рлили слушателей, - насекомые должны были чем-то поступиться, коль скоро хотели выжить. И вот вам результат: они отказались от длительного процесса обучения, предпочтя ему простой и целесообразный инстинкт. Руководствуясь инстинктом, они победили в суровой борьбе за существование. - К черту ваши бредовые россказни! - взорвался Спенсер. - Объясните мне лучше, почему эти букашки не в состоянии справиться с нами, почему они не объедят нашу несчастную планету? - Всему свой час, - профессор смерил его холодным взглядом. - Вы же прекрасно знаете, Спенсер, не хуже меня, что инстинкт нельзя пустить в ход в любой момент, так сказать, оперативно. Вот почему насекомые, несмотря на свою огромную плодовитость и инстинкт, который по совершенству можно сравнить разве что с разумом человека, до сих пор представляют собой убогую разновидность животных низшего класса. Вместо того чтобы самим научиться управлять своими инстинктами, они позволяют именно с их помощью поработить себя. - Вы противоречите самому себе, профессор, - возразил ему Алан. - С одной стороны, вы ставите насекомых на один уровень с человеком, с другой - уготовили им второстепенную роль. - Ну и что? - Тейфель встал в позу. - Взгляните на меня: бывший уважаемый профессор Гейдельбергского университета, светило биологической науки Германии, а ныне... - он скривил губы, - ныне скиталец, нашедший пристанище в джунглях среди дикарей. - Он помолчал. - С насекомыми происходит подобное же. В них дремлет безудержная сила. Как бы вам это объяснить: они напоминают вулкан, который вот-вот пробудится. - Он задумчиво уставился в пустоту. - И тот, кто его пробудит... Алан перебил его. - Вы здесь с экспедицией? - Я, с экспедицией? - Тейфель громогласно захохотал. - Впрочем, это допустимо. Да, милейший, с экспедицией, причем я торчу здесь весьма долго, так что все мне опротивело. Я здесь с того момента, когда фюрер... - Тут он осекся и подозрительно уставился на Алана. - А почему у вас возник такой вопрос? И вообще, вы оба что здесь делаете? Как вы сюда попали? Вопросы сыпались градом. Вдруг, словно опомнившись, Тейфель схватил стакан виски и залпом выпил его. - Простите, господа, так на меня действует погода... Наступило неловкое молчание. Его нарушил Спенсер. - Вы говорили, что в насекомых заложена сила. - Ах, да, - Тейфель оживился. - Знаете, господа, кто управляет этой силой, инстинктом, кто определяет аспекты его применения, тот, считайте, владыка мира. Возьмем, к примеру, координацию нашествий муравьев, саранчи или иных насекомых. Тот, кто этим управляет, выходит, правит всем человечеством - ведь от него зависит, будет ли у людей пища. Вы только вообразите тучи колорадских жуков на картофельных полях или саранчи, обирающей урожай на территориях многих стран. Как, по-вашему, смогут ли жители этих стран предотвратить или защититься от него? - Тут вы правы, - кивнул головой Спенсер, внимательно слушавший монолог профессора. - Но ведь вот в чем загвоздка: если развязать бактериологическую войну, кто ее прекратит? Насекомые, к сожалению, не разбираются в большой политике, а понятие "граница" им ни о чем не говорит... - А вы уверены, - профессор загадочно улыбнулся, - что не существует кто-либо, кому подвластны насекомые? - Глупости! - не сдержался Алан. - Вы так полагаете? - спросил Тейфель. - Как можно допустить, чтобы кто-то управлял насекомыми! Профессор быстро поднялся и жестом позвал Умару, который стоял поодаль рядом с проводниками-гребцами. Индеец задрожал и подошел к палатке. Профессор улыбнулся. Умару стоял перед ним, опустив глаза в землю. - Ты указываешь дорогу белым людям? - обратился Тейфель. Умару кивнул. Алан заметил, что он дрожит от страха. - Ты видел, как маленькие-маленькие красные букашки съели черного человека? - Да, - с трудом выдавил из себя индеец, у которого от ужаса зуб на зуб не попадал. - Ты ведь знаешь, что эти букашки могли съесть и тебя, и, твоих собратьев, и обоих белых господ? - Красные букашки жрут все, великий господин. "Так он ко мне никогда не обращался", - подумал Алан. - А кому подчиняются маленькие-маленькие красные букашки? - тихо спросил Тейфель. - Курупиру... - заикаясь, произнес индеец, - курупиру. То, что произошло в следующий момент, Алан никак не мог объяснить. Умару, гордый, всегда спокойный Умару, завопил истошным голосом, будто в живот ему всадили отравленный шип, повернулся и бросился наутек по поляне, на которой воздух дрожал от палящего солнца. Вскоре его фигура, мелькнув между высокими стволами, пропала в сумраке леса. Но до оставшихся еще долго доносились вопли обезумевшего от страха индейца. Проводники упали на колени. Профессор ласково взглянул на них, прошептав: - Они-то в меня верят. 4 У Алана было такое чувство, что профессор Тейфель решил прочно обосноваться в излучине реки. Индейцы соорудили ему уютную хижину, крытую пальмовыми листьями. Хижина состояла из двух помещений - одно служило спальней, в другом была оборудована лаборатория современного типа. Большую часть приборов индейцы привезли на каноэ откуда-то с гор, от истока реки. - В принципе обычная аппаратура энтомолога, - видя недоумение Алана, пояснил Спенсер. - Но, если приглядеться внимательнее, очень смахивает на мастерскую радиолюбителя. У этого старикана отличные связи с цивилизованным миром. Я как-то одним глазком глянул на его инструменты. В основном производство ФРГ, всемирно известная фирма... Алан едва сдержался, чтобы не спросить, каким образом Спенсеру, которого профессор явно недолюбливал, удалось проникнуть в лабораторию? Но он промолчал. Тейфель весьма правдоподобно объяснил, что всем необходимым его обеспечивают индейцы (у них профессор, это было ясно даже на первый взгляд, пользовался огромным уважением); именно они привозят провиант и инструменты по малодоступным дорогам. Дни проходили без особых приключений. Вечера они проводили в жарких дебатах. Профессор вспоминал о годах совместной учебы с отцом Алана, был общителен и весьма любезен. Алан несколько раз заводил разговор о возвращении домой, но Тейфель неизменно уклонялся от этой темы. Умару по-прежнему не возвращался в лагерь, и Алан считал себя в какой-то мере виноватым. Тейфель посмеивался: - Будьте спокойны, индеец в лесу не потеряется, это все равно, что щуку бросить в воду. Впрочем, что вас беспокоит? Все необходимое у вас есть, а поскольку вы мои гости, бояться вам нечего, - последнюю фразу он произнес с расстановкой, подчеркнуто вежливо. И хотя Алан сознавал, что профессор выручил их из беды - большую часть провизии уничтожили муравьи, а оставшейся едва хватило бы на неделю, - и у него, и у Спенсера от этих слов остался неприятный осадок. - У меня в горах небольшое бунгало, - продолжал Тейфель, отметая благодарность. - Все, что у меня есть, - к вашим услугам. Я ведь пожилой человек, - вздохнул он, - а старики порой мечтают об общении с интересным собеседником. Эти же, - он кивнул в сторону индейцев, - не более чем мыслящие животные. Если они вообще способны мыслить... Перед Аланом всплыл образ Умару, его серьезное, спокойное, коричневатое лицо, открытый взгляд. Ботаника отнюдь не радовал тот факт, что оставшиеся в живых проводники-индейцы вскоре прибились к нему, как цыплята к клуше; Умару все равно никто не заменит. Тейфеля индейцы смертельно боялись. Впрочем, это неудивительно, ведь они принимают его за духа леса, хозяина здешних земель, потому-то и боятся, объяснял себе Алан. Но ему бросилась в глаза еще одна интересная деталь: индейцы поняли, что профессор симпатизирует Алану, а не Спенсеру, и не особенно рьяно выполняли указания рыжеволосого энтомолога. Однажды Спенсер, лежа в постели, бросил: - По-моему, мы влипли. Алан посмотрел на него с удивлением. - Не понимаю. - Вы что же и в самом деле не понимаете, - недоверчиво переспросил Спенсер, - что люди профессора, эти индейцы неотступно следят за нами, за каждым нашим шагом? Не по душе мне все это. И тут Алану припомнились кое-какие моменты. Пожалуй, Спенсер прав. - Хотелось бы мне дознаться, где тут правда, а где ложь, - произнес Спенсер, укладываясь поудобнее под сеткой от москитов. - А в чем вы сомневаетесь? - Да в его россказнях, - ответил Спенсер. - Напрасно вы подозреваете его во лжи, - возразил Алан. - Забытый цивилизацией старикан. Мой отец его хорошо знал. - Вы ягненок, Алан, - грубо сказал Спенсер. - Уткнувшись в свой микроскоп и соорудив для себя ширмочку из растений, которые вы с такой охотой срываете, вы не способны взглянуть на реальный мир. Неужели вы не уразумели, что миром могут править и сумасшедшие? - Зато у вас удивительное знание человеческой души, - с обидой ответил Алан и погасил свет. - Тем не менее, по-моему, для науки вы не находка. Спенсер промолчал. Алан заметил, что огонь в трубке, которой он попыхивал, постепенно угасает. - А я утверждаю, - раздался из темноты голос Спенсера, - что вы, дружок, не находка для жизни, не разбираетесь вы в ней. - На что вы намекаете? - Алана поразил его тон. - Бьюсь об заклад, этот профессор - военный преступник. Это же ясно, как день, только вы этого не понимаете. Ну, скажите: к чему бы ему, кабинетному ученому, здесь находиться, в джунглях, среди дикарей? Да он, старый проходимец, даже не старается скрыть своей причастности к... Алан весь напрягся. - У меня как-то выдался случай заглянуть в его спальню, - продолжал Спенсер. - Над постелью старика красуется фотография. Хотите знать, чья? - Я не люблю вторгаться в личную жизнь других... - промямлил Алан. - Так вот: на фотографии наш уважаемый профессор Тейфель пожимает руку ефрейтору со свастикой... - Гитлеру?! - В самое яблочко. И светится от счастья как месяц в полнолуние. Вы сомневаетесь? Проверьте сами. Хотя Алан отнюдь не разделял многих жизненных принципов Спенсера и его взглядов, он все же допускал, что какая-то доля правды в словах энтомолога есть. Всякий раз, когда Алан и Спенсер заходили к профессору в лабораторию, он закрывал двери спальни. Шаг за шагом Алан восстанавливал в памяти события последних месяцев. Во-первых, в Манаосе старый недоверчивый Вебстер убеждает его, Алана, взять с собой в экспедицию неизвестного энтомолога. Далее, полнейшее отсутствие у Спенсера интереса к насекомым вообще, за исключением муравьев. И наконец, его манера совать нос в чужие дела, буквально вынюхивать все. - А вы-то, собственно, за кого себя выдаете, Спенсер? - вдруг вырвалось у Алана. - Послушайте-ка, вы, овечка, - после минутного молчания раздался голос Спенсера из темноты, - вы, верно, предполагаете, что я гангстер, выпотрошивший тайник родной бабушки, или сумасшедший, сбежавший из психолечебницы. Я знаю, вы меня не переносите, но мне плевать. Однако ситуация осложнилась, поэтому я вынужден, превышая свои полномочия, открыть вам глаза, милейший. - В его голосе появилась твердость. - Слушайте меня внимательно. Институт по вопросам биологической охраны окружающей среды исследует и проблему направления движения, точнее, нашествий насекомых. Вначале казалось, будто пути-дороги насекомых случайные, вызваны местными, в частности климатическими, условиями. В институте определили задачу: выявить закономерность, периодичность нашествий саранчи, муравьев и других насекомых. Да и для военных эти сведения представляют известный интерес... - Но ведь, - прервал его Алан, - бактерии гораздо эффективнее в качестве средства массового уничтожения? - Бактерии действуют медленно, дружок, слишком медленно. Кроме того, ими не так легко управлять, не то что ракетами, вот в чем соль, - Спенсер, откашлявшись, продолжал. - Пять лет назад наши наблюдатели сообщили, что период половодья реки Ксингу отмечен появлением полчищ муравьев, шествующих в разных направлениях, но, заметьте, на одном строго ограниченном участке местности. Разумеется, среди индейцев ходили всякие слухи; согласитесь, Брэкфорд, все они фантастически суеверны и далеки от реального восприятия действительности, но данный случай представляет счастливое исключение. По уверениям индейцев, в горах, в верховье реки, поселился великий дух - курупиру, который требует безоговорочного подчинения всех живущих там племен. Кто ослушается, пусть пеняет на себя - за одну ночь муравьи полностью сожрут поселение, от всего живого останутся только рожки да ножки. - Неужели вы верите в эти сказки, Спенсер? - Слушайте дальше. Главное - самое интересное: согласно легенде, обиталище духа находится как раз в этой области, в точке, откуда, если вы помните, на моей карте расходятся стрелки... Нам не повезло - не мы нагрянули к курупиру в гости, застав его врасплох. Вышло наоборот, он к нам пожаловал, прихватив с собой телохранителей. Хуже не придумаешь. - Ничего не понимаю, - растерянно проговорил Алан. - Все очень просто. Вы - настоящий ребенок, Алан Брэкфорд. Профессор Тейфель - бывший нацист, работавший над созданием биологического оружия. У него достаточно причин покончить с нами, смести нас с лица земли, кстати, ему это не впервой, - мрачно добавил Спенсер. - На что вы намекаете? - Да, не мы первые, пустившиеся в путь по этой дорожке, а с нее никуда не свернешь, - сухо сказал Спенсер и повернулся на другой бок. Алан же еще долго лежал с открытыми глазами, уставившись в темноту. На утро Спенсер отправился в лес и не вернулся к обеду. Алана не обеспокоило его отсутствие, со Спенсером это уже случалось. К тому же, как он хвалился, его зорко стерегут люди профессора. В тот день Алану не пришлось даже словом перекинуться с профессором: Тейфель все время был занят в своей лаборатории, а когда Алан пытался к нему проникнуть, в дверях вырастала могучая фигура индейца-телохранителя. Проводники безмолвными изваяниями понуро сидели у каноэ. Тяжелая полуденная жара нависла над долиной, палящие лучи солнца почти отвесно падали на землю, на высокую траву, где порхали пестрые бабочки-великаны и крошечные колибри, живые, переливающиеся драгоценности. Алан не находил себе места, его начало беспокоить отсутствие Спенсера. Нельзя сказать, чтобы он испытывал особую симпатию к нему, но в этих диких джунглях Спенсер, пожалуй, был его единственным другом. Близился вечер, в лучах заходящего солнца зеленый массив леса покрылся золотой вуалью. Алан зашел в палатку и забрался под сетку, спасаясь от москитов. Вскоре его сморил сон. Проснулся Алан уже в полумраке - наступил короткий тропический вечер. У палатки негромко разговаривали между собой индейцы. Алан зажег лампу и вышел наружу. - Господин Спенсер еще не возвратился? - спросил он. Индейцы отрицательно покачали головами. Ужинал Алан в одиночестве. Из соседней хижины раздавалось попискивание, шум работающей аппаратуры, свист. "Видимо, профессор возится со своим передатчиком", - рассеянно подумал Алан. И вдруг его охватило страшное беспокойство. Он бросился в хижину профессора, где перед входом возвышался раскрашенный индеец. Не обращая на него внимания, Алан крикнул: - Профессор, профессор, можно вас на пару слов? Индеец не сдвинулся с места. В открытом окне показалась тень. Писк приборов прекратился. - А, это вы, герр Брэкфорд, - послышался голос Тейфеля. Он бросил стражу несколько слов, и тот отворил дверь. Профессор, склонившись над аппаратом, не обратил внимание на вошедшего. Не дожидаясь приглашения, Алан сел и с интересом уставился на Тейфеля. - Простите старика за забывчивость, - наконец проговорил Тейфель с рассеянным видом. - Я бы давно пригласил вас к себе, но, к сожалению, появились неожиданные обстоятельства, небольшие помехи. Аппараты жужжали как встревоженный улей. - Профессор, я беспокоюсь: Спенсер не вернулся из леса. - И это все, что вы хотите мне сообщить? - Стекла очков сверкнули над прибором, и на одутловатом лице профессора проступила улыбка. Алан откашлялся. - Я подумал, что вам, пожалуй, следует послать людей на поиски, ведь Спенсер плохо ориентируется в джунглях, это его первый поход... - Вы так полагаете? - негромко откликнулся профессор и смолк. Писк и жужжание вдруг прекратились, поэтому в тишине его шепот прозвучал как крик. - Все в порядке, - проговорил Тейфель как ни в чем не бывало и направился к боковой стенке комнаты. Открыв небольшую тумбочку на бамбуковых ножках, он обратился к Алану: - Вы предпочитаете шотландское виски или коньяк? С этими словами он поставил перед Аланом стаканчики. Аромат виски заполнил помещение. Алан невольно подумал о Спенсере, его сковал страх. Профессор поднял стакан. Пучок света, отражаясь от стекла и металлических граней прибора, переливался радужным блеском. - Мой милый друг! Разрешите выпить за вечную память нашего общего товарища доктора Джека Спенсера, незаурядного сотрудника Института по вопросам биологической охраны окружающей среды, человека, безусловно, мыслящего, пытавшегося докопаться до истины, в чем-то даже любознательного. Жаль, что с такими незаурядными данными он посвятил себя не науке, а изучению, вернее, доскональному штудированию прошлого почтенных людей. Тейфель сокрушенно покачал головой. - Профессор! - закричал Алан, и от страха у него свело скулы, а спина покрылась капельками холодного пота. - Профессор, - тихо проговорил он, сжимая стакан с такой силой, что стекло треснуло. Алан тупо уставился на кровоточащую ладонь. Тейфель, быстро поставив собственный стакан на стол, превратился в заботливую нянюшку. - Какой же вы нескладеха, ну, разве так можно! Вы ведь прекрасно знаете, что в этом проклятом климате любая ранка гноится! Такая неаккуратность! Порезался, как маленький мальчик. Вот вам современная молодежь, с нее ни на минуту нельзя спускать глаз, - кудахтал толстяк. Он бегал из одного угла комнаты в другой, промыл рану сероводородом и антисептической жидкостью. К счастью, порез оказался неглубоким. Профессор заботливо перевязал Алану руку. - Потерпи, мой мальчик, боль успокоится. - Отдышавшись, толстяк улыбнулся. - Ну, теперь со спокойной совестью можно выпить. - Что со Спенсером? - тихо спросил Алан, превозмогая боль. - Ах, да, совсем забыл, проклятая голова! - Помолчав, профессор опрокинул в рот содержимое стакана и поставил его на стол. - Ваш приятель мертв. У Алана подкосились ноги. Подхватив его под руки, Тейфель прислонил ботаника к стене, возле которой стоял внушительного размера ящик. Бросив взгляд на Алана, Тейфель, театрально сморкнувшись, резко откинул крышку. Алан заметил торчащие из ящика ботинки. "Да это же ботинки Спенсера", - понял он в ужасе и, заглянув внутрь, отпрянул от ящика: на него взирали широко открытые глаза Спенсера, но в них уже не было столь характерного насмешливого выражения. Алан, пошатываясь, подошел к столу и ухватился за его край. - Вы, вы его... убили? - Тише, тише, - Тейфель зажмурил глаза и приложил палец ко рту. - Смотрите, не разбудите его. - Вы убили его, - Алан сокрушенно качал головой, тихо повторяя, - но зачем? Черт возьми, зачем? - Послушайте, мой мальчик, - профессор склонился к Алану, поглаживая его по плечу, - к чему так убиваться? - Знаете, кто вы такой? - Алан опустился на стул, с негодованием глядя на профессора. - Вы убийца, подлый убийца... - Разве вам непонятно, мой мальчик, - Тейфель опустил глаза, - что Спенсер сам во всем виноват. Я же его предупреждал, что здесь полно змей. - Толстяк принял театрально-скорбную позу. - "Будьте осторожны", - неоднократно твердил я. Но ваш уважаемый друг оказался слишком упрямым, слишком. - Профессор задумчиво наклонил голову вниз. Алану же припомнился последний разговор со Спенсером. Он постарался взять себя в руки и, внешне спокойный, налил себе виски, внимательно следя за профессором. Тот, поправив очки, вопрошающе ждал новых упреков. - Не волнуйтесь, дружок, в этих местах такое случается. Ведь змеи в джунглях - явление обычное. - Но почему вы положили его в ящик? - Будьте справедливы, - профессор воздел руки, - куда же прикажете его деть в такую жарищу? Не беспокойтесь, мы похороним его, как полагается, со всеми почестями. Признаться, энтомолог ваш Спенсер был превосходный, лучше и желать не надо, - добавил он, потирая руки. У Алана сдали нервы, и он разрыдался. - Теперь в постельку, мой милый, - Тейфель погладил его по голове, - завтра предстоит трудный день. А сейчас отдыхайте, ложитесь сию же минуту, останетесь у меня. - Профессор сунул Алану в рот таблетку и заставил запить водой. - Теперь ложитесь, выспитесь хорошенько. Спать, спать! Тейфель открыл дверь и что-то сказал. Тотчас же в лабораторию вошли два индейца, с опаской посматривая на черный ящик. Они подхватили Алана под руки и потащили в соседнюю комнату, где он под неусыпным отцовским оком профессора улегся в постель. Последнее, что Алан различил в полусне, прежде чем отдаться объятиям тьмы, - это фотография, а на ней улыбающийся молодой Тейфель рядом с Гитлером. 5 Когда Алан проснулся, первое, что бросилось ему в глаза, - физиономия Гитлера на фотографии. Второе, что он отметил, вернее, почувствовал, - это запах. Кисловатый, отвратительный, всюду проникающий запах муравьев. Алан не мог припомнить, как он оказался в лаборатории. Всем его существом овладела слабость. Профессор, не обращая на него внимания, крутил что-то в своем приборе. Блестящий металлический паук с десятками щупальцев несносно жужжал. И этот ужасный, липучий запах... Алан, пошатываясь, подошел к столу, где стояла бутылка с виски, налил стакан и залпом осушил содержимое. Какое приятное ощущение тепла, мысли уплывают, медленно, медленно... Внезапно он почувствовал прикосновение мягкой руки к своему плечу. На него сквозь толстые стекла смотрели серые глаза из-под седых насупленных бровей. - Нужно взять себя в руки, дружок, - зазвучал мягкий голос Тейфеля. Алана удивила происшедшая в профессоре перемена, глаза его светились весельем, безумным весельем, безумным... - Ну, мальчики, вы свое получите, - громко объявил Алан. В его взгляде вдруг появились величественность и отрешенность, придав решительность щуплой фигурке. Лицо обрело серьезность. - Ну, мальчики, вы уже не вернетесь... - повторил он. - Куда? - обронил профессор, не вдаваясь в смысл услышанных слов. - Если речь идет о тебе лично, Алан, то, как это ни прискорбно, тебя я оставляю у себя, тебя я не отдам. Я старый, одинокий человек. Ты унаследуешь мое открытие, мою тайну, - Тейфель перешел на шепот, не спуская с Алана безумных глаз. - Ты станешь моим учеником, и я открою тебе тайну господства над миром. Алану сделалось дурно. Он напряг все силы, чтобы вслушаться в этот ласковый, убаюкивающий голос. - В полном одиночестве, укрывшись под плащом лесного духа, мы вдвоем создадим новый мир, - в упоении декламировал профессор. - В этом аппарате, принцип действия которого я тебе объясню, скрыта сила - сила, способная повелевать бесконечной армией верноподданных. Верноподданные добренькие, мой мальчик, слушаются беспрекословно, бросаются куда угодно по твоему приказу. Погляди вокруг, выбери все, что пожелаешь уничтожить: плантации культурных посевов, поля, леса, города. Достаточно нажать кнопку и... бесчисленная лавина твоих подданных ринется из леса, вырвется из-под земли, как души умерших на суд божий. У тебя огромный выбор - муравьи всех видов, комары - переносчики лихорадки, саранча, пожирающая все, кроме металла. Достаточно слегка, самую малость изменить частоту, и они - твои рабы. Стоит повернуть вот эту синенькую ручку на несколько делений, и активность насекомых возрастет в десять, сто, тысячу раз - как твоей душеньке угодно. Они набросятся на мир, сметая все на своем пути, словно лавина огня, приводя в трепет все живое. Профессор, стоя посреди комнаты и держа одну руку на кнопках прибора, изрекал громогласно как библейский пророк. - Никому не сдержать этих крохотных, но отважных воинов, им несть числа, места погибших займут миллиарды новых. Перед таким нашествием люди будут бессильны, никакая современная техника им не поможет. Да, мой мальчик, я нашел философский камень. Я освоил язык насекомых, научился зачаровывать их такими сказочными посулами, которые послаще любых запретных плодов. Жаль, конечно, что сфера моей деятельности ограниченна, но, я уверен, ждать осталось недолго - и они, мои верноподданные, устремятся на сотни, тысячи километров, преодолевая горные хребты и водные пространства, призывая других насекомых примкнуть к ним и овладеть планетой, которая населена недоразвитым, утратившим разум существом по имени человек. Старик, улыбаясь безумной улыбкой, положил пухлую руку Алану на плечо. - Я не утверждаю, что следует уничтожать абсолютно все. В твоих руках решение - казнить или помиловать. Захочешь, за пару месяцев опустошишь продовольственные склады на нескольких континентах. Пожелаешь поселить своих помощников в городах: там, где в доме обитала лишь парочка блох или тараканов, их появятся в течение недели тысячи. Заметив скептическую улыбку на лице Алана, Тейфель повысил голос: - Смейся, смейся, малыш, ибо ты не можешь представить себе всех последствий моего изобретения. - Он нежно погладил аппарат. - Эта штуковина способна увеличить скорость передвижения насекомых в десять раз, радиус действия прибора - 800 километров. Правда, еще не все детали отработаны и проверены на практике. Но все же представь себе такую картину: города наводнили насекомые. Состав этих "гостей" легко комбинировать - среди них можно встретить муравьев, мух, комаров. Остается скорректировать их количество, ну, скажем, увеличить численность каждого вида в десять раз. Недурно, верно? - Профессор устало закрыл глаза. - Твой приятель, ха-ха, не первый, кто пытался отобрать у меня мое изобретение. - Он захохотал раскатисто, громогласно. - Таких парней я научился различать за сто шагов, да и мои индейцы сообщили мне об этом уже давно. Звуки бубна вы ведь слышали, верно? А на твоем приятеле я хотел провести один интересный эксперимент. На столе у противоположной стены что-то тускло блеснуло - пистолет, да, вне всякого сомнения, пистолет Спенсера... - Эксперимент с муравьями? - ахнул Алан. - Признаюсь, эффект был необыкновенный - муравьи прошествовали мимо буквально в нескольких шагах и не обратили на нас никакого внимания... - Это только начало, - повеселел профессор, - только начало, мой мальчик. Этот глупец. Спенсер, упрямый осел, никак не хотел успокоиться. Ты-то ни о чем и не подозревал, я не сомневаюсь - сын моего старого друга не решился бы на такую подлость. Но они, - он вновь понизил голос до шепота, в котором клокотала ненависть, - они хотели обокрасть меня, веришь? Они хотели господствовать над миром, а я хочу человеческий мир уничтожить, вот в чем различие! Но Генрих Тейфель [игра слов: Teufel (нем.) - черт] страшнее черта! - Он захохотал над собственной шуткой, но тут же спохватился. - Мне надо идти, я устрою Спенсеру похороны - по заслугам, конечно. Тейфель подошел к окну, открыл форточку. Комнату наполнил запах кисловатого перегноя. Из окна была видна поляна, посреди которой лежало что-то продолговатое и белое. - Коллега Спенсер, - шепнул профессор. Да, без сомнения, это было тело Спенсера. Вот его ботинки, которые Алан узнал вчера в темноте. - Жара делает свое дело, - проговорил профессор. - Но через минуту все будет кончено, не упусти момента. Алан услышал за спиной тихие шаги - это профессор направился к прибору. Ботаник незаметно продвинулся к столу, где лежал пистолет. - Видишь, Алан? - Алан услышал скрытую насмешку в голосе профессора и замер. - Нет, я ничего не заметил. Внезапно до его слуха долетел знакомый звук - шелест сухой листвы. Алан сжался, он еще ничего не мог различить - солнце слепило глаза, лучи падали на белый балдахин, скрывавший мертвое тело. Но по траве заходили волны. Глазам Алана предстала удивительная картина. Казалось, он стал свидетелем гигантской косьбы: огромная коса не менее двухсот метров в длину подрубала на корню траву и всю зелень. Косить начали с опушки леса, оттуда доносился шелест. С каждой минутой растительность исчезала. Пышные метровые стебли падали, как подкошенные, оголяя землю. Впрочем, нет, земля не оголялась... Вместо зелени на земле показалось красноватое, блестящее, переливающееся на солнце бисерное покрывало; оно перемещалось, устремляясь к мертвому телу. Все быстрее и быстрее двигалась багровая ткань к середине лужайки. Вот-вот она накроет хижину - до нее оставалось не более двух метров. Алан отскочил от окна. - Не бойся, - успокоил его профессор, схватив за локоть, - я держу их в узде. Они послушны, как овечки, идут, куда я им прикажу, не сворачивая с пути. И в самом деле, минуя хижину, муравьи, выстроившись, как на параде, в колонны, прошествовали перед открытым окном на расстоянии каких-нибудь полутора метров. - Смотри, смотри! - профессор даже подпрыгивал от радости, как первоклассник. - Они добрались до него, мои крошки, добрались... Алан невидящим взглядом смотрел на лужайку, теперь уже покрытую красным одеялом. Он обернулся. Оба индейца-телохранителя сидели на корточках на полу, подперев голову руками. Сейчас или никогда... Вскочив, он схватил пистолет и выстрелил в толстое тело. Профессор обмяк, уперся в оконную раму, голова его запрокинулась назад. В глазах, уставившихся на Алана, мелькнуло удивление. Алан отвернулся. Теперь нельзя было терять ни минуты - оба индейца, вскочив, набросились на него. Он палил из пистолета как безумный. Помещение наполнилось дымом, он ничего не видел, натыкался на что-то мягкое, слышал чьи-то крики... Прибор, главное не забыть о приборе! Алан продолжал нажимать на курок, не понимая еще, что обойма кончилась. Он торопливо шагнул к аппарату, откуда лилась музыка, однообразная и спокойная. Подняв пистолет, Алан принялся изо всей силы бить по прибору. Его ослепил блеск, поэтому он не сразу воспринял вдруг наступившую тишину. А где-то рядом раздавались вопли и топот убегающих людей. Клочья дыма свисали с потолка как балдахин, блестящая кроваво-красная драпировка ворвалась через оконное отверстие в помещение, пурпурным водопадом обрушилась на пол, откуда доносился шелест крошечных тел... Этот шелест еще долго-долго преследовал Алана, настигал его даже тогда, когда с несколькими оставшимися ему верными индейцами он плыл все дальше от долины, покрытой живым красным ковром. Потом все укрыла тьма. Душан Кужел. Некролог ----------------------------------------------------------------------- D.Kuzel. Nekrolog za ing. Ioachimom. Пер. со словацк. - Г.Матвеева. Сб. "День на Каллисто". М., "Мир", 1986. OCR & spellcheck by HarryFan, 27 June 2001 ----------------------------------------------------------------------- Оставьте меня в покое, сказал - ничего не напишу, значит, не напишу! Да, да, именно потому, что лучше других знал Иоахима. Я мог бы целый роман настрочить, не то что коротенький некролог на двух машинописных страничках. Мог бы подготовить воспоминания для воскресных выпусков газет и журналов - их расхватывали бы вмиг. Но раз я молчал тогда, то сейчас и подавно не напишу ни строчки. Вы ведь помните, что несколько лет назад Иоахим расстался с большим спортом: видите ли, на республиканском первенстве наш прославленный чемпион проиграл во второй группе какому-то неизвестному, совсем еще зеленому юнцу. После этого поражения Иоахим заявил, что намерен посвятить себя делу воспитания подрастающего поколения и заняться своей непосредственной работой по специальности. Об этом в печати промелькнула малюсенькая заметка. Нам казалось, что после этого интерес к Иоахиму угас, а его имя, полагали мы, никогда больше не появится на страницах газет. Хотя мастера настольного тенниса дольше других спортсменов умеют держаться в зените славы, все же годы берут свое. К тому же на мировой арене господствовали представители стран Восточной Азии, напористые, гибкие как акробаты, обладающие неотразимым, убийственным ударом. Вот почему мы считали решение Иоахима вполне разумным. Но спустя четыре года на чемпионате республики совершенно неожиданно Иоахим объявился вновь и занял первое место в личном зачете. Думается, у вас еще свежи в памяти сенсационные репортажи в газетах. Ведь первенство республики рассматривалось и как отборочные соревнования к чемпионату мира в Бухаресте. Так вот, многие журналисты почти в один голос твердили о том, что, видите ли, вряд ли имеет смысл посылать на столь ответственное мероприятие "перестарка", пусть уж лучше пошлют любого шалопая, как говорится, на разведку. Однако я-то почти не сомневался, что Иоахим отправляется в Бухарест с надеждой победить. На протяжении ряда лет он выработал определенный стиль игры, в котором явно преобладала хитроумная манера. Он неизменно вынуждал соперника отражать атаки. В этот раз Иоахим держался раскованно, отступив от стола на большую дистанцию, чем обычно. Его движения при подачах и гасах были на редкость расчетливы, к тому же он мгновенно приспосабливался к любой тактике соперника. В чем-то его игра походила на четко отработанные движения автомата, в ней не было прежней красоты и изящества, однако она отличалась удивительной целеустремленностью. Наше молодое пополнение, сильные ребята, начавшие понемногу осваивать современный, атакующий стиль игры, во встречах с Иоахимом вылетали из турнира один за другим. Просто чудо из чудес! Подозревая, что Иоахим разработал для себя какую-то особую методику тренировки, я рискнул заглянуть к нему и взять интервью. Поспрашиваю, как он готовится к чемпионату в Бухаресте, кому прочит победу, как расценивает собственные шансы и т.д. Звоню в секцию настольного тенниса: там вообще никто не знает, где Иоахим тренируется, от сборов он отказался, а разыскать его лучше всего в Государственном институте кибернетики, там он числится в штате. Выпросив служебную машину, я ринулся в институт, но Иоахима и след простыл: он, оказывается, взял отпуск на месяц и скрывается в какой-то деревушке. Разумеется, подобная практика не новость: нередко "великие" спортсмены формально числятся в штате, а толку от них никакого. Но едва я позволил себе это сказать, как на меня набросился один худосочный тип: Иоахим, мол, - признанный авторитет в области кибернетики, он ездит с лекциями и за границу, а в свою работу влюблен по уши; дома у него настоящая лаборатория, где он ставит опыты и проводит научные эксперименты. Ну что ж, отличный материал для небольшого душещипательного очерка на морально-воспитательную тему: известный мастер спорта - профессионал международного класса и в своей специальности. Но в тот момент меня волновали иные проблемы. Поэтому, поблагодарив за информацию, я откланялся, не теряя надежды продолжить поиски. И тут мне пришла на ум неплохая мысль: заскочить на минутку, чтобы переброситься парой слов, к одному старику, ведающему спортинвентарем на спортивной базе. Кладовщик - сам бывший спортсмен; у меня вошло в привычку заглядывать иногда к нему, за сигаретой мы обсуждаем животрепещущий для него вопрос: упадок современного спорта. Но сегодня старик ругал не спорт вообще, а конкретно Иоахима: что это за порядки, появляется здесь на машине каждый четверг, забирает несколько коробок с мячами для настольного тенниса да еще привередничает, шарики, видишь ли, чем-то ему не подходят. Сущий пройдоха этот Иоахим, разве порядочный человек в состоянии за одну неделю изничтожить и испортить столько мячей! Ясное дело, он продает их в деревнях. В четверг я поджидал Иоахима возле спортивной базы. Около десяти утра он и впрямь объявился. - Добрый день, - обратился я к нему. - Не скажите ли вы несколько слов для нашей газеты? - Нет, - отрезал Иоахим и скрылся в помещении склада. Когда он вышел оттуда, обвешанный коробками, и сел в машину, я, нажав на стартер, последовал за ним. Вот будет сенсация! "Знаменитый спортсмен спекулирует пластмассовыми шариками! "Тренировки" инженера Иоахима!" Выехав за черту города, Иоахим прибавил газу и понесся как ошалелый. Срезая виражи, я молил лишь об одном: только бы не наехать на масляное пятно или камешек. Когда мы проезжали мимо маленького городка, Иоахим внезапно исчез, - видимо, свернул в тихую улочку. Я обшарил весь городишко и уже собирался возвращаться, как говорится, не солоно хлебавши, как вдруг возле одинокого двухэтажного дома-развалюхи заметил его машину. Я попытался проникнуть в дом, но массивные деревянные ворота были накрепко заперты. На следующее утро я снова приехал сюда и дежурил до обеда. В полдень Иоахим вышел за ворота, плотно затворил их за собой и внимательно осмотрелся вокруг. Только после тщательной проверки он высыпал на помойку кучу помятых и разбитых пинг-понговых шариков, а потом отправился в пивную обедать. Я обстоятельно обследовал дом издали: он казался неприступным, как средневековый замок. Мне удалось раздобыть у шурина, что работает в каменоломне, несколько шашек динамита. Я забросил их под ворота, так что вспыхнуло здоровущее пламя, а на втором этаже от окон остались одни рамы. Иоахим выскочил из дома и стремглав ринулся за ворота, озираясь по сторонам. Я же, воспользовавшись моментом, прошмыгнул к воротам, а оттуда - во двор. На верхотуре я обнаружил комнату с большими окнами современного типа, а в ней неприбранную постель, платяной шкаф и другую немудреную мебель, свидетельствующую о том, что в комнате кто-то жил. Рядом находилась крошечная душевая, а возле нее небольшая мастерская с какими-то непонятными мне приборами и инструментами, к которой примыкало помещение под стеклянной крышей, похожее на спортивный зал в миниатюре. Посреди зала стоял отличный стол для настольного тенниса - такие столы увидишь разве что на крупных соревнованиях и чемпионатах страны или международных турнирах. На столе валялась ракетка, - видимо, Иоахим швырнул ее, торопясь вниз, пол был усыпан смятыми и треснутыми пластмассовыми шариками. Но не это привлекло мое внимание, а то, что стояло на противоположном конце стола. Да, чудо существовало, и я теперь знал, что мои хлопоты не пропали даром. Передо мной было какое-то странное сооружение, по величине и по виду похожее на автомат для продажи сигарет; к нему был подведен кабель. Машина приглушенно гудела, в верхней ее части мигали зеленоватые огоньки. Внутри же страшилища торчал железный стержень, к концу которого была прикреплена ракетка - обычная ракетка для пинг-понга, ничем не отличавшаяся от той, что валялась на столе. Я поднял ракетку Иоахима, намереваясь хорошенько ее рассмотреть, но машина вдруг затявкала, будто пес, и принялась размахивать своей ракеткой, реагируя на каждое мое движение. Я схватил шарик и, подбросив его, подал мяч на игру. Автомат молниеносно отбил шарик, послав обратно мне, так что я едва успел проследить за его полетом. Я сделал попытку повторить подачу, чтобы продолжить игру, но сумел с огромным трудом только трижды отразить атаки, порядочно вспотев при этом. А ведь когда-то я выступал за сборную страны! Возможно, мне бы все-таки удалось и в четвертый раз отбить наступление, но в этот момент в зал вбежал Иоахим и застыл в дверях с округлившимися от ужаса глазами. Раскрыв рот, будто желая сказать что-то важное, он захрипел и свалился как подкошенный. Придя в себя, он тупо уставился перед собой. Я протянул ему стакан воды. Жадно осушив стакан, он потер рукой глаза. - Как вы себя чувствуете? - обеспокоенно спросил я. - Сейчас приготовлю вам что-нибудь... Иоахим никак не отреагировал на