сообщении говорилось, что "питейная торговля в Западном крае почти исключительно сосредоточилась в руках евреев и злоупотребления, встречающиеся в этих заведениях, выходят из всяких границ терпимости"19. И -- потребовано было от евреев, чтобы они производили питейную торговлю только из собственных домов. Смысл этого требования поясняет Г. Б. Слиозберг: в малороссийских деревнях, то есть вне наследия польских порядков, у помещиков не было права производить торговлю вином -- а значит, и евреи не могли его у них перекупить. Но нельзя было евреям купить и клочка крестьянской земли; поэтому евреи арендовали крестьянские дома и вели питейную торговлю из них. Когда запретили такую виноторговлю не из собственных домов -- запрет часто обходился путем "подыменной" торговли: фиктивный патент на питейное заведение давался христианину, а еврей якобы служил у него лишь "сидельцем"20. Также и "карательная статья" (по выражению Еврейской энциклопедии), то есть наказание, сопровождающее запрет личного найма евреями христиан в услужение, с 1865 была отменена как "несогласн[ая] с общим духом принимаемых мер терпимости". И "многие еврейские семьи... с конца 60-х годов, стали нанимать христианскую прислугу"21. К сожалению, характерно для многих историков еврейства в России: если вчера на отвоевании какого-то права были заострены вся борьба и внимание, а сегодня то право добыто, -- то оно уже сочтено и мелочью. О "двойной подати" евреев сказано столько, будто она существовала века, а не была наложением нескольких лет, к тому же никогда и не собираема реально. -- Положение 1835, в свое время встреченное евреями с облегчением, уже обозначается С. Дубновым, к рубежу XX в., как "хартия бесправия". -- Будущему революционеру Льву Дейчу, в 60-е годы еще, по малолетству, верноподданному, виделось так, что администрация "не проводила строго некоторых существенных... ограничений в... правах" евреев, "сквозь пальцы смотрела на... нарушения", "в шестидесятых годах евреям в общем жилось в России недурно... ни в ком из моих сверстников-евреев я не замечал выражения угнетенного состояния, придавленности и отчужденности" от своих товарищей-христиан22. Но, с революционным достоинством, спохватывается и называет "в сущности незначительны[ми] облегчения[ми]" все, что было дано евреям при Александре I, тут же не упуская и зарубки: "преступления Александра II", хотя, по его мнению, все же убивать этого царя не следовало23. -- А из середины XX века уже видится и так: весь XIX век создавались комитеты и комиссии для пересмотра еврейских правоограничений и "приходили к выводу, что существующие правоограничения не достигают своей цели и должны быть... упразднены... Но ни один из выработанных Комитетами проектов... не получил осуществления"24. Изжито, забыто, и пиво не в честь. После первых льгот Александра II главным ограничением евреев, которое ощущалось всего острей, -- стала черта оседлости. "Едва только появилась надежда на возможность грядущих общегосударственных реформ, едва только повеяло первым дыханием ожидаемого обновления государственной жизни, как в среде еврейской интеллигенции возникло смелое намерение поднять вопрос об уничтожении черты оседлости"25. -- Но еще свежа была и в еврейской памяти идея "разбора", возлагания повинностей на неоседлых и не ведущих производительного труда, -- и в слое евреев, кто, "по своему общественному положению и по роду своей деятельности, могли вступать в более близкое соприкосновение с центральной властью", в "групп[е] еврейских купцов, петербургских и иногородних"26, родилось в 1856 ходатайство к Государю "с просьбой о даровании льгот не всему еврейскому населению, а лишь отдельным категориям", молодому поколению, "воспитанно[му] в духе и под надзором правительства", "высшему купечеству", "добросовестны[м] ремесленник[ам], добывающи[м] хлеб свой в поте лица", чтобы они были "отличены правительством большими правами от тех, которые ничем еще не засвидетельствовали об особенной своей благонамеренности, пользе и трудолюбии... Ходатайство наше состоит в том, чтобы Милосердный Монарх пожаловал нас и, отличая пшеницу от плевел, благоволил, в виде поощрения к добру и похвальной деятельности, предоставить некоторые, умеренные, впрочем, льготы достойнейшим, образованнейшим из нас"27. (При всех возбужденных надеждах -- и они еще не могли представить, как быстро пойдут изменения в положении евреев, -- а в 1862 часть авторов этой записки сможет просить уже "о предоставлении равноправия всем окончившим среднее учебное заведение", ибо гимназисты "не могу[т], конечно, не считаться людьми, получившими европейское образование"28.) Да и "царь принципиально не был противником нарушения законов о черте оседлости в пользу отдельных групп еврейского населения". В 1859 право жительства по всей России получили евреи-купцы 1-й гильдии (с 1861 в Киеве -- также 2-я гильдия, в Николаеве, Севастополе, Ялте -- все три гильдии)29 -- с правом устройства фабричных заведений, подрядов и приобретения недвижимости. -- Уже раньше имели право повсеместного жительства доктора и я магистры наук (с занятием постов на государственной службе; тут можно отметить профессора медицины Г. А. Захарьина, которому в будущем предстояло вынести летальный приговор по болезни Александра III). С 1861 это право предоставили и "кандидатам университетов", то есть просто окончившим их30, также и "лицам свободных профессий"31. Ограничения чертою оседлости не распространялись отныне и "на лиц, желающих получить высшее образование... именно на лиц, поступающих в медицинскую академию, университеты и технический институт"32. -- Затем в результате ходатайств отдельных министров, губернаторов, а также влиятельных еврейских купцов (Евзель Гинцбург) -- с 1865 вся территория России, включая и Петербург, была открыта для евреев-ремесленников -- однако лишь до того времени, пока таковой реально занимается своим ремеслом. (Понятие ремесленников затем расширялось на техников всех видов, наборщиков, типографских рабочих.)33 Следует при этом иметь в виду, что купцы переселялись с приказчиками, конторщиками, разными подручными и еврейской обслугой, ремесленники -- также с подмастерьями и учениками. Все вместе это составляло уже заметный поток. Таким образом, еврей, получивший право жительства вне черты, был свободен переезжать отнюдь не только с семьей. Новые разрешения обгонялись и новыми ходатайствами. В 1861 сразу же за "кандидатами университетов" генерал-губернатор Юго-Западного края просил дать выход из черты также и окончившим казенные еврейские училища, то есть неполные средние заведения, живо описывая состояние выпускников: "Молодые люди, выходя из заведений, видят себя совершенно оторванными от еврейских обществ... Не находя среди своих обществ занятий, сообразных с полученным ими образованием, они привыкают к праздности и нередко роняют в глазах общества образование, коего они являются недостойными представителями"34. В том же году министры внутренних дел и просвещения согласно заявили, "что важнейшая причина бедственного положения евреев таится в ненормальном количественном соотношении между ними, являющимися преимущественно торгово-промышленным элементом, и остальной земледельческой массой", и вот, благодаря этому, "крестьяне неизбежно делаются жертвою евреев, будучи как бы обязаны отдавать часть своих средств на их содержание". Но и внутренняя конкуренция ставит евреев "почти в невозможность снискивать себе законными путями средства к существованию". И поэтому надо "предоставить право повсеместного жительства купцам" 2-й и 3-й гильдий, а также окончившим курс средних учебных заведений35. А новороссийский генерал-губернатор в 1862 снова просил "полного уничтожения черты оседлости": начать "с предоставления права повсеместного жительства всему [еврейскому] народу"36. Никак не с таким темпом, но текли своей чередой частные разрешения повсеместного жительства. С 1865 разрешен прием евреев в должности военных врачей, а вслед за тем (1866, 1867) евреям-врачам была разрешена служба по министерствам народного просвещения и внутренних дел37. -- С 1879 -- и фармацевтам, и ветеринарам, также и "приготовляющимся к соответствующему роду деятельности"38, также и акушеркам и фельдшерам, и "желающим учиться фельдшерскому искусству"39. Наконец в 1880 последовал указ министра внутренних дел (Макова): вне черты оседлости оставить на жительстве всех тех евреев, кто поселился там незаконно40. Сюда уместно добавить: в 60-е годы "евреи-юристы... при отсутствии тогда института адвокатуры, без всяких затруднений устраивались на государственной службе"41. Послабления коснулись и пограничной черты. -- 1856, когда, по Парижскому трактату, российская государственная граница отступила, приблизилась к Кишиневу и Аккерману, из новообразованной так пограничной полосы евреев теперь не выселяли. А в 1858 "были окончательно отменены указы Николая I, предписывавшие евреям покинуть 50-верстную приграничную полосу"42. -- С 1868 был разрешен (прежде формально, хотя и не строго запрещенный) переход евреев из западных губерний России в Царство Польское и обратно43. Наряду с официальными послаблениями в правоограничениях существовали исключения и обходы правил., Например в столице, Петербурге, "несмотря... на запреты, евреи все же водворялись на продолжительные сроки"; а "с воцарением Александра II... число евреев в Санкт-Петербурге начинает быстро возрастать. Появляются капиталисты, посвящающие значительное внимание организации общины" еврейской тут, "как, например, барон Гораций Гинцбург... Л. Розенталь, А. Варшавский и др."44. К концу царствования Александра II российским Государственным секретарем состоял Е. А. Перетц (сын откупщика Абрама Перетца). -- В 60-х годах XIX в. "Петербург стал стягивать к себе немало представителей торгово-промышленных и интеллигентных [кругов] еврейства"45. -- По данным Комиссии по устройству быта евреев, в 1880-81: в Петербурге официально числилось 6.290 евреев46, по другим официальным данным -- 8.993, а по "местной переписи" от 1881 года -- 16.826, около 2% от общего населения47. В Москве в 1856 была отменена обязательность жительства приезжих купцов-евреев только в Глебовском подворьи, которое "было упразднено... евреям разрешили останавливаться в любом районе города. При Александре II... еврейское население Москвы стало быстро расти", к 1880 -- около 16 тысяч48. Сходно и в Киеве. После 1861 "начался быстрый рост еврейского населения Киева" (от полутора тысяч в 1862 до 81 тыс. к 1913). С 80-х годов наблюдался наплыв в Киев евреев. "Несмотря на частые полицейские облавы, которыми славился Киев, численность его еврейского населения намного превосходила официальные данные... К концу 19 в. евреи составляли 44% киевского купечества"49. "Важнейшим" называет Ю. И. Гессен "предоставление права повсеместного жительства (1865 г.) ремесленникам". Правда, была заминка с их переездом. Ведь так скученные, так стесненные, настолько лишенные рынка сбыта и заработка -- почему же они "почти не воспользовались правом выхода из черты оседлости"? К 1881 в 31 внутренней губернии евреев-ремесленников считалось всего 28 тысяч (а евреев вообще -- 34 тысячи). Гессен объясняет этот парадокс так: зажиточные ремесленники не нуждались искать новые места, нищенствующие -- не имели средств для переезда, а средняя группа, "кое-как перебивавшаяся изо дня в день, не терпя особой нужды", опасалась, что после их отъезда старая их община, в налоговых соображениях, откажется им потом продлить годовой паспорт или даже "потребует возвращения выселенц[ев] домой"50. Но можно сильно усумниться в самой статистике. Мы только что прочли, что в одном Петербурге евреев было по крайней мере в два раза больше, чем по официальным данным. Усчитывалось ли ртутно-подвижное еврейское население медлительным российским аппаратом -- в определенное время и во всех местах? А росло еврейское население России -- уверенно и быстро. В 1864 без Польши оно составляло 1,5 миллиона51. -- А вместе с Польшей было: в 1850 -- 2 млн. 350 тыс., в 1880 --уже 3 млн. 980 тыс. От первичного около миллионного населения при первых разделах Польши -- до 5 млн. 175 тыс. к переписи 1897, -- то есть за столетие выросло больше, чем в пять раз. (В начале XIX в. российское еврейство составляло 30% мирового, в 1880 -- уже 51%)52. Это -- крупное историческое явление, не осмысленное привременно ни русским обществом, ни российской администрацией. Только один этот быстрый численный рост, без всех остальных сопутствующих особенностей еврейского вопроса, -- уже ставил перед Россией большую государственную проблему. -- И тут необходимо, как и всегда во всяком вопросе, постараться понять обе точки зрения. При таком экстра-росте российского еврейства -- все настоятельнее сталкивались две национальные нужды. Нужда евреев (и свойство их динамичной трехтысячелетней жизни): как; можно шире расселиться среди иноплеменников, чтобы как можно большему числу евреев было бы доступно заниматься торговлей, посредничеством и производством (затем -- и иметь простор в культуре окружающего населения). -- А нужда русских, в оценке правительства, была: удержать нерв своей хозяйственной (затем -- и культурной) жизни, развивать ее самим. Одновременно же со всеми этими частными полегчаниями для евреев, не забудем, по России ступали одна за другой и всеобщие освободительные реформы Александра II, тем расширяя свою сень и на евреев. Например, в 1863 была отменена подушная подать с городского населения, а значит -- и с главной части еврейской массы, остались только земские повинности, евреи покрывали их из коробочного сбора53. Но как раз самая крупная из тех александровских реформ, самая исторически значимая, поворотный пункт в русской истории -- освобождение крестьян, отмена крепостного права в 1861, -- оказалась для российских евреев весьма невыгодной, а для многих и разорительной. "Общие социально-экономические перемены, происшедшие в связи с отменой крепостной зависимости крестьян... значительно ухудшили в тот переходный период материальное положение широких еврейских масс"54. -- Социальная перемена была в том, что переставал существовать многомиллионный, бесправный и лишенный подвижности класс крестьянства, отчего падало в сравнительном уровне значение личной свободы евреев. А экономическая -- в том, что "освобожденный от зависимости крестьянин... стал меньше нуждаться в услугах еврея", то есть освободился от строгого запрета вести и весь сбыт своих продуктов и покупку товаров -- иначе чем через назначенного посредника (в западных губерниях почти всегда еврея). И в том, что помещики, лишившись дарового крепостного труда, теперь, чтобы не разориться, "были вынуждены лично заняться своим хозяйством, в котором ранее видная роль принадлежала евреям как арендаторам и посредникам в многообразных торгово-промышленных делах"55. Отметим, что вводившийся в те годы поземельный кредит вытеснял еврея "как организатора финансовой основы помещичьего быта"56. Развитие потребительных и кредитных ассоциаций вело к "освобождению народа от тирании ростовщичества"57. Интеллигентный современник передает нам в связи с этим тогдашние еврейские настроения. Хотя евреям открыт доступ к государственной службе и к свободным профессиям, хотя "расширены... промышленные права" евреев, и "больше средств к образованию"; и "чувствуется... в каждом... уголку" "сближение... между еврейским и христианским населением"; хотя остающиеся "ограничения... далеко не соблюдаются на практике с таким рвением", и "исполнители закона относятся теперь с гораздо большим уважением к еврейскому населению", -- однако положение евреев в России "в настоящее время... в высшей степени печальное", евреи "не без основания сожалеют" о "добром старом времени", везде в черте оседлости слышатся "сожаления [евреев] о прошедшем". Ибо при крепостном праве имело место "необыкновенное развитие посредничества", ленивый помещик без "еврея-торгаша и фактора" не мог сделать шагу, и забитый крестьянин тоже не мог обойтись без него: только через него продавал урожай, у него брал и взаймы. "Промышленный класс" еврейский "извлекал прежде огромные выгоды из беспомощности, расточительности и непрактичности землевладельцев", а теперь помещик схватился все делать сам. Также и крестьянин стал "менее уступчив и боязлив", часто и сам достигает оптовых торговцев, меньше пьет, и это "естественно отзывается вредно на торговле питьями, которой питается огромное число евреев". И автор заключает пожеланием, чтобы евреи, как и случилось в Европе, "примкнули к производительным классам и вовсе не оказались излишними в народной экономии"58. Теперь евреи развили аренду и покупку земель. В докладных записках сперва (1869) новороссийского ген.-губернатора с просьбой запретить и там евреям покупать землю, как уже запрещено в 9 западных губерниях, затем (1872) в записке ген.-губернатора Юго-Западного края писалось, что "евреи арендуют землю не ради сельскохозяйственных занятий, а только в промышленных целях; арендованные земли они отдают крестьянам не за деньги, а за известные работы, превышающие ценность обыкновенной платы за землю, "устанавливая своего рода крепостную зависимость"". И хотя "капиталами своими они несомненно оживляют, как и торговлею, сельское население" -- ген.-губернатор "не считал полезным соединение промышленности и земледелия в одних сильных руках, так как только при свободной конкуренции земледелия и промышленности крестьяне могут избегнуть "обременительного подчинения их труда и земли еврейским капиталам, что равносильно неминуемой и скорой материальной и нравственной их гибели"". Однако полагая положить предел найму евреями земель у себя в крае, он предлагал: "дать евреям возможность расселиться по великороссийским губерниям"59. Записка поступила в как раз тогда созданную "Комиссию по устройству быта евреев" (8-ю в ряду "еврейских комитетов"), весьма сочувственную к положению евреев, и получила отрицательный отзыв, затем утвержденный и правительством: запрет еврейской аренды был бы "полным правонарушением" по отношению... к помещикам. К тому же крупный еврей-арендатор "по своим интересам становится вполне солидарным с интересами остальных землевладельцев... Правда, что евреи-пролетарии группируются около крупных арендаторов и живут на счет труда и средств сельского населения. Но то же самое видно и в имениях, управляемых местными помещиками, которые до сего времени не могут обходиться без помощи евреев"60. Однако в области Войска Донского стремительное экономическое продвижение евреев было ограничено запретом (1880) содержать в собственности или аренде недвижимые имущества. Областное правление нашло, что, "в виду исключительного положения Донской области, казачье население которой обязано поголовно воинской повинностью, [это] единственный и верный способ спасти хозяйство казаков и только что начинающие водворяться в области промыслы и торговлю от разорения", ибо "слишком поспешная эксплуатация местных богатств и быстрое развитие промышленности... сопровождаются обыкновенно чрезвычайно неравномерным распределением капитала, быстрым обогащением одних и обеднением других. Между тем казаки должны обладать достатком, так как отбывают воинскую повинность на собственных лошадях и с собственным снаряжением"61. И этим -- предотвращен был возможный казачий взрыв. А как дела с отбыванием рекрутской повинности евреями после александровских полегчаний 1856? -- Для 60-х, годов картина такая: "Когда получается Высочайший манифест о рекрутском наборе и евреи успевают проведать о нем, то прежде, чем манифест обнародуется установленным порядком, все члены еврейских семейств, годные к военной службе, разбегаются из своих жилищ в разные стороны..." По требованиям веры, по "отсутствию товарищества и вечн[ой] обособленности еврейского солдата... военная служба представлялась для евреев самою грозною, самою разорительною и самою тягостною из всех повинностей"62. Хотя с 1860 была дозволена служба евреев и в гвардии, с 1861 -- производство в унтер-офицеры, прием в писари63, -- но не было доступа к чинам офицерским. И. Г. Оршанский, свидетель тех 60-х годов, констатирует: "Правда, есть много данных, подтверждающих мнение, что евреи, действительно, в последние годы не отправляют рекрутской повинности натурой. С этой целью они покупают и представляют в казну старые рекрутские квитанции", -- иные крестьяне хранили их даже с 1812 и не знали им цены, еврейская находчивость привела их в движение; еще -- "нанимают охотников" вместо себя, "вносят в казну известную сумму". "А также стараются разделить семейства на меньшие единицы", -- таким путем в каждой семье использовать льготу "единственных сыновей" (освобождаемых от военной службы). Однако, замечает он, "все уловки для уклонения от рекрутчины... встречаются и в чистокровной русской земщине", и дает цифры по Екатеринославской губернии. И даже удивляется, что русские крестьяне и за высокую плату не остаются на военной службе, а хотят "вернуться к излюбленному занятию русского народа -- земледелию"64. В 1874 рекрутскую повинность заменил единый устав о всеобщей воинской повинности, принесший евреям "значительное облегчение". "В самом тексте устава не содержалось каких-либо статей, дискриминирующих евреев"65. Впрочем, после военной службы евреям отныне не разрешалось оставаться на жительстве во внутренних губерниях. Были выработаны и правила, чтобы "привести в известность численность мужского еврейского населения", ибо оно оставалось в сильной степени неопределенным, не учтенным. Начальникам губерний рассылались "сведения о злоупотреблениях евреев с целью уклонения от воинской повинности"66. В 1876 приняты были первые "меры к ограждению правильного исполнения евреями воинской повинности"67, Еврейская энциклопедия видит в них "тяжелую сеть репрессивных мер": "были изданы правила о приписке евреев к призывным участкам, о замене неспособных к службе евреев евреями же", и о проверке правильности льгот по семейному составу: при нарушении этих правил "разрешалось призывать... единственных сыновей"68. Привременная петербургская, влиятельная в те десятилетия газета "Голос" приводит такую официальную правительственную, довольно поразительную цифру, опубликованную "в отчете об исполнении призыва новобранцев в 1880 году... Недобрано новобранцев всего [по Российской империи] 3.309; в этом общем итоге недобора евреев значится 3.054, что составляет 92%"69. Недоброжелательный к евреям А. Шмаков, известный адвокат, приводит со ссылкой на "Правительственный Вестник" такие данные: за период 1876-1883: "из 282.466 подлежавших призыву евреев не явилось 89.105, т. е. 31,6%". (Общий недобор по Империи был -- 0,19%.) -- Администрация не могла этого не заметить и был проведен ряд "мероприятий к устранению такого злоупотребления". Это дало эффект, но ближний. В 1889 подлежали призыву 46.190 евреев, не явились 4.255, т. е. 9,2%. Но в 1891 "из общего числа 51.248 евреев, занесенных в призывные списки, уклонил[и]сь от воинской повинности... 7.658, 14,94% -- в то время, когда процент неявившихся христиан едва достигал 2,67%". -- В 1892 не явилось: евреев 16,38%, христиан -- 3,18%. -- В 1894 не явилось к призыву 6.289 евреев -- то есть 13,6% (при общем проценте неявки призывников -- 2,6%)70. Однако из этого же материала по 1894 видим: "всего же подлежало отбытию повинности: 873.143 христианина, 45.801 еврей, 27.424 магометанина и 1.311 язычников". Сравнение этих цифр тоже поражает: ведь в России магометан было (по счету от 1870) -- 8,7%, а их состав в призыве был лишь 2,9%! Евреи поставлены в невыгодное положение и сравнительно с магометанами, и с общей массой населения: их доля призыва -- 4,8%, а доля в населении (на 1870 г.) -- 3,2%. (Христианская же доля призыва 92%, а в населении -- 87%.)71 Из всего тут сказанного не следует заключить, что в тогдашнюю, 1877-78, турецкую войну солдаты-евреи не проявили храбрости и боевой находчивости. Убедительные примеры того и другого приводил в то время журнал "Русский еврей"72. Впрочем, в ту войну в армии развилось большое раздражение против евреев, главным образом из-за бесчестных подрядчиков-интендантов -- а "таковыми были почти исключительно евреи, начиная с главных подрядчиков Компании Горовиц, Грегер и Каган"73. Интенданты поставляли (надо думать -- при высокочиновных покровителях) по вздутым ценам недоброкачественное снаряжение, знаменитые "картонные подошвы", из-за которых отмораживали ноги солдаты на Шипке. В эпоху Александра II заканчивался -- неудачею -- полустолетний замысел привязать евреев к земледелию. После отмены в 1856 еврейского усиленного рекрутства земледелие "сразу потеряло всю притягательную свою силу" для eвреев или, словами государственного чиновника, произошло "ложно[е] толковани[е] ими манифеста, по которому они считали себя свободными от обязательного занятия земледелием" теперь, -- и могли свободно отлучаться. "Почти совершенно прекратились и самые ходатайства евреев о переселении их в земледельцы"74. Состояние же колоний существовавших -- оставалось все тем же, если не хуже: "поля... вспаханы и засеяны точно на смех, или только для вида". Вот, в 1859 "некоторые колонии не выбрали даже посеянного зерна". Для скота и в новейших "образцовых" колониях все так же нет не только хлевов, но даже навесов, загонов. -- Большую часть земель евреи-колонисты все время отдают в наем на сторону, в аренду -- крестьянам или немецким колонистам. -- Многие просят разрешения нанимать в работники христиан, а иначе грозят еще сократить посевы, -- и признано было за ними такое право, даже и независимо от величины реального посева75. Конечно, образовалось среди колонистов сколько-то и зажиточных земледельцев, успешно занимавшихся своим хозяйством. Очень оправдывало себя приселение немецких колонистов, у кого перенимали опыт. И молодое, тут родившееся поколение было приимчивее к сельскому хозяйству и немецкому опыту, у них появлялось и "убеждение в выгодности земледельческого их положения, в сравнении с прежним в городах и местечках", в той тесноте и изнурительной конкуренции76. Однако несравнимое большинство стремилось прочь от земли. Все те же инспекторские доклады становятся совсем монотонны: "Везде поражало общее нерасположение евреев к земледельческим работам, сожаление их о прежнем их занятии ремеслами, торгом и промыслами"; они проявляли "неутомимое усердие во всяких промышленных занятиях", например "среди самого разгара полевых работ... уходили с поля, узнав, что по соседству можно выгодно купить или продать лошадь, вола или что-либо другое"; пристрастие к ""мелочным торговым оборотам", требовавшим, по их "убеждению, меньшего труда и дававшим больше средств к жизни"", "более легк[ая] нажив[а] евреев в ближайших немецких, русских и греческих селах, в которых евреи-колонисты занимались шинкарством и мелким торгашеством". Но еще ущербнее для состояния земли -- уход в отлучки длительные и дальние: оставляют одного-двух членов семьи при домах в колониях, остальные -- на заработки, на маклерство. А в 60-х годах (итог полустолетия от основания колоний) дозволено было отлучаться из колоний и полными семьями или одновременно многими членами; в колониях числилось немало таких, кто в них никогда и не жил. Отпуская из колонии, часто не ставили срока приписки к сословию в новом месте и там "многие по несколько лет сряду оставались, с семействами, не приписанными ни к какому сословию, не несли никаких податей и повинностей". А в колониях выстроенные для них дома стояли пустые и приходили в упадок. С 1861 дано было евреям и право содержать питейные дома в колониях77. Наконец, петербургским властям вся идея еврейского земледелия проступила в окончательно безотрадном виде. Недоимки (прощаемые по разным государственным и тронным событиям как, например, бракосочетание императора) -- все росли, и каждое прощение их только поощряло и впредь не платить податей и не возвращать ссуд. (В 1857 кончились очередные 10 лет льготы и отсрочек, добавили еще 5 лет. Но и в 1863 не могли собрать долгов.) И для чего же было переселять? и для чего же давать льготы и ссуды? Вся эта 60-летняя эпопея с одной стороны открывала евреям-земледельцам временное "средство избежать исполнения государственных повинностей", но у подавляющего большинства не развило "охоты к земледельческому труду"; "успех не соответствовал расходам". Напротив, одно "простое дозволение проживать во внутренних губерниях, без всяких льгот, -- привлекало в эти губернии несравненно большее число евреев-переселенцев" -- так настойчиво стремились они туда78. Если на 1858 формально числилось еврейских колонистов 64 тыс. душ, то есть 8-10 тысяч семей, то к 1880 министерство числило лишь 14 тысяч душ, меньше 2 тысяч семей79. А комиссии на местах, проверявшие, используется ли земля или лежит в небрежении, в 1872 во всем Юго-Западном крае обнаружили еврейских колонистов менее 800 семей80. С несомненностью видели теперь российские власти: образовать из евреев оседлых земледельцев -- не удалось. Уже не верилось, чтобы "лелеянная надежда на процветание колоний осуществилась". Министру Киселеву было особенно трудно расстаться с этой мечтой, но в 1856 он ушел в отставку. Один за другим гласили официальные документы: "переселение евреев для занятия земледелием "не сопровождалось благоприятными результатами"". -- Между тем "огромное пространство плодоносной, черноземной земли оставалось в руках евреев без производительности". Ведь для еврейского населения была намечена и удерживалась лучшая земля. Та часть, какую временно сдавали в оброк желающим, давала большой доход (на него и содержались еврейские колонии): население на Юге росло, все просили землю. Теперь и земля похуже, из резерва, сверх отведенной для еврейской колонизации, быстро росла в ценности81. Новороссийский край впитал уже много других деятельных поселенцев и "перестал нуждаться в искусственной колонизации"82. У еврейской колонизации не оставалось уже никакого государственного смысла. И в 1866 Александр II утвердил: действие особых постановлений о перечислении евреев в земледельцы -- остановить. Теперь стояла задача: как уравнять еврейских земледельцев с прочими земледельцами Империи. Еврейские колонии оказались неспособны к начавшейся повсюду самостоятельной земской жизни. Теперь оставалось -- открыть им уход из земледельческого состояния, даже и раздробительно, не в полном составе семьи (1868), переход в ремесленники и в купцы. Разрешено было им и выкупать свои земельные наделы -- и они выкупали, и перепродавали с большим барышом83. Однако, в споре разных проектов в министерстве государственных имуществ, вопрос о преобразовании еврейских колоний затянулся, затянулся и даже вовсе остановился к 1880. А между тем с новым воинским уставом 1874 г. для евреев-земледельцев отпали и рекрутские льготы -- и ими окончательно был утерян последний интерес к земледелию. К 1881 "в колониях "преобладали усадьбы из одного только жилого дома, вокруг которого не было и признаков оседлости, т. е. ни изгороди, ни помещений для скота, ни хозяйственных построек, ни гряд[ок] для овощей, или хотя бы одного дерева или куста; исключений же было весьма немного""84. Чиновник с 40-летним опытом по земледелию (статский советник Ивашинцев, посланный в 1880 для исследования состояния колоний) писал: во всей России "не было ни одного крестьянского общества, на которое столь щедро лились бы пособия" -- и "пособия эти не могли оставаться тайною для крестьян и не могли не вызывать в них недоброго чувства". Соседние с еврейскими колониями крестьяне ""негодовали... что им... за недостатком у них земли, -- приходилось арендовать, за дорогую цену, у евреев земли, дешево отведенные последним от казны в количестве, фактически превышавшем действительную потребность". Этим именно обстоятельством объяснялось... "отчасти и то ожесточение крестьян против евреев-земледельцев, которое выразилось разорением нескольких еврейских селений"" (в 1881-82)85. В те годы работали комиссии, производившие отрезку крестьянам избыточной земли от еврейских поселений. Неиспользованные или заброшенные участки забирались правительством обратно. "В Волынской, Подольской и Киевской губерниях из 39.000 десятин осталось [под еврейским хозяйством] только 4.082"86. Но сохранились и весьма обширные еврейские земледельческие поселения. Вот Якшица в скудоземной Минской губ.: на 46 семей 740 десятин87, то есть в среднем по 16 дес. на семью, что не часто встретишь у крестьян Средней России. -- Вот Анненгоф Могилевской губ., тоже не раздольной землями: в 1848 г. 20 еврейских семей получили каждая по 20 дес. казенной земли, но к 1872 обнаружено там только 10 семей, и большая часть земли не обработана, глохнет88. -- Вот Вишенки Могилевской губ. -- по 16 дес. на семью89, Ордыновщина Гродненской -- по 12 дес. -- А в южных губерниях тем естественней простор; в первоначальных поселениях сохранилось: в Большом Нагартаве -- по 17 дес., в Сейдеменухе по 16, в Ново-Бериславе по 17. -- В поселке Роскошная Екатеринославской губ. -- по 15 дес., но вместе с землей "при колонии" получится по 42 дес.90 -- В Веселой (к 1897) -- по 28 дес. В Сагайдаке по 9 дес., -- считалось малоземьем91. -- А вот в Киевской губ. Элювка -- еврейских семей 6, а десятин у них -- 400, т. е. по 67 десятин на семью! И "земля в аренде у немцев"92. А у советского автора 20-х годов прочтем категоричное: "Царизм почти совершенно запрещал евреям заниматься земледелием"93. На страницах, обобщающих свой огромный кропотливый труд, исследователь еврейского земледелия В. Н. Никитин выводит: "Упреки евреев в слабом прилежании к земледелию и в самовольных отлучках из колоний в города, для торговых и ремесленных занятий, совершенно справедливы... Мы отнюдь не отрицаем виновности евреев в том, что в течение 80 лет относительно малое число их сделалось земледельцами". Но -- и приводит в оправдание евреев-земледельцев следующие соображения: "ни в чем им не доверяли; систему их колонизации меняли многократно", порой "направлять их жизнь уполномочивались люди, в земледелии ничего не смыслившие или относившиеся к ним совершенно равнодушно... Евреи из независимых горожан попадали в деревни без всякой подготовки к жизни в ней"94. Примерно в то же время, в 1884, Н. С. Лесков в записке, предназначенной для еще новой правительственной "комиссии Палена", указывал, что еврейская "отвычка от полевого хозяйства образована не одним поколением", эта отвычка "так сильна, что она равняется утрате способностей к земледелию", и еврей не станет снова пахарем, разве что постепенно95. (А Лев Толстой, по косвенной передаче его слов, судил так: что это за люди, "удерживающи[е] целый народ в тисках городской жизни и не дающи[е] ему возможности поселиться на земле и начать работать единственную, свойственную человеку земельную работу. Ведь это все равно, что не давать этому народу дышать воздухом... кому может быть от этого плохо... что евреи поселятся в деревнях и заживут чистой трудовой жизнью, о которой, вероятно, уже истосковался этот старый, умный и прекрасный народ..."96 -- На каких облаках он жил? Что он знал о 80-летней практике этой земельной колонизации?) Так-то так, однако после опыта освоения Палестины, где еврейские поселенцы почувствовали себя на Родине, они отлично справлялись с землей, и в условиях куда неблагоприятней, чем в Новороссии. Все же попытки склонить или принудить евреев к хлебопашеству в России (и затем в СССР) окончились неудачей (и оттого унизительной легендой, что евреи вообще не способны к земледелию). Итак, за 80 лет усилий российского правительства -- вся эта колонизация была грандиозное, пустое дело: много усилий, масса средств, замедление развития Новороссии -- и все зря. Произведенный опыт показал, что не надо было и вообще затевать. Характеризуя в общих чертах еврейское торгово-промышленное предпринимательство, И. Г. Оршанский справедливо писал, уже к началу 70-х годов: вопрос о еврейской промышленной деятельности есть даже "суть еврейского вопроса", от него "зависит судьба еврейского народа во всякой стране"; "живое, торговое, оборотливое еврейское племя", "пока рубль обернется у русского 2 раза, он у еврея обернется 5 раз". У русских купцов -- застой, сонность, монополия (например, после изгнания евреев из Киева жизнь там вздорожала). Сила еврейского участия в торговой жизни -- в ускорении циркуляции даже самого незначительного оборотного капитала. Возражая мнению, что "корпоративный дух" евреев дает им победу во всякой конкуренции, что "евреи [торговцы] всегда поддерживают друг друга, имея своих банкиров, подрядчиков, извозчиков", Оршанский относит еврейский корпоративный дух только к делам общественным и религиозным, а не к коммерции, где, мол, евреи между собой в жестокой конкуренции (что отчасти противоречит хазаке -- обязательному распределению сфер деятельности, которая "исчезла только постепенно, с изменением правового положения евреев"97). -- Еще: он приводит существующее мнение, что всякая еврейская торговля не обогащает страну, что "она состоит исключительно в эксплуатации производительных и трудящихся классов", что "барыш евреев чистый проигрыш для страны", -- и оспаривает его: евреи постоянно ищут и находят новые рынки сбыта, и тем "открывают и бедному христианскому населению новые источники заработков"98. Еврейское торгово-промышленное предпринимательство в России от двух ощутимых ударов 1861 года -- от отмены крепостного права и от отмены винных откупов -- однако быстро оправилось. -- "Финансовая роль евреев становится особенно значительной к 60-м годам, когда предшествующая работа накопила в их руках капиталы, а вместе с тем освобождение крестьян и связанное с ним разорение "дворянских гнезд" создали громадный спрос на деньги со стороны помещичьего класса. К этому времени относится возникновение земельных банков, в организации которых еврейские капиталисты играли заметную роль"99. -- Вся экономическая жизнь страны быстро менялась, сразу во многих направлениях, -- и еврейский вечный поиск, изобретательность и капиталы -- вполне успевали за переменами, и даже опережали их. Как уже было упомянуто, капиталы текли, например, в сахарную промышленность Юго-Запада (так что в 1872 четверть всех сахарных заводов принадлежала евреям и треть акционерных сахарных обществ100), также в мукомольную и другие фабричные производства, -- и в черте оседлости, и вне ее. -- После Крымской войны велась "усиленная постройка железнодорожных путей, создавались разнообразные промышленные и коммерческие предприятия, возникали акционерные общества, банки" -- и "многие евреи... нашли в перечисленных... предприятиях широкое применение своим силам и дарованиям... а для немногих [это] послужило причиной неимоверно быстрого их обогащения"101. "В хлебной торговле евреи издавна принимают участие, но роль их становится особенно значительной с момента освобождения крес