то так не оставлю. Крылов посмотрел на него с любопытством. - Неужели вы всерьез огорчены? Ведь это всего лишь должность. - Должность... Нет, Сергей Ильич, для меня это больше должности, - с внезапной резкостью сказал Агатов. Рука его в черном мешке перестала двигаться. - Мне важно признание. Зачем притворяться? Мы же без свидетелей. Конфиденциально. Аркадий Борисович, тот сегодня при всех проговорился. И вы это прекрасно знаете. Хотите, я могу раскрыть скобки? Хотите? - Он наклонился вперед, серые шарики его глаз твердо нацелились на Крылова. - Кое-кто считает, что я не обладаю научными способностями. Вы, например, талант, а я нет. Что, не так? Да вы не бойтесь. Я лично к вам ничего не имею. - Выдернув руки из мешка, он помахал растопыренными пальцами. - Представьте, что я согласился бы с такой характеристикой. - Он поднялся. Губы его задергались, точно сбрасывая эту любезную усмешку. - Что ж мне тогда? Чем я виноват? Не досталось соответствующих генов от родителей, так куда ж мне прикажете? А? Слегка прерывающийся голос его звучал просто и деловито, глаза смотрели с горечью, но ясно, как будто что-то обнажилось в этом человеке. Крылов никогда не видел такого Агатова, сейчас ему казалось, что этот Агатов и есть настоящий. - Нет, Сергей Ильич, слишком легко вы разложили... А что, как у меня другой талант? Каждому свое... - Агатов вдруг остановился, пристально глядя на Крылова. - Послушайте, вы действительно еще не решили? Зачем вам эта должность? Все равно ничего не выйдет у вас с Голицыным. Он по-своему станет гнуть, вы же сами признаете. А у вас характер, вы маневрировать не умеете. Что ж получится? И дело будет страдать, и себе голову сломаете, и никакой славы. Да, отговариваю ради вас же. Откажитесь, пока не поздно. - Он пытался сдержать свой голос и не мог. - Какой вам интерес? Научное руководство - так тут и без нас обходятся, мы-то с вами знаем. Голицын еще не понимает, ему куда легче со мной будет. И вам легче, всем легче. Он сам скоро жалеть станет. Крылов доверчиво улыбнулся. - Так и мне во как неохота! - Он провел рукой по горлу. Агатов заходил вокруг него большими шагами. - Нет, я все понимаю. Начальник лаборатории - сам себе хозяин. Уходит когда хочет. Не надо ни у кого проситься. Свобода - это существенно. Но я вам гарантирую. За моей спиной вам еще свободней будет. Как мне Голицын стал поручения давать, так меня талантов лишили. Всех начальников всегда бездарными считают. Вас тоже сразу в бесталанные определят. Крылов устал стоять посреди комнаты и осторожно, боком отошел к зашторенному окну. - Мне кажется, тут другие интересы, Яков Иванович, - деликатно сказал он. - Согласитесь, что необходимо менять тематику. - Агатов энергично закивал. - Нас заедают ненужные мелочи. Старик напирает главным образом на статистику. Вот посадил он вас замерять заряды капель. Пожалуйста, не обижайтесь, Яков Иванович, но боюсь, в наших лабораторных условиях ничего нового тут не выяснить. А с другой стороны, такой проблемы, как активные воздействия, мы сторонимся. - Точно! - воскликнул Агатов. - Даже... - на мгновение он запнулся, настороженно взглянул на Крылова, - даже отмахиваемся! - Старик избегает современной физики. Ну как вы сладите с ним? - Постепенно, постепенно. Думаете, на него узды не найдется? - К Агатову быстро возвращалась внушительность. - Вам тут нечего беспокоиться. Можете спокойно работать. У вас будет полная самостоятельность, я обеспечу. Насчет тематики - не спорю, но все зависит, как преподнести. Подать мы себя не умеем, вот в чем беда, Сергей Ильич. Те же самые работы так можно обставить, что нас завалят средствами, оборудованием, чем хотите. Поверьте мне, коллективу куда выгоднее, если у начальника никаких своих интересов научных нет. - Он предостерегающе поднял руку. - Знаю, знаю. Знаю, что вам советуют и Бочкарев и вся его компания. А вы не слушайте. Все они эгоисты. И, между прочим, я не осуждаю. Настоящий ученый должен быть эгоистом, иначе он ничего не успеет. Плоское лицо его влажно блестело. Он работал. Он разворачивал перед Крыловым свои планы, один заманчивей другого. У него все было давно продумано. Он знал все, что можно было знать о дирекции, о работниках главка, хитрости их взаимоотношений, списки трудов академиков, кто чем увлекается, знал, что с Лиховым проще всего встретиться на концерте в консерватории, что дочь секретарши Денисова работает в пятой лаборатории. Крылов стеснялся прервать его. Незаметно отодвинув штору, он смотрел вниз на залитую солнцем метеостанцию. Студенты работали у белых будочек с приборами. Матвеев и Зиночка готовили радиозонд. "Как бы все могло славно устроиться, - с тоской подумал Крылов. - И можно пойти с ними загорать". Он вздохнул, откашлялся раз-другой, прежде чем Агатов обратил на него внимание. - Простите, Яков Иванович, но как-то это все не то, - сказал он. - То есть как? - оторопел Агатов - Пожалуйста... У вас условия? Предлагайте... Крылов поежился, в таких случаях он ничего не мог поделать с собой. - Не нравится мне, что вы тут наговорили. - Но ведь всегда можно поладить. Выкладывайте ваши наметки. Я с удовольствием... Он стал ниже ростом, смотрел на Крылова с робкой готовностью откуда-то снизу. - Ничего у меня нет, никаких наметок, - признался Крылов. Агатов вопросительно смотрел на него. - Матвееву надо бы оклад выхлопотать, - добавил Крылов. - Я это могу в два счета... - заторопился Агатов. - Нет, вы объясните, что вас держит? Вы против меня имеете что? Я вам никогда ничего плохого не сделал. Чем я не подхожу, чем? Крылов виновато развел руками. - Небось сами хотите, - вдруг сказал Агатов, убежденный смущенной улыбкой Крылова и все более уверяясь от его неловкого молчания. - Понятно, зачем же власть упускать! А я-то душу вам открывал... Крылов опомнился. - Поверьте, Яков Иванович, вы это с обиды. Я вам благодарен, что вы так откровенно... Мне подумать надо... Сгорбившись, Агатов вернулся к ящику, взял мешок с кассетами и долго там возился к стене лицом, потом пошел к двери. Обойдя Крылова, он остановился. Лицо его обрело обычную бесстрастную любезность. Опять он был собранный, подтянутый, и отглаженный костюмчик сидел без малейшей морщинки. - Я хочу как лучше, - сказал Агатов. - Сконтактироваться. - Он сделал все, чтобы любезно улыбнуться. Железная лестница отзвенела под его шагами. - Вот и разберись, - озадаченно сказал Крылов, как будто кто-то мог услышать его. Он печально посмотрел на свои недавно отпаренные брюки - на коленях уже вздулись пузыри... Погасив свет, он уселся на приступку и стал ждать. Но солнечный луч исчез, и прежнее настроение не возвращалось. Необходимость что-то решать злила его. Он не желал ничего решать. В любом случае, соглашаясь или отказываясь, он что-то терял. Но в том-то и дело, что, решая, всегда что-то теряешь. Не хотелось спускаться вниз и сидеть сейчас рядом с Агатовым. Он словно обжегся, прикоснувшись к обнаженной душе этого человека. На какой-то миг приоткрылось самое сокровенное, в глубине расселины Крылов увидел трепещущее, еще расплавленное, готовое отлиться в любую форму... Кто знает, где и когда совершается поворот человеческой души? Что-то бурлит, соединяется у вас на глазах, достаточно одного слова, и оно вдруг застывает судьбой: Крылов думал о том, что мы сами делаем людей плохими и хорошими. Разумеется, Бочкарев, и Ричард, и Голицын - они руководствуются самыми высокими принципами, а вот Агатову все это предстает, наоборот, величайшей несправедливостью. Природа обделила его талантом, отсюда обиды, ущемленность, зависть - все, что уродует человека. И как помочь ему? Неужели неизбежна такая несправедливость? Но и ребята правы: к руководству нельзя подпускать бездарных. Но и бездарные никогда не чувствуют себя бездарными. Они не мучаются, они завидуют и злятся. А ведь каждый в чем-то бездарен... 5 Стеллажи сверху донизу были плотно заставлены пыльными томами - научные отчеты со дня основания лаборатории. Под самым потолком стояли тома в старинных переплетах, обклеенных мраморной бумагой с красноватыми прожилками, с тиснеными золотом корешками. Затем шли переплеты из дешевого синего картона, из рыжеватых канцелярских папок - переплеты военных лет с выцветшими чернильными надписями, и последних лет - в толстом коричневом дерматине. Вид этих стеллажей настроил Тулина иронически: "Урны с прахом обманутых надежд давно ушедших поколений... Кладбище несбывшихся мечтаний... Сколько никчемной добросовестности!" И все эти бумаги на столе Крылова будут так же погребены в очередном томе. Тулин придвинул к себе график суммарной напряженности поля. Через месяц-другой этот лист отпечатают, подклеят в отчет, который перелистает кто-нибудь из начальников, и папка навечно займет свое место на стеллаже. Он ждал Крылова уже минут пятнадцать. Прищурясь, размашисто нарисовал на кривой танцующие скелеты и подписал: "Карфаген будет разрушен!" Ричард остановился за его спиной. - Лихо! Несколько в духе Гойи. Вы художник? Тулин осмотрел свою работу. - Тот, кто рисует, уже художник. Искусство - это не профессия, а талант. - Ну, знаете, талант - понятие расплывчатое, - возразил Ричард. Он обожал споры на подобные темы. - Необходимо еще образование. - А что такое образование? - спросил Тулин и, не дожидаясь ответа, провозгласил меланхолично: - Образование есть то, что остается, когда все выученное забыто. - Неплохо. Но вы испортили Крылову график. - Не беда. Если он даже подклеит в таком виде, это обнаружат не раньше чем в следующем столетии. Ричард попробовал было вступиться за работу Крылова - Тулин пренебрежительно отмахнулся. Покачиваясь на стуле, он рассуждал, не интересуясь возражениями: - Поставщики архива, работаете на это кладбище во имя грызущей критики мышей. - Сила! - восхитился Ричард. - Это не я, это Маркс. К ним прислушивались. Тулин повысил голос. Сохраняя мину беспечного шалопая, он с удовольствием ворошил этот муравейник. Забавно было наблюдать, как оторопели, а потом заволновались они от неслыханной в этих стенах дерзости. Первым не выдержал Матвеев. Избегая обращаться к Тулину, он попробовал пристыдить восхищенного Ричарда: неужели ему не дорога честь коллектива? - Фраза... - заявил Ричард. - Терпеть не могу фраз. Что такое наш коллектив? Что такое его честь? - Ну, знаешь, - сказал Матвеев, - у нас большинство честных, добросовестных людей, они работают, не щадя себя. Этим нельзя бросаться. - Науку двигают не честностью! - запальчиво сказал Ричард, но Тулин неожиданно осадил его: - Честность тоже на земле не валяется. Я уверен, что здесь большинство честных, беда в том, что вы честно хотите одного, но так же честно делаете совсем другое, а получается третье. Везде кипение, перемены, а у вас как в зачарованном королевстве. Теперь Матвеев уже решился возразить самому Тулину. - К вашему сведению, лаборатория на хорошем счету: в прошлом году мы перевыполнили показатели. Всепонимающая улыбка, и Тулин стал усталым циником. - О да, благодаря вашему энтузиазму отчет поставили на эту полку недели на две раньше срока. Освоены отпущенные средства. Матвеев ужаснулся. - Вам известно, что наш отдел возглавляет член-корреспондент Голицын? - Как же, как же! - сказал Тулин. - Любимый ученик Ломоносова. А вы все еще верите в авторитеты? Увы, люди не могут без авторитетов... Нет, я о вас лучшего мнения, вы просто боитесь говорить то, что думаете. А я не боюсь. - Он подмигнул им всем разом. - Я из другого министерства. - Вы что, академик, - сказала Зиночка, - или новатор? Тулин оценивающе скользнул глазами по ее фигуре и сказал загадочно: - Иных можно понять, рассматривая вблизи, другие понятны лишь издали. - Он взглянул на часы. - Время, пространство, движение... Свидание не состоялось. Я оставляю вас, мученики науки. Ричард отправился его провожать. - Вам нравится Гойя? А неореализм? А как вы расцениваете астроботанику? - Он забрасывал незнакомца вопросами, восхищаясь его пренебрежительными афоризмами. - А кто вы по профессии? Давайте познакомимся, - предложил он. - Почему у вас такое имя? - спросил Тулин. Ричард с готовностью рассказал про отца-моряка, который побратался с английским боцманом, коммунистом Ричардом Клебом. На повороте коридора они столкнулись с Крыловым. - Сережа! - крикнул Тулин, расставляя руки. Рассеянно кивнув, Крылов прошел мимо. Загорелое лицо Тулина вспыхнуло. Ричард опустил глаза. Пройдя несколько шагов, Крылов обернулся, ахнул, подбежал к Тулину, схватил за плечи: - Олежка! Ахали, колотили друг друга по плечам, выяснили, что Аллочка Кривцова вторично вышла замуж, что до сих пор неизвестно, кто на последней вечеринке прибил галоши к полу, что Аникеева переводят в Москву... Тулин отметил у Крылова модные туфли, интересную бледность, совершенно несвойственную его примитивной курносой физиономии. Крылов нашел, что Тулин похож на преуспевающего футболиста из класса "Б". Неужели сотрудники могут принимать всерьез такого руководителя - стилягу и тунеядца? Он очнулся, засиял, глаза его прояснились, он был растроган тем, что Тулин специально заехал проведать его, он не ожидал такого внимания к себе. Со студенческих лет он поклонялся Тулину, хотел быть таким, как Тулин, - веселым, общительным, талантливым. Куда б Тулин ни шел, ветер всегда дул ему в спину, такси светили зелеными огнями, девушки улыбались ему, а мужчины завидовали. Но Крылов не завидовал - он любовался и гордился им и сейчас, восхищаясь, слушал рассказ Тулина о новых работах и о том, зачем Тулин приехал в Москву. Разумеется, Крылов читал в апрельском номере его статью. Шик! Последние исследования Тулина открывают черт те знает какие возможности. Правда, строгих доказательств еще не хватает, и Крылов заикнулся было об этом, но Тулин высмеял его: - Академический сухарь. Разве в этом суть? И несколькими фразами разбил все его опасения. Замысел был, конечно, грандиозен, и Крылову казалось, что сам он давно уже думал о том же и также. - А я, пожалуй, побоялся бы выступить вот так, - простодушно признался он, и глаза его погрустнели. - Страшно представить! Но постой, полеты в грозу - ведь это опасно? - А ты как думал! - Тулин рассмеялся. - Но я изобрел средство избежать опасности: не бояться ее. - Ты уверен, что тебе разрешат? Тулин выразительно присвистнул: - Добьюсь! Другого-то выхода у меня нет. Он было нахмурился, но тут же подмигнул Крылову: - Образуется. Ну, как дела? Хорошо, что Тулин напомнил, и вообще ему просто повезло с приездом Тулина. Тулин посоветует, как быть насчет предложения Голицына, взвесит все "за" и "против", и все станет ясно. - Значит, заведовать этим саркофагом? - сказал Тулин. Он разочарованно оглядел Крылова: "Доволен, сияет, выбрался на поверхность! Еще немного - и его сделают благоразумным и благополучным деятелем в стиле этого заведения, где ничто не меняется". - Старик все так же воюет за каждую цифирь и думает, что двигает науку? - Ты зря, - сказал Крылов. - Он все же прогрессивное начало. - Это по нынешним-то временам? Разве что он тебя выдвинул, но это еще не прогресс. Его идеи на уровне... он за отмену крепостного права, вот он где находится, болтается где-то между Аристотелем и Ломоносовым. - Тулин был в курсе всех публикаций лаборатории. Кроме некоторых работ Бочкарева и Песецкого, все остальное - схоластика, ковыряние в мелочах. - Бродят сонные кастраты и подсчитывают... - Он не стеснялся в выражениях. Они шли по лаборатории, и Тулин высмеивал их порядки, и продукцию, и глубокомысленный вид всех этих ихтиозавров. Когда Крылов попробовал возражать, Тулин вздохнул: - Вот мы уже и становимся противниками! Агатов работал у своего аппарата. - Все капаете, - приветствовал его Тулин. - Помнишь, Сережа, мы еще студентами капали на этом же приборе. Господи, сколько уже диссертаций тут накапано! - Не переставая говорить, он легонько отстранил Агатова, наклонился к объективу, повертел регулировочный винт. - Пластины-то выгоднее поставить круглые. Легче скомпенсировать. А еще лучше эллиптические, тогда наверняка можно присобачить регистратор. Он и понятия не имел, что мимоходом выдал Агатову идею, над которой тот бился больше месяца. Агатов любезно улыбался. - Не благодарите, не стоит, - сказал Тулин. - Авось еще на десятитысячную уточните! - И бесцеремонно расхохотался и уже оказался в другом месте, он даже не шел, он словно вертел перед собою лабораторию, как крутят детский диафильм. В дверях Крылов обернулся и увидел нацеленные им в спину глаза Агатова. Хорошо, что Тулин не видал их. На лестнице рабочие перетаскивали ящики с приборами. Один из ящиков стоял в проходе. Тулин перепрыгнул без разбега, легко, Крылов подумал, что если бы Тулин был начальником лаборатории, то все равно бы он прыгал через ящики, носил стиляжный пиджак, бегал бы с Зиночкой и ребятами загорать на вышку, и всем бы это казалось нормальным, и лаборатория бы работала весело, по-новому. Потоптавшись, он сдвинул ящик, догнал Тулина. - Как же мне быть, Олежка? - спросил он. Тулин помахал папкой. - Не управлюсь, переночую у тебя. - Тулин смотрел на Крылова. - Ах ты, бедолага... Значит, хотят тебя сделать свежей струей. Молодые силы. К руководству приходит ученый, еще сам способный работать. Невиданно... Не злись. Для меня это... Ты - и вдруг начальник! И Крылов тоже невесело ухмыльнулся. - А впрочем, - сказал Тулин, - чем ты хуже других? Кому-то надо руководить, лучше ты, чем какой-нибудь бурбон. Попробуй рвануть по лестнице славы, может, понравится. - Подмигнул, и все стало озорно и просто. Подумаешь, страсти! Тулин погрозил пальцем. - Учти - человек, который не хочет быть начальством, против начальства. Откуда-то вынырнул Ричард. - Так вы, оказывается, Тулин! Вот здорово. Я читал вас и полностью согласен. Вы уже уходите? А с Агатовым у вас здорово получилось. Капает, капает... - Он засмеялся от удовольствия. - Слезы, а не работа! Крылов нахмурился. - Что ты знаешь... Так нельзя. - Ничего подобного. Так ему и надо. Принципиально! - закипятился Ричард. - Без пощады! Железно! - Ага, у меня тут не только противники, - сказал Тулин. - Ричард, двигайте к нам. Будете бороться с настоящей грозой, а не с Агатовым. Стоя в вестибюле, они смотрели сквозь распахнутые двери, как Тулин пересекал сквер, полный солнца и яростного гомона воробьев. - Да-а!.. - протянул Ричард, и в этом возгласе Крылов почувствовал восторг и грусть, обращенную к тому, что осталось здесь, в институте, поблекшем и скучном после ухода Тулина. - Хорошо, если б ему удалось добиться... - сказал Крылов. Ричард пожал плечами, хмыкнул, показывая, как глупо сомневаться в том, что Тулину может что-либо не удаться. 6 Фамилия генерала была Южин, знал о нем Тулин мало, поэтому плана разговора не составлял, целиком положившись на свою фортуну. В большой приемной быстро сменялись летчики, инженеры, и Тулин, присматриваясь к ним, решил, что держать себя надо как-то по-особому, непохоже на обычных просителей, которые одолевали Южина с утра до вечера. Кабинет оказался огромный, казенно-безликий. Пустой стол, коммутатор, микрофоны, по стенам завешенные черными шторами карты. Генерал достал из ящика докладную Тулина и начал перечитывать, шевеля губами. Тулин вглядывался в его лицо, убеждаясь в полной беспомощности физиономистики. Мясистый нос, грубые, навсегда обветренные щеки могли принадлежать и добряку и черствому служаке. Что означали ежик седых волос, татуировка на руке? Приветливые манеры, может, они от интеллигентности, от уважения к Тулину, а может быть, это привычка, выработанная для всех посетителей. Вспыхнул глазок коммутатора. Генерал взял трубку. - Я занят... Минут через десять. Он положил бумагу и придавил сверху куском оплавленного металла. Тулин заговорил первым, опередив генерала на какую-нибудь секунду. Он вовремя почувствовал, что необходимо перехватить инициативу, всегда легче убеждать, чем разубеждать. Стоит человеку произнести "нет", все его самолюбие будет направлено к тому, чтобы держаться за это "нет". - Вы летали и знаете, что такое гроза. Южин кивнул. - Там, наверху, не станешь сочинять "Люблю грозу в начале мая". Он улыбнулся, и Южин тоже улыбнулся и сказал "да": пусть привыкает говорить "да". Всякую аппаратуру и научную суть проблемы Тулин не стал описывать. По своему опыту он знал, какое тягостное впечатление на неспециалиста производят цифры, схемы, в которых невозможно разобраться на ходу. Автор шпарит, уверенный, что все ясно, радуясь, что ему кивают, кивают, хотя слушатель тем временем редактирует уже приготовленную формулу отказа. Тулину тоже приходилось принимать разных изобретателей, они, как глухари на току, увлекаясь, ничего не слышали, кроме себя, им казалось, что достаточно поводить пальцем в воздухе и схема станет понятной. Южин был человек новый в управлении, и Тулину пришлось затронуть историю вопроса. Исследования над грозой велись уже несколько лет, бывший шеф Тулина профессор Чистяков пользовался поддержкой бывшего начальника управления. Группе давали исследовательские самолеты в составе какой-нибудь экспедиции. Пристраивались, подлаживались под общую программу. Но сейчас работа подошла к такому этапу, когда группе нужны свои самолеты, специальные режимы, полная самостоятельность. Теперь изучается наиболее важное - условия управления грозой, условия разрушения грозы. Тулин произнес это без всякого нажима, словно бы между прочим, и тут же рассказал, как пришлось красть ночью баллоны со склада промартели, и еще несколько забавных эпизодов. Пока генерал смеялся, Тулин снова вернулся к проблеме: необходимо научиться находить центры грозы, с тем чтобы воздействовать на них. Рано или поздно от мышей или собак переходят к человеку. Он заговорил медленней, давая время Южину привыкнуть к мысли о неизбежности полетов в грозе. С честностью победителя он упомянул и горькие неудачи некоторых опытов, конфуз с первым указателем грозы. Он сам удивился, как много сделано за эти полтора года: приборы готовы, методика разработана, программа составлена, обоснована. Ни разу он не сбился на тон просителя. Развалясь в кожаном кресле, он с милой беззаботностью перекладывал на Южина тяжесть предстоящего решения. Вот вам, товарищ начальник, наши результаты, наши приборы, вот будущий успех, перспектива, остальное зависит от вас, наше дело теперь сторона. - Молодцы, молодцы, но... - Южин озадаченно погладил ежик, - вы же знаете, в грозу летать нельзя. Чертовски опасная штука. Вы когда-нибудь залезали в желудок этой самой грозе? А я так вляпался. Бр-р-р! - Его передернуло от воспоминания, какого страху он натерпелся. Не знал, где небо, где земля, швыряло, как щепку, еле-еле дотянул до посадки. Получалось, что он пытается отговорить Тулина, напугать его всевозможными страхами. В сущности, Южин оборонялся. Это был первый выигрыш. Инициатива была в руках Тулина, и важно было ее умело использовать. - Честное слово, зенитки приятней, - говорил Южин. - Хоть рассчитать можно что к чему. Тулин сочувственно улыбнулся. - Но зенитки вас не останавливали. Вы выполняли свои задания, несмотря ни на что. - Вы мне базу не подводите. Война - это несчастье. - Гроза тоже, - сказал Тулин. - Для авиации гроза - несчастье. Верно? Южин спокойно согласился, вспомнив несколько аварий, и сделал неожиданный вывод: видите, перед грозой пасуют даже опытные летчики; как же можно разрешить идти на такое, да еще в самый центр грозы, да еще с группой научных работников, на транспортном самолете? Он оказывался не так прост, этот генерал: одну за другой он раскритиковал схемы полета, предложенные в записке. Теперь он наступал, и Тулин понимал: стоит начать защищаться, как все пойдет прахом. - Как же, по-вашему, бороться с грозой, если убегать от нее? - И подождал ровно столько, чтобы показать, что ответ на такой вопрос получить невозможно. - Есть только один способ узнать вкус арбуза. - Тулин сделал паузу. - Съесть его. Южин хохотнул. - А у нас в Сибири говорят, что, если надо узнать, не протух ли окорок, не обязательно есть его целиком. Это так, поговорка. Окорока у нас мировые, год-два висят, не портятся. - Он обрадовался передышке, со вкусом принялся описывать, как коптят окорок. "Тянет время, - сообразил Тулин, - через несколько минут посмотрит на часы, разведет руками..." - Что ж вы предлагаете? - резко спросил Тулин. - Заняться хранением окороков? Южин размашисто очертил на схемах зоны возможных полетов. Голос его звучал сухо. Другие экспедиции довольствуются меньшим, работают в мощных кучевых облаках при их формировании. На это Тулин, сдерживая раздражение, заметил, что никто не ставит себе задач по управлению грозой. - Так уж и никто? - И Южин с удовольствием сослался на опыты Денисова с зенитками и на работы других институтов, не связанные ни с каким риском, спокойные наземные работы. "Начинается, - подумал Тулин, - лишь бы спихнуть с себя, гони зайца дальше. Зенитные снаряды - это отлично, это устраивает, неважно, что результаты сомнительные, что принципы, методы иные, зато все спокойно и никаких осложнений". С каким удовольствием он выложил бы все это Южину, но он тоже не хотел рисковать. Самое лучшее - разъяснить преимущества своего направления. Прежние методы пока что не дают никаких гарантий. - Во всех этих методах действуют вслепую: неясно, то ли мы разрушаем грозу, то ли ускоряем ее, спускаем с цепи. Неустойчивый процесс может развиться в любую сторону... Здесь преимущества были на стороне Тулина, и он мог обрушить на Южина все сложности непрестанно меняющегося механизма грозы. Однако Южин уклонился, от спора. Он простодушно посмеивался. - Видите, все вам известно, неужто с такой головой нельзя придумать что-нибудь такое, чтобы не переться в самое пекло? - И он неопределенно покрутил пальцами, расплываясь ничего не значащей улыбкой, но сквозь прищуренные веки глаза его смотрели внимательно. Чего он добивался? Почему не сворачивал разговор к категорическому отказу? Может, ему хотелось, чтобы Тулин сам пошел на уступки, изменил характер работ, сам отказался... Значит, что-то мешает ему просто запретить... - Вот, полюбуйтесь, - Южин подкинул на ладони оплавленный кусок металла, - что осталось от самолета, попавшего в грозу. - Он вытащил пачку фотографий, разложил их перед Тулиным. Искореженные останки самолетов. Сломанные, поваленные деревья. Обезображенные трупы. Из глянцевитой глубины снимков тянуло гарью еще дымящихся обломков. Тулин почувствовал на своем лице взгляд Южина. - Вас это останавливает, а меня воодушевляет, - сказал Тулин, принимая вызов. - Я не хочу, чтобы самолеты разбивались. Я не хочу, чтобы летчики боялись грозы. Я хочу, чтобы вы были хозяевами неба. Ради такого стоит рискнуть, не считаясь с опасностью. - Ага, рискнуть, - воскликнул Южин, - значит, вы не уверены! Вы не гарантируете! - Новое - это всегда риск. Кто отвергает риск, тот отвергает новое. - Слыхали. Сейчас вы мне припишете перестраховку и всякое такое. А почему я должен вам верить? Три года вы возитесь. А где результаты? Точного прогноза грозы не можете составить! Разрушать ее беретесь, а хоть бы предсказывать научились. Сколько экспедиций! Миллионы рублей государство бухает вам. Понавертели дырок в самолетах... Прогнозы были его больным местом, и Тулин никак не мог втолковать, что их работа никакого отношения к прогнозам не имеет. Южин не хотел ничего слушать. Ему осточертели какие-то там деятели: взялись за одну работу для авиации, охмуряли его всякими мудреными терминами, получили большие деньги и в результате разродились еще одной монографией. Он вытащил из ящика и потряс перед Тулиным затрепанной книжкой правил эксплуатации. - Читайте! Я не имею права нарушать. Вы же сами не можете поручиться. - При чем тут прогнозы? - твердил Тулин. - Вы хотите взвалить на меня ответственность. - Ага, боитесь ответственности!.. - За ваши жизни? Да, не желаю отвечать. Чем я могу ответить за них? Чем? Выговором? - ...потому что вы не желаете разобраться в существе! Южин, не глядя на Тулина, вытер платком лоб. Оба разом замолчали. Южин аккуратно сложил платок. - Хорошо покричали, - миролюбиво сказал он. - Редко у нас, чтобы двое кричали. Обычно кричит один, другой слушает. А вдвоем это хорошо. Голос проверяешь. Так вот, не за что меня упрекать. Я не специалист по вашей науке. А принимать на веру - извините. Тулин промолчал. - Что же остается? - сказал Южин. - Запросить мнение специалистов. Согласны? - Кого? Того, кто вас поддержит? - Ну зачем вы так? - добродушно сказал Южин. - Кого вы считаете авторитетом? Допустим, академик Денисов? - Денисов носится со своими генераторами и зенитками, - сказал Тулин. - Ничего другого он не признает. Он нетерпим, он монополист. - Так. А Жильцов? Тулин пожал плечами. - Жильцов - скептик. Он противник всего новою. Он специалист по выступлениям "против". - Другие предложения есть? - терпеливо спросил Южин. - Подскажите. Может, Лагунов? - Вы же знаете... Лагунов - ставленник Денисова. Какой он ученый? - Всюду противники. Кто ж сторонники? "Странно, почему он не предлагает Голицына? - подумал Тулин. - Может, не надеется, что старик поддержит его?" - Поймите меня, товарищ генерал, - сказал он, - каждая новая теория союзников завоевывает. Вначале перед ней только противники. Бороться с ними - значит убеждать их фактами. А факты там, в грозе. Я могу достать их только оттуда. - Сложное ваше положение. Что ж вы от меня требуете? Я должен нарушить инструкции, пойти против специалистов ради дела, в котором не шибко разбираюсь да и не очень-то верю в него. Слишком многого вы от меня хотите. Небось думаете: вот сидит солдафон, и от такого зависит прогресс. Но солдафону легче всего сослаться на параграф и отказать. Я этого не делал, хотя вы меня толкаете на это. Логика его была безупречна, молчать дальше не имело смысла, и все же Тулин медлил. - Кто ж остается? - спросил Южин. - Может, рассчитываете на Голицына? Тулин обрадовался: получалось, что Южин его выручил, сам назвал Голицына, это Тулина ни к чему не обязывало, да и в конце концов выхода нет, он ничем не выдал себя. Тулин иронически улыбнулся. Страховка прежде всего. - Ну что ж, Голицын - специалист, от него это не отнимешь. Стародум, конечно. - Как хотите, - сказал Южин. - А сколько времени надо ждать его заключения? - капризно спросил Тулин. "Крылов, - подумал он, - пожалуй, вывернемся!" Южин посмотрел на часы. - Минут сорок придется подождать. - Как? - Я неделю назад, как получил ваши бумаги, заказал Голицыну отзыв. - Южин заговорщицки улыбнулся, и Тулин понял, что его провели как мальчишку. Этот генерал знает свое дело. Теперь остается одно - не сорваться. Вспылить - значит окончательно расписаться в своей глупости. Нет, такого удовольствия он не доставит. Совершенно спокойно, как бы любопытствуя, он спросил, почему Южин обратился именно к Голицыну, а не к кому другому. - Я давно знаю Аркадия Борисовича, уважаю его. В какой-то мере наши мнения совпали? - не без лукавства осведомился Южин. Не имело никакого смысла томиться в приемной, куда как красивей будет зайти за ответом завтра, а пока что отправиться в Госплан, в редакцию. Но он знал, что не сможет ничем заниматься, пока не получит ответа. До сих пор ему ни разу не приходило в голову: а что будет, если им откажут? И никому в группе он не позволял заикаться об этом. Улетая в Москву, он знал, что добьется своего. Как это произойдет, он понятия не имел, но иначе быть не могло. И сейчас, сидя в приемной, он не желал думать о поражении. Голицын должен поддержать его хоть частично. Нужно совсем немного: чтобы заключение было уклончиво, - остальное можно будет выжать из Южина; беседа даром не прошла, в чем-то удалось Южина поколебать. Вдруг он сообразил, что в институт он заезжал недаром. Все время он чувствовал, подозревал, что Голицына не миновать. Стоило предупредить Крылова, и тот помог бы. Вместо этого он гусарил, выламывался, издевался над их порядками. А что, если сейчас позвонить Крылову? Поздно. Да и все равно он не сделает этого. Кого угодно просить, только не Серегу. Самолюбие? Пусть самолюбие, гордость, глупая гордость. Он не мог признаться, что нуждается в его помощи. Ни за что! Это не суеверие, но все же это значило бы, что их роли переменились. 7 Он увидел привычные комнаты лаборатории глазами Тулина. Действительно, зрелище унылое. А что, если попробовать? И он представил себя начальником лаборатории. Стены податливо раздвинулись. Он поднял потолки, снес перегородки, сменил освещение, убрал надоевшую рухлядь. В светлых залах стало просторно и безлюдно. Остались наиболее способные сотрудники. Конечно, увольнять непросто: начнется морока - на каком основании, местком и всякие комиссии. Найти способных ребят трудно, но еще труднее избавиться от слабых работников. Но ведь стоит того. А чего ему бояться? Что он теряет? И вовсе это не саркофаг. Тут можно так развернуться - будь здоров! Общими усилиями с разных сторон взяться за механизм грозы, составить единый план работ вместе с институтом высоких напряжений и с лабораториями активных воздействий, с академическими институтами. Распределить силы. Придется быть в курсе каждой работы, начальнику надо уметь вникать с ходу, находить ошибки, раздавать идеи, предвидеть трудности. Важно найти свой стиль. Не обязательно быть таким, как Тулин. Каждому свое. Ему больше подойдет неторопливая вескость, ни одного лишнего слова, но уж если сказано, то намертво. При этом оставаться веселым и доступным. Мужественное и доброе лицо типа Хемингуэя или Фиделя Кастро. И потом, как все крупные ученые, не стесняться говорить: "Не знаю". Хотелось немедленно действовать, совершить что-то решительное. Он велел перенести контрольные счетчики на площадку - второй месяц, как он собирался это сделать, и все было недосуг. Потом он подошел к Агатову. - Пора бы нам наладить генератор, - сказал он. - Разве это мощность? - У нас есть запасной, можно запараллелить, - сказал Агатов. - Оба они барахло. Нечего с ними возиться. Агатов быстро взглянул ему в глаза. - Да, пожалуй, что так. - И ртутник - тоже барахло, - сказал Крылов. - Да, вы правы, - сказал Агатов. - Вот что, Яков Иванович, сейчас научная сторона важнее: тематику придется пересмотреть. И вообще... так что я думаю согласиться на предложение старика. Кто-то невидимый словно резинкой стирал черты с плоского лица Агатова. И постепенно оставалась гладкая белая поверхность. Может быть, это делал сам Крылов своими словами. - Понятно, - сказал Агатов без всякого выражения. - Это, что же, Тулин вас воодушевил? - И он, он тоже, - обрадовался Крылов. - Я надеюсь, мы вместе с вами... В деловых вопросах у вас опыт, вы, конечно, можете оказать... Он пытался как-то смягчить, чем-то утешить Агатова. "На кой я поторопился? - подумал он. - Как будто нельзя было выбрать более удобный момент!" - Мне жаль, что так получилось. "Чего ради я оправдываюсь? А бог с ним! Может быть, так ему будет легче". Агатов выключил схему, встал. - Я всегда делал то, что мог, - сказал он. - Тулину, конечно, легко критиковать со стороны. - Нет, нет, он во многом прав, - горячо заговорил Крылов, радуясь, что с этим покончено и можно начать о другом. Агатов слушал внимательно, согласно кивал, но Крылов понимал, что Агатову сейчас не до него и не до его откровенных излияний. Новая должность начиналась тяжело, "Неужто и дальше придется вот так же ломать чужие надежды, - думал Крылов, - перешагивать через какие-то, решать чьи-то судьбы? Неужели без этого не обойтись? И всякий раз стараться не замечать, не думать об этом, поскольку, мол, иначе поступить нельзя". Перед кабинетом Голицына Крылов посмотрелся в оконное стекло, почесал подбородок. Придется бриться ежедневно. - Чего вызывает? Что за срочность? - спросил он у Ксюши. - Вас можно поздравить? - сказала она. - Ваша жизнь вступила в новую фазу. У нее все было крашеное: волосы, ногти, губы, ресницы, брови. На лимонно-желтой кофточке блестели большие бусы. - А вам идет желтый цвет. - Крылов улыбнулся, довольный своей развязностью. Ксюша подняла трубку. - Позвоните позже, он занят. - И глазами показала Крылову на дверь кабинета. Читая бумагу, которую ему протянул Голицын, Крылов подумал, что он был свиньей и надо как следует поблагодарить старика. "Осуществление гипотезы, высказываемой неоднократно в последние годы, нуждается в огромном экспериментальном материале. Такой материал требует широкой, многолетней программы лабораторных исследований..." Как бы там ни было, старик помог ему в самое трудное время, старик заставил его защитить диссертацию. Ну и времечко было!.. - Ясно? - спросил Голицын. Крылов заставил себя сосредоточиться! "Идея остается очередным прожектом". Какая идея? "...Безответственная, ничем не обоснованная программа Тулина..." При чем тут Тулин? Голицын нетерпеливо постукивал ногтем по стеклу, на пальце у него блестело серебряное кольцо с печаткой. Крылов вернулся к началу, перечел заново всю бумагу. - Ознакомились? Прошу вас, поезжайте с нашим заключением в управление к генералу Южину, он ждет, - сказал Голицын. - Может, у него возникнут вопросы, ну, вы растолкуете. - Подождите, как же так? - сказал Крылов. - Привыкайте, дорогой! Ничего страшного, вам полезно повращаться. - Да нет, не в этом же дело, - сказал Крылов. - Я про заключение. Вы ж фактически закрываете работу Тулина. - Вот и хорошо, делом займется. Как вернетесь, заходите, мы планы обговорим. Голицын надел очки и развернул английский журнал. Крылов вышел к секретарше. - Все в порядке? - спросила она. - Я всегда верила в вашу звезду. Крылов постоял перед ее столом. - Ксюша, это невозможно, - сказал он и вернулся в кабинет Голицына. - Я не могу, - сказал он с порога. - Это ж бездоказательно. Голицын удивленно вскинулся. - Вы еще здесь? - Он отшвырнул журнал. - Как вы сказали? - Бездоказательно, - повторил Крылов. - Простите меня, Аркадий Борисович, но я не вижу, в чем Тулин ошибается... - Заключение и не требует подробного разбора. Вы, дорогой мой, читали статьи Тулина? - Читал. - Как, по-вашему, у него достаточно обоснованы выводы? А? То-то! - У него есть вещи спорные, но... - Послушайте. - Голицын нахмурился. - Вы никак собрались меня поучать? Вы, что же, хотите, чтобы я благословил Тулина на его авантюру? Не ожидал от вас. - Это не авантюра. Пусть местами его выводы не вполне корректны, но тем более он имеет право удостовериться... - Не имеет! - закричал Голицын. - Настоящий ученый не имеет права на такую торопливость. Накопит материал, тогда посмотрим. Пока у него одна самоуверенность. - Сколько можно копить факты, когда-нибудь надо... - Сто лет, тысячу лет, сколько потребуется!.. Зеленые яблоки рвать ума не надо. - Он успокоился. - Вы же знаете, Сергей Ильич, я не против любого метода активных воздействий. И его метод тоже во своевремении. Рано еще, миленький вы мой. Слишком мало мы знаем. В данном случае нужна обстоятельная подготовка, чтобы не скомпрометировать... - Собственная терпеливость настраивала его на отеческий лад. Ведь все это когда-то было и с ним самим. Упрямо сведенные брови, опущенная голова, старый, осторожничающий профессор - как смешно повторяется жизн