, и волновалась, когда кто-то из детей исчезал с ее глаз. Но в остальном все вроде как забылось. Увы, ненадолго.Вскоре звонки возобновились. В первый раз трубку сняла Диана.Моясмуглокожая итальянка побелела как мел и молча положила трубку. Но на этот раз телефон сразу же зазвонил снова. Теперь ответил я. -- Пожалуйста, не бросайте трубку, мне надо сообщить вашему мужу нечто важное... -- Слушай, Диана, сука ты чокнутая, оставь нас в покое! -- гаркнул я и швырнул трубку на рычаг. Телефон зазвонил опять. Джина бросилась к нему, отпихнув меня прочь с такой силой, что я врезался в холодильник. -- Ты не слышала, что сказал мой муж, больная потаскуха? Не лезь к нам! -- внезапно Джина выказала дивную изобретательность, и я, при всей серьезности положения, не смог удержаться от смеха. -- Наш телефон прослушивает полиция. Тебя найдут и посадят! -- Она бросила трубку, громко выругалась и отключила телефон. Я счел за лучшее не напоминать ей, что в доме есть еще два аппарата. Но звонков больше не было. Возможно, до Дианы наконец-то дошло. Теперь я жалею, что не поговорил с ней, когда она позвонила в последний раз. Не сделав этого, я допустил роковую ошибку. Спустя неделю мы с Джиной возвращались из Сент-Луиса после похода в театр. Джина сидела за рулем, потому что ей не нравилась моя манера водить машину. На шоссе 270 есть короткий спуск с перепадом футов в двадцать. Внизу стоят домики и деревья, а ограждения на этом месте нет, потому что идут ремонтные работы. Мы оживленно обсуждали забавное представление, когда Джина подняла глаза, взглянула в зеркало заднего обзора и испуганно пробормотала: -- О, господи. Я оглянулся и увидел быстро нагонявшую нас машину. Было слишком темно, и я не мог сказать, какой она марки и какого цвета. Я струхнул, но в самое последнее мгновение машина вырулила в соседний ряд и обогнала нас. Это был большой темный "бьюик". Мне пришлось отобрать у Джины руль, чтобы удержать нашу машину на дороге. -- Это она. О, боже, это она! -- срывающимся голосом проговорила Джина. Я надавил на клаксон, чтобы привести жену в чувство. -- Успокойся. Из-за тебя мы попадем в аварию. Вероятно, это просто похожая машина. Я надеялся, что Джина не заметит слабости моего довода. Она бросила на меня убийственный взгляд, полный страха и злобы. К счастью, напугавшая нас машина вскоре скрылась из виду. Мы приблизились к крутому спуску. Джина все еще была в оцепенении, но вела машину ровно, в крайнем правом ряду, без превышения скорости. Я посмотрел налево, и у меня замерло сердце. -- О, черт! -- Что такое, Бобби? Я вскрикнул. Мой истошный вопль напугал не только Джину, но и меня самого. -- Осторожно! -- заорал я. -- Тормози! Но было поздно. Машина, которая совсем недавно обогнала нас, теперь мчалась в левом ряду. Внезапно она резко рванулась вправо и ударила нас в борт. Джину бросило на меня, наша машина слетела с дороги и устремилась вниз по насыпи. На миг мне почудилось, что я на американских горках. А потом -- оглушительный грохот и темнота. Очнулся я на больничной койке. Я быстро сел и так же быстро лег опять, потому что у меня сразу закружилась голова. -- Расслабьтесь, -- сказала склонившаяся надо мной строгая медсестра. -- Все будет хорошо. -- Где моя жена? Но я уже все понял.И медсестра подтвердила мои худшие опасения. Джина погибла, получив несовместимые с жизнью повреждения мозга. Три недели я жил как в тумане. Почти никуда не выходил, потому что каждая встречная темноволосая женщина казалась мне Джиной. Мои родители и теща по очереди присматривали за детьми, а те, как могли, старались ободрить меня, хотя и сами страдали. Как-то утром, примерно через месяц после гибели Джины, зазвонил телефон. Я мгновенно понял, кто это, но все равно снял трубку. -- Привет, Бобби, это я, Диана. Как ты там? Ее веселый непринужденный тон потряс меня до глубины души, и мой ответ прозвучал весьма жалко. -- Ничего хорошего. -- Жаль. Ну, да я знаю, как тебя развеселить. Почему бы нам не повидаться? Я в гостинице Друри, недалеко от тебя. Номер двести пятьдесят семь. До встречи. Видать, эта баба и впрямь спятила, если думала, что я приду к ней. Но тут в каком-то уголке моего сознания забрезжила одна мысль. А что, если мне удастся вытянуть у Дианы признание? Я бросился в спальню, выдвинул ящик тумбочки и принялся копаться в многолетних залежах хлама. На самом дне лежал маленький магнитофон. Я включил его. Он оказался исправным. Сунув магнитофон в задний карман, я хотел было прихватить и охотничий нож, но потом решил, что, если мне удастся разговорить Диану, то все остальное пусть сделает полиция. Я робко постучал в дверь, и она тотчас открылась. На губах Дианы играла улыбка, похожая на сноп света. Они были обильно накрашены и чуть приоткрыты. Я видел, как сверкают ее зубки. Волосы стали еще рыжее, веснушек на лице прибавилось, а темно-зеленые глаза сияли будто фонарики. -- Бобби, ну наконец-то! Я так рада. -- Она втащила меня в комнату, обняла и, не теряя времени, прильнула к моим губам. Я почувствовал, как рука Дианы скользит по моей спине вниз, и успел перехватить ее, прежде чем она нащупала магнитофон. Выскользнув из объятий, я незаметно нажал кнопку записи. -- Зачем ты это сделала, Диана? Зачем тебе понадобилось убивать мою жену? Она молча улыбнулась и снова попыталась поцеловать меня. На этот раз я принял игру и страстно приник к ее губам. Господи, я едва не блеванул. Тошнотный комок рвался из желудка наружу, но я мужественно продолжал лицедействовать. -- Бобби, я так соскучилась по тебе. С тех пор, как ты меня бросил, только о тебе и мечтаю. Видела тебя в каждом мужчине, с которым встречалась. Меняла их, надеясь найти кого-то как ты. А потом мне предложили тут работу, и я не выдержала. И теперь, когда твоей жены больше нет, ничто нам не помешает. Ей предложили работу? Погодите-ка, тут что-то не так. Я прищурился и пристально посмотрел на нее. Да, что-то не так. Но я не мог понять, в чем дело, и просто повторил свой вопрос: -- Но убивать-то зачем? -- Господи, Бобби, разве не ясно? Она же стояла между нами. Она произнесла это на удивление невозмутимо и непринужденно. -- Но ведь ты могла убить и меня. -- Да, могла. Только ты выжил. Значит, судьбе было угодно, чтобы ты стал моим. Она опять подалась ко мне, но на этот раз в голове у меня что-то щелкнуло. Как будто прорвало плотину. Я отпихнул Диану и заорал: -- Убийца! Ты угробила мою жену, и я тебя прикончу! Кровь закипела. Я никогда прежде не был так зол, но теперь совершенно не владел собой, как будто наглотался "колес". Во мне взыграло что-то первобытное, и сознание отключилось. Я рванулся вперед и заметил, как лицо Дианы исказилось от страха. Но она была готова к такому обороту дела. Может, стерва и спятила, но никто никогда не считал и не называл ее дурой. Поэтому я нарвался на здоровенный кухонный нож. Намерения Дианы не вызывали сомнений: она хотела проткнуть мне брюхо. К счастью, моя злость оказалась сильнее, чем ее страх и безумие. Диана успела пырнуть меня, но только оцарапала кожу. Я схватил ее за руку и рванул влево. Тонкое запястье хрустнуло и сломалось, как сухая щепка. Нож вывалился, вонзился в пол и, покачавшись мгновение, упал плашмя. Я ударил Диану правой ногой в пах. Будь она мужчиной, ущерб оказался бы куда серьезнее, но, так или иначе, мне хватило времени, чтобы завладеть ножом. Я машинально занес правую руку, и в этот миг Диана ринулась на меня, норовя расцарапать ногтями лицо. Лезвие ножа вошло ей прямо в горло. Она захрипела, попятилась и опустилась на пол, схватившись руками за шею. Кровь ударила струей, потекла между пальцами и фонтаном хлынула на мою рубаху. Я стоял и бесстрастно смотрел, как жизнь покидает молодую женщину. -- Господи, Бобби, что ты наделал? -- раздался за спиной знакомый голос. Я резко обернулся и взял нож наизготовку, чтобы отразить новое нападение. И оказался лицом к лицу с Дианой Маккормик. Я мигом все понял и опустился на пол, словно сбитый волной цунами. Я только что убил Дон. Но, может быть, в этом и состоял замысел Дианы? Может быть... Я попытался встать. -- О, боже, -- повторила она, глядя на свою умирающую сестру. Ее карие глаза наполнились слезами. Да, я обязан был заметить, что у женщины, которую я зарезал, зеленые глаза, но ярость и горе напрочь лишили меня разума. -- Я же пыталась тебя предупредить, Бобби. Моя сестра сошла с ума. Тяжело заболела. Она мечтала о тебе как одержимая, ты несколько лет не сходил у нее с языка. А потом она каким-то образом выяснила, где ты. Я хотела остановить ее, звонила тебе, но вы с женой бросали трубку. -- Диана опустилась на пол рядом с Дон, взяла ее голову и положила к себе на колени. Кровь тотчас залила джинсы. -- А вчера она позвонила мне и сказала, что уж теперь-то наверняка завладеет тобой. Это она убила твою жену. О, Бобби, я так сожалею... x x x -- Да, настоящая больная сука, -- сказал Оскар. -- Спасибо, приятель, -- ответил я. -- Жаль, что тебя не было на моем суде, где мне влепили пятнадцать лет за убийство второй степени. Подумать только, скольким полезным вещам я научусь тут за это время. -- Уж это точно. И все же, я не понимаю. -- Чего не понимаешь? -- Почему ты здесь, парень. Неужто Диана не дала показаний в твою пользу? Да и запись у тебя была. -- То-то и оно, Оскар. Диана солгала. Сказала, что это я преследовал ее сестру. Убил жену, а потом напал на Дон. Ну, а запись... В магнитофоне сели батарейки. Записалась только сцена с поцелуями в самом начале. -- Да, поганое дело, -- рассудил Оскар. -- И не говори, -- согласился я. Перевел с англ. А. Шаров (sharov@postman.ru) Джон Лутц. Полуночный поезд --------------------------------------------------------------- © Джон Лутц © Перевел с английского А. Шаров (sharov@postman.ru) --------------------------------------------------------------- Далеко впереди истошно и протяжно заголосил паровозный гудок. Цепляясь за неструганые доски раскачивающегося вагона, Ульман медленно поднялся на ноги. Состав приближался к захолустному полустанку с необозначенным железнодорожным переездом, и Ульман почувствовал, как он замедляет ход. Ехать до самого города было бессмысленно: сейчас бродяги и сезонные сборщики фруктов толпами перебирались на запад, и сторожа грузовых депо свирепствовали, отлавливая их по вагонам. Собрат-бродяга на востоке предупредил Ульмана, что в этом месте поезд сбавит ход. Значит, пора прыгать. Ульман всмотрелся в кромешную тьму, лицо обдало прохладным сельским воздухом. Ульман выждал несколько секунд, почувствовал, что поезд вот-вот начнет набирать ход, и спрыгнул. Он тяжело поднялся, отряхнул пыль с одежды и улыбнулся, увидев, как исчезают во мгле огни грохочущего товарняка. Завтра Ульман поймает попутку, переберется на другую окраину городка и вспрыгнет на следующий полуночный поезд, идущий в западном направлении. Да, но где ночевать? Задачка, однако. Правда, Ульману уже довелось с успехом разрешить несколько сотен таких задач. Он заозирался по сторонам, вгляделся в темноту и, наконец, увидел огни. Похоже, до дома было около мили. Ульману показалось странным, что сельские жители еще бодрствуют в столь поздний час. Но это и к лучшему: можно попроситься на ночлег в сарай. А не пустят, так хоть накормят поутру. Проверив, не выпало ли что из карманов, Ульман пустился в путь. Дом оказался крошечной фермой, сколоченной из досок. На подворье стояли только покосившийся сарай да курятник, и Ульману совсем не хотелось провести ночь в каком-нибудь из этих чертогов. Он тихонько подобрался к крыльцу, отметив про себя, что обычного в таких случаях разоблачительного собачьего лая не слышно, и решил сначала заглянуть в одно из окон, а уж потом подниматься на крыльцо. Он увидел грязную комнату, обставленную дешевой мебелью. Голая яркая лампочка освещала истертый коврик, древние, на ладан дышащие стулья и продавленный диван. Ульман поразмыслил и решил заночевать на свежем воздухе, а утром заявиться сюда завтракать. Он уже повернулся, чтобы отправиться восвояси, но тут в комнату вошла женщина. Ее дешевое цветастое платье было под стать убранству жилища, но вот облик самой женщины никак не вязался с окружением. Лет тридцать, решил Ульман. Рослая и стройная, с тонкими чертами, прямыми каштановыми волосами и огромными синими глазами. Мало кто мог бы так искусно скроить явно недорогое платье и носить его с изяществом, подчеркивающим все достоинства соблазнительной фигуры. Подол не прикрывал округлые колени. Платье было приталенное, с низким вырезом. На согнутой в локте левой руке женщина держала белую кошку, лениво и грациозно поглаживая ее. Что-то в повадке женщины подсказало Ульману, что она -- единственный человек в этом доме. При виде такой красоты у бродяги захватило дух. А то, что дом стоял особняком, навело его на весьма и весьма нечестивые мыслишки, которые он тотчас выкинул из головы. При всей своей неотесанности Ульман был поэтической натурой, способной оценить красоту и связанной своими, особыми нравственными законами. Женщина опустила кошку на пол и исполненным чувственности движением оправила платье, разгладив его красивыми тонкими руками. Ульман попятился от окна, испугавшись внезапного прилива вожделения и прекрасно зная, чем может кончиться дело. Повернувшись спиной к дому, он заставил себя тихонько отойти подальше, а потом сделал над собой новое усилие и пустился бегом. Едва рассвело, Ульман разогнулся, выбрался из-под дерева, потянулся, провел ладонями по парусиновой ветровке и зашагал к ферме. При свете дня дом выглядел еще более ветхим, чем в темноте. Ульман заметил, что окружавшие ферму поля заросли бурьяном. Живности не было, только одинокий боров возле сарая да несколько кур на запущенном подворье. Потом Ульман заметил за сараем еще пару свиней, но не обратил на них особого внимания, потому что во дворе стояла женщина, облаченная все в то же узорчатое платье. Она вешала на колеблемую ветром веревку мокрое белье. Ульман был уверен, что она знает о его присутствии, но делает вид, будто ничего не замечает. Когда он приблизился, она вытянулась в полный рост и закрепила белье прищепками. Несколько секунд Ульман молча любовался женщиной, слушая скрип дерева и веревки, трущейся о мокрую ткань. Женщина пришпилила последнюю простыню и повернулась. В ее синих глазах не было ни удивления, ни страха, и Ульман, который испытывал неловкость перед лицом такой красоты, смешался пуще прежнего. -- Ваш мистер дома? -- спросил он, заранее зная ответ. -- Нет тут никакого мистера, -- отозвалась женщина, отставляя ногу и окидывая пришельца откровенным взглядом. -- Э... я вот подумал, может, вы разделите со мной завтрак. Я бы с удовольствием отработал. Женщина пропустила его слова мимо ушей. -- Вы спрыгнули с ночного товарняка, правильно? Сердце Ульмана заколотилось. Неужто вчера она заметила его у окна? Он решил не придавать этому обстоятельству большого значения. -- Конечно, мисс. Еду работать в Калифорнию. -- Калифорния -- не ближний свет. -- Это точно, -- Ульман почесал подбородок. -- А как вы узнали, что я с того поезда? -- Да много вас таких, -- был ответ. -- Почему-то никто не едет до самого Эребвилла. -- Из-за железнодорожной полиции, -- злобно процедил Ульман. -- Уж больно любят пройтись дубинкой по голове нашего брата. Женщина внезапно улыбнулась. -- Меня зовут Сирила. -- Лу Ульман, -- он улыбнулся в ответ, стыдясь своей грязной одежды и чумазой физиономии. -- Что ж, мистер Ульман, можете умыться вон там, у колонки, а я поджарю яичницу. Он снова улыбнулся, непроизвольно оглядывая женщину с головы до ног. -- Благодарствую, мэм. Завтрак, состоявший из яиц, хлеба, свежего кофе и апельсинового сока в высоком стакане, выглядел на удивление аппетитно. Ульман уселся напротив женщины и принялся самозабвенно уплетать за обе щеки, потому что на вкус еда оказалась ничуть не хуже, чем на вид. Проглотив несколько ложек, он вдруг почувствовал на себе взгляд хозяйки. -- Так вы, говорите, одинокая? -- спросил Ульман, вытирая рот указательным пальцем. Сирила кивнула, не сводя с него внимательных синих глаз. -- Муж пять лет как умер. Ульман набил рот хлебом и сказал: -- Нелегко, должно быть, свести концы с концами? Что за скотину вы тут разводите? -- В основном хрюшек. Есть и несколько кур. -- Свиньи у вас -- что надо. Сколько голов? -- С десяток. Больше тут не прокормишь. По осени, когда нагуляют жирок, я их продаю, а часть выручки трачу на поросят. -- И начинаете все сызнова? Сирила кивнула и снова очаровательно улыбнулась. -- Пахать да сеять -- не женское дело, -- с легким кокетством сказала она. -- В этих местах, кроме свиноводства, почитай, все уже заглохло. А свиньи дают неплохой доход, если есть возможность откармливать их все лето. Ульман покончил с едой и в знак признательности облизал ложку. -- Хотите добавки, мистер Ульман? -- женщина немного нарочито взмахнула ресницами, и Ульману показалось, что хозяйка вот-вот пустит в ход женские чары и начнет заигрывать с ним. Он взглянул на нее и подумал: нет, где там. Нечего губы раскатывать. -- Нет-нет, спасибо, мэм, я уже набит под завязку. -- Если вы не против, зовите меня Сирила, -- попросила она, поигрывая чайной ложкой. Ульман неловко замялся, потом улыбнулся. -- Да, конечно, -- сказал он. -- Сирила. -- За сараем лежит штабель дров, -- с улыбкой сообщила она. -- Надо бы их... -- Да полно вам, Сирила, -- прервал ее Ульман. -- Я же говорил, что отработаю. Вы только покажите, где топор. Примерно с час он рубил дрова, потом косил высокую сорную траву на задах дома, латал проволочную изгородь загона для свиней, который был за сараем. Он работал, напевая себе под нос и поглядывая на Сирилу, возившуюся то в доме, то на подворье. Время от времени она улыбалась ему, приветственно махала рукой из окна или одаривала теплым взглядом, орудуя рычагом водокачки. Ульман трудился почти до вечерней зари, потом умылся во дворе, а Сирила стояла на крыльце в царственной позе и наблюдала за ним. Малость обсохнув в еще теплых солнечных лучах, Ульман натянул рубаху, откинул назад волосы, пригладил их мокрыми пальцами и вошел в дом следом за хозяйкой. -- Неплохо поработали, ничего не скажешь, -- похвалила Сирила. Ее улыбка показалась Ульману немного вымученной. Женщина прислонилась к спинке старого дивана, словно ища опоры. Ульман усмехнулся и передернул плечами. -- По-моему, вам тут недостает мужчины, а так все в порядке. -- Думаете, я сама не знаю? -- Сирила отошла от дивана. -- Готова спорить, что после такого трудового дня вас мучит жажда. -- Вообще-то да, хотя скоро "ведьмин час", и мне пора на другой конец города, чтобы вскочить на товарняк. Но если у вас найдется что-нибудь... -- Должно быть, в буфете кое-что осталось, -- с приклеенной к лицу улыбкой ответила женщина. -- Стоит с незапамятных времен для гостей или на случай какой-нибудь хвори. Ульман пошел следом за ней на кухню. -- Чем дольше его выдерживаешь, тем оно лучше. Женщина поднялась на цыпочки и потянулась к верхней полке. Взгляд Ульмана блуждал по ее фигуре. На полке стояли какие-то жестянки и три бутылки. В двух было неведомое Ульману дешевое пойло, а в третьей, полупустой, -- более дорогостоящий "бурбон". Именно эту бутылку женщина протянула Ульману. Тот припал к горлышку, смакуя теплый бархатистый напиток. Женщина наблюдала за ним. Ульман шагнул вперед, чтобы вернуть бутылку хозяйке, но Сирила накрыла его руку своей и плотнее прижала пальцы Ульмана к горлышку, словно давая понять, что дарит ему оставшееся виски. Он удивился, когда увидел, что она вот-вот ударится в слезы. -- Вы правы, мистер Ульман, -- сказала женщина, поднимая голову и глядя ему в глаза. -- Мне тут действительно нужен мужчина. Она склонила голову ему на плечо и зарыдала, прильнув к Ульману всем телом. Левой рукой Ульман поглаживал ее по теплой спине, а правой по-прежнему держал бутылку. Нашлось дело и одной ноге: Ульман воспользовался ею, чтобы открыть дверь спальни. В кромешной тьме Сирила поднялась с постели, томно потянулась и, шлепая босыми ногами, отправилась в кухню. Она снова поставила бутылку с "бурбоном" в посудный шкаф, поодаль от двух других, и натянула старый халат с закатанными по локоть рукавами. А потом в темноте раздался глухой стук, послышался скрип ржавых колес старой тачки. Вскоре со стороны сарая донесся неровный скрежет машины для перемалывания птичьего корма. Лезвия с трудом справлялись с чем-то твердым. Их лязг сопровождался полнозвучным довольным сопением и хрюканьем свиней. Спустя час Сирила вышла на крыльцо. На ней снова было цветастое платье. Все окна дома ярко светились. Издалека долетел жалобный вой гудка. Женщина вслушивалась в громоподобный рев приближающегося поезда. Вот состав на миг замедлил ход, снова набрал скорость, и грохот сделался громче, но потом мало-помалу стих. Сирила рассеянно оправила платье, провела ладонями по бедрам, улыбнулась в алчном предвкушении, вздохнула и вернулась в дом. Полуночный товарняк унесся на запад сквозь кромешный мрак. Ульмана в поезде не было. Перевел с англ. А. Шаров (sharov@postman.ru) Джон Лутц. Профессионалы --------------------------------------------------------------- © Джон Лутц © Перевела с англ. Л. Соколова --------------------------------------------------------------- -- Я зарабатываю на жизнь воровством, -- заявил Эндикотт. Он сидел в кожаном кресле, скрестив ноги. Перед ним стоял тяжелый, отполированный до зеркального блеска стол, за которым восседал человек по имени Дэвид Гробнер. Внешне мужчины были прямой противоположностью друг другу. Эндикот -- спокойный, почти сонный, Гробнер -- деятельный, подвижный, настоящий живчик. Эндикотт был ростом под два метра, Гробнер едва дотягивал до полутора. Он считал себя прозорливым руководителем, а большинство своих подчиненных -- неполноценными людьми. Тем не менее, русого красавца Эндикотта и черноволосого квазимодо Гробнера объединяла присущая обоим черта -- жажда доллара. И умение "ухватить"его. -- Я живу на прибыль, -- продолжил мысль Эндикотта Гробнер. -- Добиваться ее -- моя задача как члена правления "Компаний Гробнера". Я отвечаю перед людьми, которые платят мне жалование, то есть, перед вкладчиками. А они -- боги делового мира, мистер Эндикотт, и я нанял вас служить этим богам. -- Вы хотите сказать, что я вор, а вы нет? Гробнер мерзко осклабился. -- А вы оправдываете свое поприще передо мной или перед ними? -- Я просто напоминаю, что выполняю ваши поручения. Никаких нравоучений вы от меня не услышите. Мои доводы в защиту моего рода занятий ничем не отличаются от ваших. Гробнер встал, отчего стал казаться еще меньше рядом со своим громадным столом. Дорогой костюм изящного покроя обтягивал его тучную фигуру. Эндикотт отметил, что его собственный костюм, не более дорогой, сидел на нем гораздо лучше. Что бы ни говорил каждый из них в свое оправдание, было ясно, что род занятий у них один и тот же -- делать деньги. Эндикотт лениво поднялся, словно был готов зевнуть и потянуться. Но он улыбнулся и сказал: -- Указания я получил, деньги тоже. Договоров на выполняемую им работу никто не заключал. Все зижделось на доверии и сообразительности Эндикотта, который уже много лет обитал в дебрях корпоративных джунглей. Однажды его заметили в конкурирующей компании и предложили выкрасть формулу нового инсектицида, не имеющего запаха. Обещали хорошо заплатить и помалкивать о сделке. Он продал формулу. Но на этом его сотрудничество с клиентами не закончилось. Оно развивалось столь успешно, что скоро Эндикотт начал смотреть на кражи как на обычную работу, ничем не отличавшуюся от любой другой. Он быстро стал профессионалом и считал себя лучшим в своем деле. Звучное выражение "промышленный шпионаж" не значило для него ровным счетом ничего: Эндикотт считал себя обыкновенным вором и даже гордился этим. В его работе важнее всего было не терять ощущение реальности. Когда важному клиенту, такому, как "Компании Гробнера", требовались сведения, надо было просто "обронить словечко" в нужном месте, и Эндикотт вырастал будто из-под земли. Его услуги стоили дорого, но на него можно было положиться: он не вел никаких записей и, главное, был чертовски осторожен. После похищения чертежей из "Дженерал-армаментс", председателем правления которой был приятель Дэвида Гробнера, последний быстро разыскал Эндикотта и дал очередное задание. Для начала Эндикотт хорошенько изучил здание штаб-квартиры корпорации "Бадмен". Это было старое двадцатиэтажное строение в весьма неприглядном районе, недалеко от реки. Корпорация выпускала автомобильные сцепления, особой тайны они собой не представляли, поэтому и охраны в здании не было. Такому знатоку дела, как Эндикотт, ничего не стоило проникнуть туда. В полночь, менее чем через десять часов после беседы с Гробнером, Эндикотт поставил свой неброский "форд" в квартале от здания компании, переоделся в темные брюки и куртку, натянул кеды и легко перепрыгнул через ограду автостоянки корпорации. Машин на стоянке не было, значит, все работники уже разъехались. На отключение сигнализации потребовалось менее пяти минут. Взломав замок боковой двери, Эндикотт вошел в здание. Кровь мгновенно прилила к лицу, дыхание участилось и сделалось громким. Он испытывал душевный подъем. Вот почему ему так нравилась эта работа. Лифт -- опасная штука. Эндикотт проворно взбежал на третий этаж на упругих ногах. Гробнер снабдил его точным планом здания. Эндикотт повернул направо, к кабинету Брэда Бадмена, на двери которого красовалась табличка "Президент". Дверь была не заперта. Открыв ее, Эндикотт вошел в приемную. Фонарик не потребовался: сквозь тонкие занавески просачивался свет уличных фонарей. Дверь в кабинет президента была на замке, но Эндикотт быстро открыл ее. Он включил настольную лампу, предварительно прикрыв ее своей курткой. С улицы этот свет не заметят, а для работы его вполне достаточно. В углу, как и сказал Гробнер, стоял громадный черный шкаф. Он был заперт. Папку с описанием новой модели пневматического сцепления хранили в нижнем ящике. Все шло как по маслу. Эндикотт усмехнулся и направился в угол. Вдруг он остановился, повернулся к двери и замер. Дверь тихо открылась, и в кабинет вошла женщина. Почти такая же рослая, как сам Эндикотт, стройная, длинноногая, спортивная. Очень бледное овальное лицо обрамляли волосы, разделенные прямым пробором. Казалось, женщина испугалась и удивилась не меньше Эндикотта. Заметив, что он облачен в черные одежды, женщина успокоилась. Признала "своего". Теперь, когда ее черты разгладились, лицо сделалось красивым. -- Ага, вор! -- сказала она. -- Но не опасный. Будь у вас оружие, вы уже давно взяли бы меня на мушку. -- То же самое можно сказать о вас, -- Эндикотту понравилось ее умение быстро оценивать положение. -- Я полагаю, оружия нет, потому что мы оба профессионалы. Я не обижаюсь на "вора", ибо именно таков род моих занятий. Полагаю, что и ваших тоже. Женщина медленно покачала головой, отчего ее волосы сделались похожими на волны. -- Я не воровка, -- сказала она. Эндикотту не понравился ее тон. -- Моя работа -- поджоги. -- Выражение ее лица изменилось, в темных глазах засверкали озорные искорки. -- Кажется,мы сможем договориться. -- Мне нужна только папка, -- с легким презрением ответил Эндикотт, который считал поджигателей больными людьми. -- Потом можете спалить все, что хотите, в угоду собственным потребностям и желаниям вашего работодателя. Видимо, речь идет о страховке. -- Разумеется, -- согласилась очаровательная поджигательница. -- Вы бы удивились, узнав имена некоторых моих прежних клиентов. -- Могу сказать то же самое. В душе Эндикотта нарастала неприязнь к этой пускательнице красного петуха, хотя она все больше интриговала его. Но в этот миг в их беседу вмешалась сама Судьба. -- Между прочим, -- раздался вдруг голос, и из-за шкафа на середину комнаты вышел до сих пор не дававший о себе знать мужчина, -- у вас был как минимум один общий клиент. Мужчина был поджар и элегантен, одет в прекрасно сшитый темный костюм строгого покроя. Короткие волосы. Миловидное лицо. Ни дать ни взять делец с хорошим вкусом. Управляющий среднего звена в какой-нибудь крупной компании. Эндикотт почувствовал, как по спине поползли мурашки. Появление поджигательницы могло быть случайностью, но присутствие этой личности не сулило ничего хорошего. Похоже, и он сам, и женщина угодили в западню, устроенную, конечно же, не Судьбой. -- А кто этот клиент? -- спросил Эндикотт. -- "Дженерал-армаментс". Они слишком многое поставили на карту, и им необходимо обеспечить секретность. Этого требуют вкладчики. Эндикотт понял, кто заманил его в ловушку. "Дженерал-армаментс" с помощью Гробнера. -- Я умею держать язык за зубами, -- заявила поджигательница. -- Так что пусть "Дженерал-армаментс" не волнуется. -- Ее голос дрожал, она начинала чувствовать нутром то, что уже осознала умом. -- Пожалуйста, поймите, у меня, как и у них, необычная профессия. Я зарабатываю на жизнь поджогами. -- А я -- кражами, -- добавил Эндикотт, но тут же понял, что все бесполезно: у этого человека тоже свой, весьма редкий род занятий. Миловидный щеголь достал из-за пазухи пистолет с глушителем и улыбнулся, словно разъездной торговец, заключивший удачную сделку. -- Я верю вам обоим, -- сказал он. -- Но я профессионал, как и вы. Разница только в том, что моя работа -- убийство. Этим я добываю хлеб насущный. Он дважды спустил курок. Результат был именно такой, какого требовала его профессиональная гордость. Перевела с англ. Л. Соколова Джеймс Ноубл. Пешка в игре --------------------------------------------------------------------- © Джеймс Ноубл © Перевела с английского Л. Соколова --------------------------------------------------------------------- Скрипнула входная дверь, и Винни подняла глаза от вязания. -- Это ты, Тетч? -- спросила она. -- Да, родная, -- донеслось из прихожей. -- Где тебя носило весь день? Уже второй раз за неделю ты исчезаешь, не сказав ни слова... -- Да, родная, -- ответил Тетчер уже из кухни. Винни поняла, что муж попросту пропускает ее слова мимо ушей. -- Я подала на развод, -- сказала она, чтобы проверить, так ли это. -- Да, родная, -- последовал ответ. В дверях появился Тетчер, в руках у него была громадная ваза с алыми и белыми розами. -- Никак не мог найти вазу. -- Что это? -- Тебе от меня, дорогая, -- объявил Тетчер, поставив вазу на кофейный столик перед Винни. -- Спасибо, Тетч, они прелестные. -- Винни отложила вязание и переставила несколько цветков, пытаясь соорудить из них букет покрасивее. Тетчер достал из кармана коробочку в подарочной упаковке. -- Это тоже тебе. -- Боже мой! -- воскликнула Винни, явно польщенная. -- Ты сказала что-то о разводе? -- спросил Тетчер, пока она разворачивала бумагу. Ответа не последовало. Винни Винни достала из коробки кулон на цепочке. Блеск бриллианта отразился в ее очках. Тетчер хихикнул. -- Ты прощаешь меня за то, что я подарил тебе на годовщину свадьбы электропилу? -- Конечно, -- Винни чмокнула его в щеку. -- Помоги мне надеть эту прелесть. -- Она долго вертелась перед зеркалом, а потом сказала то, чего Тетчер и ждал: -- Но ведь нам такая вещь не по карману. Он усмехнулся, глядя на ее отражение в зеркале. -- Ничего подобного. Я купил ее на доход от небольшого вклада, сделанного два года назад. -- Не помню никакого вклада. -- Тогда сядь, -- он потянул ее к дивану. -- Помнишь, мы судили да рядили, не вложить ли деньги в фирму Локнера? -- Да. И я была против. По-моему, среди его вкладчиков были бандиты. Тетчер нервно потер руки. -- Это всего лишь предположение. Даже если и так, это еще не значит, что и сами работники фирмы нечисты на руку. У них был солидный портфель инвестиций... -- Ладно. И сколько же ты вложил? -- Всего две тысячи долларов. А доход составил полторы тысячи за два года. Вот это прибыль! -- Подумать только, на что могли пойти наши деньги! Возможно, их вложили в жульничество или азартные игры... -- Наши акции были абсолютно законные. У меня есть список всех компаний, куда были вложены наши деньги. -- Слава богу. -- Винни немного успокоилась. -- Теперь ясно, куда ты сегодня бегал. Отправился к Локнеру и взял деньги на эту цепочку. -- Хммм... Не совсем так. У Локнера я был в начале недели, когда получил от него письмо с предложенияем забрать вклад в связи со скорым закрытием компании. -- Тетчер прокашлялся. -- Но вот ведь какая штука: мне удалось забрать его только сегодня, поскольку на деньги был наложен арест как на вещественное доказательство в деле об убийстве. -- В деле об убийстве? -- У Винни округлились глаза. -- Оказывается, Генри Барстоу, второй человек в фирме, был убит на автостоянке рядом с их конторой. -- Я не ослышалась? Ты сказал "второй"? -- Там у них всего трое сотрудников, считая секретаршу. Винни недоуменно покачала головой. -- Ты вложил деньги в компанию, в которой всего три человека, а теперь одного из них, к тому же, угробили? -- Но мы получили неплохую прибыль... -- промямлил Тетчер. -- Слушай, Чарльз Локнер создал компанию три года назад. Поначалу дела шли из рук вон плохо, но потом он взял на работу плюгавого хмыря по имени Генри Барстоу, и тот оказался биржевым гением. Сидел затворником в своем кабинете, составлял графики, прогнозы развития разных предприятий. Он был очень нескладным и застенчивым человеком и предпочитал оставаться в тени. Прием клиентов и представительство осуществлял Локнер. Менее чем через год доходы немногочисленных вкладчиков компании начали расти как на дрожжах, вскоре фирма приобрела широкую известность, появились новые вкладчики, и Локнер нанял секретаршу, потому что сам уже не справлялся с работой. -- Странно, что крупные фонды не попытались переманить Барстоу к себе. -- Еще как пытались, -- ответил Тетчер. -- Только все вкладчики Локнера знали, что обязаны своим благополучием Барстоу, поэтому Локнер платил ему хороший оклад плюс комиссионные. И Барстоу был доволен. Теперь, после его гибели, Локнер решил свернуть дело и предложил вкладчикам помощь в продаже их долей. -- И ты принял его предложение, -- проговорила Винни. Тетчер кивнул. -- Локнер продал мои акции, а вырученные деньги положил на счет компании. Но я не успел их забрать из-за убийства. Полиция арестовала все фонды до окнчания расследования, и мне пришлось обратиться туда, чтобы оформить запрос на свои деньги и получить их. -- Тебе повезло, -- рассудила Винни, посмотрев на него поверх очков. -- Локнер мог заграбастать все деньги и скрыться в неизвестном направлении. -- Не в пример тебе, я верю людям, -- высокопарно ответил Тетчер. -- Полиция нашла орудие убийства? Кто-нибудь задержан? -- Пока нет, но подозреваемых хватает. Ты сама сказала, что среди вкладчиков были люди, связанные с преступным миром. Видимо, последние несколько недель сведения о биржевом рынке грешили неточностями, и кое-кто из темных личностей начал терять деньги. -- Гениальный ум Барстоу дал сбой? -- Да, причем именно сейчас, когда на бирже наблюдается оживление. Удивительное дело. Винни на минуту задумалась, потом вновь взялась за спицы. -- Тут я не вижу причин для убийства. Кого-нибудь еще подозревают? -- Эдит Барстоу, жену убитого. Генри был застрахован на крупную сумму. Говорят, полмиллиона. -- Ага! Это уже что-то. -- Страховка -- не единственный мотив. Месяц назад Генри завел любовницу. Эдит могла грохнуть его из ревности. Винни удивленно посмотрела на Тетчера. -- Локнер разрешил мне воспользоваться кабинетом Барстоу для проверки счетов перед их закрытием. Туда вошла секретарша, Сюзанна Уилсон. Прикрыв за собой дверь, она шепотом попросила нас проверить, не могла ли Эдит быть убийцей мужа. -- Почему она подозревает Эдит? -- Сюзанна была любовницей Барстоу. За два дня до его убийства произошло нечто странное. Они вдвоем отправились в "Звездный бар" на Пятьдесят первой улице. Ты знаешь это место, там по стенам развешаны фотопортреты бродвейских актеров. Сев за столик, они заказали коктейли, и тут вдруг в бар вошла Эдит Барстоу. Сюзанна уверена, что Эдит их заметила, хотя та и не подала виду. Она подошла к стойке и принялась наблюдать за ними с помощью зеркала позади бара. -- Но ведь там темновато, -- сказала Винни, припоминая, как выглядит бар. -- Может, у Сюзанны просто разыгралось воображение? -- Я задал ей тот же вопрос. Кажется, на стене висела подсвеченная картина, и Сюзанна уверена, что хорошо разглядела лица. Кроме того, Генри подавал жене какие-то странные знаки, так, чтобы Сюзанна не заметила. -- Что за знаки? Тетчер поднял большой палец. -- Вот так, будто "голосовал" на шоссе. Сюзанне показалось, что он жестом просил Эдит уйти. Спустя несколько минут она в большом смущении покинула бар. -- И Сюзанна считает, что Эдит убила мужа из ревности? -- Да. Только Эдит не могла его убить. В тот день она обедала с Локнером в ресторане неподалеку. Эдит просила его помочь положить конец роману мужа. Там их и застали полицейские, пришедшие сообщить об убийстве Барстоу. -- Стало быть, у обоих есть алиби, -- сказала Винни. -- Выходит, что так. Мэтрдотель и официанты говорят, что во время убийства оба сидели за столиком. Винни задумалась. -- Эдит Барстоу когда-нибудь приходила к мужу на работу? -- Кажется, нет. В тот день она впервые встретилась с Локнером. Винни покачала головой. -- Одно мне непонятно. Почему Сюзанна и Генри закрутили любовь месяц назад, хотя проработали вместе более двух лет. -- Очень просто. Сюзанну Уилсон наняли два месяца назад, когда Локнер уволил прежнюю секретаршу. -- А почему он ее уволил? Тетчер пожал плечами. -- Очень странно, -- задумчиво молвила Винни. -- Девушка работает в компании два года, и вдруг Локнер ни с того ни с сего увольняет ее. Тебе удалось с ней поговорить? -- С мисс Карло? Нет. Никто не знает, где она. С Генри у нее всегда были натянутые отношения из-за ее привычки наводить порядок в его кабинете и раскладывать все бумаги по полочкам. Он вечно не мог найти нужную. А мисс Уилсон ничего подобного не делала, и это ему нравилось. Разумеется, не только это... -- Хм... Ты был в кабинете Барстоу. Опиши его. -- Кабинет как кабинет. Все вверх дном, графики и схемы на полу и на стульях. На столе -- телефон, калькулятор, стакан с карандашами и фотография в стальной рамке. -- Чья фотография? -- Эдит Барстоу. С надписью: "С любовью. Эдит". Винни была разочарована. Она умолкла и опять принялась орудовать спицами. Потом вдруг замерла. -- Кажется, я знаю, кто убийца. Позвони Локнеру и скажи: я знаю, почему он уволил прежнюю секретаршу. Попроси его завтра в полдень прийти к нам. Тетчер подскочил в кресле. -- Локнер? Нет, он не мог убить Барстоу. Во-первых, у него алиби. Во-вторых, смерть Барстоу означает конец его процветания. Почему ты думаешь, что он придет? -- По