ай! Нас же видно как на ладони... Я понял, что больше боюсь не того, что нас стало отлично видно с самолетов, а того, что кто-то увидит, что я плакал... *25* Я пришел в себя, сидя в машине на заднем сидении. Дверь была открыта, и я сидел боком, то есть ноги на улице, а остальное в машине. Мое пальто было наброшено мне на плечи. Я сидел в том самом "мерседесе". Макс и мужчина в длинном пальто стояли рядом и разговаривали. Мужчина курил. Завыла сирена, и одна "скорая" сорвалась с места. Народу было уже совсем много. Подъехали даже какие-то журналисты с камерой. - Сань! Ты как? - спросил Макс. - Живой, - ответил я. Я сказал и почувствовал, что губы опухли и челюсть болит. Но крови на лице не было. - Вашего мужика увезли. Надеюсь, с ним как-то обойдется. Женщину тоже увезли, только на другой машине. Она вообще в порядке, - сказал мне Макс. - А вы не запомнили номер той машины, что уехала? - спросил хозяин "мерседеса". - Нет, не обратил внимания. Серая, "ауди"... и все, - ответил я. - Надо же, его никто не рассмотрел! - сказал Макс - Это же просто не человек какой-то... Там, в "вольво", парень вообще всмятку, его вырезать из машины надо, так не достать. Водитель живой, на заднем сидении две девицы, на одной ни царапинки, а у другой ноги в хлам. Кошмар, натуральный кошмар. Но удар-то был! Джип-то тяжеленный... - Да, удар был страшный, я как раз за джипом шел, - сказал человек в пальто, - едва увернулся. Дамочка затормозила, но куда там! Она вообще не виновата... - Кстати, меня зовут Максим, - Макс представился и протянул руку. - Михаил Алекс... Просто Михаил, - сказал и пожал руку Максу наш преследователь. - А это Саша, - сказал Макс про меня. Я кивнул. - Я знаю, - сказал Михаил. - Слушай, а чего ты все время за нами ездишь, а? - спросил Макс своим неподражаемым голосом. - На эту тему я говорить не намерен. - Ну все-таки странно, знаете, целый день... - с некоторым вызовом сказал Макс. - Стоп! Я сказал, что я не намерен об этом говорить, - это было сказано резко и решительно. В это время к нам подошел дядька, который выскочил из того автомобиля, который столкнулся с нашим такси. - Ребята! Как я рад, что вы живы, Господи! - он улыбался. В руке он держал бутылку. Какую-то красивую бутылку. - Мой водитель не смог увернуться. Ужас! Жена до сих пор говорить не может. А у меня сегодня день рождения. Юбилей! Представляете, седьмой десяток разменял. Поехали уже домой, а тут вон как... - Поздравляем, - сказал Макс и пожал юбиляру руку. - Ас вами, ну там... со всеми все в порядке? - Обошлось! Тьфу-тьфу-тьфу. Если бы сошлись лоб в лоб... Все, ребята, сейчас бы мы с вами не разговаривали... У меня почти танк. Смотри-ка, зацепили-то вас только чуть-чуть, а вас вон как развернуло. Выглядело, как в кино. - Да! Правда, как в кино, - покивал головой Михаил. - Вот, братцы, возьмите, - он протянул нам бутылку. - Мне дарят, а я не пью! - Он криво улыбнулся, как будто извинялся за то, что не пьет. - Я, братцы, свое уже выпил. Макс из вежливости попрепирался чуть-чуть, и, в итоге, взял бутылку. - Выпейте за удачу и за то, что нас там, - он указал пальцем в небо, - пока берегут. - И если будет не противно, выпейте и за меня. Все-таки день рождения! - А за кого будем пить? - спросил Макс. - Ах, да! - Он достал из кармана визитные карточки и дал нам всем по одной. - Если чем-то буду полезен - обращайтесь. Звоните, напомните, мол, ночные знакомые с Якиманки. Пока, ребята! Моя машина на ходу, мы поедем. Счастливо! Мы попрощались, он трусцой побежал к машине, чуть поодаль его ждал высокий крупный мужчина. Охранник или водитель, или и то и другое вместе... - Хороший дядька, - сказал Макс. - "Правительство России", - читал он визитную карточку. - "Заместитель министра...", - Макс присвистнул и сунул карточку в карман. С воем отъехала еще одна "скорая". - Пойду узнаю, как там наш гонщик. Как бы там его не повязали, - сказал Макс. - Михаил, подождете немного, пусть Саша посидит еще, я быстро. - Конечно подожду, куда я без вас, - сказал Михаил и горько усмехнулся. - Спасибо, - сказал Макс, сунул мне бутылку и побежал. - Портфель свой забери, - слабо крикнул я ему вслед. Возникла тишина. Вокруг, конечно, было много шума, но я ощутил тишину, точнее сказать, молчание. Михаил закурил сигарету. Я оглядел его машину. В машине было чисто, на заднем сидении лежали газеты и большая бутылка минеральной воды. Человек провел целый день в машине и не захламил ее, не засыпал сигаретным пеплом... Мы молчали. Из меня как будто откачали весь воздух и силы. Я сидел и совершенно ничего не чувствовал, кроме пустоты внутри. "Позвонить бы Ей", - прозвучало в голове. Хотелось Ей позвонить, еще хотелось умыться теплой водой и... захотелось съесть супа. Густого горячего супа. Мы молчали... Я поймал себя на том, что испытываю какое-то странное чувство вины перед человеком, который стоит и курит, перед этим высоким и сильным человеком, который существенно меня постарше. Я всегда испытывал что-то подобное рядом с людьми, у которых дела шли плохо, в то время как мои шли хорошо, или рядом с теми, у кого денег было откровенно меньше, чем у меня. Михаилу было точно, хуже, чем мне. Он стоял и курил одну за одной и, очевидно, не чувствовал температуры окружающей среды... А я замерз ужасно. Шарфа не было, я где-то его потерял, пальто было сырое, помятое, и его нужно было надеть... Нужно было его надеть и застегнуться, а сил не было. Я стал поправлять платок на шее и увидел, что руки в крови. В чужой крови. Рубашка была совсем испачкана... Но все же я поднялся на ноги, зачерпнул снега и стал тереть руки. Потом надел пальто и снова сел на прежнее место. Мы молчали... Я стал разглядывать бутылку, которую сунул мне Макс. Коньяк. Название было мне неизвестно, но в этом названии присутствовало очевидно много лишних букв. Коньяк был, наверное, хороший. Плохой коньяк члену правительства на шестьдесят лет не подарят... Михаил продолжал курить. - Ну все, можно двигать отсюда, - вернувшись, сказал Макс. "Портфель при нем", - подумал я. - А свидетельские показания? - спросил Михаил. - Все уже, свидетелей достаточно, я оставил наши телефоны. Вы, если хотите - пожалуйста, а мы пойдем с Саней, - сказал Макс и подмигнул Михаилу. Тот промолчал. Тогда Макс продолжил: - Знаете, кто запомнил номер той "ауди"? Наш водитель! Он такой парень оказался! Слышишь, Саня? Запомнил! И говорит мне, мол, вы мне не заплатили. Я даю ему деньги, а он недоволен. Я говорю ему: "Ты же нас не довез до места, я вообще могу тебе не платить". А он ноет, мол, машину разбили, как теперь быть? А я его спрашиваю: "Ты что, думаешь, что я тебе должен новую купить, что ли?" А он говорит, что он нас вез, а без нас бы сюда не поехал. Логично, конечно, но какой жук, а? Ну ладно, поехали. Далеко еще? - Да нет, мы почти на месте, - ответил я. - Хорошенькое "почти"! - усмехнулся Макс. - Тут пешком, вон туда, - я показал рукой, - пять минут идти. - Садитесь, я вас довезу, все равно за вами ехать, так что, давайте, - сказал Михаил, - садитесь. - Спасибо! - сказал Макс. - Это очень любезно! Саня, слышишь?! - Да, спасибо! - Только давайте без издевательства! - сказал Михаил. - Садитесь, говорю. Куда ехать? - Туда, к американскому ресторану. Знаете?... - сказал я. - Знаю, - ответил он. - Господи, что я делаю? Это же бред! Бред! - тихо, но отчаянно горько сказал он. Мы поехали молча. Езды действительно было две минуты. Он подвез нас к ресторану и остановился. Мы сидели с Максом, не выходили и не знали, как себя вести. - Пойдемте с нами, кофейку выпьем, - сказал наконец Макс. - А то чего здесь сидеть, все-таки не так... - Не пойду, не зовите... - Ну все-таки, действительно, - сказал я, - пойдемте, просто как-то неудобно. Если... - Прошу вас, - перебил он меня, - не разговаривайте со мной! Я не могу с вами говорить. Я очень устал и могу сорваться. Давайте не будем делать ситуацию глупее и нелепее, чем она есть! Помолчите, пожалуйста! - Ладно, - сказал Макс. - Но мы собираемся перекусить, может быть, вы...? - Делайте что хотите, забудьте про меня, Бога ради. - Но, извините, - все же сказал я, - как можно забыть, когда вы все время преследуете... - Замолчите! - закричал он. - Хватит! Я вас подвез? Все! Выходите из моей машины! Убирайтесь отсюда! Мы немедленно вышли. Макс пожал плечами. У него был в руке портфель, у меня бутылка. Мы шагнули к ресторану. "Мерседес" остался на месте. *26* - Простите, но к нам со своим спиртным входить нельзя, - сказала девушка, которая встречала гостей у входа, - это запрещено. - А мы не будем... - начал было я, но Макс перебил меня. - Милая, вы слышали, что вон там, недалеко, - Макс неопределенно махнул рукой, - только что была серьезная авария? - Да, кто-то из посетителей сказал. Вот, совсем недавно, - девушка была юная. Макс наклонился к ней и прочел, что у нее написано на табличке, висевшей на груди. Она слегка попятилась. - Елена, - прочел вслух Макс. - Леночка! Представляете, мы пострадавшие с той аварии. Мы в Москве только с утра, так устали, а тут бац! Ужасный стресс! Но Москва такой город, Леночка! Вы москвичка? - Да. - Коренная? - Я здесь родилась! - Вот!!! Видите, как вам повезло! А мы только приехали и сразу попали в аварию! Но примчались милиционеры и врачи и нам выдали вот эту бутылку. Сказали, чтобы обязательно выпили ее, это снимет стресс и ускорит... Как они, Сань, сказали? "Это ускорит реабилитацию после шока!" Во как! Разве мы можем ослушаться милиционеров и врачей? Мы гости столицы! Леночка, посмотрите, какой отличный коньяк выдают в Москве пострадавшим. - Я у менеджера спрошу, - сказала полностью сбитая с толку девушка. - Леночка! Мы пройдем? Бутылку спрячем. Мы правда с аварии, - сказал я. - Нам нужно умыться и поесть. Хорошо? - Да-да, конечно! Проходите, вот тут вам будет удобно, - сказала она так, как ее выучили говорить. Я долго умывался теплой водой. Сначала я некоторое время рассматривал свое лицо в зеркале. Я сильно ударился о подголовник переднего сидения, хотя не помнил этого. Правая скула опухла и губы тоже, челюсть двигалась не без боли. Волосы... в общем, очевидно нужно было мыть голову. Если бы не подстригся, было бы совсем страшно смотреть. На лбу как будто образовалась лишняя кожа, такие глубокие складки появились там. Щетина уже повылезла. Как организм вырабатывает вот это?! Причем, я помню, удивлялся в армии тому, что чем тяжелее были условия или какие-то напряженные дни, тем быстрее росла борода и ногти. Хотя, наверное, мне это казалось, просто время пролетало быстрее... А может быть и действительно так... Я отмывал руки от остатков крови. Вода окрасилась розовым. "Как в кино", - подумал я. Вот так же убийцы смывают с рук чужую кровь. Заходят в ресторан, потом идут в туалет и смывают... Надо же, как только происходит что-то не очень обычное или сильно необычное, сразу думаешь: "Как в кино". Рубашку просто хотелось снять и бросить. На ней запеклись какие-то пятна, я за день уже десять раз потел, а следом высыхал. Платочек на шее как-то весь скрутился, чуть ли не в веревочку. Я умылся и вернулся в зал ресторана. Макс сидел за столиком, положив голову на упертые локтями в стол руки. Он закрыл глаза. Было видно, как он устал... - Сходи умойся, Макс. Будет полегче. И поедем ко мне. Надо поспать. - Конечно-конечно. Сейчас пойду умоюсь, конечно, - забормотал Макс, открыв глаза, но вставать он не собирался. - Саня, представляешь, тот парень, на переднем сидении... Ну, который в "вольво"... Он погиб, наверное, сразу. Тело все вообще изломало, а лицо целое, гладкое. Глаза закрыты. Наверное, он от испуга зажмурился, и выражение лица такое... Даже не страх, а как бы нежелание, мол, "не хочу!". После этих слов Макс взял бутылку, она стояла рядом с ним на соседнем стуле. Бутылка была открыта, и уровень жидкости в ней был уже понижен. Макс сделал хороший глоток из горлышка, сморщился и протянул бутылку мне. Я отрицательно помотал головой. - А мужика-то здорово трясет, - продолжал Макс, махнув рукой в сторону оставшегося на улице "мерседеса", - прямо трясом трясет. Не дай Бог! Ужас! - Макс, ну так тоже не дело. Безумие какое-то, гоняться по городу!... Надо как-то стараться держаться.... - Саня, блядь! Откуда ты знаешь, чего ему надо, а чего не надо? Ты представляешь, в каком он аду сейчас? Чтобы до такого дойти, чтобы вот так. Ему же стыдно! Ты че, не видел, что ли? А он мужик-то не слабак! В обмороки не падал... - Слабак - не слабак, а то, что он гоняется за мной весь день - это истерика, Макс! Нечего истерики закатывать, если он мужик. Мне его не жалко! Устроил цирк, понимаешь! Детектив сраный... Мне его не жалко! - А меня?! - Чего - тебя?! - Меня тебе жалко, Саня?! Думаешь, чего я приехал? Вот так взял и приехал без дел? Напиться и погулять? Да, Сань, напиться и погулять, конечно! - лицо Макса как-то обвисло, углы глаз от этого опустились вниз, и от этого его глаза стали, как у собаки. Как у старого грустного матерого кобеля. В это время к нам подошла официантка и принесла меню. Я попросил принести чай с лимоном сразу. В ресторане народ все-таки был. Но немного. Ночь... - Саня... от меня жена ушла, - сказал Макс, когда официантка отошла. Он еще не успел договорить этой фразы, как у него задергался подбородок. Он сказал и сразу поднес бутылку ко рту. Макс дважды судорожно глотнул и закашлялся, забрызгал коньяком стол перед собой. На глазах у него появились большие слезы. Он заплакал, но без вздрагиваний и всхлипываний. Он заплакал одними глазами. - Ушла, Саня... И знаешь, ушла не к кому-то, а от меня. Понимаешь?! Ушла от меня!!... А как мне теперь жить? Я там, в нашем городе, находиться не могу. Для меня все закончилось. Все! - Макс стремительно пьянел. - Только ты не подумай, что мне стыдно там жить, что я боюсь сплетен, что все узнают, что от меня ушла жена. Конечно узнают! Да я не боюсь этого. Это вообще неважно! Какая разница теперь? - он выпил еще глоток. - Жизнь закончилась, Саня! Вот у меня не было жены! Раньше не было... Потом я женился, а теперь она ушла! Снова нет жены. Все! Круг замкнулся! Нам принесли чай в чайнике и две большие чашки. Я сказал, что мы пока не решили, чего хотим. Пока официантка не ушла, Макс сидел, отвернувшись к темному окну. - Конечно! - Макс ладонью вытер глаза и сжал руку в кулак, - я же подонок. Я знаю. Все правильно. Я даже не удивился. Она так спокойно ушла, без ругани. Мы раньше ругались, а тут она так ушла, что было ясно - останавливать бесполезно. Я сам хотел уйти. Сказал, что оставляю ей все. А она усмехнулась и ушла. Она так на меня посмотрела, Саня! Это все!!! Она посмотрела на меня, как врач посмотрел на того мертвого парня в машине. Как бы с сожалением, пониманием и, типа... приговорил. Посмотрел, все понял и отвернулся. И тут даже ничего не надо спрашивать, мол, какие дела, доктор? Я налил чаю Максу и себе, бросил в чашки ломтики лимона, слушал Макса и смотрел, как чай светлеет от действия лимонной кислоты. - Она ушла, Саня, потому, что от меня уже нечего ждать. Ну действительно. Со мной же все ясно. И мне тоже уже ясно, - Макс громко отхлебнул чаю, обжегся, сморщился, но продолжил. - Я ее сильно не любил. Нет. Не любил... А она меня любила, Саня. Вот так-то. Мне казалось, что я без нее спокойно могу. Ну-у-у... могу жить без нее. И видишь? Могу! Но это уже не та жизнь. Я понял, Саня! Я теперь жизнь начал доживать! Настоящая жизнь закончилась, а теперь началось умирание... - Макс, брось ты, не передергивай... - Саня, передергивай - не передергивай, а все просто. Жил я без нее, потом жил с ней, а теперь снова без нее. А без нее - это уже у меня было. А если что-то повторяется, это не то что не интересно, это не жизнь, Саня! Не жизнь!!! Это доживание!.. Макс стал снова пить чай. Его пьяные губы плохо слушались, он громко втягивал в себя воздух вместе с чаем и громко выдыхал после глотка. Я тоже стал пить свой... Я не знал, что сказать, мне сказать было нечего. Я просто сидел, видел то, что видел, слышал то, что слышал, и все. В тот момент у меня не было сил участвовать в жизни, которая вокруг меня. Я понимал, что мне нужно просто сидеть и слушать своего друга. И больше ничего я сделать не могу. - Саня, мне часто снится такой сон, что меня снова забирают в армию. Странная такая хрень! Вот как будто меня сегодняшнего раз и забрали... и везут. А я даже этому не удивляюсь, только думаю, как сообщить жене, родителям. А еще думаю: надо, когда привезут служить, сказать, что я-то уже не новичок, что я уже, ну... служил. Мне так всегда жутко было от этих снов. Просыпался и радовался тому, что проснулся. А сейчас я бы с удовольствием снова в армию. Хоть куда... Саня, я как остался дома один, так чуть... Ладно, пойду, умоюсь... Он встал, потом потянулся за бутылкой, выпил еще немного стоя, поставил бутылку на стол и пошел в туалет. - Немедленно уберите это со стола, - услышал я резкий женский голос. Я поднял глаза и увидел молодую женщину в темном костюме. - Или мне позвать охрану? - Простите. Конечно, мы не правы, но человеку действительно очень плохо, - сказал я тихо и медленно. - Мы только что чуть не разбились на машине, а у моего друга практически на руках умер человек. Я уберу бутылку. Мы больше не будем. - Вы просто ее так откровенно не демонстрируйте, пожалуйста. У нас здесь камеры. Руководство будет недовольно, - смягчаясь, сказала она. - Конечно! Спасибо большое! Извините нас, мы скоро уйдем. А можно мне супа? Какой у вас есть? - Все в меню, я сейчас пришлю официанта. - Простите, я прочитать ничего не смогу, - совершенно честно сказал я. - Подскажите, пожалуйста. - Есть французский луковый суп, есть грибной суп-пюре и борщ. - Борщ? Но это же американский ресторан!? - Это американский ресторан в России! - ответила она так, что было ясно - ей приходится часто отвечать на этот вопрос. - Борщ!!! Принесите два, пожалуйста. А вы правда думаете, что в такой час руководство смотрит, что здесь происходит? На часах было три ноль пять. Я удивился, мне казалось, что должно быть больше. - Они потом записи просматривают, - улыбнулась она. - Все записывается. - Вот это сериал! Здорово! Интересные люди, должно быть, ваши руководители. - Значит, два борща? - сказала она, улыбаясь веселее. - А пить? - Колы со льдом и лимоном. Льда, пожалуйста, побольше, а трубочку совсем не... У меня зазвучал телефон. Его звук шел откуда-то из глубины кармана. Мне показалось, что я уже забыл про этот предмет. Телефон! Где же он? Я сунул руку в левый карман пиджака и наткнулся на что-то острое. Я вынул разбитый фонарик. Я, видимо, навалился на него там, в машине, когда мы перевернулись. В кармане остались еще осколки. Я положил фонарик на стол, а порезанный палец сунул в рот. Правой рукой я достал из... правого кармана телефон. Звонила Она!!! *27* На моем телефоне определился ее номер! Это звонила Она!!! *28* Мне сложно дать определение тому, что я пережил, я также не могу передать в точности наш разговор... - Але, - сказал я и почему-то встал. Дальше я разговаривал стоя. Она говорила усталым, чуть треснувшим голосом. В этом голосе было столько тепла... Она говорила довольно быстро. Наверное, подготовилась к разговору... Она спросила не разбудила ли меня, но сама тут же сказала, что, очевидно, не разбудила, потому что слышит музыку. - Я в ресторане сейчас, - ответил я. - Мы с Максимом в ресторане. Она спросила, не случилось ли со мной чего-нибудь ужасного. А я спросил, почему она меня об этом спрашивает. Она ответила, что не могла уснуть после моего звонка. А недавно почувствовала такое сильное беспокойство за меня, что решила позвонить и узнать, что случилось. Сказала, что решила - если меня разбудит, то я ее прощу.... Я сказал, что все в порядке, что я весь вечер сопровождаю Максима по разным местам Москвы. Что мы действительно, какое-то короткое время назад столкнулись с хулиганами, мне немного досталось по физиономии, но все обошлось, она сможет в этом убедиться при встрече. Она спросила... Быстро спросила, когда будет эта встреча. Я сказал, что я готов всегда... Она взволнованно и прекрасно сказала... что если это возможно, она приедет ко мне немедленно, или я могу приехать к ней, у нее рядом с домом есть какое-то круглосуточное заведение, она там ни разу не была, но кажется, что там прилично. Я секунды три не мог ничего ответить. Тогда она продолжила. Она сказала, что после моего звонка она хочет только одного - поговорить. Точнее, Она сказала, что хочет говорить. Не поговорить, а говорить.. . И если мне не трудно, и если это возможно... она хотела бы это сделать сейчас. Она говорила, а я посмотрел на свою рубашку, потрогал левой рукой свое лицо, повернул голову и посмотрел на улицу, где на парковке, под фонарем стоял "мерседес"... Я подумал про Макса, который в туалете, наверное, плакал в этот момент... Я еще раз взглянул на свою рубашку... Не знаю, как у меня повернулся язык сказать то, что я сказал в следующий момент. Просто ума не приложу. Я сказал, что сам сейчас приехать никак не могу. Что мой друг Максим ужасно напился, что те хулиганы, про которых я ей говорил, все-таки смогли отобрать у него портфель, где были все деньги и документы. Сказал, что не могу его бросить сейчас, что мы зашли в ресторан только потому, что Максиму стало плохо и он теперь в туалете. Но она беспокоится напрасно, и к нам сейчас тоже ехать не стоит. Я уже собираюсь везти Максима домой. Она слушала тихо-тихо! Потом сказала, что если деньги были в портфеле, то их, наверное, было много. Я сказал, что, действительно, довольно много. Потом мне удалось как-то пошутить. Она тихо посмеялась... невесело. Она попросила позвонить ей, как только я доберусь до дома, и она тогда перестанет тревожиться. Я пообещал... Вот так!!! Ничего ужаснее и вероломнее я в своей жизни не совершал. Я сел на место и уставился на телефон. Потом взял бутылку и, не скрываясь, отпил хороший глоток... *29* Макс вернулся и сел напротив меня. Волосы у него были мокрые, он пригладил их на бок. Лицо его совсем побледнело, он, видимо, умывался холодной водой. - О-о! У нас тоже потери, - сказал Макс, указав взглядом на разбитый фонарик. - Саня, что с тобой еще? Тебя даже на минуту оставить нельзя. Что случилось? Не переживай ты так! Я знаю, где продаются такие же... Я ничего не ответил, я так и сидел. Я не знал, что говорить и что делать. Благо, что принесли борщ. - Борщ!? - удивился Макс. - Надо же! Саня, неужели это ты заказал? Гениально! Оказывается, ты тоже на что-то годишься и что-то понимаешь в этой жизни... Саня, что с тобой?! Я молчал. Я взял перец и стал сыпать его в борщ. Делал я это скорее по привычке, чем из желания улучшить вкус... Макс дождался, когда я закончу, забрал у меня перец и сделал то же самое. - А сметана?!! - громко сказал он куда-то вдаль. - Без сметаны никак нельзя, милая, - сказал он девушке, которая принесла нам сметану. - Саня, коньяк к борщу - это конечно не по-человечески, но... Он отпил коньяку из бутылки, слегка наклонившись, чтобы это не выглядело вызывающе. Отдал мне бутылку. Я сделал один глоток... Макс, скривившись, ждал меня. Мы стали есть борщ одновременно. Борщ был горячий, хорошо приготовленный, настоявшийся и с ясным привкусом чеснока. - Помню, мне бабушка всегда говорила, что борщ нужен для крови, - пытался расшевелить меня Макс. - И я старался съесть его побольше, думал, что нужно много крови, что чем ее больше, тем лучше. В ресторане негромко звучали старые американские песни, по стенам висели фотографии и картинки машин, женщин и артистов пятидесятых годов. Вот это были люди! Вот это были машины! А мы ели борщ. Мы доели его. И надо было идти. Все! Нужно было уже точно идти... спать. - Вот, Саня, теперь думаю перебираться в Москву. Хотел с тобой посоветоваться на эту тему. Как думаешь, стоит мне попробовать? - Макс, дело твое. Ты же уже решил? Правильно?! - Нет, неправильно, я еще ничего не решил... - Тебе только так кажется, что не решил. На самом деле, если ты об этом заговорил - все, скоро будешь здесь. - А ты считаешь, что не надо? - Макс, я же говорю, дело твое. Отговаривать тебя не буду. Только, пока ты не сорвался, запомни: там, дома, у тебя есть ощущение, что всегда можно уехать... и есть направление, куда ехать. А тут этого ощущения не будет. Отсюда ехать некуда! А в остальном?... Без сомнений, можешь ехать. Только здесь предел, Макс... - Понятно! Здесь предел, а там одиночество. Представляешь, я там почти всех знаю, полгорода знакомых. И именно от этого так одиноко! - Здесь, Макс, одиночество такое!!! Тебе такое и не снилось! Чем больше город, тем сильнее одиночество. А это же самый большой город, - сказал я и покачал головой. - Он для меня слишком большой, Макс! Слишком! Я-то думал, что здесь уже прижился, разобрался... А вот тут влюбился!... Это такое чудо, Макс! Город же невозможный, ужасный город. Он такой большой! И очевидно, что мы с Ней не должны были здесь встретиться! Вероятность встречи близка нулю. Почти ноль! А вот случилось! И из-за того, что это случилось здесь, в этом огромном городе - это такое чудо... А я не справляюсь. Сил у меня не хватает... Здесь все слишком! - Зато, Саня, здесь время бежит быстрее, чем в родных краях. Значит, быстрее все пройдет, быстрее устаканится. Я тоже хочу сюда переехать, чтобы побыстрее... ну... Короче, чтобы побыстрее отболело. Не переживай, время работает на тебя. - Если бы! Макс, кто я такой, чтобы время работало на меня!? Кто я такой?! Ты меня не спрашивай ни о чем, пожалуйста. Кто я такой, чтобы тебе что-то советовать?! Только знаешь, Макс, здесь с этим можно жить. - С чем, Саня? - С тем, что я понял, что я никто... Погоди, - попросил я Макса. - Девушка! Можно сделать музыку громче? - Извините, нельзя! - Ночь, девушка. Нет же почти никого! - Простите, нам не разрешают. Я не могу... - Понял, извините! - Я встал и пошел ближе к источнику звука. Звучала песня, которая была мне сейчас нужна. Я даже знал слова этой песни по-английски. Я понимал припев и почти все слова... "Возьми мою руку, возьми всю мою жизнь за то, что я смогу сказать..." Я подошел к колонке и встал. Конечно, я был пьян, нога болела, и усталость пересекла пределы допустимого, но я подошел твердо и стоял прямо... Макс тоже подошел. Он встал слева и слушал. Мои глаза наполнились слезами, от этого все очертания и лучи электрического света поплыли. - Макс, спасибо, что ты приехал! Как же я тебя люблю, дружище! Как я устал! Я больше не могу!! - Я, Сань, тоже тебя так люблю! Так люблю!!! Саня, я тоже устал. Я тоже больше не могу... Он обнял меня за плечо, я опустил голову и прижался виском ко лбу Макса (он ниже меня). Я зарыдал бесшумно, но свободно. Макс плакал одними глазами. Песня звучала еще больше минуты. *30* Мне понравилось, как я сказал Максу: "Кто я такой, чтобы время работало на меня?" Я помню, как я впервые почувствовал время. Мне было немного лет. Девять или десять. Летом в августе я сидел во дворе. Мы с родителями уже вернулись с отдыха в Родной город, а мои друзья еще нет. Во дворе было тихо и пусто. Деревья покачивались, листья на них были большие, трава пыльная и высокая. Стояла жара. Даже в городе стрекотали кузнечики. Я сидел на скамейке и скучал. Потом я посмотрел в небо. Оно было просто голубое, без облаков. Высокое, летнее небо. В нем таял след от самолета, а еще другой самолет пересекал небо надо мной и оставлял свой белый след. Я опустил глаза, и принялся ковырять пальцем скамейку. От нее было приятно отколупывать краску. Я вспомнил, что скамейку красили в прошлом году, тоже летом. Мы с друзьями стояли и смотрели, как пожилой худой дяденька медленно красит ее, и она чудесным образом превращается из грязно-зеленой в синюю. А теперь я сидел и легко отколупывал целые лепестки уже потрескавшейся и постаревшей синей краски. Когда я снова поднял глаза в небо, самолет уже пролетел и оставил белый след, а старый след распался на куски и почти растаял. Я почувствовал, как движется время... Скоро пойдут дожди, потом зима, потом будет таять снег... Я понял, что мне это не нравится, что от этого становится невесело... И еще я понял, что я с этим сделать ничего не могу, но на следы от самолетов смотреть приятно. Я это запомнил отчетливо, потому что это понял и почувствовал тот Я, который не меняется. Там, на скамейке, сидел тот же самый Я, что стоял, слушал песню и плакал. Все остальное во мне менялось - вес, рост, интересы, желания... А что-то не менялось... И вот это ЧТО-ТО смогло почувствовать время, смогло полюбить эту песню, и вообще полюбить... Мы еще немного посидели, выпили еще чаю, колу мне почему-то так и не принесли, но я не хотел о ней напоминать. Макс наотрез отказался ехать ко мне. Коньяк мы допить не смогли, осталась добрая треть бутылки, но уже не лезло. Потом мы расплатились, оставили щедрые чаевые и вышли на воздух. Фонарик и бутылка остались на столе... Своими движениями мы напоминали каких-то ракообразных в рыбном магазине, которые еще вполне живые, но их положили на лед, и им не особенно хочется привлекать к себе внимание покупателей. Снег совсем прекратился. На парковке возле ресторана стояли три машины, в том числе и наш "мерседес". Его двигатель работал, в салоне горел свет. - Ну что, Саня, завтра, вернее, уже сегодня, спать буду часов до трех, если родственники позволят. - Так поехали ко мне! Сколько я могу тебя уговаривать? Не упрямься, Макс. - Нет уж! На сегодня мне тебя хватит. Мне вообще на сегодня хватит. Кстати, а сколько будет стоить доехать отсюда... ну, туда, ко мне? Я сказал предельную сумму. Макс покивал головой. Протянул мне руку, я пожал ее. - Пока, Саня, - сказал он. - Тебя довезут, - он мотнул головой в сторону "мерседеса". - Проснусь - позвоню тебе. Держись... - Он пошел в сторону Садового кольца, где было легче поймать машину. Мне так не хотелось расставаться с ним! Было странное ощущение, что мы больше не увидимся никогда. Макс медленно шел по снегу, а мне хотелось остановить его или пойти с ним... Он прошел шагов пятнадцать, остановился под уличным фонарем, открыл свой портфель, достал маленький сверток... Я узнал его. Это была недокуренная сигара, завернутая в салфетку. Он бросил сверток в снег, потом пошарил в портфеле рукой, застегнул его... Макс бросил портфель на снег и пошел дальше. Он не отбросил портфель в сторону, он просто разжал пальцы, портфель выпал из его руки, а он пошел к дороге. Я пошел было в другую сторону... Приморозило. Я наглухо застегнул пальто и поднял воротник, потом сделал несколько шагов, остановился и оглянулся на "мерседес", постоял несколько секунд и зашагал к этому автомобилю. Через лобовое стекло я увидел, что Михаил спит за рулем. Он сидел в расстегнутом пальто, откинувшись на спинку сиденья. Голова его была запрокинута, рот приоткрыт, на руле лежала газета, на носу у него были маленькие очки. Я подумал еще немного и постучал в стекло кулаком. Он спал крепко, я постучал сильнее. Михаил вздрогнул всем телом, резко сел прямо. Он явно не сразу сообразил, где он, и что происходит. Через мгновение он сорвал с лица очки и сел, как ни в чем не бывало. Так ведут себя молодые солдаты, застигнутые спящими на посту, или студенты, уснувшие на лекции... дескать, я не спал... Я улыбнулся тому, что увидел. Я постучал еще раз. Он опустил стекло до середины. - Что вам нужно? - холодно спросил он. - Чего вы хотите? - Мне, собственно, ничего не нужно. Я ухожу. Максим так уже уехал. Я тоже собираюсь ехать домой. Увидел, что вы спите, подумал, что вам, наверное, неприятно будет проснуться здесь... А нас нет. - Я пожал плечами. - Вот, решил вас разбудить, и все. И больше ничего. Михаил потер лицо руками, отпил немного минеральной воды из бутылки. - У вас нет сигарет? - спросил он. - Нет, я не курю. Он покивал головой. - Садитесь, я вас отвезу домой, только заедем по дороге я заправлюсь и куплю сигарет. - Извините, я с вами не поеду, это исключено. - Да не бойтесь вы, все равно... - Я не боюсь. Просто, это точно ни на что не будет похоже. Сами подумайте, - я говорил очень спокойно, - я сейчас еду домой. Правда домой! Если вы не верите, можете, конечно, ехать за мной. Но лучше езжайте восвояси... А сигареты можете купить здесь. В ресторане продадут, если... Он не дослушал меня. Темное стекло поднялось, Михаил выключил в машине свет и как бы исчез. Я снова пожал плечами, развернулся и пошел к проспекту ловить машину. Я шел, шел... Но никто не преследовал меня. *Глава последняя.* Я поймал машину, и мы поехали по затихшему городу. Затихшему, в смысле, уснувшему... Светящихся окон почти не осталось. Субботнее утро готовилось подарить Москве немного тишины и безлюдья. Снегоуборочные машины работали во всем городе... Когда мы проезжали по Якиманке, там на эвакуатор грузили истерзанный автомобиль... "вольво". На дороге везде виднелись осколки стекла и пятна от какой-то технической жидкости... Скорее всего масла. - Страшная авария была, - сказал водитель. Он говорил с сильным кавказским акцентом, - человек пять погибло сразу. Я сам чуть-чуть здесь не разбился. Страшно ездить стало. Все с ума сошли. Я посмотрел на него. Аккуратный такой, черноволосый мужчина лет сорока. В машине сильно пахло каким-то сладким ароматизатором воздуха. На пальце у водителя был большой золотой перстень-печатка. Я отвернулся. Больше я уже не мог говорить. Я ехал домой. Все, что я смог сказать за сегодня, я уже сказал. Улицы были пустынны, когда мы останавливались на светофорах, я оглядывался. Преследования не было. Я оглянулся так три раза, а дальше ехал спокойно. Хотя и без того был спокоен. - Спасибо, - все, что смог сказать я, когда расплачивался и выходил из машины... Я зашел домой и сразу вспомнил о своем обещании. Надо было сказать еще слова... Обязательно! Я набрал ее номер... Она ответила не сразу. Я разбудил Ее. Она говорила хриплым, заспанным и каким-то беззащитным голосом. - Але, - сказал я, - ну вот я и дома. Все в порядке. Не волнуйся. Ты спала? - Да, я уже уснула. - Прости, пожалуйста, но я только что добрался. Вот звоню, как обещал. - Спасибо... Я волновалась. - Ну что? Я утром звоню? - Конечно! Но только давай не очень рано. - Хорошо. Давай, кто первый проснется - тот и звонит. - Но только не раньше двенадцати, ладно? - Договорились, милая. Целую! Прости за беспокойство. - Целую! До сегодня... - До сегодня! - сказал я и отключился. Я сказал ей "милая"! Я сказал это и не почувствовал, что произошло какое-то событие. Сказал спокойно. Это слово вылетело из меня легко... Я включил свет везде... Пальто оставил в прихожей, пиджак бросил в кресло с мыслью: "Надо не забыть вытряхнуть осколки фонарика из кармана"... Я пошел в спальню, к велотренажеру, чтобы повесить на него рубашку. Платок я уже снял с шеи и хотел его повесить там же. Я расстегивался на ходу... На велотренажере уже висела рубашка, и не одна, а штуки три... одна на другой. "Надо устроить стирку, - вяло подумал я. - Вот в воскресенье и устрою". У меня много рубашек, но в шкафу висела сейчас последняя, светло-розовая, хорошая, но последняя... Я помнил, что утром заглянул в шкаф, там были белая и розовая рубашки. Я взял белую, а про розовую подумал, что это будет слишком... Я редко носил ее, поэтому она и осталась последней. "Теперь придется надеть", - решил я. А что было еще делать, она же была последняя чистая рубашка в моем доме. Остальные лежали в корзине возле стиральной машины в ванной комнате, висели на стульях, на велотренажере... Рубашку дольше одного дня не поносить... Больше дня - никак. Может быть, кто-то носит, но я не могу. Я постоял несколько секунд, раздумывая, потом повесил поверх несвежих рубах свой синий платок, а усталую, замызганную белую рубашку я даже не повесил, а бросил ее... Когда чистил зубы, я вдруг замер со щеткой во рту и какое-то время безо всяких мыслей рассматривал свое лицо и туловище, которое отражалось в туалетном зеркале по пояс. "Ничего", - не подумал, а скорее беззвучно сказал я. По утрам я почти никогда не заправляю постель. "В воскресенье сменю белье", - твердо решил я, взбил подушку, встряхнул одеяло, выключил свет и лег. Тело не поверило такому счастью... Остался невыключенным свет в прихожей. Это было видно... Сначала я решил наплевать, но через минуту пошел выключать его. Хотелось уснуть без раздражения... В прихожей на полке я увидел телефон. Я взял его в руку, постоял... и набрал Макса. Долго никто не отвечал. Потом я услышал сильно заспанный и сердитый женский голос. - Алло! Алло! - сказала женщина. - Кто это? Говорите. - Простите, а Максима я могу услышать? - Вы с ума сошли! Вы знаете, который час? - Извините, Бога ради! Я его друг, я звоню на его номер, беспокоюсь, доехал ли он... - Доехал, доехал! Куда он денется? Спит вот одетый. Сейчас раздевать его буду. Вы весь дом перебудили, а ему хоть бы что. Спите тоже уже! Все в порядке... с вашим драгоценным Максимом. - А вы его тетя? - для пущей верности спросил я. - Нет! Я его дядя! Ну что вы глупости спрашиваете! Молодой человек, заканчивайте допрос. У вас все? - Все! Все!! Спасибо! Извините, пожалуйста, простите... - Все так все! До свидания. Пошли короткие гудки. Я лег в постель, принял свою любимую позу, подушка обняла мою голову, одним глазом я взглянул на синий свет, который ложился на ткань наволочки... падал из окна и ложился на подушку... Я закрыл глаз. С рассветом ветер усилился, он нес песок, и этот летящий песок был похож на странный туман. Пришлось даже надеть специальные очки. Пока Макс спал, я подготовил отправку документов, добытых у врага, и раненого разведчика. В моем взводе оставалось четырнадцать человек, я приказал уходить всем. Солдаты не понимали и отказывались оставлять меня... Но я назначил старого сержанта старшим во взводе, приказал доставить важные документы любой ценой, объяснил, что раненого нужно будет нести попеременно, а двигаться им придется очень быстро. Времени у них, до того, как за ними выйдет погоня, часа два-три, не больше. - К тому же, пулемет всего один, - сказал я перед строем, - так что нет смысла вам оставаться. Вы со своими карабинами тут много не навоюете. Ступайте и не думайте про меня. - А как же лейтенант? - спросил сержант. - Пусть поспит еще. Он решил остаться. Если он так сказал, его отговаривать бесполезно, а приказать я ему не могу... Все, братцы! Некогда больше болтать, - сказал я своим солдатам. - Ступайте! Удачи! - Возьмите, сержант, - я сунул ему в руку конверт. - Здесь мой письменный приказ вам... отступать. Мы обнялись... Макс спал в палатке и не обращал внимания на то, как она громко хлопала на ветру. Я дал ему еще поспать, а потом разбудил его. Мы сварили кофе из остатков воды и пригоршни кофе. Получилось крепко. Мы молча выпили этот кофе, потом я разлил виски в два маленьких походных стальных стаканчика... Мы закурили сигары, и смаковали виски минут десять. Виски кончился, и мы пошли к пулемету. Ветер раздувал огоньки наших сигар и уносил дым моментально. На флагштоке бился флаг. От моей сигары оставалось сантиметра три, когда сквозь завесу песка мы увидели тени наступающих. Они приближались, я навел на них пулемет. Как-то жутковато было сделать первый выстрел. Макс похлопал меня по плечу, я посмотрел на него, он тоже докуривал сигару, держа окурок в левом углу рта. Он улыбался. Макс подмигнул мне, щелкнул карабином, вскинул его и деловито прицелился, потом нажал на курок. Один силуэт упал. Тогда я нажал на гашетку пулемета... Наступающие сразу стали стрелять. Пули засвистели. Какие-то впивались в мешки с песком, какие-то пролетали совсем близко... Мы стреляли... Макс редко, прицельно и точно, я короткими очередями... Мои солдаты, те, что уходили... может быть, еще какое-то время слышали беспорядочную стрельбу, и среди этой неразберихи выделялись отдельные сухие выстрелы максова карабина и жужжащие очереди моего пулемета. Некоторое время они могли это слышать, если ветер доносил до них звуки боя...... Кто-то же должен был это слышать..........