ятитысячная армия под командованием двадцатисемилетнего Тухачевского двинулась со Смоленщины. "Даешь Варшаву!" - любимый лозунг тех дней. Покрывая по двадцать километров в день, солдаты шли в поход за мировой революцией. В грязных обмотках, в драных сапогах и лаптях, часто без обмундирования, они дошли до Вислы. С ближайшего холма уже виднелись дома Варшавы. Но крестьяне, у которых отбирали хлеб, почему-то не были в восторге от их присутствия. Не подняли ожидаемое восстание и немцы. Между тем поляки пришли в себя и начали отчаянно обороняться. Коба сражался на юге. Он был комиссаром - возглавлял южную группировку вместе с командармом Егоровым. Первая Конная армия Буденного была их главной силой. Троцкий, пытаясь усилить атаки Тухачевского, приказал передать ему конницу Буденного. Коба отказался - он уже разучился таскать для других каштаны из огня. У него свои грандиозные планы. Он решает захватить Львов, оттуда ударить на Варшаву, которую безуспешно пытается взять Тухачевский, и далее через Австрию стремительно ворваться в Германию - поддерживать революцию. В результате и армия Тухачевского, и армия Кобы с Егоровым отброшены в Россию. Но Ленин простил Кобе и это. Пока воевали с Польшей, Врангель вышел из Крыма и оккупировал прилегающие районы. В августе 1920 года было решено объединить армии, действующие против Польши, в составе Западного фронта, под командованием Тухачевского и одновременно создать Южный фронт для борьбы с Врангелем. Ленин предложил Кобе срочно сформировать командование Южного фронта: "Только что провели в Политбюро разделение фронтов, чтобы вы исключительно занялись Врангелем. Опасность Врангеля становится громадной, и внутри ЦК растет стремление заключить мир с буржуазной Польшей. Я вас прошу внимательно обсудить положение с Врангелем, дать ваше заключение". Но Коба рвется в Москву. И отвечает почти грубо: "Вашу записку о разделении фронтов получил. Не следовало бы Политбюро заниматься пустяками. Я могу работать для фронта максимум две недели, нужен отдых, поищите заместителя..." Знакомый тон храброго служаки, обиженного постоянными кознями врагов. И Ленин его жалеет. Отзвуки этой жалости - в письме к Иоффе: "Например, Сталин... судьба не дала ему ни разу за три с половиной года быть ни наркомом РКИ, ни наркомом национальностей". Ленин исправляет судьбу. В сентябре он отзывает верного Кобу в Москву. Но Коба спешил в тыл не только к власти. Ему за сорок, пора устроить очаг. Его юная жена ждала ребенка. И давно пора забрать из Грузии другого ребенка - полузабытого сына, рожденного в той, навсегда исчезнувшей, жизни... Уже в Москве он узнает, как пал Крым. Его защищали линия неприступных окопов и топь "гнилого озера" Сиваш. Ударом в лоб лавина красных солдат, используя горы трупов как прикрытие, ворвалась на полуостров. И опять постигал Коба главные уроки: Троцкий умеет не щадить людей - и оттого добивается побед... Когда-нибудь я напишу подробно об исходе из Крыма: столпотворение в порту, посадка на корабли, уходившие в Константинополь, отчаяние остающихся... и мой отец - здесь, на пристани, решивший не уезжать из России. И как удалось ему уцелеть потом... ибо потом в Крыму началась резня. Бела Кун, вождь Венгерской революции, спасавшийся в России, писал: "Крым - это бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выскочит. Крым отстал в революционном развитии на три года, но мы быстро подвинем его". И Коба увидел: подвинули. Месяцами стрекотали пулеметы, люди гибли тысячами. Расстрелянных бросали в старые генуэзские колодцы. Заставляли будущие жертвы самих рыть себе могилы. Трупный смрад стоял над полуостровом... Но Крым от белых очистили. "Учимся понемногу, учимся"... В конце года Кобе пришлось пережить еще один триумф Троцкого - празднование трехлетия Октября. Праздновали шумно, ибо годовщина совпала с победой в гражданской войне, с окончательным завоеванием страны. Устроили грандиозное зрелище: "Ночь взятия Зимнего дворца" с участием балета, цирка, солдат. Начали с выстрела "Авроры". Но вместо того чтобы повторить свой единственный исторический выстрел, "Аврора" начала палить непрерывно - не было сигнала прекратить, отказал телефон. Только гонец на велосипеде прекратил безобразие. А пока под грохот "Авроры" красногвардейцы рванулись на штурм через баррикаду, за которой прятались балерины, исполнявшие роли бойцов женского батальона, и циркачи, игравшие юнкеров. Дворец осветился. За белыми занавесками в окнах возникли тени, воспроизводившие бой. Бой силуэтов! В финале все прожекторы устремились на красное знамя, взвившееся над Зимним. На это представление были приглашены главные участники переворота. Кобу не позвали. А потом была череда заседаний, газеты печатали воспоминания героев Октября. И нигде - имени Кобы. Но Коба был спокоен. Он знал: прошлое умерло вместе с Великой утопией. Осталось только балетно-цирковое представление с обезумевшей пушкой "Авроры". И тени. ЛЮБОВЬ ВОЖДЯ Ленин знал, как все это несправедливо. Он любил Кобу. Он знал, что и Троцкий, и все эти партинтеллигентики только стараются быть жестокими, но жестокость у них - ненатуральная, истерическая. Как и любовь к революции. Недаром Зиновьев сказал: "Революция? Интернационал? Это великие события, но я разревусь, если они коснутся Парижа". Коба жесток истинно, как сама революция, груб, кровав, коварен, как революция... И простодушен, примитивен, как революция. Ради нее он сожжет не только Париж - весь мир. Таков образ Кобы, созданный для Ленина... самим Кобой. Образ, который так нравился Ленину. И еще была важная причина: истинный революционер, Коба никогда не забывал выказать презрение к картинному революционеру Троцкому - вечному брату-врагу Ленина. Едва вернувшись с фронта, любимец Ленина опасно заболел. В майские дни 1921 года Коба умирал, его свалил острый приступ гнойного аппендицита, истощенный организм мог не выдержать. Что он знал в жизни - ссылки, побеги и метания, сначала по тюрьмам, потом по фронтам... И работа, работа, работа. Из воспоминаний врача В. Розанова: "Операция была очень тяжелой, помимо удаления аппендикса пришлось сделать широкую резекцию слепой кишки, и за исход ручаться было трудно". Федор Аллилуев: "Решились оперировать под местным наркозом из-за слабости больного. Но боль заставила прекратить операцию, дали хлороформу... Потом он лежал худой и бледный как смерть, прозрачный, с отпечатком страшной слабо-сти". Розанов: "Владимир Ильич ежедневно два раза утром и вечером звонил ко мне в больницу. И не только справлялся о здоровье Сталина, но требовал самого тщательного доклада". После операции, когда опасность миновала, Ленин лично обсудил с Розановым отдых Кобы - потребовал отправить его в родные горы, на Кавказ, "и подальше, чтобы никто не приставал". К 1921 году его родной Кавказ был вновь завоеван большевиками. Сначала пали Армения и Азербайджан, потом пришел конец независимой Грузии. Старые знакомцы Кобы Чхеидзе и Церетели отправились в эмиграцию. В последние дни мая едва вставший с одра болезни Коба выехал на лечение в Нальчик. Почти месяц приходил в себя - дышал горным воздухом. Только в начале июля по просьбе Орджоникидзе он отправился в Тифлис, где шел бурный пленум Кавказского бюро большевистской партии. Там Коба поддержал преданного ему Серго. В Тифлисе через много лет он увидел мать. И сына. Заботливый Ленин 4 июля высылает сердитую телеграмму Орджоникидзе, спрашивает: по какому праву Кобу оторвали от отдыха, просит прислать заключение врачей о его здоровье. 8 августа окончательно выздоровевший Коба выехал в Москву. Весь 1921 год Ленин не устает заботиться о Кобе. Когда у него родился сын, Коба, не объясняя ситуации, просит более спокойную квартиру, и Ленин сам подыскивает ему жилище: "Товарищу Беленькому (начальнику охраны. - Э. Р.). У Сталина такая квартира в Кремле, что не дают спать... Говорят, вы взялись перевести его в спокойную квартиру. Прошу вас сделать это поскорее..." Но Кремль перенаселен новыми владыками, и тогда Ленин решает переселить Кобу в Большой Кремлевский дворец - в исторические парадные комнаты! Все для Кобы! Тут не выдержал Троцкий - его жена, заведовавшая музеями, тотчас запротестовала. Ленин умоляет ее в письмах, предлагает вынести из комнат ценную мебель... Наконец Кобу пускает в свою квартиру член ЦК Серебряков - сговорчивый друг Ленина. В порыве трогательной заботы Ленин принимает специальное постановление Политбюро: "Товарища Сталина обязать проводить три дня в неделю на даче". Именно в это время нежной любви к Кобе он, полушутя-полусерьезно предлагает ему жениться на своей сестре Марии и очень удивляется, узнав, что Коба женат. Ленин не был сентиментален, и причиной его любви и заботы было, конечно, дело. Ибо тогда он задумал очередной величайший переворот, и Кобе была отведена в нем особая роль. ФИНАЛ УТОПИИ Окончание гражданской войны не принесло покоя в Россию. Во время войны Ленин укрепил ненавистное революционерам государство, хороня Великую утопию, но в экономике все обстояло наоборот. Он осуществил целый ряд мечтаний Маркса, назвав их "военным коммунизмом"... Промышленность была национализирована, запрещена частная торговля. На крестьянина была наложена продовольственная разверстка. Это значило: весь хлеб, кроме необходимого для питания, изымался. Мужик не имел права торговать хлебом. Теперь война кончилась. Крестьяне ждали перемен, а рядовые партийцы верили: войну выиграли, чтобы идти дальше, от военного - к мирному коммунизму. Вперед по пути Великой утопии! Но мужик не хотел больше отдавать хлеб. Радетели крестьян, левые эсеры, после "мятежа" 1918 года сидели в Бутырке - в "социалистическом корпусе", как насмешливо называли эту часть тюрьмы. Но и туда дошли известия: по стране заполыхали крестьянские бунты. И их вчерашний союзник Ленин подавлял эти восстания так жестоко, как и не снилось свергнутому царю. "Восстание пяти волостей кулачья должно повести к беспощадному подавлению... Образец надо дать: 1. Повесить (непременно повесить, дабы народ видел) по меньшей мере 100 заведомых кулаков. 2. Опубликовать их имена. 3. Отнять у них весь хлеб. 4. Назначить заложников, сделать так, чтобы на сотни верст кругом народ видел, трепетал..." (Ленин) Старик Молотов с удовлетворением вспоминал: "Тамбов-ское восстание Ленин приказал подавить: сжигать все". В мае 1921 года командующим Тамбовской армией по борьбе с бандитизмом назначен Тухачевский. Вот его приказ от 12 июня: "Остатки разбитых банд... собираются в лесах. Для немедленной очистки этих лесов приказываю: леса... очистить ядовитыми газами, чтобы облако газов распространилось, уничтожив все, что прячется". Полководцу было выслано 250 баков с боевым хлором. К тому времени тысячи восставших крестьян уже содержались в концентрационных лагерях, спешно построенных в области. Армия Тухачевского насчитывала 45 000 бойцов, 706 пулеметов, 5 бронепоездов, 18 самолетов. Он уничтожил отравляющими газами и огнем большую часть Тамбовщины... Это было "вечно контрреволюционное крестьянство" - привычное для революционного уха слово "Вандея" все объясняло. Но вскоре восстали матросы - "краса и гордость русской революции". В последний день февраля 1921 года, ровно через четыре года после Февральской революции, опять восстал Кронштадт. Подавлял мятеж сам Троцкий при участии знаменитого Тухачевского. Коба не проявил активности. Он понимал: партия со смутным чувством следит, как бывший царский офицер Тухачевский и большевистский вождь расправляются с моряками. Газета восставших моряков писала: "Стоя по колено в крови, маршал Троцкий открыл огонь по революционному Кронштадту, восставшему против самодержавия коммунистов, чтобы восстановить настоящую власть Советов". Ленин заставил партию участвовать в пролитии крови неверных. В марте открылся X партийный съезд. Прямо на съезде провели мобилизацию - и 300 депутатов направились по льду залива на штурм Кронштадта. Восстание было подавлено, но часть кронштадтцев по льду бежала в Финляндию. Коба никогда ничего не забывал. После поражения Гитлера НКВД вывезет из Финляндии несчастных кронштадтцев - уже стариков - в сталинские лагеря. "Кукушка прокуковала" - так расценил Троцкий мятеж моряков. Страна устала от лишений. Взбунтовалась опора власти. И Ленин делает фантастическое сальто-мортале: он хоронит Утопию и объявляет потрясенному X съезду о переходе к новой экономической политике (нэпу). ТАЙНА НЭПА Октябрьский переворот породил великое разделение русской интеллигенции. Ее блестящие представители эмигрировали или были высланы на Запад, а из тех, кто оставался в России, очень многие ненавидели большевиков. Мой отец был журналистом и писал под псевдонимом Уэйтинг ("ожидание" по-английски). Он ждал, когда падет эта власть. Но он, как и многие интеллигенты, поверил в нэп. Они решили: большевики одумались. Валентинов писал о том, как в то время несколько блестящих экономистов составили тайный отчет под названием "Судьба основных идей Октябрьского переворота". Они пришли к выводу, что в результате объявленного Лениным нэпа не осталось ни одной идеи из тех, с которыми четыре года назад пришли к власти большевики. Вместо отмирания государства - строится новая могучая держава. Вместо исчезновения денег - нэп провозгласил укрепление рубля. Ленин отменяет насильственное изъятие хлеба, заменяет его обычным продовольственным налогом и позволяет крестьянину (страшно сказать!) продавать излишки хлеба. Появляется рынок - этот ненавистный прежде оплот капитализма. Вместо коллективных хозяйств, куда собирались загнать крестьянина, ему предоставлена относительная свобода. Правда, остается мечта о мировой революции, но она уже всего лишь обязательная присказка. Большевики торгуют с капиталистическими странами и думают не о мировом пожаре, но о процветании своей страны. На Западе эмигрант профессор Устрялов приветствовал эту "новую волну здравого смысла, гонимую дыханием необъятной крестьянской страны", и счастливо восклицал: "Ленин, наш Ленин - подлинный сын России, национальный герой". Множество людей поверили словам Ленина: "Нэп - всерьез и надолго". Но если моему отцу и прочим беспартийным интеллигентам это было простительно, то как мог Валентинов забыть традиции партии, у истоков которой он сам когда-то стоял, забыть главное правило: высказывания вождей - всего лишь тактика. Истинные же долгосрочные планы - стратегия - должны быть скрыты, чтобы обнаружиться лишь в дальнейшем. Пример: некто заверял в 1924 году, что классовая борьба затухает, издевался над теми, кто преувеличивает кулацкую опасность, требовал величайшей терпимости партии к заблуждавшимся. Этот некто был Сталин, который всего через несколько лет загонит крестьян в колхозы, поголовно истребит кулаков и лозунг обострения классовой борьбы сделает смыслом жизни страны. Вот - стратегия! А та ложь была тактикой! Когда Ленин объявил нэп "всерьез и надолго", это лишь означало: он хочет, чтобы так думали. В это же время Ленин писал наркому внешней торговли, экс-террористу Красину: "Величайшая ошибка думать, что нэп положил конец террору. Мы еще вернемся к террору, и к террору экономическому. Иностранцы уже теперь взятками скупают наших чиновников... Милые мои, придет момент, и я вас буду за это вешать..." В секретной записке он предлагал наркому юстиции Курскому набросок дополнительных статей Уголовного кодекса, где было бы изложено "положение, мотивирующее суть и оправдание террора". Ибо, вводя нэп, Ленин уже думал о будущей расправе, когда они откажутся от нэпа и возвратятся к Великой утопии. Вот почему во время нэпа земля, крупная промышленность, внешняя торговля, банки и транспорт оставались в руках большевистского государства. И символ веры Ленина остается прежний: диктатура пролетариата, что означает "ничем не ограниченную, никакими законами не стесненную, на насилие опирающуюся власть". Могли ли сосуществовать такая власть и нэп "всерьез и надолго"? Нэп для Ленина лишь передышка, как Брестский мир... И когда Троцкий называл нэп "маневром" - это была правда. Но такую правду нельзя объявить партии, ибо Ленин захотел получить средства от Запада. Капитализм должен был помочь большевикам, чтобы они потом его же уничтожили. Для этого необходимо, чтобы Запад поверил: с якобинством в России надолго и всерьез покончено - ведь пришел нэп! Наступала трагедия: Ленину предстояло сразиться с негодованием партии, не знавшей этой правды, поверившей в смерть Великой утопии. Он понимал, что на этой ситуации будет играть оппозиция: "Политика нэпа вызвала в партии панику, жалобы, уныние и негодование". Нэп... На улицах появились извозчики и авто, в которых сидели новые "недорезанные буржуи", как называла их партия. Появились красавицы в норковых шубах и рулетка. Города погружались в лихорадочное веселье. Оживилась торговля, открылись рестораны... "Волны духов, бриллианты, блудливые глаза в темных кругах, играющие женские бедра, серая замша в черном лаке туфель и валютно-биржевая речь". Все это напоминало ненавистный большевикам Термидор, когда умерла Французская революция. И еще - будущую Москву 1992 года. Роптали рядовые члены партии. Роптали, почувствовав возможность фронды, вожди. "Мы вызвали на свет рыночного дьявола", - писал Троцкий. ГЛАВА 9 Рождение Сталина НОВАЯ РОЛЬ ДЛЯ КОБЫ Но Ленин подготовился и к нэпу, и к будущему взрыву негодования в партии. По его инициативе X съезд принимает грозную резолюцию, запрещавшую внутри партии всякие фракции и группы. Фракционная деятельность каралась исключением. Ленин душит даже возможность оппозиции. Резолюция, немыслимая для демократической партии, резала ухо и оттого была секретной. Весной следующего, 1922 года Ленин вводит новый пост - Генерального секретаря партии. В апреле на этот пост по его предложению избирается Коба. Считается, что это был чисто административный пост и лишь злой гений Кобы сделал его столь влиятельным в партии. Думать так - значит не понимать ни ситуацию, ни Ленина. Пост Генсека был продолжением все тех же его мер против фронды в партии. Ильич понимал: с развитием нэпа будет расти ропот и, конечно же, выступит вечномятежный Троцкий... Опытный Ленин не мог не опасаться старой гвардии, ее открытого мятежа, несмотря на запрещение фракций. К 1922 году Ленин очень устал - от постоянной борьбы на съездах с "рабочими", "военными" и прочими оппозициями. К тому же его мучают все усиливающиеся необъяснимые головные боли. И он решает создать аппарат, который сможет сделать съезды более деловыми, мирными. Ленин организует Секретариат во главе с верным Кобой, который должен это обеспечить, научиться контролировать партию, а точнее - усмирить ее. В этом был смысл нового поста. Недаром функции Секретариата определены Лениным хитро, расплывчато. Политбюро создано для решения самых важных политических вопросов, Оргбюро - организационных. Подразумевалось, что Секретариат решает менее важные вопросы. Но было опасное разъяснение: всякое решение Секретариата, не опротестованное членами Оргбюро, становится решением Оргбюро. Не опротестованное членами Политбюро - решением Политбюро. С самого начала у Секретариата появляется возможность принимать важнейшие решения. Вторым секретарем по предложению Кобы становится его старый знакомец - Молотов. За усидчивость и умение работать по 24 часа в сутки Ленин ласково прозвал его "каменной жопой". Секретариат и захваченное Кобой Оргбюро (где правит верный Молотов) начинают контролировать все назначения внутри партии. СКРЫТЫЙ ПЕРЕВОРОТ В РУКОВОДСТВЕ В том же 1922 году на заседании Политбюро Ленин сказал: "Мы - товарищи 50-летние (он имеет в виду себя и Троцкого. - Э. Р.), вы - товарищи 40-летние (все остальные. - Э. Р.), нам надо готовить смену 30-летних и 20-летних: выбирать и готовить их к руководящей работе". Так что не Коба, а Ленин задумал смену руководящих кадров. Вождь устал от старой гвардии, от этих вечно критикующих "блестящих сподвижников", и поручает Генсеку Кобе готовить смену - вместо людей блестящих находить людей исполнительных. Коба оценил перспективу и с энтузиазмом провел работу. Так в его окружении появился 30-летний Лазарь Каганович, родившийся в еврейском местечке, сапожник по профессии, как и отец Кобы. Он был малограмотен, но чрезвычайно работоспособен. Коба назначает его заведующим орготделом ЦК. В руках у Кагановича - аппарат инструкторов ЦК. Направленные в провинцию, они должны проверять работу низовых организаций, от их отчетов зависит будущее местных руководителей. Вскоре отдел Кагановича получает право назначать партийных руководителей на местах. Итак, партийная провинция - целиком в руках Кобы. Каганович начинает гигантскую работу - вводит нужных людей, проверяет их лояльность, перетряхивает аппарат. Меньше чем за год проверены и утверждены сорок три секретаря губерн-ских организаций - полновластных правителей в провинции. Партийные бонзы наделены властью, которая и не снилась царским генерал-губернаторам. Я листаю книжки из библиотеки Генсека. В много раз читанной им книге Троцкого "Терроризм и коммунизм" рядом с фразой автора о руководстве партии в государственном аппарате комментарий Генсека - "безраздельное". Контроль и "назначенство" провинциальных партийных лидеров - вот простой рычаг, при помощи которого Коба в короткий срок подчинил партию. Троцкий все понял, возмущается, но... поздно. Всюду сидят угодные Кобе местные вожди, зависимые от Секретариата. Они готовы составить новое управляемое большинство на съездах, и, если кто-то из "кремлевских бояр" посмеет не подчиниться этому большинству, он будет изгоняться из партии на основании ленинского запрета фракций. Коба задание выполнил: послушная партия создана в кратчайший срок. Но Ленину не придется ею воспользоваться. "КРАСА И ГОРДОСТЬ ПАРТИИ" Задумав пост Генсека, в феврале того же 1922 года Ленин реформировал ЧК. Она стала именоваться Государственным политическим управлением при наркомате внутренних дел (ГПУ), но уже в 1923 году переименовано в ОГПУ - Объединенное государственное политическое управление. (В просторечии оно по-прежнему именуется ГПУ, а его работники гэпэушниками. Так оно и будет именоваться в нашем повествовании.) ГПУ выведено из НКВД и официально подчинено Сов-наркому, но на самом деле - Ленину и Политбюро... Все это рекламировалось как конец "кровавой ЧК". Объявлено: на ГПУ возлагается теперь лишь борьба с особо опасными государственными преступлениями и разведка. На самом деле все безграничные функции ЧК остались неприкосновенными. Коллегия ГПУ сохраняет право бесконтрольного расстрела всех без исключения граждан России. Такое же право расстрела без суда имеет и "тройка", состоящая из председателя ГПУ, его помощника и следователя, ведущего данное дело. Решение "тройки" принимается без участия подсудимого и его защитника, о нем осужденный узнает прямо перед расстрелом. ГПУ тут же включается Кобой в наступление на оппозицию, ибо на самом деле реорганизация ЧК - часть того же ленин-ского плана усмирения партии. Сначала ГПУ используют для борьбы с конкурентами - другими революционными партиями. Туда разрешают брать на работу бывших сотрудников царской охранки, как имеющих большой опыт охоты за революционерами. Принялись и за собственных инакомыслящих: новое постановление ЦК предписывает партийцам информировать ГПУ о всех "непартийных" разговорах, о всех партийных оппозициях. Так Ленин и Коба включают ГПУ во внутрипартийную борьбу. Партийцев обязывают доносить на своих товарищей по партии. Члены коллегии ГПУ включены в номенклатуру ЦК. Таким образом, Коба контролирует и их назначение. И вскоре полуграмотные матросы с бомбами и партийные фанатики исчезают из ГПУ... Все больше вовлекает Коба ГПУ в жизнь партии. Высшие партийные функционеры после лишений дореволюционного времени жадно наслаждаются жизнью. ГПУ регулярно докладывает Генсеку о "шалостях" владык. Похождения высоких партийных функционеров Калинина и Енукидзе с балеринами; приезды в актерский клуб наркома просвещения Луначарского: под утро после многократных тушений света, сопровождаемых женскими визгами, главу культуры выносят на руках в автомобиль; скандальные похождения юного сына Каменева Лютика... да и то, что сам Каменев завел любовницу, - все знают ГПУ и Коба. На партийных деятелей заводятся досье. В это время в бывшем особняке князя Балашова с зимним садом и позолоченной мебелью появилась американка Айседора Дункан. "Весной 1921 года я получила телеграмму: "Одно только русское правительство сможет вас понять. Приезжайте к нам, мы создадим школу"... Я думала, что навсегда расстаюсь с европейским укладом жизни... я не взяла с собой туалетов, так как в своем воображении я должна была провести остаток жизни одетая в красную фланелевую блузу, среди товарищей, преисполненных братской любовью... я верила, что идеальное государство, каким оно представлялось Платону, Марксу и Ленину, чудом осуществилось на земле. Вот он - мир равенства... мечта Будды... мечта Христа". "Я была прикреплена к ней ГПУ, - рассказывала мне в 70-х годах старуха в доме отдыха "Актер" в Сочи. - Дунканшу звали в Москве Дунька-коммунистка. Мы отходили тогда от всех ужасов военного коммунизма, а она была по тем временам сильно старомодна: танцевала "идею красного знамени" или "гимн Третьего интернационала"... Потом она встретилась с поэтом. Есенин был как видение - златокудрый ангел. А она уже в возрасте. Он не знал ни слова по-английски... зачем знать, они легко объяснились на языке любви. После любви началась наша русская пьяная жизнь - он скандалил, бросал в нее сапогами, материл, называл старухой... Даже бил ее, но ей это, видно, нравилось. Она взяла его с собой в Америку. Потом он бросил ее, вернулся и повесился. Все я регулярно писала в отчетах..." Так что и о Дункан знает Коба. Все знает. "ОЧИСТИМ РОССИЮ НАДОЛГО" В это время проводится акция, потрясшая интеллигентскую Россию. Она была задумана Лениным. На исходе лета 1922 года к пристани Штеттина причалил пароход из России. Приехавших никто не встречал. Они нашли несколько фур с лошадьми, погрузили багаж. И за фурами по мостовой, взявши под руки своих жен, пошли в город. Шел цвет и гордость русской философии и общественной мысли, все, кто определял в начале XX века общественное сознание России: Лосский, Бердяев, Франк, Кизеветтер, князь Трубецкой, Ильин... Сто шестьдесят человек - знаменитые профессора, философы, поэты и писатели, весь духовный потенциал России, - одним махом были выкинуты из страны. В "Правде" по этому поводу была напечатана статья "Первое предупреждение". Это действительно было - первое предупреждение. Весь 1922 год Ленин старательно очищает страну от инакомыслящих. И рядом верный помощник - Генсек Коба. Ленин - Кобе: "К вопросу высылки из России меньшевиков, кадетов и т.п. Надо бы несколько сот подобных господ выслать безжалостно. Очистим Россию надолго". Неустанно работает Особая комиссия, созданная при Политбюро: готовятся новые и новые списки высылаемых. В по-следовательном, неуклонном проведении в жизнь задуманной Лениным акции виден жесткий почерк Кобы. Для всех этих людей расставание с Родиной было чудовищным горем. "Мы думали, что через год мы вернемся... Мы жили этим", - писала дочь профессора Угримова. В 70-х годах я встретил в Праге глубокую старуху - дочь знаменитого профессора Кизеветтера. Она жила с нераспакованными чемоданами с того самого 1922 года. Ждала. Болезнь Ленина прервала развернувшуюся гигантскую чистку. Но Генсек выучил лозунг: "Очистим Россию надолго". НОВАЯ ВАВИЛОНСКАЯ БАШНЯ Направляет Ленин Кобу и в тесно связанный с ГПУ Третий Коммунистический Интернационал (Коминтерн). Он был создан в 1919 году, когда еще жива была мечта о мировой революции. В него вошли послушные Москве коммунистические партии. Создавая Коминтерн, Ленин и Троцкий открыто записали в его Манифесте: "Международный пролетариат не вложит меча в ножны до тех пор, пока мы не создадим Федерацию советских республик всего мира... Коминтерн есть партия революционного восстания международного пролетариата". В бюро Коминтерна на Манежной площади (со множеством секций на каждом этаже) был представлен весь мир. Три Коммунистических университета готовили кадры будущих руководителей мирового пожара. Здесь выступали Радек, Зиновьев, Бухарин, Каменев. Теперь частенько выступает здесь и Коба. Здесь западных коммунистов учили подпольной борьбе, организации уличных беспорядков... Руководители ГПУ тоже приходили на эти заседания. ГПУ действовало заодно с Коминтерном. В 1920 году, когда большевики готовились помогать германской революции, ГПУ взорвало арсенал в Польше - на случай, если придется идти через Польшу на помощь восставшему немецкому пролетариату. Даешь мировую революцию! С назначением Кобы Генсеком все самые секретные дела Коминтерна идут через него. Гигантские ресурсы страны, захваченные большевиками, этими ненавистниками денег, щедро тратятся на подготовку мировой революции... В марте 1922 года даны 4 миллиона лир для итальянской компартии, 47 миллионов марок - немцам, 640 000 франков - французской компартии... Можно продолжать список бесконечно. Голодная Москва кормит компартии всего мира. Да, пухнут с голода люди, но зато приближается мировая революция! Тратят, не считая, безалаберно - деньги часто исчезают вместе с агентами. Став Генсеком, Коба начал свое внедрение в Коминтерн с контроля за потраченными средствами. И уже Сафаров доносит Кобе о 200 000 золотых рублей, исчезнувших в Корее. Занялся Коба и германскими миллионами - заставляет Зиновьева отчитываться. Только в 1921 году в Германию на организацию революции было передано 62 миллиона марок в валюте и в драгоценностях (среди них и те, что сняли с расстрелянной царской семьи, в том числе жемчужное ожерелье царицы). Все эти миллионы хранились у агента Коминтерна на квартире - были рассованы в папки, шкафы, чемоданы, коробки... Комиссия, созданная Кобой, обнаружила полный хаос и бесконтрольность. Но вместе с деньгами Коба начинает контролировать и всю жизнь Коминтерна. Я просматриваю в Партархиве документы с неизменным грифом "Совершенно секретно" - документы коминтернов-ской Комиссии по нелегальной работе. Комиссия организо-вывала подрывную подпольную работу в Германии, Италии, Венгрии, Чехословакии, США, Литве, Латвии. И за всем этим теперь тень Кобы. Конспиративные квартиры, нелегальные типографии, диверсии - все это хорошо знает бывший террорист, и все теснее сращивает он Коминтерн с тайной полицией - ГПУ. Террористы будут заброшены во все страны мира. Самые тайные дела Коминтерна поступают теперь к Генсеку. И когда в Москве появился американский миллионер Арман Хаммер, секретная информация о нем пошла в два адреса - Ленину и Кобе. КТО ДАВАЛ ДЕНЬГИ БОЛЬШЕВИКАМ? На документе - надпись ленинским почерком: "Строго секретно от Ленина т. Сталину". "Докладная записка Бориса Рейнштейна о товарище докторе Юлии Гаммере и руководимой им и его сыном доктором Армандом Гаммером объединенной американской компании, получившей концессии на асбестовые рудники и пр. (Борис Рейнштейн эмигрировал в США в конце прошлого века. В 1917 году вернулся в Россию, чтобы принять участие в революции, стал влиятельным сотрудником Коминтерна, потом, конечно же, исчез в сталинских лагерях. - Э. Р.) Дорогой Владимир Ильич... сообщаю вам данные о товарище Юлии Гаммере и его компании, но прошу вас принять меры, чтобы эта до-кладная записка не могла попасть в руки не вполне надежных людей, так как если копия ее попадет в руки американского правительства, то это может очень пагубно отразиться на и так уж очень тяжелом положении Ю.Гаммера. Товарища Юлия Гаммера я интимно знаю по работе в американской социалистической рабочей партии в течение 25 лет (с 1892 до 1917 г.) как искреннего, самоотверженного марксиста... Он, развив доходную медицинскую практику, всегда очень щедро поддерживал социалистическое движение в деньгах... После вступления Америки в войну, он, не имея возможности вырваться в Россию, решил бить буржуазию ее же картами, то есть нажить большие деньги и поддерживать ими революцию. Это ему блестяще удалось... Как говорят, он и его семья нажили большие деньги. В начале 1919 г. наркоминдел послал средства тов. Мартенсу (житель Нью-Йорка, был назначен первым послом Советской России в США в 1919 году, несмотря на то что США отказывались в это время ее признать. - Э. Р.) Когда фонд Мартенса иссяк, тов. Гаммер спас бюро Мартенса от ликвидации, авансируя взаимообразно свои средства, в общем, он выложил до 50 000 долларов. После... когда России было необходимо приобрести машины для нефтяных промыслов, он одолжил на это 11 000 долларов. После основания Коминтерна он порвал с социалистической рабочей партией за ее двусмысленное отношение к Коминтерну... В 1919 году вместе с Ридом и др. положил начало коммунистическому движению в Америке. Помимо активного участия на съезде коммунистов, он щедро поддерживал партию деньгами, отдав ей на это дело более 250 000 долларов. Американское правительство подозревало, что тов. Гаммер субсидирует советское бюро Мартенса и коммунистическое движение и искало предлог убрать его. Изгнать же его, американского гражданина с видным общественным положением, было невозможно... наконец, предлог представился. У него умерла пациентка, у которой он обязан был по техническим причинам произвести операцию аборта. За это уцепилось правительство - оно подговорило мужа умершей привлечь его к суду и заставило присяжных во что бы то ни стало вынести обвинительный приговор. В результате его приговорили к ка-торжной тюрьме на неопределенный срок от 3,5 до 15 лет. Это значит, что его могут освободить через год с лишним (он уже в тюрьме Синг-Синг около Нью-Йорка третий год, но и после этого правительство, придравшись к его вредному политиче-скому поведению, может снова бросить его в тюрьму и держать там до конца 15 лет)... Будучи с сыновьями главным пайщиком большой фирмы... он стал из-за решетки направлять свою компанию на поддержку Советской России. Летом 1921 года он прислал в Москву своего сына Арманда, недавно кончившего врачом. Он секретарь их компании. Арманд Гаммер привез в подарок от отца сундук с полным комплектом хирургических инструментов для целого госпиталя, комплект представлял громадную денежную ценность. Идя по стопам отца, этот молодой человек, узнав, что в Москве затевают основать образцовый американский госпиталь на средства американских друзей Советской России, обязался поддержать это, дав 25 000 долларов. Объезжая в прошлом году уральские заводы, он видел, что хорошо оборудованные заводы стоят на мертвой точке за отсутствием хлеба для рабочих, и предложил, снесясь с отцом, доставить 1 млн. пудов хлеба в обмен на русские товары. Контракт был заключен через Внешторг, и одна партия хлеба прибыла (около 150 000 пудов), но произошла задержка, отчасти потому, что наша икра, которую они стали быстро продавать по 10 долларов за фунт, содержала, как показал анализ, недопустимое по американским законам количество предохранительных химикалиев... Ввиду грозившей конфискации русских товаров пришлось направить пароход сначала в канадский порт. Теперь найден путь безопасной доставки прямо на Соединенноштатский, более выгодный рынок... Специально для разработки русских предприятий по почину молодого доктора Гаммера образована большая объединенная американская компания, в которую входят теперь большие финансовые тузы. Из всего указанного ясно, что в лице тт. Гаммеров и их компании мы имеем очень ценную для нас связь и что... в наших интересах устранить с их пути всякие препятствия". В секретном донесении (оригинал написан на английском языке) ГПУ сообщает: "На обратном пути Гаммер по просьбе Коминтерна перевез и доставил коммунистической партии США 34 тыс. долларов наличными. В этот период правительство США ввело эмбарго на все экспортные поставки в Россию, и то, что Гаммеру удавалось ввозить хлеб и машины, было беспрецедентным". БОЛЕЗНЬ ВОЖДЯ Весь 1921 год Ленина мучают жестокие головные боли и неврастения. Коба советует ему поехать на солнечный Кавказ. Но Ленину, как всякому двигающемуся к смерти, тосклива сама мысль об усилиях путешествия: "Боюсь я дальней поездки, не вышло бы утомления, ерунды и сутолоки вместо лечения нер-вов". Ленин все реже бывает в Кремле, все чаще под Москвой, в Горках - имении загадочно погибшего Саввы Морозова. Решено обратиться к врачам. Ленин не очень верит врачам-большевикам. Как-то он писал Горькому: "Врачи-товарищи в 99 случаях из ста - ослы". Лучшими врачами в прежней, уничтоженной им России считались немцы. И вот из капиталистической Германии зовут докторов поставить диагноз странному состоянию Вождя. Профессор Ф. Клемперер и его коллеги ничего особенно угрожающего не находят - лишь небольшую неврастению, а головные боли объясняют "наличием оставшихся после покушения пуль". Их вынимают, но облегчения нет... Поместье Морозова не принесло Ленину счастья. 26 мая в Горках у него случился парез - неполный паралич правых конечностей и расстройство речи. Впоследствии он делился с Троцким: "Понимаете, ведь ни говорить, ни писать не мог, пришлось учиться заново". Так начинается трагический период в жизни Ленина, его тщетная борьба с болезнью, которая продлится в общей сложности два с половиной года - до самой смерти. В "Сообщении о болезни и смерти В.И. Ульянова-Ленина", опубликованном в "Правде", приводится длиннейший, в четыре десятка фамилий, список знаменитых русских и немецких врачей и младшего медицинского персонала, лечивших и консультировавших в этот период Ленина. Среди них - Ф. Клемперер, О. Ферстер, В. Осипов, Ф. Гетье, С. Доброгаев, опубликовавшие впоследствии свои воспоминания, и доктор В. Крамер, неизданные записки которого о болезни Ленина находятся в Архиве президента. Есть известный рассказ, будто Коба, узнав об ударе, тотчас сказал: "Ленину капут". Это ложь, не мог он так сказать - верный Коба, осторожный Коба. Он никогда не спешил, не был опрометчив, но он, конечно же, понимал: смерть рядом с Вождем, и это может случиться в любую минуту. Всего пару лет назад смерть Ленина означала бы конец Кобы. Но теперь... Теперь он останется - с грозной силой, им созданной. Да, он сделал то, чего ни Свердлов, ни сам Ленин сделать не сумели, - управляемую партию. И если к этому прибавить послушное ГПУ... Пока Ленин учится говорить, врачи бьются над точным диагнозом. Заговорили даже о наследственном сифилисе, поехали проверять в Астрахань, где жили предки Ленина, но ничего определенного не нашли. Между тем Ленин начал поправляться. Ему запрещено читать газеты, у него еще приступы, ему нельзя принимать посетителей... Но он уже требует к себе верного Кобу. Весь июль, август и сентябрь Коба регулярно посещает Ленина в Горках. Больной чувствует себя все лучше и лучше, решает вырваться из-под опеки врачей и обращается к Кобе, потому что контроль за лечением Вождя осуществляет, как и полож