долговязый мужчина в длинном пальто военного покроя и явно о чем-то расспрашивал продавца. Оба смотрели в мою сторону, старик недоуменно пожимал плечами. Светофор мигнул, и я перешел дорогу. В дешевой лавочке купил будильник, две батарейки и два ярда телефонного шнура. Выйдя на улицу, я закурил вторую сигару, прошел несколько кварталов и остановился у безвкусного массивного фасада Музея изобразительных искусств. Сколько же надо динамита, чтобы взорвать такое монументальное уродство? Бросив сигару на тротуар, я поднялся по ступеням и вошел в музей. Побродив по залам, добрался, наконец, до галерее в глубине здания, где была выставка полотен Утрилло, Пикассо и Модильяни. Я -- человек консервативных взглядов, и их мазня вызывала у меня отвращение. Я заскрежетал зубами. -- Мерзость! Форменная мерзость! -- сказал я и даже ударил тростью по медной табличке с надписью. Передо мной тотчас вырос охранник. -- Прошу этого не делать, сэр, медь легко мнется. Я ткнул пальцем в одну из картин и воскликнул: -- Мазня! Пустой перевод холста и красок! Сжечь все это! А еще лучше -- взорвать! -- Осторожно, сэр, вы можете продырявить картину, а мне отвечать. Чтобы обрести душевное равновесие, я отправился в зал старых голландцев и минут двадцать проторчал там. Когда я снова вышел на улицу, то заметил того же долговязого в длинном пальто. Он спускался с крыльца музея. Значит, был там вместе со мной. Я подергал бороду и, решив запутать его, начал входить в магазины и выходить через задние двери. После нескольких таких трюков мне удалось оторваться от преследователя. Неподалеку от своего мотеля я заглянул в бакалейную лавку, купил сто грамм масла, бутылку молока, хлеб, колбасу и пакет сахару. Войдя в "Мелфорд", сразу же заметил долговязого в полувоенном пальто. Он сидел в вестибюле и читал газету. Поднявшись к себе, я соорудил бутерброд и перечитал вчерашнюю статью о проекте мемориала ветеранам. На берегу озера хотели возвести громадный комплекс, для чего надо было снести несколько стоявших там домов. Цены на квартиры в них, естественно, разом подскочили, поскольку предполагалась, что городские власти будут выкупать их по любой цене. Однако на вчерашнем заседании городского совета по настоянию мэра было решено перенести стройку с восточного берега на северный, в более дешевый район. Понятно, что люди, купившие квартиры на восточном берегу, вылетели в трубу, ибо их вложения в недвижимость обесценились. Зазвонил телефон. Это был Джефри Мейпл. В колледже мы с ним жили в одной комнате и остались друзьями на всю жизнь, поскольку наши взгляды на многие ее стороны поразительно совпадали. -- Ну, что, был в мэрии? -- спросил Джефри. -- Как там? -- Как я и думал. -- После обеда опять пойдешь? -- Разумеется. Надеюсь, ты звонишь не из своей комнаты? -- Нет, из автомата. -- Молодец, -- я повесил трубку, доел бутерброд и допил молоко. После этого открыл шкаф, снял с полки стоявшую там еще одну коробку и принялся за работу. В два часа все было закончено, и я позвонил управляющему мотелем. -- Во сколько сегодня закрывается мэрия? -- Это мистер Беллингтон? -- Да. Воцарилось долгое молчание. Похоже, управляющий с кем-то совещался. Наконец он ответил: -- Мэрия работает до восьми, но многие ее отделы закрываются в пять. -- Ага, -- я посмотрел на часы. -- Время еще есть. Через двадцать минут мне понадобится машина. Вызовите, пожалуйста, такси. Докурив сигару, я надел пальто, взял коробку и вышел из комнаты. Управляющий смерил меня подозрительным взглядом. -- Такси ждет, сэр. У мотеля стояла одна машина. Я сел в нее и, сказав, куда ехать, заметил за собой моторизованный "хвост". Подъехав к мэрии, я увидел, что у входа стояла диковинная машина из прочной стали, с какой-то большой клеткой в кузове. В вестибюле толпилось множество людей, в лифт никого не пускали. Я думал, что не пустят и меня, но путь оказался свободным. На третьем этаже лифтер открыл дверцу, я вышел, и лифт поехал вниз. В коридоре никого не было, гулкий стук моих каблуков создавал раскатистое эхо. В углу приемной мэра сидел все тот же нервный юнец. -- Я хочу поговорить с мэром не позже чем через десять минут, -- объявил я. -- Разумеется, -- поспешно сказал юнец. -- Присядьте. Я сел на кожаный диван и осторожно поставил коробку рядом. Секретарь откашлялся. -- Можно попросить вас о небольшом одолжении? -- спросил он и встал. -- Мне надо чуть подвинуть шкаф. Вы не поможете? -- Конечно, помогу, -- я поднялся, оставив коробку на месте, и взялся за шкаф. И тут же дверь из коридора распахнулась, в приемную ворвались Уаймар и полицейские. Следом -- двое в толстых курках и шлемах с забралами. -- Всем выйти! -- приказал один из них. -- Коробку не трогать! Сейчас вкатим аппарат и просветим ее рентгеном. Загнав меня в дальний конец коридора, помощник мэра зашипел: -- Вы что, не можете избавиться от навязчивой идеи? -- Какой навязчивой идеи? -- Зачем вы хотели взорвать газетный киоск? Я тупо захлопал глазами. -- Сэр, я никогда... Он поднял руку, призывая меня к молчанию. -- Не отпирайтесь. И музей грозили взорвать. Нам это известно. -- Я говорил, что надо взорвать только галерею модерна, -- уточнил я. -- Вы видели выставленную там мазню? -- Нам известно также, что вы купили еще один будильник, батарейки и провод. Распахнулась дверь, из приемной вышел забронированный полицейский. -- Там, несомненно, бомба. Рентген помог разглядеть часы, провода и какой-то наполнитель. Следующие четыре часа я провел в кутузке. Потом там появился Уаймар. Он был печален. Его сопровождал невзрачный молодой человек с коротко остриженной головой и служебной улыбкой на физиономии. Помощник мэра трясся как в лихорадке и явно был готов задушить меня. -- В вашей коробке была не взрывчатка! -- прошипел он. -- Неужели? -- удивленно сказал я. -- И это вас расстроило? Он сжал кулаки. -- Там был обычный сахарный песок! Я кивнул. -- Вам надо было просто спросить меня, что в коробке, и я бы вам сказал. Уаймар повернулся к невзрачному молодому человеку. -- Он в вашем распоряжении, доктор. Когда мы остались наедине, врач угостил меня сигарой моей любимой марки, дал мне прикурить и сказал: -- Я доктор Бартон. Но вы можете звать меня просто Сэмом. -- На кой черт мне это надо? -- Часто ли у вас возникает желание взрывать здания и людей? -- Полагаю, что в наши дни оно время от времени возникает у каждого. Врач -- явно психиатр -- снисходительно усмехнулся. -- И много денег вы лично потеряли в связи с переносом места строительства мемориального комплекса? Я промолчал. -- И вы считаете, что в этом повинен мэр? -- Психиатр лукаво подмигнул. -- Поэтому и начали его поэтапную обработку? На первый раз в вашей коробке был только будильник, потом другие детали бомбы, но без заряда. Вы так и будете таскать полупустые коробки, до тех пор пока полицейские... как бы это сказать? Пока им не надоест и они перестанут обращать на вас внимание. И тогда в один прекрасный день... -- Ба-бах! -- подсказал я. Врач кивнул. -- Вот-вот. Ба-бах! В тот день ваша коробка будет снабжена совсем другим механизмом, правильно? -- У вас пытливый ум. Моя похвала вдохновила его. -- Я учился на одни пятерки, -- врач подался ко мне. -- В тот последний раз вам надо будет прибавить кое-что к содержимому коробки. Например, кнопку снаружи, чтобы нажать ее и взорвать бомбу. Я попыхал сигарой. -- Разомкнутая цепь или замкнутая? Психиатр поскреб подбородок. -- Если цепь разомкнута, бомба взрывается при нажатии кнопки... -- он задумчиво покачал головой. -- Нет, так не годится. Увидев вас с коробкой, полицейские могут успеть пустить вам пулю в лоб, и вы не сможете нажать кнопку. -- Логично, -- согласился я. -- Однако существуют и замкнутые цепи. Ток уже идет, но контакт взрывателя нейтрализован. И только если отпустить кнопку... -- Ба-бах! -- подсказал я. -- Верно. В этом случае полиции нельзя стрелять вам в голову, потому что тогда ваш палец тотчас соскользнет с кнопки и бомба взорвется. -- Вы очень точно все описываете. Его лицо омрачилось. -- Вы еще не купили кнопку? -- Нет. Если куплю, вам первому скажу. -- И ничего не предпринимайте, не переговорив со мной, -- попросил врач, вручая мне свою визитную карточку. -- А пока я хотел бы встретиться с вами у меня в кабинете. Скажем, в четверг в десять утра. -- Значит, меня не сажают в тюрьму? -- Нет, -- он похлопал меня по плечу. -- Можете идти. Полиции не в чем вас обвинить. Напротив, это она сплоховала. И поскольку в коробке не было взрывчатки... -- А носить в коробках сахар, будильник и провод закон не запрещает... -- Вот именно. Но прокурор опасается, что вы задумали шантажировать городские власти. Это так? -- Нет, как-то не пришло в голову. -- И хорошо. Хотя в общем-то я думаю, что вы репетировали взрыв. Спустя двадцать минут я был на улице и вскоре заметил, что за мной следит все тот же долговязый в длинном пальто. Я отправился в центр города, где приобрел в недорогом магазине ту самую кнопку, о которой говорил психиатр. Я не стал возвращаться в мотель, а пошел к Джефри и снял комнату по соседству с ним. -- Пойдешь завтра? -- спросил он меня. -- Да. Купил кнопку. -- Желаю удачи. Надеюсь, на сей раз сработает. В ту ночь я плохо спал и мучился кошмарами, самым ярким из которых был сон про взрыв Музея изобразительных искусств. В десять утра я позвонил доктору Бартону и сообщил ему о покупке кнопки. Врач осень расстроился. -- Так быстро? Но вы еще не были у меня на приеме. -- Звоню, чтобы проститься, -- сказал я. -- Думаю, теперь мы свидимся только на том свете. -- Минутку! -- в отчаянии выкрикнул он. -- Что вы намерены предпринять? -- Пойти к мэру Петтибоуну. Сегодня все будет хорошо. -- Вы у себя в мотеле? -- Нет. -- Я повесил трубку, попыхивая сигарой, прочел утреннюю газету, взял под мышку свою коробку, вышел, сел в такси и велел ехать к мэрии. Но за квартал от цели потребовал остановиться, расплатился и зашагал дальше, держа палец на кнопке. Улицы были оцеплены и кишели полицейскими, не пускавшими людей на центральную площадь, очищенную от автомобилей и пешеходов. У входа в мэрию стояли Уаймар и доктор Бартон, которые норовили спрятаться за колоннами. Внезапно я оробел, почувствовав нечто похожее на боязнь сцены, которая обуревает начинающего лицедея. Я сделал два шага в сторону мэрии, но тотчас развернулся и пошел обратно. -- Куда вы? -- вдруг раздался голос Уаймара. Я зашагал быстрее и, оглянувшись, увидел помощника мэра, доктора Бартона и ватагу полицейских, бежавших ко мне. Я бросился наутек и снова обернулся только в конце квартала у Музея изобразительных искусств. Погоня приближалась. Я взлетел на крыльцо и юркнул в здание. Пробегая по залу голландских мастеров, я слышал сзади топот ног преследователей. С бьющимся сердцем я бежал по галерее римской скульптуры. Чиновники и полиция не отставали. Впереди была галерея современного искусства. Промчавшись мимо удивленных охранников, я опустился на пол у окна. Орава, наконец, догнала меня. Я поднял руку и истерически закричал: -- Остановитесь! Еще один шаг, и я отпущу кнопку! Помощник мэра и его войско стали как вкопанные. Я перевел дух и сказал: -- Мистер Уаймар, я снимаю свое требование о встрече с мэром Петтибоуном. Понимаю, что оно невыполнимо. Уаймар сделал шаг вперед. -- Стойте! -- крикнул я. -- Иначе сниму палец с кнопки. Через десять минут... Могу и сию секунду, но мне хочется сперва отдышаться, а уж потом принимать столь важное решение. Уаймар замер. -- Нет-нет! -- крикнул доктор Бартон. -- Не торопитесь, отдышитесь. Это серьезное решение. -- Какого ущерба можно ожидать, если он отпустит кнопку? -- спросил Уаймар полицейского в защитной куртке и шлеме. -- Трудно сказать. Возможно, рухнет все здание. Я посмотрел на часы. -- Девять минут... -- Очистить помещение! -- заорал помощник мэра. -- А вы, Бартон, поговорите с ним, убедите. -- Вряд ли я смогу что-то сделать, -- ответил психиатр. -- Тут нужен иной специалист -- священник, пастор или раввин. -- Восемь минут, -- произнес я. Мои преследователи сбились в кучку у входа в римский зал. Усмехнувшись, я встал и зашагал к ним. Они попятились и расступились. Меня вдруг охватило дотоле неведомое ощущение силы и власти. Я с улыбкой прошел через залы раннего американского искусства, литографии, рисунков одаренных школьников, вышел на улицу и пересек площадь. Все мои преследователи и охранники высыпали из музея и наблюдали за мной с лестницы у входа. С минуту я смотрел на них, потом демонстративно снял палец с кнопки. Естественно, ничего не произошло. Я открыл коробку, извлек будильник и провода и поднял повыше, чтобы все видели. Затем перевернул коробку вверх дном, показывая, что она пуста. Меня тотчас окружили полицейские и разъяренные чиновники во главе с Уаймаром. -- Что это за шутки? -- сипло спросил он. Я злобно зыркнул на него. -- Никаких шуток. Я просто хотел встретиться с мэром. Очевидно, в нашем городе это -- тяжкое преступление. -- Это уже чересчур. Может, в вашей коробке и не было бомбы, но вы... -- А будильник, провода и, наконец, эта кнопка! -- А разве есть какой-нибудь закон, который запрещает носить в коробках будильники и провода? Что если человек просто увлекается опытами с часами? -- Я погрозил Уаймару пальцем. -- Я пожалуюсь на вас в союз защиты гражданских прав. Я вчиню вам иск на миллион долларов за их нарушение. -- Вам место в тюрьме, -- заявил помощник мэра. -- Неужели? Это за что же? Меня травили как дикого зверя, преследовала толпа, возглавляемая представителем властей. Нет, после такого я, пожалуй, все-таки подам в суд и сдеру с вас миллиона два. Из-за спины помощника мэра вдруг вынырнул маленький суетливый человечек. -- Успокойтесь, Уаймар, -- сказал он. -- Не лезьте в бутылку. У нас и так бюджетный дефицит. -- Кто вы такой? -- сердито спросил я. -- Мэр Петтибоун, -- словно оправдываясь, ответил он. -- Ага! Наконец-то вы высунули нос из своей крепости. Хочу сообщить вам, что возле мотеля, в котором я проживаю, асфальт испещрен глубокими выбоинами и по ночам невозможно спать из-за грохота грузовиков. Требую незамедлительно принять меры. Топнув ногой по тротуару, я развернулся и зашагал прочь. Мне казалось, что рука закона должна ухватить меня за плечо, но ничего подобного не произошло. Мой внезапный уход поверг всех в растерянность. Так часто бывает, когда одна из армий вдруг стремительно отступает. Я остановил такси и сообщил водителю адрес, но вскоре передумал и велел остановиться у магазина. Войдя туда, я юркнул в туалет. Там сорвал с себя парик и бороду, выбросил шляпу, вывернул наизнанку свое синее пальто, отчего оно сделалось коричневым, и вышел на улицу через заднюю дверь. Прошагав квартал, я нашел другое такси и сказал водителю: -- В аэропорт. На другой день мы с Джефри встретились в Сент-Луисе. Он показал мне два полотна Пикассо, три картины Утрилло и две -- Модильяни. -- Все прошло как по маслу, -- сказал он. -- Я, как мы и задумали, пришел в музей и, едва ты прибежал туда со своей коробкой, спрятался в туалете. Когда все, включая охранников, побежали за тобой на улицу, я прошел в галерею, вырезал самые ценные полотна и сунул под пальто. Потом спокойно вышел. В суматохе никто не обратил на меня внимания. -- Он разлил виски, подал мне стакан. -- Как ты думаешь, мы сумеем еще раз провернуть такое дельце? Я улыбнулся. -- Точь-в-точь -- едва ли. Но что-нибудь похожее придумаем. Смотря какой мэр попадется. Перевели с англ. Л. Соколова, А. Шаров (sharov@postman.ru) Джеффри Хадсон. Что ты почувствовал? --------------------------------------------------------------- © Джеффри Хадсон © Перевел с английского А. Шаров (sharov@postman.ru) --------------------------------------------------------------- Питер Финни промчался мимо очаровательной секретарши и влетел в роскошный кабинет доктора Эйка. -- Подонок! -- выпалил он. -- Грязный вонючий подонок! Доктор Эйк удивился, но виду не подал. Взглянув на часы, он невозмутимо заметил: -- Что-то ты нынче рановато, Питер. Что-нибудь случилось? -- Ты чертовски прав, грязный заскорузлый пруссак! Доктор Эйк задумчиво погладил свою козлиную бородку и кивнул в сторону черной кушетки. -- Хочешь, поговорим об этом? -- Нет, не хочу! -- взревел Финни и отвесил кушетке пинок. -- Надоело мне это пустомельство, обрыдло изливать тебе душу за сто долларов в час. Кабы я знал про вас с Глорией... -- Он умолк и сжал кулаки. -- Присядь, -- спокойно проговорил доктор Эйк. -- Ты слишком взволнован. -- А ты чего ожидал, вшивый гад? -- Пока не могу сказать, -- ответил доктор Эйк. -- Может, попробуем разобраться? -- А чего тут разбираться? Я уже и так во всем разобрался. По вторникам и четвергам в "Эль-Греко". Моя так называемая благоверная говорит, что ездит играть в бридж, а на самом деле вы с ней забиваетесь в отдельную кабинку в "Эль-Греко", правильно? -- Да ты успокойся... -- Не хочу я успокаиваться! -- Чего же ты хочешь? -- Убить тебя хочу, вот чего! -- Финни выхватил из кармана черный пистолет с коротким стволом. -- Как давно ты испытываешь это желание? -- осведомился доктор Эйк. -- Со вчерашнего дня. С семи часов вечера, потому что именно тогда я узнал правду. -- Узнал правду... -- эхом откликнулся доктор Эйк. -- Да, тварь бородатая! Узнал, чем занимается моя женушка по вторникам и четвергам. Конечно, мне следовало догадаться раньше, коль скоро Глория никогда не была заядлой картежницей. А впрочем, что говорить? Ты, засранец, и сам все знаешь! -- Объясни толком, что стряслось, -- попросил доктор Эйк. -- Вчера мы припозднились со съемками "Питера и Джорджа", -- начал Финни. -- Осветитель заболел, а новый ничего не знает, вот мы и работали, как сонные мухи, сорвали график, и все такое. Короче, провозились до семи вечера. -- Что ты почувствовал, когда понял, что работа затягивается? -- Злость я почувствовал, вот что! Я не статист, а кинозвезда, меня нельзя задерживать! -- Финни уселся на кушетку и положил пистолет рядом. -- Короче, отсняли. Я устал, и тут Джордж предложил промочить горло. Мне хотелось домой: Глория волнуется, когда я езжу по шоссе. Я уже семь раз в аварии попадал, как тебе известно. Но Джордж настоял, и мы зашли в "Эль-Греко". Это на углу Уилшир и Льюис. Впрочем, тебе ли не знать, сосиска ты недожаренная! -- Что ты имеешь в виду? -- спросил доктор Эйк. -- А вот что. Покуда мы заливали за воротник, тамошний буфетчик заливал приезжей деревенщине, какие знаменитости заходят к нему опрокинуть рюмочку. Плел им про Пола Ньюмэна и Энджи Дикинсон, а потом и говорит: к нему, мол, захаживает сама Глория Старр. Тут-то я и навострил уши. -- Навострил... -- отозвался доктор Эйк. -- Вот именно, выродок болотный. А буфетчик знай себе распинается: какая она красавица, эта Глория Старр, какая соблазнительная, да еще и человек хороший. А про мужа ее -- ни словечка. -- И что ты почувствовал? -- Взбесился я, -- ответил Финни, ложась на кушетку и поглаживая пистолетом по животу. -- Да и как не взбеситься? Глория уже полтора года ничего не делает. После "Пляжа на заре" ни разу нигде не снялась. Фильм и сборов не сделал, и шедевром не был. А я -- в главной роли в крупнейшем телесериале "Питер и Джордж". И вот, сидим мы с Джорджем в пивнушке, любимцы сорока двух процентов телезрителей, а этот гад буфетчик ни разу про нас не слыхал! -- И что ты почувствовал? -- Что ненавижу его со всеми потрохами, вот что! Поганец! Плетет про Пола Ньюмэна и Стива Маккуина, какие они великие актеры! А ведь все знают, что они и играть-то не умеют. Гоняют на мотоциклах голыми по пояс и зыркают в камеру, вот и все их лицедейство. Считается, что у них соблазнительный вид, и жены их тоже соблазнительные. Ну, и что с того? -- Соблазнительные жены... -- повторил доктор Эйк. -- Вот-вот. Можно подумать, моя не соблазнительна. Соблазнительнее не бывает. Бюст -- четвертый номер, и стоит торчком. Ты не можешь не признать, что она и впрямь заводит. -- И какие чувства это у тебя вызывает? -- Прекрасные, -- ответил Финни. -- То есть, раньше вызывало, пока я не узнал от буфетчика, что по вторникам и четвергам Глория приходит в "Эль-Греко" с каким-то бородатым толстяком. Он сел и медленно сжал рукоятку пистолета. Доктор Эйк сделал вид, будто не заметил этого движения. -- Не совсем понимаю, -- нахмурившись, сказал он. -- Все ты понимаешь, козел двумордый. -- Значит, когда буфетчик упомянул бородатого толстяка, ты решил, что речь идет обо мне? -- Ничего я не решил. Просто припомнил, кто из моих знакомых -- подонки. Потом -- кто из этих подонков имеет мясистые телеса и носит козлиную бородку. Вот ты и получился. -- Ты полагаешь, что сделал правомерный вывод? -- спросил доктор Эйк. -- Да. -- И что было дальше? -- Я сказал Джорджу, что убью мерзкого сукина сына. -- Что ты почувствовал, когда злился на меня? -- Ничего хорошего. Мои чувства будут куда слаще, когда я всажу пулю в твое толстое пузо. -- Почему ты считаешь меня толстым? -- с неподдельным любопытством спросил доктор Эйк. -- Потому что ты и есть толстяк. Самодовольный раздутый немецкий боров. -- Ты всегда считал меня жирным? -- Нет. Кажется, до сих пор ни разу не замечал этого. Не обращал внимания. Но теперь вижу: ты -- грузный, жирный, сальный негодяй. -- Значит, твое мнение обо мне изменилось совсем недавно? -- Ты чертовски прав, шмат прогорклого сала! -- Вообще-то фамилия у меня голландская, а не немецкая, -- сказал доктор Эйк. -- И я совсем не толстый. Ростом я под метр девяносто, а вес у меня меньше центнера. Я просто плотный. Вот почему ты никогда не считал меня толстяком. -- Ошибаешься, -- заявил Питер Финни. -- Я не считал тебя толстяком просто потому, что никогда не обращал на тебя внимания, вошь ты небритая. -- Двадцать процентов мужчин, живущих в Лос-Анджелесе, имеют избыточный вес, -- сказал доктор Эйк. -- И многие местные толстяки носят бороды. -- Это не имеет значения, -- заявил Питер. -- Потому что ты и есть тот гаденыш. Доктор Эйк смиренно вздохнул. -- Ты заблуждаешься, Питер. Ты просто убедил себя, что это так. -- Я точно знаю, что это так. Доктор Эйк покачал головой. -- Ты был зол как черт, когда вошел в бар, -- сказал он. -- Болтовня буфетчика уязвила тебя. Но потом, когда тот же самый буфетчик, который, по твоим собственным словам, ничего не знает, упомянул имя твоей жены и брякнул, что-де она встречается с каким-то таинственным бородатым толстяком, ты сразу же подумал, что этот толстяк -- твой психоаналитик. Почему? -- Потому что ты -- он и есть, -- упрямо повторил Финни, но пистолет все-таки опустил. -- И ты ни разу не подумал ни о ком другом? Почему? -- Ну, не знаю, -- помявшись, ответил Финни. -- Ты пытался вытянуть из буфетчика подробности? Разузнать побольше? -- Нет. -- Почему? -- Не хотелось. -- Ты не мог не придать случившемуся большого значения и не попытаться все разнюхать. -- Когда буфетчик заговорил, я сразу же решил, что все ясно как день. Понял, о ком он ведет речь. Во всяком случае, мне так казалось. -- А теперь? -- Теперь уж и не знаю. Но, когда я подумал о тебе, мне вспомнился наш прошлый сеанс и мой рассказ о матери, о неумении ладить с людьми, о сомнениях в верности Глории. -- Почему ты вспомнил об этом? -- Не знаю. -- Или не хочешь знать. Финни поник головой и погрузился в молчание. -- По сути дела, -- продолжал Эйк, -- мы обсуждали твои неурядицы в сфере интимной, правильно? Когда до тебя дошли слухи о неверности жены, твоя тревога усугубилась. Ты разволновался, вот и вспомнил нашу прошлую встречу, во время которой тоже был взволнован. -- Видать, так, -- согласился Финни. -- Волнение сменилось раздражением, неприязнью, злостью. Мысленно ты стал убийцей. -- Да. -- Но на самом деле ты не собирался убивать меня, верно, Питер? Это была лишь фантазия? -- Наверное. -- Ты разобрался в причинах? Финни сосредоточенно нахмурился. -- Полагаю, я фантазировал, -- сказал он. -- Я испытал унижение, когда тот гад заговорил о Глории. Хотел руки на себя наложить, но потом принялся фантазировать и представил, как убиваю тебя. Доктор Эйк глубокомысленно кивнул. -- Похоже, ты хорошо разобрался в себе. Что ты сейчас чувствуешь? Финни облегченно вздохнул и прилег на кушетку. -- Мне гораздо лучше, -- сказал он. -- Вот и хорошо. Хочешь продолжить беседу на эту тему? -- Нет, -- ответил Финни. -- Поговорим о чем-нибудь еще. Спустя час Питер Финни любезно распрощался с доктором Эйком, извинился за бурное вторжение и, подмигнув очаровательной секретарше, вышел. Доктор тотчас уселся в кресло, задумчиво погладил свою козлиную бородку и, сняв трубку, набрал номер. -- Дорогая, придется изменить наши планы, -- сказал он. -- С какой стати? -- спросила Глория Старр. -- Питер только что был у меня. Он дознался, что ты встречаешься с кем-то в "Эль-Греко". -- Он подозревает... -- Меня? Да. Но я все уладил. -- Как нам теперь быть? -- Выждать недельку, а потом встретиться в "Эстрагоне". Ты знаешь, где это? -- Сердце подскажет, любовничек, -- вполголоса ответила Глория. -- Значит, в обычное время в следующий вторник. Повесив трубку, доктор Эйк поднял глаза и увидел стоявшего на пороге Питера Финни. Тот был мрачен как туча, очень сердит и явно готов на убийство. Правая рука его сжимала рукоятку пистолета в кармане пиджака. -- Питер, -- залопотал доктор, -- не спеши с выводами. Клянусь тебе, я... Финни ухмыльнулся. -- Я только хотел сказать, что приду на очередной сеанс в следующую пятницу. Доктор Эйк попытался взять себя в руки. -- Здоров ли ты? -- беспечно осведомился Финни. -- У тебя такой несчатный вид. -- Да... да, все хорошо. -- Слава богу. Мне не хотелось бы покидать тебя именно сейчас. -- То есть? -- Тебе очень пригодятся эти деньги. -- Деньги? -- Да, та сотня в час, что я тебе плачу, и гораздо больше. -- Не понимаю. -- А что тут непонятного? Как ты думаешь, почему я уже полгода заливаю в твой нежные ушки нектар "Глория"? Зачем живописую ее прелести и постельные навыки? Зачем рассказываю тебе о своей импотенции и о том, что Глория лишена ласки? -- Это беспокоит тебя, -- ответил доктор Эйк. -- Нет, меня беспокоит другое. Меня беспокоит то, что глупая потаскуха не работает и сосет из меня все соки. Две тысячи долларов в неделю на шмотки, машины и прочую дребедень. Этот телесериал озолотил меня, вот Глория и решила, будто я -- дойная корова. Она тупа, жадна, мелочна и невежественна, и я ее терпеть не могу. -- Но, Питер... -- Сложность заключалась в том, что я не знал, как развестись, -- продолжал Финни. -- Я чертовски хорошо зарабатываю, и Глория наверняка подала бы на алименты. Замуж ей не выйти: какой нормальный мужик женится на безработной актриске, игравшей в "Пляже на заре"? Вот и пришлось мне устроить ей романтическое приключение, найти другого мужчину. Тут-то ты и пригодился. -- Питер, ты просто спя... -- Мой поверенный знает одно замечательное сыскное бюро. У них есть все, даже устройство для фотосъемки в инфракрасных лучах. Ты уж не обессудь, если твое имя помянут на бракоразводном процессе, но речь идет о чертовски больших деньгах... -- Питер... -- Но нам был нужен последний штрих, -- продолжал Финни, небрежно помахивая пистолетом перед носом доктора Эйка. -- Надежный благообразный свидетель, способный пробудить в судьях сочувствие и имеющий некоторое отношение к происходящему. Лучшей кандидатурой на эту роль, разумеется, стала мисс Патрик, прелестница, которая сидит у тебя в приемной. Мы с ней встречаемся уже несколько недель. Какая секретарша откажет себе в удовольствии подслушать разговор своего нанимателя? Совершенно случайно, как ты понимаешь. -- Питер, все это... -- Она прослушивала тебя целых две недели, но ты -- человек осторожный и никогда не звонил Глории из кабинета. Вот мы с мисс Патрик и решили пришпорить тебя, чтобы ты засуетился. Доктор Эйк откинулся в кресле и медленно покачал головой. Финни нацелил пистолет ему в лицо и трижды спустил курок. Комната наполнилась густым едким дымом. Прошло несколько секунд, прежде чем доктор Эйк уразумел, что не ранен: пистолет был заряжен холостыми патронами. Питер Финни расхохотался. -- Ну-с, -- спросил он чихающего в дыму доктора Эйка, -- и что ты почувствовал? Перевел с англ. А. Шаров (sharov@postman.ru) Винсент Старретт. Та, другая... --------------------------------------------------------------------- © Винсент Старретт © перевели с англ. Л. Соколова, А. Шаров (sharov@postman.ru) --------------------------------------------------------------------- -- Вы и есть мистер Дюбуа? -- спросила посетительница, удивленно глядя на пухленького коротышку-сыщика? -- К вашим услугам, мадам, -- с поклоном отвечал он. В его голосе и повадке непостижимым образом сочетались подобострастие и высокомерие. Посетительница смутилась и нервно усмехнулась. -- Прошу прощения, но я наслышана о вас, и мне казалось, что вы гораздо моложе. -- И, конечно же, не такой седой и дородный, -- с улыбкой ввернул сыщик. -- Увы, в наш век возраст и приобретенные с ним знания не в чести. Но, если я могу быть вам полезен, то с удовольствием помогу. -- Надеюсь, все останется между нами? -- спросила посетительница -- пожилая, но моложавая дама, вооруженная лорнетом. Александр Дюбуа снова отвесил поклон. -- Можете не сомневаться. Присаживайтесь, мадам. -- Меня зовут Хоуп Грейндж. Мне нужна помощь в очень щекотливом деле... И очень непростом... Речь идет о моем муже. Его исчезновения стали притчей во языцех в городе. -- Вернее, в той части города, где у мадам есть знакомые. -- Вы правы, -- миссис Грейндж холодно улыбнулась. -- Хочу, чтобы все было ясно: я пришла к вам не как несчастная обманутая жена... Дюбуа снова поклонился. -- Вы знаете, кто мой муж? -- Безусловно. Мистер Грейндж -- крупный промышленник, член правления коммерческой ассоциации, пресвитерианец, до недавнего времени состоял в коллегии министерства торговли. Его коллекция марок -- вторая по величине в стране. -- Ваши познания поразительны, -- у посетительницы округлились глаза. -- Могу добавить, что он подвержен приступам хандры и время от времени пропадает неведомо куда. Это происходит примерно раз в месяц. Началось уже давно, несколько лет назад. Утром уходит на службу, потом звонит и сообщает, что не вернется вечером. Никаких объяснений. А, когда возвращается, говорит, что уезжал по делам. -- Неугомонный человек. Дома его угнетает вынужденная праздность? -- Напротив, дома он всем доволен и даже счастлив. Это неудивительно. Вам известно, что мы -- обеспеченные люди? -- Живете вы в достатке. Я как-то проходил мимо вашего дома. Великолепное имение. А какие оранжереи! Я знаю, что у вас много картин и редких книг... -- Как видите, никаких причин для недовольства. У нас множество друзей, некоторые из них -- влиятельные люди. -- Вы полагаете, что дела -- лишь отговорка? -- Не знаю. Но его глаза, голос, преувеличенная нежность очень подозрительны. Это похоже на издевку. И я чувствую фальшь. Он отказывается говорить о делах под тем предлогом, что я все равно ничего не пойму. Ума не приложу, зачем ему куда-то ездить. Его делами управляют молодые служащие. Я дала ему понять, что подозреваю обман. -- Да, поверить в обман подчас легче, чем попытаться раскрыть его, -- согласился сыщик. -- Умные люди это понимают и действуют соответственно. -- Но я чувствую себя несчастной. -- А есть ли на то причины? В вашем состоянии человек становится недоверчивым и видит подозрительное даже в самом обыденном. -- Я пыталась следить за ним, но безуспешно. -- Вы подозреваете, что у него есть другая женщина, мадам? -- А что еще я могла подумать? -- Расскажите все по порядку. -- Однажды он позвонил мне днем и сказал, что не вернется домой. Я тотчас помчалась к нему в контору, дождалась, пока он выйдет из здания, и пошла следом. Он долго бродил по улицам, посидел в парке и, наконец, вернулся к тому месту, откуда пустился в путь, вошел в старый дом рядом с конторой и исчез. Вы знаете деловой квартал на Северной стороне? Мешанина старых и новых зданий, контор и жилых домов. Я вошла в подъезд, но дверцы лифта уже закрылись. Лифт останавливался на втором, четвертом и пятом этажах. Я побывала на всех, но не нашла мужа. И из здания он не выходил. -- А что вы обнаружили на этих этажах, мадам? -- Театральное агентство, конторы мелких стряпчих и торговые фирмы. Я зашла в некоторые, притворившись, что разыскиваю мистера Смита. Александр Дюбуа с улыбкой покачал головой. -- Вам повезло, что там не оказалось ни одного Смита. И к какому выводу вы пришли в конце концов? -- Полагаю, он нырнул в здание, чтобы сбить с толку возможного преследователя, а потом пошел в другое место. -- Возможно, вы правы, -- сказал сыщик. -- Вы повторяли этот эксперимент? -- Месяц спустя. С тем же результатом. -- Могу я спросить, по каким улицам он гулял? -- Контора находится на Онтарио-стрит. По ней он дошел до бульвара, заглянул в парк, потом двинулся обратно тем же путем. -- Отличная прогулка! А что он делал в парке, мадам? -- Кормил белок и лебедей. -- И все? -- Ну, еще постоял у воды, выкурил трубку. Дома он ее в рот не берет. -- Почему? -- Не любит трубочный табак. Дома он курит сигары. -- А в молодости, до вашей женитьбы, он курил трубку? -- Да. И какое-то время после свадьбы. -- Вы всегда жили обеспеченно? -- Нет. Вначале денег было негусто, но потом мужу сопутствовал успех. Однако какое отношение это имеет к сегодняшним событиям? -- Может, и никакого. Простите за неумеренное любопытство. Так вы хотите, чтобы я понаблюдал за ним, когда он не придет домой? -- Его не будет сегодня. Так он сказал утром. Обещал вернуться через день или два. -- Тогда я должен спешить... У вас вчера были гости? -- Да, большая компания. Но это -- обычное дело. -- А сегодня кто-нибудь придет? -- Мы приглашены к приятелям. Как я смогу объяснить отсутствие мужа? Мне будет стыдно, как бывало уже не раз. Многие уже подозревают... Я должна положить этому конец. -- Вы правы, это очень неприятно. И я вам помогу. А сейчас мне пора, если мы хотим добиться успеха в вашем деле. -- Вы позвоните мне утром? -- Непременно, мадам, если вы и впрямь хотите знать правду. -- А зачем еще я стала бы вас нанимать? -- Зачастую наше счастье зиждется на неведении. Но в вашем случае оно приводит лишь к страданиям. Что ж, утром вы узнаете правду, даже если она уязвит ваше самолюбие. -- Самолюбие? Думаете, мною движет самолюбие? -- Мы всегда с легкостью находим объяснения нашим действиям и при этом непременно исключаем самолюбие. И уже в этом проявляется наше тщеславие. -- Вы обнаружили убежище моего мужа? -- спросила миссис Грейндж, выскакивая из такси. -- Вы знаете, где он бывал и где находится сейчас? -- Ее глаза яростно сверкнули. Мистер Дюбуа взглянул на здание напротив, потом на миссис Грейндж. -- Я могу отчитаться в своих находках, но полагаю, вам лучше пройти весь путь вместе со мной. -- Где мой муж? -- сердито спросила миссис Грейндж. -- За своим рабочим столом. Вчера я начал отсюда, с перекрестка улицы и бульвара. Давайте повторим мой путь. Миссис Грейндж неохотно пошла за сыщиком. -- Куда мы идем? -- Через час вы все узнаете, мадам. Извините, если мои вопросы поначалу покажутся вам бессмысленными. Вы когда-нибудь гуляли вот так? -- Как сейчас? По этой улице? -- голос ее дрожал от злости. -- Конечно. Много лет назад с мужем. Все тогда выглядело иначе. Нам очень нравились деревья... -- Деревья и сейчас красивы. А здания вам знакомы? Возможно, это старые друзья вашей счастливой юности? -- Не припоминаю. Столько лет прошло... Скажите, почему мой муж гуляет именно здесь? Я правильно понимаю, что таким образом он пытается уйти от преследования? -- Возможно. В прошлом тут не ходили ни машины, ни автобусы. Я полагаю, улицы выглядели гораздо красивее. И дети играли, как теперь... -- Я не помню детей. Улицы и впрямь были милые, но сейчас они нравятся мне больше. Почему вы ходите вокруг да около, мистер Дюбуа? Боитесь сказать мне правду о муже? -- Терпение, мадам. Я просто хочу подготовить вас к этой правде. -- Своей сентиментальной болтовней о деревьях и цветах? Я не ребенок, мистер Дюбуа, и наняла вас с вполне определенной целью. -- Это я понял. И задание выполнил. Смотрите, мы приближаемся к парку! Обратите внимание на тополя и пышные акации. Вы бывали в этом парке в прошлом. И, конечно, стояли у пруда, с удовольствием наблюдая, как волны накатываются на камни. Смеялись, когда брызги ласкали щеки и волосы. А не говорил ли вам супруг, что глаза у вас такие же голубые, как вода в пруду? -- По-моему, вы сошли с ума или просто издеваетесь надо мной! Я требую, чтобы вы сказали, есть ли у него другая женщина! -- К сожалению, есть... -- Так я и знала! Мерзавец! Ненасытное животное. И кто же она? -- Успокойтесь, мадам. Еще минута, и вы все узнаете. Терпение. Скоро мы повернем обратно и пойдем тем же путем. Мы недалеко от пруда, где плавают лебеди. Именно там ваш супруг курит трубку и кормит птиц. Почему? Скажите, много лет назад он любил птиц и белок? -- Очень. Он обожал всех животных. И требовал, чтобы я ходила в парк с ним. Но к чему все эти расспросы? -- Чтобы вы поняли, почему он сбежал к другой женщине. -- Понятно. Вы говорите, что он решил вернуться в юность? Вздор. Но я благодарна вам. Пошли обратно. Покажите мне, где вы его нашли. -- Да, миссис Грейндж, молодость глупа. Молодежь хочет поскорее повзрослеть, а когда наступает зрелость, мы готовы отдать все, чтобы снова стать юными. Миссис Грейндж подняла руку, останавливая такси. -- Но подумайте, какое счастье может испытать человек, вспоминая былое, возвращаясь в старые места... -- Вы тоже не в своем уме. Я требую, чтобы вы отвезли меня в то место, где бывает мой муж, когда не ночует дома. -- Хорошо, мадам, поедем туда, где супруг обманывает вас. Такси остановилось напротив старого здания рядом с конторой Грейнджа. Сыщик и клиентка молча вошли в парадное. Дверцы лифта были открыты. -- Какой этаж? -- спросила миссис Грейндж. -- Третий. Он едет до четвертого, а потом спускается по лестнице. Лифт остановился. Они вышли в длинный мрачный коридор с пыльными стеклянными дверьми и остановились перед одной из них. Дюбуа извлек из кармана ключ. Миссис Грейндж уставилась на табличку на стекле. Она гласила: "Вернусь через 5 минут", но создавалось впечатление, что повесивший ее человек ушел навсегда. Они вошли в пыльную прихожую. Обыкновенная комната. На камине были расставлены фотографии и книги. В углу тикали старомодные часы. У стены -- стол, покрытый выцветшей скатертью. На нем -- стеклянная банка с табаком и старая трубка. В другом углу -- диван, накрытый стеганым одеялом. Миссис Грейндж вскрикнула и упа