на ходу вынимая ключи. Чувство панического страха усиливалось. Ему надо скорее вернуться домой. Включив мотор, Торн развернулся так резко, что завизжали шины, и рванул по направлению к шоссе. До Пирфорда было полчаса езды, и он почему-то боялся, что не успеет вовремя. Улицы Лондона были переполнены транспортом, он постоянно сигналил машинам, обгонял их, проезжал на красный свет, и чувство беспокойства все сильнее охватывало его... Катерина тоже почувствовала гнетущее беспокойство и решила заняться домашними делами, чтобы подавить страх. Она стояла на лестничной клетке третьего этажа с кувшином в руке и раздумывала, как ей полить цветы, подвешенные над перилами. Ей не хотелось расплескать воду на кафельный пол. В детской, за ее спиной, Дэмьен катался на своей машине, пыхтя как паровоз, и звук этот становился все громче по мере того, как он набирал скорость. Незаметно для Катерины миссис Бэйлок встала в дальнем углу комнаты и закрыла глаза, как бы молясь про себя... По шоссе с предельной скоростью несся Торн. Он уже выбрался на магистраль М-40, ведущую прямо к дому. Лицо его было напряжено, он изо всех сил сжимал руль, каждая клеточка тела словно старалась подогнать машину, заставить ее ехать еще быстрее. Автомобиль мчался по шоссе, Торн сигналил машинам, и все пропускали его вперед. Он подумал о полиции и взглянул в зеркальце дальнего вида. Увиденное потрясло его: по пятам следовал громадный черный автомобиль - катафалк. Катафалк приближался к машине, и лицо Торна окаменело... В Пирфорде Дэмьен все сильнее разгонял свою игрушечную машину, подпрыгивая на ней, как на скаковой лошади. В коридоре Катерина встала на табуретку. В комнате Дэмьена миссис Бэйлок пристально смотрела на ребенка, направляя его действия усилием воли и заставляя его ездить все быстрее и быстрее. Мальчик разгонялся, глаза и лицо отражали безумие. В автомобиле Торн застонал от напряжения. Стрелка спидометра показывала девяносто миль, потом сто десять, но катафалк не отставал, настойчиво преследуя его. Торн уже не мог остановить себя, не мог допустить, чтобы его обогнали. Двигатель машины ревел на пределе, но катафалк приближался и наконец поравнялся с бежевым автомобилем Торна. - Нет... - простонал Торн. - Нет! Некоторое время они ехали рядом, потом катафалк начал медленно уходить вперед. Торн налег на руль, приказывая машине ехать быстрее, но катафалк продолжал удаляться. Гроб, установленный в нем, медленно раскачивался... В доме Торнов Дэмьен разогнался еще сильней, его машина наклонялась, когда он бешено носился по комнате, а в коридоре Катерина пошатнулась и протянула руки вперед, стараясь удержаться на табуретке. На шоссе катафалк неожиданно резко поддал газу и рванулся вперед. Торн испустил страшный крик. В этот момент Дэмьен пулей вылетел из своей комнаты и столкнулся с Катериной. Она упала с табуретки, судорожно пытаясь ухватиться за что-нибудь, сбила рукой круглый аквариум с золотыми рыбками, который полетел вслед за ней. Послышался глухой удар. Через мгновение аквариум упал и разлетелся на маленькие кусочки. ...Катерина лежала, не шевелясь. Рядом с ней на кафельном полу билась золотая рыбка... Когда Торн приехал в больницу, там уже успели собраться репортеры. Они засыпали его вопросами и слепили вспышками фотокамер, а он отчаянно пытался пройти сквозь их строй к двери с табличкой "Интенсивная терапия". Приехав домой, он нашел миссис Бэйлок в состоянии истерики: она только и успела сказать ему, что Катерина упала и "скорая" отвезла ее в городскую больницу. - Скажите что-нибудь о состоянии жены, мистер Торн! - закричал один из репортеров. - Убирайтесь отсюда! - Говорят, что она упала. - С ней все в порядке? Газетчики пытались остановить Торна, но он прошел через двойные двери и побежал по коридорам, оставляя репортеров позади. Навстречу ему быстро шел врач. - Меня зовут Беккер, - сказал он. - С ней все в порядке? - в отчаянии спросил Торн. - Она поправится. У нее сотрясение мозга, перелом ключицы и небольшое внутреннее кровоизлияние. - Она беременна. - Боюсь, что уже нет. - Был выкидыш? - задохнулся он. - Прямо на полу, когда она упала. Я хотел сделать исследование, но ваша служанка все убрала к нашему приезду. Торн вздрогнул и обмяк, прислонившись к стене. - Естественно, - продолжал врач, - подробности мы сообщать не будем. Чем меньше людей об этом узнает, тем лучше. Торн уставился на него, и врач понял, что он ничего не знает. - Вы же ЗНАЕТЕ, что она сама бросилась вниз, - сказал он. - ...Бросилась? - С третьего этажа. На глазах у ребенка и его няни. Торн тупо посмотрел на него, псом повернулся к стене. У него затряслись плечи, и врач понял, что Торн плачет. - При подобном падении, - добавил врач, - обычно больше всего страдает голова. В каком-то смысле можно считать, что вам повезло. Торн кивнул, пытаясь сдержать слезы. - Вообще вам во многом повезло, - сказал врач. - Она жива и при правильном лечении никогда этого больше не повторит. Жена моего брата тоже была склонна к самоубийству. Однажды она залезла в ванну и взяла с собой тостер. Решила включить его и убить себя электричеством. Торн повернулся к врачу. - Дело в том, что ей удалось выжить, и она больше ничего подобного не делала. Прошло уже четыре года, и с ней все в порядке. - Где она? - спросил Торн. - Живет в Швейцарии. - Моя жена! - Палата 44. Она скоро придет в себя. В палате Катерины было тихо и темно. В углу с журналом в руках сидела сестра. Торн вошел и остановился, потрясенный увиденным. Вид Катерины был страшен: бледное, распухшее лицо, капельница с плазмой. Рука была загипсована и причудливо вывернута. Застывшее лицо не подавало признаков жизни. - Она спит, - сказала сестра. Торн медленно подошел к кровати. Словно почувствовав его присутствие, Катерина застонала и медленно повернула голову. - Ей больно? - дрожащим голосом спросил Торн. - Она сейчас на седьмом небе, - ответила сестра. - Пентотал натрия. Торн сел рядом, уткнулся лбом в спинку кровати и заплакал. Через некоторое время он почувствовал, что рука Катерины коснулась его головы. - Джерри... - прошептала она. Он посмотрел на нее. Катерина с трудом открыла глаза. - Кэти... - выдавил он сквозь слезы. - Не дай ему убить меня. Потом она закрыла глаза и забылась сном. Торн приехал домой после полуночи и долго стоял в темноте фойе, глядя на то место кафельного пола, куда упала Катерина. Он устал, напряжение не спадало, и Торн очень хотел заснуть, чтобы хоть на некоторое время забыть о происшедшей трагедии. Торн не стал включать лампы и некоторое время постоял в темноте, смотря наверх, на площадку третьего этажа. Он попробовал представить Катерину, стоящую наверху и обдумывающую свой прыжок. Почему же она, серьезно решив покончить с жизнью, не прыгнула с крыши? В доме было много таблеток, бритвенных лезвий, десятки других вещей, помогающих покончить жизнь самоубийством. Почему именно так? И почему на глазах у Дэмьена и миссис Бэйлок? Он снова вспомнил о священнике и его предостережении. "Он убьет неродившегося ребенка, пока тот спит в утробе. Потом он убьет вашу жену. Потом, когда он убедится, что унаследует все, что принадлежит вам..." - Торн закрыл глаза, пытаясь вычеркнуть эти слова из памяти. Он подумал о Тассоне, пронзенном шестом, о телефонном звонке Дженнингса, о безумной панике, охватившей его во время гонок с катафалком. Психиатр был прав. Он переутомился, и такое поведение только подтверждает это. Страхи Катерины начали распространяться и на него, ее фантазии в какой-то степени оказались заразными. Но больше он не допустит этого! Теперь, как никогда, ему надо быть в полном разуме. Чувствуя физическую слабость, он пошел наверх по лестнице, нащупывая в темноте ступени. Он выспится и утром проснется свежим, полным энергии и способным действовать. Подходя к своей двери, Торн остановился, глядя в сторону спальни Дэмьена. Бледный свет ночника пробивался из-под двери. Торн представил себе невинное лицо ребенка, мирно спящего в своей комнате. Поддавшись желанию посмотреть на мальчика, он медленно подошел к комнате Дэмьена, убеждая себя, что здесь ему нечего бояться. Но открыв комнату, он увидел нечто такое, что заставило его содрогнуться. Ребенок спал, но он был не один. По одну сторону кровати сидела миссис Бэйлок, сложив руки и уставившись в пространство перед собой, по другую были видны очертания огромного пса. Это был тот самый пес, от которого он просил избавиться. Теперь собака сидела здесь, охраняя сон его сына. Затаив дыхание, Торн тихо прикрыл дверь, вернулся в коридор и пошел в свою комнату. Здесь он попытался успокоить дыхание и понял, что его трясет. Неожиданно тишина взорвалась телефонным звонком, и Торн бегом кинулся к трубке. - Алло! - Это Дженнингс, - раздался голос. - Помните, тот самый, у которого вы разбили фотокамеру. - Да. - Я живу на углу Гросверном и Пятой в Челси, и думаю, что вам лучше всего приехать прямо сейчас. - Что вы хотите? - Что-то происходит, мистер Торн. Происходит нечто такое, о чем вы должны знать. Квартира Дженнингса находилась в дешевом, запутанном районе, и Торн долго разыскивал ее. Шел дождь, видимость была плохой, и он почти совсем отчаялся, прежде чем заметил красный свет в башенке наверху. В окне он увидел Дженнингса, тот помахал ему, а потом вернулся в комнату, решив, что ради такого выдающегося гостя можно было бы немного прибраться. Он кое-как запихнул одежду в шкаф и стал дожидаться Торна. Вскоре появился посол, задыхающийся после пешего похода по пяти лестничным пролетам. - У меня есть бренди, - предложил Дженнингс. - Если можно. - Конечно, не такой, к какому вы привыкли. Дженнингс закрыл входную дверь и исчез в алькове, пока Торн мельком рассматривал его темную комнату. Она была залита красноватым светом, струящимся из подсобной комнатки, все стены были увешаны фотографиями. - Вот и я, - сказал Дженнингс, возвращаясь с бутылкой и стаканами. - Выпейте немного и перейдем к делу. Торн принял у него стакан, и Дженнингс разлил бренди. Потом Дженнингс сел на кровать и указал на кипу подушек на полу, но Торн продолжал стоять. - Не хотите ли закурить? - спросил Дженнингс. Торн покачал головой, его уже начинал раздражать беспечный домашний тон хозяина. - Вы говорили, будто что-то происходит. - Это так. - Я бы хотел узнать, что вы имели в виду. Дженнингс пристально посмотрел на Торна. - Вы еще не поняли? - Нет. - Тогда почему вы здесь? - Потому, что вы не захотели давать объяснений по телефону. Дженнингс кивнул и поставил стакан. - Я не мог объяснить, потому что вам надо кое-что увидеть. - И что же это? - Фотографии. - Он встал и прошел в темную комнату, жестом пригласив Торна следовать за ним. - Я думал, вы захотите сначала поближе познакомиться. - Я очень устал. - Ладно, сейчас у вас появятся силы. Он включил небольшую лампу, осветившую серию фотографий. Торн вошел и сел на табуретку рядом с Дженнингсом. - Узнаете? Это были снимки того дня рождения, когда Дэмьену исполнилось четыре года. Детишки на каруселях, Катерина, наблюдающая за ними. - Да, - ответил Торн. - Теперь посмотрите сюда. Дженнингс убрал верхние фотографии и показал снимок Чессы, первой няни Дэмьена. Она стояла одна в клоунском костюме на фоне дома. - Вы видите что-нибудь необычное? - спросил Дженнингс. - Нет. Дженнингс коснулся фотографии, обводя пальцем едва заметный туман, зависший над ее головой и шеей. - Сначала я подумал, что это дефект пленки, - сказал Дженнингс. - Но теперь смотрите дальше. Он достал фотографию Чессы, висящей на канате. - Не понимаю, - сказал Торн. - Следите за ходом мысли. Дженнингс отодвинул пачку фотографий в сторону и достал другую. Сверху лежала фотография маленького священника Тассоне, уходившего из посольства. - А как насчет этой? Торн с ужасом посмотрел на него. - Где вы ее достали? - Сам сделал. - Я считал, что вы _р_а_з_ы_с_к_и_в_а_е_т_е_ этого человека. Вы говорили, что он ваш родственник. - Я сказал неправду. Посмотрите на снимок. Дженнингс снова коснулся фотографии, указывая на туманный штрих, видневшийся над головой священника. - Вот эта тень над его головой? - спросил Торн. - Да. А теперь посмотрите сюда. Этот снимок сделан на десять дней позже первого. Он достал другую фотографию и положил ее под лампу. Это был крупный план группы людей, стоящих в задних рядах аудитории. Лица Тассоне не было видно, только контуры одежды, но как раз над тем местом, где должна быть голова, нависал тот же продолговатый туманный штрих. - Мне кажется, что это тот же самый человек. Лица не видно, зато хорошо видно то, что над ним висит. Торн изучал фотографию, глаза его выражали недоумение. - На этот раз он висит ниже, - продолжал Дженнингс. - Если вы мысленно очертите его лицо, станет очевидным, что туманный предмет почти касается его головы. Что бы это ни было, оно опустилось. Торн молча уставился на фотографию. Дженнингс убрал ее и положил на стол вырезку из газеты, где был запечатлен священник, пронзенный копьеобразным шестом. - Начинаете улавливать связь? - спросил Дженнингс. Сзади зажужжал таймер, и Дженнингс включил еще одну лампочку. Он встретил взволнованный взгляд Торна. - Я тоже не мог этого объяснить, - сказал Дженнингс. - Поэтому и начал копаться. Взяв пинцет, он повернулся к ванночкам, вынул увеличенный снимок, стряхнул с него капли фиксажа, прежде чем поднести к свету. - У меня есть знакомые в полиции. Они дали мне несколько негативов, с которых я сделал фотографии. По заключению патологоанатома, у Тассоне был рак. Он почти все время употреблял морфий, делая себе уколы по два-три раза в день. Торн взглянул на фотографии. Перед ним предстало мертвое обнаженное тело священника в разных позах. - Внешне его тело совершенно здорово и нет ничего странного, - продолжал Дженнингс, - кроме одного маленького значка на внутренней стороне левой ноги. Он передал Торну увеличительное стекло и подвел его руку к последнему снимку. Торн внимательно пригляделся и увидел знак, похожий на татуировку. - Что это? - спросил Торн. - Три шестерки. Шестьсот шестьдесят шесть. - Концлагерь? - Я тоже так думал, но биопсия показала, что знак буквально вгравирован в него. В концлагере этого не делали. Я полагаю, что это он сделал сам. Торн и Дженнингс переглянулись. - Смотрите дальше, - сказал Дженнингс и поднес к свету еще одну фотографию. - Вот комната, где он жил. В Сохо, квартира без горячей воды. Она была полна крыс, когда мы зашли внутрь. Он оставил на столе недоеденный кусок соленого мяса. Торн начал рассматривать фотографию. Маленькая каморка, внутри которой был лишь стол, шкафчик и кровать. Стены были покрыты какими-то бумагами, повсюду висели большие распятия. - Вот так все и было. Листочки на стенах - это страницы из Библии. Тысячи страниц. Каждый дюйм на стенах был ими заклеен, даже окна. Как будто он охранял себя от чего-то. Торн сидел пораженный, уставившись на странную фотографию. - И кресты тоже. На одной только входной двери он прикрепил их сорок семь штук. - Он был... сумасшедший? - прошептал Торн. Дженнингс посмотрел ему прямо в глаза. - Вам видней. Повернувшись на стуле, Дженнингс открыл ящик стола и вынул оттуда потрепанную папку. - Полиция посчитала его помешанным, - сказал он. - Поэтому они разрешили порыться в его вещах и забрать все, что может оказаться нужным. Вот так я достал это. Дженнингс встал и прошел в жилую комнату. Торн последовал за ним. Здесь фотограф раскрыл папку и вытряхнул ее содержимое на стол. - Во-первых, здесь есть дневник, - сказал он, вынимая из кипы бумаг обветшалую книжечку. - Но в нем говорится не о священнике, а о ВАС. О ВАШИХ передвижениях: когда вы ушли из конторы, в каких ресторанах вы питаетесь, где вы выступали... - Можно мне взглянуть? - Конечно. Торн дрожащими руками взял дневник и перелистал его. - В последней записи говорится, что вы должны встретиться с ним, - продолжал Дженнингс, - в Кью Гарденс. В тот же день он погиб. Торн поднял глаза и встретил взгляд Дженнингса. - Он был сумасшедшим, - сказал Торн. - Неужели? В тоне Дженнингса прозвучала скрытая угроза, и Торн замер под его взглядом. - Что вам угодно? - Вы с ним встретились? - Н-нет... - У меня есть еще кое-что, мистер посол, но я ничего не скажу, если вы будете говорить мне неправду. - Какое вам дело до всего этого? - хрипло спросил Торн. - Я ваш друг и хочу вам помочь, - ответил Дженнингс. Торн продолжал напряженно смотреть на него. - Самое главное вот здесь, - продолжал Дженнингс, указывая на стол. - Так вы будете говорить или уйдете? Торн стиснул зубы. - Что вы хотите узнать? - Вы виделись с ним в парке? - Да. - Что он вам сказал? - Он предупредил меня. - О чем? - Он говорил, что моя жизнь в опасности. - В какой опасности? - Я не совсем понял. - Не дурачьте меня. - Я говорю серьезно. Он непонятно выражался. Дженнингс отодвинулся и посмотрел на Торна с недоверием. - Это было что-то из Библии, - добавил Торн. - Какие-то стихи. Я не помню их. Я подумал, что он ненормальный. Я не помню стихи и не мог их понять! Дженнингс скептически посмотрел на него. - Думаю, вам стоит довериться мне, - сказал Дженнингс. - Вы говорили, что у вас есть еще кое-что. - Но я еще не все от вас услышал. - Мне больше нечего сказать. Дженнингс кивнул, показав, что этого хватит, и вернулся к бумагам на столе. Включив лампочку без плафона, подвешенную над столом, он нашел газетную вырезку и протянул ее Торну. - Это из журнала "Астролоджерс Монтли". Заметка астролога о необычном явлении. Комета, которая превратилась в сияющую звезду. Как звезда Бетельгейзе две тысячи лет тому назад. Вытирая пот со лба, Торн изучал заметку. - Только ЭТО произошло над ДРУГИМ полушарием, - продолжал Дженнингс. - В Европе. Четыре с небольшим года тому назад. Точнее, шестого июня. Это число вам что-нибудь говорит? - Да, - прохрипел Торн. - Тогда вы узнаете вторую вырезку, - ответил Дженнингс, поднимая еще одну бумажку со стола, - с последней страницы римской газеты. Торн взял заметку и сразу же вспомнил ее. Точно такая же хранилась у Катерины в записной книжке. - Это сообщение о рождении вашего сына. Это ТОЖЕ произошло шестого июня, четыре года назад. Я бы сказал, что это совпадение. А вы? У Торна тряслись руки, бумажка дрожала так, что он с трудом мог прочитать ее. - Ваш сын родился в шесть часов утра? Торн повернулся к нему, в его глазах светилась невыносимая боль. - Я хочу выяснить, что это за знак на ноге у священника. Три шестерки. Я думаю, он как-то связан с вашим сыном. Шестой месяц, шестой день... - МОЙ сын УМЕР! - выпалил Торн. - МОЙ сын УМЕР. Я не знаю, кого я воспитываю. Он закрыл лицо руками, отвернулся и тяжело задышал. Дженнингс не сводил с него глаз. - Если вы не против, - тихо произнес он, - я мог бы помочь выяснить это. - Нет, - простонал Торн. - Это мое дело. - Здесь вы ошибаетесь, сэр. Теперь это и МОЕ дело. Торн повернулся к нему, и их глаза встретились. Дженнингс медленно прошел в темную комнату и вернулся оттуда с фотографией. Он протянул ее Торну. - В углу каморки у священника было небольшое зеркало, - с трудом выговорил Дженнингс. - Случайно в нем отразился я сам, когда делал фотографии. Довольно необычный эффект, вы не находите? Он придвинул лампочку поближе, чтобы было виднее. На фотографии Торн увидел небольшое зеркало в дальнем углу комнаты, где жил Тассоне. В зеркале отражался Дженнингс с поднятым к лицу фотоаппаратом. Ничего необычного в том, что фотограф поймал свое изображение, не было. Но на этом снимке явно чего-то не хватало. У Дженнингса не было шеи. Его голова была отделена от туловища темным пятном, похожим на дымку... 10 После того как стало известно о несчастье с Катериной, Торну легко было объяснить свое отсутствие в офисе в течение нескольких дней. Он сказал, что поедет в Рим за травматологом, хотя на самом деле цель поездки была иной. Дженнингс убедил его, что начинать надо с самого начала, то есть поехать в тот самый госпиталь, где родился Дэмьен. И там они начнут по крохам восстанавливать истину. Все было устроено быстро и без лишнего шума. Торн нанял частный самолет, чтобы выехать из Лондона, не привлекая внимания публики. За несколько часов до отлета Дженнингс подобрал кое-какой материал для исследования: несколько вариантов Библии, три книги по оккультным наукам. Торн вернулся в Пирфорд, чтобы собрать вещи и захватить большую шляпу, которая делала его неузнаваемым. В Пирфорде было необычайно тихо, машины стояли в гараже в таком виде, будто на них больше никто не собирался ездить. Гортоны отсутствовали. - Они оба уехали, - пояснила миссис Бэйлок, когда он вошел в кухню. Женщина стояла у раковины и резала овощи, точно так же, как это делала раньше миссис Гортон. - Как уехали? - спросил Торн. - Совсем. Собрались и уехали. Они оставили адрес, чтобы вы могли переслать туда зарплату за последний месяц. Торн был поражен. - Они не объяснили причину? - спросил он. - Это неважно, сэр. Я сама справлюсь. - Они должны были объяснить... - Мне, во всяком случае, они ничего не сказали. Хотя они вообще со мной мало разговаривали. Мистер Гортон настаивал на отъезде. Мне показалось, что миссис Гортон хотела остаться. Торн обеспокоенно посмотрел на миссис Бэйлок. Ему было страшно оставлять ее с Дэмьеном. Но другого выхода не было. Он должен был срочно уехать. - Вы здесь справитесь одна, если я уеду на несколько дней? - Думаю, что да, сэр. Продуктов нам хватит на несколько недель, а мальчику не помешает тишина в доме. Торн кивнул и хотел выйти, но вдруг остановился: - Миссис Бэйлок... - Сэр? - Та собака. - Да, я знаю. К концу дня ее уже не будет. - Почему она до сих пор здесь? - Мы отвели ее в лес и там отпустили, но она сама нашла дорогу обратно. Она сидела на улице вчера после... после несчастья, а мальчик был так потрясен и попросил, чтобы собака осталась с ним в комнате. Я сказала Дэмьену, что вам это не понравится, но при таких обстоятельствах я подумала... - Я хочу, чтобы ее здесь не было. - Я сегодня же позвоню, сэр, чтобы ее забрали. Торн повернулся к выходу. - Мистер Торн?.. - Да? - Как ваша жена? - Поправляется. - Пока вас не будет, можно с мальчиком навестить ее? Торн задумался, наблюдая за женщиной, вытиравшей руки кухонным полотенцем. Она была настоящим олицетворением домохозяйки, и он удивился, отчего так не любит ее. - Лучше не стоит. Я сам с ним схожу, когда вернусь. - Хорошо, сэр. Они попрощались, и Торн поехал в больницу. Там он проконсультировался с доктором Беккером, сообщившим ему, что Катерина не спит и чувствует себя лучше. Доктор спросил, можно ли пригласить к ней психиатра, и Торн дал ему номер Чарльза Гриера. Потом он прошел к Катерине. Увидев его, она слабо улыбнулась. - Привет, - сказал он. - Привет, - прошептала она. - Тебе лучше? - Немного. - Говорят, что ты скоро поправишься. - Я знаю. Торн пододвинул стул к кровати и сел. Он был удивлен тем, насколько она казалась красивой даже в таком состоянии. Солнечный свет проникал в окно, нежно освещая ее волосы. - Ты хорошо выглядишь, - сказала она. - Я думал о тебе, - ответил он. - Представляю, как выгляжу я, - натянуто улыбнулась она. Торн взял ее руку, и они молча смотрели друг на друга. - Странные времена, - тихо сказала она. - Да. - Неужели когда-нибудь все наладится? - Думаю, что да. Она грустно улыбнулась, и он протянул руку, поправляя прядь волос, упавших ей на глаза. - Мы ведь добрые люди, правда, Джереми? - Думаю, что да. - Почему тогда все против нас? Он покачал головой не в состоянии ответить. - Если бы мы были злыми, - тихо сказала Катерина, - я считала бы, что все в порядке. Может быть, это то, что мы заслужили. Но что мы сделали неправильного? Что мы когда-нибудь сделали не так? - Я не знаю, - с трудом ответил он. Она казалась такой несчастной, что чувства переполняли его. - Ты здесь в безопасности, - прошептал Торн. - А я уезжаю на несколько дней. Она не ответила. Она даже не спросила, куда он едет. - Дела. Это неотложно. - Надолго? - На три дня. Я буду звонить тебе каждый день. Катерина кивнула, он медленно поднялся, потом нагнулся и нежно поцеловал ее поцарапанную бледную щеку. - Джерри? - Да? - Они сказали мне, что я сама спрыгнула. - Она взглянула на него по-детски удивленно и невинно. - И ТЕБЕ они так же сказали? - Да. - Зачем мне надо было это делать? - Я не знаю, - прошептал Торн. - Но мы выясним. - Я сошла с ума? - просто спросила она. Торн посмотрел на нее и медленно покачал головой. - Может быть, мы все сошли с ума, - ответил он. Она приподнялась, и он снова наклонился, прижимаясь лицом к ее лицу. - Я не прыгала, - шепнула она. - Меня... столкнул Дэмьен. Наступило долгое молчание, и Торн медленно вышел из палаты. Шестиместный самолет "Лир" вез только Торна и Дженнингса. Он несся по направлению к Риму сквозь ночь, и внутри него было тихо и напряженно. Дженнингс разложил вокруг себя книги и заставлял Торна вспомнить все, что говорил ему Тассоне. - Я не могу, - мучительно произнес Торн. - У меня все как в тумане. - Начните заново. Расскажите мне все, что помните. Торн повторил рассказ о своем первом свидании со священником, о дальнейшем преследовании, наконец, о встрече в парке. Во время этой встречи священник читал стихи. - Что-то насчет... восхождения из моря... - бормотал Торн, пытаясь припомнить. - О смерти... и армии... и Риме... - Надо постараться вспомнить получше. - Я был очень расстроен и подумал, что он сумасшедший! Я в общем-то и не слушал его. - Но вы все слышали. Значит, вы можете вспомнить. Давайте же! - Я не могу! - Попробуй еще! Лицо Торна выражало отчаяние. Он закрыл глаза и пытался заставить себя вспомнить то, что ему никак не удавалось. - Я помню... он умолял меня принять веру. "Пей кровь Христа". Так он сказал. "Пей кровь Христову"... - Для чего? - Чтобы побороть сына дьявола. Он сказал: "Пей кровь Христову, чтобы побороть сына дьявола". - Что еще? - не унимался Дженнингс. - Старик. Что-то насчет старика... - Какого старика? - Он сказал, что мне надо увидеться со стариком. - Продолжайте... - Я не могу вспомнить!.. - Он назвал имя? - М... Магдо. Магдо. Меггидо. Нет, это название города. - Какого города? - не отступал Дженнингс. - Города, куда мне, по его словам, надо было поехать. МЕГГИДО. Я уверен в этом. Мне надо поехать в Меггидо. Дженнингс возбужденно начал рыться в своем портфеле, отыскивая карту. - Меггидо... - бормотал он. - Меггидо... - Вы слышали о нем? - спросил Торн. - Могу поспорить, что это в Италии. Но его не было ни в одной европейской стране. Дженнингс рассматривал карту добрых полчаса, а потом закрыл ее, покачивая в отчаянии головой. Он посмотрел на посла, увидел, что тот заснул, не стал будить его, а принялся за свои книги по оккультизму. Маленький самолет ревел в ночном небе, а Дженнингс погрузился в предсказания о втором пришествии Христа. Оно было связано с пришествием Антихриста, сына Нечистого, Зверя, Дикого Мессии. "...и придет на землю дикий Мессия, потомок Сатаны в обличье человеческом. Родительницей его будет изнасилованное четвероногое животное. Как юный Христос нес по свету любовь и доброту, так Антихрист понесет ненависть и страх... получая приказы прямо из Ада..." Самолет приземлился, и Дженнингс кинулся собирать книги, рассыпавшиеся во все стороны. В Риме шел дождь. Быстро пройдя через пустой аэропорт, они вышли к стоянке такси. Пока машина везла их на другой конец города, Дженнингс слегка прикорнул, а Торн, глядя на освещенные статуи на Виа Венто, вспомнил, как он и Катерина, еще молодые и полные надежд, бродили по этим улицам, держась за руки. Они были невинны и любили друг друга. Он вспомнил запах ее духов, ее обворожительный смех. Влюбленные открывали для себя Рим, как Колумб когда-то открывал Америку. Они считали город своей собственностью. Здесь они впервые отдались друг другу. Вглядываясь в ночь, Торн подумал, будут ли они вообще когда-нибудь заниматься любовью... - Госпиталь Женераль, - сказал водитель такси и резко затормозил. Дженнингс проснулся. Торн выглянул в окно. - Это не то, - сказал Торн. - Si. Госпиталь Женераль. - Нет, тот был старый. Кирпичный. Я же помню. - У вас правильный адрес? - спросил Дженнингс. - Госпиталь Женераль, - повторил шофер. - E differente [это другое место (итал.)], - настаивал на своем Торн. - Fuoco [пожар (итал.)]. - ответил шофер. - Tre anni piu o meno [примерно три года назад (итал.)]. - Что он говорит? - спросил Дженнингс. - Пожар, - ответил Торн. - "Фуоко" значит "пожар". - Si, - добавил водитель. - Tre anni. - Что там насчет пожара? - спросил Дженнингс. - Очевидно, старый госпиталь сгорел. А теперь его перестроили. - Tre anni piu o meno. Multo morte. Торн посмотрел на Дженнингса. - Три года назад. Многие умерли. Они заплатили таксисту и попросили его подождать. Тот начал отказываться, но, разглядев, сколько ему дали, охотно согласился. На ломаном итальянском Торн объяснил ему, что они хотели бы пользоваться его услугами, пока не уедут из Рима. В госпитале их ждало разочарование. Было поздно, начальство отсутствовало. Дженнингс решил разыскать хоть кого-нибудь, а Торн в это время встретил монашку, говорящую по-английски, которая подтвердила, что пожар три года назад разрушил госпиталь до основания. - Но он же не мог уничтожить все, - настаивал Торн. - Записи... Они должны были сохраниться... - Меня в то время здесь не было, - объяснила она на ломаном английском. - Но люди говорят, что огонь спалил все. - Но, возможно, какие-то бумаги хранились в другом месте? - Я не знаю. Торн был в отчаянии, а монашка пожала плечами, показав, что ей больше нечего сообщить. - Послушайте, - сказал Торн. - Для меня это очень важно. Я здесь усыновил ребенка, и мне нужны сведения о его рождении. - Здесь не было усыновлений. - ОДНО здесь было. То есть это было не совсем усыновление... - Вы ошибаетесь. У нас все усыновления проходят в Агентстве по делам освобождения от ответственности и оказания помощи. - У вас сохранились записи о рождении? Вы храните документы о детях, которые здесь рождаются? - Да, конечно. - Может быть, если я назову число... - Бесполезно, - прервал его Дженнингс. Он подошел к Торну, и тот увидел на его лице выражение крайнего разочарования. - Пожар начался именно в зале документации. В подвале, где лежали все бумаги. Потом огонь распространился вверх по лестнице, и третий этаж превратился в ад. - Третий этаж?.. - Родильное отделение, - кивнул Дженнингс. - Остался один пепел. Торн поник и прислонился к стене. - Извините меня... - сказала монашка. - Подождите, - попросил ее Торн. - А служащие? Наверняка ведь КТО-ТО выжил. - Да. Немногие. - Здесь был один высокий мужчина. Священник. Настоящий великан. - Его звали Спиллетто? - Да, - возбужденно ответил Торн. - Спиллетто. - Он был здесь главным. - Да, главным. Он... - Он выжил. В сердце Торна вспыхнула надежда. - Он здесь? - Нет. - А где же? - В монастыре в Субьяко. Многих пострадавших отправили туда. Многие умерли там, но он выжил. Я помню, говорили, что это просто чудо, ведь во время пожара он был на третьем этаже. - Субьяко? - переспросил Дженнингс. Монашка кивнула. - Монастырь Сан-Бенедетто. Кинувшись к машине, они сразу же начали рыться в картах. Городок Субьяко находился на южной границе Италии, и чтобы попасть туда, пришлось бы ехать на машине всю ночь. Таксисту нарисовали маршрут на карте красным карандашом, чтобы он мог спокойно ехать, пока они будут спать. Монастырь Сан-Бенедетто был наполовину разрушен, но огромная крепость сохранила свою мощь и величие. Она веками стояла здесь, на юге Италии, и выдержала не одну осаду. Во время второй мировой войны немцы, занявшие монастырь под штаб, казнили в нем всех монахов. В 1946 году сами итальянцы обстреляли его из минометов, как бы в отместку за зло, происходившее в его стенах. Несмотря на все испытания, Сан-Бенедетто оставался священным местом, величественно возвышаясь на холме, и эхо молитв в течение веков пропитало его стены. Маленькое, забрызганное грязью такси подъехало к стенам монастыря. Шоферу пришлось расталкивать уснувших пассажиров. - Сеньоры? Торн зашевелился. Дженнингс опустил стекло и вдохнул утренний воздух, озираясь по сторонам. - Сан-Бенедетто, - пробурчал усталый шофер. Торн протер глаза и увидел величественный силуэт монастыря на фоне красноватого утреннего неба. - Посмотри-ка туда... - прошептал Дженнингс в благоговейном страхе. - Нельзя ли подъехать поближе? - спросил Торн. Шофер отрицательно мотнул головой. Предложив ему выспаться, Торн и Дженнингс побрели дальше пешком и скоро оказались по пояс в траве, вымочившей их до нитки. Идти стало трудно, одежда не соответствовала такой прогулке: она постоянно липла к телу, пока они пробивались вперед через поле. Тяжело дыша, Дженнингс на секунду остановился, взял камеру и отснял полпленки кадров. - Невероятно, - прошептал он. - Невероятно, черт возьми. Торн нетерпеливо оглянулся, и Дженнингс поспешно догнал его. Они пошли вместе, прислушиваясь к собственному дыханию и к далеким звукам пения, как стон, доносящимся изнутри монастыря. - Как много здесь грусти, - сказал Дженнингс, когда они подошли ко входу. Звук внушал трепет, монотонное пение исходило, казалось, от самих стен, в каменных коридорах и арках. Они медленно продвигались вперед, оглядывая окружающее пространство и пытаясь обнаружить источник звука. - Я думаю, сюда, - сказал Дженнингс, указывая в сторону длинного коридора. - Посмотри, какая грязь. Впереди виднелась коричневая тропинка. Люди, ходившие здесь многие столетия подряд, ногами протерли в камне ложбинку, и во время ливней сюда стекала вода. Тропинка вела к огромной каменной ротонде с закрытой деревянной дверью. Они подошли поближе, и пение стало громче. Приоткрыв дверь, Торн и Дженнингс с благоговением уставились на происходящее внутри ротонды. Казалось, они неожиданно перенеслись в средневековье, так сильно ощущалось присутствие Бога и духовной святости. Они увидели просторный древний зал. Каменные ступени вели к алтарю, на котором возвышался деревянный крест с фигурой распятого Христа, высеченной из камня. Сама ротонда была сложена из каменных блоков, украшенных виноградными лозами и сходившихся в центре купола. Теперь с вершины купола пробивался солнечный свет и освещал фигуру Христа. - Священное место, - прошептал Дженнингс. Торн кивнул и продолжал осматривать помещение. Взгляд его упал на группу монахов в капюшонах, стоящих на коленях и произносящих молитву. Пение их было очень эмоциональным, оно то затихало, то усиливалось. Дженнингс достал экспонометр и в полутьме попытался разобрать его показания. - Убери, - прошептал Торн. - Надо было захватить вспышку. - Я сказал, убери это. Дженнингс взглянул на Торна с удивлением, но повиновался. Торн выглядел чрезвычайно расстроенным, - у него дрожали колени, будто тело приказывало опуститься на них и принять участие в молитве. - С тобой все в порядке? - шепнул Дженнингс. - ...Я католик, - тихо ответил Торн. Вдруг взгляд его застыл, уставившись куда-то в темноту. Дженнингс увидел инвалидное кресло-коляску и сидящего в нем неуклюжего человека. В отличие от остальных, стоящих на коленях с опущенными головами, этот в коляске сидел прямо, голова его словно окаменела, руки были выгнуты, как у парализованного. - Это он? - шепнул Дженнингс. Торн кивнул, глаза его широко раскрылись, как от дурного предчувствия. Они подошли ближе, и Дженнингс поморщился, когда увидел лицо инвалида. Половина его была как будто расплавлена, мутные глаза слепо смотрели вверх. Вместо правой руки из широкого рукава торчала изуродованная культя. - Мы не знаем, может ли он видеть и слышать, - сказал монах, стоящий рядом со Спиллетто во внутреннем дворике монастыря. - После пожара он не произнес ни слова. Они находились в заросшем саду, который был завален осколками статуй. После окончания службы монах вывез коляску Спиллетто из ротонды, и оба путешественника последовали за ними. - Братья за ним ухаживают, - продолжал монах, - и мы будем молиться за его выздоровление, когда кончится епитимья. - Епитимья? - спросил Торн. Монах кивнул. - "Горе пастуху, который покидает своих овец. Пускай же правая рука его иссохнет, а правый глаз его ослепнет". - Он согрешил? - спросил Торн. - Да. - Можно спросить, как именно? - Он покинул Христа. Торн и Дженнингс удивленно переглянулись. - Откуда вам известно, что он покинул Христа? - спросил Торн у монаха. - Исповедь. - Но он не разговаривает. - Это была письменная исповедь. Он может шевелить левой рукой. - И что это было за признание? - не отступал Торн. - Можно мне узнать причину ваших расспросов? - Это жизненно важно, - искренне признался Торн. - Я умоляю вас о помощи. На карту поставлена жизнь. Монах внимательно посмотрел на Торна и кивнул. - Пойдемте со мной. Келья Спиллетто была совсем пуста: только соломенный матрас и каменный стол. От вчерашнего ливня на полу осталась лужа воды. Торн заметил, что и матрас был влажным. Неужели, подумал он, все они терпят подобные лишения, или же это было частью епитимьи Спиллетто? - Рисунок на столе, - сказал монах, когда они прошли внутрь. - Он нарисовал его углем. Коляска скрипела, передвигаясь по неровным камням. Они окружили небольшой столик, рассматривая-странный символ, начертанный священником. - Он сделал это, когда впервые оказался здесь, - продолжал монах, - мы оставили уголек на столе, но больше он ничего не рисовал. На столе была коряво нацарапана неуклюжая фигурка. Она была согнута и искажена, голова обведена кругом. Внимание Дженнингса сразу же привлекли три цифры, начертанные над головой согнувшейся фигуры. Это были шестерки. Их было три. Как отметка на ноге Тассоне. - Видите эту линию над головой? - сказал монах. - Она означает капюшон монаха. - Это автопортрет? - спросил Дженнингс. - Мы так считаем. - А что это за шестерки? - Шесть - это знак дьявола, - ответил монах. - Семь - идеальное число, число Христа. А шесть - число Сатаны. - А почему их три? - спросил Дженнингс. - Мы считаем, что это означает дьявольскую Троицу. Дьявол, Антихрист и Лжепророк. - Отец, Сын и Святой дух, - заметил Торн. Монах кивнул. - Для всего святого есть свое нечистое. В этом сущность искушения. - Но почему вы считаете, что это исповедь? - спросил Дженнингс