хорошего не ждите... -- Мы и не ждем, -- сказал Шеврикука. -- Вы подозвали меня, чтобы сообщить мне это? -- Нет. Открывшись вам, я поступил неблагоразумно, -- сказал Бордюр. -- Но я уже не мог... У меня к вам личный мучительный интерес... Он меня жжет... В чем сила ваших бархатных бантов?.. Почему вы их развесили перед Чашей? -- Кабы я сам знал! -- чуть ли не вскричал Шеврикука. -- Это и для меня тайна! -- Я так и полагал, что вы мне не скажете, -- прошептал Бордюр. -- Но я уже не мог... -- Да нечего мне вам сказать! -- Шеврикука готов был выругаться. А верещащий паучок исчез со столба. "Отродья окрепнут, Бушмелев окрепнет... Любохват пойдет с ними... -- размышлял Шеврикука. -- Так и будет, А Векка-Увека? Она ведь выходила на Отродий... По моей же подсказке..." На всякий случай Шеврикука направился к маньчжурскому ореху. Но никакая миловидная барышня в пушистой шубенке, с трогательной беличьей муфтой под орехом его не поджидала... В Салоне благодействий и чудес в Сверчковом переулке Шеврикуку встретили с шумом и приязнью. Шеврикука опасался сегодняшних проявлений расположения к нему Совокупеевой, но жаркая женщина Совокупеева вела себя чрезвычайно деликатно. К тому же все были оживлены новостью: через две недели произойдет наконец свадьба Леночки Клементьевой и Мити Мельникова. Уж на что был опасен сейчас Шеврикуке Крейсер Грозный (вдруг -- новая дегустация!), но и тот обошелся с ним милостиво, никуда не потянул, а только сытно пофантазировал по поводу свадебного застолья. "Помнишь, Игорь Константинович, -- подтолкнул он Шеврикуку, -- как славно мы посидели на поминках Департамента Шмелей!" Никаких намеков на особенность отношений Крейсера Грозного с Веккой-Увекой Шеврикука не углядел. Может, ничего и не сложилось? Или -- гвоздики съедены, опали лютики?.. И такое могло быть. Увека же лишь помахала Шеврикуке ручкой, в разговор с ним не вступала, будто бы и не молила его (и не раз) оказать ей честь -- сделать помощницей в его, Шеврикуки, делах. Может, дела эти ее разочаровали. А может, увлекли ее новые затеи и интересы. Оно и к лучшему. Пусть поживет в них. В связи с зимними каникулами футбольные заказы почти прекратились (остались лишь -- связанные с перекупкой игроков), но поступали заявки баскетбольные, хоккейные и -- единичные -- от фигуристов (падения соперников, выбоину устроить, шпильку для волос обронить на лед). Но все чаще оплачивались пожелания, для Салона -- "профильные", вызванные лирическими или гражданскими причинами. Снять порчу, вернуть мужа, отбитого злыдней-красоткой, найти украденный "форд" (поручения ясновидящим -- Векке-Увеке и супруге Радлугина), выбить неплатежи, отменить заказной взрыв (исполнитель -- колдун, хахаль Радлугиной) и т. д. Забегал в Салон Олег Сергеевич Дударев, шумел, распоряжался и убегал на Покровку. Офисные помещения концерна были почти отделаны, а вот реставраторы в исторических залах тянули, капризничали, то мрамор италийский был им нужен, то бронза и хрусталь для люстр-паникадил. "Придется терпеть и тратиться, но уж все будет как у Тутомлиных, и даже лучше! -- разъяснял Шеврикуке Дударев, затащивший Игоря Константиновича в дом на Покровке. -- Но и не дождавшись реставраторов, скоро будем освящать здание. Освящать! Как же без этого! Тем более после черного столба..." Он не забыл напомнить Игорю Константиновичу о том, что его заработная плата снова увеличена и ее непременно выдадут. А в день открытия Парадиза амазонского змея Игорь Константинович сможет рассчитывать и на премию. Дударев находился в чудесно-щедром расположении духа, ему уже и сейчас, похоже, не терпелось что-нибудь выдать достойнейшему Игорю Константиновичу. -- Вот, Игорь Константинович, я вам одну вещь презентую, если не возражаете. -- Не возражаю. Отчего же... -- без охоты, из вежливости произнес Шеврикука. Дударев открыл шкафчик, достал оттуда бинокль и протянул его Игорю Константиновичу. Это был хорошо знакомый Шеврикуке перламутровый бинокль. -- Спасибо... -- растерялся Шеврикука. -- Спасибо! Вещь изящная. И, видно, старинная... -- Старинная, -- подтвердил Дударев. -- Может, и от самих Тутомлиных. Сыскалась при ремонте нижних помещений. -- А более там ничего не сыскалось? -- медленно, стараясь не выдать волнения, произнес Шеврикука. -- Нет, более ничего. Уже после этой находки там ковыряли, ковыряли и щупы приволакивали, но более ничего не нашли. -- Может, еще и найдут... -- предположил Шеврикука. -- Очень вам признателен... Даже неловко принимать такой подарок... -- Берите, берите! -- барином поощрял его Дударев. -- Вы его заслужили. Рад, что он вам приглянулся. В театр с ним сможете сходить. В Малый или в Большой... -- Непременно, -- пообещал Шеврикука. -- Да, Игорь Константинович, а вы слышали про Мельникова-то с Клементьевой? -- Слышал, -- сказал Шеврикука. -- Очень хорошая новость! Очень! После свадьбы мы заставим этого гения Митеньку потрудиться на концерн! -- Будем надеяться... "Вот уж для кого, наверное, это хорошая новость, -- подумал Шеврикука, -- так для Пэрста-Капсулы..." В дни недавних недомоганий Пэрста-Капсулы чрезвычайно занимало, как у этих двоих дела. Не исключено, что Пэрст-Капсула находился теперь вблизи Мельникова и Клементьевой, возможно и не объявляя себя. Несколько дней Шеврикука его не видел. И не искал. Полагая, что, коли случится надобность, Пэрст- Капсула сам возникнет. И если пожелает, расскажет о своей жизни и своих развлечениях. Он натура теперь самостоятельная... Через четыре дня Сергей Андреевич, Крейсер Грозный, снова позвал Шеврикуку поглядеть на змея. -- Только без дегустаций, друзей и императоров! -- потребовал Шеврикука. -- Именно! Именно! -- согласился Крейсер Грозный. -- А в чем дело? -- спросил Шеврикука. -- Увидите! -- зашептал Крейсер Грозный. -- Осознал, стервец! Мы его с того дня не кормили. Только вы об этом Кубаринову и Дудареву не говорите. В предвкушениях презентации Парадиза полпрефекта Кубаринов и Дударев явились наблюдать змея. Кто за отсутствием эфиопского императора развешивал на лианах запеченных поросят, Шеврикука узнавать не стал. И Крейсер Грозный был крепок и смел и уж наверняка смог бы лазать по мачтам и вантам, и находились при нем японский марафонец Сан Саныч, штурмовавший Останкинскую башню, и ковбой-зоотехник Алексей Юрьевич Савкин. Оголодавший змей был подведен к необходимости духовного и физического подъема. Что и был вынужден сделать к удовольствию наблюдателей. Пришитый некогда Сергею Андреевичу бразильскими хирургами и явленный впервые публике, змей сначала как бы танцевал в воздухе, складывался в кольца, а уж потом поднялся в полный рост. Правда, под углом, мешал потолок. Это -- в манаусском госпитале. Сейчас же змею было не до танцев, манили поросята, да и мартышки могли с ними пошутковать. Змей по сигналу погонщика и научного руководителя выпрыгнул из воды будто бы с намерением взлететь в поднебесье, выпрямился во все свои одиннадцать метров, замер на мгновение, показав публике, каков он змей и каков красавец, а затем, сверкая кожей, совершил полет к поросятам, заглотал трех, перевернулся мордой вниз и, вызвав брызги, пропал под лотосами и викториями. Публика не расходилась и, чтобы не помешать пищеварительному процессу, не шумела, а лишь повторяла уважительно: "Хорош! Хорош!" Крейсер Грозный был горд змеем, Кубаринов пожимал руку Дудареву. После нынешнего показа змея не вызывало сомнений: концерн "Анаконда" будет процветать и заглатывать. Через неделю ожидалось открытие первого дочернего предприятия концерна -- Михайловской фабрики по производству рогаток. А Шеврикука представил себе, каким мог бы стать змей, коли бы у него отросли хотя бы четыре перепончатых крыла. Ну и башка бы его увеличилась. Дракон, не дракон... Но может быть, и дракон. И тут же подумал о Бушмелеве... Опять он вышел на Епифана-Герасима. Опять последовал за ним в недра столичной подземной дороги. Пробыл там на этот раз до половины второго ночи, пока поезда не прекратили свое рабочее хождение. Епишка злодея маялся, его корежило, его чуть ли не всасывало в глубины туннелей, но у него пока хватало сил удерживаться и не быть втянутым в дела и жизнь Бушмелева. А Бушмелев все еще занимался баловством: путал пьяным, уставшим и рассеянным направления при пересадках, особенно на станциях "Тургеневской", "Таганской", "Комсомольской-кольцевой". То ли ни на что другое не был способен. То ли валял дурака, не желая открывать свои возможности. Любохватом вблизи него и не пахло. Вдруг и впрямь он уберегался теперь во Флориде или в Сингапуре. Наблюдения за Епифаном-Герасимом и Бушмелевым следовало продолжать. А в Ботаническом саду, в Оранжерее, как и в прежние зимы, динамичным образом, с интригами, досадами и сюрпризами шли приготовления к январскому маскараду. Бывать в Оранжерее у Шеврикуки нужды более не было. А если он что и узнавал о приготовлениях, то из краткостей Векки- Увеки, нередко иронических. "Ваши-то допущены, допущены, -- ехидничала Векка Вечная, или Увека Увечная, в Салоне. -- Упорядочены в глазах света. Вот уж расфуфырятся! Вот уж повеселятся!" "Пускай фуфырятся. Пускай веселятся, -- говорил Шеврикука. -- Дамское счастье ваше такое..." А не исключалось, что на этот раз, после публичных признаний и успехов привидений, маскарад им позволят провести в Итальянском павильоне Останкинского дворца... Многое в Москве может быть забыто через день. Полагалось бы забыть и про Пузырь. Было бы даже прилично забыть о нем. Ну прилетел, ну улетел. Прилетал и Майкл Джексон, и саблю ему, кажется, дарили. Ну и что? И где этот Майкл Джексон? И что нам с него? Правда, была разница. Майклу дарили. Пузырь сам дарил. И из него вывозили, чему были свидетели. Другое дело, сам он пропал и будто бы никогда Москву не посещал. А потому не могло ли все вывезенное из него теперь тоже пропасть, или превратиться в труху, или по сезону -- в снег? Такое случается. Шутников в мироздании множество. Но нет, нынче пока такого не случилось. Для успокоения народонаселения в государственные склады были допущены придиры из разных фракций и сообществ, в том числе и из Лиги Облапошенных. Склады были забиты продуктами и вещами, вовсе не намеренными, как было установлено придирами на ощупь, исчезать, преобразовываться в насекомых либо гадов или превращаться в мокрое пятно. Раздачу Пузыря не отменили, высочайшее постановление не подправлялось, но сроки раздачи были теперь неопределенно отодвинуты. В связи с необъяснимым отлетом Пузыря изучались все свойства его наследства, дабы выстроить научные догадки, что это за Пузырь, откуда прилетал и с какой целью, и определить, нет ли в нем чего губительного для здоровья и нравственно-социального состояния общества. И нет ли тут какого ехидства природы. Гражданам по месту прописок выдали талоны с номерами. По этим талонам в случае благополучия в исследовании натуры Пузыря и предстояло получить каждому свою долю наследства. Естественно, нашлись и будораги. Они кричали: "Чего ждать? Что нам может навредить? Чего не выдержат наши организмы? Вон из тех-то, кто на показательных раздачах отхватил свои галоши, телевизоры, кухонные комбайны, что-то никто не подох и не выродился! А мы чем хуже?" Но за будорагами мало кто шел и горлопанил. Даже Лига Облапошенных призывала потерпеть до решительного выяснения обстоятельств. Нетерпеливые же и скептики талоны продавали. Шеврикуке было известно, что много пузыревых талонов оказывалось в доме на Покровке, в сейфах концерна "Анаконда". Сам же Шеврикука, несмотря на обещания себе паспорт истребить, не разорвал его и не сжег. И взял талон. На всякий случай. Впрочем, о нем он не думал, а занимался своими делами в подъездах. Заходил иногда и в подъезды прохвоста Продольного. Нового домового туда пока не прислали, а порядок требовалось поддерживать. Все шло одобряемым Шеврикукой чередом. Супруги Уткины смотрели сериалы и наслаждались чаем с крыжовенным вареньем. Нина Денисовна Легостаева перестала тосковать и вновь принимала у себя ухажера Радлугина. О младенце от Зевса она никому не напоминала, себе -- в особенности. Тень Фруктова Шеврикука ограничил в правах и возможностях передвижений. Погубленный чиновник мог являться теперь только бакалейщику Куропятову. Без собеседований с Фруктовым Куропятов заскучал бы. Сам же Шеврикука скучал без подселенца Пэрста- Капсулы. Но знал, что тот рано или поздно обнаружится. Вот ведь обнаружился вдруг в Большой Утробе домовой Колюня Дурнев, или Колюня- Убогий, по представлениям Шеврикуки сгибший в баталиях. Колюня-Убогий прошел мимо него с безумными глазами, бил в бубен, слюна капала из уголка его рта. Шеврикуку он не узнал, хотя рыжий нечесаный бездельник Ягупкин толкал Колюню и указывал: "Вон, гляди, Шеврикука!" "Эге! -- сообразил Шеврикука. -- Как бы не начались осложнения!.." Но осложнения не начинались. Не являлся за должком мошенник Кышмаров (а не был ли он, кстати, связан с Любохватом?). Не приезжал сановитый Концебалов-Брожило в поисках Омфала, возможно, выжидал... А так в подъездах Шеврикуки лампочки горели, лифты ездили, вода в трубах текла холодная и горячая и трубы не гудели, не ныли, телефоны звонили и батареи позволяли жить квартиросъемщикам в тепле и уюте. И вот тебе раз! В морозное утро сквозь стены Шеврикука услышал трубные крики Сергея Андреевича Подмолотова, Крейсера Грозного. -- Игорь Константинович! Игорь Константинович! Крейсер Грозный стоял перед Землескребом со стороны улицы Королева, в ушанке, в пальтеце, наброшенном поверх тельняшки, и обращался ко всему Землескребу: -- Игорь Константинович! Рядом попрыгивал в валенках японский прикипевший друг Сан Саныч. Шеврикука натянул кожаную куртку с подстежкой, кроличью шапку, обогнул Землескреб и приблизился к Сергею Андреевичу со спины, тоже как бы с Королева. -- Что вы, Сергей Андреевич? -- спросил он. -- Я в магазины выходил... -- Змея!.. Змея уворовали!.. Моего змея!.. Поехали! И Шеврикука вместе с Сан Санычем был приглашен в автомобиль Дударева. Один из боков стеклянного шатра-конуса Парадиза змея был раскурочен. -- Отсюда его и уволокли, -- сказал Крейсер Грозный. -- А если он сам улетел? -- предположил Шеврикука. -- Как это -- улетел? -- Получил крылья и улетел. Пожелал стать драконом. -- Его уворовали! Зачем иначе было связывать Савкина с его зеброй? А действительно, зоотехника Алексея Юрьевича Савкина с его зеброй нашли опоенными и связанными. -- Ну и что? А вдруг кто-то змея с крыльями взнуздал? -- продолжил Шеврикука. -- Кто-то с булавой и с плетью... А? -- Как же это вы, Сергей Андреевич! -- причитал метавшийся по двору Дударев. -- Отыщется! -- бросил ему Крейсер Грозный. -- Отыщем! Вот и Игорь Константинович поможет! -- Нет, это сущее безобразие! За что мы вам деньги платили! И еще -- флотский! И где же ваши рогатки? Крейсер Грозный более его не слушал. Он смотрел в небо. Он был сейчас трагик. -- Но народ не унывает! -- мрачно произнес он. -- Всенепременно с вами согласен, -- сказал Шеврикука. c В.В.Орлов, 1994-1997 OCR: Charmant, декабрь 2000 г.