У меня в руках был небольшой шелковый платок. Синий, в белый мелкий горошек. Я понюхал его; запах духов был еще отчетливо слышен. Я почему-то подумал о Ней. Не в смысле, что это Ее платок, а просто сразу подумал о Ней. Сердце застучало не быстрее, а сильнее. - Неудобно как-то! А вдруг найдется хозяйка? - вяло сказал я. Мне понравился платок, я хотел его взять, но нужно было соблюсти приличия. - Давно его вожу. Бери. Знаешь, сколько у меня всего оставляют! Пол-Москвы можно нарядить. - Лучше вы тогда его какой-нибудь женщине подарите, - не унимался я. - Платок красивый и не дешевый. - Какой женщине?! - сказал он и оглянулся. - Что ты! Я же тебе сказал уже, я слушаю музыку "для тех, кто отлюбил". Понятно?! Без восемнадцати минут шесть мы подъехали к ресторану. Я вышел из машины этого славного человека. Мне так и не удалось найти решения, сколько дать ему на чай... Я дал чуть больше обычного. Простился с ним как-то неловко, остался собой недоволен. Он поехал вдоль по улице, я посмотрел ему вслед. Посмотрел скорее ритуально. Так я выразил благодарность. Мне повезло с этим человеком. Больше получаса жизни я прожил интенсивно и интересно. Через секунду после того, как он скрылся из вида, я понял, что забыл свои перчатки у него в машине. *10* Город вокруг меня приобрел какие-то иные очертания. В нем появилась опасность. Мой взгляд теперь был не рассеянным, направленным немного вперед и вниз. Мой взгляд теперь пронзал улицу далеко. Я сначала оглядывал панораму перед собой, а потом анализировал детали. Мой взгляд стремился вперед и пытался заглянуть за углы. Таким образом я осмотрелся вокруг. Знакомого Мерседеса нигде не было. Тогда я зашел в ресторан. Я не сомневался, что Макс уже здесь. Первым делом я отдал верхнюю одежду, получил номерок. Номер 53. Мне это ничего не сказало. Число было какое-то невыразительное, и магии цифр в нем не было. Потом я зашел в туалет. Я снял пиджак, повесил его на дверь кабинки, подошел к умывальнику и взглянул в зеркало. Я себе понравился. За последний месяц я не то чтобы похудел, а осунулся. Изможденное лицо, блестящие усталые глаза, белая рубашка - очень хорошо! Чтобы вымыть руки, я поддернул рукава и обнаружил, что манжеты уже просто черные. Конечно! Давно не мытая машина, поездка в метро, посещение стройки... Москва... Я расстегнул рубашку до пупа и стал влажной рукой чистить ворот. Мелких-мелких волосков было много, я мочил руку под краном и собирал волоски. Потом застегнулся почти до верха и повязал на шею подарок таксиста. Скользкий шелк лег на шею, как спасение от мук. Я не стал делать пышный узел. Получилось красиво. Мой вид стал сразу не сегодняшним и нездешним. Я улыбнулся. Но, к сожалению, рубашка была уже не свежей. Я наклонил голову и понюхал у себя подмышками. Образ в зеркале сразу перестал быть безупречным. Я развел руками, глядя в глаза своему отражению. Потом закатал рукава на два оборота, чтобы скрыть грязные манжеты, надел пиджак и постарался уловить запах духов от платка. Я различил его, в последний раз взглянул в зеркало... И, все-таки, остался доволен. Макс сидел в дальнем углу зала у окна, лицом ко входу. Он увидел меня, как только я вошел в зал. Он увидел меня и сразу засмеялся от радости. Он был причесан, свеж, но на лице у него оставалась все та же дурацкая борода. Когда я приблизился к столу шагов на восемь, он, продолжая смеяться, сделал вид, что прячется от меня под стол. - Дяденька, не бейте меня, - громко говорил он, прикрывая голову руками, и хохотал. - Макс, ну что ты, как клоун, а? Я же просил тебя, - в общем-то, я знал заранее, что он не сбреет бороду. Нет более упрямого человека, чем Макс. По крайней мере, я с таким не знаком. - Вылезай, не паясничай. - Саня! Вот это да! Ты всегда был самым модным, - это Макс отреагировал на мой шейный платок. - Что, сегодня дадим Хемингуэев? А я, между прочим, твою критику воспринял всерьез. - Он взял с соседнего стула бордовый кожаный портфель. Портфель был новый и выглядел дорого. Он расстегнул его и вынул оттуда упаковку одноразовых бритв - "козьих ножек". - Вот, - сказал он, - в любой момент могу бороду устранить. - Какой у тебя портфель! - не удержался я. - Шикарный, правда? - Макс взял портфель за ручку, поднял и покрутил его на весу, показывая с разных сторон. - Пока ждал твоего звонка, сбегал в магазин и купил. Хотел себе кепку купить, а купил портфель и фонарик. - Он достал из портфеля маленький фонарик, который можно было как держать в руке, так и прикрепить куда-нибудь и использовать в качестве светильника. Макс сразу стал им светить в разные стороны и мне в глаза. - Вещь?! - спросил он. - Ве-е-ещь! - искренне сказал я. - Дай посмотреть. Фонарик был очень классный. Маленький, тяжеленький и приятный. Фонарик! Я сразу подумал, что надо Ей подарить такой же. Он, фонарик, Ее обязательно порадует. Я Ей пока еще ничего не подарил. Я никак не мог сообразить, что можно Ей подарить, не в смысле: подойдет - не подойдет или понравится - не понравится, а в смысле... Какие у нас отношения? И что уже можно Ей подарить, кроме цветов... С цветами тоже было не все просто. Я в них ни черта не понимаю. Я долго советовался, потом понял, что самое верное - это дарить розы. Но этих роз... уйма! В первый раз я выбрал для Нее почти белые, совсем маленькие розы. У этих роз был слегка зеленоватый оттенок. Ей они понравились. Она любовалась ими и попросила официанта поставить их в воду, пока мы пили кофе... в кафе у Чистых прудов. Потом были нежно-розовые... три крупных розы. Но их прихватило морозом, пока я их нес, или мне их продали несвежими. В общем, они погибали прямо у нас на глазах. Она огорчилась, но все равно забрала их и сказала, что срежет бутоны, нальет в чашку воды, и бутоны там будут плавать... В третий раз я купил ей цветок в горшке. Это были какие-то большие листья, которые торчали из земли, как застывший взрыв. На листьях были белые прожилки, и название растения было очень латинским и непростым. Я купил его из-за прожилок и названия. Мы встречались с Ней всего четыре раза. В четвертый раз она попросила не приносить ничего. В смысле, не приносить цветов. Мы встретились тогда (это было в прошлую субботу) в кафетерии большого универмага. Это она выбрала такое странное место. Была очень грустна, периодически отходила от нашего столика, чтобы поговорить по телефону. Она отходила, я видел, как она с кем-то разговаривает, нервно жестикулируя. Я ничего у Нее не спрашивал. Мне было так плохо тогда. Я хотел не отпускать Ее туда, в ее жизнь, где, конечно, было и есть много всего-всего...... Я не спрашивал Ее ни о чем, но она, вдруг, взяла меня за руку. Планета на три минуты остановила вращение. Она сказала, что у нее очень сложная ситуация с мужчиной, с которым она жила последние два года. Она спокойно и прямо сказала, что она его никогда не любила, но он появился в ее жизни в тот момент, когда ей необходима была забота... Она позволила ему позаботиться о ней... Еще Она сказала, что за эти два года было много хорошего, и он хороший человек, но ему хотелось определенности, в смысле... семья... и так далее... Она этого с ним никогда не хотела, хотя логичнее и практичнее было бы согласиться. И она даже заколебалась... И тут она сказала такое, что планета, после остановки, сделала пару очень быстрых оборотов, а где-то в Индийском океане исчезли в волнах несколько малых островов. Она сказала, что почти согласилась на его предложение, а точнее, на его непрерывный натиск. Просто у нее уже не было никаких аргументов и сил, чтобы отказывать ему. Аргументов, прежде всего для себя самой. И вдруг появился я! Она так и сказала. Потом сразу встала, попросила не идти за ней, накинула на себя свою шубку... и быстро ушла. Я, конечно, Ее не послушался, но нужно было заплатить за Кофе. Я оставил на столе раз в пять больше, чем нужно, бросился искать Ее. Но не нашел. На звонки Она не отвечала. Я набрал Ее номер раз сто за вечер... А ночью чуть не умер. Я пришел домой. Долго стоял у стены, долго сидел на стуле и качался. Не разуваясь бродил из угла в угол по комнате, потом несколько часов лежал на полу и стонал. Той ночью я испытывал ужасное кислородное голодание, и у меня не было кожи. Ничего страшнее я в жизни не переживал. Я когда-то учился в школе, служил в армии, мучился, когда вернулся из армии, было много всего в жизни... Очень страдал от сомнений и одиночества, когда приехал в Москву. Ужасно переживал из-за невозможности быть с сыном, от нежности к которому готов рыдать... Но все это ничто по сравнению с тем, что я почувствовал тогда ночью. Я понял, что у меня нет никакого жизненного опыта. Все, что я знаю и умею - никуда не годится и помочь мне не может. Этой ночью я понял, что любовь не может быть ни счастливой, ни несчастливой. Она невыносима в любом случае. Я лежал на полу и понимал, что не понимаю, ЧЕГО Я ХОЧУ??! Чего-о-о?!! Я уснул под утро. Свернулся калачиком, прямо на полу возле кровати, и уснул. Во сне я стянул с постели подушку и одеяло. Проснулся я в полдень. Но не думайте, легче мне не стало. Я проснулся, как будто меня включили ровно в том месте, где выключили. Я уже говорил, что я как бы жил один бесконечный день. День не заканчивался... Я проснулся и без особой надежды набрал ее номер. Она ответила. Ответила... и говорила, будто той встречи накануне в универмаге... просто не было. Я тут же обрадовался и ожил. Самое невыносимое в таком состоянии - это переходы от надежды к отчаянью, от уверенности к сомнениям и обратно. Эти скачки - самая кровавая синусоида, какую только можно себе представить. Короче, фонарик был самым подходящим подарком Ей сегодня. Он был идеален по многим показателям. Фонарик - вещь полезная и любимая с детства, причем мальчиками и девочками. Фонарик - радость и романтика. Фонарик ни к чему не обязывает и может порадовать и Ее и ее дочку. - Макс, продай фонарик! - сказал я. - Ты что? Такая вещь! Отдай! - Макс потянулся за фонариком через стол, а я отдернул руку. - Я тебе такой же куплю. Завтра! Ладно? - я не отдавал фонарик. - Мне сейчас надо, понимаешь. Сейчас! А где я такую вещь найду?! - Не, Саня! Не дам. Мне самому надо. Вот мне надо было - я купил. - Макс улыбался очень довольный. - А зачем тебе сегодня мой фонарик? - Надо, Макс, и все. - Хочешь женщине подарить? - Отстань, а! Я же говорю... завтра куплю тебе точно такой же. - Да где ты такую вещь купишь? - Было видно, что Макс уступит фонарик. Просто он пока выкаблучивался. - Саня, и все-таки, ты женщине хочешь подарить мой фонарик? - Ты угадал! Сволочь! - я почувствовал, что слегка краснею. - Наверное, хорошая женщина! Какой-нибудь дуре фонарики не дарят. Фонарик - это!.. Забирай! - Макс махнул рукой. - Сколько я тебе должен? - Не понял! Чего сколько?! - изобразил непонимание Макс. - Фонарик покупал почем??! - передразнивая манеру Макса, спросил я. - По жопе бичом! Понял?! - он изобразил негодование. - Почем! Кто тебя так говорить-то научил? Фонарик! Гениальный подарок. Как я сам не додумался до этого? Я был рад, очень рад! - Расскажи мне про нее, - вдруг попросил Макс. - Она хорошая, Макс. Очень хорошая! - И все? Я хочу знать побольше про женщину, которой мой друг подарит мой фонарик. Макс угадал. Я очень хотел рассказать про Нее. Точнее было бы сказать, не рассказать, а поговорить... Я все время хотел говорить о Ней. Рассказывать, что есть такая удивительная женщина. Очень земная, настоящая, взрослая, красивая, умная, тонкая и так далее, и так далее. Мне казалось, что нет более важной темы для разговора, кроме как о Ней и про Нее. Мне нужно было с кем-нибудь поговорить о Ней... - Не, Макс! Ничего я тебе больше не скажу. Потом как-нибудь. Не сейчас, - сказал я более чем серьезно. - Спасибо за фонарик. Потом мы заказали еду. Мне очень хотелось выпить, но пока было нельзя. До встречи с ней - нельзя. Я почему-то был уверен, что на этой встрече я обязательно скажу ей... что я люблю Ее. Мы заказали довольно много еды. Макс не мог остановиться, и все тыкал пальцем в меню. Без меня пить он отказался. Мы взяли минеральной воды. И я еще попросил принести мне кофе сразу. Сегодня мне удалось выпить кофе только утром в аэропорту. Гадкий кофе. Ни запахи, ни вид едящих людей, ни названия блюд в меню не вернули мне желания поесть. Хотя я так люблю грузинскую еду. Особенно то в ней, что касается холодных закусок. Все эти тонкие сочетания орехов, сыра, фасоли, мяты... зелени. Грузинская кухня - это настоящая кухня, без дураков! Разнообразная, очень разветвленная, с множеством возможностей. В общем, это вкусно!!! Но сейчас я есть не хотел. - Макс, а зачем ты вообще-то приехал? - поинтересовался я в процессе. В смысле, в процессе поедания Максом еды. Я тоже немного отщипнул того-сего. А Макс ел нормально, с удовольствием. Мне принесли третью чашку кофе, когда Макс оторвался от еды и смог нормально говорить. Я ерзал на месте и думал только о том, чтобы выйти из ресторана и поехать на встречу вовремя. У меня вполне еще было время, и можно было не дергаться, но я дергался. Мы болтали о том о сем, точнее, говорил в основном Макс. Это была болтовня. Так... ничего особенного... Вот разговор, который состоялся между мной и Максом в грузинском ресторане "Генацвале": Макс: Значит, ты не будешь мне рассказывать про эту женщину? Я: Макс, я не то что расскажу про нее, я вас познакомлю. Макс: А не боишься? Я: Господи!.. Макс, брось ты... Макс: Ладно-ладно! А ты, значит, влюбился? Я: Перестань! Что ты, в самом деле?! Макс: Влюбился!! Везет тебе! Да-а, Саня! Ты молодец! А я вот недавно познакомился с одной барышней. Такая, знаешь, молодая, спокойная. И ей и мне все понятно! Она знает, что я женат. Сань, у нас все все друг про друга знают. Да что я тебе рассказываю?! То есть, открыто и на широкую ногу мы встречаться не могли. Город маленький. Перезванивались неделю, потом я ее приглашаю вечером, в субботу, в загородный ресторан. У нас, как ехать на аэропорт, недавно открыли ресторанчик и гостиницу. Ты не знаешь, ты уже уехал. Хорошее место сделали. Так вот... Я эту барышню приглашаю за город вечером. Все яснее ясного! Так?! Забираю ее в центре, везу туда. Она веселая, хохочет... Все нормально. Там я заказал столик у камина и номер на двоих. Приезжаем, садимся ужинать. Болтаем обо всем, настроение отличное. Она учится на юридическом. Умница! С юмором все в порядке. Выпили шампанского, съели чего-то. Ну, то есть, вечер только начинается, а впереди еще ночь. Думаю про себя: "С такой девкой можно говорить хоть до утра". А она, вдруг, нагибается ко мне и шепотом говорит, что у нее сегодня... непростой день! Ну, понимаешь? Женские дела! Я посмотрел на нее минуту и говорю: "Знаешь, милая, а больше говорить-то не о чем! Все! Поговорили". Доели, допили, я ее отвез обратно в город и поехал домой спать. Ну чего ты смеешься?! (Я очень смеялся.) Я: Макс! Ну ты молодец! (Я продолжал смеяться.) Макс: Ну а что? Я за секунду мысленно прокрутил все перспективы вечера. И что? Ну, поговорим еще, ну поцелуемся, пообнимаемся... так? Да не стали бы мы даже этого делать, если финальную точку поставить нельзя. Вот помнишь, мы рассуждали, что, мол, физический контакт, все эти телодвижения и короткая возня, что это ерунда, а прелюдия важнее. Это, кстати, ты утверждал! Мол, все эти разговоры, намеки, сомнения - получится или не получится - прикосновения и взгляды - вот настоящее удовольствие... Что если можно было бы обойтись без финального спарринга, то было бы только лучше. Ну чего ты хохочешь, а? Ты же эту тему развивал! Помнишь, говорил, что до физического контакта все как в дымке, мы такие талантливые, остроумные! А как только свершилось - все! Полезли в глаза анатомические подробности, тут же вспомнились дела, хочется спать и прочее. Правильно! Но как только мне стало ясно, что ЭТОГО не будет... Понимаешь, точно не будет! И добиваться, уговаривать, запутывать - бесполезно... Сразу исчезло всякое желание быть остроумным и талантливым. И ее слушать тоже пропала охота. Хотя до того, как она мне сообщила такую новость, все было чудесно. И, кстати, когда я расплачивался за наш ужин и шампанское, я пожалел тех денег, которые платил. И вечер пожалел, потому что вечер прошел полностью зря. А еще остался осадок... Ну, что меня подвели и обманули. Я: Да-а-а! Вот так, Макс! Тебе еще хорошая девчонка попалась. А то, представляешь, ты бы распинался перед ней полночи, а она сказала бы тебе о своей проблеме, когда бы ТЫ уже весь дымился. То-то бы тебе обидно было! Ты бы, наверное, все перья свои распустил, а тебе в последний момент... Хопп! Непреодолимое, дескать, есть препятствие на пути вашей страсти. Неумолимая преграда... Макс: Смейся, смейся. Но ты точно также поступил бы. Даже не спорь! Даже ничего слушать не хочу, все равно не поверю. Вот такой получился разговор. Нас обслуживал очень внимательный немолодой официант. Он проявлял, на мой взгляд, излишнее рвение и внимание. Меня это раздражало, а Максу нравилось. Этот парень быстро проанализировал ситуацию и стал работать на Макса. Он чувствовал, что от меня ему ничего не перепадет. Я ему не нравился. Мне вскоре нужно было отправиться на встречу. Мы с Максом договорились быть на связи и встретиться где-нибудь в центре сразу после девяти... Мне можно было посидеть еще пятнадцать минут. Мы попросили счет. В этот момент я подумал: "А где мой номерок? Где мои 53?" Я проверил карманы, осмотрел стол. Мы с Максом подняли и положили на место все салфетки... и тарелки. Потом все внимательно обшарили под столом. Я снова проверил карманы и выложил их содержимое на стол, а Макс даже вывернул портфель. Его номерок, с выразительным числом 33, был при нем. А мой?.. Наш официант внимательно наблюдал за нами. И когда я встал, подбоченившись, и выразил своей позой полное недоумение и отказ от дальнейших поисков, он подошел и с сильным, приятным, грузинским акцентом спросил: - Я прошу прощения, это, наверное, вы забыли в туалете номерок. Его отдали в гардероб. Не волнуйтесь, пожалуйста! Я очень разозлился. Он же видел, как мы минут пять что-то искали. Не мог раньше подойти и сказать?!... Мы снова присели, чтобы допить кофе, и нам принесли счет. Я был уже сильно взвинчен. Нервы были ни к черту. Устал я, все-таки... Когда нам принесли счет, у нас состоялся еще один разговор. Вот наш второй разговор с Максом в ресторане "Генацвале". (Официант отдал счет Максу. Макс посмотрел счет, мелко покивал головой и достал бумажник.) Я: Погоди-погоди, дай-ка взглянуть. Макс: Зачем? Я: Надо! Макс: Не надо! Я: Дай взглянуть, говорю! Макс: Сегодня я плачу. Я: Нет уж, вместе заплатим. Макс: Да заплачу я... Я: Давай не будем из-за этого спорить, а? Макс (глядя в счет): Да тут мелочь, вообще, больше разговору. Я: Тем более, нечего из-за ерунды спорить. Макс: Да......... Я (выдернул у Макса из руки счет): Ни фига себе, мелочь!!! Макс: Да нормально! Я: Что значит нормально?! Что это такое - "нормально"? Макс: Ну?!... Посидели, поели-попили нормально. Теперь нужно заплатить нормально. Я: Погоди, я не понимаю, ты что, приблизительно на такую сумму рассчитывал? Это (я ткнул пальцем в счет) совпадает с тем, что ты намерен был заплатить... И это "нормально"? Или ты говоришь это свое "нормально", чтобы я не подумал, что тебе жалко денег? Макс: Ничего я такого не думал, а "нормально" - это "нормально", и все. Не дешево, не дорого, а "нормально". Я: А я считаю, что это (я потряс счетом перед лицом Макса) е-мое - дорого! И это (я опять потряс счетом) вообще не "нормально"! Мы на столько тут не посидели. Макс, прежде чем платить, нужно проверить, что тебе тут понаписали. (Я стал внимательно просматривать счет.) А то все так стесняются продемонстрировать внимание и бережливость! Так стесняются этих халдеев! (Я махнул рукой неопределенно в сторону официантов.) Главное, они-то вообще не стесняются... Макс (выдернул у меня счет): Вот поэтому, давай я и заплачу, а то сейчас заведешь канитель. Давай-ка не будем мелочиться. Я: Что значит мелочиться?! Кончай свои эти... провинциальные комплексы здесь демонстрировать. Макс: Какие провинциальные комплексы?!! Я просто хочу заплатить и все! А ты не хочешь - не плати. Я доволен и хочу заплатить. Деньги у меня есть... Я: У меня тоже деньги есть, так что не... Макс: Деньги есть у всех! (Макс сделал секундную паузу.) Понимаешь?! У всех! (Опять пауза.) Че ты так смотришь? Это же ясно! Деньги есть у всех!!! У бабушек-пенсионерок есть какие-то деньги, у детей в копилках есть деньги, даже у тех, кто попрошайничает на улицах... тоже есть деньги. Кому-то кажется, что это не деньги, а это деньги. Так что, деньги есть у всех! И вот тут у меня деньги (он показал свой бумажник), которые я сюда положил и взял с собой, только для того, чтобы их сегодня потратить. Их как бы уже нет! Нету!!! (Макс открыл бумажник, немного отвернулся от меня и стал, не вынимая деньги из бумажника, отсчитывать нужную сумму.) Я : А ты чего от меня бумажник отворачиваешь? А? Чего ты прячешь-то его?! Макс: А чего я буду перед тобой деньгами трясти? Я: А ты не тряси... Но и не прячь. Я к тебе туда не заглядываю. Макс: Да ладно тебе! Неудобно просто... Я: Во-о-от!!! Макс: Че "во-о-от"?! Я: А то!.. Не-у-доб-но! (передразнил я Макса) И с деньгами все так! Все-о-о! Макс: Не понял! Чего все?! (Макс отдал деньги официанту и сказал ему спасибо.) Я не понимаю, Саня, чего "все"? Я: Не понял?! Смотри, ты даже от меня деньги прикрываешь. Прячешь! В баню со мной, в туалет... пожалуйста! Про всех своих девок все мне подробно рассказываешь. Где, с кем, сколько раз и как... Про все свои болячки... Я тебя не спрашиваю, а ты мне выкладываешь! А деньги?! Что ты!! Деньги - это "неудобно"! Про деньги нельзя! Это же самая закрытая тема! При том, не запрещенная, а именно закрытая, понимаешь? Про самый-самый извращенный секс, про... черт знает про что... про все говорят, хотя, как бы, говорить нельзя, но все говорят! А про деньги говорить, как бы, можно, но стараются не говорить. А при этом деньги больше всего всех интересуют. Понимаешь? Интересно не кто, с кем и когда, а за сколько! Важнее всего, кто реально сколько кому дал, и кто реально сколько получил. А за что - это второй вопрос. Даже вопрос "откуда взял" менее интересен, чем вопрос "сколько". Но ничто, никакая тема так не закрыта, как тема денег. И ничто не покрыто таким слоем лжи! Все врут!!! Вот, например, есть у кого-то часы, хорошие, недешевые часы. Может быть, ему эти часы подарили... Но вот в одной ситуации и компании он скажет, что купил их е-мое за сколько, где-нибудь в Женеве, а в другой ситуации соврет, что купил их в Смоленске на вокзале у пьянчуги, за бутылку. Проверил, а часы оказались золотые и настоящие. А в третьей ситуации - снимет их с руки и положит в карман, чтобы никто не видел. Да-а-а! Трясти деньгами стыдно! А ездить на ядрена-мать каких дорогих машинах не стыдно? Носить часы в полкило золота не стыдно? Одевать своих девок... я не знаю во что. Обвешивать их, как новогоднюю елку, и делать так, чтобы все знали, мол, это именно его девка, посмотрите! Это все пожалуйста! А вот так? (Я достал свой бумажник, открыл его и показал содержимое Максу.) Так нельзя! Что ты? "Убери свои деньги!", "Не тряси здесь деньгами!", "Не-у-доб-но!". Все только и делают, что ими трясут. Разбираются, что сколько стоит, сразу видят, у кого какой галстук или пиджак, за сто шагов определят - настоящий он или дешевая подделка... Все друг другу только и демонстрируют, что деньги. Немного хвастают своими возможностями, связями и своим вкусом, но деньги демонстрируют все равно сильнее. Только не так! (Я опять раскрыл бумажник.) Так "не-у-доб-но"!!! Макс: Кончай!!! Вот мои деньги! (Он тоже показал свой бумажник.) И мне за них не стыдно, понял! Я их не нашел, мне их не подарили, я их заработал. Не надо меня агитировать...... Я: Заработал? А кто их не заработал? Даже тот, кто, допустим, у тебя эти деньги из кармана вытащит, он тоже будет думать: "Я их заработал! Мне их не подарили!". Или вот этот халдей. (Я показал на не полюбившегося мне официанта.) Ты же ему дал на чай? Я не спрашиваю "сколько", я спрашиваю "дал"? Дал!! Вот видишь?! Вроде бы деньги заработал ты... а на самом деле уже он! Макс: Да не жалко! Не жалко! Пусть он даже трижды халдей. Мне-то что? Мы сидели с тобой в тепле, беседовали, ели, а он тут нам улыбался... Я дал ему денег. Он остался доволен. И я доволен. Мы довольны! Значит, я хорошо потратил деньги. И все! И больше ничего. Я: Правильно... но не в этом дело... Нельзя вот так платить, если это столько... Макс: Я уже заплатил. Хватит, Саня! Можно - нельзя... Тебе нельзя, а мне можно. Кончай! Слишком долго мы тут про деньги. Не стоит это того, чтобы мы столько времени тратили на эту тему, я не хочу... Я (качая головой): "Много времени на эту тему"! Да мы же всю жизнь на эту тему тратим. Всю жизнь! Мы же все наше время живем с деньгами. И как только они попадают нам в руки... Все! Сразу начинается! Вот детям дают деньги, а они сразу знают, что с ними делать. Все на свете они тянут в рот, а деньги они сразу раз - и в заначку, и начинают копить. Зачем, почему, но копят! Свои тратить не хотят, знают, что конфеты и прочие мелочи взрослые и так купят. И как только они начинают денежки свои копить, тут же начинают хитрить. Хотя чего они могут понимать про деньги?... Вот смотри - я работаю. Я зарабатываю деньги. Я учился, трудился, а теперь делаю, что хочу... Точнее, что хотел. То, что раньше хотел, делаю сейчас. Теперь я этого хочу уже не так, но делаю! Сам же хотел! Вот и делаю. Это моя профессия, мое дело, это я! Понимаешь, Я! И за то, что я делаю, мне платят деньги. Бесплатно я работать не буду. Но из-за того, что мне платят деньги, я делаю то, что хочу, в основном не так. Не так, как хочу именно я. Но я не об этом. По-другому, наверное, не бывает..... Пойми, я делаю, что умею. Ничего другого я не умею и, значит, хотеть другого не могу. Я люблю работать! Макс, ты же знаешь, я люблю трудиться. И я много сделал, чтобы так трудиться, как я это делаю сейчас. Этим я зарабатываю себе на жизнь, на такую жизнь, которой я живу. Но, например, вот найду я деньги. Вот буду идти по улице и найду много денег. Ну, много! Миллион, твою мать! И все! ВС╗! Те деньги, которые я зарабатывал до этой находки, сразу перестанут быть деньгами, ради которых я буду готов работать. Вся моя работа тут же превратится в какое-то сраное хобби. И, знаешь, я ведь перестану работать. Разрушится вся моя жизнь, какая бы она ни была. Все пойдет просто к черту! Все, чему я учился, все, чего добивался. Вся жизнь!!! Я от многих слышал: "Мне бы столько-то денег, вот тогда бы я сделал ТАКУЮ мастерскую или ТАКОЕ бюро!" Да не сделал бы! Вот и нету ТАКИХ мастерских... Но самое страшное, Макс, если я найду эти деньги - я же их возьму! Буду знать, что они разрушат мою жизнь, но возьму. Обязательно! Потому что если я нашел много денег, жизнь уже разрушена. ВС╗! Понимаешь?! В любом случае! Даже если я их не возьму себе, а совершу такую глупость и отдам их государству или найду их владельца... Всю оставшуюся жизнь я буду об этом думать и мучиться. А все окружающие будут считать меня дураком. Причем, самым гадким и отвратительным дураком. Макс: Конечно будут! И еще будут не любить. Кстати, в любом случае. Возьмешь ты деньги или не возьмешь, без разницы... Знаешь, Саня, а мне деньги нравятся. Вот сами по себе нравятся. Вот смотри: например, спроси меня, сколько стоит мой друг, например ты. Я бы за такой вопрос сразу раз и в глаз! А когда иду покупать тебе подарок на день рождения, хожу по магазинам и прикидываю: "Ага, вот это для него слишком дешево, а вот это слишком дорого. И выбираю подарок по такой цене, которая, я полагаю, тебе подходит. Понял?! То есть, нахожу конкретную цену! Кому? Другу! Тебе! Свинство?! А забавно! Я: Не-е-е! Я не об этом. Нравятся деньги или не нравятся, какая разница. Они есть, и с этим ничего не сделаешь. А я хотел бы их не чувствовать. Вообще не чувствовать деньги... Макс: Это как это? Не чувствовать? Я : Как? Ну, например, покупаю я зимой клубнику. Захотел этой клубники с молоком и сахаром, как в детстве. И ведь могу ее купить, денег достаточно. Но обязательно подумаю, что летом клубника будет вкуснее, а главное - дешевле. Вот чего я чувствовать не хочу! Зато хочу покупать в июне первую, самую первую черешню, и не чувствовать, что это дорого, а через неделю станет дешевле. Понимаешь, чего я хочу?! Макс: Понимаю! (Макс пожал плечами.) Я бы очень хотел иметь шапку-невидимку, хотел бы дышать под водой, как рыба, и иметь маленький летательный аппарат, такой, безопасный, какого пока не существует, этакий фантастический. Я этого всего хочу! Но хотением этого я не занимаюсь. Я больше думаю о деньгах, да, Сань! Думаю, как мне закончить одно дельце, и выгодно его закончить. Думаю, покупать мне новую машину или не покупать, а если покупать, то какую. И еще много других вопросов решаю, которые по сути такие же... А хотел бы иметь шапку-невидимку, хотел бы дышать, как рыба. И сильно-сильно хотел бы поговорить с отцом. Сейчас поговорить. В теперешнем моем возрасте. Но отец-то умер... и давно! А мы перед его смертью поссорились... Я к чему это... К тому, что про отца и про шапку-невидимку мне говорить приятно, а главное, не стыдно! Знаешь почему?! Потому что это не-воз-мож-но! А про новую машину... хули про нее говорить? Надо будет - куплю!!! Саня, а ты не опаздываешь? Вот так разговор закончился. Меня как будто облили самой холодной в мире жидкостью. Я взглянул на часы. Паника слегка улеглась, я просидел лишних семь-восемь минут. Но как я мог так забыться?! Как я могу так рисковать?! Я бросился к гардеробу, а Макс поспевал за мной, весело подгоняя меня. Мне же было не до шуток. - Вот видишь, Саня, как только заговорил про деньги, тут же забыл про любовь! Макс, сволочь, был прав... *11* Было уже десять минут восьмого, когда мне удалось наконец-то поймать машину. Чисто или не чисто внутри этого автомобиля, мне было совершенно не важно. Главное - ехать. Быстрее! - А где конкретно? Проспект Мира длинный, - спросил меня худой и коротко стриженный водитель. - Я не помню номер дома, там покажу. Мне прямо на проспекте... ну, то есть, сворачивать никуда не нужно. По ходу справа... - я нервничал и с трудом формулировал. - Хорошо, понятно, - сказал водитель. - А мы торопимся? - Мы просто опаздываем, - быстро ответил я. - Ну, если мы спешим, то можно попробовать... - запел он обычную водительскую песню. - Конечно-конечно! Разумеется! Если доедем за сорок минут, - прервал я его и без того ясное высказывание, - я не обижу. Машин было отчаянно много. Опоздать можно было запросто. Начало восьмого! Шутка ли? Москва почти не двигалась. Но мой водитель... Он имел удивительную манеру вождения. Очень худой и высокий, он сидел, не откинувшись на спинку сиденья, а наоборот. Он как бы склонился над рулем и, казалось, старался упереться носом в лобовое стекло. Он постоянно двигал своими длинными руками и ногами - жал на педали, переключал скорости и беспрерывно рулил. Он вертел своей остроконечной головой и высматривал каждую возможную лазейку. Как только он ее находил - тут же делал рывок туда. И при этом он, не умолкая, комментировал действия других водителей. Обгоняя кого-нибудь, обязательно оглядывался и говорил: "Ну, конечно! В очках! Баррран! Не видит ни х...!", или "Баба! Я так и думал!", или "Где же они права-то покупают, а?" и так далее. Он чувствовал себя на улице, как на войне. Он как бы пробивался вперед короткими перебежками, постоянно анализировал изменяющуюся оперативную обстановку и моментально принимал решения. Машина у него была тоже почти военная. В ней отсутствовали какие-либо излишества. Там, где должно было находиться радио, зияла черная дыра, и из тьмы торчали провода. Водитель перехватил мой взгляд. - Украли! Месяц назад уже! Поссать отошел, прихожу - нету. Я думал, на такое радио вообще ни у кого не встанет. Не-е-е! Все воруют! - он говорил быстро, как будто стрелял короткими очередями. - Этой машине уже пятнадцать лет. И все равно, только за этот год уже три раза пытались угнать. Но кроме меня ее никто не заведет. Так что, бесполезно, - говоря это, он сунул в рот сигарету и прикурил. - Простите, - тут же сказал я, - вы не могли бы не курить, у меня астма, - соврал я. Я не хотел, чтобы он курил. Мне это совсем не мешало, но я не желал пропахнуть дымом перед встречей с Ней. Про астму я соврал, чтобы водитель не обижался. - Извиняюсь, - сказал он и проворно выкинул сигарету в приоткрытое окно. Он ужасно резко разгонял свой полностью разболтанный автомобиль, который гремел каждой деталью, и так же резко тормозил. Я по привычке тоже давил ногой на несуществующий тормоз. - Не тормози, не тормози, - мои движения не укрылись от его внимания, - не бойся. Я на скорой помощи раньше работал. Доедем, не ссы! Он продолжал постоянно что-то говорить. А я понял, что так боюсь опоздать!!! Хотя, чего было так бояться? Если взглянуть на ситуацию иначе... Ну, на сколько я могу опоздать, ну, на десять минут. Что Она, не поймет? Да поймет, конечно! Ну, будет у нас не тридцать минут, а двадцать. Ну и что?! Для того, чтобы сказать Ей то, что я хочу сказать, достаточно минуты. А если я не решусь сказать Ей сегодня, что я Ее люблю... как никогда не любил... То тут хоть два часа, хоть три... Но почему-то было ясно, что опаздывать нельзя! Лучше приехать минут на пять-десять раньше... Хотелось отдышаться перед встречей. Мы двигались очень медленно. Водитель был хоть и молодец, но не мог сделать невозможного. Я сжался в комок и уставился в одну точку. Анализ ситуации, что, мол, ничего страшного, если опоздаю, не помогал совершенно. Если бы я знал, что может быть один шанс из миллиона, что опоздаю... я бы не поехал к Максу в ресторан, а приехал бы в назначенное место сразу. Сидел бы там спокойно и ждал. Я смотрел в одну точку невидящим, расфокусированным взглядом, я слышал и не слышал болтовню водителя рядом со мной, шум улицы вокруг меня, стук сердца внутри... Я прямо-таки физически чувствовал, как этот огромный город ворует, высасывает из меня мое время... как Москва, со всеми своими предельными силами, множит мое переживание... Чтобы беспрерывно не смотреть на часы, я закрыл глаза и... Я увидел весну... Меня никто не провожал и не мог провожать. Я стоял на перроне рядом со своим вагоном. Был один из первых откровенных весенних дней. Очень яркое солнце, очень высокое небо и ужасно отчетливые оттаявшие запахи. Возле здания вокзала играл небольшой духовой оркестр. Народу было очень много. Военные, офицеры и низшие чины, успели убрать грубую зимнюю форму. Все были элегантные, наглаженные, при орденах и медалях. Женщины тоже были нарядные, с прическами, во всем светлом. Возле моего вагона стояли только пары. Кроме меня. Я был один. В этом вагоне уезжали офицеры, выписанные из госпиталя после ранений. Они стояли со своими барышнями и дамами. Кто-то молчал, кто-то без остановки говорил, но все смотрели друг другу в глаза и держались за руки. Наш эшелон уходил далеко. Мелькали погоны и нашивки всех родов войск. А также пилотки, фуражки, бескозырки. В хвост состава отвели новобранцев. Их уже загнали в вагоны, они высовывались во все окна и прощались со своими. Там столпились в основном взрослые женщины, они жались к окнам, что-то быстро говорили, боясь не успеть сказать все-все. Возле этих последних вагонов слезы текли ручьями. Возле нашего - слезы капали. Но эти слезы были слезами настоящего расставания. Те, кто прощались здесь, знали или догадывались, что больше никогда не увидятся. В любом случае. Подходя к вокзалу, несмотря на грубое нарушение формы одежды, я полностью расстегнул плащ и две верхних пуговицы кителя. Еще я снял фуражку и нес ее, держа за козырек. Все мои вещи поместились в небольшой чемоданчик... Возле вокзала я купил свежих газет и... маленький букет тюльпанов. Пять тюльпанов. Я ничего не понимаю в цветах, но тюльпаны я люблю. Особенно самые первые, маленькие, с плотно закрытыми бутонами. Тюльпаны скрипят, когда касаются друг друга в букете. Они сочные и их хочется съесть... ну, или хотя бы откусить кусочек толстого стебля. Я купил их просто так... Хотелось купить чего-то. Там, куда уходил наш поезд, деньги не понадобятся. Я знал, что меня никто не придет провожать. Цветы были куплены... просто так, и все. Зря я купил эти тюльпаны! Как только у меня в руке оказались цветы, весь комплекс ощущений, связанный с наличием цветов в руке... рухнул на меня. Я пришел к своему вагону, зашел внутрь, осмотрел свое купе, посидел на своем месте, поднял на полку чемодан и даже снял плащ, но не смог остаться сидеть там и читать газету. Я взял тюльпаны и пошел на перрон. Я поймал себя на мысли, что внимательно вглядываюсь в лица всех женщин вокруг меня. Я обшаривал толпу взглядом. Я искал Ее лицо. Все было ясно! Ее не может быть здесь, в этом маленьком городке. Она не может знать, что я стою на перроне и мой поезд вот-вот тронется. "Ее здесь быть не может!" - говорил я себе. Но в моей руке были цветы, и значит, я искал Ее в толпе. Потом я вдруг понял, что посматриваю на вокзальные часы... и на свои наручные. Я понял, что жду Ее. Жду, будто Она должна обязательно прийти. Я понимал, что это невозможно! Но в моей руке были тюльпаны и, поэтому, я ждал Ее. Потом прозвучал гудок. Странно, на вокзале много разных громких звуков, в том числе и гудков. Но этот гудок все узнали и поняли. Пары стали расставаться, кто-то стоял у окна и писал что-то пальцем по стеклу, кто-то бесшумно говорил, стоя за окном. Пары расстались. В конце состава заголосили женщины. Оркестрик как бы набрал в легкие побольше воздуха и громче обычного заиграл самый бравурный, и именно поэтому невыносимо грустный марш. Я стоял на месте и был последним из отъезжающих, кто остался еще на перроне. Мне кричали, чтобы я немедленно заходил в вагон. Все звуки у меня в ушах стихли, движение людей вокруг меня замедлилось... Я поднял глаза на вокзальные часы, потом еще выше... на небо. В этот момент лязгнули вагоны. Состав натянулся и сдвинулся с места. Я в три шага догнал открытую дверь, встал на подножку и почувствовал движение поезда. Я развернулся, посмотрел медленным и тягучим взглядом на остающийся на месте перрон, медленно поднял левую руку и снова зачем-то посмотрел на часы. Еще через секунду я бросил цветы в щель между перроном и уходящим вагоном. Освободившаяся от цветов рука скользнула во внутренний карман. Я достал оттуда маленький синий шелковый платок - единственный Ее подарок. Я поднес платок к лицу и вдохнул едва уловимый запах духов. Еще через три секунды вернулись звуки, краски и скорость жизни... Я сидел, сжавшись в комок, на переднем сидении старого автомобиля, зажатого в московской пробке. Рядом шевелил всеми конечностями водитель. Я трогал левой рукой гладкий платок, повязанный у меня на шее. Я заулыбался, потому что вдруг осознал, что отношусь к этому платку, как к Ее подарку... Как будто именно Она подарила мне его... и это Ее запах... - Ну, давай, давай, родной! Давай, рожай... - кому-то говорил мой водитель. Я взглянул на часы. До истечения объявленных призовых сорока минут оставалось восемь... минут, а мы только-только подъезжали к повороту на проспект Мира. Пробка была просто нечеловеческая! - Откуда они сюда понаехали? - не унимался водитель. Мы опаздывали, я уже собирался звонить Ей и предупредить о том, что вовремя приехать не смогу. Мы повернули на проспект, где тоже было все забито. - А вот и паровоз! - радостно объявил мой спутник. Я не понял, что он имел в виду. Но в эту секунду нас слева обогнала машина скорой помощи с мигалками и сиреной. Он резко рванул вправо, пристроился в хвост к "скорой" и помчался за ней. Его азарт одержал молниеносную победу над правилами поведения и движения, над благоразумием и обычной дорожной вежливостью. Мы летели вперед. "Эту скорую помощь послали мне", - подумал я. - Успеем-успеем, - засмеялся водитель, - поскорее хочу от тебя избавиться. Курить хочу, аж хохочу!!! Я посмотрел на него: "А ведь мне лет приблизительно столько же, сколько ему. Интересно, кто из нас старше выглядит, он или я?" - Чего смотришь? Ты для астматика еще крепкий! А у меня с этим, тьфу-тьфу-тьфу, все в порядке. Только поясницу прихватывает иногда... Мы доехали за сорок две минуты, но я дал ему вдвое больше... *12* В этом кафе мы встречались один раз. Это было совсем маленькое и невыразительное кафе на шесть столиков. Серый пол, бежевые стены, барная стойка, круглые столики, фотографии старых паровозов и аэропланов по стенам... Ничего хорошего или особенного... Но мы встречались здесь... и это место уже было важнее и ценнее для меня, чем модные и продуманные заведения. Не занят был только один столик, у