывается, что это за ним. Но почему Данила? - Ну, где он? Сидит? В земле гулко отдаются шаги, оба с часовым они идут к яме, и вскоре Степка видит над собой знакомые взъерошенные космы Данилы. Ну, что ему еще надобно? - Во посадили! Как волка, а? На, поесть принес. В яму свешивается на проволочной дужке переделанный из какой-то жестянки котелок, на краю его свежий, едва подсохший потек кулеша. Запах съестного сразу забивает все другие, затхлые запахи ямы. Степка, ощутив минутную радость, перенимает котелок, зажимает его между колен. - Ложка, наверно, есть? Ложка у него есть, он тут же достает ее из кармана - свою давнюю алюминиевую кормилицу с коротко обрезанным черенком, - отирает пальцами сор и начинает есть. Данила садится на краю ямы. Рядом стоит часовой. - Знаю я этого Бритвина, - говорит часовой. - Занудливый, не дай бог. Вон зимой Маланчука в Подосиновиках застрелил. Будто за нарушение дисциплины. Подлый он. - Подлый, да, - легко соглашается Данила, и Степка поперхнулся от удивления: смотри, как быстро переменил мнение! Он коротко поглядывает снизу вверх: Данила не спеша крутит папироску, его черное заросшее лицо сегодня непроницаемо. - Говорят, подрались? - спрашивает часовой. - Было, - неопределенно отвечает Данила. Судя по его настроению, рассказывать, как и что произошло вчера, он не намерен. - На этой проклятой войне все бывает. Ты, может, на закурку богат? - Где там! Мусор собрал. - Так бычка оставишь. А то два дня не курил - уши опухли. С такими, как этот Бритвин, лучше не задираться. Ну их! Что нам, больше всех надо? Делают как знают, черт с ними. - Ну, - коротко подтверждает Данила, напустив в яму дыма. Разговор не клеится, часовой ждет бычка, и Данила с жадной поспешностью дотягивает папироску. - На, кури. Кончиками пальцев часовой берет у Данилы окурок и отходит. Данила молча и тяжело смотрит, как Степка выскребает котелок. - Ну, поел? Степка молчит: что ему разговаривать с человеком, от которого неизвестно чего ожидать. - Бритвину операцию делать будут. Сказал, чтоб тебя привел. Еще чего не хватало! Что ему делать у Бритвина - ругаться разве? Но ругань уже окончена. Теперь дело за начальством, оно все и решит. В его руках судьба Степки. - Доктор говорит: плохо целил, - продолжает между тем Данила. - Еще бы на сантиметр - и конец! Черт с ним! Это сообщение Степку ни радует, ни печалит. Совсем он не целил. Если бы целил, то доктор, наверно, не понадобился. - И это самое... - Данила почему-то оглядывается, хотя рядом никого нет, и немного тише гудит над ямой: - Говорил, на тебя не обижается. Ну, выпили, понятное дело... Если по-хорошему, так можно договориться. Степка поднимает голову. - Это как? - А так, значит. Сказать, что ненароком. Случайно, мол, автомат выстрелил. А про Митю, того, молчок. Взорвали, и все. - Ну уж нет! Пошел он в одно место! - Это самое... Нехорошо ты, - настойчиво ворчит Данила. - О себе подумай. А то приедет комиссар... - Пусть едет! Данила сверху внимательно, будто даже в недоумении, смотрит в яму. Степка встает и ставит порожний котелок возле его сапог. - Пусть едет! Я не боюсь. Данила крутит головой, вздыхает. Весь его озабоченный вид свидетельствует, что он не одобряет парня. Молча посидев, он поднимается, обрушивая в яму землю, потом подбирает котелок, поправляет на плече оружие. И Степка только сейчас видит у него свой ППШ. Значит, уже и вооружился! Степка садится на прежнее место. Что-то твердое и спокойно-уверенное уже овладело им и не исчезает. - Нехорошо ты удумал. Жалеть будешь, - ворчит Данила. - За меня не бойсь. - Да мне что!.. Вот отпуск обещали. А теперь... Он не договаривает, озабоченно смотрит в сторону, наверно на часового поблизости, и Степка догадывается, что он имеет в виду. Теперь, когда они не сговорились, отпуск у Данилы наверняка сорвется. И правильно, что сорвется. "Отпуск - за что? Кто действительно заслужил его, тех уже нет. А этому за какие заслуги?" - думает Степка. Нет, ничего у них с Бритвиным не выйдет. Степка виноват, его безусловно накажут, но прежде он расскажет, как все это случилось, и назовет Митю. Комиссар разберется. Пусть едет комиссар! 1968 г.