ено, Генсек - верный Коба. В июле 1922 года Ленин пишет ему: "Врачи, видимо, создают легенду, которую нельзя оставить без опровержения. Они растерялись от сильного приступа в пятницу и сделали сугубую глупость: попытались запретить политические разговоры... Я чрезвычайно рассердился и отшил их. Я требую вас экстренно, чтобы успеть сказать на случай обострения болезни. Успею все сказать в 15 минут... Только дураки могут валить на "политические разговоры". Если я когда и волнуюсь, то из-за отсутствия компетентных разговоров. Надеюсь, вы поймете это и дурака немецкого профессора... отошьете". 13 июля Коба - в Горках у Вождя. Он сам шутливо опишет в "Правде" это идиллическое свидание. "Мне нельзя читать газеты, - иронически замечает Ленин, - мне нельзя говорить о политике, я старательно обхожу каждый клочок бумаги, валяющийся на столе, боясь, как бы он не оказался газетой..." Я хохочу и превозношу до небес дисциплинированность товарища Ленина. Тут же смеемся над врачами, которые не могут понять, что профессиональным политикам, получившим свидание, нельзя не говорить о политике..." Эта статья была частью идеологической акции, которую придумал находчивый Коба. Был выпущен специальный номер "Правды", который должен был поведать миру о том, что Вождь выздоровел. Там были его многочисленные фото, и в том числе фотография сидящих на лавочке Ленина и Кобы. Генсек описал и их разговоры на этой солнечной лавочке: "Ленин жалуется, что отстал от событий. Его все интересует: виды на урожай и процесс эсеров..." В то время происходил процесс правых эсеров. 34 эсера - и среди них 11 знаменитых членов ЦК, прославившихся борьбой с последним царем, - предстали перед судом. Процесс был блестяще подготовлен, в нем отчетливо проглядывал почерк будущих сталинских процессов - почерк Кобы. "Звездой" процесса стал глава боевого отряда эсеров некто Семенов. Арестованного ЧК еще в 1919 году, его должны были расстрелять, но, как следует из дела, он "чистосердечно раскаялся, искренне порвал со своим прошлым" и прямо в тюрьме вступил в ряды большевиков. После чего Семенов был внедрен в эсеровскую партию уже в качестве осведомителя. Ему поручали и более серьезные задания - в деле имеется письмо Троцкого, свидетельствующее "о революционной преданности Семенова" и о его шпионской работе на территории Польши в 1920 году. И вот теперь, в 1922 году, он явно выполнял новое задание: был подсудимым на процессе. Он выступил с заявлением о террористических и диверсионных актах, будто бы тайно разработанных ЦК правых эсеров, об их связях с иностранными разведками, Семенов объявил, что стрелявшая в Ленина Каплан действовала по поручению ЦК правых эсеров и состояла в его террористической группе... Так организаторы процесса ввели в дело расстрелянную Каплан - она должна была помочь погубить несчастных эсеров. Впрочем, заявление Семенова о том, что он считал Каплан "лучшим исполнителем для покушения на Ленина", свидетельствовало, что он даже не видел эту полуглухую и полуслепую женщину. Николай Крыленко, сменивший пост Главнокомандующего на титул прокурора Республики, потребовал смертной казни для эсеровских руководителей. Но все испортили Бухарин и Радек. На конференции Третьего Интернационала, желая выглядеть "цивилизованными социалистами", они обещали не расстреливать эсеров. Такое непонимание ситуации возмутило Ленина. Шло усмирение партии и страны - поэтому из России были высланы мятежные интеллигенты. Поэтому Ленин призвал в Генсеки Кобу. Поэтому эсеры должны быть казнены. Вот, видимо, то, о чем беседовали на лавочке Ленин и Коба. Во всяком случае, вскоре едва вставший с одра болезни Ленин публикует статью в "Правде", где требует крови эсеров. 12 эсеров были приговорены к смертной казни. Но все-таки пришлось учесть и обещания Бухарина. Казнь должна была состояться только после первого террористического акта против большевиков. Оставшиеся жить эсеры погибнут вместе с осудившим их Крыленко и провокатором Семеновым в дни сталинского террора. А пока Ленин, полный сил, - прежний Ленин - возвращается к работе. "Но в его речи чувствовалась какая-то всех беспокоящая затрудненность, - пишет Луначарский. - Особенно страшно было, когда во время одной из речей он попросту остановился, побледнел и лишь страшным усилием продолжил речь". Официально наблюдающий за лечением Ленина Генсек имеет достоверную информацию от врачей: странная болезнь должна возобновиться - удар может последовать в любое время. Великий шахматист Коба, умеющий играть на много ходов вперед, сделал выводы. Ленин тоже понимает свое состояние. Именно в этот момент он и обращается к верному Кобе. КОБА, ЛЕНИН И ЯД Троцкий: "Во время уже второго заболевания Ленина, видимо, в феврале 1923 года, Сталин на собрании членов Политбюро (Зиновьева, Каменева и автора этих строк)... сообщил, что Ильич вызвал его неожиданно к себе и потребовал доставить ему яду, он... предвидел близость нового удара, не верил врачам, которых без труда уловил на противоречиях... и невыносимо мучился... Помню, насколько необычным, загадочным, не отвечающим обстоятельствам показалось мне лицо Сталина. Просьба, которую он передавал, имела трагический характер, но на лице его застыла полуулыбка, точно на маске. - Не может быть, разумеется, и речи о выполнении этой просьбы! - воскликнул я. - Я говорил ему все это, - не без досады возразил Сталин. - Но он только отмахивается. Мучается старик, хочет, говорит, иметь яд при себе. Прибегнет к нему, если убедится в безнадежности своего положения. Мучается старик, - повторил Сталин... У него в мозгу протекал, видимо, свой ряд мыслей". И далее Троцкий спрашивает: "Почему тогда Ленин обратился именно к Сталину?" И отвечает: "Разгадка проста: Ленин видел в Сталине единственного (читай - жестокого. - Э. Р.) человека, способного выполнить эту трагическую просьбу". Мария Ульянова также вспомнила об этой просьбе достать яду, но описала ее совсем в иных обстоятельствах. Запись была обнаружена среди личных бумаг сестры Ленина после ее смерти и тотчас попала в секретный фонд Партархива. Лишь через полсотни лет она стала доступной для историков. Эта предсмертная запись - результат раскаяния, Мария считает своим долгом "рассказать хотя бы кратко... о действительном отношении Ильича к Сталину в последнее время его жизни", ибо в предыдущих заявлениях она "не говорила всей правды". "Зимой 1921 года В. И. чувствовал себя плохо, - пишет Мария. - Не знаю точно когда, но в этот период В. И. сказал Сталину, что он, вероятно, кончит параличом, и взял со Сталина слово, что в этом случае тот поможет ему достать и даст цианистого калия. Сталин обещал. Почему он обратился с этой просьбой к Сталину? Потому что он знал его за человека твердого, стального, чуждого всякой сентиментальности. Больше ему не к кому было обратиться с такой просьбой. С той же просьбой В. И. обратился к Сталину в мае 1922 года, после первого удара. В. И. решил тогда, что все кончено для него, и потребовал, чтобы к нему вызвали Сталина. Эта просьба была настолько настойчива, что ему не решились отказать. Сталин пробыл у В. И. действительно минут пять, не более, и когда вышел от Ильича, рассказал мне и Бухарину, что В. И. просил ему доставить яд, так как время исполнить данное обещание пришло. Сталин обещал. Они поцеловались с В. И., и Сталин вышел. Но потом, обсудив совместно, мы решили, что надо ободрить В. И. Сталин вернулся снова к В. И. и сказал, что, поговорив с врачами, он убедился, что еще не все потеряно и время исполнять просьбу еще не пришло. В. И. заметно повеселел, хотя и сказал Сталину: "Лукавите?" - "Когда же вы видели, чтобы я лукавил?" Они расстались и не виделись до тех пор, пока В. И. не стал поправляться. В это время Сталин бывал у него чаще других..." Так что Троцкий прав: просьба Ленина о яде была. Только Троцкий относит эту просьбу к 1923 году, когда Ленин и Коба стали врагами, а Мария Ульянова - к 1922 году, к периоду их нежной дружбы. Просьба Ленина была выражением величайшего доверия к Кобе, когда, по словам Марии Ульяновой, "Сталин бывал у него чаще других...". Я думал прежде, что Троцкий тут ошибся, может быть даже сознательно, чтобы читатели поверили, будто уже ставший врагом Ленина Сталин исполнил его просьбу. Каково же было мое изумление, когда, работая в Архиве президента, я узнал, что и в 1923 году Сталина вновь попросили достать яд для Ленина. Но просьба эта исходила уже не от самого Ленина, ибо он тогда не только не мог "вызывать Сталина и требовать", как пишет Троцкий, но и говорить уже не мог. Однако все по порядку. Мы вновь возвращаемся в 1922 год. О чем же беседовал Ленин с Кобой, когда тот его навещал? Мария Ульянова: "В этот и дальнейший приезды они говорили о Троцком, говорили при мне, и видно было тут, что Ильич был со Сталиным против Троцкого. Как-то обсуждался вопрос, чтобы пригласить Троцкого к Ильичу. Это носило характер дипломатический. Такой же характер носило предложение, сделанное Троцкому, быть заместителем Ленина по Совнаркому. Вернувшись к работе осенью 1922 года, В. И. нередко по вечерам виделся с Каменевым, Зиновьевым и Сталиным в своем кабинете. Я старалась их разводить, напоминая запрещение врачей". Так что это не Коба, а Ленин собирал "тройку": Зиновьев, Каменев и Сталин против Троцкого! Бедный, самоуверенный Троцкий, убежденный до конца жизни, что Ленин считал его своим наследником! Он не понимал, что "у В. И. было много выдержки. И он очень хорошо умел скрывать, не выявлять отношение к людям, когда считал это почему-либо более целесообразным... На одном заседании Политбюро Троцкий не сдержался и назвал В. И. хулиганом... В. И. побледнел как мел, но сдержался и сказал что-то вроде "у кого-то нервы пошаливают" на эту грубость Троцкого. Симпатий к Троцкому он и помимо того не чувствовал" (Ульянова). Впрочем, симпатий не чувствовал он и к Зиновьеву. "По ряду причин отношение В. И. к Зиновьеву было не из хороших", - пишет Ульянова. Так что, пожалуй, тогда он любил одного Кобу. Но все совершенно изменилось осенью 1922 года. "Осенью были... поводы для недовольства Кобой со стороны Ленина". И Ульянова добавляет глухо: "Было видно, что под В. И., так сказать, подкапываются... Кто и как, остается тайной". Нет, для Ленина это уже не было тайной. Вернувшись в Москву после болезни, он многое понял. И если во время недуга подозрительность заставляла его на случай своего конца создавать союз против Троцкого, то теперь он знал: опасен стал совсем другой. Видимо, от Каменева, Зиновьева и даже Троцкого Ленин получил одни и те же тревожные известия: партия целиком управляется Кобой. Что ж, ведь это он призвал в Генсеки Кобу, поручил ему создать аппарат, управляющий партией, и Коба выполнил все, как он хотел. Но не вовремя выполнил... Теперь Ленин болел, обострение может наступить в любой миг, и тогда... кто знает, как поведет себя повелевающий аппаратом Коба? Коба явно подкопался под ленинскую власть. И Ленин испугался. Он решил убрать Кобу с поста Генсека, но для этого был нужен повод. И Ленин его нашел. В 1922 году он решает урегулировать положение с республиками. Бывшие части Российской империи - Украина, Белоруссия, Закавказская Федерация, - управляемые ставленниками Москвы, формально были независимы от России. И Ленин задумал объединение республик. Коба в отсутствие Ленина предложил тайное сделать явным: все независимые республики должны войти в Российскую Федерацию на правах автономий. Но это вызвало ропот в республиках, особенно в Грузии, совсем недавно потерявшей независимость. Грузинский руководитель Буду Мдивани понимал, как тяжело объявить народу о прямом возвращении в царские времена. Он попросил "фиговый листок": независимость хотя бы на бумаге. Ленин поддержал его и выдвинул идею Союза республик, которые наделялись бумажным равноправием и даже имели право выйти из будущего Союза. Это весьма удовлетворяло "независимцев" в Грузии и одновременно позволило Ленину начать кампанию против Кобы. Коба и поддерживающий идею Федерации другой "национал" Орджоникидзе, руководитель большевиков Закавказья, знали, как глубок национализм в республиках, какой опасной может стать завтра даже формальная независимость. В пылу споров темпераментный Орджоникидзе ударил "независимца" Кабахидзе. Это послужило прекрасным поводом для Ленина - он объявил позицию Кобы и Орджоникидзе великорусским шовинизмом, а удар возвел в ранг преступления. Каменев, понимающий, что Ленин долго не протянет, и смертельно боящийся возвышения Троцкого, решает поддержать союз с Кобой и тотчас доносит ему запиской: "Ильич собрался на войну в защиту независимости". Коба знает - изменился к нему Ленин, и, конечно, понимает почему. Ленин теперь его враг. И Коба предлагает Каменеву общий бунт: "Нужна, по-моему, твердость против Ильича". Да, он уже не боится. Врачи отчитываются перед Генсеком, у Кобы есть информация: новый удар неминуем. Но Ленин действует эффективно - направляет в Грузию специальную комиссию и подключает к борьбе против Кобы его врага Троцкого. Союз Ленина с Троцким делает исход борьбы предрешенным. Ленин решил раздавить Кобу на ближайшем же съезде. "Он готовил бомбу к XII съезду", - вспоминал Троцкий. Бомба - это политическое уничтожение Кобы, обвинение в великорусском шовинизме, то есть в одном из самых страшных грехов для большевика. За этим неминуемо должно было последовать отстранение с поста Генсека. Каменев трусит. Он пишет Кобе: "Думаю, раз В. И. настаивает, хуже будет сопротивляться". Коба отвечает меланхолически: "Не знаю. Пусть делает по своему усмотрению". Коба решает ждать. Он умеет ждать... Он начинает составлять Декларацию об образовании Союза Республик - все, как хочет Ильич. Но Ленин не принимает капитуляцию. В начале октября он шлет записку Каменеву: "Великорусскому шовинизму объявляю бой". Каменев понимает: Ильича не остановить. Дни Кобы сочтены. В это время Ленин поддерживает постоянную связь с Троцким через секретаршу Фотиеву. - Значит, он не хочет компромисса со Сталиным даже на правильной линии? - спрашивает Троцкий. - Да, он не верит Сталину и хочет открыто выступить против него перед всей партией, он готовит бомбу, - подтверждает Фотиева. И объясняет: - Состояние Ильича ухудшается с часу на час. Не надо верить успокоительным отзывам врачей. Ильич уже с трудом говорит, он боится, что свалится, не успев ничего предпринять. Передавая записку, он сказал мне: "Чтобы не опоздать, приходится раньше времени выступать открыто". Впрочем, Фотиева сказала об этом не одному Троцкому. Как мы узнаем далее, все, что происходит в кабинете Ленина, она докладывает Кобе. Она поняла: состояние Ильича ухудшается, с часу на час грядет новый Хозяин. Лидия Фотиева - одна из считанных соратников Ленина, которую не тронет Коба. В 1938 году он отправит ее работать в Музей Ленина. Увенчанная наградами, она отметит свой девяностолетний юбилей и умрет в 1975 году, пережив и Кобу, и почти всю эпоху. Каменев появляется в кабинете Троцкого. "Он был достаточно опытным политиком, чтобы понять, что дело шло не о Грузии, но обо всей вообще роли Сталина в партии" (Троцкий). Трусливый Каменев покидает Кобу. Близится крушение бывшего любимца Ильича. Но... информация Кобы была точной: Ленин не выдержал напряжения борьбы и ненависти. 13 декабря два приступа отправляют его в постель. Второй звонок прозвенел. Врачи потребовали отдыха Вождя. В середине декабря на Пленуме ЦК Коба провел резолюцию: "Возложить персональную ответственность за изоляцию Ленина, как в отношении личных сношений с работниками, так и в отношении переписки, на Генсека". Свидания с Лениным запрещаются. Ни друзья, ни домашние не должны сообщать Ильичу ничего из политической жизни, чтобы не давать поводов для волнений... Вождю о партийном решении не докладывалось. Он так и не узнал, что поступил под надзор врага. Впрочем, Вождь исчез - остался больной человек. Исчез и Коба. Он уже не был тенью, ибо не было Вождя. Верный Коба умер. Появился Иосиф Сталин, с отличием закончивший ленинские университеты.  * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *  Сталин: жизнь и смерть "Тиран возникает... из корня, называемого народным представительством. В первое время он улыбается, обнимает всех, с кем встречается... обещает много... Но, став тираном и поняв, что граждане, способствовавшие его возвышению, осуждают его, тиран вынужден будет исподволь уничтожать своих осудителей, пока не останется у него ни друзей, ни врагов". (Платон) ГЛАВА 10 Бывшая тень ВСТРЕЧА СО СТАЛИНЫМ Пленум ЦК принял рекомендованное Лениным еще до болезни решение: монополия внешней торговли должна оставаться в руках государства. Троцкий выступал главным агитатором за это решение. Он явно исполнял теперь при Ленине роль Кобы. Крупская сообщила мужу о победе его решения, и едва оправившийся после припадков Ленин диктует письмо Троцкому: "Как будто удалось взять позицию без единого выстрела (резолюция о внешней торговле. - Э. Р.). Я предлагаю не останавливаться и продолжать наступление". Наступление - все та же атака на Кобу. Ленин умеет бороться. На следующий же день Каменев, испугавшийся явного сближения Троцкого с Лениным, пишет записку Сталину о контакте вождей: "Иосиф, сегодня ночью мне звонил Троцкий, сказал, что получил записку, в которой Старик выражает удовольствие принятой резолюцией..." Сталин отвечает: "Тов. Каменев... Как мог Старик организовать переписку с Троцким при абсолютном запрещении доктора Ферстера?" Новый тон: он уже не Иосиф, он - Генсек, никому не позволяющий нарушать партийное решение. И тогда Сталин вызывает Крупскую по телефону и орет на нее. Попросту грубо орет. Крупская в шоке. Вернувшись с работы домой, "она была совершенно непохожа на себя: рыдала, каталась по полу", - вспоминала Мария Ульянова. Видимо, тогда же, в нервном срыве, Крупская не выдержала и рассказала Ленину об оскорблении. Взбешенный Ленин написал Сталину письмо о разрыве отношений. Одновременно Крупская отправила яростное письмо Каменеву: "Лев Борисович... Сталин позволил себе по отношению ко мне грубейшую выходку. За все 30 лет я не слышала ни от одного товарища ни одного грубого слова, интересы партии и Ильича мне не менее дороги, чем т. Сталину. Сейчас мне нужен максимум самообладания. О чем можно и о чем нельзя говорить, я знаю лучше всякого врача. Во всяком случае, лучше Сталина. Я обращаюсь к вам и к Григорию (Зиновьеву. - Э. Р.), как наиболее близким товарищам В. И., прошу оградить меня от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз. Я тоже живая, и нервы напряжены у меня до крайности". Она не сразу поняла, что произошло. Впервые в жизни жена Ленина увидела Сталина. До того она знала только верного Кобу. Но, постепенно придя в себя, Крупская сумела оценить новую ситуацию и понять свою беспомощность. И видимо, тогда же она упросила секретаря подождать отсылать Сталину ленинское письмо. Между тем Каменев, получив письмо Крупской, понял: война Вождя со Сталиным возобновилась. Каменев отправился к Троцкому. Они обсудили ситуацию и решили... оставить Сталина! Впоследствии Троцкий вспоминал эту сцену. "Я стою за сохранение "статус кво", - заявил он Каменеву. - Если Ленин до съезда встанет на ноги, что мало вероятно, мы обсудим этот вопрос заново. Я против ликвидации Сталина, но я согласен с Лениным по существу. Сталинская резолюция по национальному вопросу никуда не годится... Кроме того, нужно, чтоб Сталин сейчас же написал Крупской письмо с извинениями..." Глубокой ночью Каменев сообщил Троцкому, что Сталин принял все условия и Крупская получит от него письмо с извинениями. И тогда Крупская уговорила Ленина не посылать свое письмо. "В. И. она сказала, что они со Сталиным уже помирились", - вспоминала Мария Ульянова. Ленин согласился - он умел обуздывать порывы. Он решил сначала подготовить новое наступление и лишь тогда отослать письмо. Но Сталин в курсе всего, что делается в ленинском доме. Мария Ульянова: "Раз утром Сталин вызвал меня в кабинет, он имел расстроенный и огорченный вид. "Я сегодня всю ночь не спал, - сказал он мне, - за кого же Ильич меня считает, как он ко мне относится, как к изменнику какому-то, я же всей душой его люблю. Скажите ему это как-нибудь". Да, он решил в последний раз притвориться Кобой. Но важнейший урок из происшедшего он усвоил: Троцкий и Каменев так ненавидят друг друга и так боятся возвышения друг друга, что оба оставят его Генсеком. Даже вопреки воле Ленина. НЕУТОМИМЫЙ В. И. Ленин жил в Кремле - он должен был уехать в Горки, но обильный снегопад завалил дорогу. Однако он не терял времени. Едва оправившись от приступов, Вождь продолжил сражение. С конца декабря он тайно диктует "Письмо к съезду", которое войдет в историю как завещание Ленина. Ильич поставил условие: письмо должно быть прочтено только тому съезду, который состоится после его смерти. В этом письме Ленин дал характеристики всем ближайшим соратникам - и у каждого отметил весьма существенные недостатки. Наконец он перешел к Сталину. Его характеристику Вождь связал с... Троцким: "Отношения между Сталиным и Троцким составляют большую половину опасности того раскола, который был бы избегнут... увеличением числа членов ЦК... Сталин, сделавшись Генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью. С другой стороны, Троцкий... он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и... хвастающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела". Так он ударил по двум нелюбимым людям. Документ переписывается секретарем. Черновики сжигаются. Копии укладываются в конверты с надписью "Строго секретно" и отправляются Крупской. Она должна их вскрыть только после смерти Ленина. Но одна копия, за сургучными печатями, остается в секретариате. Почему помешанный на секретности Вождь вдруг стал таким наивным? Как он мог поверить, что переданная в его секретариат копия останется неизвестной его соратникам? Неужели он не знал, что слуги не выполняют приказов бывших господ? И Фотиева тотчас позаботилась: в Партархиве осталось ее письмо Каменеву: "Товарищу Сталину в субботу 23 декабря было передано письмо В. И. к съезду... Между тем уже после передачи выяснилось, что воля В. И. была в том, чтобы письмо хранилось строго секретно в архиве и могло быть распечатано только В. И. или Крупской... Я прошу това-рищей, которым стало известно это письмо... смотреть на него как на запись мнения В. И., которое никто не должен знать". На письме Фотиевой пометы: "Читал Сталин. Только Троцкому". Троцкий: "О письме В. И., естественно, никому не рассказывал". Итак, "случайно" не поняв Ленина, Фотиева тут же передает письмо Сталину, а тот... Троцкому. Потом (как мы узнаем) Фотиева ознакомит с письмом Каменева и Зиновьева. И скорее всего - с согласия Сталина. Почему? Там содержатся их весьма нелестные характеристики, что делает всех крайне заинтересованными в том, чтобы о письме никто не узнал. Так Сталин обеспечил себе союзников в сокрытии письма. Но в начале января 1923 года неутомимый Ленин добавил новый текст: "Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и общении между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности Генсека. Поэтому я предлагаю способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который... отличался бы от Сталина только одним перевесом: был бы более терпим, более лоялен, более вежлив, более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д.". На этом Ленин не останавливается. Он начинает писать серию статей, одна из которых - резкая критика Рабкрина, бывшего наркомата Сталина. Ленин умеет бороться... Но Сталин, видимо, тотчас обо всем узнал, и в феврале доктор объявил Ленину, что ему "категорически запрещены газеты, свидания и политическая информация"... "В этом за-прете Ленин увидел уже не медицинскую рекомендацию, - вспоминала после смерти Сталина сразу осмелевшая Фотиева. - И Владимиру Ильичу стало хуже. Его расстроили до такой степени, что у него дрожали губы... по-видимому, у В. И. создалось впечатление, что не врачи дают указание ЦК, а ЦК дает инструкции врачам". Но Ленин придумал, как избавиться от опеки Сталина. 5 марта он вдруг отсылает ему то самое яростное письмо по поводу уже исчерпанного инцидента с Крупской: "Уважаемый т. Сталин! Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она вам выразила согласие забыть сказанное... я же не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу вас взвесить, согласны ли вы взять сказанное назад или предпочитаете порвать между нами отношения. С уважением Ленин. Копии - тт. Каменеву и Зиновьеву". Ленин полагает, что взорвал ситуацию. Разве может надзирать за ним человек, с которым он порывает отношения? Даже если Сталин извинится, Ленин найдет, как продолжить ссору. Так что ЦК придется что-то предпринять. Но он не знает, что Сталин просчитал и этот ход. Еще 1 февраля он попросил Политбюро освободить его от опеки над больным Лениным. Он знал, что Зиновьев и Каменев, напуганные попытками умирающего Вождя блокироваться с их врагом Троцким, не позволят Ленину уйти из под его надзора. Так и случилось. Политбюро постановило: "Отклонить". И теперь волею партии он остался ленинским тюремщиком - до конца. Утром Сталин получает ленинское письмо, но он спокоен. Он знает ночную новость. Ярость дорого стоила Ленину - ночью он потерял дар речи и долго шептал отрывочные слова и звуки, записанные врачами: "Помогите, ах черт... черт... ет... помог..." "Ет" - это, видимо, тот же "черт". И хотя под утро речь к Ленину вернулась, Сталин не сомневается: черт более не поможет. Скоро! И он тут же пишет ответ. Много десятилетий будет храниться это письмо в секретном архиве - последнее письмо бывшего Кобы бывшему Вождю: "Т. Ленин! Недель пять тому назад я имел беседу с т. Надеждой Константиновной... сказал по телефону ей приблизительно следующее: "Врачи запретили давать Ильичу политинформацию... между тем вы, оказывается, нарушаете этот режим, нельзя играть жизнью Ильича" и прочее. Я не считаю, что в этих словах можно было усмотреть что-либо грубое... предпринятое "против вас". Впрочем, если вы считаете, что для сохранения отношений я должен взять назад сказанные выше слова, я их могу взять назад, отказываясь, однако, понять, в чем тут дело, где моя вина и чего, собственно, от меня хотят?" Письмо жесткое. Пора этому полутрупу понять: Коба умер, а Сталин не церемонится. Но этого ответа Ленин не прочел. 10 марта Сталин узнал: удар лишил Вождя и чтения, и письма, и речи. Последний звонок прозвучал... И тогда последовала просьба, о которой Сталин тут же сообщает письмом членам Политбюро: 17 марта Крупская "в порядке архиконспиративном... сообщила мне просьбу Вл. Ильича достать и передать порцию цианистого калия... Н. К. говорила... Вл. Ильич переживает неимоверные страдания... Должен заявить, что у меня не хватит сил выполнить просьбу и вынужден отказаться от этой миссии... о чем довожу до сведения Политбюро..." Вряд ли несчастный Вождь уже мог что-то соображать. Это сама Крупская пытается исполнить его прежнюю волю - избавить мужа от мучений. И действительно, Сталин сообщает друзьям по "тройке" Зиновьеву и Каменеву, цитируя в кавычках ее слова: "Надежда Константиновна сообщила... она пробовала дать калий, но "не хватило выдержки", ввиду чего требует "поддержки Сталина". Он знает нравы своих товарищей: потом они же его обвинят. Нет, пусть Ильич потрудится - умрет сам. И члены Политбюро, естественно, одобрили это решение. Теперь Сталин был чист. НА СТАРТЕ В Кремле впрямую началась битва за власть. И не только за власть - за жизнь. Каждый из претендентов умел кроваво расправляться с политическими врагами. Гражданская война и Красный террор сформировали этих руководителей. И те же ленинские университеты. В условиях "осажденной крепости", какой представлялась им страна, беспощадность была объявлена высшей добродетелью. Сколько кровавых вы-сказываний у Зиновьева, Каменева, Бухарина... Троцкий точно сформулировал их общее кредо: "Поповско-квакерская болтовня о священной ценности человеческой жизни". Так что каждый из них знал, какой может стать цена поражения... Только Сталин был крайне осторожен в призывах к крови. По сравнению с ними он казался самым умеренным. За ним не было кровавых слов. Только дела. Как правило - тайные дела. Как расположились претенденты? Первым, бесспорно, стоял Сталин. У него не было той славы, которая была у Троцкого. Да, мало славы - зато много власти. Ленин сосредоточил в его руках власть над партией, а в руках партии - власть в стране. В его распоряжении находятся центральный аппарат и местные комитеты, 15 тысяч партийных функционеров, диктующих политическую и хозяйственную жизнь, - его ставленники. Далее следовал тандем Каменев - Зиновьев. Первый - глава Московского Совета, заместитель Ленина в Совнаркоме - "лошадка исключительно способная и ретивая, которая два воза везет", как говорил о нем Ленин. Второй - глава Петрограда, он же возглавляет Коминтерн. Далее - Троцкий. Он руководит военными силами Республики. Но армия демобилизована и сокращена. Ленин позаботился: "брат-враг" теперь - самый невлиятельный, наиболее удаленный от ключевых постов. И все-таки за Троцким ореол второго вождя революции... И наконец - Бухарин, редактор "Правды", ведущий теоретик партии. Он не конкурент, но очень важно, к кому он примкнет. Троцкий рванул со старта раньше всех. 13 марта публикуется в газетах первый осторожный бюллетень "об ухудшении здоровья Ленина", и уже на следующий день в "Правде" появляется статья ближайшего сподвижника Троцкого Карла Радека "Лев Троцкий - организатор побед". Для обывателей и рядовых членов партии это должно было выглядеть сигналом: Троцкий - преемник Вождя. Троцкий поспешил к будущему съезду. В апреле состоялся XII съезд партии, последний съезд, не до конца сформированный Сталиным. На нем сторонники Троцкого старательно распространяют слухи о неком завещании Ленина, где Лев Давидович назначен его преемником... Троцкий выступает с блестящим докладом о промышленности - гром оваций. "Неприлично, так Ленина не встречали", - замечает Ворошилов. Успех Троцкого вызывает ярость завистливого Зиновьева и испуг Каменева. Доклад сделал свое дело - страх перед Львом заставляет Каменева, Зиновьева и Бухарина окончательно соединиться с Генсеком, ибо Сталин - сила, которая может противостоять опаснейшему Льву. Так Троцкий сам сформировал антитроцкистскую группу. В мае прекращается печатание бюллетеней о здоровье Ленина. Стране сообщают: угроза смерти миновала. Люди начинают верить, что Вождь вернулся к работе. Это выдумка Сталина. Специальным решением ЦК он вводит "контроль за всякой информацией о здоровье Ильича". Даже Троцкий вынужден черпать сведения от доктора Гетье, лечившего Ленина и его самого. Однако Сталин удаляет врача от Ленина. В мае Ленина перевезли в Горки. Его вынесли на носилках из автомобиля. Несчастный Вождь улыбался непонимающей улыбкой идиота. "Он крепко жал мне руку, я инстинктивно поцеловал его в голову, но лицо!!! Мне стоило огромных усилий, чтобы... не заплакать", - вспоминал Преображенский. По поручению Генсека сделаны фотографии Ленина в тот период и приглашен художник Анненков рисовать последний портрет. "Полулежащий в шезлонге, укутанный одеялом и смотревший мимо нас с улыбкой человека, впавшего в детство, Ленин мог служить только моделью для иллюстрации его болезни", - записал Анненков. Сталин хочет иметь свидетельства: в последний период жизни Ленин был слабоумным. Тогда и последние ленинские записи можно объявить плодом слабоумия... "Но Крупская запретила рисовать", - пишет Анненков. В Партархиве я прочел трагические письма Крупской. 6 мая 1923 года она писала дочери умершей возлюбленной Ленина, Инессы Арманд: "Ты упрекаешь меня, что я тебе не пишу, но ты совершенно не представляешь, что у нас делается... тому, что происходит сейчас, нет названия... И люди все ушли - выражают сочувствие, но заходить боятся. Живу только тем, что по утрам Володя бывает мне рад, берет мою руку, да иногда мы говорим с ним без слов о разных вещах, которым все равно нет названия". Но в июне Сталин с изумлением узнает: Ленин не только выжил - он начинает поправляться! Сам Генсек в Горки более не приезжает и никого туда не пускает, мотивируя это нежеланием больного. Ленин по-прежнему не говорит, однако усердно занимается. В Партархиве хранятся тетради со странными текстами: "Это наша собака. Ее зовут Джек. Она играет..." Это тексты, по которым Крупская учила Вождя говорить. Наиболее успешно Ленин воспроизводил слова: "пролетарий, народ, революция, буржуй, съезд". "Усвоенный речевой материал" исчезал из памяти, зато "понимание речи окружающих восстановилось", и анализ действительности уже не вызывал затруднений... Например, для Ленина, любившего собирать грибы, "заранее набрали их и рассадили по дорожке, по которой его обычно провозили на коляске". Но гриб, тронутый его палкой, тотчас повалился. Эта недооценка его интеллектуальных способностей вызвала у Вождя "резкое раздражение". Все эти наблюдения врачей внимательно читал Генсек. Сообщали ему и о грозных припадках гнева, которые повергали в трепет окружающих. Ленин уже торопился выздороветь. Крупская вспоминала: "Я ему говорила: "Вот речь восстанавливается, только медленно. Смотри на это как на временное пребывание в тюрьме". Ленин знал, что он в тюрьме, и, видимо, яростно думал, как из нее выбраться. В это время уже вовсю работает сталинский секретарь Товстуха - собирает документы Ленина. В Партархиве я нашел мандат, выданный Товстухе для изъятия документов Ленина из архивов его соратников. Сталин готовил новую шахматную партию, и в его игре эти бумаги будут бесценны. А пока по Москве начинают гулять анонимные брошюры типа "Маленькой биографии большого человека". В них на основании ленинских цитат доказывается: Троцкий всегда был против Ленина. Эта "клозетная литература", как презрительно назвал ее Троцкий, распространяется и в провинции. Действует Товстуха... "С ЖИРУ БЕСИТЕСЬ, ДРУЗЬЯ МОИ" Летом 1923 года вожди отбыли отдыхать. Зиновьев и Бухарин отправились в Кисловодск, оставив в Москве Каменева. Генсек, конечно же, сидит в изнывающей от жары Москве. Не до отдыха - работа, бесконечная работа. К тому же его тревожит странное улучшение здоровья Вождя. В летнем перерыве борьбы с Троцким Зиновьев и Бухарин решают нажать на Сталина - заставить его поделиться властью. Отдыхающие пишут ему шутливо: "29. 07. 23... Два обывателя предлагают ввести в Секретариат для консолидации Зиновьева, Троцкого, Сталина". Но содержание письма нешуточное: они задумали уравнять шансы. В этом случае, чтобы побеждать ненавидящего его Троцкого, Сталин будет вынужден постоянно блокироваться с Зиновьевым, то есть выполнять решения "тройки". Он мог только усмехнуться: нашли глупца! Тогда же Зиновьев пишет Каменеву: "И ты позволяешь Сталину так прямо издеваться (далее он сообщает беско-нечные факты самоуправства Сталина, пока они отдыхают. - Э. Р.)... Мы этого терпеть больше не будем..." Конечно, Генсек в курсе их переписки. Верное ГПУ уже следит за каждым из них. Но он знает средство заставить их успокоиться. Он пишет Бухарину и Зиновьеву: "Не пойму, что я должен сделать, чтобы вы не ругались. Было бы лучше, если бы вы прислали записочку - ясную и точную. Все это, конечно, в том случае, если вы в дальнейшем за дружную работу (я... стал понимать, что вы не прочь подготовить разрыв, как нечто неизбежное)... Действуйте, как хотите. Дней через 8-10 уезжаю в отпуск (устал, переутомился). Всего хорошего. Постскриптум. Счастливые вы, однако, люди. Имеете возможность измышлять на досуге всякие небылицы... а я тяну здесь лямку, как цепная собака, изнывая. Причем я же оказываюсь виноватым. Этак можно извести хоть кого. С жиру беситесь, друзья мои. И. Ст.". Средство действует безотказно. Упоминание об отставке смертельно пугает. Если уйдет Сталин - может прийти Троцкий. То же он сможет проделать и с Троцким, который также знает: уйдет Сталин - придут Зиновьев и компания. Да, они боятся его - "грубого, примитивного грузина", но куда больше боятся друг друга. Он легко просчитал: их страх и взаимная ненависть обеспечат нужный ему финал шахматной партии. И Зиновьев с Бухариным тотчас пишут ему: "Разговоры о разрыве - это же, конечно, от Вашей усталости. Об этом не может быть и речи. Куда Вы думаете ехать отдохнуть? Привет". Он хорошо изучил этих господ. Дело не в одном их страхе перед Троцким, есть и другой страх - перед работой. Они не любят тянуть лямку, предпочитают представительствовать. А работать должен он. Что ж, он будет работать. Тогда же он пишет им письмо - о слухах насчет ленинского "Письма к съезду". Он все знает о письме, но хочет понять, что знают они. 10 августа 1923 года Зиновьев и Бухарин пишут Сталину: "Да, существует письмо В. И., в котором он советует съезду не выбирать вас секретарем. Мы, Бухарин, Каменев и я, решили пока вам о нем не говорить по понятной причине... мы не хотели вас нервировать. Но это все частности. Суть: Ильича нет. Секретариат ЦК поэтому (без злых желаний ваших)... на деле решает все. Равноправное сотрудничество при нынешнем режиме невозможно. Отсюда поиски лучшей формы сотрудничества. Ни минуты не сомневаемся, что сговоримся". Они все еще надеялись, что он добровольно отдаст созданный им аппарат! Представляю, как он усмехался... Но одна вещь его беспокоила. Они думали, что Ильича больше нет, а он с ужасом видел: Ленин начинает выздоравливать! "С июля пошло выздоровление, появилась возможность не только сидеть, но и ходить, опираясь на палку... речь начала возвращаться именно в октябре", - писала Крупская. И тогда же, в октябре, произошел удивительный эпизод, который должен был поразить Сталина: Ленин появился в Москве. Но сразу после возвращения в Горки вновь настали ужасные дни: выздоровление прекратилось, и Ленин начал умирать. Будто что-то случилось во время этой поездки... КРЕМЛЕВСКАЯ ТАЙНА Крупская: "В один прекрасный день он сам отправился в гараж, сел в машину и настоял ехать в Москву... Там он обошел все комнаты, зашел к себе в кабинет, заглянул в Совнарком. Разобрал свои тетради, отобрал три тома Гегеля... потом захотел поехать по городу. На другой день стал торопить обратно в Горки. Больше о Москве разговора не было". Но в автомобиле с Лениным была не только верная жена. Крупская не упоминает, что вместе с ними ехала Мария Ульянова. И это не простая забывчивость. Все тот же Валентинов опубликовал переданный ему рассказ Марии Ильиничны: "Всю дорогу из Горок Ленин подгонял шофера, чего прежде никогда не делал... Выйдя из своего кабинета в Совнаркоме, Ленин потом прошел в свою квартиру, долго искал там какую-то вещь и не нашел. Ленин пришел от этого в сильнейшее раздражение, у него начались конвульсии".