ира полка хотели хоронить отдельно, но комиссар  сказал:  не
стоит копать. Да и некому. Всего здоровых у меня осталось семеро  -  троих
отдали на пополнение роты  связи,  четверо  закопают  убитых  и  пойдут  в
стрелковый батальон капитана Паршина.
   По рыхлой осыпающейся земле я взбираюсь на верх глинистой горки и молча
гляжу вниз. Ребята, застегнув через плечо поясные ремни, работают в  одних
гимнастерках. Все молчат, слышно только, как стучат, скрежещут  лопаты  да
устало, рывками дышат бойцы. Из ямы, то и дело осыпая мои сапоги, вылетают
сырые комья земли. И я не сторонюсь их - я чувствую к этой могиле какую-то
неизъяснимую свою причастность. Наверное, потому, что среди тех, кто скоро
ляжет сюда, очень даже возможно, мог бы лежать  и  я.  Судьбе  или  случаю
угодно было распорядиться иначе, и все же какая-то частица моего  я  будет
вечно пребывать тут - с Гринюком,  Дудченко,  Усольцевым,  Бабкиным.  И  с
майором Ворониным тоже.

   1967 г.