о делать с этим обособленным, все еще не приращенным к России и все растущим численно народом? -- задумывался и оппонент императора декабрист Пестель, ища решения для будущей России, которую намеревался возглавлять. И в "Русской Правде" он предложил два выхода. Либо -- реально слить евреев с христианским населением России: "Паче же всего надлежит иметь целью устранение вредного для христиан влияния тесной связи, евреями между собою содержимой или противу христиан направленной и от всех прочих граждан их совершенно отделяющей... Ученейших раввинов и умнейших евреев созвать, выслушать их представления и потом мероприятия распорядить... Ежели Россия не выгоняет евреев, то тем более не должны они ставить себя в неприязненное отношение к христианам". Второй же выход "состоит в содействии евреям к учреждению особенного отдельного государства в какой-либо части Малой Азии. Для сего нужно назначить сборный пункт для еврейского народа и дать несколько войск им в подкрепление". (Очень недалеко до будущей сионистской идеи?) Все русские и польские евреи вместе составят свыше двух миллионов. "Таковому числу людей, ищущих отечество, не трудно будет преодолеть все препоны, какие турки могут им противопоставить, и, пройдя всю Европейскую Турцию, перейти в Азиатскую и там, заняв достаточные места и земли, устроить особенное еврейское государство". Однако, трезво оговаривается Пестель: "Сие исполинское предприятие требует особенных обстоятельств и истинно гениальной предприимчивости"72. Другой декабрист, Никита Муравьев, в своем проекте конституции оговаривал, что "евреи могут пользоваться правами граждан в местах, ныне ими заселенных, но свобода им селиться в других местах будет зависеть от особых постановлений Верховного народного веча"73. Между тем внутренняя кагальная организация еврейского населения в России многими способами и усилиями сопротивлялась вторжению государственной власти и всяких внешних веяний. И -- как на это взглянуть. С точки зрения ортодоксально-религиозной, как объясняют некоторые еврейские авторы: пребывание в рассеяньи есть историческое наказание Израиля за прошлые грехи. И надо пережить это рассеянье так, чтобы заслужить от Господа прощение и возврат в Палестину. А для этого -- надо неукоснительно жить по Закону и никак не смешиваться с окружающими народами, в этом и испытание. А для либерального еврейского историка начала XX века: "Господствовавший класс, не способный на созидательную работу, чуждый духу эпохи, направил свою энергию на то, чтобы оградить окаменелую религиозно-национальную жизнь от ударов времени -- извне и извнутри". Кагал сурово подавлял даже самые слабые голоса протеста. "Культурно-просветительная реформа, намеченная Положением 1804 года, сводилась к тому, чтобы внешне несколько сгладить религиозно-национальную отчужденность евреев, не прибегая к принуждению и даже "щадя самые предрассудки" их"; "эти постановления сильно встревожили кагал... в них гнездилась угроза для его господства над народом", а особенно чувствительным для кагала изо всех пунктов Положения было "запрещение предавать ослушников херему"; да строже того: "чтобы держать народ в рабском подчинении веками сложившемуся общественному укладу, нельзя было допустить даже перемены одежды"74. Но нельзя отрицать, что кагалы имели и разумные для еврейской жизни регулирующие права, как например правило казаки -- дозволять или запрещать отдельным членам общины брать данную аренду, избирать данное занятие, чем пресекалась чрезмерная внутриеврейская конкуренция75. "Не нарушай межи ближнего твоего" (Втор. 19-14). В 1808 неизвестный еврей анонимно (опасаясь расправы от кагала) передал министру внутренних дел записку "Некоторые замечания касательно благоустройства евреев". В ней он писал: "Многие не почитают священными бесчисленные обряды и правила... отвлекающие внимание от всего полезного, отдающие народ в рабство предрассудкам, отнимающие по своей многочисленности большую часть времени, лишающие евреев "удобности быть хорошими гражданами"". Он указывал, что "раввины, в своих интересах, опутали жизнь сетью постановлений", в их руках сосредоточились и духовная, и законодательная, и полицейская власти, и вот "именно изучение Талмуда и исполнение обрядов, как единственное средство отличиться и приобрести благосостояние, стали "главнейшей мечтою стремлений евреев""; и хотя Положением "правительство и ограничило права раввинов и кагалов, но "дух в народе остался прежний"". Автор записки считал "раввинов и кагал виновниками народного невежества и нищеты"76. Другой еврейский общественный деятель, Гиллер Маркевич, выходец из Пруссии, писал, что члены виленского кагала при содействии местной администрации подвергали суровым преследованиям каждого, кто раскрывал их противозаконные действия; лишенные теперь права херема, они своих разоблачителей держали ""долгое время в тюрьме... Буде же кто... находил способ из тюрьмы... писать вышнему правительству, того уже посредством служителей отправляли без дальних околичностей на тот свет"; когда ж подобные преступления обнаруживались, члены кагала тратили крупные денежные суммы, чтобы затушить дело". И Ю. И. Гессен считает, что это сообщение "не голословное, справедливо в той или иной степени и по отношению к другим кагалам"77. Примеры прямых убийств по велению кагала мы находим и у других, еврейских историков. А оттого что кагалы, в противостоянии мерам правительства, более всего опирались на религиозный смысл своих действий, "кагально-раввинский союз, стремясь удержать в своих руках власть над массой, заверял правительство... будто всякое деяние еврея подчинено тому или иному религиозному требованию; роль религии преувеличивалась", -- от этого "в бюрократических кругах господствовал взгляд на евреев не как на членов различных социальных групп, а как на крепко спаянную... единицу", отчего и пороки и проступки отдельных евреев объяснялись не частными в каждом случае причинами, а "якобы противонравственною основою еврейского вероучения"78. "Кагально-раввинский союз не хотел ничего ни видеть, ни слышать. Тяжелою завесою распростер он над массою свою власть... Власть кагала расширилась, несмотря на то, что права кагальных старшин и раввинов были урезаны" Положением 1804. "Утрата была компенсирована тем, что кагал приобрел, -- правда, только в известной мере, -- ту роль представительного учреждения, которою он пользовался в Польше. Усилением своего значения кагал был обязан институту депутатов". Такая депутация от еврейских общин западных губерний и для постоянного обсуждения с правительством вопросов еврейской жизни была избрана в 1807 и периодически действовала 18 лет. Депутаты прежде всего старались вернуть раввинам право херема; они "заявили, что лишение раввинов права карать ослушников противно тому "духовному уважению", которое евреи "по закону обязаны иметь к раввинам"". Депутатам удалось внушить членам Комитета (сенатора Попова, 1809), что власть раввинов и есть опора российской правительственной власти. "Члены Комитета не устояли перед угрозой, что, выйдя из повиновения раввинам, евреи впадут в "разврат"", и Комитет "готов был сохранить в неприкосновенности весь этот архаический строй, лишь бы избегнуть ужасных последствий, о которых говорили депутаты... Комитет не уяснил себе, кого депутаты считали "преступниками духовного закона"; не подозревал, что таковыми являлись и те, кто стремился к образованию"; "депутаты направили усилия к тому, чтобы укрепить власть кагала, остановить в самом начале культурное движение"79. Добились депутаты и отмены введенных ранее ограничений и мер против традиционной еврейской средневековой одежды, так резко отграничивавшей евреев от всего окружающего мира. Даже и в Риге "закон о употреблении евреями немецкого платья нигде не исполня[л]ся", -- и закон был отложен самим Государем -- до будущего нового законодательства80. Но далеко не все ходатайства депутатов удовлетворялись. Нужны были деньги, и, "чтобы добиться денег, депутаты застращивали [свои] общества, сообщая им в мрачных красках о намерениях правительства и передавая им в преувеличенном виде столичные слухи". Маркевич в 1820 и обличал депутатов "в преднамеренном распространении неверных сведений... дабы таким путем заставить население вносить в кагал требуемые суммы"81. В 1825 институт еврейских депутатов -- был упразднен. Еще то вызывало напряжение между властями и кагалами, что кагалы, единственно уполномоченные собирать подушную подать с еврейского населения, "скрывали "души" при ревизиях", утаивая их в большом размере. "Правительство хотело знать точную численность еврейского населения, чтобы взыскивать соответствующую податную сумму", большая забота была узнать эту численность82. Например в Бердичеве "незаписанное еврейско[е] населени[е]... всегда было около половины всего числа действительных еврейских его обывателей"83. (По официальным данным, какие правительство могло установить к 1818, -- евреев было 677 тысяч, это уже возросшая цифра: например, в сравнении с 1812 число мужчин вдруг удвоилось, -- но все еще цифра сильно заниженная, и к ней еще же следует присоединить около 400 тысяч евреев в Царстве Польском.) Однако и при этих докладываемых кагалами уменьшенных цифрах имели место каждый год недоборы податей и не только не покрывались, но нарастали год от году. Недовольство столь несомненной утайкой и недоимками (вместе еще с контрабандным промыслом) высказывал еврейским представителям сам Александр I. В 1817 был издан указ о снятии наросших штрафов, пеней и всех прежних недоимок, прощены все, подвергнутые взысканиям за неверную прописку душ, -- но с тем условием, что отныне кагалы будут подавать все честно84. Однако и это "не принесло никакого облегчения. В 1820 г. министр финансов заявил, что все меры, направленные к экономическому оздоровлению еврейского народа, остаются безрезультатными... Многие из евреев скитаются без документов; новая перепись установила такое число душ, которое вдвое, втрое и даже более превысило цифры, раньше указывавшиеся еврейскими обществами"85. А еврейское население -- продолжало и продолжало крупно возрастать. Едва ль не главной причиной того многие исследователи считают утвержденные в то время среди евреев ранние браки: мальчиков с 13 лет, девочек с 12. В упомянутом анонимном докладе 1808 года тот неизвестный еврей писал, что этот обычай ранних браков "есть корень бесчисленных зол" и мешает евреям отвлечься "от тех закоренелых обычаев и дел, коими они навлекают на себя общее негодование и бывают вредны себе и другим". Установилось так, что "неженившиеся в ранние годы презираемы среди евреев" и "даже беднейшие напрягают последние усилия к тому, чтобы возможно раньше женить детей, хотя этих новобрачных ожидают муки, нищенского существования. Ранние браки были введены раввинами, извлекавшими из этого доходы. Кто ревностно изучает Талмуд и строго исполняет обряды, тот скорее найдет выгодное супружество... Люди, рано женившиеся, занимаются лишь изучением Талмуда, и когда наступает наконец время самостоятельного существования, эти отцы семейств, совершенно не подготовленные к труду, вовсе не знающие жизни, обращаются к винным промыслам и мелкой торговле". Так же и в ремесле: "женившись, пятнадцатилетний ученик уже не обучается своему ремеслу, но делается сам хозяином и "портит только работу""86. (В середине 20-х годов "в Гродненской и Виленской губерниях распространился слух, что будет запрещено вступать в брак до зрелого возраста, и потому поспешно стали заключаться браки между детьми даже девятилетнего возраста"87.) Ранние браки -- обессиливали народную жизнь евреев. При такой роевой жизни, при таком сгущении населенности и конкуренции в однообразных занятиях -- как было не возникнуть и нищете? Политика кагалов сама способствовала "ухудшению их [евреев] материального положения"88. Менаше Илиер, выдающийся талмудист, но и поборник просвещения, в 1807 напечатал и разослал раввинам свою книгу (вскоре изъятую раввинатом из обращения, а следующая его книга подвержена массовому сожжению), в которой "отмечал темные стороны еврейской жизни. Нищета, -- говорил он, -- необычайно велика, но может ли быть иначе, когда у евреев ртов более, нежели рабочих рук? Надо внушить массе, что средства к жизни следует добывать собственным трудом... Молодые люди, не имеющие никаких заработков, вступают в брак, надеясь на милосердие Божие и на кошелек тестя, а когда эта поддержка рушится, они, обремененные уже семьями, бросаются на первое попавшееся занятие, хотя бы и не честное. Толпами берутся за торговлю, но она не может всех прокормить, а потому прибегают к обману. Вот почему желательно, чтобы евреи обратились к земледелию. Армия бездельников, под личиною "ученых", живет на средства благотворительности и за счет общины. Некому заботиться о народе: богачи заняты мыслями о наживе, а раввины -- распрей между хасидами и митнагдами" (ортодоксальными иудеями), и единственная забота еврейских деятелей -- предотвращать "несчастье в виде правительственных распоряжений, хотя бы они несли с собою благо для народа"89. И вот, "источником существования значительнейшей части еврейского населения служила мелкая торгово-промышленная и посредническая деятельность", "евреи чрезмерно наполнили города факторством и мелочной торговлей"90. И как же могла быть здоровой -- экономика еврейского народа в таких обстоятельствах? Впрочем, более поздний еврейский автор, уже середины XX в., пишет о том времени: "Правда, еврейская масса жила в тесноте и бедности. Но еврейский коллектив в целом не был нищ"91. И тут небезынтересны придутся свидетельства с неожиданной стороны: как увидели жизнь евреев западных губерний участники наполеоновской армии 1812 года, как раз и проходившей через эти места. Под Докшицами евреи "богаты и зажиточны, они ведут крупную торговлю со всей русской Польшей и посещают даже Лейпцигскую ярмарку". В Глубоком "евреи имели право гнать спирт и изготовлять водку и мед", они были "арендаторами или владельцами расположенных на больших дорогах кабаков, корчем и заезжих дворов". -- Евреи Могилева "зажиточны и вели обширную торговлю" (хотя "наряду с ними была ужасающая беднота"). "Почти все местные евреи имели патенты на торговлю спиртом. Сильно развиты среди них были денежные операции". Еще от одного стороннего свидетеля: "В Киеве... бесчисленное количество евреев". -- Общая черта еврейской жизни -- довольство, хотя и не всеобщее92. С точки же психологически-бытовой наблюдатели находили "характерны[е] особенности" русского еврейства: "постоянная настороженность... к своей судьбе и своеобразие... путей в его борьбе и самозащите". Многое держал уклад -- наличие "властной и авторитетной общественной формы [для] сохранения... своеобразного быта"; "приспособление народа к новым условиям было в значительной мере коллективным приспособлением", а не индивидуальным93. И надо по достоинству оценить органическую слитость и единство, которые в первой половине XIX в. "придали русскому еврейству характер своеобразного мира. Мир этот был тесен, ограничен, подвержен притеснениям, связан со страданиями, лишениями, но все же это был целый мир. Человек в нем не задыхался. Можно было в этом мире чувствовать и радость жизни, можно было найти в нем... и материальную, и духовную пищу, и можно было построить в нем жизнь на свой вкус и лад... Значение тут имел и тот факт, что духовный облик коллектива был связан с традиционной ученостью и еврейским языком"94. Хотя другой автор того же сборника о русском еврействе отмечает и: что "бесправие, материальная нужда и социальная приниженность мешали росту самоуважения в народе"95. Как почти каждый вопрос, связанный с еврейством, сложна и представленная здесь картина тех лет. Надо во всем движении и впредь не упускать этой сложности, все время иметь ее в виду, не смущаясь кажущимися противоречиями между разными авторами. "Некогда, до изгнания из Испании, шествовавшее впереди других народов по пути прогресса, еврейство [восточно-европейское] дошло теперь [к первой половине XVIII в.] до полного культурного оскудения. Бесправное и изолированное от окружающего мира, оно замкнулось в самое себя. Мимо, не затрагивая его, прошла эпоха Возрождения, миновало его также умственное движение XVIII в. в Европе. Но это еврейство было крепко внутри себя. Скованный бесчисленными религиозными предписаниями и запретами, еврей не только не тяготился ими, но и видел в них источник бесконечных радостей. Ум его находил удовлетворение в тонкой диалектике Талмуда, чувство же в мистицизме Каббалы. Даже изучение Библии отошло на задний план, и знание грамматики считалось чуть ли не преступлением"96. Сильное движение евреев к современному просвещению началось со 2-й половины XVIII в. в Пруссии и получило название Гаскала (Просвещение). Это было движение умственного пробуждения, стремление усвоить европейское образование, поднять престиж еврейства, униженного в глазах других народов. Вместе с критическим исследованием исторического прошлого евреев, деятели Гаскалы -- "маскилим" ("прозревшие, просвещенные") хотели гармонически сочетать с еврейской культурой европейское знание97. Первоначально они намеревались остаться в традиционном иудаизме, но, увлекшись, стали жертвовать иудейской традицией и склоняться к ассимиляции, при том выказывая "презрительнее отношение... к народному языку"98 (т. е. идишу). В Пруссии это движение длилось всего одно поколение, но быстро перебросилось на славянские провинции Австрийской империи -- Богемию, Галицию. В Галиции поборники Гаскалы, с еще большим ассимиляционным уклоном, уже готовы были и насильно внедрить просвещение в еврейскую массу, и даже "нередко прибегали к помощи властей" для этого99. -- Граница же Галиции с западными губерниями России довольно легко просачивалась и людьми и влияниями. Так, с опозданием почти на столетие, это движение проникло и в Россию. В России уже с начала XIX в. правительство как раз и "стремил[о]сь побороть... еврейскую "обособленность" за пределами религии и культа", -- эвфемистически выражается еврейский автор100, тем не менее подтвердив, что правительство ни в чем не нарушало религию евреев и их религиозную жизнь. -- Мы уже видели, что Положение 1804 распахивало, без ограничения и без оговорок, всем еврейским детям дорогу в училища, гимназии и университеты. Но! -- "в зародыше погубить намеченную культурно-просветительную реформу -- к этому направились старания господствовавшего еврейского класса"101, "кагал напрягал усилия, чтобы погасить малейшие проблески просвещения"102. Чтобы "сохранить в неприкосновенности исстари сложившийся религиозно-общественный быт... раввинизм и хасидизм в одинаковой мере силились в корне затоптать молодые побеги светского образования"103. И вот, "широкие массы "черты" взирали "с ужасом и подозрением" на русскую школу, не желая и слышать о ней"104. -- в 1817, затем в 1821 отмечены случаи в разных губерниях, когда кагалы не допускали еврейских детей до обучения русскому языку и в каких-либо общих училищах. Еврейские депутаты в Петербурге настаивали, что "не считают за нужное учреждение [таких] еврейских школ", где преподавались бы какие-либо языки, кроме еврейского105. Они признавали только хедер (начальную школу на еврейском языке) и ешибот (повышенную, для углубления знаний по Талмуду); существовал свой ешибот "почти в каждой крупной общине"106. Еврейская масса в России находилась как бы в состоянии заколоженном, из которого не могла выйти сама. Но вот из ее среды выступали и первые просветители, однако бессильные что-либо сдвинуть без поддержки российских властей. Это, во-первых, Исаак-Бер Левинзон, ученый, поживший и в Галиции, в соприкосновении там с деятелями Гаскалы, считавший не только раввинат, но и хасидов виновниками многих народных бед. Опираясь на Талмуд же и раввинскую литературу, он доказывал в своей книге "Поучение Израилю", что никак не запрещено еврею знать иноплеменные языки, а особенно государственный где живут, столь необходимый в личной и общественной жизни; что знакомство со светскими науками тоже не угрожает опасностью религиозно-национальному чувству; и что преобладание торговых занятий противоречит и Торе, и разуму, а необходимо развивать производительный труд. -- Но для издания этой книги Левинзону пришлось использовать субсидию от министерства просвещения, да он и убежден был, что культурная реформа в еврействе не может осуществиться без поддержки высших властей107. Это, затем, варшавский учитель Гезеановский, который в докладной записке властям, наоборот, не опирался на Талмуд, а решительно выступил против него, приписывая кагалу и раввинату тот "духовн[ый] засто[й], в котором народ словно окаменел"; что только умалением их власти может быть введена светская школа; меламедов (учителей в хедерах) проверять и допускать к преподаванию только пригодных педагогически и морально; устранить кагал от финансового управления; и повысить допустимый брачный возраст. Еще ранее их обоих уже упомянутый Гиллер Маркевич в докладной записке министру финансов также писал, что для спасения еврейского народа от духовного и экономического упадка надо уничтожить кагалы; надо обучать евреев языкам, организовать их фабричный труд, но и -- разрешить свободно торговать по всей стране и пользоваться услугами христиан. А позже, уже в 30-х годах, во многом то же повторил и Литман Фейгин, черниговский купец, крупный поставщик, повторил более настойчиво, через Бенкендорфа и в руки Николая I (Фейгин пользовался поддержкой в бюрократических кругах). Он -- защищал Талмуд, но винил меламедов, что они ""последние невежды"... преподают богословие, "основанное на фанатизме"", и "внушают детям презрение к прочим наукам, а также ненависть к иноверцам". Он тоже считал необходимым упразднить кагалы. (Гессен, последовательный враг кагальной системы, выражает, что кагал "своим деспотизмом" вызывал "туп[ое] озлобление" в еврейском народе108.) Однако еще долог и долог был путь для прорыва светского образования в еврейскую среду. Исключением были пока только Вильна, где под влиянием связей с Германией укрепилась группа интеллигентов-"маскилим", да Одесса -- молодая столица Новороссии, со многими еврейскими выходцами из Галиции (проницаемость границ), но населенная и пестротой национальностей, полная торговым движением, -- здесь кагал не чувствовал себя сильным, а интеллигенция, напротив, ощущала себя независимой и культурно (и в одежде, во внешнем виде) сливалась с окружающим населением109. Хотя даже "большинство одесских евреев противилось учреждению школы" общеобразовательной110. -- во многом усилиями местной администрации в 30-х годах и в Одессе и в Кишиневе возникли светские частные еврейские школы и имели успех111. А дальше, через XIX век, этот порыв и прорыв российского еврейства к образованию все нарастал и имел исторические последствия и для России и для всего человечества в XX веке. Российское еврейство большой концентрацией воли сумело выбраться из этого опасно-закоснелого состояния, подняться в рост к живой и многообразной жизни. Уже к середине XIX века зримо проступили близкое возрождение и расцвет российского еврейства -- движение всеисторического масштаба, еще никем тогда не прозреваемого. 1. Ю. Гессен*. История еврейского народа в России: В 2-х т, т. 1, Л. 1925, с. 149. 2. М. Ковалевский. Равноправие евреев и его враги // Щит*: Литературный сборник / Под ред. Л. Андреева, М. Горького и Ф. Сологуба. 3-е изд., доп., М.: Русское Общество для изучения еврейской жизни, 1916, с. 117. 3. Ю. Гессен*, т. 1, с. 148-158; Еврейская Энциклопедия (далее -- ЕЭ): В 16-ти т. СПб.: Общество для Научных Еврейских Изданий, изд-во Брокгауз-Ефрон, 1906-1913, т. 1, с. 799-800. 4. ЕЭ, т. 13, с. 615. 5. Ю. Гессен*, т. 1, с. 158-159. 6. ЕЭ*, т. 3, с. 79. 7. Ю. Гессен, т. 1, с. 128. 8. В. Н. Никитин. Евреи земледельцы: Историческое, законодательное, административное и бытовое положение колоний со времени их возникновения до наших дней. 1807-1887. * СПб., 1887, с. 6-7. 9. Кн. Н. Н. Голицын. История русского законодательства о евреях. СПб., 1886, т. 1: 1649-1825, с. 430. 10. Голицын, т. 1, с. 439-440. 11. Там же. 12. ЕЭ, т. 3, с. 79. 13. [Г. Р.] Державин. Соч.: В 9-ти т. / С объяснительными примечаниями Я. Грота. 2-е Академическое изд. СПб., 1864-1883, т. VI, 1876, с. 761-762. 14. Ю. Гессен*, т. 1, с. 163-165. 15. ЕЭ*, т. 1, с. 801. 16. Там же. 17. Ю. Гессен, т. 1, с. 163-167. 18. ЕЭ, т. 5, с. 859. 19. С. Познер. Евреи Литвы и Белоруссии 125 лет тому назад // [Сб.] Еврейский мир: Ежегодник на 1939 г. (далее -- ЕМ-1). Париж: Объединение русско-еврейской интеллигенции, с. 60, 65-66. 20. Краткая Еврейская Энциклопедия* (далее -- КЕЭ): 1976 -- ... [продолж. изд.], т. 7, Иерусалим: Общество по исследованию еврейских общин, 1994, с. 309-311. 21. См.: Русская воля, Пд., 1917, 22 апр., с. 3. 22. Ю. Гессен, т. 1, с. 222-223. 23. ЕЭ*, т. 3, с. 80-81. 24. ЕЭ, т. 5, с. 609, 621. 25. Там же, с. 612. 26. ЕЭ, т. 11, с. 492. 27. В. В. Шульгин. "Что нам в них не нравится...": Об Антисемитизме в России. Париж, 1929, с. 129. 28. ЕЭ*, т. 3, с. 81. 29. ЕЭ*, т. 3, с. 81. 30. Там же*, с. 82; см. также: Ю. Гессен, т. 1, с. 185, 187. 31. П. И. Пестель. Русская правда. СПб.: Культура, 1906, гл. 2, ╖ 14. с. 50-52. 32. ЕЭ*, т. 11, с. 493. 33. ЕЭ*, т. 1, с. 804. 34. ЕЭ, т. 11, с. 493. 35. ЕЭ*, т. 1, с. 804. 36. ЕЭ, т. 11, с. 493. 37. Ю. Гессен*, т. 1, с. 206-207. 38. ЕЭ, т. 11, с. 493. 39. КЕЭ, т. 7, с. 313; Ковалевский // Щит, с. 117. 40. ЕЭ, т. l, c. 805. 41. ЕЭ, т. 12, с. 599. 42. Никитин, с. 6-7. 43. Там же, с. 7, 58, 154. 44. И. Оршанский. Евреи в России: Очерки и исследования. Вып. 1. СПб., 1872, с. 174-175. 45. Никитин, с. 3, 128. 46. Там же*, с. 7, 13, 16, 19, 58. 47. Никитин*, с. 14, 15, 17, 19, 24, 50. 48. Там же, с. 26, 28, 41, 43-44, 47, 50, 52, 62-63, 142. 49. Там же*, с. 72. 50. Там же, с. 24, 37-40, 47-50, 53-54, 61, 65, 72-73, 97. 51. Никитин, с. 29, 37-38. 52. Там же, с. 29, 49, 67, 73, 89, 189. 53. Там же*, с. 87-88. 54. Никитин*, с. 64, 78-81, 85, 92-97, 112, 116-117, 142-145. 55. Там же, с. 79, 92. 131, 142, 146-149. 56. Там же*, с. 36, 106, 145. 57. Там же, с. хiii, 95, 109, 144, 505. 58. Никитин, с. 99-102, 105, 146. 59. Там же*, с. 103-104. 60. Там же, с. 141. 61. Оршанский, с. 170, 173-174. 62. Никитин, с. 114. 63. Там же*, с. 135. 64. Никитин, с. 118. 65. Там же*, с. 110, 120-129, 132, 144, 471. 66. Там же, с. 138, 156. 67. Ю. Гессен, т. 1, с. 205-206. 68. Там же, с. 176-181; ЕЭ, т. 7, с. 103-104. 69. Ю. Гессен, т. 1, с. 180, 192-194. 70. КЕЭ, т. 4, с. 582-586; Ю. Гессен, т. 1, с. 183. 71. Ю. Гессен*, т. 1, с. 211-212. 72. Пестель, с. 52-53. 73. Ю. Гессен*, т. 2, 1927, с. 18. 74. Ю. Гессен, т. 1, с. 169-170. 75. Там же, с. 51; ЕЭ, т. 15, с. 491. 76. См.: Ю. Гессен, т. 1, с. 171-173. 77. Ю. Гессен*, т. 2, с. 11-13. 78. Ю. Гессен, т. 1, с. 195. 79. Там же, с. 173-175. 80. Там же*, с. 191-192. 81. Там же, с. 209. 82. Там же, с. 178. 83. Оршанский, с. 32. 84. Ю. Гессен, т. 1, с. 178-179, 184, 186. 85. Ю. Гессен, т. 2, с. 62-63. 86. Ю. Гессен*, т. 1, с. 171-172. 87. Ю. Гессен, т. 2, с. 56. 88. Ю. Гессен, т. 1, с. 210. 89. Там же, с. 170-171; ЕЭ, т. 10, с. 855-857. 90. Ю. Гессен, т. 1, с. 190, 208. 91. Б.-Ц. Динур. Религиозно-национальный облик русского еврейства // [Сб.] Книга о русском еврействе: От 1860-х годов до Революции 1917г. (далее -- КРЕ-1). Нью-Йорк: Союз Русских Евреев, 1960, с. 318. 92. Познер // ЕМ -1, с. 61, 63-64. 93. Дижур // КРЕ-1, с. 311-313. 94. Там же, с. 318. 95. Ю. Марк. Литература на идиш в России // КРЕ-1, с. 520. 96. ЕЭ, т. 6. с. 192. 97. Там же, с. 191-192. 98. И. Кисин. Размышления о русском еврействе и его литературе // Еврейский мир: Сб. II. Нью-Йорк: Союз русских евреев в Нью-Йорке, 1944, с. 171. 99. ЕЭ, т. 6, с. 192-193. 100. Динур // КРЕ-1, с. 314. 101. Ю. Гессен, т. 1, с. 160. 102. Там же, с. 190. 103. Ю. Гессен, т. 2, с. 1. 104. И. М. Троцкий. Евреи в русской школе // КРЕ -1, с. 350. 105. Ю. Гессен*, т. 1, с. 188-189. 106. Динур // КРЕ-1, с. 315. 107. Ю. Гессен, т. 2, с. 4-7. 108. Ю. Гессен, т. 2, с. 8-10; ЕЭ, т. 15. с. 198. 109. Ю. Гессен, т. 2, с. 2-3. 110. ЕЭ. т. 11, с. 713. 111. И. Троцкий // КРЕ-1, с. 351. Глава 3 -- ПРИ НИКОЛАЕ I. Николай I был по отношению к российским евреям весьма энергичен. Источники отмечают, что при нем была издана половина всех законодательных актов о евреях, совершенных от Алексея Михайловича и до смерти Александра II, притом Государь сам вникал в это законодательство и руководил им1. В еврейской историографии устойчиво утвердилось, что его политика была исключительно жестокой и мрачной. Однако личное вмешательство Николая I сказывалось далеко не всегда вредно для евреев. Так, одно из ближайших дел по доставшемуся ему наследству было возобновленное Александром I перед самой его смертью (уже по пути в Таганрог) "Велижское дело" -- обвинение местных евреев в ритуальном убийстве христианского мальчика. Оно затем потянулось 10 лет. И, пишет Еврейская энциклопедия, "несомненно, что оправдательным приговор[ом]... евреи были обязаны в значительной степени Государю, добивавшемуся правды, несмотря на противодействие со стороны лиц, которым он доверял". И еще в другом известном деле, связанном с обвинением евреев ("мстиславльское буйство"), "Государь охотно шел навстречу правде; в минуту гнева наложивший кару на местное еврейское население, он не отказался от признания своей ошибки"2. Постановляя оправдательный вердикт по велижскому делу, Николай написал, что делает это "по неясности законных доводов, другого решения последовать не может", но прибавил: "внутреннего убеждения, что убийство евреями произведено не было, не имею и иметь не могу. Неоднократные примеры подобных умерщвлений с теми же признаками", но всегда недостатком доказательств, наводят его на подозрение, что существует среди евреев какая-то изуверская секта, "к несчастью и среди нас, христиан, существуют иногда такие секты, которые не менее ужасны и непонятны"3. "Николай I и многие его приближенные продолжали считать, что некоторые группы евреев практикуют ритуальные убийства"4. И "благодаря тому, что в течение ряда лет Государь находился под тяжелым впечатлением кровавого навета... в нем утвердилось предубеждение, будто еврейское вероучение представляет опасность для христианского населения"5. Опасность Николай видел в том, что евреи будут обращать христиан в иудейскую веру. С XVIII в. еще сохранялась память о громком случае обращения в еврейство капитана императорской службы Возницына. В России "со 2-й половины 18 в. группы "жидовствующих" получают весьма широкое распространение". В 1823 министр внутренних дел докладывал о "широко[м] распространении ереси "жидовствующих"' в России, оценивая число ее приверженцев в 20 тыс. чел.". Начались преследования, под которыми "многие сектанты формально возвратились в лоно православной церкви, продолжая, однако, тайно соблюдать обычаи своих сект"6. "Все это привело к тому, что законодательство о евреях в эпоху Николая I получило... религиозную окраску"7, и это наложило отпечаток на решения и действия Николая I относительно евреев, как и на настойчивый его мотив в запрете евреям пользоваться христианской прислугой, в частности христианками-кормилицами, ибо "служба у евреев оскорбляет и ослабляет в женщинах христианскую веру". (Но несмотря и на повторные запреты -- эти распоряжения никогда "не осуществлялись полностью... услужение продолжалось")8. И первая энергичная мера относительно евреев, которою Николай занялся от начала царствования, -- уравнять евреев с русским населением в несении всех государственных повинностей, а именно: привлечь их и ко всеобщей личной рекрутской повинности, которой они не знали от самого присоединения к России, евреи-мещане заменяли рекрута уплатой 500 рублей9, -- эта мера движима была не одним государственным соображением уравнения тягот населения (подати все равно затяжно не уплачивались еврейскими общинами, а еще перетекали в Россию евреи из Галиции, где они подлежали воинской повинности). Не только тем, что рекрутская повинность "уменьшит число евреев, не занимавшихся производительным трудом" (а в солдаты брали тогда на 25 лет), но и мыслью, что оторванность рекрута от густой еврейской среды будет способствовать приобщению его к общегосударственному порядку жизни, а то и к православию10. -- Именно развитие этих соображений и привело к значительному утягощению для евреев вводимой повинности -- постепенно расширяя и численность призываемых, и их возраст к более раннему. Нельзя сказать, чтобы указ о еврейском рекрутстве Николаю удалось ввести без сопротивления. Напротив, сразу обнаружилась медлительность во всех звеньях исполнения. В совете министров шли споры, этично ли принять такую меру "к ограничению многолюдства евреев", "по признанному неприличию брать людьми за деньги", как выразился министр финансов Е. Ф. Канкрин. Кагалы прилагали все возможные старания, чтоб оградить еврейское население от этой грозящей меры или как-то отсрочить ее. И когда раздраженный медлительностью Николай повелел в кратчайший срок представить ему окончательный доклад -- "это распоряжение побудило, как видно, кагалы напрячь свою закулисную работу, чтобы задержать ход дела. И, как кажется, им удалось склонить кое-кого из чиновников на свою сторону". И... -- "доклад не дошел по назначению". В самой верхушке имперского аппарата "этот таинственный эпизод", заключает Ю. И. Гессен, "вряд ли [произошел] без участия кагала". Доклад так не нашелся и позже, и Николай, не дождавшись его, своим указом ввел рекрутчину для евреев в 182711. (А с 1836 -- равенство в получении орденов отличившимися евреями-солдатами12.) От рекрутства полностью освобождались "купцы всех гильдий, жители сельскохозяйственных колоний, цеховые мастера, механики на фабриках, раввины и все евреи, имевшие среднее или высшее образование"13. От того последовало стремление многих евреев-мещан постараться перевестись в купцы -- а мещанское общество препятствовало уходу своих сочленов, "ибо это истощало податные и рекрутские силы общины". Купцы же старались уменьшить свою материальную ответственность за податные; уплаты мещан. Это обострило отношения между еврейским купечеством и еврейским мещанством -- а "в ту пору: купечество, размножившееся и разбогатевшее, имело уже прочные связи в столичных кругах". Гродненский кагал возбудил ходатайство в Петербург о разделении еврейского народа на 4 "класса" -- купцов, мещан, ремесленников и земледельцев, и чтобы каждый класс не отвечал за другой14. (В этой идее, поданной в начале 30-х годов от самих же кагалов, можно увидеть толчок к будущему николаевскому "разбору" 1840 года, столь угрозно воспринятому евреями.) Проведение рекрутского набора в этой, для правительства безучетной и бесконтурной, еврейской массе было поручено -- кагалам же. А кагал "обруши[л] всю тяжесть рекрутчины на спины неимущих", так как "уход из общины беднейших членов представлялся желательным, напротив, убыль состоятельных лиц -- грозила общим разорением". И многие кагалы ходатайствовали перед губернскими властями (но получали отказы) о праве "не считаться с правилами об очередях", чтобы можно было сдавать ""праздношатающихся", не платящих податей, нетерпимых за производимые беспорядки", с тем, чтобы "хозяева... несущие по обществу все тягости, [не] отдавали рекрут[ов] из своих семейств", -- но и тем самым кагалы получали бы средство против членов общины15. Однако при введении среди евреев регулярной рекрутской повинности -- подлежащие призыву мужчины стали утекать и не давались в полном числе. А тут еще обнаружилось, что даже со значительным снижением требуемой с еврейских обществ денежной подати она все равно продолжала поступать с большими недоимками. И в 1829 Николай I согласился с гродненским ходатайством, чтобы в некоторых губерниях брали еврейских рекрутов сверх разверстки, в покрытие податных недоимок. ("В 1830 был принят сенатский указ, по которому при призыве дополнительного рекрута-взрослого с кагала списывалась 1 тыс. рублей, ребенка -- 500 рублей"16.) Правда, по причине чрезмерной в том ретивости губернаторов, мера была вскоре остановлена, -- хотя и сами "еврейские общества стали просить правительство брать рекрут[ов] в погашение недоимок". В правительственных кругах "это предложение было встречено несочувственно, так как легко было предвидеть, что [оно] откроет перед кагалами новое поле для злоупотреблений"17. -- Однако идея как бы зрела с обеих сторон. Об усилении рекрутской повинности для евреев сравнительно с остальным населением Гессен пишет, что это было "кричащ[ей] аномали[ей]" в российском законодательстве, ибо вообще в России "законодательство о евреях было чуждо тенденции возлагать на них большие повинности, чем на остальных подданных"18. А прямолинейный ум Николая I, склонный к начертанию легко проглядываемых перспектив (как, по легенде, и железная дорога Петербург--Москва проведена линейкою), все в том же настоянии преобразовывать обособленных евреев в обычных российских подданных, а если удалось бы -- то и в православных, -- продолжил идею еврейского рекрутства в идею еврейских кантонистов. "Кантонисты" (название с 1805) был институт содержания несовершеннолетних солдатских сыновей (в облегчение 25-летней службы отцов), он продолжал "военно-сиротские отделения", созданные при Петре, -- своего рода школы, содержимые государством и дающие воспитанникам знания для Дальнейшей технической службы в армии (что теперь показалось чиновному мышлению вполне пригодным и для еврейских мальчиков, желательным -- для раннего и долгого их отрыва от еврейского окружения). Имея в виду путь через кантонисты, указом 1827 года "еврейским обществами было предоставлено по своему усмотрению сдавать вместо одного взрослого -- одного малолетнего", с 12 лет19 (то есть еще не брачного еврейского возраста). Новая Еврейская энциклопедия называет эту меру "самым тяжелым ударом". Но разрешено -- вовсе не значило обязательного призыва от 12-летнего возраста, это именно не было "введение[м] рекрутской повинности для еврейских мальчиков"20, как неверно пишет Энциклопедия и как утвердилось в литературе о евреях в России, затем и в общественной памяти. Кагалы нашли такую замену удобной для себя и пользовались ею, широко сдавая -- "сирот, детей вдов (порой в обход закона -- единственных сыновей), бедняков" -- часто "в счет семьи богача"21. Дальше, с 18 лет, кантонисты переходили в обычную солдатскую службу, столь долголетнюю тогда, -- но не следует забывать, что она