ответил: "Да". Позже в этом же разговоре прозвучали такие слова: Граф: Ты бы хотел быть папой и жениться на маме Ты бы хотел быть таким же большим, как я, и чтобы у тебя были усы. И ты бы хотел, чтобы мама родила ребенка. Ганс: И, папа, когда я женюсь, у меня будет только один, если я захочу, когда я женюсь на маме. Граф: А ты бы хотел жениться на маме? Ганс: О да! * Отношения Графов и Фрейда так и не получили в очерке удовлетворительного объяснения. Не упоминается и то, что Фрейд подарил ребенку на третий день рождения лошадь-качалку, пронеся игрушку через четыре лестничных пролета в их квартиру. Граф упоминает об этом подарке в статье, написанной им в 1942 году. Была ли связь между этой деревянной лошадкой и фобией, начавшейся позже? Этот разговор произошел 25 апреля 1908 года, в субботу, за день до того, как сорок два делегата, в том числе Граф, отправились в Зальцбург на психоаналитический конгресс. Стремился ли Граф добиться от сына важных признаний до того, как уехать из Вены в воскресенье? Возможно, он даже надеялся убедить Фрейда рассказать об этом случае в лекции 14 апреля. Фрейд говорил Юнгу, что "подумывает о том, чтобы завершить анализ истерической фобии пятилетнего мальчика". Что бы ни думал Граф, неожиданная развязка случая Герберта могла изменить решение профессора. Может, он подошел к Фрейду в поезде из Вены или постучал в дверь его номера в отеле "Бристоль" с охапкой записей и прекрасной новостью о том, что сын хочет от него избавиться, чтобы жениться на маме? Если он на что-то и надеялся, то его ждало разочарование: лекция была посвящена Крысиному Человеку. Опубликовав этот анализ в следующем году, Фрейд рассказал, как Ганс избавился от страха перед лошадьми и стал более мудрым ребенком, его сознание научилось лучше контролировать силы бессознательного. Было ли это правдой, или Фрейд выдавал желаемое за действительное? Было ли вызвано изменение (каким бы оно ни было) фрейдовскими приемами или сочувствием и любовью родителей и естественным исчезновением детских фантазий? Герберт Граф прожил еще шестьдесят пять лет и умер в 1973 году. Он посвятил свою жизнь театру и более десяти лет работал театральным режиссером в "Метрополитен". О своем анализе он ничего не помнил. Летом 1908 года Фрейд отдыхал с семьей в Берхтесгадене, описывая случай маленького Ганса, когда не гулял по холмам и не собирал землянику. После этого он впервые за тридцать три года снова посетил Англию и своих тамошних родственников. Возможно, он заметил, что настроение англичан по отношению к Германии меняется. С тех пор как он впервые побывал там в 1875 году, еще студентом, патриотические чувства британцев приняли другое направление. Популярная литература в этом помогала, особенно приключенческий роман Эрскина Чайлдерса "Загадка песков" (1903), где описывалось вторжение вероломных немцев в Англию. Немцев стали называть обидным прозвищем "гансы". Если Фрейд, который восхищался новой Германией, читал в 1908 году английские газеты, он нашел в них прискорбное недружелюбие. Англичане не были в восторге от немецкого перевооружения и немецких амбиций. Газета "Дейли мейл" требовала расширения военного флота. Воздушный корабль графа Цеппелина порядочно испугал их, пролетев тем летом над Европой. Фрейд приехал в Англию через Гарвич и провел там две недели. Его сводные братья со своими семьями были частью английской жизни. "Э. Фрейд и сын", компания, торгующая бакалеей и имеющая телеграфный адрес "Фрейд, Манчестер", теперь управлялась сыном Эммануила по имени Соломон, которого обычно звали Сэм. Ему уже было почти пятьдесят. Сэм и его сестра Берта остались от пятерых детей, родившихся у Эммануила и Мари в Британии. Остальные трое умерли в младенчестве. Двое детей, которые родились до отъезда семьи из Фрейбурга, те самые Джон и Полина, детские товарищи Фрейда по играм, выросли в Манчестере. Полина там и оставалась, в отличие от Джона. После поездки в Англию в 1875 году Фрейд очень восхищался им, "англичанином во всех отношениях". Этот "прекрасный образчик" остался для нас загадкой, потому что после 1870-х годов он исчезает из истории семьи, а в Британии не существует записей о его браке или смерти. Второй сводный брат Фрейда, Филипп, все еще жил в Англии со своей бирмингемской женой и двоими детьми, и Фрейд увиделся и с ним. Как и Эммануилу, Филиппу было уже больше семидесяти. Для семьи, настолько плодовитой вначале, манчестерская ветвь оказалась удивительно немногочисленной. Дети Эммануила - Сэм, Полина, Берта и (насколько нам известно) Джон - так и не вышли замуж и не женились. Есть данные о том, что их отец был тираном в семье, что, возможно, объясняет, почему Джону нужно было исчезнуть, чтобы спастись от своего отца. Быть может, он просто взял другое имя и уехал подальше. Дочь Филиппа вышла замуж в среднем возрасте и не имела детей. С ее смертью в 1951 году закончилась линия манчестерских Фрейдов. Эммануил хотел показать Зигмунду английское побережье, и они побывали в Блэкпуле, курорте для промышленных рабочих, а также провели четыре дня в более утонченном месте под названием Литам святой Анны. Вторую неделю Фрейд провел в Лондоне один, гуляя в парках, отмечая "волшебную" красоту английских детей, рассматривая египетские древности в Британском музее и английские картины в Национальной галерее. Возвратившись на континент, он в каком-то смысле продолжал отдыхать, проведя четыре дня со своим соратником в Цюрихе. Юнг показывал ему дом, который строил себе у Куснахта, на восточном берегу озера Цюрих. Здание напоминало резиденцию джентльмена восемнадцатого века. К нему был пристроен причал для яхты, на которой он любил плавать по неспокойному озеру. Над входом в дом была надпись на латинском языке, гласившая, что Бог с нами независимо от нашего желания. Если строительство в Куснахте и говорило Фрейду о том, что Юнг хочет жить в большем уединении, чем его учитель, он никак не показал, что заметил это. Он сам иногда чувствовал потребность в сельской жизни и южном солнце, но городская квартира и друзья из Девятого округа занимали важное место в его жизни. Он избегал одиночества, так привлекавшего Юнга. В Лондоне Фрейд жаловался на то, что ему одиноко, и после краткого перерыва, проведенного в Цюрихе, для последних дней отдыха он выписал себе Минну, своего лучшего друга, и они вместе провели время в приятных мечтах у итальянского озера. Тем не менее почти все, что делали Фрейд и Юнг, сближало их. Первое письмо Фрейда после этого посещения начиналось словами "мой дорогой друг и наследник". Начал обретать форму первый номер "Ежегодника": из пяти статей главное место было отведено работе о маленьком Гансе. Фрейд считал, что его судьба навеки связана с Юнгом. В январе 1909 года он писал: Если я Моисей, то ты Иешуа, которому будет принадлежать земля обетованная психиатрии, на которую я смогу лишь смотреть издалека. Ближе к концу марта Юнг с женой должен был приехать в Вену. Они никак не могли договориться о точной дате, и, объясняя возникшие проблемы в письме от 7 марта, Юнг сообщает Фрейду о пациентке, с которой у него связаны сложности. Это была та самая русская студентка Сабина Шпильрейн, но Юнг не сказал Фрейду ни ее имени, ни всей правды. Он написал, что вылечил женщину от "очень стойкого невроза", а она отплатила ему тем, что устроила "мерзкий скандал лишь потому, что я отказал себе в удовольствии дать ей ребенка". Негодующий Юнг заявил, что всегда вел себя как джентльмен, но "вы же знаете, как это бывает - дьявол может из самого чистого сделать грязь". Фрейд тут же пишет "сыну и наследнику" ободряющее письмо. Он действительно слышал рассказы о женщине, которая представилась одному коллеге любовницей Юнга, и предположил еще тогда, что она невротичка. "Быть жертвой клеветы и обжигаться любовью, с которой мы сталкиваемся, - таковы опасности нашего ремесла", - замечает он. Вероятно, Шпильрейн была любовницей Юнга. В любом случае, он был очень увлечен ею - странная связь для того, кто (позже это стало явным) так и не смог убедить себя в правоте Фрейда о том, что секс - ключ к личности человека и его неврозам; для того, кто хотел найти в своей душе нечто лучшее, чем сексуальные инстинкты. Оба делали вид, что этому событию не стоит придавать значения. Но это заметно между строк письма, написанного Фрейдом об американском взгляде на секс (каким он его считал). Фрейд говорит о "вашем" ханжестве вместо "их" (эту оговорку Юнг отмечает с "дьявольской радостью") и добавляет: Мы заметили это ханжество, которое раньше было еще хуже, чем сейчас. Теперь я могу с ним смириться. Я говорю о сексуальности открыто. История со Шпильрейн напомнила Юнгу о том, как сильны его собственные сексуальные желания; возможно, и о том, какую пользу могло бы принести признание в этом учителю, если бы он заставил себя это сделать. Вместо этого (как можно предположить) он использовал историю Минны - о том, что они с Фрейдом любовники, - в качестве противоядия от своей собственной слабости, превратив предположение в факт, чтобы человек, которому он мог бы исповедоваться, не был достоин этого признания. В их взаимоотношениях с самого начала наблюдается борьба за власть: Юнг всегда был заинтересован в том, чтобы авторитет Фрейда упал. Связь не была счастливой ни для Юнга, ни для Шпильрейн. Юнг был известным психиатром в богобоязненном городе, благополучным гражданином и главой растущего семейства - Эмма Юнг в конце 1908 года родила второго ребенка. Шпильрейн в 1905 году, когда Юнг начал лечить ее, было двадцать лет. Она была еврейкой хрупкого телосложения, очень умной, но страдавшей от серьезных нарушений психики. Семья послала ее за полторы тысячи километров из Ростова-на-Дону, для того чтобы она вылечилась и получила медицинское образование. Шпильрейн была полностью во власти Юнга, а также своего воображения. Ею управляли фантазии о власти и магии, которые, в свою очередь, возможно, слились в мозгу Юнга с его собственными представлениями о сверхъестественном. К 1908 году Юнг уже писал ей нежные письма, в одном из которых четко говорил, какая ему нужна любовница: человек, который мог бы любить "не наказывая, не лишая другого человека свободы и энергии". Шпильрейн хотела другого. Она мечтала о том, чтобы родить от Юнга ребенка, которого бы звали Зигфрид - это имя она явно выбрала из-за его важной роли в немецкой мифологии (и вагнеровских операх), где фигурирует герой Зигфрид - сын Зигмунда и Зиглинды. Похоже, она думала, что в этом реально-мистическом ребенке соединятся еврейский элемент - она и Фрейд, о котором она была хорошо проинформирована, - и арийский в виде Юнга. Связь имела неприятные последствия. Госпожа Шпильрейн в России получила анонимное письмо с предостережением о том, что ей следует спасать дочь, пока Юнг не обесчестил ее. Вероятно, оно было написано госпожой Юнг, но все обстоятельства этой истории до сих пор не выяснены, даты не точны, большая часть корреспонденции Юнга все еще не доступна, а самые подробные данные исходят от самой жертвы - Сабины. Госпожа Шпильрейн написала Юнгу письмо, умоляя его отказаться от Сабины, и получила яростный ответ о том, что врачи не преступают границ с пациентами, потому что им платят за внимание. Я предложил бы вам - если вы хотите, чтобы я строго придерживался своей роли врача, - заплатить мне компенсацию за беспокойство. В таком случае вы можете быть абсолютно уверены, что я буду соблюдать свой долг врача при любых обстоятельствах. Сабина устраивала ему сцены, которые достигли высшей точки - дата неизвестна - во время физического столкновения, когда она держала в окровавленной руке нож. Возможно, это произошло в кабинете Юнга в "Бургхельцли". Она выбежала к коллегам-женщинам с криком: "Это не моя кровь, а его. Я убила его!" После этого эпизода она стала считать Фрейда "ангелом спасения". Отправляя 7 марта Фрейду письмо о "мерзком скандале", Юнг знал, что это повлечет за собой неприятности. Если Фрейд уже что-то слышал о его любовнице, в Цюрихе наверняка тоже ходили об этом слухи. Блейлер, главный врач "Бургхельцли", относился к сексуальным приключениям не лучше, чем к алкоголю. Психоанализ он воспринимал двойственно, и Юнг начал отдаляться от него. В конце марта Юнг ушел из больницы. Несомненно, это входило в его планы зажить так, как ему хочется. Дом в Куснахте, часть этих же планов, этой весной был закончен. Однако разрыв с больницей мог быть ускорен опасениями, связанными со Шпильрейн. Посещение Юнгами Вены длилось с 25 по 30 марта 1909 года, с четверга до вторника. Юнги жили в гостинице "Регина", любимом месте психоаналитиков, находившейся рядом с Обетованной церковью у самого северо-западного края Рингштрассе, в нескольких кварталах от Берггассе. О чем Фрейд и Юнг говорили и что они делали, неизвестно, если не считать последнего вечера. Кульминацией визита стало официальное объявление Фрейдом Юнга своим "наследником и крон-принцем", событие, о наступлении которого он говорил в письмах. Если бы Юнг не был трезвенником, они выпили бы по этому случаю марсалы. Скорее всего, церемония в этом случае свелась к взгляду друг другу в глаза, рукопожатию и скупой мужской слезе. Как вспоминал Фрейд в своем письме Юнгу в следующем месяце, "Я официально принял тебя как старшего сына и помазал тебя in partibus infidelium [в областях неверующих]". Это произошло в квартире Фрейда, в одной из двух комнат, которые он отвел для себя*. Позже в тот же вечер во время беседы Юнг поднял вопрос оккультизма. Скорее всего, он сделал это при Фрейде впервые, а тот, как и следовало ожидать, заявил, что все это бессмыслица. Раздраженный Юнг почувствовал "странное ощущение" в груди, "как будто моя диафрагма была железной и докрасна раскаленной - пылающей пещерой". За этим последовал громкий треск в книжном шкафу. * До 1907 года сестра Фрейда Роза и ее муж Генрих Граф жили в соседней с Фрейдами квартире со своими двумя детьми. Когда они за год до смерти Графа переехали, две квартиры объединили в одну и Фрейд смог перейти с нижнего этажа в более просторные апартаменты. Оба испугались. Юнг назвал это "феноменом каталитической экстеоризации" (впоследствии парапсихологи переименуют это в "психокинез"), а Фрейд - чепухой. "Герр профессор, - возразил Юнг, - через мгновение раздастся новое громкое доказательство", - и так действительно произошло. Фрейд увидел другого Юнга - ясновидца, читающего мысли и раскалывающего ножи усилием воли. "Мои странности", как называл это Юнг впоследствии. Это был особенный вечер, ставший предвестником будущих неприятностей. В письме Фрейду после этого Юнг выражался агрессивно и независимо: Тот последний вечер с вами, к счастью, избавил меня от подавляющего ощущения вашей отцовской власти. Мое бессознательное отпраздновало это впечатление великим сном, который занимает меня уже несколько дней. Я только что завершил его анализ. Надеюсь, теперь я свободен от всех ненужных помех. Ваше дело должно и будет процветать. Едва ли такого ответа ждал Фрейд от новоявленного кронпринца, и наверняка загадочное упоминание о "великом сне" Юнга вызвало его недоумение. Юнг, как и Фрейд, использовал сны в своих целях. Но он видел в них путешествия личности по пространству и времени, а не раскапывание погребов, заполненных хламом детских впечатлений. Позже он описал несколько из своих "великих снов". Сон, о котором шла речь в его письме после посещения Вены, мог быть тем, в котором он шел по гористой местности на границе Швейцарии и Австрии и повстречал сварливого старого таможенника. Он был мертвым, но в то же время "одним из тех, кто не мог толком умереть". Юнг определил границу стран как грань, разделяющую сознательное и бессознательное, взгляды Фрейда и его собственные. Призрак был Фрейдом, а сон, когда бы он действительно ему ни приснился, выражал желание его смерти. И тем не менее, как писал Юнг впоследствии, в то время он хотел продолжать работать с Фрейдом и "с искренним эгоизмом пользоваться его богатым опытом". Фрейд ответил на письмо, сохраняя спокойствие. Он лишь упрекнул Юнга, если это можно считать упреком, что ему кажется странным, что в тот вечер, когда Юнг получил статус крон-принца, ты лишил меня моего отцовского достоинства, и это, похоже, доставило тебе не меньше удовольствия, чем мне, с другой стороны, присвоение тебе этого звания. Почти все письмо было посвящено оккультным явлениям. Фрейд признался, что "полтергейст" произвел на него впечатление. Он начал обращать внимание на звуки в шкафах и слышал только скрип, никак не связанный с его мыслями, причем это никогда не совпадало с его мыслями о Юнге. Его желание поверить во все это "исчезло вместе с магией твоего личного присутствия", и я вижу перед собой лишенную жизни мебель, как поэт - утратившую богов Природу, после того как боги Греции ушли [ссылка на стихотворение Шиллера]. И значит, я снова надеваю свои отцовские очки в роговой оправе и советую моему дорогому сыну не слишком увлекаться. Итак, Фрейд не забыл об этом случае. Он сидел и думал о Юнге, стараясь повторить его. И, придя к выводу о том, что ничего не может быть, в первой половине письма, во второй части он пишет о своем увлечении цифрами и датами смерти, как будто хочет показать Юнгу, что симпатизирует иррациональным убеждениям, в то же время понимая, что им есть рациональные объяснения. В 1909 году теплое отношение Фрейда к Юнгу было непоколебимым. Он спокойно отнесся к истории с Сабиной Шпильрейн. Когда она обратилась к нему в конце мая из пансиона в Цюрихе, написав, что хочет поговорить с ним "о чем-то очень важном для меня", он переслал ее письмо Юнгу с невинным вопросом: кто это может быть - сплетница, болтунья, параноик? Вероятно, он догадался, что это и есть таинственная скандалистка Юнга, и последнему пришлось признать это. Юнг сказал, что порвал с ней, потому что она "последовательно планировала мое совращение... А теперь она хочет отомстить". Кроме того, она распространяла слухи о том, что он хочет развестись с женой и жениться на ней. От знатока истерии пришел утешительный ответ. Хотя таких серьезных проблем у Фрейда никогда не было, "в нескольких случаях он был очень близок к этому и едва спасся". Только то, что он был на десять лет старше Юнга, когда пришел в психоанализ, спасло его от подобного, по его словам. Но эти случаи помогают Юнгу выработать в себе неуязвимость. Это "неприятность, обернувшаяся благом". Между Веной и Цюрихом циркулируют полные беспокойства письма. Фрейд убеждает Шпильрейн, что его друг Юнг неспособен на низкие поступки. Шпильрейн заверяет Фрейда, что ее главное желание - расстаться с другом полюбовно, и приводит цитаты из оскорбительного письма, написанного Юнгом ее матери. Фрейд советует Юнгу не винить себя, потому что "небольшие взрывы в лаборатории" (пациенты - это, видимо, эксперименты) неизбежны. Шпильрейн говорит Фрейду, что "вы хитры", потому что он выслушал обе стороны. Она пишет, что поговорила с "негодяем", который пообещал сказать Фрейду всю правду. Юнг признался, что Шпильрейн не виновата в том, что его письмо к ее матери было "обманом, в котором я неохотно признаюсь вам как своему отцу". Тем не менее он продолжает лгать об этой связи. Фрейд извинился перед Шпильрейн и сказал Юнгу больше не беспокоиться. Мир был восстановлен. Репутация Юнга не пострадала. Вместо Шпильрейн появилась другая женщина. Летом 1909 года обоих занимало нечто более интересное: они ехали в Америку, как и Шандор Ференци из Будапешта. Фрейд получил приглашение в прошлом декабре и отнесся к нему отрицательно. Он относился к Новому Свету двойственно, как многие европейцы, хотя в молодости подумывал о том, чтобы уехать туда (или в Англию), но остался в мире, который понимал лучше. За океаном он видел карикатурную землю, населенную ханжами, боготворящими доллар. Теперь, когда университет Кларка в Вустере (штат Массачусетс) пригласил его прочитать серию лекций в июле 1909 года, Фрейд был раздражен, что в качестве гонорара ему предлагают слишком мало. "Конечно, - сообщал он Юнгу, - американцы платят за дорожные расходы всего четыреста долларов". Обычно июль был очень оживленным месяцем в его практике, поскольку он старался принять всех пациентов до того, как отправиться на отдых. Фрейд отказался принять приглашение, рассказав в своем кругу, что университет Кларка слишком самонадеян, если думает, что он ради лекций будет приносить какие-то жертвы. "Америка должна приносить деньги, а не стоить их", - писал он Ференци, добавляя пару слов и о второй части карикатурного образа, ханжестве. "Между прочим, нас могут очень скоро вывалять в грязи, как только обнаружат сексуальную подоплеку нашей психологии". То же он сказал Юнгу: когда американцы поймут связь теории с сексом, они "бросят нас". Он относился к Америке по-европейски пренебрежительно. И он, и Юнг жаловались на ведущего бостонского психиатра Мортона Принса, который интересовался психоанализом, но тревожился по поводу его сексуального подтекста. Он был на два года старше Фрейда, но вел себя с такой добродушной уверенностью, которую новичкам не следовало демонстрировать, разве что если бы они обладали исключительным талантом. Юнг упоминал о "слабом ветерке ханжества, дующем из Америки, для улавливания которого у Мортона Принса, похоже, есть особый орган". В Принсе они видели пуританские ценности. Фрейд мог бы заметить те же качества в англичанах, но он любил Англию и закрывал на это глаза. Если у него и были серьезные сомнения по поводу посещения Америки, хотя это маловероятно, они полностью исчезли в феврале 1909 года, когда университет Кларка прислал повторное приглашение. Гонорар возрос до семисот пятидесяти долларов, лекции нужно было проводить в течение второй недели сентября, а Фрейду обещали почетную степень. В начале июня, когда история со Шпильрейн стала сходить на нет, приглашение получил и Юнг. За семь недель до отправления Фрейд уже складывал свой гардероб: костюмы, фрак, смокинг, теплое пальто для морского путешествия. Он шутливо говорил Ференци, что нужно купить цилиндр по прибытии, "учитывая сложность его транспортировки", а затем "выбросить его в океан перед возвращением назад". Но он знал, что к Америке нужно относиться серьезно. Психоанализ - это товар, а Фрейд был экспортером-монополистом. Глава 21. Америка Небольшой и нетрадиционный университет Кларка, что в шестидесяти пяти километрах от Бостона, был основан в 1887 году сыном фермера Джонасом Кларком, который в молодости не мог получить образование. Престарелым ректором, также возглавлявшим аспирантуру, был психолог Г. Стэнли Холл, который настойчиво стремился сделать университет знаменитым и выпускать докторов психологии. Неделя лекций, в которой должны были участвовать Фрейд с Юнгом, стала частью мероприятий, посвященных двадцатилетнему юбилею университета. Рассказывая об этом Юнгу, Фрейд писал "двадцатилетний (!) юбилей", чтобы показать, какого он мнения об американских временных масштабах по сравнению с Европой. Фрейд наверняка знал, что этот университет достойный, но не в числе первых, а его соперник Пьер Жане побывал в Америке за три года до него и был гостем Гарварда, Джона Хопкинса и Колумбийского университета. Американцы больше знали о Жане, взгляды которого на бессознательное не были в такой степени сосредоточены на сексуальности и не так их беспокоили. И все же университет Кларка был хоть каким-то плацдармом. Холл долго проработал в Европе - в общей сложности шесть лет, - причем часть этого времени он посвятил экспериментам по словесным ассоциациям задолго до того, как этой темой занялся Юнг. Идея сексуальных теорий в психологии не беспокоила его, хотя он понимал, что в сфере, связанной с образованием, нужно быть осторожным В Америке, как и в Великобритании, существовало твердое общественное убеждение, что сексуальные действия имеют для приличных людей только одну цель - производить на свет детей, и только в браке. По американским стандартам, континентальная Европа была явно аморальной, а Британия - лишь немного меньше. Холл сбежал от пуританского детства на ферме Новой Англии. "Полдюжины полок" в его библиотеке уделялись книгам о сексуальных вопросах. В университете Кларка был курс психологии секса, освещавший такие темы, как мораль, болезни, развод, скромность, проституция, плодовитость и евгеника. Неплохо для шестидесятипятилетнего человека, живущего в консервативном климате Новой Англии. Как позволяет предположить замечание Фрейда, сделанное после посещения Америки, Холл не соответствовал обобщенному карикатурному образу соотечественников. Кто бы мог подумать, что в Америке, лишь в часе езды от Бостона, есть респектабельный пожилой джентльмен, с нетерпением ожидающий следующего номера "Ежегодника", читающий его и все понимающий, который затем, по его собственному выражению, звонит для нас в колокола? Еще до отъезда Фрейда в Америку Эрнест Джонс сообщал ему о жизни в Новом Свете из Канады, где он ухитрился найти какое-то место в университете в Торонто. Он принимал пациентов, писал статьи и с уверенностью ожидал скорого получения звания профессора психологии. Его сопровождала женщина, которую он называл своей женой, богатая и жизнерадостная голландская еврейка Лоу Канн (именно она когда-то помогала финансировать его путешествия по Европе). Для приличия он говорил всем, что они женаты. В письме Фрейду он упоминает, что ищет в Торонто дом для "своего гарема" - такой веселой фразой он описывает своих домашних "жену", двух сестер из Уэльса, присоединившихся к нему, и двух служанок. Три месяца спустя - это было вскоре после первого признания Юнга о Шпильрейн - Фрейд передает эту шутку о гареме Юнгу, возможно, думая, что в этот момент юмор не помешает. Но Юнг воспринимает фразу буквально. "То, что вы говорите о Джонсе, поразительно, - ответил он, - но это сочетается с некоторыми его выражениями, которые меня очень удивляли". Джонс не мог избавиться от своей репутации. Для Фрейда он уже стал "смышленым учеником" и играл эту роль в течение всей его жизни. Он никогда не был знаменит подобно Флису или Юнгу, и это было безопаснее для дружбы. Если Джонс возражал ему, это не вызывало большой обиды. С самого начала он бомбардировал учителя письмами, давая ему советы как старому другу, при необходимости делал комплименты, предупреждал об опасностях, характеризовал коллег - как неофициальный начальник штаба. В 1909 году, после одного посещения Бостона превратившись в специалиста по американским вопросам, он утверждал, что тамошние психиатры хотят только делать деньги, предупреждал Фрейда об антисексуальных настроениях и сообщал, что Брилл, обосновавшийся в Нью-Йорке, написал глупую статью. Если говорить о более конструктивных предложениях, он посоветовал Фрейду давать лекции на английском языке и ограничиться только сновидениями. Фрейд предпочел немецкий, но позволил себя убедить во втором случае и прочитал обширное введение в психоанализ. Три путешественника - Фрейд, Юнг и Ференци - встретились в Бремене 20 августа, за день до того, как сесть на новый лайнер компании "Норт Джерман Ллойд" под названием "Джордж Вашингтон". Тысячи евреев-эмигрантов из Восточной Европы постоянно мигрировали через Гамбург и Бремерхафен, бременский порт в устье реки Везер. Они отправлялись (с меньшим шиком) в Америку в поисках новой жизни. Всего за десять лет до 1914 года из этих двух портов выехало семьсот пятьдесят тысяч евреев, причем некоторые из экономии путешествовали по Европе в опечатанных вагонах. Если Фрейд и его спутники и заметили их, они об этом не упоминали. В корабельной конторе Фрейд, к своему неудовольствию, узнал, что вместе с ними едет Уильям Штерн, профессор философии из Бреслау, который тоже собирался читать лекции в университете Кларка. Штерн, который впоследствии попал в университет Дюка, был довольно известен. Вскоре после этого события он ввел в науку понятие, приведшее к созданию принципов тестирования коэффициента умственного развития. Но однажды он написал на "Толкование сновидений" прохладный отзыв и заработал в глазах Фрейда характеристику "отвратительного человека". Раздражение Фрейда усугубилось тем, что в списке пассажиров имя Штерна было написано верно, а его - с ошибкой (Freund вместо Freud). День до отправления они провели осматривая местные достопримечательности. Ференци размахивал "толстой кипой грязных банкнот... черных с одной стороны и зеленых с другой" - это были первые доллары, увиденные Фрейдом. Они зашли в собор и осмотрели обитый свинцом погреб, где сохранились в мумифицированном состоянии трупы. Этот визит имел свои последствия. За обедом в ресторане Юнг объявил о своем решении прекратить воздерживаться от спиртного. Они все за это выпили. Вскоре после этого, за лососиной, Фрейд "покрылся сильной испариной и почувствовал слабость" и ему пришлось отставить еду в сторону. До того он плохо спал, а на ночном поезде в Бремен пил пиво, поэтому он не придал приступу большого значения. Об этом рассказывается в дневнике, который Фрейд вел в течение первой половины путешествия*. Юнг, описывая этот случай более пятидесяти лет спустя, утверждал, что Фрейд упал в обморок, а произошло это из-за разговора, о трупах в погребе. Фрейд жаловался, будто эти разговоры о мертвых означают, что Юнг желает его смерти. Юнг, вспоминая это, сказал, что его "встревожила сила его [Фрейда] фантазий". Что бы там ни случилось, на их времяпрепровождении это не сказалось, и они продолжили осмотр города в автомобиле, который наняли по настоянию Юнга. Они видели группу военных, возвращавшихся в город с летних маневров, и Фрейд саркастически отметил (в своем дневнике), что, "конечно, [их] подвергнет тщательной инспекции капитан швейцарской армии". На следующий день они выплыли из Бременхафена. Лайнер зашел в Саутгемптон и Шербур, взяв на борт новых пассажиров, а затем отошел от берегов Европы и начал свое семидневное путешествие через океан. Погода стояла сырая и туманная, море было спокойным. Три психоаналитика почти все время проводили вместе. Когда Фрейд увидел, как негодяй Штерн задержал на палубе Юнга, он крикнул: "Доктор, ну когда вы, наконец, закончите этот разговор?" После этого, как Фрейд написал в своем дневнике, "потрепанный еврей в смущении удалился". Несомненно, Штерн был для него одним из "неправильных" евреев, как и те шумные толпы, спасающиеся с востока от погромов и бедности на эмигрантских кораблях. Пересекая Атлантический океан, они проводили психоанализ друг над другом, но неизвестно, насколько обширный и при каких условиях. В письме Фрейду по возвращении в Европу Ференци писал о "размышлениях, в которые я погрузился на корабле после довольно болезненного осознания своей инфантильности в отношениях с вами". В другом письме он пишет о "menage a trois"** на "Джордже Вашингтоне". Джонс говорит в своей биографии, что это был "групповой анализ", где каждый подвергался одновременному анализу со стороны остальных. * Этот дневник опечатан и хранится в библиотеке конгресса. При жизни Анны Фрейд он на краткое время был открыт, и его использовали в книге, вышедшей в свет только в 1993 году. ** "группе из трех человек" (фр.). - Прим. перев. Юнг ничего не сообщал о Ференци, но описал в знаменитом абзаце из своей книги "Воспоминания, сны, размышления", чернящем Фрейда, как тот скрыл детали своей личной жизни, которые помогли бы объяснить сон, со словами: "Я не могу рисковать своим авторитетом", и тем самым потерял весь авторитет в глазах Юнга. Юнг не говорит, было ли это на борту "Джорджа Вашингтона", а в другом труде упоминает, что анализировал Фрейда уже в Америке. Так или иначе, в описании из "Воспоминаний" он выставляет себя в наилучшем свете. Его соперник в момент написания книги был двадцать лет как мертв, Эрнеста Джонса не было на свете пять лет, и никто уже не мог доказать его неправоту. Все они занимались сновидениями. В какой-то момент путешествия Юнгу приснился самый знаменитый из его снов - сон о доме, где комнаты, когда он спускается вниз, становятся все древнее, пока в подвале он не видит римские античные стены, а под полом пещеру, где сохранились куски доисторической керамики и два черепа. Возможно, навеянный домом, построенным Юнгом у озера, этот сон рассказал ему, что в человеке скрыты воспоминания, принадлежащие истории всего человечества, а не его личной жизни. На основе этой идеи он разработал концепцию "коллективного бессознательного". Подходящий сон для того, кто хотел выйти из-под власти другого человека и развивать свои собственные идеи. В своих "Воспоминаниях" он с удовольствием описывает слабые попытки Фрейда истолковать его сон, то, как он задумывался, чьи это черепа и чьей смерти Юнг может желать. Наконец Юнг снисходит до признания и говорит, что черепа, должно быть, принадлежат "моей жене и ее сестре", зная (как он написал), что это неправда, поскольку в то время он был недавно женат и у него не было причин для желания смерти жены. Напротив, в действительности Юнг был женат тогда уже шесть лет, только что избавился от назойливой Шпильрейн и был с женой в натянутых отношениях. Но сон очень удачно подходил для того, чтобы умалить достоинства Фрейда. Идея о женах и их сестрах, возможно, даже являлась жестоким намеком на предполагаемый адюльтер Фрейда с Минной. Когда читаешь об этих видениях аналитиков, создается впечатление, что заглядываешь в их душу. Но эта информация неполна и слишком предвзята даже для биографии, которая всегда основывается на неполных и предвзятых сведениях. Рассматриваемые события часто оказываются просто эмоциональными состояниями, описание которых в глазах читателя ни к чему не приводит. Мы заглядываем в их личную жизнь, ничего этим не добиваясь. Фрейд ссылается на какую-то личную беседу, когда пишет Юнгу после американского приключения: "Мое бабье лето, о котором мы говорили во время путешествия, печально увяло под давлением работы", - и добавляет: "Я примирился с мыслью о том, что я стар". Это вершина какого айсберга? Имел ли Фрейд в виду под "бабьим летом" ту свободу, которую он почувствовал, когда у Марты (в августе 1909 года ей исполнилось сорок восемь) прошел климакс? До нас дошло всего несколько слов, а об остальном можно только догадываться. Они приплыли в Нью-Йорк, и, когда корабль подходил к берегу, Фрейд якобы повернулся к Юнгу и сказал: "Неужели они не знают, что мы везем им чуму?" Газеты незамедлительно сообщили о прибытии профессора "Фрейнда". Торжество в университете должно было начаться больше чем через неделю, и компания провела почти все это время в Нью-Йорке, а Брилл был их экскурсоводом. Он жил в районе Центрального парка, который Фрейд счел "лучшей частью города". С тех пор там живут и работают психоаналитики. Они осмотрели еврейский квартал в нижнем Ист-Сайде и Китайский квартал рядом с ним, посетили Метрополитен-музей, побывали в кино (с большим комфортом, чем в Риме на открытом воздухе), Американский музей естественной истории, сумасшедший дом, а также Кони-Айленд, где ярко освещенные аллеи нового луна-парка затмевали сады Пратера. Все трое страдали от хронического несварения желудка и диареи. Фрейд взял на прокат автомобиль, чтобы навестить сестру Анну и ее мужа Эли Бернейса, которые жили в Морнингсайд-Хайтс, возле Колумбийского университета. Эли теперь разбогател, но это не сделало его более приятным в глазах шурина, попрежнему считавшего его банкротом, волокитой и уклоняющимся от армии. Дома Фрейд никого не застал и предположил, что Анна с детьми куда-то уехала. "Для одного же Эли, который, наверное, где-то в городе, - писал он семье, - я не сделаю ни шага". Как раз неподалеку от Колумбийского университета, после того как Брилл показал им психиатрическую клинику при университете, где он работал, произошла одна пренеприятнейшая сцена. Они - Фрейд и Юнг, а также, возможно, Ференци и Брилл - были на Риверсайд-драйв (дороге вдоль реки Гудзон) или возле нее. Компания восхищалась видом на высокие горы Нью-Джерси. Фрейд не сдержал позыва и намочил брюки. Рассказал эту историю Юнг, не в своих мемуарах, написанных в 1961 году, а за десять лет до того, в разговоре с профессором Солом Розенцвейгом из Торонто, который впоследствии использовал это в своей книге, опубликованной сорок один год спустя. Розенцвейг добавил, что Юнг "похоже, получал особое удовольствие от разоблачений Фрейда". В рассказе Юнга не было подробностей о самом казусе, но он сообщил, что Фрейд боялся повторения инцидента в университете Кларка. Юнг предложил проанализировать его и попытаться определить, какая за этим кроется психическая проблема. Юнг считал, что виноваты амибиции - позыв помочиться представлял собой инфантильную попытку привлечь внимание людей к своей персоне. Сам Фрейд в 1908 году замечал о связи между недержанием мочи (например, ночью) и амбициями. Но он отрицал в разговоре с Юнгом, как и обычно, что ему свойственна амбициозность. По мере продолжения анализа (где это было, сколько раз, как долго?) Фрейд рассказал ему о сне, для толкования которого Юнгу потребовалась какая-то личная информация. Тот отказался ее предоставить, поскольку это означало бы утрату авторитета. Очевидно, это был тот самый сон на борту "Джорджа Вашингтона", который Юнг описывает в "Воспоминаниях" в 1961 году, не упоминая об инциденте с мочевым пузырем. В разговоре с Розенцвейгом Юнг характеризует Фрейда с отрицательной стороны дважды: он становится уклончивым слабым стариком, который имеет большие амбиции, а сам не в состоянии контролировать собственный организм*. * В разговоре с Джоном Биллински, который якобы произошел в 1957 году, Юнг рассказал, что Фрейду во время этого путешествия снился он сам. Марта и Минна, и добавил, что у Фрейда были "психосоматические проблемы, и ему, например, приходилось мочиться каждые полчаса". Туалетные привычки очень немногих великих людей получили такую безжалостную огласку. Эта история вполне вероятна. Сам Фрейд признавался, что у него проблемы с мочеиспусканием, связанные, по его словам, с гипертрофией простаты - увеличением предстательной железы, которое бывает у мужчин среднего и пожилого возраста и заставляет их часто мочиться. Впоследствии его проблемы усугубились. В разговоре с Джонсом (дата неизвестна) он винил Америку, где испытывал большие неудобства: "Они ведут вас через целые мили коридоров, и в конце концов вы оказываетесь на самом нижнем этаже и встречаетесь с 'мраморным дворцом' - как раз вовремя". Пожилые люди, зная, что частые посещения туалета - признак надвигающейся старости, неохотно демонстрируют свою слабость в компании тех, кто моложе. Среди тех, кто сопровождал Фрейда у Риверсайд-драйв, еще никто не достиг возраста, в котором появляются проблемы с простатой. Возможно, из гордости Фрейд упустил возможность сходить в туалет в Колумбийском университете - отсюда и неприятные последствия полчаса спустя. Едва ли это связано с какой-то психологической трагедией. Впрочем, именно в такие игры Фрейд сам научил играть аналитиков. Эрнест Джонс, который на некоторое время уезжал в Европу на конференцию, присоединился к ним на Манхэттене два дня спустя после посещения Фрейдом Колумбийского университета. В тот же вечер, 4 сентяб