кта. Сначала
такое именно средство хотели применить против болгарина Георгия Маркова, но
потом побоялись, а вдруг кто-нибудь другой подойдет и дотронется.
Мы оба были навеселе, и я спросил, а если другой дотронется и умрет,
разве жалко?
-- Нет, конечно, -- засмеялся Олег Данилович, -- но каждый лишний
случай употребления этого вещества увеличивает риск разоблачения. Поэтому
подумали и додумались до стреляющего зонтика.
Я решил извлечь из нашей встречи максимальную пользу и спросил
Калугина, что он думает по поводу убийства Богатырева.
-- Не знаю, -- сказал он, -- не думаю, что его убили намеренно. Может
быть, хотели как следует проучить, но перестарались.
Может быть. Хотя я помню рассказ об утолщенной кости, о предположении
врача, что убийцы как раз недостарались, и об активном стремлении гебистов
записать убийство на себя.
Другой бывший гебист, просивший его не называть, сказал, что он
удивлен, как точно я после отравления оценил свое состояние и насчет сигарет
тоже не ошибся. Он же предположил, что средство, примененное против меня, не
оказалось столь эффективным именно потому, что вводилось в организм через
табачный дым, а не с едой или питьем. Но мои отравители работу со мной не
считали оконченной, приглашал же меня "исследователь" Смолин встретиться еще
через две недели. Однако, после сделанных мною разоблачений, получить
санкцию на продолжение операции им уже, наверное, было непросто. Тут уж было
бы все шито белыми нитками, а под таким шитьем "и Андропов, ни те, кому
направлялись экземпляры его письма номер два и номер один, прямо
подписаться, наверное, не хотели.
Выше я рассказал о признаниях, хотя и компетентных, но не вполне
официальных, а официальное вывел из хронологического ряда и приведу теперь.
Откровенно говоря, выступая на конференции, я думал, что и на этот раз
мое заявление будет пропущено действующими кагеэмбистами мимо ушей, но
вышедший в конце третьего дня на трибуну их представитель Юрий Короткий
сказал легко и лирически слова, которые следует занести на скрижали, выбить
на гранитном цоколе лубянской цитадели, ну, а мы, в пределах наших
возможностей, просто выделим их жирным шрифтом:
-- Да, -- признал Короткий, -- Войновича отравили, но ведь и все наше
общество было отравлено.
Я знаю одну очень глупую женщину, которая, не понимая связи явлений,
пересчитывает в дни получки тысячные купюры и огорченно вздыхает:
-- Эх, кабы эту зарплату да лет десять тому назад при тогдашних-то
ценах.
Вот и нам бы это признание, да лет восемнадцать тому назад.
А, впрочем, и сейчас оно полностью своей ценности не утратило.
Насчет общества Юрий Короткий прав. Семьдесят лет в мозги общества
средства типа brain-damage вводились с пищей, водой и воздухом и в виде
пропаганды проникали через глаза и уши.
Что касается нашей конкретной истории, то за общее и запоздалое
подтверждение ее Министерству безопасности спасибо, но желательно все же
получить и прямой отчет с конкретными (а не вычисленными эмпирически)
ответами на наши вопросы и указать поточнее, кто был инициатором описанной
операции, какова была ее истинная цель, какое средство применено (химическая
формула), кто разрабатывал и где (точно, а не приблизительно), против кого
еще (не считая меня и Шона Берка) применялась подобная химия, в каких
масштабах и дозах? Какие гарантии того, что в будущем травить нас не будут?
Меня лично также интересует, а почему это министерство, которому я лично ни
на грош не доверяю, само решает, какие тайны и как крепко хранить, почему
оно не подчиняется президенту, почему уничтожаются архивы, кто на каком
уровне решает их уничтожать и нельзя ли это остановить? Любопытно было бы
узнать, почему заместитель министра (насчет министра не знаю), хотя и пришел
из МВД, врет не хуже профессионального чекиста и зачем врет? Почему он не
боится не исполнить указание президента страны? Значит ли это, что указание
дано не всерьез или там не всерьез принимают самого президента? Любой ответ
на этот вопрос приведет нас к выводу, что органы госбезопасности остаются
зловещей силой, которая в нужный момент опять может быть направлена против
нас. Я не знаю, чем принципиально отличается нынешнее МБ от бывшего КГБ
(по-моему, только составом букв и ограниченностью -- надежной ли? --
возможностей), но рассказанная мною история уличает это министерство по
крайней мере в сокрытии преступлений и укрывательстве преступников. А это
само по себе преступление.
Послесловие
Мы живем как во время землетрясения, когда на глазах разваливается то,
что казалось незыблемым, и общая картина разрушения меняется каждый миг,
хотя складывается из тех же кирпичей.
Пока я готовил рукопись для сдачи в журнал, В. Баранников перестал быть
министром безопасности. Пока я вычитывал верстку, он оказался в Лефортове.
Некоторые люди советуют мне воспользоваться ситуацией, продолжить
расследование и добиться встречи с моими отравителями. Но я этого делать не
стану. Мне с ними частным образом говорить не о чем, а если с ними пожелает
поговорить прокурор, то вот ему этот текст как повод для разговора.
Меня интересуют не столько конкретные негодяи, сколько решение проблемы
в целом.
Тут мы приблизились к вопросу о том, как быть со всеми людьми, которые
в недавнем прошлом управляли государством, служили в КГБ штатно или
нештатно, судили невинных, писали клеветнические статьи, подписывали
шельмующие письма, разбивали семьи, упекали людей в лагеря или в психушки,
убивали ядом или булыжником. Как быть с ними со всеми? Судить? Простить?
Забыть?
На конференции "КГБ вчера, сегодня, завтра" обсуждался вопрос о
люстрации, то есть об ограничении допуска бывших партийных функционеров,
штатных работников КГБ и тайных осведомителей на важные государственные
посты. Разумеется, самыми строгими критиками идеи люстрации стали как раз
бывшие партийные воротилы и кагебисты. Они поголовно считают, что люстрация
антидемократична, негуманна, и аморальна. Слушая приводимые доводы (и со
многими соглашаясь), я подумал, что, наверное, наиболее решительными
противниками смертной казни являются убийцы, ожидающие исполнения приговора.
Противники люстрации говорили об опасности того, что люстрация очень легко
может превратиться в охоту за ведьмами, и это вполне вероятно -- они сами
эту охоту возглавят и будут ловить не себя. На конференции много раз звучало
слово "милосердие", употребляемое чаще всего всуе и не к месту и при полном
непонимании его значения. Милосердие можно проявить к любому человеку и даже
к преступнику и даже к самому страшному преступнику, когда ему грозит
суровое наказание. Но, господа любители афоризмов, запишите себе в
блокнотик: прежде, чем проявлять к преступнику милосердие, его надо поймать.
А он, хотя всем известен, но гуляет непойманный, охотно рассуждая об общей
вине, которую он всегда готов разложить на всех поровну.
В защиту нынешних кагеэмбистов много раз приводился аргумент, что они
есть просто некая, чуть ли не нейтральная, сила, которая раньше была
направлена на защиту тоталитарного строя, а теперь с тем же успехом может
защищать демократию.
Ну, что ж... Говорят, в Индии дрессированные кобры, обвившись вокруг
стоек кроватей, надежно охраняют покой спящих младенцев.
Москва -- Мюнхен, 1993