ь ничем, кроме шагов подкрадывающейся бестии. Он пригнулся и повернулся, держа оружие наготове. Обрушившийся кусок потолка -- здоровый кусок дранки и штукатурки, вырванный и отброшенный в сторону, так что обнажились балки, к которым были привязаны тела -- пришел в движение. Из-под развалин медленно поднялась окровавленная фигура. Раше с трудом удержался, чтобы не открыть огонь. Его палец надавил было на спусковой крючок, но полицейский остановил его; это было не легче, чем остановить поезд. Задержать выстрел, когда между бойком и патроном осталась доля дюйма, задача почти невыполнимая, но Раше был хорошим полицейским, а хороший полицейский никогда не пристрелит последнего свидетеля убийства, единственного, знающего, кто совершил преступление и как -- если это, конечно, единственный последний свидетель. Воздвигшаяся фигура была в самом деле человеческой -- но настолько покрытой кровью и грязью, что Раше не мог разобрать лица. Видна была лишь толстая рыжая коса, падающая на спину. Человек встал на колени, ошеломленно оглядываясь, и его дикий взгляд на мгновение прояснился, остановившись на Шефере. Девятимиллиметровый пистолет Шефера висел в кобуре у него на боку, и Раше подумал, что ему, пожалуй, тоже стоит успокоиться, но не смог заставить себя это сделать. На кровавом месиве, покрывающем лицо человека, сверкнули белые зубы, он закашлялся и сказал хриплым голосом: -- Чудеса! Кажется, это мой старый приятель, детектив Шефер! Он нащупывал что-то в развалинах. -- Но ты упустил одну вещь, старина. Одну ужасную штуку. -- Карр? -- изумился Раше. Карр разглядывал подвешенные тела и обломки, продолжая одной рукой шарить среди обломков рухнувшей штукатурки. -- Знаешь, Шефер, -- разглагольствовал он, -- немало я повидал ваших полицейских штучек, но чтобы такое... Парень, я поражен! -- Ты сумасшедший, Карр, ты совершенно чокнутый, -- воскликнул Раше, у которого просто гора с плеч свалилась, когда он увидел, что их противник -- обычный человек, к тому же решивший поболтать. -- Полицейские не делали этого, мы даже подумать о таком не могли!.. -- Ты не видел их? -- ровный голос Шефера прервал раскричавшегося Раше. -- Ты не видел того, кто прикончил твоих дружков? -- Все, что я видел -- чучело в маскарадном костюме, которое влезало в окно. Потом рухнул потолок, -- ответил Карр. -- Может, это были именно полицейские, и ты морочишь мне голову... может, и нет, не знаю, -- а только руку даю на отсечение, ты, Шефер, как раз знаешь. Но, впрочем, не важно. Конечно, я могу быть и сумасшедшим, и совершенно чокнутым, но так как я именно такой, вы сейчас превратитесь в покойников! И его рука вынырнула из-под обломков, сжимая то, что он там разыскивал. Карр мгновенно вскочил на ноги, поднял пистолет и расстрелял всю обойму в один прием. Раше был на взводе с первого шага в здании, ему не нужно было дожидаться, пока потолок упадет ему на голову. Сгруппировавшись, он откатился под прикрытие кусков рухнувшего потолка за мгновение до того, как палец Карра нажал на курок. Грохот стрельбы, казалось, заполнил здание от основания до чердака, и в ушах Раше поднялся звон, когда второй выстрел прошил то место, где Шефер стоял долю секунды назад. Он не услышал шагов Карра, когда главарь гангстеров бросился бежать, не услышал, сказал ли он еще что-нибудь, не услышал, когда он, щелкнув, выбросил пустую обойму и, выругавшись, прекратил безумную стрельбу. Раше услышал рев Шефера: -- Заткнись, чертов!... Девятимиллиметровый пистолет Шефера успел выстрелить трижды, когда Раше наконец сумел совладать с собой, подняться и вернуться к своим обязанностям, но какого черта Карр топает по коридору, и как вынес Шефер эту умопомрачительную стрельбу? Шефер же вовсе не был таким спокойным и холодным, как выглядел. Он трижды промахнулся, что было совершенно неожиданно, особенно на таком расстоянии. Не иначе как дьявол позаботился об этом. Карр вскрикнул, выпрыгивая из окна в дальнем конце коридора, но это был не крик боли -- просто всплеск адреналина, пронзительный вопль в ответ на выстрел. Шефер опять промахнулся и сразу же бросился вслед за бандитом. Раше в который раз удивился его силе и быстроте -- и откуда только берется такая выносливость и ловкость, когда целые дни проводишь за письменным столом или в машине, а не в гимнастическом зале? Раше вскочил на ноги и тяжело затрусил в дальний конец коридора. Шефер поджидал его, стоя в полуразрушенной оконной раме. Опершись о подоконник, он внимательно всматривался в происходящее внизу. Раше устроился рядом с ним и увидел, как Карр, ловко избежав четырех полицейских, стоявших в оцеплении, скрылся за углом. Полицейские поколебались, посовещались и не решились оставить свой пост, пустившись в погоню. -- Подонок! -- закончил Шефер начатую при входе в коридор фразу. -- Проклятье! Мы упустили его! Ну все, исчез, -- подытожил Раше, когда Карр скрылся за углом. -- Ну, не исчез, положим, -- отозвался Шефер. -- Просто сбежал. Вряд ли он найдет место, где мы его не сможем найти. -- Опершись о развалины подоконника, он прокричал вслед Карру: -- Эй, панк, продолжение следует! Еще немного постояв в оконном проеме, он повернулся, чтобы отправиться назад... и застыл на месте. -- Что такое? -- спросил Раше, выглянув из окна, видимо, надеясь увидеть возвращающегося Карра. -- Замолчи, -- приказал Шефер. -- Послушай. Раше замолчал и прислушался. -- Я ничего не слышу, -- признался он. Это, конечно, было не совсем точно, потому что он слышал шорох ветра, шум отдаленного движения на улицах, голоса полицейских, окруживших здание и все остальные звуки ночного Нью-Йорка, но он не слышал ничего такого, что могло объяснить беспокойство Шефера. -- Чего-то не хватает, -- произнес Шефер. -- Например? -- спросил Раше. -- Да не знаю я, -- отозвался Шефер. Раше оглядел пустые переулки, оцепивших здание полицейских, битое стекло и раскрошившееся дерево разрушенного окна, мрачный коридор, ведущий к комнате, ставшей ареной кровавого действа. Он не увидел ничего особенного -- за исключением, конечно, разрушений и того помещения, где чудовища вытворяли нечто противоестественное. Но не это встревожило Шефера. Раше все еще не понимал, о чем говорит его напарник. Что-то неестественное творилось вокруг. -- Знаешь, это начинает меня пугать. Я думаю, здесь серьезная история, -- заговорил Шефер, направляясь внутрь здания. В тот же момент на лестнице послышались шаги, знакомый топот полицейских башмаков. Только один человек мог производить такой шум. Будто отряд полицейских бросился в атаку. -- Немедленно все опечатать! -- прокричал голос, знакомый обоим полицейским. Они переглянулись с вытянутыми лицами. -- Все, все опечатать! И никого не впускать! -- Мак Комб, -- прокомментировал Раше и скорчил рожу. Я имею в виду, капитан Мак Комб. Вскоре поток людей в голубой форме заполонил вестибюль и лестничные клетки, устремляясь в недра здания. Один за другим, пригнувшись и держа палец на спусковом крючке, они исчезали в кромешной мгле. Капитан Мак Комб, неожиданно оглянувшись, заметил Шефера и Раше в конце коридора у разрушенного окна. Некоторое время Мак Комб изумленно смотрел на напарников, потом, поняв, кто перед ним, он стал раскаляться прямо на глазах. -- Вы находитесь внутри, Шефер, несмотря на приказ охранять здание снаружи! Мой приказ касался всех, в том числе и супердетективов, которым охота поковбойствовать! И если происшедшая тут перестрелка -- ваше произведение искусства, будьте любезны не позже полуночи положить рапорт мне на стол. В трех экземплярах! Шефер указал вглубь коридора. -- Вы видели трупы, Мак Комб? -- То есть вы хотите сказать, что нашли здесь несколько мертвых панков? И полагаете, что это извиняет нарушение приказа? -- Это не просто несколько мертвых панков, Мак Комб. Здесь просто море крови. Это похоже на бойню. -- Ну, значит, порезвились бандиты... Шефер прервал Мак Комба: -- Не надо мне вешать про бандитские разборки, капитан, -- проговорил он. -- Вы пойдите и взгляните, а потом попробуйте решить, какое оружие использовали бандиты, чтобы такое сотворить. Загляните вон в ту дверь, а потом говорите, что там передрались панки или что бандиты просто постреляли из "Узи"! Мак Комб ошалело вытаращился на Шефера, потом тряхнул головой и процедил сквозь зубы: -- У вас нет ключа к разгадке, да, Шефер? Так вот, я не дам и ломаного гроша за то, что находится за этой дверью! Это сейчас не важно, а важно то, что я велел охранять дом снаружи, а вы не выполнили приказ! То, что произошло внутри -- не ваши проблемы, и не забивайте ими свою хорошенькую белокурую головку. А теперь освободите помещение, и немедленно! Шефер не отвечал. Раше хлопнул его по плечу и сказал: -- Идем! Оба детектива оставили Мак Комба и отправились вниз по лестнице. Когда они отошли достаточно далеко, чтобы капитан их не мог слышать, Раше проворчал: -- Если бы существовал рынок сбыта глупости, Мак Комба можно было бы привлечь к ответственности за организацию подпольного бизнеса. Шефер пробормотал что-то себе под нос. Раше взглянул на него, пытаясь сообразить, что он хочет этим сказать. -- Ты думаешь, капитан попытается замять это дело? А может, его отрядили избавиться от возможных свидетелей? Шефер покачал головой. -- Не его стиль. Пожалуй, кто-то действительно хочет оставить происшедшее в тайне, но не он. Когда они выбрались из здания, Шефер добавил: -- Но что бы это ни было, не думаю, что им удастся долго скрывать такое. Глава 4 Было два часа проклятой Богом ночи, но улицы продолжали изнемогать от жары. Мак Комб был не на улице, но обливался потом. Кондиционер в его кабинете работал превосходно, но пот все равно струился по его лбу, когда он набирал номер. -- Да? -- произнес голос на другом конце провода. Ни имени, ни приветствия -- только "да". -- Говорит капитан Мак Комб, -- представился капитан. -- Я бы хотел поговорить с генералом Филипсом. -- Минутку, -- ответил голос. После паузы другой голос рявкнул в трубку: -- Филипс слушает! -- Говорит капитан Мак Комб, -- повторил полицейский. -- Я вас слушаю. -- Вы были правы, генерал, -- Мак Комб судорожно сглотнул, -- это было нападение. Филипс мгновение молчал. -- Совсем плохо? -- спросил он. -- Да, сэр, -- ответил Мак Комб. -- В самом деле плохо. Одиннадцать человек погибло. Восемь из них были ободраны живьем и подвешены вниз головой внутри здания, один выбросился из окна, двух нашли на крыше. Эти двое были обезглавлены и ужасно искалечены. Их головы мы так и не смогли найти. -- Не захотели найти, -- поправил Филипс. Мак Комб обескураженно замолчал. -- Кто погибшие? -- спросил Филипс. -- Ваши люди? -- Нет, -- ответил Мак Комб. -- Гангстеры. Бандиты, торговцы наркотиками. -- Не велика потеря, -- фыркнул Филипс. -- Они были хорошо вооружены? -- Мы нашли достаточно оружия, раскиданного вокруг... Да, отлично вооружены. -- Ладно... Хорошо. Комб молчал напряженно, но безрезультатно пытаясь понять, чего тут хорошего, наконец он спросил: -- Генерал, что происходит? Вторжение адских сил? Что случилось с этими людьми? -- Я же говорил, капитан, -- ответил Филипс, -- я не могу вам это сообщить. Это -- федеральные дела, и они не в вашей компетенции. Все, что вы можете сделать, это вовремя обо всем нам сообщать и не впутывать никого постороннего. Об остальном позаботимся мы сами. -- И все же... -- Мак Комб запнулся. -- Как вы полагаете, другие нападения возможны? -- Все может быть, -- отозвался Филипс. Тут ни в чем нельзя быть уверенным... Такая возможность существует. -- То есть вы не знаете сами? -- Да, капитан, не знаем. Это не тот случай, когда за что-то можно поручиться. В сложившейся ситуации мы можем только констатировать факты. -- Но раз вы уже отмечали подобные явления, вы должны... не можете ли вы предугадать их повторное появление? Филипс вздохнул. -- Послушайте, капитан, я не могу объяснить все, но, чем больше мы узнаем, тем более неправдоподобно оно выглядит. Это просто удача, что один из случаев зафиксирован... то есть то, что нечто похожее произошло в Нью-Йорке. У нас нет никаких предположений насчет того, повторится ли подобное нападение, и как скоро это может случиться -- да это и не ваши заботы. Ваши обязанности -- держать любого подальше от происходящего и хранить все в тайне. Это все. Мы не хотим впутывать в это дело никого из ваших сотрудников и выражаем надежду, что в прессу не просочится ни малейшего намека на происходящее. -- Значит главное -- держать это в тайне? -- спросил Мак Комб. -- Верно, -- согласился Филипс. -- Все остальное мы будем делать сами. Я в кратчайшие сроки прибуду в Нью-Йорк со своими сотрудниками, и мы произведем расследование. Вы только держите подальше своих людей. -- Есть, сэр, -- отозвался Мак Комб. Он положил трубку и откинулся в кресле. Пот начал высыхать. Мак Комб ненавидел, когда ему приказывали, он терпеть не мог, когда ему говорили, что надо делать -- но это был особый случай. Это было не ФБР или другая подобная организация -- Филипс был из армии, из одного из специальных подразделений, и предписания Мак Комбу выполнять его приказания исходили от мэра, упомянувшего, что инструкции исходят из Белого Дома. И это не было просто борьбой с наркоманией. Сначала Мак Комбу показалось, что речь идет о какой-то правительственной программе и решено бросить армию против торговли наркотиками, но потом он увидел трупы в доме на Бикман-стрит... Военные не могли сделать такого. Во всяком случае, военные из Соединенных Штатов. Еще можно было подумать на каких-то террористов из стран третьего мира, если у них было достаточно времени и безумия, но Мак Комб был абсолютно уверен, что американцы на подобные зверства совершенно не способны. Это не могло быть и бандитскими разборками. Наркоманы, конечно, убивали друг друга, иногда калечили своих противников, отрезали уши и половые органы на сувениры, но они не сдирали с людей кожу и не подвешивали трупы к потолку. И даже если какой-нибудь безумец решил ободрать своего соперника, невозможно было бы убить одиннадцать хорошо вооруженных гангстеров, не прострелив в них ни одной дырки. Хотя тех двух с крыши могли и пристрелить -- они были настолько изуродованы, что никто без микроскопа не смог бы это в точности сказать. Восемь человек из здания были убиты холодным оружием. Они были прекрасно вооружены, отстреливались -- но были зарезаны. Эксперты, которым удалось взглянуть на место происшествия до того, как служащие ФБР выгнали всех оттуда, говорили, что один бедняга был все еще жив, когда с него сдирали кожу. Даже торговцы наркотиками не могли сделать такого. Даже эта новая безумная шайка с Ямайки. Кто же этот дьявол? Филипс, разговаривая с полковником по телефону день назад, сказал, что случаи жуткой резни, с виду бессмысленной, могут повториться. Он сказал, что это может произойти в помещении, где нет кондиционера, что жертвы, возможно, будут вооружены, что это будет, вполне вероятно, ужасно... И это все, что он мог рассказать Мак Комбу. Как Филипс узнал? Что за чертовщина происходит? У Мак Комба насчет этого не было никакой теории, и чем больше он думал о происшедшем, тем сильнее успокаивал себя тем, что это не в его компетенции. Пусть Филипс и ФБР занимаются этим -- видит Бог, Мак Комб в самом деле не хотел в это ввязываться. В двухстах сорока милях от него Филипс замер у телефона, машинально разглядывая аппарат. Может быть, он должен рассказать Мак Комбу, что происходит? Но характеристики Мак Комба и собственные впечатления Филипса от этого человека не обнадеживали. Кто знает, как он воспримет правду? В происходящее нелегко было поверить. Даже сам Филипс не хотел в это верить, когда Дач Шефер рассказывал ему о случившемся восемь лет назад в джунглях. А Филипс знал Дача и верил ему. В конце концов он поверил Дачу и убедил свое начальство: доказательства были налицо. Никакой уверенности в том, что Мак Комб один из тех, кому можно было доверять, не было. Поэтому незачем и давать ему знать обо всем. Самое разумное -- держать его в неведении. Особенно учитывая способность сенсаций неожиданно становиться известными широким кругам общественности. Никто, разумеется, не уделяет внимания бульварным газетам, когда они бредят о нашествии инопланетян, но совсем другое дело, если правительство Соединенных Штатов объявит о том, что пришельцы из космоса охотятся на людей прямо в Нью-Йорке. Филипс не знал, во что может вылиться подобное заявление. Ему уже мерещились обезумевшие толпы, апокалиптические пророки, подпольные теоретики. Добрая половина обывателей не поверит официальной версии и решит, что власти скрывают нечто противозаконное, а другая половина тем временем сочтет все происходящее концом света. Все это не сулит ничего хорошего, разве что Дач выдумывал. Чудовищные пришельцы имели уровень техники, рядом с которым все технологические новшества старушки Америки выглядели детскими игрушками. У них были защитные экраны, превращающие их в невидимок, энергетическое оружие, карманные атомные реакторы. Они могли сделать все, что угодно и с Землей, и с человечеством, и самое разумное, что можно было сделать в этом случае -- игнорировать их, терпеливо снося все происходящее, и ждать, когда космические бестии соскучатся и уберутся восвояси. Ясно одно -- нельзя разозлить пришельцев. Борьба с ними не сулит ничего хорошего. Правда и то, что Дач сражался с одним из них, убил его и сам выжил, чтобы поведать миру о надвигающемся, но Дач -- самый выносливый человек из всех, кого видал Филипс, и к тому же чертовски везучий. Генерал слышал историю Дача несколько раз и знал, что его приятель умел великолепно пользоваться своими талантами -- но, вместе с тем, нельзя было не признать, что он необычайно удачлив. Если бы ученые могли исследовать что-нибудь из оружия или приборов пришельцев, то, наверно, ситуация могла бы измениться... После того, как группа Филипса подобрала Дача в джунглях и выслушала его отчет, она приступила к изучению всего, касающегося этого дела. Работники ФБР собрали все легенды, бытовавшие в регионе, где это случилось, просмотрели все, начиная с объявлений о пропаже животных и кончая картами звездного неба и обнаружили множество свидетельств существования таинственных пришельцев. Они узнали немало об их привычках и облике -- но совсем ничего об их технике. По-видимому, гости из космоса были очень осторожны со своим оборудованием -- не разбрасывали ничего вроде пивных банок, не оставляли следов, которые могли дать хоть какую-то информацию о них. Тогда казалось, что нет особой необходимости в безотлагательных исследованиях в этом направлении: существа приходили на Землю поохотиться на людей только в районы с жарким, суровым климатом в странах третьего мира, никогда не появляясь на территории цивилизованных стран. До сих пор. Теперь пришельцы объявились в Нью-Йорке. Силы противовоздушной обороны зафиксировали непонятные помехи и обратились к группе Филипса в надежде получить объяснения. Филипс предположил, что это могут быть наводки, производимые защитными экранами пришельцев, делающими невидимыми их космические корабли. Он поинтересовался, где это произошло. И вооруженные силы ответили ему. Нью-Йорк. У Филипса был целый отряд специалистов по радарам. Они немедленно занялись данными системы ПВО и подтвердили доклад вооруженных сил. Если радар принимал именно то, что он показывал, пришельцы были в Нью-Йорке. Наверно, что-то привлекло их сюда, иначе зачем бы им забираться так далеко на север, а не продолжать развлекаться в Рио или Мехико? Однако пока было не похоже на то, что их привлекало нечто необычное, что можно встретить только в Нью-Йорке. То, что после века, проведенного в жарких странах они перебрались на север, казалось просто невероятным. Филипс размышлял обо всем этом и постепенно приходил к выводу, что, может быть, и не было никаких пришельцев -- просто ложная наводка. Но вчера утром, разговаривая с Мак Комбом, он убедился, что его надежды не оправдались. Первое нападение произошло. Охота началась. Инопланетные хищники бродили по улицам Нью-Йорка. И Филипс не знал, где их искать. Но до вылета оставалось еще немного времени, и он принялся в который раз изучать отчет, полученный недавно по факсу, пытаясь прочесть между строк, что понадобилось пришельцам в Нью-Йорке. Глава 5 Удушающая жара стояла и все следующие дни. Толстое, пропитанное миазмами одеяло тропического воздуха окутало задохнувшийся под ним город и не собиралось исчезать, даже малейшего намека на это не было. Расследование резни на углу Бикман и Ватер, насколько знали Шефер и Раше, не дало никаких результатов, что не удивительно -- во время следствия их не подпускали близко к месту происшествия, и никто, у кого они ни спрашивали, не знал, кто так круто обошелся с гангстерами. Ходили слухи, что к расследованию были привлечены федеральные силы. Шефер недвусмысленно дал понять, что ему это не нравится. -- Эй, Шефер, не стоит так напрягаться. Ты ведь прекрасно знаешь, что, когда дело будет закончено и оформлено, с ним можно будет ознакомиться, -- напомнил ему Раше. -- Даже ребята из ФБР иногда неплохо справляются со своими задачами. -- С каких это пор это их дело? -- С тех пор, как они так решили, -- ответил Раше. -- Слушай, Шефер, черт с ними и с этим делом. -- Это не их город, -- огрызнулся Шефер. -- И не твой тоже. -- Когда в городе появляется очередной убийца панков, я стараюсь его арестовать. В течение трех лет это была моя работа... -- Шефер, ты больше не занимаешься наркобизнесом. -- Ты думаешь, он больше не существует? -- Я думаю, проблемы наркобизнеса уже не наша забота. Шефер определенно не был согласен с этим, но спорить не стал. Это и правда их не касалось. За это дело взялось Федеральное Бюро Расследований и никто не собирался делиться информацией с простыми полицейскими детективами, пусть даже и специалистами по убийствам. Раше тоже был недоволен сложившейся ситуацией. Он отлично знал, что всякое преступление, в особенности отличающееся жестокостью или труднообъяснимое, чаще всего повторяется, если преступник не сидит за решеткой. Его просто тошнило от мысли, что он может еще раз увидеть такую же резню. К тому же детектив вынужден был признаться, что ни разу не слышал, чтобы агенты ФБР сделали что-нибудь путное. Никто из них не "прочесывал" документы полицейского управления, никто не расспрашивал полицейских, патрулировавших здание, никто не интересовался детективами, специализирующимися по убийствам и наркобизнесу. Он даже подумывал, не позвонить ли ему в какую-нибудь газету, например, сделать анонимный звонок в "Ньюс-Дейли", с целью подстегнуть ребят из ФБР. Но газетные репортеры были для Раше как зубная боль. Он их терпеть не мог точно так же, как федеральных агентов. Нет, Раше стал бы заниматься подобными вещами только в том случае, если бы изнывал от скуки. Но работы у него и Шефера было предостаточно. Например, через день после резни турист из Миссури перепутал и сел на паром, идущий на остров Свободы вместо того, чтобы отправиться на остров Статен. Узнав об ошибке, он обезумел и взял в заложники трех пассажиров, а потом зарезал одного из них, а Шеферу с Раше пришлось копаться в этой грязи. Раше пришлось провести вечер, слушая неистовые споры юристов, пытающихся прийти к единому мнению по поводу того, является ли происшедшее преднамеренным убийством. А Шефер в это время пытался вернуть семью туриста обратно в Миссури и бесконечно общался с его многочисленными родственниками и друзьями покойного. На следующий день произошло не менее значительное событие: не на шутку повздорили торговцы наркотиками с Ямайки, сомалийские оружейные воротилы и сербские террористы. Сложные связи между этими организациями в одночасье рухнули благодаря ямайцам, решившим все забрать себе. Когда осела пыль и большинство участников разборки были отправлены в тюрьму или в морг, Раше помог перевезти конфискованное оружие в полицейскую лабораторию в Вест Твентифе для исследования. Некоторые виды этого оружия Раше видел впервые. Он узнал русские автоматы и реактивные гранаты (хоть он и не мог понять, зачем они понадобились ямайцам), но часть конфискованного товара контрабандистов выглядела скорее как запасные части реактивного самолета, а не оружие. Шеферу приказали держаться подальше -- очевидно, капитан Мак Комб не доверял ему, особенно когда под рукой было три тонны оружия. В ту же ночь два панка, решив самоутвердиться, попытались убить Шефера из засады. Первый выстрел не попал в цель, а во второй раз им выстрелить уже не удалось. Оба остались живы. Один отправился в тюрьму, а второй в больницу. Такая загруженность -- обычное дело в отделе, занимающемся убийствами, поэтому Шефер и Раше решили проигнорировать стрельбы, которые происходили в тире полицейского управления на следующий день. У них не было времени на тренировки. Что до Раше, он не стал бы беспокоиться об этом в любом случае из-за ужасной жары, даже если бы ему не предстояла бесконечная возня с бумагами. А Шефер, похоже, весь Нью-Йорк считал своим стрельбищем. Тир находился в подвальном этаже полицейской академии в Западном конце Двадцатой улицы, под лабораторией. Им мог пользоваться каждый имеющий лицензию на оружие в пределах города. Полицейские были обязаны там время от времени тренироваться. Большинство, включая Раше и Шефера, не пренебрегали этими обязанностями. Но в этот раз, когда случилось несчастье, их в тире не было. Полдень уже миновал. Шестеро стрелков, полицейских и гражданских, расположились на огневой линии. Они обмахивались бумажными мишенями и жаловались на жару всякий раз, когда смолкал шум выстрелов и появлялась возможность перекинуться словечком. Неиспользованные мишени трепетали в ветерке вентилятора, но тир все равно напоминал парную. Пиджаки беспорядочно валялись у ног гражданских, и ни одна полицейская рубашка не была застегнута как положено, на все пуговицы. В коридоре раздались уверенные шаги Ричарда Стилмана, преуспевающего полицейского офицера, опытного и жизнерадостного. Денек у него выдался, как всегда, напряженный, но он сумел выкроить немного времени и пострелять в тире. Он заметил, как в коридоре впереди него что-то вспыхнуло, но он не обратил на это особого внимания, насмотревшись за последние дни на разнообразные эффекты, возникающие благодаря жаре. Он вошел через стеклянную дверь и помахал Джо Салвати, сидящему за кассой, скользнул взглядом по витрине с оружием, по сейфу с боеприпасами, на секунду взглянул в окно. На то, что дверь за ним закрывалась гораздо дольше, чем обычно, он внимания не обратил. -- Эй, Джо, как дела? -- спросил Стилман, сбрасывая пиджак. Из кобуры под мышкой торчала рукоятка револьвера сорок пятого калибра. -- Неплохо, -- отозвался Салвати. Стилман достал револьвер. -- Надо немного попрактиковаться, -- улыбнулся он. -- Смотри, не надорвись, -- насмешливо ответил Салвати. Стилман потянулся. Торопиться было некуда. Сегодня он был не склонен ничего принимать всерьез. Из тира доносились приглушенные звуки выстрелов. Стилман опять взглянул в окно, и в ту же минуту одна из дверей тира эффектно разлетелась вдребезги. Стрельба тут же прекратилась: все обернулись, чтобы посмотреть, что происходит. У Стилмана отвисла челюсть. -- Какой идиот это сделал? -- возмутился он. Кто-то вскрикнул, и по покрытию огневой линии расплылось кровавое пятно. -- Эй! -- заорал Стилман. Он рванулся через разбитую дверь, выхватив из кобуры пистолет. -- Что за... -- начал он, но не закончил этой фразы, как и никакой другой. Вместо этого он осел на пол, истекая кровью. Салвати в ужасе отступил, пытаясь разглядеть, что происходит, но с его места ничего не было видно. Он только слышал вопли, видел кровь, забрызгавшую одно из окон. Внезапно погасла половина огней, и Салвати мог различить только мечущиеся по тиру тени, но что там происходило -- разобрать он не мог. Была ли это крупная ссора, или кому-то пришла в голову нелепая мысль ограбить кассу тира? Большей глупости представить себе невозможно! Но грабители порой бывают поразительно глупы. Потом Салвати пришло в голову, что он здесь был единственным безоружным. Он заколебался. Молодой человек не мог понять, что происходит, но слышал выстрелы, крики и тяжелые удары. Что за черт там бушует? У ребят в тире было оружие, они стреляли, по меньшей мере половина из них были прекрасными стрелками... Что в этой ситуации мог сделать он, разве что открыть перекрестный огонь? Может, он поможет что-нибудь более существенное, чем пистолет? Салвати взглянул на витрину с оружием. В этот момент что-то ударило его по затылку и он упал, потеряв сознание. Очнувшись, он услышал хруст разбитого стекла под ногами, увидел движущиеся в темноте огоньки электрических фонариков. Кто-то склонился над ним и громко воскликнул: -- Этот жив! Полицейские собрались вокруг него, уговаривая лежать спокойно, пока не приехали врачи. Сыпались вопросы -- видел ли он, что произошло? Салвати не мог им ответить. Ему хотелось узнать, кто был ранен и кто убит -- но никто ничего не хотел говорить. -- Жив только этот, -- проговорил кто-то. Салвати ждал, не повторятся ли эти слова или, быть может, кто-нибудь упомянет оставшихся в живых, но так ничего и не услышал. Вскоре его увезли в госпиталь. Пока он дожидался врачей, кого-то вырвало. Один из полицейских в ужасе вскрикнул: "Боже мой!". Но ни разу Салвати не услышал, чтобы упомянули кого-нибудь, оставшегося в живых... В тот день детектив Раше закончил свои дела в шесть вечера -- в кои-то веки вовремя -- и отправился домой. Его жена Шерри повела детей на концерт в парк -- Раше пришел все же слишком поздно, чтобы присоединиться к ним. Зато его дожидались записка и обед, который надо было разогреть в микроволновке. Детектив подумал, не пойти ли поискать жену и детей, но поиски трех людей в переполненном парке показались ему делом безнадежным. Он решил остаться дома и насладиться покоем. Тишина -- прекрасная вещь, но на самом деле он предпочел бы пообщаться с Шерри. Последние несколько недель он ее видел не больше пяти минут в день, пока завтракал. Даже в выходные они не могли побыть вместе: Шерри подрабатывала, внося свою лепту в оплату счетов. Жара постепенно отступала, настроение улучшилось. Пожалуй, ему следует почаще бывать дома и больше времени проводить с женой. Наверно, дело вовсе не в жаре. Во всем виноват городской образ жизни, изматывающий всех горожан, и в том числе его. Раше выбросил куриные косточки в мусорное ведро и теперь потягивал кофе. До пенсии оставалось восемь лет -- еще целых восемь лет жизни в Нью-Йорке на зарплату полицейского. Когда они покупали дом недалеко от Куинсон, эта зарплата казалась достаточной для безбедной жизни, но теперь выяснилось, что самое большее, что они могут себе позволить -- это еще восемь лет питаться полуфабрикатами и работать без выходных. Этот вечер оказался одним из тех, когда Раше предавался размышлениям, стоит ли игра свеч. В целом, Нью-Йоркские полицейские имели довольно неплохую зарплату, невзирая на серию недавно случившихся скандалов. Но если бы Раше надумал переменить место работы, он бы, возможно, нашел более высокооплачиваемую должность в правоохранительных органах какого-нибудь маленького городка или в окружной полиции одного из больших западных штатов. Великий Северо-Запад привлекал Раше. У Шерри, по-видимому, тоже были такие же мысли, потому что множество магнитов, которые в свое время использовались в развивающих играх ее детей, теперь поддерживали все время растущую коллекцию бюллетеней о продаже недвижимости и брошюр о туристских путешествиях от Аляски до Вашингтона. Надежда на переезд не угасала в Раше, но он прожил в Нью-Йорке слишком долго -- всю жизнь, и слишком много вложил в свою работу, пытаясь спасти хоть малую толику горожан от самих себя, так что ему было тяжело думать о том, что можно бросить все это, пусть даже ради семьи... Семьи, которую он почти не видел. Во всяком случае, семья у него была. В верхнем углу холодильника, еще не успевшем обрасти брошюрками Шерри, детский магнит -- пластмассовая улыбающаяся рожица -- поддерживал фотографию Раше и Шефера, снятую по случаю ареста особо опасного торговца наркотиками из верхней части города -- Эррола Дж. На фотографии Раше улыбался так широко, что его усы казались перевернутыми, а Шефер, как обычно, стоял с непроницаемым лицом, непреклонный, как фонарный столб, напоминая оживший ночной кошмар содержателя похоронного бюро. У Шефера не было близких друзей, не было и семьи. Он упомянул однажды о брате, но Раше не стал переспрашивать, а Шефер, разумеется, сам ничего не рассказал. У него было несколько приятелей, в основном из военных или полицейских, но никто из них не выглядел близким другом Шеферу. Сам Раше, после шести лет совместной работы, не был уверен, что хорошо знает Шефера. Кстати, какого черта задерживается Шефер? Задержаться из-за женщины он не мог. Однажды Раше побывал у него дома и после этого уже не сомневался, что Шефер живет один. Никто другой не вынес бы такой обстановки: покрытые пятнами потолки, треснувшие оконные стекла, грохот телевизора из соседней квартиры, доносящийся через стенки не толще бумажного листа. Но кровать напарника была заправлена с чисто армейской аккуратностью, с безупречными складками по углам. Полы -- абсолютно чистые, и все вещи сложены, отглажены, прибраны и разложены по местам. Даже дурацкие кофейные чашки в кухонном буфете были расставлены так, что их ручки смотрели в одном направлении. Никто другой всего этого не вынес бы -- а Шефер здесь жил. Как же он дошел до этого? Почему стал полицейским? Он мог бы подыскать работу где-нибудь еще -- конечно, это была бы работа для больших, умных и выносливых парней, не боящихся энергично взяться за любое дело. Так почему все-таки он попал в полицию? У Щефера не было никакой пенсии. Он никогда не упоминал о каких-нибудь дополнительных доходах. Если бы он заботился о пенсии, он мог бы остаться военным, а не переходить в полицейские. Насколько знал Раше, Шефер перешел в полицейское управление по собственному желанию. Может быть, он насмотрелся на жестокости войны. Или это был справедливый протест против оскорбительной необходимости подчиняться приказам? Шефер говорил о Нью-Йорке как о родном городе. Этого Раше и вовсе не понимал. Он не думал, что Шефер может серьезно полагать, что город нуждается в его защите. А если это так, поведение Шефера, быть может, вызвано сдержанностью, необходимой при такой работе. Скоро минет шесть лет, как Раше и Шефер работают вместе, но Раше ни разу не видел Шефера разгневанным. Размышляя обо всем этом, он слегка занервничал. Что же за человек должен быть Шефер, если он ни разу не потерял самообладания, хотя род их деятельности предоставлял тому множество возможностей? Тут его размышления прервал звонок в дверь. -- Дьявольщина, -- проворчал он, снимая с огня кофейник. Звонок прозвенел снова. -- Иду, иду! -- отозвался он, быстрым шагом направляясь в прихожую. В дверь позвонили в третий раз. -- Да иду же, черт возьми! -- воскликнул Раше, хватаясь за дверную ручку. Распахнув входную дверь, он обнаружил стоящего на пороге Шефера. Его напарник выглядел абсолютно так же, как на фото с холодильника, и на мгновение Раше поддался удивительно нереальному ощущению, что прошлое и будущее переместились, поменявшись местами. Раше снял и пиджак, и галстук, как только вошел в прихожую, и теперь стоял перед Шефером в одной промокшей от пота рубахе; Шефер же был, как всегда, в отглаженных брюках, и узел его галстука, как всегда, имел идеальную форму. Раше не думал, что Шефера заботит его внешний вид. Скорее, его щепетильность в отношении одежды была связана с наличием предписаний по поводу одежды, а эти предписания не настолько заботили Шефера, чтобы их нарушать. -- Они опять напали, -- прорычал Шефер, прерывая размышления Раше. -- Полиция оцепила Двадцатую улицу. Чертова Полицейская Академия! Ты идешь, или остаешься смотреть "Зеленые акры"? -- Мог бы и поздороваться, -- возмутился Раше. Ему не надо было спрашивать, что Шефер имел в виду. Раше был потрясен и старался скрыть это. Он знал парней с Двадцатой улицы. Помимо воли он представил себе ободранные повешенные тела со знакомыми лицами. Шефер ничего не говорил. Он просто ждал, что решит Раше -- ехать или нет. Раше знал, что их с Шефером там не ждут. Похоже на то, что ФБР захочет сохранить и это преступление в тайне. ФБР хочет собственноручно заниматься этим. Но... придется обойти ФБР. Раше вздохнул. -- Ладно, ладно... Вот беда, эту серию "Зеленых акров", что покажут сегодня вечером, не станут повторять. Глава 6 Через сорок минут Шефер прошел за желтую ленту, минуя протестующего лейтенанта, и вошел в фойе тира. Раше шел за ним по пятам, приговаривая: -- Черт возьми, Шеф, капитан нас уволит, если он... -- Вот и отлично, -- прервал его Шефер. -- Мне нужен отпуск. Стеклянная входная дверь была залита кровью, но не разбита. Шефер вошел в нее, и под его ногами хрустнуло стекло. Полки с оружием, вытянувшиеся вдоль стен, были разбиты. -- Трупов нет? -- спросил Шефер. Раше огляделся. все вокруг было разрушено, крови предостаточно, и он не сразу обратил внимание, что нигде не видно тел. Шефер, конечно, никогда не позволял второстепенным деталям отвлекать его. Здесь находились три судебных эксперта, орудовавших в вестибюле фотоаппаратами и пинцетами. Они были в гражданском, и Раше не мог сказать, были они из Управления Полиции или из ФБР. Ни одного из них он не знал. Один из них поднял глаза и сказал: -- Трупы в тире. Мы осмотрели большинство из них. Выжил только один, офицер Джозеф Салвати -- он отправлен в госпиталь с сотрясением мозга и сломанным носом. Шефер покачал головой и оглядел место происшествия. Раше смотрел на огневую линию, вглядывался в окна, стараясь не обращать внимания на трещины, которых раньше тут не было. Освещения в тире не было, но Раше было достаточно света, льющегося из фойе. Тела были подвешены к потолочным балкам и разбитым лампам. Они медленно покачивались, обдуваемые вентиляторами. Кровь с трупов все еще капала. Неиспользованная мишень все еще была зажата в пальцах одного из мертвецов -- Раше остолбенел от этого сюрреалистического зрелища. Шефер подошел к Раше и через разбитую дверь указал электрическим фонариком на пол тира. Луч света сиял на полированном металле огнестрельного оружия и магазинах с патронами, скользнул по ярко-красным лужам крови. -- А у них было достаточно скобяных изделий