. - Вы назвали рисунок автопортретом или что-то в этом роде. Он символически окружен Троицей ада. - Но ведь вы не знаете конкретно, что он хотел рассказать? - Детали не так важны, - сказал монах. - Самое главное, что он раскаивается. Дженнингс и Торн пристально взглянули друг на друга. Торном овладело отчаяние. - Можно мне поговорить с ним? - спросил он. - Это вам не поможет. Торн посмотрел на Спиллетто и содрогнулся при виде его застывшего, обезображенного лица. - Отец Спиллетто, - твердо сказал он. - Меня зовут Торн. Священник смотрел вверх. Он не шевелился и не слышал Джереми. - Бесполезно, - сказал монах. Но остановить Торна было уже невозможно. - Отец Спиллетто, - повторил Торн. - Помните того РЕБЕНКА? Я хочу знать, откуда он. - Я прошу вас, сеньор, - предупредительно произнес монах. - Вы сознались ИМ, - закричал Торн, - теперь сознайтесь МНЕ! Я хочу знать, откуда тот ребенок! - Мне придется попросить вас... Монах хотел взяться за кресло Спиллетто, но Дженнингс преградил ему путь. - Отец Спиллетто! - заорал Торн в немое, неподвижное лицо. - Я умоляю вас! ГДЕ ОНА? КТО ОНА?! Пожалуйста! Отвечайте же! Вдруг все загудело. В церкви начали звонить колокола. Звук был невыносимый, Торн и Дженнингс содрогнулись при страшном звоне, отражающемся от каменных монастырских стен. Торн взглянул вниз и увидел, как рука священника начала подниматься. - Уголь! - закричал Торн. - Дайте ему уголь! Дженнингс моментально кинулся вперед, схватил кусок угля со стола и сунул его в трясущуюся руку. Колокола продолжали звонить, рука священника, дергаясь, чертила на столе корявые буквы, каждый раз вздрагивая при звуке колокола. - Это какое-то слово, - возбужденно вскричал Дженнингс. - Ч... Е... Р... Священник затрясся всем телом, пытаясь чертить дальше, боль и напряжение переполняли его, он раскрыл рот, и оттуда послышался какой-то звериный стон. - Продолжайте же! - настаивал Торн. - В... - читал Дженнингс. - Е... Т... Неожиданно колокольный звон оборвался. Священник выронил уголь из судорожно сжатых пальцев, и голова его упала на спинку кресла. Измученные глаза уставились в небо, лицо было покрыто потом. Все стояли в тишине, вглядываясь в слово, нацарапанное на столе. - Червет?.. - спросил Торн. - Червет, - отозвался Дженнингс. - Это по-итальянски? Они обернулись к монаху, тоже смотревшему на слово. - Вам это слово о чем-нибудь говорит? - спросил Торн. - Черветери, - ответил монах. - Я думаю, что это Черветери. - Что это? - спросил Дженнингс. - Это старое кладбище. Этрусское. Кладбище ди Сантанджело. Тело священника снова задрожало, он застонал, пытаясь что-то сказать, но потом внезапно затих. Торн и Дженнингс посмотрели на монаха, тот покачал головой и произнес с отвращением: - Черветери - это сплошные развалины. Остатки гробницы Течалка. - Течалка? - переспросил Дженнингс. - Этрусский дьяволобог. Они сами были почитателями дьявола. Место его захоронения считалось священным. - Почему он написал это? - спросил Торн. - Я не знаю. - Где оно находится? - спросил Дженнингс. - Там ничего нет, сеньор, кроме могил и... одичавших собак. - Где оно? - нетерпеливо переспросил Дженнингс. - Ваш шофер должен знать. Километров пятьдесят к северу от Рима. Гроза из Рима перенеслась за город, сильный дождь замедлял их движение, особенно после того, как они свернули с главного шоссе на более старую дорогу, грязную и всю в рытвинах. Один раз машина застряла, въехав задним левым колесом в канаву, им всем пришлось выходить и толкать ее. Приближалось утро, небо светлело. Дженнингс заморгал, пытаясь разглядеть, куда же они заехали. Постепенно до него дошло, что это уже Черветери. Перед ним возвышался железный забор, а за ним на фоне светлеющего неба виднелись силуэты надгробий. Дженнингс вернулся к машине, открыл багажник, отыскал свой аппарат и зарядил новую пленку. Взгляд его упал на железный ломик, валявшийся в углу багажника среди промасленных тряпок. Дженнингс достал его, оглядел и заткнул за пояс, потом осторожно закрыл багажник и пошел в сторону ржавого железного забора. Земля была сырая, Дженнингс замерз и дрожал, двигаясь вдоль забора в поисках ворот. Но их не было. Проверив еще раз фотоаппарат, он влез с помощью дерева на забор, на секунду потерял равновесие и порвал пальто, неудачно приземлившись с другой стороны. Поправив камеру и поднявшись, Дженнингс направился в глубь кладбища. Небо становилось все светлей, и теперь он мог разглядеть вокруг могилы и разбитые статуи. Они были сделаны довольно искусно, хотя и подверглись сильному разрушению. Изуродованные каменные лица холодно и отрешенно взирали на снующих внизу грызунов. Несмотря на заморозки, Дженнингс почувствовал, что вспотел. Он нервно оглядывался, продолжая идти дальше. Дженнингса не покидало ощущение, что за ним наблюдают. Пустые глаза статуй, казалось, следили за ним, когда он проходил мимо. Дженнингс остановился, чтобы успокоиться, и посмотрел вверх. Прямо перед ним высилась огромная фигура идола, уставившегося на Дженнингса сверху вниз, лицо истукана застыло в гневе. У Дженнингса перехватило дыхание, выпученные глаза идола как будто требовали, чтобы он убирался отсюда. Заросший волосами лоб, мясистый нос, яростно открытый рот с толстыми губами. Дженнингс поборол в себе чувство страха, поднял аппарат и сделал три снимка со вспышкой, молнией осветившей каменное лицо идола... Торн открыл глаза и обнаружил, что Дженнингс исчез. Он вышел из машины и увидел перед собой кладбище, разбитые статуи были освещены первыми лучами солнца. - Дженнингс?! Ответа не последовало. Торн подошел к забору и снова позвал Дженнингса. Вдали послышался звук. Торн схватился за скользкие прутья и с трудом перелез через забор. - Дженнингс?.. Звуки затихли. Торн искал Дженнингса в лабиринте полуразрушенных статуй. Он медленно брел вперед. Ботинки хлюпали в грязи. Полуразваленная скульптура горгульи вдруг выросла перед Торном, и ему стало не по себе. Кладбищенская тишина давила. Все вокруг, казалось, внезапно застыло. То же ощущение Торн испытывал и раньше. Тогда, в Пирфорде, он заметил два сверкающих глаза, следящих за домом. Торн остановился, решив, что и на этот раз за ним могут следить. Он осмотрел статую и заметил рядом большой крест, врытый в землю. Джереми замер. Откуда-то из-за куста послышался шум. Звук шагов быстро приближался. Торн бросился бежать, но ноги не слушались, и он остановился как вкопанный с расширившимися от ужаса глазами. - Торн! Это был Дженнингс. Задыхаясь, с диким взглядом, он прорвался сквозь кусты и быстро подошел к Торну, сжимая в руках железный ломик. - Я нашел! - выпалил он. - Я нашел! - Что нашел? - Пошли! Пошли со мной! Они двинулись вперед. Дженнингс легко прыгал через надгробия, Торн из последних сил пытался не отставать от него. - Вот! Посмотри сюда! Это те самые! - воскликнул Дженнингс и остановился на пустой площадке около двух могил, вырытых рядом. В отличие от всех остальных эти могилы были выкопаны сравнительно недавно, одна из них была обычных размеров, другая - маленькая. Надгробия выглядели скромно: на них упоминались только даты и имена. - Видите число? - возбужденно спросил Дженнингс. - Шестое июня. Ш_е_с_т_о_е _и_ю_н_я_! Четыре года назад. Мать и ребенок... Торн медленно подошел к могилам и встал, глядя на холмики. - Эти - единственно свежие на всем кладбище, - гордо заявил Дженнингс. - Другие настолько древние, что даже надписи не разберешь. Торн не ответил. Он встал на колени и стряхнул с камней присохшую грязь, чтобы прочитать надписи. - ...Мария Аведичи Сантойя... Младенец Сантойя... In Morte et in. Nate Amplexa rantur Generationes. - Что это значит? - Латынь. - Что там написано? - ...В смерти... и рождении... поколения объединяются. - Вот так находка! Дженнингс опустился на колени рядом с Торном и удивленно обнаружил, что его товарищ плачет. Торн, склонивши голову, рыдал. Дженнингс подождал, пока тот успокоится. - Вот он, - простонал Торн. - Теперь я знаю. Здесь похоронен мой ребенок. - И, возможно, женщина, родившая ребенка, которого вы сейчас воспитываете. Торн посмотрел на Дженнингса. - Мария Сантойя, - сказал Дженнингс, указывая на надгробия. - Здесь мать и ребенок. Торн покачал головой, пытаясь вникнуть в смысл слов. - Послушай, - сказал Дженнингс. - Мы ведь требовали, чтобы Спиллетто рассказал, где мать. Вот мать. А это, возможно, ваш ребенок. - Но почему здесь? Почему в таком месте? - Я не знаю. - Почему в этом ужасном месте?! Дженнингс посмотрел на Торна. Он сам ничего не понимал. - Есть только один способ узнать. Главное, мы нашли их, теперь можно разузнать и остальное. Он поднял лом и воткнул его глубоко в землю. Лом вошел по рукоятку и с глухим звуком остановился. - Это не так сложно. Они всего где-то на фут под землей. Он разрыхлил ломиком землю, а потом взялся разгребать ее руками. - Ты не хочешь мне помочь? - спросил он Торна, и тот без особого желания принялся помогать онемевшими от холода пальцами. Через полчаса, грязные, мокрые от нота, они очищали последний слой земли с бетонных плит. Закончив разгребать, Торн и Дженнингс уставились на гробовые плиты. - Чувствуете запах? - спросил Дженнингс. - Да. - Наверное, все делалось в спешке, правила не соблюдались. Торн не отвечал, переживая страшные мучения. - Какую сначала? - спросил Дженнингс. - Может быть, не надо этого делать? - Надо. - Но это как-то не по-человечески. - Если хотите, я позову шофера. Торн стиснул зубы и покачал головой. - Тогда начнем, - сказал Дженнингс. - Сначала большую. Дженнингс подсунул домкрат под плиту. Потом, используя его в качестве рычага, отодвинул крышку гроба ровно настолько, чтобы под нее можно было просунуть пальцы. - Ну, давай, черт возьми! - закричал он, и Торн пришел на помощь. Руки его тряслись от напряжения, когда он вместе с Дженнингсом поднимал тяжелую крышку. - Весит не меньше тонны!.. - промычал Дженнингс. Навалившись на плиту всем телом, им удалось приподнять ее и удерживать, пока глаза изучали темную яму. - Боже мой! - вырвалось у Дженнингса. В гробу лежал труп шакала. Личинки и насекомые облепили его со всех сторон, ползая по останкам плоти и шкуры, каким-то образом еще сохранившейся на скелете. Торн вздрогнул и отпрянул назад. Плита выскользнула из рук и с грохотом упала в склеп, разбившись на куски. Туча мух взмыла вверх. Дженнингс в ужасе кинулся к Торну, поскользнулся в грязи и, схватив его, попытался увести подальше от склепа. - Нет!!! - заорал Торн. - Пошли! - Нет! - продолжал орать Торн. - ВТОРУЮ! - Для чего? Мы видели все, что нам было нужно. - Нет, другую, - в отчаянии простонал Торн. - Может, там тоже зверь! - Ну и что? - Тогда, может быть, мой ребенок где-нибудь живет! Дженнингс остановился под обезумевшим взглядом Торна и попытался ломом приподнять маленькую крышку. Торн подошел к нему, просунул под плиту пальцы. Через секунду она слетела, и лицо Торна исказилось от горя. В маленьком склепе лежали останки ребенка, его крошечный череп был разбит на кусочки. - Голова... - всхлипывал Торн. - ...Боже... - Они убили его! - Пошли отсюда. - Они убили моего сына! - закричал Торн изо всех сил. Крышка упала, и оба посмотрели на нее в диком ужасе. - Они убили его! - рыдал Торн. - Они убили моего сына! Дженнингс поднял Торна на ноги и силой потащил его прочь. Но неожиданно он остановился, вздрогнув от страха. - Торн, смотри. Торн глянул туда, куда указывал Дженнингс, и увидел впереди голову черной немецкой овчарки. У нее были близко посаженные светящиеся глаза, из полуоткрытой пасти текла слюна. Где-то рядом послышался злобный рык. Торн и Дженнингс не двигались, зверь медленно вышел из-за кустов и наконец стал виден полностью. Он был тощий, весь в шрамах, на боку виднелась свежая рана. Соседние кусты зашевелились, и показалась еще одна собачья морда, серая и изуродованная. Потом появилась еще, и еще одна, все кладбище пришло в движение. Отовсюду возникали темные силуэты, теперь их было не меньше десятка - бешеных голодных псов. С морд стекала слюна. Дженнингс и Торн замерли на месте, боясь даже взглянуть друг на друга. Воющая стая держалась пока на расстоянии. - Они чуют... трупы... - прошептал Дженнингс. - Надо идти... назад. Сдерживая дыхание, они начали медленно отступать, в тот же момент собаки двинулись на них, низко пригнув головы и как бы выслеживая добычу. Торн споткнулся и невольно вскрикнул, Дженнингс тут же вцепился в него и, пытаясь сохранить спокойствие, прошептал: - Не бежать... им нужны... только трупы... Но, миновав вскрытые могилы, собаки не остановились, следя глазами только за живыми людьми. Расстояние между людьми и собаками сокращалось, звери подходили все ближе. Торн оступился и ухватился за Дженнингса, обоих колотила дрожь. Они продолжали отступать, спины их уперлись во что-то твердое. Вздрогнув, Торн оглянулся. Они стояли у подножия каменного идола, это была западня. Собаки окружили людей, перекрыв все доступы к побегу. На какое-то мгновение и хищники, и их жертвы, стоящие в кругу оскаленных пастей, застыли. Солнце уже взошло и красноватым отблеском освещало надгробия. Собаки замерли, ожидая сигнала броситься вперед. Шли секунды, люди теснее и теснее прижимались друг к другу, собаки пригнулись, готовясь к прыжку. Испустив боевой клич, Дженнингс замахнулся ломиком на вожака стаи, и собаки тут же кинулись на них. Дженнингса сбили с ног, звери подбирались к его шее. Репортер катался по земле, ремни фотоаппарата крепко прилегали к его шее, а звери сновали рядом, пытаясь добраться до его плоти. Беспомощно отбиваясь от них, Дженнингс почувствовал у подбородка камеру. Захрустели линзы в собачьих зубах, звери рвали ее, пытаясь отодрать от Дженнингса. Торну удалось отбежать к забору, в этот момент огромная собака бросилась на него, и челюсти ее сомкнулись на его спине. Джереми упал на колени, и тут другие собаки кинулись на него. Щелкали челюсти, брызгала слюна. Торн отбивался, пытаясь подползти поближе к забору. Он сжался в комок, чувствуя на себе яростные, жалящие укусы. На какую-то долю секунды ему удалось разглядеть Дженнингса, который катался по земле, и собак, пытавшихся в бешенстве добраться до его шеи. Торн не чувствовал боли, в нем кипело одно лишь страстное желание - убежать! Джереми встал на четвереньки - собачьи клыки впивались ему в спину - и так продолжал подбираться к забору. Рука его нащупала что-то холодное. Это был ломик, брошенный Дженнингсом. Он сжал его и ткнул назад, туда, где были звери. Раздался страшный визг, и он понял, что попал. Кровь хлынула ему на плечи, и, обернувшись, Торн увидел, что у одного пса выбит глаз. Это придало ему храбрости, он начал бить ломом направо и налево и вскоре смог подняться на ноги. Дженнингс откатился к дереву. Собаки разъяренно продолжали наскакивать на него, разрывая зубами ремни фотоаппарата. Во время схватки внезапно сработала вспышка, и звери в ужасе отскочили. Торн был уже на ногах и яростно размахивал ломом, отступая к заграждению. Дженнингс, пятясь, пробирался к забору, выставив перед собой вспышку, и всякий раз, когда собаки оказывались слишком близко, нажимал на кнопку. В конце концов ему удалось добраться до забора. Он быстро пошел к Торну, вспышкой сдерживая собак. Торн влез на забор и там, неудачно повернувшись, напоролся подмышкой на один из ржавых прутьев. Вскрикнув от боли, он дернулся, подался вперед и рухнул на землю с другой стороны забора. Дженнингс последовал за ним, время от времени нажимая на спуск вспышки, а потом, спрыгивая с забора, швырнул камеру в собак. Торн шатался. Дженнингс с трудом дотащил его до машины. Шофер, оцепенев от ужаса, смотрел на них. Он попытался завести автомобиль, но ключей на месте не оказалось. Тогда он выскочил из машины, помог Дженнингсу усадить Торна на заднее сиденье. Дженнингс подбежал к багажнику, чтобы достать ключ зажигания, и тут его взгляд опять упал на собак. Они кидались на забор и выли от злобы, одна из них пыталась перескочить заграждение и почти преодолела его, но один из прутьев проткнул ей горло, кровь из раны хлынула фонтаном. Остальные собаки, почуяв кровь, бросились на нее и заживо разорвали на части. Машина рванула вперед. Захлопала незакрытая дверь, шофер со страхом смотрел в зеркальце на своих пассажиров. Их тела составляли в этот момент единое месиво из крови и лохмотьев. Тесно прижавшись друг к другу, Торн и Дженнингс рыдали, как дети. 11 Шофер такси подвез их к отделению неотложной помощи, вытащил из машины их багаж и уехал. Торн был настолько потрясен случившимся, что на все вопросы отвечал Дженнингс. Он назвал выдуманные имена и изложил историю, которая вполне удовлетворила больничные власти. Он рассказал, что они изрядно выпили и забрели в частные владения, где висели предупредительные таблички об охране территории сторожевыми собаками. Это было в пригороде, но где именно, он не помнил, там был высокий железный забор, с которого свалился его приятель. Им обработали раны, сделали уколы против столбняка и велели вернуться через неделю на анализ крови, чтобы проверить, подействовало ли лекарство. Они переоделись и ушли, потом отыскали небольшую гостиницу и подписались вымышленными именами. Консьерж потребовал, чтобы они заплатили деньги вперед, и после этого выдал им ключ. Торн принялся тут же звонить по телефону и, пока Дженнингс метался по комнате, безуспешно пытался соединиться с Катериной. - Они могли бы убить тебя, но не убили, - испуганно говорил Дженнингс. - Они преследовали МЕНЯ, пытались добраться до моей шеи. Торн поднял руку, умоляя Дженнингса замолчать, сквозь рубашку просвечивало темное кровавое пятно. - Ты слышишь, что я тебе говорю, Торн?! Им нужна была моя шея!! - Это больница? Да, она в палате 4А. - Боже мой, если бы не моя камера... - продолжал Дженнингс. - Подожди, пожалуйста, у меня срочный звонок. - Мы должны что-то делать, Торн. Слышишь? Торн обернулся к Дженнингсу и вгляделся в раны на его шее. - Найди мне город Меггидо, - тихо сказал он. - Как, черт возьми, я его найду? - Не знаю. Сходи в библиотеку. - В библиотеку? Иисусе Христе! - Алло? - сказал Торн в трубку. - Катерина? Катерина, чувствуя озабоченность в голосе мужа, приподнялась и села на больничной кровати. Она держала трубку здоровой рукой, другая, загипсованная, лежала неподвижно. - С тобой все в порядке? - спросил Торн в отчаянии. - Да. А с тобой? - Да. Я просто хотел убедиться... - Где ты? - Я в Риме. В гостинице "Императоре". - Что случилось? - Ничего. - Ты не болен? - Нет, я боялся... - Возвращайся, Джерри. - Я не могу сейчас вернуться. - Мне страшно. - Тебе нечего бояться. - Я звонила домой, но там никто не подходит. Торн посмотрел на Дженнингса. Тот переодевал рубашку и собирался уходить. - Джерри, - сказала Катерина. - Я думаю, мне лучше пойти домой. - Оставайся на месте, - попросил Торн.. - Я волнуюсь за Дэмьена. - И близко к дому не подходи, Катерина! - Мне НАДО... - Послушай меня, Катерина. Не подходи к дому! Катерина замолчала, встревоженная его тоном. - Если ты боишься за меня, - сказала она, - то не стоит. Я разговаривала с психиатром и начала кое-что понимать. Это не из-за Дэмьена, это все из-за меня самой. - Катерина... - Послушай меня. Я сейчас принимаю литиум. Это против депрессии. И мне помогает. Я хочу домой. Я хочу, чтобы ты вернулся. - Она замолчала, голос ее вдруг охрип. - И я хочу, чтобы все было хорошо. - Кто дал тебе это лекарство? - спросил Торн. - Доктор Гриер. - Оставайся в больнице, Катерина. Не уходи, пока я не вернусь. - Я хочу домой, Джерри. - Ради Бога... - Я чувствую себя хорошо! - Нет, не хорошо! - Не беспокойся. - Катерина! - Я пойду домой, Джерри. - Нет! Я вернусь. - Когда? - Утром. - А вдруг дома что-то случилось? Я туда звонила... - Да, дома ЧТО-ТО случилось, Катерина. Она снова замолчала, от этих слов ее затрясло. - Джерри? - спросила она тихо. - Что случилось? - Не по телефону, - умоляюще произнес Торн. - Что случилось? Что произошло у нас дома? - Жди меня на месте. Не уходи из больницы. Я буду дома утром и все тебе объясню. - Пожалуйста, не надо... - Это не из-за ТЕБЯ, Катерина. С тобой все в порядке. - Что ты говоришь? Дженнингс взглянул на Торна и мрачно покачал головой. - Джерри? - Это не наш ребенок, Катерина. Дэмьен принадлежит не нам. - Что? - Не ходи домой, - предупредил Торн. - Жди меня. Он повесил трубку. Потрясенная Катерина сидела, не шевелясь. Вдруг она почувствовала, что панический ужас отпускает ее. Лекарство действовало, и голова у нее была ясная. Катерина сняла трубку и набрала домашний номер. Ответа не было. Тогда она повернулась к селектору над кроватью и с усилием нажала кнопку. - Да, мэм? - раздался голос. - Мне нужно уйти из больницы. Я должна с кем-нибудь переговорить по этому поводу? - Вы должны получить разрешение от врача. - Найдите мне его, пожалуйста. - Попробую. Голос замолчал, и Катерина снова очутилась в полной тишине. Няня принесла обед, но у нее не было аппетита. На поднос стояло маленькое блюдечко с желе. Катерина случайно дотронулась до него, оно показалось ей прохладным и подействовало успокаивающе, она медленно растерла его между пальцев. За сотни миль от больницы, на кладбище Черветери все было спокойно, небо хмурилось, безмолвие прерывалось лишь тихим звуком, будто кто-то копал землю. У разрытых могил две собаки скребли землю, механически работая лапами и заваливая открытые склепы. Земля мягко падала на останки шакала и ребенка. Позади на железном заборе безжизненно висело изуродованное тело. Один из псов запрокинул морду и издал низкий скорбный вой. Этот собачий стон зазвучал по всему кладбищу, постепенно набирая силу, и другие звери присоединялись к нему, пока все вокруг не наполнилось их нестройным завывающим хором. В палате Катерина снова протянула руку к селектору, в ее голосе звучало нетерпение. - Кто-нибудь есть? - спросила она. - Вас слушают, - ответил голос. - Я просила найти мне врача. - Боюсь, что это невозможно. Он в операционной. На лице Катерины отразилось раздражение. - Вы не могли бы прийти сюда и помочь мне? - Я пошлю кого-нибудь. - Побыстрее, пожалуйста. - Постараюсь. Катерина с трудом встала с постели и подошла к шкафу, где сразу же отыскала свою одежду. Платье было с запахом и легко надевалось, но ночная рубашка была застегнута у шеи, и, взглянув на себя в зеркало, Катерина подумала, что с загипсованной рукой ей вряд ли удастся снять рубашку, сшитую из пурпурной газовой материи. Она потянула за пуговицы, они расстегнулись сами собой, и Катерина, пытаясь снять рубашку через голову, совершенно запуталась в этой пурпурной ловушке. - Она сражалась с газовой материей, все туже закручивая ее вокруг шеи, и чувствовала, как паника охватывает ее. Внезапно открылась дверь, и женщина вздохнула с облегчением - наконец-то подоспела помощь. - Эй, - произнесла Катерина, пытаясь разглядеть через тонкий пурпур вошедшего. Но ответа не последовало. - Здесь есть кто-нибудь? И тут она застыла. Перед ней стояла миссис Бэйлок. Ее лицо было сильно напудрено, на губах алой помадой была нарисована страшная улыбка. Катерина молча наблюдала, как миссис Бэйлок медленно прошла мимо нее, распахнула окно и посмотрела вниз на улицу. - Вы не могли бы помочь мне... - прошептала Катерина. - По-моему... я немного запуталась. Миссис Бэйлок только ухмыльнулась, от этой усмешки Катерина похолодела. - Прекрасный день, Катерина, - сказала женщина. - Хороший денек для полета. Она шагнула вперед, крепко схватив Катерину за ночную рубашку. - Прошу вас, - взмолилась Катерина. Их глаза встретились в последний раз. - Вы такая красивая, - сказала миссис Бэйлок. - Пошлите же нам воздушный поцелуй. Она навалилась на Катерину и, придавив ее к подоконнику, мощными руками выпихнула в окно. К приемному отделению подъехала машина "скорой помощи" с вращающейся красной лампочкой и гудящей сиреной. В этот момент из окна седьмого этажа выпала женщина, лицо ее было закутано в пурпурный газ. Она падала очень долго, но никто не успел заметить ее, пока она не ударилась о крышу "скорой помощи". Потом тело ее еще раз дернулось и успокоилось навсегда. В ту же минуту на Черветерском кладбище наступила тишина. Могилы были засыпаны, и собаки убрались в кусты... Торн ужасно устал и сразу же заснул. Его разбудил телефонный звонок. Было темно, Дженнингс еще не вернулся. - Да? - сонным голосом ответил Торн. Звонил доктор Беккер, тревожный голос выдавал его состояние. - Я рад, что застал вас, - сказал он. - Название гостиницы было записано на ночном столике у Катерины, но я с трудом разыскал... - Что случилось? - Катерина выбросилась из окна больницы. - ...Что? - еле выговорил Торн. - Она умерла, мистер Торн. Мы сделали все возможное. Комок застрял в горле у Торна, он не мог говорить. - Мы не знаем точно, что произошло. Она хотела уйти из больницы, а потом мы нашли ее на улице. - Она умерла?.. - с трудом произнес Торн. - Сразу же. У нее был разбит череп. Торн застонал и прижал трубку к груди. - Мистер Торн... Но Торн уже повесил трубку. Он плакал. В полночь вернулся Дженнингс, его неуклюжая фигура была сгорблена от усталости. Он взглянул на Торна, лежащего на кровати. - Торн? - Да, - прошептал Торн. - Я ходил в библиотеки, в автоклуб, а потом справился в Королевском Географическом Обществе. Торн не ответил, и Дженнингс тяжело опустился на кровать. Он увидел, что кровавое пятно на рубашке Торна увеличилось. - Я выяснил насчет города Меггидо. Название взято от слова "Армагеддон". "Конец света". - Где он? - безучастно спросил Торн. - Боюсь, что это порядка пятидесяти футов под землей. В пригороде Иерусалима. Там сейчас идут раскопки. По-моему, от какого-то американского университета. Ответа не последовало, Дженнингс лег и расслабился. Он выглядел очень усталым. - Я хочу поехать туда, - шепотом сказал Торн. Дженнингс кивнул и протяжно вздохнул. - Если бы вспомнить имя старика... - Бугенгаген. - Бугенгаген? - Да. И стихи я тоже вспомнил. Дженнингс недоуменно взглянул на Торна. - Имя человека, с которым вы должны были встретиться, - Бугенгаген? - Да. - Бугенгаген - это человек, изгоняющий из людей дьявола, он жил в семнадцатом веке и упоминался в одной из наших книг. - Именно это имя, - безучастно ответил Торн. - Я вспомнил все. Все, что он говорил. - Аллилуйя! - выдохнул Дженнингс. - "Когда еврей в Сион придет... - почти шепотом начал Торн. - И небеса пошлют комету... И Рим познает свой восход... Мы больше не увидим света". Дженнингс напряженно слушал его в темноте. Потом, завороженный безжизненным тоном Торна, он понял, что в нем что-то резко и бесповоротно изменилось. - "Из Вечного Моря Зверь тот восстанет... - продолжал Торн. - И войско придет, чтобы биться до смерти... Убьет брата брат и свой меч не оставит... Пока не умолкнет последнее сердце". Он замолчал. Дженнингс переждал, пока стихнет сирена полицейской машины, проезжающей внизу, и подошел к окну. - Что случилось? - спросил он. - Катерина погибла, - безразлично ответил Торн. - И я хочу, чтобы ребенок тоже умер. Они прислушивались к звукам на улице, так и не уснув до самого рассвета. В восемь часов Торн позвонил по номеру ЕI-АI и заказал билеты на дневной рейс в Израиль. Торн часто путешествовал, но в Израиле никогда не был. Все его знания об этой стране сводились к новостям из газет, а также к его недавним поискам цитат из Библии. Он удивился, что Израиль оказался современным государством. Страна, существовавшая еще во времена фараонов, но родившаяся вновь только сейчас, в век асфальта и бетона, была похожа на огромный кусок штукатурки, брошенный посреди сухой пустыни. Это небо было когда-то свидетелем бегства евреев из Египта; теперь же его сплошь и рядом протыкали высотные здания и гостиницы. Отовсюду доносился шум строек. Огромные краны наступали, словно механические слоны, перенося грузы в своих "хоботах". Город как будто стремился побыстрее разрастись во всех направлениях. Асфальт во многих местах был разбит, и дороги, выстроенные совсем недавно, но уже устаревшие, теперь заново перестраивались. Повсюду висели объявления, зазывающие на экскурсии по Священной Земле. У полиции тоже хватало работы: они проверяли чемоданы и сумки, выискивая потенциальных диверсантов. Торна и Дженнингса задержали в аэропорту: их ссадины и синяки вызывали подозрение. Торн предъявил свой гражданский паспорт, чтобы скрыть принадлежность к американской администрации. На такси они добрались до гостиницы Хилтон, потом в магазине мужской одежды купили себе легкие костюмы. Жара усиливалась. Пот проникал в рану Торна и вызывал сильную боль. Рана до сих пор кровоточила, и Дженнингс, заметив это, предложил Торну обратиться к врачу. Но Торн горел единственным желанием - найти старика Бугенгагена. Торн и Дженнингс направились в сторону рынка, спрашивая всех подряд, слышал ли кто имя "Бугенгаген". Это имя никому ничего не говорило, и они продолжали поиски. Торн был на краю отчаяния, он еле передвигал ноги. Дженнингс, напротив, был бодр и носился по городу, забегая в магазины, на фабрики, проверяя телефонные справочники и даже один раз побывав в полиции. - Возможно, он сменил фамилию, - со вздохом сказал Дженнингс на следующее утро, когда они с Торном уселись на лавочке в парке. - Может быть, теперь он Джордж Буген. Или Джим Гаген. Или Иззи Гагенберг. Через день они переехали в Иерусалим и сняли там комнату в небольшой гостинице. Снова и снова продирались они сквозь толпы людей в поисках того, кто хотя бы раз слышал это странное имя. Но все было тщетно. - Похоже, пора сдаваться, - сказал Дженнингс, выглядывая из окна гостиничной веранды. В комнате было жарко. Торн, обливаясь потом, лежал на кровати. - Если здесь всего один-единственный Бугенгаген, то у нас нет ни малейшего шанса его отыскать. А пока мы стоим перед фактом, что его вообще не существует. Он прошел в комнату и стал искать сигареты. - Черт побери, этот маленький священник все время кололся морфием, а мы все его слова принимаем на веру. Слава Богу, он не посоветовал тебе отправиться на Луну, иначе бы мы уже отморозили себе задницы. Он тяжело опустился на кровать и посмотрел на Торна. - Я не понимаю, Торн. Еще несколько дней назад я был уверен в необходимости наших поисков, а теперь все это кажется мне безумием. Торн кивнул и; сморщившись от боли, сел на кровати. Он снял бинт, и Дженнингс скривился, увидев открытую рану. - Эта штуковина мне не нравится. - Все нормально. - Похоже, начинается заражение. - Все нормально, - повторил Торн. - Почему ты не хочешь, чтобы я нашел врача? - Найди лучше старика, - огрызнулся Торн. - Он единственный, кого я хочу найти. Дженнингс собрался ответить Торну, но его остановил тихий стук в дверь. Распахнув ее, он увидел нищего. Это был невысокий пожилой араб, голый до пояса. Араб улыбнулся, обнажив при этом золотой зуб, и чересчур вежливо раскланялся. - Что вы хотите? - спросил Дженнингс. - Это вы ищете старика? Дженнингс и Торн быстро переглянулись. - Какого старика? - осторожно спросил Дженнингс. - Мне сказали на рынке, что вы ищете старика. - Да, мы ищем одного человека. - Я вас поведу к нему. Торн с трудом поднялся и многозначительно посмотрел на Дженнингса. - Быстрей-быстрей, - подгонял их араб. - Он говорит, что вы пришли как раз вовремя. Они отправились пешком по переулкам Иерусалима. Шли быстро и молча. Маленький араб указывал им путь. Он был удивительно проворен для своего возраста. Торн и Дженнингс пытались не упустить его из виду, а он ловко нырял в кривые закоулки и подворотни. Араб улыбался, как чеширский кот, когда Торн с Дженнингсом, задыхаясь, наконец-то догнали его. Очевидно, здесь был конец их путешествию, но перед ними высилась кирпичная стена. Дженнингс и Торн внезапно пришли к мысли, что их просто Надули. - Вниз, - сказал араб, приподнял решетку и жестом указал, куда им лезть. - Это еще что за чертовщина? - возмутился Дженнингс. - Живо-живо. - Араб снова ухмыльнулся. Торн и Дженнингс переглянулись и молча повиновались. Араб спустился вслед за ними. Внизу было темно, и араб зажег факел. Он торопливо семенил впереди; увлекая их все глубже и глубже в подземелье. При слабом свете путешественники успели разглядеть скользкую лестницу из грубого камня. Рядом проходила канализационная система, и все вокруг было покрыто скользкими коричневатыми растениями, которые отвратительно пахли и мешали идти. Они спускались медленно и осторожно, но, когда ступени кончились, араб снова трусцой припустился вперед. Торн с Дженнингсом попытались бежать, но не могли при этом удержаться на скользких камнях. Араб удалялся, и его факел стал похож на крошечную светящуюся точку. Спутников окружал полумрак, туннель впереди сужался, и они с трудом умещались в узком проходе. Этот туннель походил на часть ирригационной системы, и Дженнингс вдруг подумал, что они, возможно, как раз путешествуют по тем самым "сложным и запутанным системам каналов", о которых говорили археологи в пустыне. Они пробирались наугад, окруженные темнотой и камнями. Шаги гулко отдавались в напряженной тишине. Светящаяся точка факела исчезла окончательно, и, замедлив шаг, они вдруг осознали свое одиночество, ощущая взаимное присутствие лишь по тяжелому дыханию. - Дженнингс, - задыхаясь, произнес Торн. - Я здесь. - Я не вижу... - Этот негодяй... - Подожди меня. - Нет смысла, - отрезал Дженнингс. - Мы уперлись в стену. Торн двинулся вперед, дотронулся до Дженнингса и коснулся стены. Тупик. Араб исчез. - Он не мог уйти другим путем, - пробормотал Дженнингс. - Я уверен. Он зажег спичку, и она осветила небольшое пространство вокруг них, похожее на склеп: каменный свод почти придавил их, влажные трещины кишели тараканами. - Это что - сточная труба? - спросил Торн. - Здесь сыро, - заметил Дженнингс. - Какого черта здесь сыро? Спичка потухла, и они снова очутились в темноте. - Это сухая пустыня. Откуда, черт побери, здесь вода? - Наверное, где-то должен быть подземный источник... - размышлял Торн. - Или резервуары. Я не удивлюсь, если узнаю, что мы находимся рядом с водопроводом. Торн не отвечал, он не мог справиться со своим дыханием. - Пойдем, - выговорил он. - Через стену? - Назад. Давай выбираться отсюда. Они возвращались на ощупь, скользя ладонями по влажным каменным стенам. Путешественники еле передвигались в темноте, и каждый дюйм выматывал похлестче целой мили. Внезапно рука Дженнингса повисла в воздухе: он ощутил пустое пространство. - Торн? Дженнингс взял Торна за руку и притянул поближе к себе. Рядом с ними под прямым углом к туннелю обнаружился проход. Очевидно, они не заметили его в темноте и проскочили. - Там внизу свет, - прошептал Торн. - Наверное, это наш остроумий проводник. Торн и Дженнингс медленно плелись по проходу. Через некоторое время он влился в пещеру; пол здесь был выложен булыжником, стены не доходили до потолка, а были похожи скорей на зазубрины. Они разглядели, что пространство впереди освещалось не одним факелом. Это был светлый каменный зал, в центре которого стояли два человека, наблюдавшие за ними и, очевидно, ожидавшие их появления. Один из них был тот самый нищий араб. Его затушенный факел валялся поодаль. Вторым был пожилой человек, одетый в шорты цвета хаки и рубашку с короткими рукавами. Он был серьезен, лицо его выглядело изможденным, рубашка, пропитанная потом, прилипала к телу. Позади старика Торн и Дженнингс разглядели деревянный стол, на котором валялись кипы бумаг и свитков. Дженнингс и Торн вошли внутрь пещеры. Они стояли молча, щурясь от неожиданно яркого света. Зал освещался десятками висящих светильников, на стенах обозначились тусклые контуры зданий, лестниц, впаянных, казалось, прямо в скалы. Под ногами была простая земля, но в некоторых местах явно проглядывались фрагменты булыжной мостовой, свидетельствующие, что в древности здесь пролегала улица. - Двести драхм, - сказал араб и протянул руку. - Вы можете заплатить ему? - спросил человек в шортах и пожал плечами, как бы извиняясь. - Вы... - Дженнингс запнулся, потому что старик утвердительно кивнул. - Вы... Бугенгаген? - Да. Дженнингс подозрительно взглянул на него. - Бугенгаген - это человек, изгонявший дьявола и живший в семнадцатом веке. - Это было девять поколений назад. - Но вы... - Я последний, - снова перебил старик, - и самый из них неудачливый. Он прошел за свой стол и с трудом сел за него. Свет от лампы озарил его лицо: оно было настолько бледным, что казалось прозрачным, сквозь кожу просвечивали вены. - Что это за место? - спросил Торн. - Джезриль, город Меггидо, - безучастно ответил тот. - Моя крепость, моя тюрьма. Здесь начиналось Христианство. - Ваша тюрьма?.. - спросил Торн. - С точки зрения географии это и есть сердце Христианства. Поэтому, покуда я нахожусь здесь, ничто не может причинить мне вреда. Он замолчал, ожидая, видимо, их реакции. На лицах Торна и Дженнингса отразилось крайнее удивление. - Вы могли бы заплатить моему гонцу? - спросил старик. Торн сунул руку в карман и вынул оттуда несколько банкнот. Араб взял деньги и тут же исчез, оставив их втроем. В комнате было холодно и сыро. Торн и Дженнингс, оглядываясь вокруг, дрожали. - По этой деревенской площади, - продолжал Бугенгаген, - когда-то маршировали римские войска, а старики, сидя на каменных скамейках, судачили о рождении Христа. То, о чем они говорили, было записано здесь, - указал он рукой на стены, - в этом здании, очень тщательно, и собрано в книги, которые известны нам под названием Библии. Дженнингс уставился на темную пещеру позади них, и Бугенгаген перехватил его взгляд. - Здесь находится весь город. Тридцать пять километров с севера на юг. Большая часть пока проходима. Там, наверху, идут раскопки, и от этого случаются обвалы. Когда они сюда докопаются, здесь останутся одни обломки. Но это так похоже на человека, считающего, что все видимое должно быть на поверхности. Торн и Дженнингс стояли молча, пытаясь понять все увиденное и услышанное здесь. - А тот маленький священник? - спросил Бугенгаген. - Он уже умер? Торн повернулся к нему, с ужасом вспомнив о Тассоне. - Да, - ответил он. - Тогда садитесь, мистер Торн. Нам лучше сразу приступить к делу. Торн не шевелился, старик перевел взгляд на Дженнингса. - Вы извините нас. Но это должен знать только мистер Торн. - В этом деле мы с ним ВМЕСТЕ, - ответил Дженнингс. - Боюсь, что нет. - Это я привез его сюда. - Я уверен, что он благодарен вам за это. - Тор