ни слова, она молча сидела и легкая усмешка играла на ее губах. -- Но объясните мне, почему? И зачем же тогда вы здесь? -- Я пришла, повинуясь долгу,-- ответила она. -- Что до того, почему я не хочу стать женой императора Микаэла, то это вовсе не умаляет его достоинств. Я не знаю его. Я ни разу не видела его. Как я могу выйти замуж за человека, которого я не знаю? Кроме того, как я полагаю, жизнь императрицы Ануира во дворце не такая веселая, как моя жизнь сейчас. Мне нравятся равнины Эйренвэ и мирная краса Эребанниена, где я привыкла проводить время, объезжая лошадей. Я умею шить, но мало понимаю в изящном рукоделии, и предпочитаю проводить дни вне дома. Если мне дать право выбора, то я бы хотела вести более активный образ жизни. -- Значит, вам нравятся лошади? -- заинтересовался Эдан. Глаза Фелины загорелись. -- О, да! Я люблю их. Для меня нет большего удовольствия, чем выезжать их, приучать ходить под седлом. Я никому не позволяю с ними заниматься, даже грумам отца. Я сама их мою, чищу и задаю им корм. Она протянула руки ладонями вверх. -- Боюсь, это вовсе не похоже на руки высокородной дамы. Но зато это руки, не боящиеся честного труда. Мой отец никогда не баловал меня. И я благодарна ему за это. Может, мне не достает воспитания, но зато я не избалованная неженка. И я не хочу притворяться чем-то, чем я не являюсь. Мой отец воспитал меня, как воспитал бы сына. -- А он учил вас охоте? -- с возрастающим интересом спросил Эдан. -- С самого детства,-- отвечала она. -- И я сама тренировала Охотника, моего сокола. Он повсюду следует за мной. -- Вы взяли его с собой в столицу? -- спросил Эдан. Фелина кивнула. -- Я думала, что для него может выдастся возможность полетать, и я не смогла оставить моего любимца и уехать. Эдан улыбнулся. -- Тогда завтра после завтрака мы все примем участие в соколиной охоте. Я попрошу императора присоединиться к вам, так что у вас будет возможность встретиться с ним и... сформировать собственное мнение. @***= Микаэл никогда не упускал случая поучаствовать в соколиной охоте, и он с радостью согласился на приглашение Эдана. Эдан вскользь упомянул, что барон Морган и его дочь также получили приглашение и за ними уже выслали лодку. Ариэль также решила прийти, так как она страстно мечтала увидеть реакцию Микаэла на Фелину, и заодно проветриться после долгого заседания во дворце в процессе выбора невесты для императора. Немногие из женщин увлекались спортом, поэтому было не очень принято, чтобы дамы принимали участие в охоте. Но и те немногие, которые все же нарушали это правило, не носили специальной одежды. Фелина появилась в штанах, и даже не извинилась за то, что на ней нет юбки. Она просто объяснила, что не привыкла пользоваться дамским седлом, а в мужском в юбке было бы слишком неудобно. Микаэл, казалось, полностью разделяет ее мнение. Ее сокол был очень красив, и Микаэл залюбовался им. В процессе разговора Эдан и Ариэль потихоньку наблюдали за ними, и Ариэль сияла от удовольствия. -- Она ему нравится,-- заявила она. -- Я уверена. Она может говорить с ним на темы, которые ему интересны. -- Посмотрим,-- осторожно ответил Эдан. Фелина ехала на прекрасном проворном жеребце. Микаэл, как истинный ценитель и знаток лошадей, немедленно попросил разрешения попробовать проехаться на нем. Фелина смутилась и взглянула на своего отца. Морган слегка пожал плечами, показывая, что ему безразлично, как она решит ответить. -- Любому другому я бы отказала, Государь,-- произнесла она. -- Но вы можете попытаться, если пожелаете. Только учтите, что он еще не объезжен. Кроме меня, он никого не признает. И он может не потерпеть вас на своей спине. Микаэл улыбнулся. -- О, я думаю, что справлюсь с ним,-- ответил он, поддразнивая ее. -- Как вам будет угодно,-- ответила Фелина. -- о не говорите потом, что я вас не предупреждала. Одним мощным прыжком Микаэл оказался в седле. Жеребец дико заржал и стал яростно брыкаться, лягая копытами воздух пытаясь сбросить всадника. Несколько секунд Микаэл чудом умудрялся держаться в седле, затем он вылетел из седла и, описав в воздухе дугу, приземлился, с размаху ударившись грудью и животом о песчаную почву. Эдан и Морган поспешили к нему. -- У вас все цело, Государь? -- с тревогой спросил Эдан. -- Кроме моей гордости,-- кисло отвечал Микаэл, отряхивая с себя пыль. -- Вам следовало прислушаться к ее предупреждению,-- произнес Морган. -- Как-то раз я пытался взгромоздиться на эту бестию, но он мне чуть хребет не сломал. Фелина, казалось больше встревожилась за своего любимца, нежели за императора. Она схватила жеребца под уздцы и теперь что-то бормотала ему на ухо, поглаживая его морду и извиняясь за то, что позволила чужаку дотронуться до него. Затем она легко вскочила в седло и протянула руку, затянутую в кожаную перчатку, так, чтобы сокол мог сесть. -- К вашим услугам в любой момент, Государь,-- произнесла она. Микаэл фыркнул. -- Что ж, она достаточно неплохо сидит на своем адском отродье. Проверим, как она умеет ездить. По знаку императора все заняли свои места и поскакали к прибрежным холмам. Эдан выпусти Убийцу, которого он так назвал в честь своего детского любимчика сокола. Фелина выпустила Охотника, и всадники бок о бок галопом пустились через равнину. Гром, жеребец Микаэла, был сильнее и быстрее, но Полночь Фелины был легче и выносливее. Остальные пытались не отстать от Микаэла и Фелины. Девушка и император ехали рядом стремя в стремя, и одновременно брали барьеры. Охрана и почетный эскорт из последних сил пытались держаться вблизи. Эдан и Ариэль даже не стали пытаться. -- Ты была права,-- произнес Эдан, обращаясь к Ариэль, когда они остановились и стали наблюдать за наездниками. -- Она великолепно подходит ему. -- Думаю, осталось проверить, как Микаэл ей подходит,ответила Ариэль. -- Сомневаюсь, что Микаэл подходит кому-нибудь, кроме Микаэла,-- ответил Эдан с сомнением в голосе. -- Но она как раз то, что ему надо. Помолвка императора была официально объявлена неделю спустя. К этому времени уже для всех стало очевидным, что император влюблен. К счастью, это была взаимная любовь. Больше всех казался удивленным Морган. -- Должен признаться,-- поведал он Эдану в личной беседе после того, как Микаэл просил у него руки Фелины. -- Я никогда не думал, что Фелина влюбится в кого-нибудь. Я всегда считал ее слишком самостоятельной для большинства мужчин. Она хорошая девочка и вышла бы замуж по моему слову, повинуясь долгу, но у меня становится легче на сердце, когда я вижу ее счастливой. -- Они просто созданы друг для друга,-- сказал Эдан. -- А от такой пары можно ожидать великолепного наследника. А возможно, еще и парочку спокойных и мирных лет, добавил он про себя. Ибо впервые Микаэл был увлечен не военной темой и не планированием новой кампании. Эдан не обольщался надеждой на то, что Микаэл остепенится окончательно и забудет о своей основной цели расширить границы империи, но по крайней мере эта идея не будет занимать его целиком и полностью. Свадьба была назначена на весну и должна была отмечаться торжественными церемониями по всей империи. Зато хотя бы одну весну не будет весенней кампании, подумал Эдан. Приятное разнообразие. И он сможет остаться дома, тем более что Ариэль снова ждала ребенка. На этот раз врачи уверяли, что будет сын. Наследник Микаэла продолжит династию Роэлей, а сын Эдана продолжит традицию Досьеров и станет главным советником при императоре. Через многое им пришлось пройти, прежде чем они достигли этого момента. Империя восстановлена и ее мощь велика, как в дни правления первых Роэлей. Еще придет время для новых завоеваний, теперь же ближайшее будущее обещало мир и покой. Эдан предвкушал отдых с чувством огромного облегчения. Все встало на свои места. Казалось, теперь ничего плохого не может случиться. Глава третья Жизнь Лэры постепенно становилась все более завораживающей, нереальной и в то же время пугающей. Впервые со времен ее детства Лэра не контролировала события. Иногда ее охватывала нервная дрожь, и она чувствовала себя так, словно стоит на краю бездны и смотрит вниз. Это возбуждало ее и делало ее жизнь более насыщенной. Раньше она частенько получала от своих тайных связей удовольствие от сознания того, что она рискует и переступает дозволенные границы, но никогда прежде она не испытывала такого захватывающего чувства, как сейчас. Когда она соглашалась на предложение Калладора, ее поразила одна деталь, которую она никак не могла предугадать. Новым покровителем Калладора оказался Рейзен, знаменитый Черный Принц, известный всей империи под именем Горгона. Когда Калладор открыл ей имя своего господина, она чуть было не впала в панику. Чародей надул ее. Он позволил ей думать, что прядь волос, которую она ему вручила, не более чем символический залог, знак, скрепляющий клятву верности, которую ученики по традиции должны давать своему учителю-магу. Она очень мало знала о магических ритуалах и с легкостью попалась на этот трюк. Когда она и Калладор надрезали ладони и соединили их, зажав меж ними прядь волос с ее головы, это начало казаться чем-то гораздо более важным, нежели простой символ. Через эту прядь он получал над ней магическую власть, которая будет оставаться в силе до тех пор, пока локон остается у Калладора. И такую же власть получал над ней принц Рейзен. Когда она поняла, что произошло, ее охватил такой страх, что она едва поборола искушение немедленно рассказать обо всем мужу. Но здравый смысл победил, и она очень скоро поняла, что если даже Дервин узнает правду, это ничего не изменит. Калладор все так же сможет контролировать ее, и это прервется лишь с его смертью. Но подобная акция вызовет гнев принца Рейзена. Хотя Дервин полностью подчинялся ей, все же любовь ослепила его не настолько, чтобы связываться с Горгоном. Более вероятно, размышляла она, что она просто утратит свое влияние на Дервина и будет сослана в Ледяные Небеса, где ей придется провести остаток дней в постоянной молитве, одиночестве, в качестве храмовой служительницы. Самое ужасное в этом не то, что ее ожидала потрясающая нищета, а крушение всех ее столь долго вынашиваемых планов. Кроме того, неизвестно, как Горгон сможет отомстить за ее измену. После нескольких бессонных ночей она в конце концов пришла к такому решению. Не имеет смысла пытаться что-либо изменить, пока что ей следует принимать все как есть и надеяться на лучшее. Чем больше она размышляла, тем яснее ей виделась вся ситуация целиком, и она была вовсе не так уж безнадежна. Она понимала, что вряд ли сможет привлечь Горгона, ибо она была для него слишком незначительна. Просто пешка в игре. Правда, ей не были известны правила и окончательный результат этой игры, но почти наверняка это касалось ее брата Микаэла. У Гильвейна должно быть созрел какой-то план, и Калладор предложил ее в качестве одного из средств. Или все обстояло так, либо Калладор сам что-то замышлял, а онсхеглин был ему необходим для осуществления задуманного. В любом случае ее роль невелика. Много лет тому назад Рейзен предал своих сводных братьев Хэлина и Роэля и продался Азраю, ибо им владела идея стать властелином империи. Поскольку он был незаконнорожденным, он не мог претендовать на трон, хотя и был первенцем. Его характер был исковеркан завистью и нелюбовью сводных братьев. И его сердце навеки наполнилось пылающей ненавистью. После сражения при горе Дейсмаар и поражения Князя Тьмы, Рейзен бежал на крайний север и с тех пор оставался там, сетуя на неудачу и наращивая мощь. За несколько веков он основал собственное царство и построил крепость в Кал-Сафараке в лесной долине близ вулкана, называемого Венцом. Со временем черный замок стал больше известен под именем Бэттлвэйт, а скалистая местность вокруг получила название Венец Горгона. Очень много из личной истории Рейзена было известно лишь по мифам и рассказам немногочисленных очевидцев, которые отважились встретиться с ним. Тем не менее все рассказы имели несколько общих моментов. Его уцелевшие в сражении при Дейсмаар приверженцы последовали за ним в Кал-Сафарак, где со временем образовалась мощная армия из Керильских подонков. В числе его подданных были гоблины и ноллы, а также карлики, изгнанные из племени, тролли с окружающих гор и людоеды из южных пределов. Кроме того он не гнушался бандитами и изгоями империи, наемниками, которым было уже все равно, на чьей стороне воевать, лишь бы хорошо платили. Вокруг замка вырос город, который стал называться Кал-Сафарак, тогда как крепость переименовали в Бэттлвэйт. Рейзен никогда не покидал своих владений, и поговаривали, что за их пределами его сила становится меньше, но Лэра не верила этому. Он приобретал свою силу через кражу крови, а способности такого рода не зависят от места. Более вероятно, что Рейзен имел свои собственные причины оставаться в Кал-Сафараке, хотя оставалось лишь гадать, каковы они были в действительности. Возможно, перемены, произошедшие в его теле, сделали путешествие затруднительным, а может, он зависел от силовых линий своего региона. Но как бы то ни было, эти причины были общими для всех онсхеглинов, ибо все они редко покидали свои владения. Судя по всем источникам, Рейзен утратил всякое сходство с человеческим существом. Говорили, что он превратился в гиганта с головой быка и ногами козла. Кожа его якобы напоминала панцирь, и он мог убивать взглядом, превращая людей в камень. Некогда Рейзен славился как один из лучших фехтовальщиков мечом во всем Ануире, и он обучал своих младших братьев Хэлина и Роэля искусству битвы. Легенды гласили, что он продолжал совершенствоваться во владении любым оружием, заставляя сражаться с ним попавшихся ему в лапы. Последний раз, когда очевидец описал свою встречу с Рейзеном, было около ста лет тому назад, и сведения об этой встрече хранились в Имперской библиотеке Ануира. Некий ремесленник ездил в Кал-Сафарак по делам и встречался с ним. Город он описывал как укрепленный военный лагерь, где все постройки были грубыми и безыскусными, а власть военачальников Горгона была неограниченной и являлась единственным законом. Пускаться в дорогу ночью было равносильно самоубийству, даже если брать с собой оружие. Кал-Сафарак был перекрестком для наиболее озлобленных человеческих и не вполне человеческих существ, и ночные стычки на улицах считались чем-то обычным. Может статься, это была одна из причин, по которой Рейзен не стал расширять границы своих территорий, ибо его армия тратила силы на междоусобицу не меньше, чем на сражения во имя владыки онсхеглина. Очевидец писал, что внешность Рейзена полностью соответствовала описанию в легендах, но полностью отрицал факт того, что онсхеглин сошел с ума. Более того, он писал, что Горгон, возможно, с целью заполучить торговцев в свои владения, тепло принял его и провел с ним довольно много времени в вежливом диалоге, представившись принцем Рейзеном и явно находясь в здравом уме и твердой памяти. Тем не менее с тех пор прошло чуть больше века, и вполне возможно, что Рейзен совсем одичал с тех пор. Лэра с трудом готова была поверить в это. Калладор ни за что не стал бы связываться с безумцем. Он был достаточно хитер и имел сильно развитый инстинкт самосохранения, чтобы пойти на такое. Если Горгон сошел с ума, это должно было иметь такую форму, которую Калладор смог бы понять и использовать. Оправившись от первоначального испуга, Лэра заставила себя успокоиться и продумать все еще раз. Она последовала инструкциям Калладора и получила от Дервина прядь волос, сказав, что хочет иметь ее на память в медальончике, чтобы часть его всегда была рядом с ней. Он был потрясен, польщен и очарован ее преданной любовью и с радостью исполнил ее просьбу. Она срезала густую прядь и часть положила в медальон, а часть отдала Калладору. Через неделю после рождения ребенка Дервин вернулся в ее постель. Она посчитала неразумным держать его поодаль. Ей было нечего бояться того, что Дервин может обнаружить ее магическую связь с магом, некогда служившим его отцу. Как только в спальне начинал клубиться дымок, образуя коридор, Дервин впадал в глубокий транс, и ничто не могло разбудить его. Лэра проходила сквозь туннель и оказывалась в покоях Калладора, расположенных в подземелье Бэттлвэйта, где он обучал ее искусству магии. В комнате Калладора не было окон, и она ни разу не видела, как выглядит город, и никогда не встречала никого, кроме чародея. Каждую ночь она проводила по несколько часов, изучая основы магической науки, а затем возвращалась в постель к Дервину. Каждое утро он просыпался, отлично выспавшись, а Лэра компенсировала ночной недосып тем, что дремала днем. Она делала значительные успехи в учении, к собственному удивлению, и Калладор с гордостью объявил ей, что она великолепная ученица и обладает необычными способностями. Тем не менее ученье было не легким. Оно требовало повышенного внимания и сосредоточенности. Они старалась ничего не брать с собой из комнаты Калладора, потому что как бы она ни прятала учебный материал, он все равно мог быть случайно обнаружен, а она старалась всеми силами избежать подозрений. Калладор разделял ее опасения. Он был доволен ее успехами, но неустанно повторял, что она не должна пытаться практиковать то, чему он ее научил, без его ведома и вне его присутствия. И он никогда не давал ей новый материал, пока не убеждался в том, что она в совершенстве усвоила предыдущий. Он частенько напоминал ей, что магия может быть очень опасной, и требуется много терпения даже для того, чтобы научиться самым простым заклинаниям. Лэра не пыталась нарушить эти инструкции и не уставала часами повторять, заучивать наизусть, тексты древних рукописей о заклинаниях и чарах. Она осознавала, что все эти утомительные часы увеличивают ее способность иметь власть над людьми, а главное, над одним человеком. День расплаты настанет, и тогда Эдан Досьер встретится не просто с принцессой, а с могучей колдуньей. Кроме того Лэра не забывала подстегивать родительское тщеславие Дервина. Он все еще мечтал о втором сыне, чтобы полностью быть уверенным в продолжении рода, и она играла на этом, используя также его неугасающую страсть к ней. Она аккуратно и тонко вела его в нужном ей направлении. Калладор снабдил ее зельем, при помощи которого она могла предохраняться от беременности, и он решила, что у нее не будет детей, пока рождение следующего ребенка не станет необходимостью и единственно возможным средством. Пока у Дервина был один сын, все его надежды возлагались на единственного ребенка и подстегивали его желание иметь еще одного сына. И это помогало ей сохранять на Дервина влияние. Каждый день она ходила в храм, где перед священнослужителями возносила молитвы богам о рождении еще одного сына. Она всегда выказывала готовность удовлетворить все желания Дервина и снова забеременеть, напоказ страдая от временного бесплодия и обвиняя в этом себя. Ведь не могла же это быть его вина, разве он не настоящий мужчина? И таким образом она сеяла в его сердце семена сомнения в собственной дееспособности как мужчины. Дервин постепенно стал страшиться того, что с ним не все в порядке, и от этого он становился еще более впечатлительным и податливым. Медленно и осторожно Лэра играла на его привязанности к ней и сыну, подавая ему идею, что однажды при благоприятных обстоятельствах его наследник сможет занять Железный Трон и основать новую династию, прославив свой род. Когда стало известно о женитьбе Микаэла и о возможном появлении наследника Роэлей, Лэра не изменила своей идее. Выказывая радость по поводу удачного союза ее горячо любимого брата, она не забыла напомнить Дервину о несомненном значении их сына в значении империи. -- Когда родится принц, Эйрин будет играть немаловажную роль в государстве,-- говорила она Дервину. Он не только унаследует твой титул и твои земли и со временем будет одним из главных вассалов будущего императора. Но как первый плод родства домов Роэлей и Боруинов, он является первым претендентом на престол, если с наследником что-нибудь случится, да хранят его боги. Твой отец имел сомнительное право претендовать на престол, зато твой сын является первенцем принцессы империи и герцога Боруина, и тем самым его права несомненны. Права Эйрина. Эти слова она использовала достаточно часто, чтобы побудить Дервина размышлять о будущем своего наследника в подобных терминах. Его право по рождению унаследовать Железный Трон. А когда эта мысль прочно укоренится в его мозгу, можно будет продолжить эту тему и навести Дервина на мысль о том, что хорошо бы посодействовать счастливой судьбе Эйрина. Главное было не торопиться, чтобы Дервин принял ее идею за свою собственную. И все же это было очень сложно. Дервин был гораздо слабее отца, а ее долгий опыт научил ее с легкостью манипулировать мужчинами. Он всецело зависел от ее ласк, и если она начинала менее охотно подчиняться его страсти, он был готов на все, лишь бы вернуть ее расположение. Пока он горел желанием иметь второго сына, малейшая ее прихоть бывала исполнена незамедлительно и с радостью. И он был не единственным в Сихарроу, кто пал жертвой ее чар. Понадобилось довольно много времени, чтобы выбрать нужный объект. Она не могла позволить себе совершить ошибку. Но уже через несколько недель после приезда в Сихарроу, тщательно взвесив все за и против, она остановила свой выбор на молодом виконте Родрике, старшем сыне графа Бэзила из Норкросса, чьи владения лежали к северу от Сихарроу возле Черной Реки, близ границы с Талини. Повинуясь традиции, граф Бэзил послал Родрика служить при дворе в Сихарроу. Он готовился к посвящению в рыцари. Его отец был уже стар, и Родрик должен был унаследовать все его состояние и титул. Ему было семнадцать, и его карьера была многообещающей. Другими словами ему было что терять. Это не заняло слишком много времени. Сначала она просто заметила его, приложив усилия к тому, чтобы он заметил, что она заметила его. Затем в ход пошли взгляды, она глядела на него, а затем быстро отводила глаза, как бы в смущении, что он видел, как она на него смотрит. После этого как только их взгляды встречались, она слегка краснела, прежде чем отвернуться. Далее она слегка разнообразила маневры, добавив то нервное сглатывание, то облизывание пересохших от волнения губ, то несколько глубоких вздохов, чтобы привлечь его внимание к ее груди, затем долгие и красноречивые взгляды исподволь, когда она была уверена, что кроме потенциальной жертвы этого никто не заметит. Он начал искать предлоги для того, чтобы чаще попадаться ей на глаза. Она изучила его ежедневный маршрут и позаботилась о том, чтобы они в течение дня как бы случайно встречались. Когда им случалось разговаривать, их речь была формально вежливой, но он всегда выказывал внимание и предупредительность по отношению у ней. Он начал усиленно заботиться о своей внешности. Следующим шагом был неожиданный физический контакт. Она внезапно налетела на него, как бы по чистой случайности, а когда они усаживались в саду немножко поболтать, о том, о сем, их колени и плечи слегка соприкасались. В нем говорило нетерпение юности, и это значительно ускоряло ход событий. Когда он взял ее за руку и приник губами к ее запястью, слегка затянув поцелуй, она учащенно задышала и слегка приоткрыла рот, взглянув на него затуманившимся взором. А когда он впервые позволил себе по-настоящему поцеловать ее, то чувствовалось, что в этот момент он казался себе отчаянно смелым и безрассудным. Она внушила ему, что не в силах устоять перед ним, как бы она ни пыталась. Ее протестующий шепоток прерывался подбадривающими стонами и вскоре она сдалась, как бы не в силах более сдерживать свои чувства. А затем, как в случае с Дервином, она начала укорачивать поводок. К моменту празднования императорской свадьбы Родрик уже был совсем ручным. Она провернула это дело прямо под носом у Дервина, а тот ничего не замечал. С Родриком она не повторила ошибку, которую допустила с Эданом. Этот урок она очень хорошо усвоила давным-давно. Она сдерживала свою страсть и оставляла его слегка неудовлетворенным, тщательно контролируя частоту их свиданий и таким образом распаляя его все сильнее. Она жаловалась ему на то, что Дервин только притворяется, что любит ее, а на самом деле сух и невнимателен, о когда они остаются наедине, он даже бывает грубым и жестоким. Когда Родрик сжимал ее в своих объятиях, она нашептывала ему, как было бы чудесно вместе убежать куда-нибудь и никогда не расставаться, а после она грустно добавляла, что увы! это невозможно, так как разрушит их жизни. Ах, если бы она была свободна... Благодаря Родрику стало возможным осуществление еще одной детали ее плана. Зная о ее одиноком и безрадостном затворничестве по вине злодея-мужа, он взял на себя задачу держать ее в курсе всех столичных событий. Он был прирожденный сплетник, и большую часть его историй Лэра находила скучными и утомительными, но одна новость привлекла ее внимание. В городе была задержана юная воровка и проститутка за то, что она пырнула кинжалом купца, который выжил и настаивал на вынесении ей смертного приговора. В душе Лэра была полностью согласна с тем, что девчонку стоит повесить. Всю эту чернь следует держать в страхе, чтобы они не забывали свое место. Но тем не менее она пошла к Дервину и рассказала, что услышала о несчастной девушке от одной из своих фрейлин и пожалела ее. Надо дать бедняжке последний шанс в ее жизни, говорила она, упрашивая Дервина спасти жизнь девице. Наверное, лишь тяжелая нищета довела ее до преступления. Лэра заявила, что готова взять девушку себе в прислужницы. А для Дервина это будет неплохой возможностью продемонстрировать народу свое милосердие и справедливость. Жители Боруина не смогут не оценить такую заботу о простом народе. Дервин пытался возражать, но она быстро уломала его, и вскоре девушку привезли к Лэре из темницы Сихарроу. Юная воровка была горда и своенравна, но не настолько глупа, чтобы не понимать, что она обязана Лэре жизнью. Звали ее Гелла. Ей было пятнадцать лет и она была сиротой крестьянского происхождения. Лэра опытным взглядом сразу определила, что девушку можно прекрасно использовать в личных целях. Она велела оставить ее наедине с девицей, а когда они удалились, восхваляя милосердие герцогини, взявшей под свою опеку падшую крестьяночку, Лэра сразу жестко взяла Геллу в оборот. -- Ну, посмотрим на тебя хорошенько,-- заявила она, обходя ее кругом и не отводя от девушки пристального взгляда. -- Хм, ванна и чистая одежда могут сделать тебя почти привлекательной. Внезапно она быстро отхватила ножницами прядку волос Геллы. Та шарахнулась в испуге, но промолчала. Лэра порезала себе ладонь и велела девушке показать руки. Гелла послушно протянула их герцогине ладонями кверху. -- Грубые и грязные. Чего и следовало ожидать,-- произнесла Лэра. Крепко держа девушку за одну руку, она полоснула ее по ладони. Гелла вскрикнула и попыталась отшатнуться, но Лэра крепко держала ее. Уронив маленькие ножнички, она положила прядку волос Геллы ей на ладонь и накрыла своей порезанной рукой. Клятву произносить было не обязательно. Это был не более чем ритуальный жест. Глаза Геллы широко раскрылись и она в ужасе застыла. -- Вы колдунья! -- произнесла она хриплым шепотом. -- Что ты об этом знаешь? -- потребовала Лэра. -- Моя мать была ведьмой и ее убили за это,-- отвечала девушка. Лэра высвободила руку и отодвинула густые волосы девушки, открыв маленькое слегка заостренное ушко. При виде этого она изумленно ахнула. -- Полуэльф! Никогда бы не догадалась. Теперь мне все ясно! -- Что вы от меня хотите? -- спросила Гелла. -- Я хочу, чтобы ты служила мне,-- отвечала Лэра. -- Я сделаю тебя своей доверенной служанкой. Не забудь, что ты обязана мне жизнью. И теперь твоя жизнь принадлежит мне и я могу делать с тобой все, что захочу. Будь преданна мне, и я щедро вознагражу тебя. Но если ты попытаешься меня обмануть, я подвергну тебя таким пыткам, какие тебе и в страшном сне не снились, и ты будешь умолять о смерти. Ты поняла меня? Гелла нервно облизнула губы. -- Да, госпожа. -- Отлично,-- произнесла Лэра. -- Тогда вот еще что. Никому не известно, что я обладаю знанием магического искусства, кроме тебя. Даже мой муж не подозревает об этом. Ты вроде бы кое-что понимаешь в этом, тогда ты должна также понимать, что до конца жизни мы связаны с тобой нерушимыми узами чар. Она положила окровавленный локон Геллы в золотой медальончик вроде того, в котором у нее хранились волосы Дервина. -- Теперь ты принадлежишь мне. И через этот локон я могу достать тебя повсюду, где бы ты ни была. Помни это. -- Вы хотите от меня чего-то ужасного,-- прошептала девушка. -- Вот зачем я здесь. Вам не нужна служанка. ВЫ нанимаете убийцу. -- Я твой единственный суд и закон,-- жестко произнесла Лэра. -- Делай что я скажу, и с тобой ничего не случится. -- Что я должна делать? -- Для начала, кое чему научиться. Я сделаю из тебя отличную служанку. А когда император приедет на Саммер-Корт, я предложу тебя в слуги императрице. Она подошла к туалетному столику, где в маленькой шкатулке хранились драгоценности, и достала флакончик, закрытый пробкой. -- Несколько капель этой жидкости раз в неделю надо добавлять в ее вино, и у нее не будет детей,-- улыбнулась Лэра. -- Ни запаха, ни привкуса. Она никогда не узнает, что она пила. Взгляд Геллы становился все напряженней и она судорожно глотнула, услыхав заключительную фразу. -- Это и будет твоим первым заданием. @***= На дорогу из Ануира в Сихарроу ушло около недели. Император со своими приближенными ехал не спеша, в сопровождении вооруженной до зубов охраны, повозки были тяжело нагружены палатками и всем необходимым в дороге. В среднем они покрывали около двадцати пяти миль в день с перерывом в полдень и остановкой на ночлег. Микаэл с трудом переносил подобный способ перемещения. Он привык к стремительным марш-броскам со своими неутомимыми солдатами, и сейчас он едва сдерживал раздражение, в основном, благодаря Фелине. Она так мечтала об этой поездке, ведь она еще ни разу не бывала в Сихарроу, и теперь на протяжении всего пути она расспрашивала его о приключениях в Туаривеле и его путешествиях в разные концы империи. Эдан пускался в путь со смешанными чувствами. Было неплохо уехать подальше от Имперского Керна и отдохнуть от дворцовой суеты. Кроме того, ему нравилось спокойно ехать по территории, где не так давно шли кровавые бои, не опасаясь уже внезапного нападения врага. И совсем хорошо было наконец-то отдохнуть от придворных обязанностей, которые отнимали большую часть его времени в столице. С другой стороны, Боруин не являлся для него источником приятных воспоминаний. И меньше всего ему хотелось снова встречаться с Лэрой. Его опять занесло сюда, и это казалось ему недобрым знаком. Всю дорогу он не мог избавиться от неприятного ощущения приближающейся беды. Но после того, как император простил Дервина за участие в Мятеже и отдал ему в жены свою сестру, невозможно было не почтить его присутствием на ежегодном Саммер-Корте. И в Ануире, и в Боруине все люди давно уже предвкушали это летнее празднество, и теперь это было символом воссоединения империи. Так что Саммер-Корта было не избежать хотя бы по политическим причинам. И все же Эдана терзали опасения. Он не видел Лэру с момента ее свадьбы, и отношения между ними так и остались весьма натянутыми. Возможно, брак с Дервином помог ей забыть прошлое, но Эдан сильно в этом сомневался. Он знал Дервина, и так же знал Лэру, и не сомневался в ее способности прижать его к ногтю. Дервину сильно не хватало силы духа его покойного отца. Он не был слабым, но ему было очень свойственно избегать конфликта любой ценой. А Лэре нужен человек с твердым характером. Возможно, она изменилась. Но Эдан хорошо знал, что люди меняются либо тогда, когда сами этого хотят, либо тогда, когда обстоятельства вынуждают их к этому. Судя по тому, что говорили о Лэре непосредственно перед ее свадьбой, она осталась такой же. Она была осторожна, но в Имперском Керне рано или поздно все про всех узнавали. Она избежала скандала, но ходили разные слухи... То есть, никто ничего не утверждал, но у Эдана были свои источники информации, ведь его прямой обязанностью было знать обо всем, что происходило в замке. И из всего услышанного вовсе не следовало, что Лэра хотя бы пыталась в чем-либо перемениться. Скорее наоборот. Иногда он задумывался, нет ли в этом и его вины. Может, если бы он не прервал их связь так резко, все было бы по-другому. Может, сейчас она отрицала все нормы человеческой морали только потому, что он оскорбил ее чувства и причинил ей горькое разочарование. Но ведь это она совратила его тогда. И он просто не мог так дальше продолжать. Это означало бы катастрофу для них обоих. А Лэра, казалось, только возбуждалась при мысли об этом. Любая опасность действовала на нее как допинг. Она никогда не любила его. Об этом даже речи не заходило. Эдан не мог ее винить. Ведь и он не любил ее. Их свела вместе неистовая, почти животная страсть, и в этом было нечто порочное и нездоровое. Это было неправильно, несмотря на весь экстаз, который они испытывали, соединяясь в любовных объятиях. Одно время Эдан считал, что он многому научится, занимаясь любовью с Лэрой. Но он сам себя обманывал. Они не занимались любовью. Они просто совокуплялись. Это опьяняло как вино с дурманом, и все ночи с Лэрой не стоили одной ночи, проведенной с Сильванной. Только с ней он понял, что значит любить. Одна ночь. Это все, что у них было. Но он никогда не сможет забыть это. Он был пьян, но не настолько, чтобы не контролировать себя, вино просто избавило его от комплексов. И в ту ночь что-то в нем изменилось навеки. Они были знакомы много лет, и постепенно их дружба росла и крепла, пока не переросла в нечто нерушимое как стена. Позднее он осознал, что их ночь была апогеем их отношений за все это время. Когда он бывал с Ариэль, он никогда не вспоминал Лэру. Но иногда, когда они с женой занимались любовью, он ловил себя на мыслях о Сильванне. Он ни разу не сказал об этом Ариэль, потому что это причинило бы ей боль. Если даже она что-то подозревала, то никогда не говорила ему об этом. Каждый раз, когда это происходило, его мучило чувство вины перед Ариэль. Ведь он любил свою жену. Но не вспоминать Сильванну было выше его сил. Память о Сильванне ничуть не умаляла его любовь к Ариэль, но ведь если он любил ее по-настоящему, он не должен был думать о другой женщине. А он думал. И он знал, что в любом случае, что бы ни произошло, Сильванна всегда останется частью его сердца. Любовь оказалась гораздо сложнее, чем пели о ней барды. Он наслаждался поездкой, но старался не думать о цели их путешествия. Ариэль знала все о его отношениях с Лэрой и прекрасно представляла себе, что теперь должна чувствовать Лэра при ее характере. -- Я никогда не любил ее, Ариэль,-- объяснял он. -- Это было ошибкой. И хуже всего то, что я уже тогда знал это, я считал наши отношения ошибкой и все же продолжал с ней спать. Я был слабохарактерным, думаю, поэтому. Я не мог устоять. Но это не оправдание для меня. -- Это было,-- отвечала Ариэль. -- Что толку в угрызениях совести. Ты не в силах изменить прошлое. Ты можешь лишь примириться с ним. Но я уверена, что Лэра не может. И никогда не сможет. Берегись ее, Эдан. Она ненавидит тебя. Это видно по ее взглядам. -- Она сердита и оскорблена. Я причинил ей боль. Может, со временем она сможет с этим справиться. -- Она сердита на тебя, но оскорбить ты мог ее лишь при условии ее любви к тебе,-- возразила Ариэль.-- Когда ты разорвал вашу связь, ты уязвил ее гордость. Для ее типа людей это хуже всего. Ты словно в зеркале показал ей ее истинную сущность. Она никогда не простит тебе этого. Никогда. Но если она попытается причинить тебе вред, я убью ее. Клянусь, я убью ее. -- Не говори так,-- попросил Эдан. -- Теперь она замужем и у нее своя жизнь, а у нас своя. -- Не будь таким самоуверенным. -- Дервин не то, что его отец,-- сказал Эдан. -- Не сомневаюсь, что она вертит им, как хочет, но на преступление он ради нее не пойдет. Он не такой честолюбивый, как Эрвин. -- Не забывай о способности жены влиять на мужа,-- напомнила она. -- Ах, вот что ты со мной сделала? -- улыбнулся Эдан. -- А как ты сам считаешь? Он с минуту размышлял. -- Да, пожалуй, ты изменила меня к лучшему. -- Я рада, что ты так считаешь,-- отвечала Ариэль. -- Но не забудь, что ты гораздо сильнее Дервина. А Лэра изменит его в худшую сторону. @***= На второй день пути в Сихарроу, между Дальтоном и Ануиром, они проезжали через поле, на котором Эрвин встретил свою смерть. Вдали виднелись Горы Морского Тумана, где армия Ануира сражалась с людоедами в тот несчастливый раз, когда они пытались попасть в Боруин через Мир Теней. К югу от горных цепей находились укрепления Эрвина для защиты границ Бросенгэ. А чуть восточнее находились гарнизоны Ануира, которые пытались преградить путь армии Эрвина перед финальным решающим сражением. Обычно известные сражения получают названия по имени мест, где они происходили. В этом случае все было не так. По традиции место битвы должно было дать ей название -- Битва при Горах Морского Тумана. Но Микаэл решил по другому. Эта некогда цветущая обширная равнина, теперь превратившаяся в голую вытоптанную землю, залитую кровью обеих армий. Дожди последнего лета размыли ее, затем она была покрыта снегом, милосердно прикрывшим следы жестокого сражения. Возможно, следующей весной появится новая трава, и постепенно шрамы на лице земли загладятся, уврачеванные рукой матери-природы. Но и тогда это место будет носить имя, которое дал ему Микаэл в память о том, что много людей полегло здесь из-за неумеренного честолюбия одного-единственного человека. Это место навсегда останется Полем Печали. Когда они проезжали мимо, следы жестокой битвы все еще были хорошо видны. То тут, то там возвышались холмики солдатских могил, и когда императорская свита приблизилась к Полю Печали, скорбное молчание было естественной реакцией. Некоторые холмики были украшены цветами, оставленными родичами тех, кто пал в этой битве. Родственники солдат, приезжая на могилы, старались отметить их деревянными табличками, на которых указывалось имя и родной город. Тем не менее, не смотря на все старания, многие тела остались неопознанными, и часто бывало, что семье погибшего было известно лишь то, что его тело лежит где-то в этой земле. Для них Микаэл распорядился установить громадную каменную стелу, в надписи на которой говорилось о том, что произошло на этом Поле Печали. И сюда приносили больше всего траурных венков, особенно те, кто хотел сказать последнее прости своим родным, но не мог узнать, где их похоронили. Эстетика войны, думал Эдан. Они покрыли себя славой, но слава преходяща, и