самого входа. За всеми остальными сидели люди, и уходить не собирались. Я сел за свободный столик, снял пальто, шарф, положил все это на соседний стул и взглянул на часы. Было без семи восемь. Я сел спиной к входу, чтобы не смотреть на улицу и на дверь. Я знаю себя, если будет видно улицу - буду смотреть туда, и ожидание станет еще тяжелее. Она должна была подойти справа. Там, в торце дома, который стоял перпендикулярно проспекту, был вход в ее офис - синяя светящаяся надпись, название фирмы, еще светящиеся самолетик и кораблик. Очень мило! Я так хотел зайти туда и увидеть Ее на рабочем месте, но не посмел этого сделать. Я сел, чтобы не смотреть на дверь, откуда она появится. С самого детства, когда я сильно чего-то ждал и смотрел туда, откуда должно было... то, чего я ждал, прийти или приехать, - я никогда не дожидался... или пропускал момент появления. Например, мы с мамой встречали отца на вокзале, и я ждал, вглядывался туда, откуда выворачивали на прямую рельсы того пути, по которому должен был приехать отец. Мне так хотелось увидеть появление поезда. Но поезд задерживался. Три минуты, пять, шесть... И я отвлекся на какие-то секунды... Что-нибудь спросил у мамы или она у меня... А когда вернулся взглядом к рельсам, по ним уже двигался локомотив... Чудесное появление было пропущено... И так всегда и со всем. Потом я решил, что это я сам задерживаю ожидаемое своим взглядом. Так что я сел спиной к входу. За последний месяц количество звонящих мне людей, и соответственно звонков мне, сильно уменьшилось. Просто я перестал изображать радость по поводу каждого звонка. От приглашений на разные мероприятия сразу отказывался и старался не вести никаких переговоров. Постепенно звонки стали все реже и реже. Я был рад этому точно так же, как, года четыре назад, радовался беспрерывным звонкам заказчиков, коллег, друзей и приятельниц... Я ощущал свой успех, я чувствовал, что нужен многим людям, что они хотят меня не только в качестве исполнителя неких работ, но и как собеседника, приятеля... В Москве тогда, вдруг, резко увеличился мой круг общения, появились новые маршруты, адреса, лица... Месяц назад я понял, что все это суррогат и ерунда. Я построил один хороший дом, и все. Этот дом оставался моей визитной карточкой, но для Москвы этого было пока достаточно... Тишины стало больше. Даже стихла волна звонков типа: "Ну куда ты спрятался?", или "Ты что-то задумал, наверное? Не звонишь, не пишешь!", или "Милый, ты не заболел? Тут все тебя потеряли!" На все такие звонки я бурчал что-то невеселое. Я ждал звонка только от Нее. Она не позвонила мне ни разу. Нет-нет! Не было такого, чтобы Она должна была позвонить и не позвонила. Я сам звонил всегда. А просто так, среди дня, среди ночи, или утром, просто, чтобы услышать мой голос, просто, чтобы поболтать, она не звонила. Она не такая!! Я был в восторге от этого... Но если бы Она позвонила хоть раз - я стал бы просто счастлив! Я ждал звонка... Ее звонка... всегда... Тем, что происходило в последнее время на работе, я был доволен. Год назад мой офис и я вели одновременно шесть строек, ремонтов и реконструкций. Меня, Гриши (моего помощника), а также нашего секретаря и бухгалтера, нас не хватало, чтобы уследить за всем и справиться со всеми документами, согласованиями и прочей фигней. Объекты были неинтересные, я нервничал, надрывался и понимал, что не справляюсь... Удар по самолюбию был страшный... Сейчас же на нас висело всего два объекта. Я решил - пока их не закончим, новых не брать. И вообще, нужно было завязывать возиться с магазинами и аптеками. В Москве можно этим заниматься до бесконечности. К тому же пошли предложения из родной и не родной глубинки. Я же стал, е-мое, московским архитектором! При всей нелюбви к Москве, которая равномерно нанесена на все просторы Родины... московскость - это лучший товарный знак. Я отлично помню афишу на стене городской филармонии моего Родного города. Афиша сообщала о концерте нашего местного симфонического оркестра. Вся информация об оркестре, великие имена композиторов, чьи произведения должен был исполнять наш оркестр - все было напечатано синим, среднего и мелкого размера шрифтом. Синим было выбито и слово "дирижер". Только "Давид Цидилян. Москва" горело красными большими буквами. Я не откликнулся ни на одно предложение из-за пределов столицы. Я, пока еще, не научился пользоваться этим магическим словом "Москва", которое почему-то обязательно ассоциируется с красным цветом... Хотя, нет! Чего там! Я привык. Я не хотел уезжать из Москвы. Здесь у меня было все. А теперь еще и Она. А от дел я почти устранился... и был доволен. Она, кстати, тоже приехала в Москву лет десять назад. Приехала откуда-то издалека. Она рассказывала мне. Из гораздо более дальнего далека, чем я. Я понимал, что Она слишком хороша для меня... Я сидел и ждал. Все мое туловище замерло и прекратило подавать мне сигналы о своих границах и глубинах. Работали только голова и сердце. Ровно в восемь часов я начал стремительно скользить в сторону отчаяния. В восемь ноль семь я позвонил Ей........................... Странное дело, я почему-то и так знал, что Она не придет. Знал сразу, еще до того, как мы договорились о встрече... Я не обиделся. Я не мог обидеться на Нее. Я даже не мог придумать или представить себе ситуацию, в которой я мог бы на Нее обидеться. И я не огорчился. Нет! Я, как будто, выпал из самолета на предельной высоте и скорости. То есть, я задохнулся и замерз одновременно... Она ответила не сразу. Мне пришлось ждать девять или десять гудков... Фактически, Она опаздывала только на семь минут, но почему-то я почувствовал, что Она не придет совсем... Ее голос был очень далеким. Она искренне сказала, что только, когда я позвонил... только тогда посмотрела на часы и ужаснулась. Она просила простить ее. У нее возникли какие-то неприятности, и ей пришлось уехать из офиса. Предупредить меня она не могла... Она также сказала, что не могла позвонить, хотя помнила о том, что надо это сделать. Я спросил, не случилось ли чего с ее дочкой... Она сказала, что нет... И что она не может больше говорить, предложила созвониться завтра, еще раз попросила прощения и отключилась. "Так", - подумал я. - Так, - сказал я вслух и повторил это какое-то неопределенное количество раз. "Мне нужна помощь! - подумал я. - Помогите мне!" Потом я остро ощутил, что за весь день я выпил четыре кофе и бутылку кефира и не разу не... сходил в туалет. Мой организм подал мне отчаянный сигнал... Я встал и пошел в туалет. Там я пописал, немного поплакал, умылся, постоял, держась руками за раковину умывальника и глядя в свои глаза в зеркале. В этот момент я послал мощнейшее сообщение о страдании и отчаянии. Если бы спутники в космосе улавливали эти сигналы, то несколько штук из них сошли бы со своих орбит. Потом я вышел из туалета. - Вы свой телефончик так не оставляйте, пожалуйста, - услышал я голос, оглянулся на него и выяснил, что говорил бармен. Темноволосый, явно южный мужчина, в белой рубашке, черном жилете и хороших очках. - Возле двери оставлять не надо. Я, конечно, смотрю, но... С вами все в порядке? Через пару минут я сидел на высоком табурете у стойки, пил колу со льдом и лимоном и набирал номер телефона Макса. - Вы прямо позеленели... Я подумал, сейчас упадет человек, - говорил черноволосый бармен. У него была маленькая табличка на груди. На табличке было одно слово - Эрик. Эрику было лет пятьдесят, не меньше. Я понял, что мне срочно необходим Макс. Пусть приедет и заберет меня отсюда. Заберет куда-нибудь, нальет мне водки, заставит меня съесть чего-нибудь. Пусть ругает меня за то, что я расклеился, или просто болтает со мной на любую свою тему. Я не могу быть сейчас один. "Но это еще не предел! Дна я еще не достиг!... Нет! Это еще не дно. До дна еще падать и падать", - думал я. Там было так хорошо! В пустыне, в траншее у пулемета, в холодном темном море... очень хорошо! В вагоне военного эшелона... было спокойно. Холодно и спокойно. Там было спасение, потому что там не было надежды. Совсем! Даже тени надежды не было! Еще было бы здорово находиться где-нибудь на полярной станции. Чтобы был маленький такой вагончик среди бесконечных льдов и снегов. Холодный океан отделял бы эти снега и льды от материков, где было тепло, где шла жизнь. Хорошо было бы жить на этой станции много-много месяцев, а то и лет. Чтобы там со мной был молчаливый и суровый напарник, с которым мы обменивались двумя-тремя словами за день. Например, такими: я - "Будешь чай?", он - "Буду", через три часа: он - "Сходишь за дровами?", я - "Схожу", и ближе к ночи: я - "Кто будет сегодня проверять приборы?", он - "Я". И все. И достаточно. Чтобы в нашем вагончике было тесно, но уютно, тепло, но не жарко. Окошко было бы всегда замерзшим, и оно то ярко светилось бы полярным солнцем, то темнело бы полярной ночью. Мне нужно было бы изо дня в день выходить на связь, что-нибудь куда-то докладывать... (А что еще делают полярники?) Еще нужно было бы аккуратно вести специальный журнал. Три раза в день покидать наш вагончик в любую погоду, чтобы проверить показания каких-то приборов. (Ну, в смысле, если бы я был полярником, я бы умел это делать и знал, зачем это нужно.) Конечно, если бы у меня был напарник, мы бы все делали по очереди: по очереди снимали показания приборов, заполняли журнал, делали уборку, готовили еду, выходили на связь с "большой землей". Еда была бы очень однообразная и простая. Но с этим как раз у меня проблем бы не было. Но необходимо, чтобы было много книг. Таких толстых и бесконечных старых романов. Все перечитать или прочитать впервые! Нужен был бы весь Жюль Берн, Вальтер Скотт, Стивенсон, Марк Твен, никакого Достоевского и Толстого!.. Диккенс? Можно! "Капитанскую дочку" и "Повести Белкина" тоже хорошо, но, к сожалению, Пушкин мало такого написал. В общем, ничего современного и поменьше отечественного... "Откупорить шампанского бутылку и перечесть женитьбу Фигаро" - это прекрасно... наверное. Но я не могу этого сделать. Не могу! По простой причине, что я не читал "Женитьбу Фигаро". Значит, как я могу ее перечесть? Да и откуда шампанское на полярной станции?.. Еще, каждые три месяца прилетал бы самолет, но не садился, а пролетал бы над нами, приветственно качал крыльями, сбрасывал ящики с оборудованием, едой, подарками, книгами. Но никаких писем. Никаких! Еще, хорошо сидеть в тюрьме. Но не в нашей, не сейчас и не за преступление. А так... непонятно за что и во французской тюрьме... Давно. Чтобы была даже не тюрьма, а крепость. Каменные стены, деревянная дверь с металлическими заклепками, свежее сено на полу, высокое окно с решеткой и синим небом. Книга у меня должна была бы быть только одна - тяжелая старинная Библия, и больше никаких книг. Надо же, в конце концов, прочитать Библию! У меня всегда были бы чистые, свежие рубашки со свободными рукавами и узкими манжетами. Рубашки не такие, как сейчас, не тонкие, а из такого толстого полотна. Я был бы всегда хорошо выбрит. (Кстати, интересно, как они там брились, тогда... давно.) Хорошо, если бы ко мне приходил цирюльник и брил меня каждое утро... И чтобы иногда приходил священник и беседовал со мной. Мы вели бы с ним бесконечные, спокойные философские дискуссии... Можно было бы играть в шахматы с надсмотрщиком. Мне приносили бы хороший хлеб, яблоки и кувшин вина. Но только, чтобы не было никакой возможности передать кому-то какую-нибудь записку или получить от кого-нибудь письмо. Еще, чтобы было точно известно, что нет никакой возможности сбежать отсюда, что из этой крепости никто не сбегал и даже не пытался. Чтобы на душе было спокойно, чтобы не было неотомщенной обиды или долга чести. Чтобы точно знать, что я посажен в эту крепость навсегда! И нет совершенно никакого смысла ждать смены власти и помилования. Нет! Вот так до конца! Очень хорошо было бы быть монахом, но не православным, с длинной и непослушной бородой. Я не хочу жить в холодной келье, не хочу есть постные щи и кислую капусту, сидя за общим столом с такими же, как я сам (если бы я был монахом), бородатыми, бледными, сутулыми и некрасивыми людьми. Не хочу делать грубую и убогую работу, преимущественно зимой на морозе. Не-е-ет! Хочется быть монахом где-то далеко-далеко, где красивые пейзажи, тишина, в маленьком озере плавают карпы. В общем, где красиво, есть и горы и равнины, не жарко и не холодно. Где можно, наконец-то, побрить голову раз и навсегда. Там не было бы вообще ни одной книги. Там все и так все знают! Там бы я изнурял свое тело сложнейшими упражнениями, учился спокойствию и силе, встречал восход и провожал солнце на закате, сидя в одной позе. Там, наконец-то, появился бы авторитетный для меня человек - мой учитель. Обязательно маленький, сухонький и знающий всего меня насквозь и на три шага вперед. Он научил бы меня слышать дождь и отличать песню сверчка от трели цикады, научил бы видеть облака и понимать их, научил бы идти сквозь туман... и всегда выходить к храму. Там бы я написал свое первое стихотворение... палочкой на песке. Стихотворение о дожде, облаках, сверчке, цикаде... о тумане и песке. И не слова о себе... Ни единого слова про себя! Еще, я бы согласился отправиться в бесконечную космическую экспедицию. Такую экспедицию, которая не вернется, а если и вернется, то тогда, когда на Земле уже не останется никого из тех, кто бы мог меня ждать. В космосе и на Земле время идет не одинаково. Я улетал бы и знал, что больше я Ее никогда не увижу и не услышу. Меня бы усыпили, чтобы я проснулся через сотни лет, за миллионы парсек от Земли. Я бы проснулся в мире, где Ее нет! А если бы улетала Она... я бы не смог остаться. Нет-нет! Здесь мне ВС╗ напоминало бы о Ней, и я не смог бы не ждать Ее... Здесь оставаться нельзя... Макс ответил. Слава Богу! - Макс, приезжай сюда немедленно! - Саня, давай лучше ты сюда, тут как раз... - Макс, блядь! Умоляю! Приезжай, пожалуйста, сюда! Забери меня отсюда. - Что случилось? - Макс спросил уже серьезным голосом. - Ма-акс! Приезжай, пожалуйста. - Саня... а где ты? - На проспекте Мира. Если ехать от центра... - я понял, что не смогу толком объяснить Максу, как надо ехать, - Макс, сейчас я передам трубку, и тебе все объяснят. Прошу тебя, поторопись! Я передал трубку Эрику с просьбой растолковать моему другу, как сюда приехать. Эрик взял у меня трубку и долго, терпеливо, подробно, и даже жестикулируя, объяснял Максу, как добраться. - Он скоро приедет, - сказал Эрик, возвращая мне телефон. - С вами все нормально? Может быть чаю? Или... покрепче? - Нет-нет. Все очень хорошо! А мой друг не сказал, откуда он едет? - Он спрашивал, как ему ехать с Нового Арбата. - А-а-а! Далеко... - я понял, что минимум сорок минут мне нужно будет сидеть и ждать. Это ужасно! Но ехать одному куда-то? Нет-нет! Подожду. Очень хотелось выпить чего-нибудь, причем выпить залпом... *13* - Вам точно ничего не надо? - недоверчиво прищурившись, спросил бармен. - Может быть, колы еще? - Да, давайте. - И льда побольше? - И льда побольше. - И лимон. А трубочку совсем не надо? - Именно! - я на полсекунды успел удивиться, откуда может знать бармен Эрик, как я люблю пить колу. - Но передо мной стоял стакан с остатками колы, льдом и кружком лимона. Значит, я заказывал уже так. Только не помнил об этом. Эрик работал очень ловко. Столиков было немного, но молодая крупная официантка постоянно подходила к нему с заказами. Он делал все быстро, при этом его руки двигались плавно и как бы отдельно от его спокойного лица. Он явно любил поговорить. И говорил он с восточной нежностью и вкрадчивостью. - Кстати, извините меня, вы случайно не писатель? - улыбаясь, спросил он. - Нет, совершенно не писатель, - ответил я. - И?......... - И не поэт, не художник и даже не журналист. - Извините, пожалуйста... - он изобразил смущение, но все-таки продолжил. Ему очень хотелось мне что-то рассказать. Вот то, что мне рассказал бармен Эрик. - Я так просто подумал, что вы, может быть, писатель... Я тоже как-то одно время переживал. Сильно переживал. Лет пять назад. Я тогда еще в гостинице "Украина" работал... О-о-о! Нет! Не пять лет, а восемь! Вот так! Видите? Такая жизнь, себя забываю... Так вот, работал тогда в гостинице "Украина", наверху, в баре. И какая-то осень такая была неприятная, и какая-то любовь-нелюбовь, и то и се. В общем, тоже я загрустил, запереживал. Настроение такое было, чуть не плакал ходил. И так мне захотелось купить себе шейный платок. Зашел я в магазин, туда-сюда, съездил на рынок. Не могу найти себе такой, который нравится. Женские платки как-то не хочется покупать. Всякие ненатуральные, синтетические - тоже, ну... не солидно. А я никогда не носил таких платков, даже не знал, где они продаются. Потом мне сказали. Я поехал в такой магазин. Там очень красивые платки. Разные! Я думаю: "О! Куплю сразу три". Спрашиваю девушку: "Милая, а сколько вот этот платочек стоит?" Она как сказала! Я за голову взялся, вот так (Эрик показал, как он взялся за голову) и говорю: "Это вот такой вот маленький платочек столько стоит?! Ой-ой-ой!" Перед молоденькой девочкой стало неудобно, что я не могу себе такой платочек маленький купить. А сколько же тогда там костюм стоит, в этом магазине? Покраснел весь. Посчитал деньги. Только-только хватило на платочек, самый-самый простой. Обратно ехал на метро. Стал носить платок вот так с рубашкой. Очень красиво, всем нравится. Ну и сам вижу - хорошо! И как-то я обратил внимание, что один посетитель тоже носит платок на шее. Такой высокий иностранец. Постарше меня. Он здесь был представитель какой-то большой фирмы... из Голландии. Приятный такой, вежливый. Возьмет за вечер два-три пива, сидит, читает. Потом стал со мной разговаривать. Он по-русски хорошо говорил. Молодец! Засиживался дольше всех. И вот однажды сидел он не за столиком, а за стойкой. Грустный такой, писал чего-то, со мной разговаривал. А потом, уходя, вот так, как бы случайно, раз и бросил мне записку за стойку. Беру я записку, а там он мне пишет, почерк красивый. Конечно, с ошибками написал. А я-то по-ихнему вообще говорить не могу, так что он молодец - написал по-русски! Написал, что приглашает меня, когда у меня будет свободное время, поужинать с ним вместе. Вот так! С тех пор я никогда больше шейный платок не ношу. Вот что мне рассказал бармен Эрик. - Простите, но я вас ужинать не приглашу. Ко мне сейчас мой друг приедет, - сказал я. Эрик смеялся минуты две. Ему очень понравилась моя шутка. А я не пошутил, я в этот момент неспособен был шутить. Меня мучил, терзал, разрывал на куски вопрос, что с Ней случилось, что с Ней происходит, а главное, почему Она не обратилась ко мне. К кому Ей еще обращаться, как не ко мне? Она разве не чувствует, что я Ее люблю? Конечно, Она чувствует! Почему Она не доставит мне такого счастья - помочь Ей? Господи! Если бы Она позволила Ей помочь! Почему Она мне не доверяет?! Мой телефон зазвонил. Я вздрогнул, во мне все перевернулось, что-то оборвалось и упало в самые пятки. Где-то на юге Африки сошел с рельсов товарный поезд...... Звонила не Она. Я услышал незнакомый мне голос. Женский молодой голос. - Добрый вечер! Простите, это Александр?.. Извините, не знаю вашего отчества. - Не беспокойтесь, это совершенно не обязательно. Да, это я. - Еще раз здравствуйте! Это Марина, то есть, меня зовут Марина. Я жена Гриши... - Простите, какого Гриши? - Гриши! Ну как же?! Гриши, вашего сотрудника... - Ах Гриши! Ну конечно! Да-да, понятно. Что-то случилось? - Нет-нет. Ничего не случилось, вы не волнуйтесь... Я очень прошу вас простить меня, что я звоню вам, - голос был совсем молодой. "Сколько же ей лет?" - подумал я. Грише двадцать пять. Я даже и не знал, что он женат. Он вообще ничего о себе не говорил. Я взял его на работу два года назад, но ничего про его жизнь не знал. - Гриша не знает, что я вам звоню. Он будет очень недоволен, если узнает об этом. - Если я правильно вас понимаю, вы не хотите, чтобы я сказал Грише о вашем мне звонке? Так? - Да-а... Но... - она и так говорила очень взволнованно, а тут совсем смутилась, - Ой, а вы можете говорить сейчас? У вас есть две минуты? Я вас не отвлекаю? - Две минуты у меня есть, - я сказал это слишком сурово. Она же говорила вежливо, взволнованно и вполне достойно. К тому же было ясно, что что-то стряслось, и что-то серьезное. Иначе она не позвонила бы. - Не волнуйтесь, говорите. Вы не слишком меня отвлекли. - Спасибо! Я взяла ваш телефон из Гришиной записной книжки... Не знаю, как начать... Гриша вас очень уважает. Всегда говорит о вас с восхищением... Какой вы специалист и какой человек. Вы для него настоящий авторитет. Он вас просто любит... Очень переживает за все, что происходит... Он, вообще, мало рассказывает про дела, про работу, но про вас всегда говорит с удовольствием. Он гордится... - Спасибо! Вы меня смущаете! Что же все-таки... - начал я, но она перебила меня. - Да-да, извините. Конечно! Так вот, в последнее время, а особенно последние несколько дней, он просто совсем стал сам не свой. Не ест ничего, почти не спит. Вчера плакал в ванной. Ничего мне не говорит. А сегодня, час назад, пришел домой, я накрыла на стол, он сел, посидел молча, ни к чему не притронулся. Потом сказал, что он страшно вас подвел, что он ни на что не годится, что непонятно, как и зачем вы его терпите... Потом он сказал, что вы сегодня разобрались с ситуацией, которую он не мог решить и не мог с ней справиться... Что он пытался справиться целую неделю, но ничего не смог, а только все испортил. А вы пришли, все поняли и все исправили за пять минут. Он сказал еще, что он вам не нужен, что только вам мешает, а вы его терпите из жалости. Потом он оделся и ушел из дома. Знаете, Александр, он снова плакал. Вы поверьте, он очень вас ценит и очень старается. Если у него не получается, то это не нарочно и не от лени или невнимания. Поверьте мне, он очень хороший, я так переживаю. Вот куда он сейчас пошел? Я услышал, что молодая женщина заплакала. - Марина! Мариночка! Не волнуйтесь. Я Гришу очень ценю. Он отличный специалист, ответственный работник и прекрасный товарищ. Я без него совершенно не справился бы. Я его очень уважаю. Вы можете им гордиться. Скажите, он ушел из дома... Телефон он с собой взял? - Я не знаю, - сказала она, всхлипывая, - сейчас посмотрю. - Я услышал шаги и какие-то звуки. Она искала телефон. - Не видно. Я ему позвоню и узнаю. - Не вздумайте ему сейчас звонить! Я ему сам позвоню. А потом позвоню вам. В любом случае позвоню. Подождите немножко и не волнуйтесь. Спасибо, что позвонили. - Я отключился. "Господи! - подумал я. - Детский сад какой-то!" Мне сразу вспомнились совершенно отчаянное выражение глаз Гриши, его ссутулившаяся, почти сгорбленная фигура, его попытки чего-то сказать... Оказывается, там вон что! Оказывается, ему там так плохо! И из-за чего? Из-за кого?! Из-за моей любви, из-за меня? Бедный Гриша! Он же не знает еще, что то, что мы с ним делаем - это фигня. Что таких, как мы... полным-полно. Мы, конечно, не самые плохие, но есть и лучше, намного лучше. Только в этом огромном городе, сколько тысяч бригад, больших и малых, строят, ремонтируют, переделывают. А сколько таких как я, архитекторов, ядрена мать! Таких же точно, как я: суетливых, эгоистичных, амбициозных, компромиссных, недобрых... Кто я такой!? А он-то бедный думает, что делает важное дело, боится меня подвести, не оправдать моего доверия, ответственности. Для него нет ничего важнее этого. Бедняга! Бедняга! Я быстро нашел и набрал его номер... "Только бы он ответил!" Я не мог еще и этот груз таскать сегодня. Надо было поскорее с этим разобраться. Я помню, как в школе, сидя в столовой, я подумал... Мне было лет 13-14. Я подумал, глядя на поварих, которые работали на кухне... Я стал прикидывать, сколько в нашем городе школ? Наверное, не меньше восьмидесяти. В каждой школе есть столовая, и там работает минимум четыре повара. А сколько у нас разных предприятий, каких-нибудь фабрик, заводов, сколько больших контор, больниц, автобаз и прочее, и прочее. И везде есть столовые, буфеты, какие-то маленькие кафе. И везде там работают люди, которые всю жизнь готовят невкусную еду. Они плохие повара! А когда-то же они были детьми, такими, как я (мне было тогда 13-14 лет, я уже говорил). И они не думали, что станут поварами. У них есть имена, фамилии... они отдельные люди. Неповторимые! А работают плохими поварами. И, значит, кто они? Они - ПЛОХИЕ ПОВАРА! И все! И больше ничего. А как же жизнь? Я помню, я гордился своей фамилией. Она казалась мне гордой, редкой и благозвучной. Я полагал, что у меня должна быть особенная судьба! Когда я играл в футбол во дворе, мне всегда казалось, что обязательно должен мимо пройти какой-нибудь футбольный тренер. Он остановится, посмотрит на меня и на то, как я играю, и подумает: "Вот отличный парень, настоящий талант..." А потом он спросит кого-нибудь из мальчишек: "А кто этот парень? Тот, который... вон тот, в синей майке?" Я понимал, что моя фамилия должна прозвучать. Я не могу так же, как те люди, которые стали поварами, раствориться... Нет! И мне казалось, что я не растворился. Я работаю в Москве. В Москве!!! Что может быть дальше? Это предел! Я здесь работаю! Я молодец! Я пишу свою фамилию на моих проектах... И что?! Я построил один хороший дом, на одной из маленьких улиц одного из подмосковных поселков. Все!!! А в основном я, как жук-короед, точу и точу какие-то ответвления бесконечного московского лабиринта. Таких, как я, в Москве больше, чем поваров в моем Родном городе! Только бы Гриша ответил......... Гриша ответил. - Алло. Я вас слушаю, - спокойным солидным голосом сказал Гриша. - Гриша! Хорошо, что я до вас дозвонился. Это я, Александр. Ваш шеф. -Я старался говорить весело и непринужденно. - Ну-у-у? Как ваши дела, как настроение?! - Все нормально. Я уехал с объекта в семь. С мусором ребята почти закончили. Настроение у всех хорошее. С завтрашнего дня будем менять... - Да Бог с ним, с объектом! Григорий, я заметил, что вы очень устали... - Нет-нет! Я совершенно не устал! Вы простите меня, я совершенно... - сразу перебил меня он. Я, конечно, зря сказал про усталость, не надо было ему об этом говорить. - Нет, Гриша, это вы меня простите. Я не то хотел сказать! У меня остался неприятный осадок после сегодняшней нашей встречи... - Я так виноват. Я, просто, не знал, как вам сообщить... - Гриша-а-а! Не перебивайте меня, пожалуйста. Если кто-то и виноват, так только не вы. Это я запустил дела в последнее время. Это я обленился совершенно! Знайте, если бы не вы, Гриша, то все бы уже рухнуло. Я очень рад, что вы со мной работаете. Я всецело вам доверяю, и, простите меня, очень злоупотребляю вашей ответственностью и порядочностью. Я вам хотел это сказать еще раньше, но при рабочих нельзя, а в другое время как-то не получалось. Нам надо пообщаться вне работы! Как вы думаете? Вы женаты, Гриша? - Да-а... У меня жена Маша... Ой! Марина. - Во-о-от! Отлично! Давайте как-нибудь куда-нибудь сходим. В кино. Я тоже приглашу мою знакомую... одну. Сходим в кино, потом поужинаем. Как вы, Гриша, смотрите на такое предложение? - Я не знаю, я спрошу у Марины. - Бросьте, Гриша! Не стесняйтесь. Завтра же и договоримся. Познакомьте меня с вашей женой. O.K.?! - Ладно, - сказал Гриша растерянно, но по-хорошему растерянно. Как надо растерянно. - Спасибо! - Потом спасибо скажешь! Давай! Завтра созвонимся и договоримся! Держись! Передай привет супруге! И не бери в голову. Все хорошо, а ты молодец! Пока! - Я чуть не сказал: "Иди домой!" - До свиданья. Спасибо большое! Я Марине передам, - он совсем замялся. - До свиданья! Как приятно видеть и слышать счастливых людей. Как легко их иногда осчастливить, хотя бы ненадолго. "Сейчас еще одну осчастливлю", - подумал я и позвонил Гришиной жене......... Она обрадовалась и благодарила меня без умолку, пока я не прервал разговор. Меня же мог спасти только один звонок и только один голос в мире. Но Она не позвонит, я знал это. *14* Пока Эрик рассказывал мне свою историю про шейный платок, пока я разговаривал с Гришиной женой и самим Гришей, кафе совершенно заполнилось. Во Москва! Даже самое неинтересное кафе, с самым скучным интерьером и стандартным набором напитков и какой-то еды, все равно забито... вечером в пятницу. Становилось накурено и шумно. Эрик мне что-то периодически говорил, я не слушал и только кивал в ответ и улыбался, когда видел, что он закончил очередную шутку или окончательно выразил какую-то мысль. Макс должен был подъехать вот-вот. Я услышал, что дверь за спиной в очередной раз распахнулась. Я оглянулся - зашла веселая молодая пара. На улице, видимо, пошел снег. На шапках и плечах у женщины и мужчины были небольшие сугробы. Они весело и шумно отряхнулись, потопали ногами, оббивая снег с обуви, потом осмотрелись, увидели, что мест свободных нет, и так же весело вышли на улицу. Я все это видел боковым зрением. Мое внимание привлек довольно крупный мужчина, который сидел за тем столиком, за которым раньше сидел я. Высокий, широкоплечий, волосы с заметной сединой, зачесаны наверх и назад. Темно-серый свитер с глухим горлом. Хорошее, выразительное лицо. Ухоженное. Мне его лицо показалось знакомым и весьма, но я не мог вспомнить откуда. Он сидел, перед ним стояла чашка кофе, минеральная вода и пепельница. Он смотрел на стол и о чем-то напряженно думал. Я поостерегся привлекать его внимание и не стал его рассматривать. Помню, когда я только приехал в Москву, в одном ресторане я увидел знакомого мне человека... Я уже был подвыпивший, обрадовался, подошел к нему, хлопнул его по плечу, поздоровался... Он выразил полное свое недоумение... Я ему - мол, ну как же?... Оказалось, что он ведет новости на втором канале телевидения. А я просто еще не привык к тому, что можно встретить вот так, в жизни, людей из телевизора. В Родном городе, если знакомое лицо - значит знакомый... А тут-то Москва!!! Нужно быть поделикатнее. Лицо этого мужчины было знакомым. Такое породистое лицо. Вполне могло случиться, что он актер или писатель... Я отвернулся... В смысле, повернулся обратно к стойке, слегка озадаченный. Нужно было поскорее выпить чего-нибудь. "Макс! Макс! Ну где же ты?!", - как заклинание, беззвучно сказал я. Из-за того, что я резко повернул голову в сторону двери, а потом повернул ее обратно, я почувствовал, что стены и стойка качнулись и ушли куда-то вбок. Необходимо было хоть что-нибудь съесть. Я смотрел на свои руки, они лежали на стойке. Небольшие такие руки, ногти аккуратно подстрижены... Руки как руки. Мои руки. Я для них покупал полтора месяца назад перчатки, теперь надо покупать новые. Из-за любви, из-за усталости и рассеянности, из-за того, что чесалась и раздражала шея, из-за радости обретения синего платка я забыл в такси перчатки. Я предал свои руки. Они бессильно лежали передо мной. Да, силы в них было немного. "Не жалею я свой организм", - подумал я. Вот придет Макс, начнем мы с ним выпивать, руки будут наливать и подносить рюмку или бокал ко рту. И я сам, и мои руки... мы знаем, что потом будет только хуже. Что лучше всего было бы поехать домой, принять душ, лечь спать и выспаться. А утром позавтракать и... сделать что-нибудь полезное для себя... Но нет. Руки мне не воспротивятся... Они нальют... Мне такое счастье доставляло мое тело, когда я был маленьким. Оно было таким, как будто его и вовсе не было. Я тогда не думал, что можно есть, а чего нельзя, в смысле, как то, что я съел, отразится на моей фигуре или на здоровье. Мое тело могло бегать, прыгать без усталости, купаться в речке до посинения и не замерзать, засыпать в любом положении. А когда я спал, мое тело можно было носить, класть куда угодно, одевать и раздевать - я не просыпался. Оно постоянно радовало меня тем, что запросто обучалось ездить на велосипеде, кататься на коньках. .. И еще оно росло!!! Оно вырастало из обуви, из штанов и курток. Я гордился им. Я любил его. А теперь я его только мучаю. Мои руки... и весь мой организм мог спросить меня сейчас: "Ну чего ты нас мучаешь? Мы-то чем виноваты? Нам нужно от тебя немного. Нам нужно нормальное питание, регулярный сон, хотя бы иногда свежий воздух. Неплохо бы какое-нибудь подобие спорта, ну или, хотя бы, прогулки. Пешком надо иногда ходить! Ходить, не спеша куда-то, а ходить, чтобы... ходить. Ведь мы, твои органы, все делаем, стараемся, вырабатываем волосы, ногти, пот, слюну и другие жизненные соки. Нам трудно! Мы устали от тебя. Мы не понимаем, не можем выяснить, какой орган отвечает за то, что с тобой происходит. Сердце? Нет! Оно само уже не радо! Оно, конечно, у нас, тьфу-тьфу-тьфу, крепкое... Ну все же объясни нам... Что случилось? Что случилось-то?" Действительно, а что случилось? Она не смогла прийти?! Значит, действительно не смогла! Она потом все объяснит. Она же не издевается надо мной. Нет! Она всегда очень внимательна. Она что, не чувствует, как я Ее люблю? Конечно чувствует. Такая женщина! Конечно Она чувствует! Да Она просто знает это! "А вдруг Она меня тоже любит!!!" - эта простая мысль так поразила меня. Я просто окаменел от такой мысли. До этой секунды я думал, что мне не важно, любит она меня или нет, что моя любовь от этого не зависит. И тут, вдруг, я понял, что может быть и Ей не просто сейчас. Может быть, Она тоже живет последние недели в каком-то своем невыносимом состоянии, а я тут... Эгоист! Эгоист!!! Дурак, блядь! "Ну конечно, Она меня любит! Ей, может быть, хуже, чем мне. И Ей точно сложнее сейчас! А я тут..." От этой мысли вдруг захотелось подскочить и мчаться куда-то... А куда??? К Ней, конечно!!! Но куда? От этой мысли все внутри задрожало... Но стало легче. Стало намного легче!!!!!!!!! Какая же я сволочь! Я догадался, что ей трудно и, может быть, хуже, чем мне... И мне стало от этого радостно... Чья-то рука легла мне на плечо. Кто-то сзади положил руку на мое плечо! Кто-то прервал мой диалог с собственным организмом и череду моих революционных мыслей и открытий. Я оглянулся. Макс приехал! *15* Я был так рад! Я чуть было не сказал Максу, что борода ему очень к лицу. Я был готов обнять и расцеловать его! Но он не понял бы меня. Он же не знал, какая невероятная мысль пришла мне в голову, какая догадка снизошла на меня за миг до его появления. - Ты чего тут так веселишься? - спросил Макс, отряхивая свою шапку от снега. - Я думал, тебя тут пытают. А ты тут уже развлекаешься? Не мог меня подождать? - Макс, да ты что?! Какое веселье? - Саня! Ты уже напился тут без меня?! Как не стыдно! Я бы так... - Макс, перестань, - прервал я его. - Эрик, извините, скажите ему, - я указал на Макса пальцем, - что я не пил ничего... - Кроме колы со льдом и лимоном, - быстро сказал Эрик. - Это я вам объяснял, как надо ехать? Хорошо, что вы приехали. Ваш друг тут чуть в обморок не упал. Очень грустный сидит. Я его маленько развлекаю, истории рассказываю. Теперь вы им занимайтесь. Мне его развеселить не удалось. И он пить отказывается, - Эрик подмигнул Максу и заулыбался. - Последнее мы сейчас исправим, - моментально отреагировал Макс и подтолкнул меня под локоть. - Что будешь пить? Перед тем как выпить, я взглянул на часы. Было десять минут десятого! Мы наконец-то выпиваем с Максом! Я думал об этом уже много часов подряд, и вот... мы выпили! Выпили коньяку! Залпом! По пятьдесят! Коньяк пролился внутрь меня, скользнул по языку и горлу... Как я хотел этого! Я ждал облегчения. Я опрокинул коньяк и выпил его с таким чувством, что где-то далеко-далеко флагман Британского Королевского флота отсалютовал, входя на базу во главе усталой после долгого похода эскадры. Я почувствовал, что мой организм тоже рад. Коньяк, конечно, не здоровый сон, не регулярное питание и свежий воздух. Но тоже... вариант. *16* Мы выпили по пятьдесят коньяку и сразу засобирались уходить. Я больше не хотел здесь оставаться ни минуты. Макс был со мной согласен. Он ворчал, был недоволен тем, что я заставил его ехать ко мне, непонятно зачем терять драгоценное московское вечернее время, только чтобы выпить дешевого коньяка в бессмысленном кафе. Мы препирались с Максом, когда сбоку от нас к стойке подошел тот высокий мужчина, который сидел за столиком у входа. - Эрик, возьмите, пожалуйста, здесь достаточно. Спасибо! - сказал он и положил на стойку деньги. - На здоровье! Всего хорошего! - улыбаясь, сказал бармен. Мужчина кивнул, стал разворачиваться и встретил на себе мой взгляд. Было видно, что он меня тоже узнал, удивился и растерянно кивнул мне, здороваясь. Я тоже кивнул. Он поспешно отошел... От Макса не укрылись наши приветствия, он тут же прижался ко мне и, косясь на высокого седого мужчину, спросил меня: - Это что, артист какой-то известный? - зашептал он. Мне хотелось оглянуться и еще раз посмотреть на этого человека, но Макс и так глазел на него. Было неудобно. - Саня, познакомь меня с известными артистами! Ты же обещал. Вот кто этот мужик? - В этот момент я услышал, как дверь за спиной хлопнула. - Артист? - Не знаю я. Не могу вспомнить, где мы встречались. Может быть, и артист. Погоди... - я чуть повысил голос. - Эрик, мне показалось, что вы знаете того человека, который только что вышел. - Вот этого? - Эрик ткнул пальцем в деньги, которые оставил на стойке ушедший мужчина. Я кивнул. - Не-е-ет! Я его не знаю. Он часто заходит - может, работает рядом. А меня здесь все знают, - он ткнул пальцем в табличку с надписью "Эрик" на груди. - Понятно... - сказал и кивнул головой я. Мы расплатились. В этот раз Макс позволил заплатить мне. Он хотел ехать в какое-нибудь многолюдное место. Ему хотелось, как он говорил, "движения". Я называл разные названия разных мест, а он спрашивал: "Сань, а это модное место?" или "Саня, а там есть запах порока?". Так и не решив, куда ехать, мы вышли на улицу. Снег шел большими хлопьями. Падал отвесно и густо. Мы вышли, и меня накрыло первой теплой волной. Коньяк! Коньяк подействовал. Пустой желудок и усталость ускорили и усилили эту волну. Снег! Свежесть и чистота... Москва сразу стала светлее. Окна, фонари, огни вывесок и рекламы отразились в низком небе и в каждой снежинке. В каждой летящей и уже упавшей снежинке... "Она любит меня, - догадался я. - Я хороший человек. Меня можно любить. Господи... Я хороший". Я хороший... Я смогу... Мне надо поехать домой, к родителям... Приехать к ним не московским гостем, не на пару вечеров, а приехать на весь август, пожить с ними на даче. Посидеть с отцом в бане. Беседовать, беседовать... Ходить с сыном на речку... Навестить бабушку, постараться не раздражаться на нее, попить с ней чаю, все выслушать, посмотреть фотографии... Надо сходить к деду на кладбище... Не для того даже, чтобы постоять на могиле, а для того, чтобы попробовать отчетливо подумать о нем. Я не любил, когда он меня маленького ловил и тискал... Надо встретиться со всеми друзьями, сказать, что мне плохо без них... Думая так, я достал телефон и набрал номер... - Але, Паскаль? Привет, это Саша, - сказал я в трубку. - Саша! Как хорошо, что ты позвонил. Я очень не люблю, как мы с тобой расстались. Я не правильно говорю по-русски, ты знаешь, я не успел тебе ничего объяснить. Но я понимаю, что ты не правильно смог понять ... - Паскаль! Все в порядке. Я не обижаюсь. Наплюй! Я сам хотел тебе сказать спасибо. Ты мне очень помог. Я совершенно не справлялся в последнее время с делами, а от предложения Алеши просто не мог отказаться. Так что все очень хорошо! Забудь! - Саша, это правда? Но я думаю, что ты обиделся, и правильно... - Паскаль! Извини, давай завтра встретимся и, если хочешь, поговорим об этом. Но я думаю, что говорить больше не о чем. Все хорошо! Будем лучше говорить о чем-нибудь другом. - Прекрасно! Завтра, конечно... - Все! Я тут спешу, пока, всего хорошего! - Пока! - Паскаль нерешительно отключился. Макс ловил машину. Вот такси остановилось... - Саня, куда ехать? Водитель спрашивает, куда поедем? - крикнул он мне. - Макс, я сейчас, погоди минуту, не отпускай его, - крикнул я в ответ. Я стоял неподвижно, держал телефон в руке и набирал Ее номер. Она ответила... - Прости, я понимаю, что не должен был тебе звонить, - удивительно спокойным голосом сказал я. - Но я не смог не позвонить. Мне показалось, что мне нужно позвонить прямо сейчас, немедленно... - Она молчала. - Я очень сильно тебя люблю!!! Я не могу без тебя!.. Вот. - Я знаю, - сказала Она. Она сказала это... И повисла тишина. Где-то в Альпах сошло несколько снежных лавин. - Я не знаю, что еще говорить, - ровно, как будто одним словом, сказал я. Она сказала, что она тоже не знает, что говорить. Сказала, что ждала... И еще Она сказала, что теперь легче будет дождаться завтра, и попросила меня позвонить ей утром. - Обязательно! Я целую тебя! - сказал я. Она сказала, что она тоже... меня целуе