о плохо видела на расстоянии. Зажмурив свои глаза, Иеро пожелал сменить поле зрения, подчеркнув на сей раз высоту, расстояние и ясность взора. Он хотел бы на сей раз воспользоваться глазами сокола или другой птицы, высматривающей добычу в воде или болотах, лежащих перед нею. Снова кристалл прояснился и на сей раз мысленное пожелание высоты исполнилось, но совсем не так, как планировал Иеро! Он действительно оказался очень высоко, возможно, в миле от земли или даже больше, и с первого же мгновения увидел землю, расстилающуюся под ним: сосны тайга, переходящие в огромное болото, и далеко впереди блеск того, что могло быть только Внутренним морем. И видел он теперь великолепно! Высокоразвитый мозг, чьими глазами он так неосмотрительно воспользовался, в свою очередь ощутил его присутствие, а, осознав, тут же попытался определить, кто он такой и где находится. Иеро оказался каким-то образом связанным с этим взбешенным мозгом, который, каким бы холодным и отталкивающим ни был, являлся почти тождественным мозгу Иеро и пытался всем своим существом определить теперешнее его местоположение. Иеро разорвал эту связь ударом, от которого заболела голова. Последнее, что он видел глазами врага - круглый нос какого-то механизма, похожий на гигантскую пулю и - уголком глаза - начало огромных крыльев, сделанных из чего-то вроде раскрашенного дерева. Полет человека остался не более чем в четках монастырских ученых, но они хорошо знали, что в далеком прошлом такой полет был повсеместно распространенным явлением. Его, конечно же, откроют заново, когда будет покончено с другими первоочередными исследованиями. Но, оказывается, на полет в воздухе уже наложила свои лапы Нечисть! Высоко над тайгом в голубом небе силы зла располагают своими глазами, о которых никто не подозревает, и эти глаза сейчас пытаются отыскать след путешественников, чтобы поймать их. И сам Иеро навел сулящего смерть наблюдателя на их теперешнее местоположение, по крайней мере таким образом, который позволит врагу организовать преследование как можно быстрее. Он вскочил на ноги. - Ложись! - голосом он отдал приказ лорсу и отвел его к тесно растущей группе пихт, свободной рукой подталкивая туда и Горма. Медведь сразу же все понял и не пытался затеять мыслеобмен. Тренированный лорс и нетренированный медведь оба ощутили внезапное появление непредвиденной опасности, и подгонять их не пришлось. Иеро привалился к боку лорса со взведенным наготове метателем. Хотя дистанция его точного боя не превышала трехсот футов, но им можно было пользоваться и на расстоянии вдвое большем, и, к тому же, это было самое мощное его оружие. Вглядываясь в небо сквозь покров игл и ветвей, он искал своего врага. Наконец, он его увидел. Высоко в небе и далеко в стороне ленивыми кругами парил черный силуэт, похожий на огромного сокола. Он то появлялся, то исчезал из виду. Священник достал из сумки свой дальнозор - короткий медный телескоп, которым пользовался крайне редко, и попытался разглядеть врага. Самолет или, на самом деле, безмоторный планер - что это такое, Иеро уж во всяком случае знать не мог - все же был слишком далеко. "Так вот что, значит, пытался описать медведь", - подумал он. Охота вовсе не окончена, просто сети теперь раскинуты широко и, несмотря на расстояние, которое, как он надеялся, отделяет врагов от него, силы Нечисти все же идут по из следу. Он угрюмо посмотрел на землю, а потом на левую руку, все еще стиснутую в кулак. Кулак! Он бросил взгляд на полянку, которую только что покинул. И кристалл, и фигурки все еще лежали там. Он скользнул в укрытие так быстро, что совершенно забыл про них. Он позволил врагу испугать себя, поколебать свою уверенность. Иеро быстро произнес математическое правило в качестве молитвы и взглянул на свою ладонь, где лежали три фигурки, бессознательно выловленные им во время мысленной схватки с летчиком. Во-первых маленькая рыба, резная фигурка с раздвоенным хвостом. Она означает воду, воду в любом виде. А так же означает или может означать лодки, пристани, сети, удочки, соль и другие понятия, связанные с водой. Это был также один из символов принадлежности к мужскому полу. Вторым символом оказалось крошечное копье. Оно означало войну вообще и включало в себя схватки всех сортов, а также любую опасную охоту. Последний символ оказался очень странным и Иеро пришлось припомнить школьные занятия, когда он изучал различные значения всех символических фигурок. Этот символ никогда не попадался ему в руку, ни разу за все многолетние предыдущие попытки. Это был крест, крошечный символ семитысячелетнего христианства, но в самом его центре, там, где сходятся перекладины, был вырезан миниатюрный овальный глаз. Крест и Глаз! Иеро почувствовал, как по его спине побежали мурашки. Этот редко встречающийся символ предсказывал столкновение со ментальным злом, чем-то таким, что угрожало не просто телу, но и самой душе. Он осторожно положил эти символы на землю и обратил взгляд на небо. Летательный аппарат был еще виден, но казался просто точкой далеко в северной части неба. Священник метнулся на полянку и подобрал кристалл, фигурки и ларец. Даже орел не смог бы разглядеть движение на таком расстоянии, подумал он. Священник упаковал свои принадлежности, Клац жевал свою жвачку, а медведь посапывал, полностью расслабившись и моментально погрузившись в сон. Иеро снова и снова обдумывал значение трех символов. Он направляется к воде, даже если он попытается повернуть, то почти наверняка уже слишком поздно. Летун примерно знает, где он и, возможно, уже организуется преследование. Он не отважился послушать добытый им жезл из опасения, что его засекут, но был уверен, что эфир вибрирует от призывов и наставлений Нечисти. Несомненно, лемуты так и хлынут из своих убежищ на севере. А как насчет Юга? Какая ловушка или ловушки ждут их там? Рыба, Копье и Глазастый Крест! Вода, сражение и какая-то ментальная угроза. Но правильно ли он понял значение символов? В любом случае есть несколько различных интерпретаций. Последний символ, Глазастый Крест, может означать зловещую психическую угрозу, но может означать и великий грех, который ляжет на совесть самого прорицателя, и, даже более того, смертный грех. "Черт побери все это", - гневно сказал себе Иеро. Прежде чем покинуть Республику, он исповедовался аббату Демеро. А то, что он сказал Леслане д'Ондоте, что она не станет ни его первой, ни второй, никакой женой, а дальше, что все ее таланты сводятся к тому, чтобы падать на спину при всяком удобном случае, так это вовсе не смертный грех, а легкая грубость. Более тяжелой вины он за собой не чувствовал. Предположим теперь, что Копье означает охоту, а Рыба - лодку. Нет, в теперешних условиях это просто глупо. Ну, а какие еще есть возможности? Все долгое послеполуденное время он по разному вертел в уме всевозможные комбинации этих трех символов. Но в основном его мысли занимал Глазастый Крест. Внутренне он был уверен, что не совершал и не совершит никакого смертного греха, а, значит, близится ужасная схватка с силами зла, подчиняющимися Нечисти. Решив не показываться пилоту летательного аппарата, кем-бы он ни был - человеком, лемутом или кем-то еще, Иеро вместе со своими двумя спутниками подождал, пока солнце не оказалось лишь тонкой красной полоской на западном горизонте. Только тогда они выбрались из-под пихт и отправились на юг по грязи между последними, самыми упрямыми деревьями тайга. Начали появляться лужицы, вода в которых поблескивала в свете звезд, и вскоре они начали попадаться все чаще. Деревья становились все более низкорослыми, а сосны исчезли вовсе. Вместо них стали появляться кувшинки и другие болотные растения, смутно вырисовывающиеся в ночи. Бледные ночные цветы, растущие в грязных лужах, издавали странный и приятный аромат, а от других, казалось, во всем точно таких же луж, исходило зловоние. Папоротники тоже стали очень большими, иногда выше головы Клаца, и росли они большими темными кустами, иногда такими плотными, что путешественникам приходилось обходить их. В последние дни воздух становился все теплее, но теперь он стал и теплым и нежным, и даже за благоуханным ароматом угадывался намек на тяжелое гниение перезрелых растений. Позади остался тайг с его холодными животворными ветрами, и теперь они дышали воздухом Великой Топи, населенной чудовищами болота и раскинувшейся на много лиг вдоль северного берега Внутреннего моря. Это была нехоженная, чрезвычайно опасная пустынная местность, весьма приблизительно нанесенная на любых картах. Едва Иеро вспомнил все это, где-то перед ним раздался чудовищный квакающий рев. Он подавил все естественные звуки ночи, беспрерывный звон болотных насекомых и хор маленьких лягушек одной своей вибрацией. Клац остановился как вкопанный, впереди замер Горм гротескной тенью уродливого пойнтера, подняв переднюю лапу, с которой в грязную лужу капала вода. Какое-то мгновение они прислушивались, а потом, ничего не дождавшись, осторожно двинулись вперед. Иеро смазал руки и лицо отпугивающим насекомых жиром, но облако москитов было очень плотным и время от времени они проникали под одежду, так что для Иеро самым тяжким испытанием было то, что он не мог от всего сердца выругаться. Они прошли всего лишь около ста ярдов, когда хриплый рев разорвал влажную тьму перед ними. Одновременно раздалось чудовищно громкое "плюх", будто что-то очень широкое и плоское с силой шлепнулось во влажную грязь. Голоса мириад мелких болотных животных, мелких ночных птиц и тому подобное умолкли. Было слышно лишь назойливое гудение миллионов москитов и гнуса. Трое путешественников снова замерли, но на сей раз ненадолго. Еще один отвратительный вопль взорвал ночь позади них. Сам уровень громкости второго крика показывал, что тело того, кто его испустил, просто чудовищное. И, кажется, он ближе к ним, чем тот, что впереди. Иеро затравлено огляделся. Они находились на краю большого пятна блестящей грязи, хорошо освещенной яркими звездами и месяцем. Слева и перед ними была только грязь, но справа на фоне звезд вырисовывались какие-то растения. "Быстро вправо, - послал он мысль своим спутникам. - В те кусты или растения и ложитесь. Нам нельзя встречаться с этими тварями!" Они едва начали движение, когда растения с другой стороны грязевого пятна разошлись и с расстояния сотни футов, сверху, на них уставилась морда, казавшаяся порождением кошмарного сна. В мозгу Иеро всегда оставалось место для ученого и сейчас он краешком сознания отметил, что чудовище смахивает на лягушку или почти взрослого головастика. Глаза на грубой скользкой с виду голове торчали на расстоянии десяти футов друг от друга. Голова находилась во многих ярдах от грязи на гигантских кривых передних лапах чудовища, каждый огромный палец которого был увенчан когтем, похожим на рог. А в огромной разинутой пасти сверкали, как лес железных игл, гигантские клыки, хотя у настоящих лягушек зубов никогда не было. Лорс не шевелился, а у Горма, парализованного страхом, подвернулась передняя нога. Священник поднял метатель, тщательно прицелился и беззвучно вознес молитву. Его маленькие ракетные снаряды, несмотря на всю их взрывную силу, вряд ли могли показаться такому чудовищу более, чем комариным укусом. Иеро почувствовал, как Клац под ним собрался совершить гигантский прыжок... Его задние ноги напряглись и поднялись. "Жди! - послал приказ Иеро, когда Клац уже был готов метнуться, как спущенная пружина. Человек увидел, что чудовище неожиданно обратило внимание на что-то другое. Оно поджалось, глаза и голова его повернулись вправо. А потом оно внезапно прыгнуло. Колонноподобные задние ноги - без сомнения, доставшиеся от какого-то допогибельного лягушачьего предка - швырнули чудовищную тушу титана, за которой волочился длинный хвост, через троих трясущихся млекопитающих. Не успели они и моргнуть, как не менее чем пятнадцатитонная туша шлепнулась в грязь далеко позади них. Ударная волна вздыбила грязь огромным гребнем, а в то же самое время раздался невероятный двойной рев, удары гигантских лап, в воздух взлетели клочья болотных растений и тонны грязи. Громадное существо напало на своего сородича, понял Иеро, вспомнив второй ужасный вопль, донесшийся до них с тыла. Ни Горма, ни лорса не пришлось убеждать удрать подальше от потрясающей битвы. Они помчались по грязи, не разбирая дороги, опрометчиво бросаясь в мелкие лагуны и продираясь сквозь зловонные заросли. Наконец, рев замер вдалеке и Иеро велел остановиться. Они оказались на длинной высокой груде слежавшегося тростника, нанесенного наводнениями прошлых лет, и прислушались к ночи. Звенел мощный хор насекомых, но больше ничего не двигалось и не кричало под белой луной, если не считать рассерженной цапли, которую они спугнули. Вокруг то тут, то там рос тростник, зарослей которого становилось все больше по мере того, как они углублялись в болото. Некоторые гладкие стебли были не менее двух футов в обхвате, а увенчанные метелками верхушки колыхались высоко над мягкими кончиками рогов Клаца. Меж тростника росли огромные мальвы и кусты гигантской крушины, треугольные листья которой мягко трепетали как веера под легким ветерком. Полосы спокойной освещенной лунным светом воды протянулись между пятнами грязи и водорослями, некоторые из них разливались в обширные пруды, другие изгибались и исчезали из виду. Иеро мельком подумал, что эта местность поражала своеобразной красотой, и даже вездесущий болотный газ и гниющие растения не убавляли ее притягательности. Не без усилия он вернулся к настоящему. Им очень повезло, что удирая сломя голову от колоссальных амфибий, они не столкнулись с какой-то другой, может быть, большей опасностью. Определенно, настало время приостановиться и обдумать следующие шаги. Карты Аббатства были здесь совершенно бесполезными, а Горм был тут таким же чужаком, как и Иеро. Что может им помочь в таком случае? Они знают в каком направлении хотят идти - на юг, и знают, где находятся. Они знают, что Нечисть, по-видимому, все еще идет по следу и приближается с противоположного направления - с севера. Огромное болото раскинулось перед ними до самого горизонта. Быстрее всего добраться до грани этого болота, как следует из карт и того взгляда, что священник мельком бросил из летательного аппарата Нечисти, можно, если идти прямо вперед. Болота могут тянуться на сотни миль вправо и влево, но не более чем на пятьдесят миль вперед, к югу, судя по тому, что он видел. Их путь лежит на юг, через самую узкую часть болота. Конечно же, им на этом пути встретятся опасности, но исходя из своего опыта Иеро выбрал маршрут, который обещал большее за меньшее, в терминах выгод и риска. Оставшуюся часть ночи они медленно шли на юг, переходя вброд многочисленные мелкие водоемы и обходя не менее многочисленные глубокие. Пару раз пришлось вплавь пересекать широкие проливы, лежащие на их пути, которые нельзя было обогнуть. В первый раз ничего не случилось, но как только лорс, с которого текла вода, выбрался на грязную отмель, Иеро, оглянувшись увидел, как угрожающе вздымается и опускается черная вода, будто что-то очень большое передвигается по дну. Он держал метатель перед собой на седле наготове, но более всего, до судорог, боялся нападения снизу, из-под воды, против чего все они будут бессильны. Медведя он заставлял плыть прямо перед носом Клаца, так что он, по крайней мере, мог попытаться защитить Горма, если на него нападут. Сейчас, посмотрев на своих спутников, священник не смог сдержать горестного смешка. Они все трое насквозь пропитались водой и грязь толстой коркой покрывала ноги медведя и лорса. Липкая болотная грязь мерзко воняла, но избавиться от нее не было никакой возможности, по крайней мере, до тех пор, пока они не выберутся из болот. По крайней мере, эти корки делали одно полезное дело - хотя бы отчасти защищали животных от назойливых москитов. Шлепнув себя по лбу, Иеро мельком подумал, что будет, когда у него кончится защитная мазь. Он привык к укусам насекомых, как любой обитатель леса, но легионы москитов, обитавших в Великой Топи - совсем другое дело! Вдобавок ко всему, при каждой остановке с обоих животных приходилось снимать отвратительных коричневых пиявок, кишевших в каждой луже. Первый день они провели прижавшись друг к другу в зарослях гигантского зеленого тростника. Решив, что его не должны захватить врасплох летающие враги на открытом пространстве среди грязи или в воде, Иеро прорубил проход в тростнике так, что, по его мнению, проход этот не мог быть заметен сверху. К тому времени, как солнце совсем встало, они хорошо укрылись в глубине тростниковых зарослей, но нельзя сказать, что им там было безоблачно, августовское солнце с каждым часом припекало все жарче. Москиты, сверкающие на свету, чрезвычайно обрадовались, обнаружив три беспомощные мишени, забравшиеся в глубокую тень, и с новыми силами напали на них. Крошечный гнус и бескрылые насекомые, к счастью, не появляющиеся ночью, присоединились к пиршеству, чтобы сделать путешественников еще несчастнее. Будто этого было еще мало, из-под воды появлялись пиявки и набрасывались на путешественников при каждом удобном случае. Человек отрезал сколько мог от своей противомоскитной сетки и ухитрился сделать грубые накомарники для двух измученных животных, так что они могли, по крайней мере, свободно дышать, не втягивая в себя при каждом вдохе облака кусачих паразитов. Кроме того, они измазались с головы до ног грязью, а больше им уже ничего не оставалось делать. По крайней мере, подумал Иеро, им не грозит недостаток воды. Он обнаружил, что в не слишком мелких и невзбаламученных водоемах вода была совершенно чистой и ее было достаточно разок процедить, чтобы избавиться от насекомых и других паразитов, и можно было заливать во фляги. Другое дело - еда. Еще оставались в седельных сумках куски тетерева, довольно много пеммикана и еще больше галет, но Иеро понимал, что этот запас следует хранить как можно дольше. Лорсу достаточно позволить попастись перед тем, как они отправятся в ночной путь: рядом с водоемом и в самой воде найдется достаточно много сочных растений. Но что остается делать бедному медведю, кроме как истреблять вместе с человеком тающие запасы? Ага! Он быстро зашарил в ближайшей седельной сумке, моментально забыв о насекомых и о влажной жаре. Конечно же, рыболовные принадлежности лежат в своей коробке. "Посмотрим, - подумал он, - смогу ли я добросить отсюда до воды?" Тщательно привязав тяжелую блестящую наживку к леске из жилки, он швырнул ее в коричневую мутную протоку, текущую в нескольких ярдах от устья туннеля, который он прорубил в тростнике. На третий раз резкий рывок сигнализировал ему о некоторой удаче, и вскоре толстая полосатая рыба, окунь какого-то неизвестного ему вида, как решил Иеро, весившая около трех фунтов, уже била хвостом по грязной отмели. Прежде чем удача покинула Иеро, он выловил еще двух окуней. Одного он отдал Горму, который набросился на рыбу и, кажется, нашел ее превосходной. Две другие Иеро вычистил и выпотрошил, отложив на потом одну, а другую сразу же съел сам. Ему и раньше много раз приходилось есть сырую рыбу: вначале он тщательно осмотрел ее и убедился, что, как это иногда бывает, червяков в ней нет. Конечно же, разводить огонь в их положении было в высшей степени неразумно, ведь они знали, что небеса отныне не свободны от враждебных глаз. Вместе с рыбой он съел сухую галету и небольшой кусок пеммикана, потому что в рыбе нет ни жира, ни масла. Потом он свернулся калачиком и решил поспать, изо всех сил стараясь не обращать внимания на паразитов, крылатых и бескрылых, а переносить их укусы столь же стоически, как и два его спутника. Вечером, не заметив за день никаких крылатых разведчиков, он велел Клацу попастись, и вскоре к жужжанию москитов и хору лягушек добавился непрерывный хруст водорослей. Впервые за все время в вечернем небе появилось множество мелких пташек, раздались их звонкие трели, сопровождавшие охоту насекомых над болотом. Иеро грустно подумал, что таких пташек понадобилось бы примерно в 8 000 000 раз больше, чтобы заметно уменьшить популяцию москитов. Он поделился последней рыбой и галетой с медведем, а тот нашел и откопал в грязи пару беловатых корнеплодов. Иеро осторожно попробовал один из них, ощутил острый привкус какой-то кислоты и понял, что ему не стоит разнообразить свое меню такими растениями. Позволив лорсу часок попастись, Иеро решил, что это максимальный срок, на который он может позволить себе задержаться. Болота нужно пересечь, и чем скорее, тем лучше. В сложившихся обстоятельствах им приходилось идти только ночью, и даже это время сокращалось кормлением и поисками убежища. Клац откликнулся на зов довольно охотно и его хозяин обратил внимание на то, что он не искупался - только его морда и ноги до колен были мокрыми. А так как огромный лорс любил воду и плескался при первой возможности, это было удивительно. "Что-то неизвестной породы в глубине, - донесся мысленный ответ на мысленный вопрос священника. - Плохо слишком, чтобы драться." Такое сухое прозаическое заявление скакуна заставило Иеро вытаращиться. Он вскочил в седло, окликнул Горма и направился к дальней стороне тростникового острова, на котором они находились. Перед ними простирались залитые лунным светом мелководья, часто перемежаемые грязными отмелями, и только далеко сбоку виднелась глубокая вода. Человек был чрезвычайно рад, что глубокий пролив они пересекли прошлой ночью и раздумывал, кого же учуял там лорс. Иеро и не приходило в голову усомниться в справедливости суждений Клаца и остроте его чувств. Если он сказал, что в воде скрывается что-то плохое, то так оно и есть; а если он испугался, то, значит, скрывается нечто ужасающее. Это могло быть все, что угодно - от колоссального щелкуна до одного из тех лягушкоподобных чудовищ, с которыми они недавно столкнулись. "Или нечто еще более отвратительное", - подумал Иеро. Он и раньше уже задумывался, почему летучий наблюдатель не появляется днем. Возможно, ответ очень прост. Огромное болото считалось, с полным на то основанием, настолько опасным, что Нечистые либо не верили, что он отважится углубиться в него, либо, если и допускали такую мысль, то считали, что из болота он уже не вернется. И оба умозаключения, признал он, были весьма логичными. Один раз ночью они слышали громоподобный рев гигантской амфибии, но рев донесся издалека и со стороны - с востока. Еще раз, позже, из зарослей высоких растений, которые они огибали, донесся мощнейший свист, будто прадедушка всех змей внезапно разгневался. Они поспешили покинуть эту местность, и хотя Иеро постоянно оглядывался и тщательно осматривался около часа, видимо, их никто не преследовал. Горм прокладывал дорогу очень осторожно, обследовал каждую грязевую отмель, которую им приходилось преодолевать, чтобы убедиться, что это не подобие зыбучих песков или трясина, которые могли бы поглотить весь их маленький отряд. Дважды такие места им попадались, но медведь, по-видимому, хорошо умел их распознавать, и человека постепенно оставили опасения, что их поглотит трясина. Они все дальше и дальше заходили в покрытые водой места, легкие бризы перемешивали влажный воздух и до них доносились все более странные запахи. Священник смотрел, как широкие копыта Клаца все более уплощаются на грязи и ему пришло в голову, что, вполне возможно, он - первый человек, который пытается пересечь болото верхом на животном, прекрасно приспособленным к наполовину водному образу жизни, и с таким бесценным проводником и сопровождающим, как медведь. А это значит, что им может сопутствовать успех там, где все остальные гибли. Они провели еще один отвратительный день, на сей раз под дождем, к счастью - теплым. Горм нашел еще один холмик гниющих растений, на котором росли тростник и гигантские кувшинки, и снова Иеро прорубил пещерку, в которую им пришлось заползти. Вечером дождь все еще шел, и Иеро, несмотря на упорные попытки, не смог поймать рыбы. Он поделился с медведем тетеревятиной, галетой и пеммиканом, так как на этот раз и Горму не удалось отыскать съедобных корешков. Однако Клац, видимо, был совершенно доволен местной растительностью и, поскольку поблизости не было глубин, он повалялся на грязном мелководье. Наконец, Горм вновь повел их вперед. Сыпался мелкий дождь, было темно. Возможно, из-за этого им дважды пришлось пускаться вплавь, к счастью без происшествий. На самом деле, если бы Иеро позволил себе ненадолго задуматься, он бы понял, что им очень и очень везет. Вот уже третий день они идут по гигантскому болоту и до сих пор видели или сталкивались с очень немногими формами чудовищной жизни, которые населяют этот неприветливый край. И несмотря на тучи вредных насекомых, Иеро, как ни странно, не подцепил никакой лихорадки, страшившей жителей отдаленных границ Великой Топи. И снова священник прорубился на островок, состоящий отчасти из растущих, отчасти из отмерших растений. Приладив противомоскитные сетки на животных, он надел свою и приготовился к еще одному сырому, полному пиявок и москитов дню, с расчесами зудящего тела и проклятиями. Они разбили стоянку на берегу мрачной глубокой лагуны, но он не обращал внимания на черную воду: его осторожность была странным образом подавлена. Священник настолько устал, что вскоре уснул, несмотря на укусы и влажную жару. Весь день он провел в состоянии, похожем на наркотическое оцепенение. Двое животных тоже спали, почти не шевелясь, и терпеливо сносили все, даже когда через толстую корку грязи, покрывающую бока лорса и медведя, прорывались кровососущие пиявки, облака гнуса и жалящие мухи. Возможно, все они были слишком измотаны, но, может быть, виной тому было и нечто иное. В глубине одной из седельных сумок, под стеклом сияла капелька света, разгоралась, тускнела и снова становилась ярче. Поток сил невидимых глазу, но тем не менее весьма мощных, несся сквозь насыщенный туманом воздух, покрывающий Великую Топь. В мрачных укромных местах, незнакомых нормальному человечеству, проводились консультации, исследовались опасения и принимались решения. Странные вещи творились на болоте, и Нечистые сконцентрировали всю свою неимоверную мощь в самом его сердце, где, как подсказывало сияние сигнализаторов на одном из тайных пультов управления, скрывался их злейший враг, обладающий мощью неизвестной силы и природы, противник их злобных намерений. Из затонувших городов, затерянных и захороненных навеки под болотным илом, донеслось мерцание, отражающее странное движение и неестественную жизнь. Утро прошло. Бледное солнце сияло сквозь водянистый туман и желтоватые болотные испарения. Никакой, даже легчайший, ветерок не рябил поверхность воды, верхушки высокого тростника бессильно повисли на влажных испарениях огромного болота. А трое путешественников все еще спали время от времени бормотали и тихо постанывали в своем слишком долгом сне. День прошел, а они все так и лежали неподвижно. Солнце садилось на затянутом тучами западе, свет гас. С поверхности темной воды начал подниматься белый ночной туман, смешиваясь с тем, что остался от дневного времени, пока не образовалась плотная завеса, и разглядеть что-либо можно было в те краткие периоды, когда эта вуаль ненадолго разрывалась. Затем она вновь смыкалась, образуя новые стены тумана и мрака. В этот-то сумеречный час и появился Туманник. Из какого мерзкого убежища, из какой засады он пришел, знать никому не дано. Ужасные космические силы, высвобожденные Погибелью, вдохнули жизнь в таких странных созданий, какие раньше считались попросту невозможными. Из таковых был и Туманник. Как он отыскал путешественников - только он, да, возможно, Повелители Нечисти могли бы сказать. Может быть, ему помог сигнализатор в седельной сумке. Важно одно - он их нашел. Какой-то внутренний толчок дал Иеро шанс в предстоящей битве, какая-то посланная душой искра. Он проснулся, стиснул в кулаке серебряные Крест и Меч, висевшие у него на шее, и увидел перед собой посланца рока, подкравшегося пока они спали. Завеса тумана слегка разошлась над мрачной лагуной, лежавшей перед входом в их убежище. Из-за угла соседнего островка, состоявшего из грязи и тростника, показалась маленькая лодка. Она была вряд ли больше ялика, сделана из какого-то черного дерева, с круглыми носом и кормой. В ней прямо и неподвижно стояла фигура, закутанная в беловатый плащ с капюшоном. Что приводило в движение его странное суденышко - не ясно, но оно неумолимо рассекая маслянистую воду, приближалось прямо к месту, где сидел священник. Перед укутанной фигурой в бледных одеяниях шла волна злобной мощи и зловещих намерений, которая ударила и обволокла Иеро, как огромная клейкая сеть. Рядом с ним неподвижно спали двое верных зверей. Силы, над которыми властвовал Туманник, не давали им пошевелиться, и если не усыпили зверей, то ввергли их в бессознательное состояние. Человек понимал, что что-то захватило их врасплох, что могло уничтожить тела двух зверей, но было направлено на него и целью его было полное порабощение его разума и души. Именно сейчас - он понял это сразу - и произошло воплощение тех предостережений, которые давал Глазастый Крест. Все это промелькнуло в его сознании, пока он готовился к бою, а черный ялик бесшумно остановился, уткнувшись носом в грязевую отмель не более чем в десяти футах от того места, где он сидел. Взглядом, идущим из самых глубин души, Иеро заглянул в тени, лежащие под большим капюшоном, и из глубин этих теней на него молча уставились глаза Туманника - два коричневых колодца, в которых плескалось зло. В каком-то смысле, хотя и весьма широком, вновь разразилась медленная битва вроде той, которую Иеро безуспешно вел против С'нерга. Но на сей раз существовало важное отличие. Каким бы зловещим не был колдун-Нечистый, но он все же был человеком и его власть была основана главным образом на простой технике гипноза, развитой и усиленной годами тренинга и практических занятий телепатическим контролем. Тот, кого называли Туманником, ни в малейшей степени не имел отношения к человеку. Кем он был - даже Иеро никогда не узнал. Силы, которыми обладал Туманник, были врожденными и естественными для него. Он устанавливал контроль над живыми существами с помощью чего-то вроде мысленного паразитизма, как вампир сосет кровь инстинктивно, а не подчиняясь некоему замыслу. Иеро почувствовал нарастание ощущения удушья, ощущение того, будто вся одежда плотно облегла его тело, ощущение, которое и объявило о появлении Туманника. Его разум, его тело, его внутренние процессы, сама сердцевина его сущности ощущали равномерное давление и сжатие и, в то же время, постоянную утечку энергии. Плюс ко всему, на него проецировалось ощущение удовольствия, чувство того, что Туманник несет ему добро и выгоду, как физическое, так и ментальное благосостояние. Присутствовал и побочный психологический эффект, сексуальный по происхождению, наполнявший Иеро сознанием отвращения и восхищения одновременно. В совокупности весь натиск был весьма мощным. Психическая энергия болотной твари чуть ли не видимой аурой окружала закутанную фигуру, сам облик которой, даже под драпировками, казался неправильным, каким-то физически невозможным, невероятным. Стиснув рукой Щит и Крест на груди, священник сопротивлялся с мрачной решимостью. Ту часть своего существа, которая соблазнилась обещаниями невыразимых удовольствий, он сконцентрировал на воспоминаниях о силе и аскетизме. Он вспомнил, как вечерами монастырский хор поет молитвы, вспомнил мысленный тренинг, на котором новички сражаются друг с другом в молчаливой битве разумов. Еще ему хватило времени, прежде, чем его захлестнула сеть Туманника, начать цитировать таблицу логарифмов другой частью своего разума. Давным-давно монастырское учение установило, что древние математические формулы - сильное оборонительное средство против ментального нападения. Поскольку они основаны на логике, повторении и упорядоченных рядах, они образуют при правильном использовании прочный барьер для алогичности и хаоса, которые естественным образом являются главным оружием Нечисти. Однако, Иеро понимал, что битва предстоит непростая - натиск усиливался. Исходящая от Туманника сила казалась неистощимой, каждый раз, как только священник блокировал тропинку в его мозгу, по которой враг пытался выманить его молчаливое согласие, тут же другая подобная атака направлялась по какой-то другой прорехе к душе Иеро. И в то же время не ослабевало давление, которое Иеро ощущал, как сеть, сжимающую его в безжалостных тисках. Казалось, все более и более безнадежным сражаться против призывов к его благоразумию и жестоких удушающих тисков вокруг его мысленных процессов. И все же несмотря на то, что даже ему самому казалось, что воля его слабеет, в ответ на опасность мужество его и решимость становились все сильнее. А тут еще подоспела и неожиданная помощь, в тот момент вовсе неосознанная - помощь мертвого разума того самого С'нерга, убитого священником. Сражение с адептом пробудило дремлющие силы Иеро, о которых он пока не имел представления. Таким образом он сражался: в душе его не было и тени страха, и он решил, что если победит его это кошмарное порождение болотного мрака, то только ценой его смерти! Физический мир вокруг него полностью исчез. Он воспринимал только серую дрянь перед ним, вуаль, из-за которой на него уставились два колодца, в которых плескалась сияющая мерзость - глаза Туманника. А в этих глазах, как он увидел или почувствовал, в первый раз за все это время, что-то изменилось, что-то дрогнуло, что-то метнулось. И такой сильной стала его связь с этой тварью, что он сразу осознал что произошло - Туманник больше не нападал. Сомнение, каким бы слабым оно ни было, вплелось в поток проекций и мысленных ударов, которыми пользовался Туманник, и даже это крошечное колебание нарушило напор его энергии. Добиваться побед, к которым Туманник привык, помогали слабость и усталость жертв. Недисциплинированные умы с неизбежностью уступали его страшной живой и управляемой силе. Впервые за все время разум Иеро развернулся и, неким способом, который нетелепат не может себе представить, нанес ответный удар. Нельзя сказать, что удар был силен: скорее, он был неверен и неуклюж. Но тварь почти зримо пошатнулась. За всю его мерзкую жизнь никто с ним так не обращался, он привык лишь рыскать по болоту и его окрестностям и находить легкую добычу. Что происходило с его жертвами - об этом лучше не задумываться. Никто никогда так и не узнал, в какую преисподнюю их заманивали, какова была их дальнейшая судьба, но Иеро подозревал, что уготована им была физическая боль и душевные страдания. Он снова нанес мысленный удар и на сей раз в самом деле увидел отвратительные пятнышки спектрального света, промелькнувшие в глазах противника. С каждой попыткой Иеро набирался уверенности и чувствовал, как в него вливаются новые силы. В первый раз за долгое время, во всяком случае ему так показалось, он начал ощущать окружающий мир, почувствовал ночной воздух на лице, увидел перед собой фигуру в плаще с капюшоном и ее место в порядке вещей. Не первичная сила, а подлый субъект, которого надо уничтожить. Следующий удар он нанес по мысленной сети, с помощью которой Туманник пытался засадить его разум в клетку, и первый же сильный удар полностью разорвал эти невидимые узы. И теперь, обрадованный тем чистым потоком энергии, которым он пользовался, Иеро начал плести свою паутину, переплетая струны психической энергии, чтобы создать силовой узор, который будет сдерживать ужас Туманника. Иеро принялся безжалостно сжимать разум чудовища и его черную душу, как тот пытался это сделать с ним. Во время дуэли ни один из противников и мускулом не пошевелил. Но когда пылающая, почти осязаемая энергия священника начала подавлять Туманника, тот испустил испуганный мяукающий крик, будто у какого-то призрачного струнного инструмента, какой-то гитары, выкованной в адской кузнице, лопнула невообразимая струна. А потом он мрачно бился за свою жизнь. Но все было тщетно - все его усилия и увертки, контрудары и приманки были бессильны. Отражая каждый выпад болотной твари, Иеро, силой своего закаленного духа и тренированной воли, безжалостно сжимал все туже струны мысленного капкана. Когда он приложил последнее, как он полагал, усилие, а воля противника все еще оказалась несломленной, он глубоко вздохнул и, пользуясь новыми познаниями, сконцентрировал энергетический дротик, который каким-то образом прошел сквозь созданную им сеть, не задев ее. Еще один, последний раз, тот ужасный мяукающий звенящий крик, смертный вопль того, кто, по идее, вовсе не мог иметь голос, эхом прокатился над пустынным болотом. Потом вдруг мгновенно образовался вакуум, будто беззвучно лопнул какой-то пузырь - может быть, где-то в другом, чуждом измерении, наложенном на наше. И все. Остался только шорох ночного ветра в метелках тростника, жужжание насекомых и скрежещущее лягушачье кваканье. Черный ялик лежал, уткнувшись носом в грязь как раз перед туннелем, прорубленным Иеро. Но на нем уже не стояла фигура в капюшоне. Груда бесцветных лохмотьев лежала на корме, свешивалась с борта и из этих тряпок сочилась липкая маслянистая субстанция, покрывая освещенную лунным светом воду смердящими пятнами. Лохмотья пропитали окружающий воздух кладбищенским зловонием, по сравнению с которым запах самых отвратительных болотных газов казался благоуханием. Что бы не носило этот плащ с капюшоном, оно разложилось на свои первоначальные элементы, и странная смерть его была столь же мерзкой, как и вся жизнь. Потрясенный отвратительным запахом, Иеро встал, поставил ногу на странное суденышко и коротко толкнул его. К его удивлению, ялик не просто отплыл в сторону от толчка, а развернулся и поплыл прочь по каналу, увеличивая скорость. Сейчас его было хорошо видно, потому что во время смертельного боя туман рассеялся и теперь священник ясно видел, что таинственная лодка, уносящая на себе останки призрачного хозяина, спокойно завернула за поросшую тростником отмель и исчезла. В ее странном поведении скрывалась последняя тайна Туманника. Иеро устало взглянул на бледную луну. Невероятное сражение продолжалось по меньшей мере три часа, которые пролетели за одно мгновение. Когда появился Туманник, последние больные лучи, укутанного туманом солнца умирали на западе. А теперь положение луны показывало не меньше десяти часов. Иеро повернулся и взглянул на двоих своих партнеров по рискованному путешествию. Впервые за все время он улыбнулся. Медведь растерянно отряхивался во сне от москитов. Клац тоже спал и издавал во сне гаргантюанский храп и рев, а каждый дюйм его боков вздрагивал и шел волнами в попытках согнать жалящих насекомых. Очевидно, те чары, под которые они попали, теперь полностью рассеялись. Священник вознес краткую благодарственную молитву, глядя на луну, которая теперь поднялась еще выше. Он был все еще каким-то образом одурманен, а его нервная энергия далеко еще не вернулась к норме, ведь ему пришлось потратить на битву с Туман