моложавая женщина, подала учительнице стул. - А я, Дарья Гавриловна, к вам, - сказала Галина Никитична. - Насчет Алеши. - Смекаю! Не вы первая из учителей заходите... - Дарья Гавриловна недовольно посмотрела на сына. - А ему, пустельге, хоть кол на голове теши! Никак учение в голову не идет... Все проказы на уме да забавы. Только место в школе занимает. - Мама, да я же теперь... - взмолился Алеша. - А ты помолчи, когда взрослые говорят! - остановила его мать. - Я, Галина Никитична, сейчас об одном гадаю: как бы мальчишку к како.му ни на есть рукомеслу определить. Вот Саше спасибо, что он к машине берется Алешу привадить. - Да-да, я уже об этом слышала... - Учительница обернулась к Неустроеву: - Так ты. оказывается, специалист по срочной подготовке трактористов? Очень интересно! - Что вы, Галина Никитична! - смутился Саша. - Это мы так беседуем, между прочим... - А почему же, между прочим, ты сам вечернюю школу посещаешь? И, кажется, довольно аккуратно... Тракторист, стараясь не смотреть на Дарью, беспокойно заерзал на лавке. - Так вот, Саша, - продолжала Галина Никитична: - если Алеша трактором интересуется, ты ему, конечно, объясни, что знаешь, но голову зря не кружи! Посидев еще немного, Саша ушел, а учительница еще долго беседовала с Алешей и его матерью. Через несколько дней она привела Алешу в "кузнечный цех", где Паша Кивачев и еше несколько школьников изучали сельскохозяйственные машины. - Рекомендую, Яков Ефимович, мой ученик! Очень интересуется машинами. - Местечко всегда найдется, - усмехнулся кузнеи. - Только у меня с ребятишками такой сговор: кто с математикой не в ладу - к машинам близко не подпускать. Алеша провел в кузнице два часа, и ему очень понравилось собирать и разбирать старенькую жатку. А от Паши Кивачева он потом узнал, что скоро члены кружка будут изучать мотор трактора. В этот же день Алеша сам пришел к Косте Ручьеву и предложил заниматься математикой в первую очередь. Глава 14 "СОПКА РУЧЬЕВА" Прошла неделя. Однажды вечером Варя сообщила сестре, что завтра Костю будут принимать в комсомол и школьный комитет приглашает Марину на заседание. - И тебя и Сергея... Обязательно приходите! Марина ответила, что на завтра у нее куча всяких дел по колхозу, но потом быстро повязала свое "крыло жар-птицы" и накинула на плечи ватник. - До Ручьевых, сестричка? Надолго? - с улыбкой спросила Варя. - Нет, я быстренько. С Сергеем надо согласовать... может, выступить на комитете придется. - И я с тобой! - сказала Варя. Она быстро оделась, и сестры, окунувшись в дождливую темь, с деловым видом зашлепали по лужам. Появление сестер Балашовых привело мужское население дома Ручьевых в сильное замешательство. Сергей, только что вернувшийся с поля, кинулся в чуланчик переодеваться. Костя заметался по комнате, запихивая под кровать грязные сапоги, собирая разбросанную одежду. Он чуть не споткнулся о Кольку, который лежал на полу и раздувал самовар. - Варюша, смотри! - вскрикнула Марина. - Они еще только печку топят. А ну-ка, засучивай рукава! Она сбросила ватник, размотала полушалок и принялась за хозяйство: помешала кочергой в печке, подкинула хворосту, одни чугунки поставила поближе к огню, другие - подальше. Не отставала от сестры и Варя: убрала со стола посуду, замела пол, потом, схватив сапог, принялась раздувать самовар. И самовар вскоре зашумел, огонь в печке разгорелся, в чугунках забулькало, запело. Вошел Сергей. - Зачем это? - сказал он. - Мы уж сами как-нибудь! Марина, раскрасневшаяся от печки, досадливо отмахнулась. Затем, посмотрев на Костю, сказала: - А ты знаешь, Сережа, какой у твоего брата день завтра? В комсомол принимают. - Да-да. - спохватился Сергей. - Ты почему, Костя, не напомнил?.. Ну-ка, давайте отметим такое событие... Не прошло получаса, и стол был накрыт. - Милости прошу, дорогие хозяева! - с шутливым поклоном пригласила всех Марина. - Гостям почет! Садитесь и вы с нами, - сказал Сергей и выразительно посмотрел на Костю и Кольку. Те поняли брата и с рыцарской стойкостью замерли у стены, дожидаясь, пока Марина с Варей с церемонным видом не сели за стол. - Сережа! - вдруг вспомнил Колька. - У нас же мед есть... Полная банка. - Раз такое дело... все на стол мечи! - кивнул Сергей. Не успели братья Ручьевы и сестры Балашовы приняться за ужин, как на пороге появился Федор Семенович. Он был в брезентовом дождевике и с фонарем "летучая мышь" в руках - верный признак того, что наступили темные, ненастные вечера. - Добрый вечер честной компании! - поздоровался учитель. - По какому же это случаю пир на весь мир? Сергей поднялся ему навстречу: - Как же это вы кстати, Федор Семенович! Садитесь с нами... Костю завтра в комсомол принимают. Он принял от учителя мокрый дождевик, подвернул огонь в фонаре и невольно подивился чутью, которое всегда вовремя приводит Федора Семеновича в дом к людям: в дни ли большого горя или радости, в час ли раздумья или сборов в дальнюю дорогу. Или, может, из дома на "школьной горе" учителю все хорошо видно и он знает, у кого жизнь идет сбивчиво, трудно, а у кого течет плавно и ровно, словно полноводная река?.. Федор Семенович сказал, что ужинать не будет. но горячего чаю выпьет с удовольствием, и присел к столу. - Это правильно, что собрались! В комсомол один раз вступают... Событие на всю жизнь. - Учитель оглядел собравшихся за столом. - Что ж, Сережа, надо будет брату в напутствие доброе слово сказать. Сергей задумчиво посмотрел на Костю: - Что ж тебе сказать, братец? Шагай! Рад за тебя. Сейчас комсомол... потом партия... Вся жизнь у тебя впереди. И живи ты честно, открыто, смело... Я вот сколько лет в комсомоле состоял и горжусь этим. И будь я в твоих годах, опять бы в комсомол записался. Минуты не раздумывал бы. Был бы наш отец жив, и он бы порадовался. Ведь отец как говорил; "Жизнь, она как река большая. Один на сухом месте отсиживается, в кусточках; другой у бережка барахтается, в осоке да в типе, боится, как бы не унесло, а третий на самую стремнину выгребает..." - Правильные слова... Я их ребятам часто напоминаю! - подхватил слова Сергея учитель. - Сам-то Григорий Васильевич всегда на стремнину выходил, на главное течение. И вам так жить завещал... Я с ним на фронте встретился, в одном взводе служил. Довелось как-то нашей роте одну сопку атаковать перед Днепром. Трудная сопка! Восемь раз мы в атаку бросались, восемь раз откатывались. А на девятый вырвался вперед наш сержант-коммунист, ваш отец, Григорий Ручьев. В руке - красный флаг. "Ура, кричит, за Родину, вперед!" Добежал до вершины и упал. А красный флаг не выпустил - горит он, полощется... Тут мы и ринулись в штыковую, выбили немца из траншеи... Потом похоронили вашего отца на этой же земле, где он погиб, а сопку так и назвали: "Сопка Ручьева". Учитель умолк. Костя давно отодвинул чашку с чаем и не мигая смотрел на учителя. - Федор Семенович, - тихо спросила Варя, - а сейчас эта сопка как называется? - Сказать трудно, но думаю, что именем Ручьева. У нас таких людей долго помнят. ...Посидев с часок у Ручьевых, Федор Семенович поднялся и стал прощаться: спешил в Почаево с докладом. Все поднялись и вышли его проводить. На улице стояла кромешная тьма. Ветер налетал резкими порывами, то и дело менял свое направление и обдавал прохожих дождем не сверху, а откуда-то сбоку или снизу. Тревожно скрипели стволы деревьев; голые ветви то замирали в молчании, то с яростью хотели размести нависшую над землей дождевую хмарь. Но раздавался слабый треск, падало несколько обломившихся веток, и деревья замирали до нового порыва ветра. - Наделает ветер беды! - сказал учитель, обращаясь к Сергею. - Надо бы людей в сад послать, подпорки под яблони поставить. - Это верно, - согласился Сергей. Учитель поднял капюшон дождевика, покрыл полой "летучую мышь" и скрылся в темноте. - Сережа, а ты помнишь свое сочинение про дождевик и фонарь? - спросила Марина. - Какое сочинение? - заинтересовался Костя. - Это еще в пятом классе было. Нам тогда тему дали: "Осень". Сергей и написал. Я, кажется, до сих пор помню. "Появились первые признаки осени: поля опустели, деревья сбросили листья, журавли улетели на юг, Федор Семенович стал появляться по вечерам в дождевике и с "летучей мышью" в руках. Дождь льет как из ведра, везде грязь по колени, а Федор Семенович каждый вечер бывает в колхозе и никогда не опаздывает на собрания..." Так вместо осени и накатал твой братец две страницы про учителя... - со смехом закончила Марина. - Будет тебе! - остановил ее Сергей. - Все и забыли давно... Пойдем-ка сад проверим. Марина и Сергей ушли. Костя потянул Варю обратно в избу: хотелось еще поговорить о завтрашнем дне. - Нет-нет, - заспешила девочка, - мне домой нужно. Костя обиделся: - Можно подумать, что тебе у нас тоска смертная. Варя принялась уверять, что это неправда, и даже согласилась вернуться в дом. Но разговор явно не клеился. Ветер на улице крепчал, в рамах звенели стекла. Костя начал было рассказывать о недавно прочитанной научно-фантастической повести про путешествие в глубь Земли. Варя отвечала вяло, зато в разговор рьяно ввязался Колька и всецело взял автора повести под свою защиту. Но тут Костя заметил, что Варя подошла к двери. - Я все:таки пойду... Уже поздно. - Погоди, я сейчас фонарь зажгу, провожу тебя... Костя побежал в чулан за фонарем. Но Варя не стала дожидаться и поспешно вышла на улицу. На сердце было тяжело. Ведь завтра решающий день - ребята станут комсомольцами. А вместе с ними и Витя Кораблев. Он будет ходить веселый, оживленный, все будут поздравлять его, и только одна Варя не сможет пожать мальчику руку и порадоваться вместе со всеми. А потом соберется общее комсомольское собрание. Варя вдруг представила себя сидящей на этом собрании. Как же она должна себя вести? Голосовать за Витю, как и все остальные?.. Но поступить так - значит признать, что он достоин доверия товарищей. А ведь что неправда! Варя не может признать этого, не может... Выходит, что нельзя ей больше молчать! Эта мысль так поразила девочку, что она невольно остановилась посреди улицы. Что же делать? Порыв ветра обдал Варю колючими брызгами дождя, охладил разгоряченное лицо... Нет, она должна еще раз попытаться поговорить с Витей! Он поймет, должен понять... У Кораблевых в окнах горел огонь. Варя заглянула через рябое от струек дождя стекло. За столом, обложившись учебниками, сидели Витя и Катя Прахова. Варя осторожно постучала. Витя поднялся, прижался к стеклу и, узнав девочку, выбежал на крыльцо. - Входи, входи! - радушно пригласил он. - А мы с Катей только что вспоминали о тебе. - Постоим здесь... Я на минутку всего! - Варя, хоронясь от дождя, прижалась к стене дома. - Слушай, - зашептал Витя, - давай опять вместе заниматься. Тебе же трудно одной. Я знаю... - Спросить тебя хочу, - перебила его девочка: - ты помнишь, какой день завтра? - У меня память не отшибло. - Ты подумал, о чем на комитете рассказать? Про Спиридонове озеро не забыл? - А-а... все про то же!.. Не надоело еще тебе? - И у меня память не отшибло. - Насчет худой лодки - это комсомольцев не касается. - сказал Витя. - Дело частное. Да и вообще ты о комитете не беспокойся: все пройдет без сучка, без задоринки. - Вот ты как думаешь? - Уверен. - А я вот не уверена! - вырвалось у Вари, и она отскочила от стены. - И за такого, как ты сейчас, я руку на собрании не подниму... Так и знай! "Ну что же, проживем как-нибудь и без твоего голоса", - хотел было ответить Витя, но, услышав из темноты чавканье грязи, понял, что Варя убежала, и, растерянный, вернулся в избу. Через несколько минут оттуда вышла Катя и, как слепая, вытянув вперед руки, побрела к своему дому. У холодной, скользкой изгороди палисадника она натолкнулась на Варю и испуганно вскрикнула. - Это я, я... - Девочка схватила ее за руки. - Да ну тебя, Варька! - обиделась Катя. - Перепугала насмерть... И вечер испортила. - Чем испортила? - Так хорошо занимались с Витей, почти всю алгебру повторили, а тут тебя и принесло... Витя книжки в сторону: "Уходи, говорит, спать хочу". А он еще мне цветы медовыми красками обещал нарисовать! Что ты ему наговорила такое? - А ты бы спросила его. - Разве он скажет! - вздохнула Катя. - Я и сама не понимаю, почему он меня заниматься позвал... И чего ты, Варька, придираешься к нему, выдумываешь всякое? Струйки дождя давно пробрались Варе за воротник, и сейчас девочку трепала мелкая, противная дрожь. Может, и впрямь она все выдумывает и незачем ей относиться к Вите так придирчиво и несправедливо? Может, и в самом деле послушать Катю, подойти завтра утром и протянуть мальчику руку: "Мир, Витя, мир! Пусть все будет по-старому!" Глава 15 СОЧИНЕНИЕ В перемену перед последним уроком Костя заметил из окна класса Клавдию Львовну, выходящую из бокового флигеля. - Несет, наши грехи несет! - возвестил он и кивнул Васе Новоселову: - Встречай! Вася выбежал на школьное крыльцо. Клавдия Львовна обычно носила тетради учеников, которых у нее всегда набиралось очень много, в большой коленкоровой сумке. "Не тетради тянут, а ошибки. И что вам стоит пограмотнее писать! - шутливо говорила учительница ребятам. - И вам приятно, и мне легче ваши тетради носить". Еще в конце прошлой недели Клавдия Львовна дала восьмому классу сочинение на тему "Мой любимый герой". Это было первое большое сочинение в новом учебном году, всем хотелось завоевать в глазах учительницы доброе имя, и класс трудился на славу. Варя сделала три черновых наброска сочинения, измазала чернилами все пальцы и хотя сидела недалеко от открытой форточки, но к концу урока лицо ее пылало как маков цвет. Костя писал не спеша, сосредоточенно, часто оборачивался назад и видел Пашу, который тоскливо грыз ногти. Тогда Костя принимался кивать приятелю головой, словно хотел сказать: "Будь же смелее, не робей!" Четыре дня судьба сочинений была неизвестна, но вот сейчас Вася, встретив Клавдию Львовну на школьном крыльце, принял у нее из рук сумку с тетрадями. - Сегодня совсем легкая ноша, - сказал он. - Погоди, погоди! - погрозила учительница. - Вот как распакуем да взвесим... оно и потянет. Прозвенел звонок. Вася торжественно внес сумку в класс, вынул из нее тетради восьмого класса, положил на стол и, сожалея, что больше нечего делать, направился к своей парте. Клавдия Львовна легко вошла вслед за Васей. Рядом со столом стоял удобный, покойный стул, но учительница не села: то, что ей хотелось сказать сегодня детям, лучше было произнести стоя. - Друзья мои! В школе сегодня большой и радостный день. Многие из вас станут комсомольцами... От души приветствую вас! - Спасибо, Клавдия Львовна! - раздались голоса. Учительница положила руку на стопку тетрадей: - Я сегодня с большим удовольствием несла ваши тетради... Не думайте, что с грамматикой у вас уже полный лад и согласие. Ошибок еще много, и я об этом скажу. И все же мне легко и радостно за вас. Вы написали хорошие сочинения и написали от всего сердца. В них чистые мысли, ясный, уверенный голос. Вы знаете, чего хотите, к чему стремитесь. И я верю, что вы достигнете своей цели. Клавдия Львовна перевела дыхание, улыбнулась и наконец опустилась на стул. - А теперь приступим! - сказала она и взяла первую тетрадь. Шеи восьмиклассников сразу приобрели удивительную способность вытягиваться. Учительница открывала одну тетрадь за другой, для памяти мельком пробегала написанное и давала оценку. Хорошее сочинение получилось у Вари Балашовой. Костя Ручьев - весь в этих двух страничках, скупых, рубленых фразах: порывистый, увлекающийся, правдивый. Но почерк, почерк ужасный! Строчки лезут куда-то в поднебесье, буквы скачут, шатаются, и учительнице пришлось разбирать Костины иероглифы чуть не в лупу. Придется Ручьеву, как видно, начать писать в косую линейку палочки и кружочки... Довольна Клавдия Львовна и Пашей Кивачевым: сочинение немногословное, но фразы твердые, обстоятельные, слова живые, свои. Чувствуется, что Паша потрудился. Жалко вот, что он не в ладу с падежами и наречиями... Учительница откладывала одну тетрадь за другой. Алеша Прахов, глаза которого, казалось, могли видеть невидимое, держал руку за спиной и каждому передавал на пальцах полученную отметку: пять, четыре, три... Дошла очередь и до него самого. - Написано много. Больше чем следует! - вздохнув, сказала Клавдия Львовна. - Но явно чувствуется "чужеземное" влияние. Ни одной своей мысли. Все перепутано. Но зато ошибки свои, неповторимые... И их хватило бы на два сочинения! Сначала Алеша показал классу четыре пальца, но потом, решив, видимо, до конца быть правдивым, поджал один из них, и ребята поняли, что в тетради поставлена тройка. Стопка тетрадей быстро уменьшалась. Витя Кораблев заметно стал проявлять признаки беспокойства. Наконец учительница открыла последнюю тетрадь: - Но больше всего меня порадовала работа Вити Кораблева. Он, может быть, полнее и глубже всех выразил то, к чему вы так стремитесь. Послушайте, какие хорошие слова написал Витя. - Клавдия Львовна вновь поднялась со стула и прочла: - "В золотую пору юности, когда жизнь бьет ключом и полна счастья и радости, каждый из нас должен воспитывать в себе лучшие черты характера, которыми наделены любимые герои советской молодежи. И ничего, что жизнь грудна и терниста. В трудностях развиваются настоящий характер, несгибаемая воля, стойкость и мужество. Так не упусти же дорогого времени, закаляй себя в годы молодости на всю жизнь, чтобы в будущем смело выдержать любые испытания, честно и достойно послужить своему народу, своей Родине!" В классе стало очень тихо. Даже слышно было, как поскрипывала на ветру открытая форточка. Все головы повернулись к Вите: что там ни говори, а Кораблев умеет писать сочинения! Витя сидел серьезный, одеревеневший, не сводил глаз с учительницы и немного боялся, как бы довольная улыбка не появилась прежде времени на его лице. Только Варя почему-то беспокойно заерзала за партой да Костя неопределенно хмыкнул. А учительница читала и читала о молодом человеке нашего времени, на которого так бы хотел походить восьмиклассник Витя Кораблев, о человеке твердом в слове и деле, смелом и мужественном, настойчивом и трудолюбивом, и глаза ее теплели, голос становился звонче, словно учительница в этот час сама помолодела. - "...Больше всего я ценю в человеке такие чувства и душевные качества, - продолжала читать Клавдия Львовна, - как умение всегда и во всем выполнять свой долг, ставить общественное выше личного, быть правдивым и честным перед товарищами, уметь держать слово, не бояться никаких трудностей..." - Учительница удовлетворенно закрыла тетрадь. - Достаточно и этого. - Клавдия Львовна, но это же неправда все!.. - тихо и почти испуганно проговорила Варя. - То есть как "неправда"? - не поняла учительница. - Разве все вы не подпишитесь под этими словами? - Я не про слова... я про Витю. - Девочка поднялась, лицо ее пошло пятнами. - Он... он совсем так не думает... Клавдия Львовна удивленно посмотрела на нее: - В чем дело, Варя? У Вити отличное сочинение; продуманное, обоснованное. Варя, чувствуя, что лишается последней опоры, заговорила совсем невпопад, горячо, сбивчиво: - Вы его спросите, Клавдия Львовна... спросите!.. Это же не Витины слова, чужие все... Учительница перевела взгляд на Витю. Мальчик чуть побледнел и, откинув назад волосы, встал из-за парты: - Балашова думает, что я списал свое сочинение! Интересно, у кого? У Балашовой, Ручьева? Может быть, у Прахова? При упоминании Алешиной фамилии в классе дружно засмеялись. Клавдия Львовна недовольно махнула рукой: о списывании не может быть и речи. - Не понимаю, Варя, - покачала головой учительница, - что это за выпад против товарища? И где - в классе, на уроке! Вы что, не поладили друг с другом? Варя молчала. - И, кроме того, Витю сегодня будут принимать в комсомол... Значит, товарищи доверяют ему. - А может, его не следует принимать! - вновь вырвалось у девочки. "Это уж ни на что не похоже!" - готова была с досадой сказать Клавдия Львовна, но, взглянув на Варю, смолчала. Девочка побледнела; вся подавшись вперед, она крепко вцепилась руками в крышку парты. Учительница покачала головой: значит, случилось что-то неладное. - Сядь, Варя! Успокойся. После урока ты нам обо всем расскажешь. - И Клавдия Львовна попросила класс достать учебники, Глава 16 РАЗГОВОР ПО ДУШАМ Урок продолжался. Он был словно река, которая, побурлив на камнях, вновь потекла мирно и ровно, хотя в глубине этой реки все еще шли и сталкивались друг с другом беспокойные течения. Приятели Кораблева хмуро посматривали на Варю, Девочки перешептывались и поглядывали на Витю. Тот обхватил голову руками и, казалось, ничего не слышал. Варя сидела, ни на кого не глядя. Кто-то легонько толкнул ее в бок и вложил в руку записку. "Головы не вешать! - прочла она. - Мы за тебя целиком и полностью. Полный вперед!" Подписи не было, но записка была написана теми самыми иероглифами, о которых совсем недавно упоминала Клавдия Львовна. Варя чуть улыбнулась и спрятала записку в карман. Наконец прозвенел звонок. В класс вбежал дежурный по школе и сообщил Клавдии Львовне, что ее срочно вызывают в учительскую. - Я сию минуту! Вы меня подождите, - сказала учительница ребятам и вышла. Все вскочили и окружили Варю. Только беленькие, тихие, как мышки, сестры Половинкины, про которых говорили, что у них время на школу "отвешено, как в аптеке, тютелька в тютельку", собрав книжки, шагнули к двери. Но Алеша, большой любитель всяких шумных классных собраний, раскинув руки, загоредил выход и торжественно заявил: - Только через мой труп!.. - Потом постучал по доске и возвестил: - Новгородское вече считаю открытым. Но на него никто не обратил внимания. Первым в атаку на Варю пошел Сема Ушков: - Постыдилась бы! Если между вами с Витей черная кошка проскочила, так зачем же счеты на уроке сводить? Только Клавдию Львовну расстроила... Ушкова дружно поддержали: - Правильно!.. Совесть надо иметь! - Просто безобразие! - Идите в сад с Кораблевым и шпыняйте друг друга... - Ребята! - почти горестно воскликнула Варя. - Да разве ж я из-за себя! Как вы не понимаете?.. - Ты много о себе понимаешь! - протолкался к Варе взъерошенный Сема Ушков. - Самокритику на всех наводишь, а сама какова? Кораблев с тобой за одной партой сидеть не хочет - вот и яришься на него, выдумываешь страсти-мордасти! Варя, словно ее сбили с ног запрещенным приемом, растерянно оглянулась и схватила подруг за руки: - Девочки!.. Что ж это, девочки? Косте показалось, что сейчас, как и тогда в саду, у Вари из глаз брызнут слезы. Он протолкался через толпу ребят и шагнул к Ушкову. - Ты... ты что сказал? Повтори при всех! - А может, без заступника обойдемся? - попятился Ушков. - А... а я говорю: повтори! - Ручей, оставь! - крикнул Митя Епифанцев и постучал кулаком о парту. - Да что мы, в самом деле, как кумушки у колодца! Поговорим организованно. Кто будет председателем? - Давай ты, Митя! - сказала Катя Прахова. Митя не заставил себя ждать, встал к учительскому столу и объявил: - Тогда тихо, граждане! Классное собрание считаю открытым... Эй, Кораблев! Ты куда? - Сейчас же комитет комсомола начнется. - Успеем. Сядь, посиди! Наше собрание тебя тоже касается. Витя нехотя вернулся от двери и сел на подоконник. - А повестка дня какая? - спросил Паша. - На повестке дня один вопрос... - сказал Митя. - О сочинении Кораблева... Ну, и вообще разговор по душам. - Вот мы и не опоздали! - неожиданно раздался голос Клавдии Львовны. Ребята оглянулись. В дверях стояли преподавательница литературы и Галина Никитична. Митя смущенно вышел из-за стола. - Нет-нет! Веди собрание! - сказала Галина Никитична и вместе с Клавдией Львовной села за последнюю парту. - Кто, товарищи, начнет? - Митя посмотрел на Варю. - Давай, Балашова! - Я начну!.. - Варя медленно подошла к столу и обвела глазами весь класс, словно спрашивая разрешения высказаться без утайки, от всего сердца. - Вы на меня сегодня кричали: я свожу с Кораблевым личные счеты, я испортила урок, то, другое... Так я скажу наперед: нет у меня с ним таких счетов, так и знайте. - Ближе к делу! - раздались недовольные голоса. - Я уже близко... Почему я сегодня на уроке я не стерпела? Спору нет, Кораблев лучше всех сочинение написал. Таким словам, как у него, только позавидовать можно: "Хочу быть бесстрашным, как Сережа Тюленин, правдивым и настойчивым, как Саня Григорьев, мужественным и сильным, как Зоя". А если подумать: что он делает для этого? Какой он на самом деле?.. - Интересно, какой же? - спросил Сема Ушков. - Все эти его слова - пустые и фальшивые, - продолжала Варя. - Присмотришься, как Витя живет, - со стыда сгоришь! Пишет да говорит одно, а делает другое... - Это еще доказать надо! - перебил ее от доски Витя, где он со скучающим видом рисовал домики, елочки, косяки летящих журавлей. - Ты, Кораблев, слушай! - обернулся к нему Митя. - С тобой класс разговаривает! Сядь как полагается. Витя с недоумением посмотрел на грозного председателя и, пожав плечами, сел за свою парту. - И докажу! - заявила Варя, беспокойно поправив в волосах гребенку. - Зачем ты ребятам задачки даешь списывать? Товарищам помочь хочешь, чтобы они учились лучше?.. Как бы не так! Просто дружков-приятелей подбираешь, чтобы они за тобой по пятам ходили... - Мне приятелей и без того хватает, - ухмыльнулся Витя. - А дома ты себя как ведешь? - не слушала его Варя. - К матери как относишься? Ее словно прорвало. Она напомнила Вите о том, что он не интересуется жизнью класса, отказался работать в школьной бригаде, умолчал о переправленной Праховым отметке... - Говори, да не заговаривайся! - вновь перебил ее Витя. - А давай Катю спросим - она подтвердит. Катя порозовела и поднялась из-за парты: - Это так! Алеша нам проговорился... Витя кинул на заюлившего Алешу недобрый взгляд и отвесил классу жеманный поклон: - Здравствуйте! Я еще и за Прахова в ответе? Да что мне, ябедничать на него, доносы строчить? - Да, в ответе! - вскинула Варя голову. - Мы все Друг за дружку в ответе. Прахов считает тебя первым учеником в классе, своим товарищем. Он шутом прикидывается, всякие номера выкидывает, а тебе весело, забавно. На все сквозь пальцы смотришь да потакаешь ему. И это ваша дружба! А в сочинении красивые слова пишешь: хочу быть настоящим товарищем, всегда прийти другу на помощь. Какая же цена твоему сочинению? - Сочинение тут ни при чем! - вспыхнул Витя. - Это на потом, на будущее написано. А всякую мелочь незачем сюда приплетать: подсказки, шпаргалки, на уроках пошумели... Подумаешь, события мирового значения! Есть о чем разговор заводить... Все тихо, чинно в школе не бывает. Тут главное, чтоб учение в голову шло. А когда в жизни серьезные дела придут... характер, он скажется, не беспокойся!.. - Считая, что отразил все нападки, Витя решительным жестом засунул в сумку учебники и шагнул к двери: - Хватит, пошли! Сейчас комитет начнется. - Нет, обожди! - резко крикнула Варя. - А человек из-за тебя в озере чуть не утонул... это тоже мелочь?! Витя замер, обернулся: зеленоватые глаза его сузились. - Ну-ну... накручивай... Копай яму! - сказал он вполголоса и, сложив на груди руки, прислонился к косяку двери. - Кто утонул? - встревожились ребята. - Когда, где? - Рассказывай... не тяни! Варя шумно перевела дыхание и посмотрела на Кораблева. Тот сделал вид, что не заметил ее взгляда. - Я все ждала, что Витя сам скажет, - тихо призналась девочка. - А он молчит. Знает, что поступил нехорошо, а сознаться смелости не хватает... А теперь... раз на то пошло... все выложу начистоту!.. - И девочка принялась рассказывать про случай на Спиридоновом озере. У Галины Никитичны болезненно сжалось сердце, но она не сводила глаз с Вари. Так же пристально смотрел на Варю и Костя Ручьев. Он уже забыл историю с худой лодкой, и она не занимала его сейчас. Он думал о другом. Уже давно многие из ребят были невысокого мнения о Вите Кораблеве, но никто почему-то не высказывал этого вслух. А вот Варя решилась! Не пощадила ни славы первого ученика, ни своей дружбы с Кораблевым... И девочка в этот миг показалась Косте очень большой и сильной. - Вот и все, что я знаю, - закончила Варя, стремительно села за свою парту, но потом вновь вскочила: - Только я Вите прямо заявила: пока он такой, я за его прием в комсомол голосовать не буду. И пусть хоть одна останусь, а руки не подниму. - Одна ты, скажем, не останешься, - сказал Митя и посмотрел на учительниц, словно хотел спросить, как же дальше вести собрание. В дверях показался Ваня Воробьев: - Восьмой класс, в чем дело? Сейчас комитет начинается. Давайте быстро! Галина Никитична поднялась из-за парты. "Загляни в душу класса, узнай,, кто из школьников чем и как живет, и тогда тебе легко будет вести их за собой", - вспомнила она слова Федора Семеновича. - Теперь я понимаю, - шепнула ей Клавдия Львовна. - Варя не случайно выступила против Витиного сочинения... Галина Никитична мельком посмотрела на брата и шагнула к двери. Но, чувствуя, что класс ждет от нее последнего слова, остановилась и сказала: - Я хочу, чтобы на комитете вы вели себя по примеру Вари Балашовой: были бы так же честны, откровенны и требовательны друг к другу. Глава 17 ОКОЛЬНЫМ ПУТЕМ Заседание комитета комсомола длилось долго. Первым из класса выскочил Витя Кораблев. Потом, минут через двадцать, когда заседание закончилось, вышли и остальные школьники. Вася Новоселов, не сдержав радости, лихо съехал со второго этажа по лощеным перилам лестницы, с треском распахнул дверь и выбежал на школьный двор. Уже много дней подряд солнце было скрыто за тучами, а сейчас оно неожиданно прорвало пелену толстых, хмурых облаков, и его лучи залили школьный двор ясным, теплым светом. - Ребята, солнышко тоже за нас голосует! - закричал Вася и подбросил высоко вверх свою фуражку. Паша неодобрительно покачал головой: - Разыгрался, как телок на выпасе! - А чего ж не радоваться? Такой день один раз в жизни бывает! - возразил Вася. - Давайте отметим его чем-нибудь. - Отметить надо, это верно, - согласился Паша и обратился к Косте: - Ты, Ручей, как? Костя, занятый своими мыслями, ничего не ответил. Подойдя к краю обрыва, он пристально вглядывался в раскинувшиеся перед "школьной горой" колхозные поля, перелески, словно видел их впервые, и жадно вдыхал прохладный осенний воздух. Вот он и комсомолец! Как много решилось за этот день в его жизни. На заседании комитета ребята говорили о нем хорошо, но ему пришлось выслушать и немало упреков: он резок, упрям, не всегда считается с товарищами. Теперь, когда нужно, товарищи помогут ему, поправят, но и он, Ручьев, должен сделать все, чтобы ничем не запятнать чести комсомольца. "Ничего не пожалею... все силы отдам", - думал он. - Пойдемте сейчас в лес, костер разведем, - предложил Вася. - Большой костер! Чтобы из всех колхозов видели! Паша замахал на него руками. - Хорошо бы яблоньки в саду посадить и деревья вдоль дороги. Надолго бы память осталась! - напомнил Костя ребятам про давний школьный обычай отмечать вступление в комсомол посадкой деревьев. - Хорошо бы! - поддержал его Паша. - Только уже поздно, не приживутся посадки. Придется до весны отложить. На школьном крыльце показалась Галина Никитична и озабоченно оглянулась по сторонам. - Наверное, брата ищет... Куда это он подевался? - шепнул ребятам Вася. - А нелегко ей, поди, сейчас! - заметил Паша. - С Витькой-то как нехорошо получилось... - Я думаю... - задумчиво сказал Костя и, отвечая каким-то своим мыслям, разрубил ладонью воздух: - А учительница она что надо! Ребятам стало даже немного стыдно своей радости. Они осторожно подошли к крыльцу. - Что вам, ребята? - вздрогнула Галина Никитична. - Может, Витю отыскать? - тихо спросил Паша. - Вы скажите. - Нет-нет, не беспокойтесь. Он, наверное, уже дома. Учительница постояла еще немного на крыльце и вернулась обратно в школу. Надо было подумать, во всем разобраться... x x x Выскочив из класса, Витя, не оглядываясь, спустился по лестнице и выбежал на школьный двор. По тропинке, ведущей к Высокову, шли ученики. И Витя понял, что он сегодня не в силах идти домой обычным путем: тропинкой, потом серединой широкой улицы, мимо сельсовета и правления колхоза, сельпо и чайной, около которых всегда так шумно и оживленно. А ведь сколько раз за эти годы, небрежно помахивая школьной сумкой, он входил в Высоково! Иногда Витя разрешал себе заглянуть в чайную, выпить бутылку шипучей фруктовой воды или покупал в сельпо кулечек кедровых орехов и щедро оделял приятелей. Сейчас, засунув кулаки в карманы куртки, он свернул с тропки в сторону, обогнул школьный сад и направился к лесу. Куда он идет? Зачем? И что, собственно, произошло?.. Члены комитета, как один человек, подняли руки против него. Значит, товарищи, которых он знал много лет, с которыми вместе бегал в школу, читал книги, играл в футбол, в лапту, не доверяют ему, не хотят принять в свой тесный круг? А ведь ему и в голову не приходило, что они могут так поступить. Разве он хотел плохого Алеше Прахову? Совсем нет. Ведь тог был ему даже благодарен... Говорят, что он плохо ведет себя дома, невнимателен к матери. Но зачем школе вмешиваться в его домашние дела?.. Наконец, далась всем эта история на озере! Но, право же, он совсем не обязан был предупреждать каждого, что лодка худая... Отбившийся от табуна гнедой, в белых чулках жеребенок неприкаянно бродил среди кустов. Заметив Витю, он доверчиво затрусил за ним следом. Мальчик хмуро покосился на него, потом с досадой топнул ногой, и жеребенок, тонко, жалостливо заржав, отпрянул в сторону. Может быть, пойти в Почаево, к дяде, прожить там день-два, чтобы не видеть ни ребят, ни Варьки Балашовой, ни сестры?.. Или нет, лучше заглянуть к Прахову. Все же приятель, можно отвести душу... Витя вспомнил, как Алеша подвел его, и вздрогнул. Как же мало у него на свете верных друзей!.. Лес стал гуще, ветки деревьев цеплялись за куртку, царапали лицо, но Витя не замечал этого. Потом потянулся мелкий, частый осинник, болотистая низина... Только к сумеркам Витя вернулся к Высокову и задами усадеб пробрался к дому. У крыльца Никита Кузьмич колол дрова. Заметив сына, шагающего проулком, он поднял голову: - Ты что это за усадьбами путь держишь? Улица узка стала? - Так вот... захотелось! - буркнул Витя и направился в сени. Здесь мать рубила в деревянной колоде капусту. Она очистила белую хрустящую кочерыжку и протянула сыну: - Погрызи вот... Ты ведь любишь кочерыжки. Витя отмахнулся и взялся за скобу двери, ведущей в избу. В сени вошел Никита Кузьмич и переглянулся с женой: - Погоди, сынок! Чего смутный такой? С комсомолом-то как? Можно поздравить? - Кого-то можно... - глухо выдавил мальчик. - Это почему "кого-то"? - А потому... не приняли меня. - То есть, как это "не приняли"? - опешил отец. - По какому ж это праву-закону? Злое, мутное чувство снова поднялось в душе мальчика: - Варька Балашова с Ручьевым зло на меня имеют, я к ним в бригаду не записался. Вот и подговорили ребят. Те на меня и навалились: я такой, я сякой... - Витя, как ты можешь так говорить! - раздался удивленный голос Галины Никитичны, которая только что вошла в сени. - Неужели ты так ничего и не понял? - А-а, дочка заявилась! - усмехнулся Никита Кузьмич. - Что ж братца родного под защиту не взяла?.. Или твоему слову веры нет? - Сестрица у меня такая... - язвительно сказал Виуя. - Что ребята ни скажут, она со всем согласна. И тоже против меня голос подала. - Вот оно как! - Никита Кузьмич покачал головой. - Родство, значит, насмарку пошло!.. Ну, а директор при каком мнении? Тоже с тобой согласен? - Федора Семеновича не было на заседании, - сказала Галина Никитична. - Он в район уехал. - Значит, одна всем заправляла? За старшую над ребятами была?.. И такое допустила! Эх, дочка, дочка! - А может, и впрямь, сынок, провинился ты в чем перед ребятами? - пристально посмотрела на Витю мать. - Так признайся! Никита Кузьмич недовольно махнул на нее рукой: - Какая у него может быть провинность! Витя ж для школы находка: и учится хорошо, и на баяне мастак играть, и по рисованию спец... Вот и завидуют парню. Да еще эта школьная бригада всех попутала!.. - Нехорошо ты говоришь, отец, - нахмурилась дочь. - Бригада тут ни при чем. Ты лучше спроси, почему Витя про худую лодку молчал! Галина Никитична рассказала про случай на Спиридоновом озере. Мать ахнула, выронила из рук тяпку, а Никита Кузьмич крякнул, словно обжегся: - Это правда, сынок? - Так не артельная же лодка, а наша, личная! - Витя пожал плечами. - Кому какое до этого дело! - Так-то оно так, - нахмурился отец, - а все же ты лишку хватил. Минуло то время, когда каждый за свою лодку или, там, за свою телегу дрожал, от соседа прятал... В омут кануло. - Вот видишь, отец! Товарищи не зря против Вити выступили... - сказала Галина Никитична. - Какое там "не зря"! - с досадой возразил Никита Кузьмич. - Проштрафился мальчишка по недомыслию, а вы уж и размахнулись! - Дело не в одной только лодке. Послушал бы, как школьники на комитете выступали! Честно, открыто, требовательно! Доброе имя комсомола им дороже всего... - И Галина Никитична принялась объяснять, за что товарищи осудили Витю. - Надо тебе подумать, отец, все ли у нас в семье ладно. Балуешь ты Витю, меры не знаешь. Вот он и заважничал, выше других себя ставит. - Что-что, а меня, сделай милость, от поучений избавь! - рассердился Никита Кузьмич. - Я тебе не школьник за партой... А насчет "балуешь" так скажу: меня отец с двенадцати лет отдал в чужие руки, к сапожнику в учение. Нужда заставила. Так я всего отведал: и брани, и зуботычин, и труда тяжкого. Для семьи как отрезанный ломоть был, никто меня не опекал... Так зачем же моему сыну такую жизнь знать? Нужда нас не подпирает, не старое время. И пусть он живет в свое удовольствие, сил набирает, никаких тревог не ведает... Пусть знает, что отец сына в обиду не даст. - И чего ты, Кузьмич, все на старое киваешь! - с досадой сказала Анна Денисовна. - Никто сына не обижает. Может, это и к лучшему, что ребята построже с ним обошлись. - И тут ты с дочкой заодно? - вскинулся на жену Никита Кузьмич. - По всем статьям сошлись!.. Ну нет, я этого дела с комсомолом так не оставлю! Завтра же директору обжалую... А надо будет - до района дойду. - Он поманил Витю рукой и направился вместе с ним в избу: - Пойдем, сынок, расскажи мне все по порядку. В сени вбежала Варя и спросила, вернулся ли Витя. - Дома, дома. Не беспокойся! - Галина Никитична кивнула на дверь. - Вы знаете, я как выговорилась на собрании, мне и легче стало, - призналась Варя. - Книжки Вите принесла, он их в школе забыл. Она открыла дверь и прошла в избу, но в ту же минуту выскочила обратно в сени и растерянно пожаловалась: - Отвернулся, разговаривать не хочет. Будто мы чужаки с ним. И дядя Никита на меня не смотрит! Анна Денисовна сокрушенно покачала головой. - Ты что, мама? - Ой, Галенька, боюсь я, отец теперь совсем голову мальчишке замутит. - Ничего, мама, разберется Витя. - Галина Никитична обняла Варю за плечи. - Нас ведь куда больше... Глава 18 РЕДКИЙ ГОСТЬ Утро в доме Кораблевых началось невесело. За завтраком отец с Витей сидели за одним ко