тал (береженого Единый бережет!); по всему было видать, что доктор теперь поднялся в его глазах на совершенно недосягаемую высоту. А вот назгулы, между прочим, здорово упали: посылать человека на верную смерть -- это нормально и естественно, на то и война, но вот ставить перед подчиненным заведомо невыполнимую задачу... Словом, настоящий фронтовой офицер так никогда бы не поступил. Пробраться в Лориен, куда еще ни один человек не проникал, найти во вражеском населенном пункте неизвестно где спрятанный и наверняка хорошо охраняемый объект, который к тому же нельзя уничтожить на месте, а надо выкрасть и потом тащить на себе хрен-те куда... Во всяком случае, пока ему, командиру разведзвода Кирит-Унгольского егерского полка Цэрлэгу, не будет поставлена четкая задача -- от сих до сих, он и пальцем не шевельнет: он в эти дурацкие игры -- "пойди туда -- не знаю куда, принеси то -- не знаю что" играть не собирается... А вот это уже ваши проблемы, господин военлекарь второго ранга -- это вы, между прочим, старший по званию. Тангорн был краток: -- Я дважды ваш должник, Халаддин -- так что если третий меч Гондора может чем-то помочь в этой миссии, то он в вашем распоряжении. Но сержант прав: лезть в Лориен напрямую -- это просто самоубийство, у нас не будет ни единого шанса. Надо придумать какой-то обходной маневр, а это, как я понимаю, по вашей части. Так вот и случилось, что спать на исходе той ночи он улегся уже в качестве командира отряда из трех человек. Причем оба его подчиненных -- отменные профессионалы, не чета ему самому, -- ждали от него четкой задачи, коей он им -- увы! -- поставить не мог. Весь следующий день Халаддин просидел в лагере у ручья; он заметил, как товарищи ненавязчиво отстраняют его от всяческих хозяйственных дел ("Твоя задача сейчас -- думать"), и с крайним неудовольствием понял, что "работать на заказ" у него не выходит -- хоть тресни. Сержант кое-что порассказал ему о Лориене (орокуэну как-то раз довелось участвовать в рейде по окрестностям Зачарованного леса): о тропинках, аккуратно обсаженных столбиками с надетыми на них черепами незваных визитеров; о смертоносных ловушках и летучих отрядах лучников, осыпающих тебя тучей отравленных стрел и тут же бесследно растворяющихся в непроходимой чаще; о ручьях, чья вода вызывает у человека неодолимый сон, и о золотисто-зеленых птицах, которые собираются стайкой вокруг любого появившегося в лесу существа и начисто демаскируют его своим дивным пением. Сопоставив все это с тем, что поведал ему о нравах и обычаях лесных эльфов Шарья-Рана, он понял: эльфийский социум абсолютно закрыт для чужаков, а попытка проникнуть в Зачарованный лес без местного проводника окончится на первой же миле. Некоторое время он обдумывал вариант с использованием планера, который, как он помнил, оставил в Дол-Гулдуре Шарья-Рана (именно отсюда мордорцы совершали раньше эпизодические облеты Лориена). Ну, долетит он (пускай не он сам, а некто, смыслящий в пилотировании) по воздуху до эльфийской столицы и сумеет приземлиться там на какую-нибудь полянку; ну, украдет или захватит с боем Зеркало (допустим на минутку и такое): а дальше что? Как его оттуда вытащить? Планерной катапульты там нет (откуда ей взяться), да и кто приводил бы ее в действие? К тому же нет на свете такого планера, чтобы поднял груз в десять центнеров. Да, с этого конца тоже ничего не выходит... Попробовать захватить в плен кого-нибудь из эльфийских командиров и заставить его провести их отряд через ловушки Зачарованного леса? Тот наверняка наведет их прямиком на засаду: если то, что он узнал об обитателях Лориена, правда, эльф наверняка предпочтет смерть предательству... Не обошел он вниманием и записи, найденные ими среди вещей Элоара. То были по большей части хозяйственные путевые заметки; единственным же содержательным текстом оказалось неотправленное письмо, начинающееся словами "Милая матушка!" и адресованное "Леди Эорнис, клофоэли Владычицы". Почти половину его занимало замечательное по своей художественной выразительности описание долины реки Нимродэль -- с этим местом у них с матерью, похоже, были связаны какие-то особо теплые воспоминания (вообще чувствовалось, что память о рощах, достающих до самого неба мэллорнов, где в изумрудной траве прячутся россыпи золотых эланоров, служила эльфу душевной опорой среди ненавистных мордорских песков). Элоар также тревожился, верны ли слухи о размолвке его кузины Линоэль с женихом, досадовал на своего старшего брата Эландара -- зачем тот "пробуждает несбыточные надежды в душах своих подопечных из Гондора и Умбара", радовался за мать -- ведь именно ей в этом году выпала высокая честь организовывать летний Праздник танцующих светлячков... Ну и прочая ерунда -- в том же духе. Что семейство Элоара входит в самую что ни на есть лориенскую элиту (эльфийскому званию "клофоэль", как он знал из разъяснении Шарья-Раны, трудно найти точный аналог -- не то фрейлина, не то королевский советник) -- так они догадывались об этом и раньше. Что эльфы осуществляют тайное проникновение в самые разные государства Средиземья, а ведает этой деятельностью, в числе прочих, некто Эландар -- это наверняка небезынтересно для тамошних властей и контрразведывательных служб, но к их собственной миссии отношения явно не имеет... Одним словом -- тут тоже полный голяк. Халаддин мучился так весь день, полночи провел у костра за крепчайшим чаем и, так ничего и не придумав, разбудил Цэрлэга и завалился спать -- утро вечера мудренее. Надо сказать, что, поглядев с вечера на спокойно и основательно готовящихся к походу товарищей, он твердо положил себе: расшибиться в лепешку, но придумать хотя бы какое-нибудь промежуточное решение. Даже он понимал: армия, стоящая день за днем в ожидании, без ясного приказа, разлагается в полный кисель. Спал он в ту ночь скверно, несколько раз просыпался и по-настоящему забылся лишь с рассветом. Он увидел чудесный цирк-шапито и себя -- сбежавшего с уроков втроклашку с оттопыренными ушами и пальцами, липкими от сахарной ваты. Вот он с замершим сердцем следит за немыслимо прекрасной девушкой в белоснежной накидке, отрешенно идущей над темною бездной по тончайшему золотому лучу; он никогда раньше не видел, чтобы канатоходец при этом еще и жонглировал тремя большими шарами -- как же это возможно? "Но что это?!! Да ведь это же Соня! Не-е-ет!!! Остановите ее -- это совершенно не ее дело, она не умеет!.. Да-да, я понимаю -- ее уже не вернуть: назад -- еще страшнее... Да-да, если она не испугается, с нею ничего не случится -- это древняя магия... Ну конечно же, магия: ведь шары, которыми она жонглирует -- это не что иное, как палантиры! Все три Видящих камня, до которых можно добраться в этой части Средиземья, -- это мы сами разыскали их и отдали ей... Интересно, если у нас с Соней будет по палантиру, можно ли передать через него прикосновение?.." С этой мыслью он и проснулся; оказалось -- давно уже утро. Над костром уютно булькает котелок -- Цэрлэг наловил силками несколько кекликов, -- а Тангорн любовно возится со своим обожаемым Снотворным. Именно солнечный луч, отраженный лезвием меча, и разбудил Халаддина: трогать доктора товарищи явно не собирались -- хотели, чтобы тот выспался вволю. Проводив глазами стремительный блик, пробежавший дугою по камням на теневой стороне распадка, он грустно подумал: вот кто без проблем достиг бы дворца Владычицы Галадриэль -- солнечный зайчик!.. ...Ослепительная вспышка осветила все закоулки его измученного мозга, когда две эти мысли -- последняя мысль сна и первая по пробуждении, -- разлетаясь навеки, по чудесной случайности соприкоснулись кончиками крыльев. Вот вам и решение -- послать при помощи палантира солнечный зайчик... Подобные прозрения снисходили на него далеко не впервые (например, когда он догадался -- и доказал, -- что сигнал, идущий по нервному волокну, имеет не химическую, а электрическую природу) -- и все же каждый раз в этом есть некая волшебная новизна, как во встрече с любимой... Любое творчество имеет две составляющие: миг озарения, а затем кропотливая техническая работа (иной раз -- на годы), конечная цель которой -- сделать то, что открылось тебе, доступным для остальных людей. Природа озарения едина -- хоть в поэзии, хоть в расследовании преступлений, откуда оно берется -- неведомо никому (ясно лишь, что не из логики); само же это мгновение, когда ты -- пусть даже на неуловимо краткое время! -- становишься вровень с самим Единым, и есть то единственное, ради чего по-настоящему стоит жить... -- Господа! -- объявил он, подходя к костру. -- Похоже, я сумел-таки сложить нашу головоломку; ну, пускай не всю, но существенную ее часть. Суть идеи проста: мы, вместо того чтобы нести Зеркало к Ородруину, перенесем Ородруин к Зеркалу. Цэрлэг, с замершей на полпути ко рту ложкой бульона, бросил опасливый взгляд на барона: командир-то наш, похоже, того... повредился на почве чрезмерных умственных усилий... Тангорн же, вежливо приподняв бровь, предложил доктору для начала положить себе кекликов -- пока те не остыли, а уж потом ознакомить общество со своими экстравагантными гипотезами. -- Да какие, к дьяволу, кеклики! Вы только послушайте! Кроме Зеркала, бывают еще другие магические кристаллы -- палантиры. Один у нас есть -- ну, по крайней мере мы можем его забрать когда захотим... Он излагал все, что ему известно о свойствах Видящих камней, поражаясь тому, с какой точностью его не обременные особыми научными и магическими познаниями спутники извлекают из этого вороха информации существенные -- с их точки зрения -- детали. Все стали абсолютно серьезны: начиналась работа. -- ...Итак, пусть мы имеем два палантира; один работает на прием, другой -- на передачу. Если сбросить "передатчик" в Ородруин, то он, разумеется, разрушится, но перед тем, за миг до своей гибели, успеет передать часть Вековечного Огня в окрестности "приемника". Так вот, наша задача -- разместить такой "приемник" поблизости от Зеркала. -- Ну что же, прекрасный сэр, -- задумчиво произнес барон, -- во всяком случае, пресловутого "благородного безумия" в вашей затее хватает с избытком... -- Вы лучше скажите, -- почесал в затылке Цэрлэг, -- как мы доставим палантир в Лориен и найдем в этом самом Лориене Зеркало? -- Пока не знаю. Могу повторить то же, что и вчера: авось что-нибудь да и придумается. -- Вы правы, Халаддин, -- поддержал его Тангорн. -- По крайней мере на первое время у нас есть конкретная задача -- найти недостающий палантир. Я думаю, нам следует начать с Итилиена: Фарамир наверняка что-нибудь знает о судьбе кристалла, принадлежавшего его отцу. Уверен, кстати, что общение с принцем доставит вам ни с чем не сравнимое удовольствие...  * ЧАСТЬ ВТОРАЯ. КОРОЛЬ И ПРАВИТЕЛЬ *  Это ведь больше ради красного словца говорится: "Вся земля наводнена войсками". Один солдатишка наводнит собой ровно столько земли, сколько у него под сапогами. Р. Л. Стивенсон ГЛАВА 20 Итилиен, Эмин-Арнен. 3 мая 3019 года -- Который час? -- сонно спросила Йовин. -- Спи дальше, зеленоглазая. -- Фарамир чуть приподнялся на локте и нежно поцеловал ее в макушку. Кажется, это он ненароком разбудил девушку, резко дернувшись во сне: раненая его рука продолжала сильно затекать, но он не показывал виду -- зная, что она любит спать прижавшись к нему всем телом и устроив голову на плече. Они, как водится, уснули лишь под утро, так что солнечные лучи давно уже заливали бревенчатые строения форта Эмин-Арнен, проникая и в узкое окошко их "княжеской опочивальни". В былые времена принц неукоснительно вставал с зарею -- по жизненному ритму он был "жаворонком" и лучше всего работалось ему в утренние часы. Теперь, однако, он с чистой совестью дрых чуть не до полудня: во-первых, как-никак медовый месяц, а во-вторых, узнику торопиться решительно некуда. Она, однако, успела уже выскользнуть из-под его руки, и теперь ее смеющиеся глаза глядели на принца с деланной укоризной. -- Слушай, мы с тобой совсем подорвем общественную нравственность Итилиенской колонии. -- Было б чего подрывать, -- проворчал он. Йовин меж тем перепорхнула солнечным зайчиком на дальний конец ложа, как была -- голышом -- уселась там, скрестив ноги, и принялась приводить в порядок свою пшеничную шевелюру, бросая по временам на Фарамира быстрый внимательный взгляд из-под опущенных ресниц. В одну из их первых ночей он полушутя сказал ей, что одно из самых ярких и утонченных наслаждений, доступных мужчине, -- наблюдать, как любимая поутру расчесывает волосы, и с той поры она постоянно оттачивала и шлифовала этот их ритуал, ревниво наблюдая за его реакцией: "Тебе по-прежнему нравится, милый?" Он усмехнулся про себя, вспомнив князя Имрахиля: тот утверждал, будто северянки, при всех их внешних достоинствах, в постели являют собою нечто среднее между снулой рыбиной и березовым поленом. "Интересно, это мне так крупно подфартило или, наоборот, -- ему, бедолаге, всю дорогу не везло?" -- Я сделаю тебе кофе? -- Вот уж это точно подрыв общественной нравственности! -- расхохотался Фарамир. -- Княгиня Итилиенская на кухне -- ночной кошмар ревнителя аристократической чопорности... -- Боюсь, им придется смириться с моей дикостью и невоспитанностью. Сегодня, к примеру, я собираюсь на охоту -- хочу приготовить на ужин настоящую запеченную дичь, и пускай они там все полопаются от возмущения. А то стряпня здешнего повара мне уже не лезет в горло: парень, похоже, изо всех приправ знает только мышьяк и стрихнин. "Пускай съездит, -- подумал он, -- тогда, может, прямо сегодня и начнем Игру?.." Последнее время их с Йовин стали беспрепятственно выпускать из форта -- по одному; что ж, и на том спасибо, система заложников тоже имеет свои плюсы. -- А ты мне сегодня почитаешь? -- Обязательно. Ты опять хочешь про принцессу Элендейл? -- Н-ну... В общем, да! Вечернее чтение тоже стало для них ежедневным ритуалом, причем у Йовин было несколько любимых историй, которые она, как ребенок, готова была слушать снова и снова. Сама девушка -- как, впрочем, и почти вся роханская знать -- ни читать, ни писать не умела, так что волшебный мир, раскрытый перед нею Фарамиром, совершенно поразил ее воображение. Собственно говоря, с этого все и началось... Или раньше? ...В день боя за Пеленнорские укрепления принц командовал правым флангом обороны: он сражался в первых рядах, так что было совершенно непонятно, каким образом тяжелая бронебойная стрела могла поразить его со спины -- в трапециевидную мышцу, чуть левее основания шеи. Плоскости ее трехгранного жала были снабжены глубокими продольными желобками для яда, так что, когда добрый рыцарь Митрандир довез его до Минас-Тирита, принцу было уже совсем худо. Его зачем-то унесли в отдельное помещение госпиталя, а дальше -- удивительным образом позабыли. Он лежал прямо на каменном полу, абсолютно беспомощный -- яд вызвал слепоту и паралич, так что он даже не мог позвать на помощь, -- чувствуя, как замогильный холод, уже растворивший нацело левую руку и шею, неостановимо разливается по всему телу. Мозг его при этом работал совершенно четко, и он с неумолимой ясностью осознал: его сочли мертвецом. Прошла вечность, доверху заполненная одиночеством и отчаянием, пока он не ощутил на губах пряный вкус какой-то маслянистой жидкости; отдушка показалась ему знакомой, вызвав из памяти полузабытое название ацелас. Холод отступил -- чуть-чуть, как бы нехотя, -- и тогда из мрака возник повелительный голос: -- Принц, если вы в памяти -- пошевелите пальцами правой руки. Как же это сделать -- пошевелить пальцами, если он их не ощущает? Наверное, надо вспомнить во всех деталях какое-нибудь движение... ну, например, как он извлекает меч из ножен, ощущая под пальцами упругую кожу, которой обшита рукоять... -- Так, отлично. Неужто получилось? Видимо, так... -- Теперь усложним задачу. Одно движение будет означать "да", два движения -- "нет". Попытайтесь сказать "нет". Он старался представить себе, как дважды подряд сжимает кулак... Для чего?.. Ага! Вот он берет со стола перо, делает запись и откладывает его. Теперь ему нужно взять его снова, чтобы внести исправление... -- Превосходно. Итак, позвольте представиться: Арагорн, сын Арахорна. Я -- прямой потомок Исилдура -- желаю выразить вам свое монаршее благоволение: династия гондорских Правителей, последним представителем коей являетесь вы, хранила мой престол так, как должно. Однако многотрудное служение окончено -- я пришел, чтобы снять это бремя с плеч вашей династии. Отныне и навеки имя ваше будет стоять первым среди славнейших родов Воссоединенного Королевства. Вы понимаете, что я говорю, Фарамир? Он понимал все превосходно, но пальцами шевельнул дважды -- "нет": иначе выходило бы, будто он косвенно соглашается с этим бредом. Потомок Исилдура, надо же! А почему бы не прямо Илюватара? -- Вы ведь всегда были среди них белой вороной, принц. -- Голос Арагорна был тих и участлив, прямо сердечный друг, да и только. -- Ну, то что их всех безумно раздражали пяти ученые занятия -- понятно: и впрямь, не царское это дело... Но вам ведь ставили в вину даже создание Итилиенского полка и организацию разведывательной сети за Андуином -- разве не так? Ответить "да" не позволяла гордость, "нет" -- честность: все было чистой правдой -- этот самый Арагорн и впрямь неплохо разбирался в гондорских раскладах... Когда началась война, Фарамир, сам будучи превосходным охотником, сформировал из вольных стрелков (а частью -- и просто лихих людей) специальный полк для лесных операций -- Итилиенский, и спустя небольшое время знаменитые кирит-унгольские егеря почувствовали, что их монополии на молниеносные рейды по оперативным тылам противника пришел конец. Принц лично командовал итилиенцами во множестве боев (когда, например, попал в засаду и был уничтожен целый караван боевых мумаков) и даже успел написать нечто вроде трактата по той области военного искусства, что несколькими веками спустя назовут "войной коммандос". В результате среди столичных аристократов стала бытовать шуточка, будто он намерен ввести в свой рыцарский герб новые атрибуты -- кистень и черную маску... А еще задолго до войны Фарамир, глубоко и искренне любивший Восход и его культуру, усилиями добровольцев-единомышленников организовал в тамошних странах регулярный сбор военной и политической информации -- фактически первую в Закатных странах разведслужбу. Именно опираясь на ее доклады, принц отстаивал в Королевском совете линию на сотрудничество с заандуинскими государствами -- за что, естественно, заработал ярлык пораженца и едва ли не пособника врага. -- Отец -- тот всегда считал вас размазней и, когда Боромир погиб, стал в открытую искать способа аннулировать ваше право на престолонаследование... Вы, впрочем, ничуть этому не огорчались и даже, помнится, пошутили тогда: "Если уж перо набило мне мозольку на сгибе среднего пальца, то скипетр и подавно сотрет ладони до костей", -- право же, превосходно сказано, принц, ни прибавить ни убавить! Так что, -- голос Арагорна зазвучал вдруг сухо и жестко, -- давайте считать, что мы с вами просто вернулись к исходному положению: гондорский престол вам не принадлежит, только взойдет на него не ваш беспутный братец -- царство ему небесное, -- а я. Вы слушаете меня? "Да". -- Значит, ситуация такова. Денетор умер... это тяжкий удар, но, думаю, вы его переживете. Война в разгаре, страна в безвластии, и я -- Арагорн, потомок Исилдура, разбивший сегодня на Пеленнорских полях рати Восхода, -- принимаю, по просьбе войска, корону Воссоединенного Королевства. Это однозначно: варианты есть лишь по части вашей собственной судьбы, принц. Итак, вариант первый: вы добровольно отрекаетесь от престола (не забывайте: ваша династия -- не короли, а лишь Правители!) и убываете из Минас-Тирита на княжение в одну из гондорских земель; думаю, Итилиен подойдет в самый раз. Вариант второй: вы отказываетесь, но тогда я и не подумаю вас лечить -- с какой стати? -- и получу корону после вашей скорой смерти. Кстати говоря, о том, что вы еще живы, не догадывается никто, кроме меня: похоронная церемония назначена на нынешнее утро, и я просто не стану ей препятствовать. По прошествии нескольких часов вы услышите, как над вами стукнет плита, закрывающая отверстие склепа... Ну, остальное дорисует ваше воображение. Вы меня поняли, Фарамир? Пальцы принца молчали. Ему всегда было присуще спокойное мужество философа, но перспектива быть заживо погребенным способна вселить разрушительный ужас в любую душу. -- О нет, так не пойдет. Если вы через полминуты не дадите ясного ответа, я уйду, а через пару часов -- когда действие ацеласа закончится -- за вами явятся могильщики. Поверьте, мне более по душе первый вариант, но если вы сами предпочитаете склеп... "Нет". -- "Нет" -- в смысле "да"? Вы согласны стать князем Итилиенским? "Да". -- Значит, мы пришли к взаимопониманию; вашего слова вполне достаточно -- пока. Спустя небольшое время, когда к вам вернется способность говорить, мы посетим вас вместе с князем Имрахилем -- он, по смерти Денетора, временно управляет городом и страной. Имрахиль засвидетельствует перед вами мои династические права, с коими он к тому времени ознакомится; вы же, в свой черед, подтвердите, что слагаете с себя обязаности гондорского Правителя и намерены удалиться в Итилиен. Благородство князя и его дружба с вами известны всему Гондору, так что его обращение к народу будет, как я полагаю, воспринято должным образом. Вы согласны? Отвечайте же -- да или нет?! "Да". -- Кстати, отвечаю на ваш невысказанный вопрос -- отчего бы мне не убрать вас по второму варианту, что вроде бы проще и надежнее. Соображения тут вполне прагматические: живой и отрекшийся Фарамир в Итилиене безопасен, а вот его прах, хранимый под полом усыпальницы гондорских правителей, наверняка породит целые сонмы самозванцев -- Лжефарамиров... Да, и еще одно. Я уверен, что у вас и в мыслях нет изменить данному вами слову, но на всякий случай имейте в виду: вылечить вас не сможет никто в Средиземье, кроме меня, а лечение это будет еще долгим, и обернуться может по-всякому... Вы меня поняли? "Да". (Чего уж тут не понять: хорошо, если просто отравят, а то ведь превратят в растение -- будешь пускать слюни и делать под себя...) -- Вот и замечательно. А напоследок скажу вот что -- думаю, для вас это немаловажно... -- В голосе Арагорна, к немалому удивлению принца, зазвучало неподдельное волнение. -- Я обещаю править Гондором так, чтобы у вас, Фарамир, ни разу не появилось случая сказать: "Я сделал бы это лучше него". Я обещаю, что при мне Воссоединенное Королевство достигнет расцвета и величия, невиданных в иные времена. И еще я обещаю, что история Короля и Правителя войдет во все летописи так, что прославит вас на вечные времена. А теперь выпейте вот это и засните. Очнулся он по-прежнему во власти мрака и немоты, однако страшный холод отступил в левую часть тела, в окрестности раны, и -- о счастье! -- он уже ощущал боль, и даже мог немного шевелиться. Рядом раздавались чьи-то голоса, но затем они снова умолкли... И тогда появилась Девушка. ГЛАВА 21 Сначала была только рука -- маленькая, но не по-женски крепкая; рука наездницы и фехтовальщицы, как он сразу определил для себя. Девушка не обладала навыками настоящей сестры милосердия, но возиться с ранеными ей было явно не в новинку: почему она, однако, все делает одной рукой -- может, тоже ранена? Он попытался прикинуть ее рост (исходя из того, как далеко она достает, присевши на край его ложа) -- выходило где-то около пяти с половиной футов. А как-то раз ему несказанно повезло: она склонилась над ним, и в этот миг ее рассыпавшиеся шелковистые волосы упали на лицо принца. Так он узнал, что она не носит прически (значит, почти наверняка северянка, из Рохана); самое же главное -- он теперь ни с чем на свете не спутает этот запах, в котором, как в предвечернем степном ветерке, сухой жар прогретой за день земли смешивется с терпким освежающим ароматом полыни. Лекарство Арагорна между тем делало свое дело, и уже на следующий день он произнес первые слова, коими, разумеется, стали: -- Как вас зовут? -- Йовин. Йовин... Будто звук колокольчика -- только не здешнего, латунного, а тех фарфоровых, что привозят изредка с Дальнего Восхода. Да, голос был вполне под стать его обладательнице -- какою он ее нарисовал в своем воображении. -- А что с вашей левой рукой, Йовин? -- Так вы уже можете видеть?! -- Увы! Это лишь результаты моих умозаключений. -- Ну-ка объясните... Тогда он описал ее внешность -- какою она составилась из тех кусочков мозаики, что оказались в его распоряжении. -- Потрясающе! -- воскликнула она. -- А теперь скажите -- какие у меня глаза? -- Наверняка большие и широко расставленные. -- Нет, а цвет? -- Цвет... гм... Зеленый! -- Я вам и вправду поверила, -- в голосе девушки зазвучало неподдельное разочарование, -- а вы, оказывается, просто видели меня где-то раньше... -- Клянусь чем угодно, Йовин, -- я просто назвал свой любимый цвет, вот и все. Так, значит, я угадал?.. Но вы так и не ответили -- что с вашей рукой; сами-то вы не ранены? -- О, совершеннейшая царапина, поверьте, особенно на фоне вашей раны. Просто мужчины имеют обыкновение оттирать нас в сторонку, едва лишь приходит черед делить плоды победы. Йовин четко, как профессиональный военный, описала события Пеленнорской битвы, не забывая при этом то подать ему лекарство, то поправить повязку. Фарамиру все время казалось, будто от девушки исходит какое-то особое тепло; вот оно-то (а вовсе не лекарства) и прогнало прочь тот смертельный озноб, что терзал его тело. Однако когда он, движимый благодарностью, накрыл ладонь Йовин своею, та мягко, но весьма решительно отобрала руку и со словами: "А вот это уже совершенно излишне, принц" покинула своего подопечного, наказавши кликнуть ее -- буде возникнет настоящая нужда. Опечаленный этим странным афронтом, он задремал (теперь это и вправду был нормальный сон, освежающий и лечащий), а по пробуждении услыхал поблизости от себя окончание некого разговора, причем в одном из собеседников он узнал Иовин, а в другом -- к немалому своему удивлению -- Арагорна. -- ...Так что тебе придется поехать вместе с ним в Итилиен. -- Но почему, Ари? Я больше не могу без тебя, ты же знаешь... -- Так надо, дорогая. Это совсем недолго -- недели три, может быть, месяц. -- Это очень долго, но я сделаю все, как тебе нужно, не беспокойся... Ты хочешь, чтобы я была возле него? -- Да. Ты закончишь его лечение: у тебя хорошо выходит. Ну и вообще -- поглядишь, как он там устроится на новом месте. -- Знаешь, а он очень милый... -- Ну конечно! У тебя будет превосходный собеседник -- думаю, ты не будешь с ним скучать. -- Не буду скучать? Как ты добр!.. -- Прости, я вовсе не то хотел сказать... Голоса удалились, потом хлопнула дверь, и Фарамир подумал, что хотя, конечно, это не его дело, но... И тут он вскрикнул от внезапной боли: вновь обретенный свет ворвался в его зрачки и будто бы обжег их нежное с отвычки донышко. А она уже сидела рядом, встревоженно схватив его за руку: -- Что с вами? -- Ничего, Йовин, кажется, зрение возвращается. -- Нет, правда?! Все вокруг плавало и шло радужными ореолами, но боль быстро утихла. Когда же принц наконец отер слезы и впервые разглядел Йовин, сердце у него сперва замерло, а затем обдало его обжигающей волной: перед ним была та самая девушка, которую он нарисовал в своем воображении. Не похожая, а именно та -- от цвета глаз до жеста, которым она поправляет волосы. "Это я сам ее создал, -- обреченно подумал он, -- и теперь никуда уже не денусь". ...Форт Эмин-Арнен, имеющий отныне служить резиденцией Его Высочества князя Итилиенского, никаким фортом, собственно говоря, не был. Это был циклопических размеров бревенчатый дом о трех этажах с невероятно запутанной планировкой и кучей архитектурных излишеств -- всяческих башенок, светелок и внешних галерей. Смотрелось это все, однако, на удивление гармонично: чувствовалось, что к его созданию приложили руку уроженцы Ангмара -- именно там, на далеком лесном Севере, процветает подобное деревянное зодчество. Расположен он был с точки зрения ландшафтной архитектуры выше всяческих похвал, а вот с военной -- хуже некуда, что называется, ни Богу свечка, ни черту кочерга: ничто ни от чего не прикрывал. К тому же окружающий его частокол неведомые эстеты от фортификации сооружали со столь явным отвращением к своему делу, что он тянул разве что на учебное пособие для Военно-инженерной академии -- "Как не надо строить внешние укрепления: найди восемь ошибок". Вероятно, именно по этой причине Эмин-Арнен был оставлен мордорцами без боя -- как заведомо незащитимая позиция, и достался своим нынешним хозяевам в целости и сохранности. Впрочем, кого тут следовало бы называть "хозяином", было не вполне ясно. Князя Итилиенского, во всяком случае, назвать таковым можно было бы лишь в качестве издевки: он не обладал даже правом самостоятельно выходить за ворота форта. Его гостья, сестра короля Роханской Марки Йовин, с немалым удивлением поняла, что имеет тот же странный статус, что и принц. Она безо всякой задней мысли попросила вернуть ей меч, пошутив при этом, что без оружия чувствует себя не вполне одетой, -- и услыхала ответную шутку: "Красивой девушке дезабилье всегда к лицу". По челу Йовин пробежало облачко досады: комплимент лейтенанта Белого отряда (сорока человек, выделенных им Арагорном в качестве личной охраны) был, даже на ее раскрепощенный вкус, на грани фола; положив для себя впредь держаться с этой публикой более официально, она пожелала видеть командира отряда капитана Берегонда. В конце концов, всякая шутка имеет свои границы; они не в Минас-Тирите, и гулять безоружной по здешним лесам, где запросто могут шастать недобитые гоблины, по-настоящему опасно. -- О, Ее Высочеству не о чем беспокоиться: гоблины -- это проблема ее телохранителей. -- Уж не хочет ли он сказать, что ее повсюду будут сопровождать те четверо мордоворотов? -- Несомненно, и на то имеется личное распоряжение Его Величества; впрочем, если Ее Высочеству не нравятся эти четверо, их можно заменить другими. -- Между прочим, Арагорн ей не государь и не опекун, и, если так дело пойдет, она тотчас же возьмет и вернется обратно в Минас-Тирит... или даже не в Минас-Тирит, а в Эдорас! -- К сожалению, до письменого приказа Его Величества это тоже невозможно. -- То есть... то есть, попросту говоря, она пленница ? -- Ну что вы такое говорите. Ваше Высочество! Пленники -- те под замком сидят, а вы -- да скачите себе куда угодно, хоть до самого Минас-Моргула (не к ночи он будь помянут), но только при охране и без оружия... Странное дело, но Йовин лишь теперь осознала, что отсутствие меча на поясе Фарамира может объясняться вовсе не причудами поэтической натуры принца, а вполне земными причинами. Одним словом, выходило -- методом исключения, -- что настоящим хозяином Итилиена является Берегонд -- но уж это было заведомой чушью: достаточно хоть раз взглянуть, как тот пробирается бочком по коридорам форта, стараясь не встретиться глазами со своим пленником. Капитан был конченым человеком, поскольку знал: именно он охранял покои Денетора в день трагедии и он же публично объявил о самоубийстве короля; знал-- однако ничего этого не помнил. В памяти его на месте того кошмарного дня зияла какая-то обугленная дыра, в которой по временам угадывалась белесая тень Митрандира; тот, похоже, имел некое касательство к этому делу, но какое -- Берегонд понять не мог. Трудно сказать, что удержало капитана от того, чтобы покончить с собой; может быть, вовремя сообразил, что тем самым полностью возьмет на себя вину за чужое преступление -- на радость настоящим убийцам. В Минас-Тирите его с той поры окружала глухая стена презрения -- в историю с самосожжением, разумеется, мало кто поверил, -- так что о лучшем командире для Белого отряда Арагорну нечего было и мечтать: понятно, что на этой должности нужен человек, который ни при каких обстоятельствах не столкуется с Фарамиром. И вот тут Арагорн, при всем своем знании людей, допустил ошибку: он никак не предвидел, что принц, который в детстве частенько сиживал на коленях у Берегонда, окажется едва ли не единственным на весь Гондор человеком, верящим в невиновность капитана. Люди же из Белого отряда, которые не только несли охрану форта, но и исполняли все обязанности по дому -- от мажордома до повара, -- с принцем практически не общались. "Так точно. Ваше Высочество", "Никак нет. Ваше Высочество", "Не могу знать. Ваше Высочество" -- причем "не могу знать" отчетливо преобладало. Велено охранять -- охраняют, велят прикончить -- прикончат; только вот разобраться -- кем именно велено -- Фарамир так и не смог: в то, что эти головорезы реально подчиняются Берегонду, он не верил ни на грош. При этом от Арагорна никаких депеш вроде бы тоже не поступало: разве что у них налажена конспиративная связь с Минас-Тиритом через голову капитана -- но к чему такие сложности?.. Да, поистине странная компания обосновалась той весною под крышей Эмин-Арнена; самое же забавное -- все участники спектакля "Князь Итилиенский и его двор" в трогательном единстве пеклись о том, чтобы странности эти не стали достоянием досужих языков за воротами форта -- там, где шла нормальная человеческая жизнь. В этой жизни редкий день обходился без того, чтобы Фарамир не благословил новых своих подданных -- очередную группу переселенцев из Гондора. Многие из них, однако, не спешили предстать пред светлы очи, а, напротив того, забивались в самую дальнюю лесную глухомань: сборщики податей явно представлялись им существами более зловредными и опасными, нежели "гоблины", которыми якобы кишмя кишели здешние чащобы. За годы войны эти люди научились мастерски владеть оружием, напрочь отвыкнув при этом гнуть спину перед лендлордами, так что контролировать возводимые ими укрепленные лесные хутора князь Итилиенский не смог бы и при всем желании -- коего у него не было. Он старался лишь доводить до сведения новоприбывших, что здесь никто не собирается состригать с них шерсть вместе с кусками шкуры, и, пожалуй, небезуспешно: во всяком случае, в Поселке стали регулярно появляться угрюмые вооруженные мужики с дальних выселок, предметно интересующиеся ценами на мед и копченую оленину. По всему Итилиену в тот год стучали топоры: поселенцы рубили избы, расчищали лес под пашню, ставили мельницы и смолокурни: они обустраивались в заандуинских лесах всерьез и надолго. ГЛАВА 22 Со времени окончания Мордорского похода минул месяц, и за все это время Йовин не получила от Арагорна ни единой весточки. Ну что ж, мало ли какие бывают обстоятельства... Если она и пришла уже к определенным выводам, то держала их при себе, и поведение ее не изменилось ни на йоту; единственное -- перестала, как в первые дни, спрашивать у Берегонда, нет ли чего нового из Минас-Тирита. И еще Фарамиру показалось, будто ее удивительные, серые в зелень, глаза сменили оттенок на более холодный -- голубоватый; впрочем, это уж было бы совершеннейшей мистикой. К принцу девушка относилась с искренней теплотой и симпатией, однако возникшую между ними душевную близость она с самого начала обратила в дружбу, напрочь исключающую что-либо иное, и тот принужден был подчиниться. ...Они как раз сидели за обеденным столом в неуютном из-за своих размеров Рыцарском зале форта, когда в дверях возник гондорский лейтенант в запыленном плаще, сопровождаемый несколькими солдатами. Фарамир первым делом предложил гонцу вина с олениной, но тот лишь отрицательно качнул головой. Дело настолько спешное, что он лишь сменит коней и поскачет обратно. У него именное повеление: забрать находящуюся в Эмин-Арнене Йовин (та, не сдерживаясь более, подалась вперед, и сияющее лицо ее, казалось, рассеяло сумрак зала), коию надлежит эскортировать в Эдорас, ко двору короля Йомера. Дальше шли какие-то минас-тиритские новости, из которых сознание Фарамира выудило лишь незнакомое ему доселе имя -- Арвен. Арвен... Звучит как гулкий удар гонга; интересно знать, мельком подумалось ему, начало какого поединка этот гонг возвещает... Принц поднял взор на Йовин, и сердце его сжалось: перед ним была бескровная маска боли с глазами на пол-лица -- ребенок, которого сперва обманули, подло и безжалостно, а теперь еще хотят выставить на всеобщее посмешище. Впрочем, это проявление слабости длилось лишь мгновение. Кровь шести поколений степных витязей взяла свое: сестра короля Роханской Марки не вправе вести себя как дочка мельника, соблазненная владетельным сеньором. С очаровательной улыбкой (тепла, правда, в той улыбке было как в лунном свете, заливающем снежный перевал в Белых горах) Йовин поведала лейтенанту, что полученный им приказ весьма странен: ведь она не подданная человека, называющего себя королем Гондора и Арнора. В любом случае они сейчас находятся вне пределов Воссоединенного Королевства, так что, если князь Итилиенский (кивок в сторону Фарамира) не возражает против ее присутствия, она, пожалуй, погостила бы здесь еще. Князь Итилиенский, понятное дело, не возражал, и его во всей этой ситуации по-настоящему печалило лишь одно. Он безоружен, и если люди Арагорна имеют предписание в случае нужды увезти девушку силой, драться ему сейчас предстоит тем самым кинжалом, которым он только что разделывал оленью лопатку -- воистину достойный конец последнего представителя злополучной Анарионской династии. Что ж, по крайней мере стиль этого трагифарса будет выдержан до самого финала... Тут принц зачем-то перевел взгляд на стоящего справа от стола Берегонда и вздрогнул от изумления. Капитан неузнаваемо преобразился -- взгляд его обрел былую твердость, а рука привычно покоилась на рукояти меча. Им обоим не требовалось слов: старый воин сделал свой выбор и готов был умереть рядом с Фарамиром. А вот офицер явно растерялся: применение оружия против августейших особ в его инструкции, надо думать, оговорено не было. Йовин между тем снова улыбнулась ему -- на сей раз и вправду обворожительно -- и твердо взяла инициативу в свои руки: -- Боюсь, вам все же придется задержаться, лейтенант. Отведайте оленины -- она сегодня и вправду превосходна. Ваши солдаты тоже, вероятно, нуждаются в отдыхе. Гунт! -- Это дворецкому. -- Проводите людей короля и покормите их хорошенько -- они с дороги. Да, и распорядитесь насчет бани! У Йовин еще достало сил досидеть до конца обеда и даже поддерживать беседу ("Передайте, пожалуйста, соль... Благодарю вас... А что слыхать из Мордора, лейтенант? Мы ведь в нашей глуши совсем оторвались от жизни..."), однако было ясно как день -- она держится на последнем пределе. Глядя на нее, Фарамир вспомнил виденное им однажды перекаленное стекло: по виду -- стекляшка как стекляшка, а щелкни по ней ногтем -- разлетится в мельчайшие брызги. Той ночью он, разумеется, не спал; сидел за столом у ночника, тщетно ломая голову -- можно ли тут хоть чем-нибудь помочь? Принц превосходно разбирался в философии, вполне прилично -- в военном деле и в искусстве разведки, но вот в тайнах женской души он, по