слишком велик. Сандра медленно перевела взгляд с ковра на стену. Рама, свежее дуновение весеннего ветра, колосья нежно касаются лица. Она прижалась к Индржиху. - Я не в силах произнести ни слова. Мне страшно. Он взглянул на ее лицо: по нему градом катились слезы. Индржих оглянулся, ища взглядом служителя: надо предупредить его, предостеречь. Сказать ему: "Обратите внимание на эту картину. Через день-другой ее украдут". Конечно, будь на его месте Михал, служители музея прислушались бы к его словам. Сандра одобрила его намерения. Они кинулись к телефонной будке и набрали номер художника. Голос Михала оглушил их. Они не могли взять в толк, что случилось. В потоке проклятий, которые Михал низвергал на их головы, удалось разобрать отдельные слова: несчастье, заговор, наказать! Они помчались к нему в мастерскую. - Исчезла! - такими словами встретил их Михал. - Кто, уборщица? - не понял Индржих. - Неужели "Композиция"?! - выдохнула Сандра, рухнув на стул. Михала вдруг осенило. - Уборщица! - взревел он. - Никто, кроме нее, сюда не мог бы проникнуть. Замок в порядке. Он открыл дверь в коридор: - Пани Гронкова, пожалуйте сюда! Снизу раздалось испуганное "иду". Все трое устремились уборщице навстречу: Михал с надеждой, Сандра с опасением, Индржих, сгорая от стыда. Скромная женщина лет сорока, всегда честно трудилась, а теперь вот такое обвинение... Но стоило Индржиху взглянуть на Гронкову, как он понял: это ее рук дело. - Пан мастер, - запричитала она, - меня посадят в тюрьму! - Куда вы дели картину? - хрипло выдавил из себя Михал. - Я поставила ее во дворе. Не говоря ни слова, художник кинулся вниз по лестнице, но тоненький голосок пани Гронковой заставил его остановиться. - Ее там уже нет. - Тогда где же она? Лицо Михала, до сих пор мертвенно-бледное, вдруг стало синевато-красным. Сандра остолбенело подумала: "Если его хватит удар, это будет на моей совести". Уборщица беспомощно опустила руки и кивком головы пригласила всех в свою квартиру. К шкафу была придвинута рама с натянутым холстом, на нем ни помарочки, ни штриха, будто его только что купили в магазине. - Я даже не успела согреть воду, а от картины осталось только вот это. По щекам женщины ручьями текли слезы - при виде их Михал удержался от оскорбительных слов. - Мы найдем ее, дядюшка, не волнуйся, - успокаивал Индржих, хотя в глубине души он уже был сыт по горло всеми этими историями с исчезнувшими картинами. - Сюда ведь редко кто заглядывает... - Оставь! - оборвал его Михал и, взяв в руки раму, с угрожающим видом направился к пани Гронковой. Та в испуге отступила. - Кому вы давали ключ? Говорите! Она покачала головой. - Наверху никого не было. Вдруг меня осенило, сама не знаю почему, никогда прежде такого со мной не случалось: если картина готова, то неплохо бы дать ей подсохнуть на свежем воздухе. Никто сюда не ходит, я присмотрю за ней, а потом отнесу назад... - А кто-то над вами подшутил и подменил картину, - добавил Индржих. - Натянул мой собственный холст! - негодовал Михал. - Я же просил, Индржих, оставить меня в покое. Вечно ты суешь нос не в свои дела... В словах Михала Индржих почувствовал пренебрежение. Чем он его заслужил? Индржиху хотелось бросить все, бежать без оглядки. Все равно не вернуть прежних отношений ни с дядей, ни с Сандрой. А если продолжать встречаться с Сандрой, то, пожалуй, и сам спятишь. - И вообще, додуматься только: выносить картины на воздух! - художник постучал пальцем по лбу, и уборщица вся съежилась. - Прямо и не знаю, с чего бы мне приспичило... Я сама удивляюсь, поверьте. Уму непостижимо, кто бы мог заменить холст... По дороге домой молодые люди поссорились. Впервые поссорились без причины, даже не условившись о следующем свидании. Дома Сандру терзали угрызения совести. Сославшись на головную боль, она пошла прилечь, выпила снотворное, уткнулась лицом в подушку. Уснуть! Но сон не приходил. Действие лекарства оказалось неожиданным. Сандра засмеялась: кражам конец! Это было недоразумение, и больше оно не повторится... Два следующих дня выдались спокойными. Но стоило ей в среду пробежать заголовки газет, как прежнее беспокойство с новой силой охватило ее. Поймана банда грабителей, ловких и, очевидно, хорошо финансируемых, которых опознали на основании снимков, сделанных фотоэлементами. Местонахождение картин грабители не знают; правда, они назвали несколько тайников, где, по всей видимости, спрятаны произведения искусства. Однако полиция обнаружила там лишь чистые холсты. Грабители не в курсе, на кого работают. Никакого вознаграждения за кражи не получали. Из Эрмитажа исчез "Город на берегу озера" Флавицкого, из Национального музея в Стокгольме... Индржих ожидал Сандру, держа в руках газету. На его лице была улыбка, как будто они заранее договорились об этой вечерней прогулке. - Теперь ты видишь, что дело не в тебе. Он протянул ей "Вечернюю Прагу". - Не только во мне, но и во мне тоже. Михал... - она осеклась. Опять ссора? - Выходит, это ты навела уборщицу? - Индржих пытался говорить шутливым тоном, но девушка на него не реагировала. - Кражи совершены одновременно в разных местах. - Она вздохнула. - Преступники понятия не имеют, где картины... Сборище сумасшедших? - Я не верю, что они не знают. Сандра колебалась: сказать или промолчать. Потом все-таки решилась: - А я... верю... Может, они и правда не знают. Я допускаю, что они получили приказ. Как и я. Ей не следовало этого говорить! - Какой приказ? От кого? - Лицо Индржиха посуровело. - Не знаю. - Это у тебя от избытка впечатлений, - сказал Индржих. Сандра молчала, делая вид, что соглашается с ним. Индржих посмотрел на нее внимательно: нет, она вовсе не похожа на сумасшедшую. Она притворяется, она себе на уме. Неожиданная улыбка, озарившая ее лицо, вывела его из себя, он перестал выбирать выражения: - Ты встречаешься со мной только из-за дяди Михала, чтобы иметь доступ в его мастерскую! Верно, метишь в Академию художеств? Она покачала головой, но не обиделась. А ведь правда, вначале она обратила на Индржиха внимание только из-за его фамилии, ведь он - племянник известного художника. Но сейчас это не имеет значения, главное - картины. - Из-за меня картины не будут больше пропадать, - решительно заявила Сандра. - Отныне я не взгляну ни на одно полотно. С минуту Индржих рассматривал ее с изумлением, потом сказал: - Тебе следует обратиться к психиатру. СООБЩЕНИЕ С ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕМ Будучи очевидцем сложившейся ситуации, которая вызвана нашим вмешательством с целью проведения исследования, я требую прекращения эксперимента. Не соблюдается основной закон нашего мира: ПРИНОСИТЬ ПОЛЬЗУ ЖИВЫМ СУЩЕСТВАМ. В данном конкретном случае: НЕ ИЗМЕНЯТЬ ЖИВЫЕ СУЩЕСТВА ДРУГИХ ПЛАНЕТ. Соблюдение этого закона - наше общее дело. И я ответствен за такой акт в такой же степени, что и руководители эксперимента. Считаю своим долгом предупредить вас, что наше исследование влияет на живые существа здешней планеты, причем не только тем, что мы лишаем их возможности гармонично развиваться - гармонии личности, вероятно, вообще нелегко достичь. Наш эксперимент сопряжен с ослаблением или даже полной утратой у обитателей планеты такой гармонии. В процессе его проведения меняется внутренняя структура подопытных, они теряют способность поддерживать контакты с другими подобными существами. С понижением общего уровня гармонии и гармоничного развития личности в целом на планете ее обитатели перестают быть самими собой. Уровень их интеллектуального развития теперь уже далек от эталона совершенства, образец которого представляют существа, причастные к миру искусства. Именно от данной категории обитающих на планете существ передается код гармонического состояния остальным, из поколения в поколение, веками. Данная особенность связывает членов их рода между собой, она характерна для вида и не должна утратиться. Жители здешней планеты наделены и многими другими способностями, в частности интеллектуальными, однако они, бесспорно, еще не достигли уровня, типичного для большинства обитателей иных планет. Специфичность их гармоничного развития личности - наличие объектов, способствующих такому развитию, а мы волей-неволей лишаем их этого. Я отказываюсь принимать дальнейшее участие в подобной акции. Если эксперимент не будет тотчас же приостановлен, я сам прекращу его. (Сообщения остальных членов экспедиции, подключенных к испытуемым, я научился перехватывать.) ОТВЕТ На основании сравнений сообщений остальных участников эксперимента можно сделать вывод, что изменения среди живых обитателей исследуемой планеты незначительны. Если ты устал, освободись от своего испытуемого на единицу времени. Мы предоставляем тебе внеочередной отдых по состоянию здоровья. - Что вы делаете, несчастная? - Ироудек поднес ленту к глазам Сандры, но она словно не замечала ничего вокруг себя. Он отошел к окну, наморщил лоб, что-то пробурчал себе под нос, время от времени бросая на девушку подозрительные взгляды. Она старалась вспомнить, о чем он ее спрашивал, ведь он должен был о чем-то ее спрашивать. "Почему он так смотрит на меня? Неужели я спала?" Она будто во власти какого-то удивительного сна, красочного, необыкновенно увлекательного... Сандра покосилась на шефа. Почему же он не разбудил ее, если она и в самом деле заснула? "Или он не понял, что я спала? Заснуть в вычислительном центре!" - Ну так что? Для кого вы производите расчеты втайне от меня? Она испугалась. "Я никогда не позволю подозревать меня в чем-то нечестном. Но я должна ему сказать, что мне приснился сон, обязана сказать..." - Я видела во сне картины, - сказала она и, немного помолчав, добавила: - Может быть, мне удастся застать похитителей на месте преступления. Я рассчитала вероятность повторения краж. Они происходят регулярно. Значит, можно воспрепятствовать исчезновению картин. "Бог мои, я все выдумываю, фантазирую!" Ей стало стыдно. Сейчас шеф поймет, что она несет околесицу, и начнет кричать. Она вся сжалась при мысли, что вот-вот раздастся разгневанный голос начальника. Но Ироудек молчал. Только внимательно, словно изучая, смотрел на нее... - Двадцать семь, - сказал он наконец. - Ватикан: двадцать, Лувр: двадцать, Прадо: двадцать, Метрополитен-музей: шестнадцать тридцать... - Ироудек подошел к ней. - Значит, вы утверждаете, что двадцать седьмого в восемь часов вечера будут совершены кражи в Риме, Париже и Мадриде, а в половине пятого - в Нью-Йорке. - Он постучал себе по лбу. - А может, все-таки стоит попробовать, - настаивала Сандра, сама не отдавая себе отчет, почему, собственно, она продолжает ломать комедию. - Двадцать седьмое - это послезавтра. Мне следует поднять на ноги Интерпол? - Шеф делал вид, будто принимает ее слова всерьез. - Хотя бы поставить музеи в известность, - умоляюще произнесла Сандра. - Вы что, сошли с ума? Еще обвинят нас в соучастии! Хотя все это чепуха. Как вам такое могло прийти в голову? - Он махнул рукой. - Вам остается только попросить у меня разрешение на отпуск и самой отправиться туда. Вы и так две недели без еды и сна, только и знаете, что порхать по музеям. До чего себя довели! Неудивительно, что у вас мозги стали набекрень. - А если их все же украдут, - сказала Сандра чуть не плача. - Эль Греко, его картин так мало... "Вид Толедо" в Нью-Йорке, "Распятие" в Париже, "Воскресение" в Мадриде... - Она в растерянности замолчала. - Мне кажется, что исчезнет именно Эль Греко. - Послушайте, - настойчиво предложил Ироудек. - Ступайте-ка домой, я все здесь приберу. А утром... утром пойдите к врачу. Сандра ушла. Блуждая по улицам, она вдруг заметила здание почты. "Надо телеграфировать в музеи, - вертелось у нее в голове. - Ироудек ничего не сделает, я должна сама..." Она заставила себя перейти на противоположную сторону улицы и, не оглядываясь, направилась прямо к почте. В голове настойчиво билась мысль: "А не лучше ли обратиться к врачу?" Нельзя сказать, чтобы подобное состояние было неприятным. Скорее, немного странным. Больше всего ее удручал тот факт, что она бессильна понять, откуда в ее голове появляются такие навязчивые идеи. Но одно она знала точно: она должна сберечь картины. Двадцать седьмого... "Откуда мне это известно? Как я поняла, находясь во Флоренции, что мне необходимо снова взглянуть на Боттичелли прежде, чем картина исчезнет? Откуда узнала, что полотну Караваджо "Маленький больной вакх" недолго находиться в музее? Но тогда у меня не возникало желания воспрепятствовать исчезновению шедевров живописи. Почему же теперь я активно стараюсь вмешаться?" Придя домой, Сандра приняла транквилизатор, но он не подействовал. И вторая таблетка не сняла настойчивого, поистине болезненного желания поднять телефонную трубку и сообщить пражской полиции о предстоящей краже. На всякий случай она сунула под мышку термометр: 36,2oС. Головная боль. Навязчивое желание обратиться в полицию с требованием спасти картины, не допустить их исчезновения, иначе в ближайшее время в музеях не останется ничего ценного! И не только в музеях. У Михала, например, пропала его прелестная "Композиция"... Перед поликлиникой Сандра остановилась - она ведь не записана заранее на прием. И с радостью ухватилась за эту мысль. "Но почему именно к психиатру? Единственное, что меня беспокоит, - то, что я знаю больше других. Разве это болезнь?" Но, несмотря на сомнения, она все же заставила себя войти в здание поликлиники. Приемная подействовала на нее отрезвляюще: унылая обстановка, молчаливые пациенты. Из кабинета врача вышла медсестра, посетители поднялись, подали ей талончики. Сандра смущенно переминалась с ноги на ногу. - Вы записаны? - Нет. - Сандра резко повернулась к двери, намереваясь побыстрее уйти. - Как ваша фамилия? Вопрос медсестры заставил ее остановиться, в голосе женщины слышались повелительные нотки. Скрыться некуда, что ответить? - У пана доктора сегодня всего несколько диспансерных больных, он вас примет, - сказала медсестра, указав на стул. Сандра села ближе к выходу. "Еще можно уйти, - снова пришло ей в голову. - Чего я здесь жду?" И она словно услышала чей-то приказ: "Встань, открой дверь, выйди в коридор, никто тебе не помешает". Это был ее собственный внутренний голос, но она уверена, что кто-то придумал за нее эту фразу. Ведь она сама не додумалась бы до такой мысли, фраза кем-то придумана. Но кем?.. Она явно ощущала присутствие чужого мышления: "Ты в здравом уме, ты и сама знаешь, что врач тебе не нужен. Ты совершенно здорова". "Да, я это знаю". Она вздохнула. Только когда человек старается доказать, что он здоров, это и есть доказательство его болезни. "Но ты должна сохранить картины!" "Да, я обязана сохранить картины..." Кто-то коснулся плеча Сандры, она вздрогнула. Рядом стояла медсестра. - Проходите, ваша очередь. Я уже вызывала вас. Сестра обращалась с ней как с ребенком. Сандра вскочила. "Неужели мои дела так плохи?" Доктор, оказавшийся пожилым человеком, производил впечатление всемогущего оптимиста. - Мы поможем вам избавиться от звучания в вашем сознании навязчивого чужого голоса. - Он не чужой, - защищалась Сандра. - Просто голос хочет того же, что и я. - Так чего же вы оба желаете, ваш внутренний голос и вы? Неужели доктор верит в присутствие в Сандре какого-то другого существа? Она отвела взгляд. - Я хочу уберечь картины. - Какие картины? - Те, что крадут. - "Неужели он ни о чем не знает?" - Во всем мире сейчас пропадают шедевры живописи, под угрозой нападения все музеи и частные коллекции. Доктор кивнул, да, он слышал. - И каким же образом вы собираетесь спасать эти шедевры? - Сообщить в полицию... - неуверенно сказала она. Доктор одобрительно кивал головой, и это сбивало Сандру с толку. Говорят, с сумасшедшими не спорят, поэтому-то он и соглашается. Поэтому-то и изображает, будто верит ей. - Я говорю вполне серьезно, пан доктор, я не сумасшедшая. - Разумеется, нет. Сообщить в полицию? Что ж, это вполне разумно. Но, право, думаю, полиция уже в курсе? Они ищут. Делают все, что могут. Полагаю, ограбления - дело рук опытных преступников, возможно, какой-то огромной организации, притом международной. У этой организации разветвленная сеть, всюду свои агенты. Они подкупают служителей, охрану, вы, разумеется, читали обо всем. Напрасно вы считаете, уважаемая, что вам по плечу сделать больше, чем полиции. Зачем же принимать все так близко к сердцу. Вы художница? Сандра покачала головой. - К сожалению, нет. "Он не считает меня ненормальной, иначе бы так со мной не разговаривал. А что, если я скажу ему, что завтра..." Но фраза словно застряла у нее в горле. Очевидно, голос не хочет. А почему? - Но вы любите искусство, - продолжал доктор. - Вы натура чувствительная. Признаюсь, мне тоже не по себе от этих краж. Невольно задаешь вопрос: к чему все это? Ну, запрячут грабители картины в сейф, даже не рассмотрев их хорошенько. И из-за этого лишать миллионы любителей искусства одного из немногих удовольствий, которые они имеют... По-моему, это бесчеловечно. Согласны? Она согласна. Чудесный доктор. Просто непостижимо, почему бы не рассказать ему все начистоту. Но ее время истекло. Врач уже выписывал рецепт. - Два раза в день, утром и вечером, - доктор протянул ей рецепт. - Лекарство поможет вам успокоиться. Нельзя же так расстраиваться из-за этих страшных преступлений. - Он улыбнулся. - Через две недели приходите снова. Выйдя на улицу, Сандра с удовольствием ощутила дуновение свежего ветерка со стороны парка. Ощущение свежести было и в ней самой. "Хорошо, что я не проговорилась. Увидим, послезавтра увидим". Сандра посмотрела на рецепт, который до сих пор держала в руке. Медленно, словно раздумывая, скатала бумажку в твердый шарик. "Я не больна. И лекарства мне не нужны, во всяком случае, таблетки тут ни при чем. Надо пресечь кражи - и я буду здорова". Все ее существо знало о том, что готовятся кражи. Но она все же не пошла в полицию, заставила себя выждать. Ждала два мучительных дня, невзирая на снедающее беспокойство и внутренний протест, от него начинала болеть голова. Сегодня двадцать восьмое; в газетах - ни строчки. Но разве это доказательство? Она-то уверена, что кражи уже совершены. В полдень Ироудек включил радио с таким беспечным видом, будто слушать радиопередачи для него дело привычное. Лишь спустя какое-то время до Сандры дошло: он принес транзистор из дома. Ему не терпится узнать. Значит, он ей верит. Ироудек прибавил громкость. "Сообщения из-за рубежа. Вчера вечером, несмотря на принятые меры предосторожности, снова похищено несколько картин..." Ироудек и Сандра взглянули друг на друга - для них это сообщение не было новостью. На сей раз преступники специализировались на картинах Эль Греко: из мадридского музея Прадо исчезло великолепное "Воскресение", из нью-йоркского Метрополитен-музея знаменитый "Вид Толедо"... Ироудек выключил транзистор - дальше было неинтересно. - Ну, а теперь кто на очереди? - спросил он, не глядя на Сандру. Она пожала плечами. - Если узнаю заранее, сообщу вам. Она вернулась к вычислительной машине: хоть бы Ироудек ни о чем не расспрашивал, ведь она и сама толком ничего не может объяснить. Но он и не расспрашивал. Только время от времени испуганно поглядывал на нее. Как же устроен ее мозг, влюбленный в искусство, если она способна улавливать опасность, грозящую ее кумирам, например Эль Греко? Она вещунья? Но разве в наше время существуют предсказатели, да еще в самом центре Европы, в Праге! Индржих ждал ее с "Вечерней Прагой" в руках. На первой полосе был напечатан подробный репортаж об ограблении. - Не твоя ли это работа? - шутливо спросил он, но ему было явно не до смеха. Откуда Сандра могла узнать о похищении картин? Она залпом прочитала статью. Так, значит, опять служители музеев. - Как все это объяснить? Ведь они знали о фотоэлементах! В Лувре они даже сами помогали их устанавливать. Индржих отказывался что-либо понимать. Чем дальше, тем страннее выглядела вся эта история с картинами. Вернее, что связано с Сандрой. А ведь еще недавно ему было с ней так хорошо! Теперь же она казалась ему существом из другого мира, живущим по чужим законам... Снова и снова Индржих читал строки, на которые Сандра указывала пальцем: мол, служители хотели сберечь бесценные произведения искусства от преступников и с этой целью перенесли картины в подвал. Они не могут понять, каким образом кто-то сумел изъять полотно из рамы и натянуть чистый холст - ведь двери в подвал были накрепко заперты. На раме обнаружены отпечатки пальцев самих служителей. - Вспомни: точно то же произошло с "Композицией" Михала. - Глаза Сандры восторженно сверкали, словно ей удалось разгадать тайну. - Почему холст в раме у любой украденной картины оказывается чистым? Не станут же преступники каждый раз брать с собой холст, раму, печать? - Ну, положим, заменить холст - не проблема. Это не займет много времени. - Индржиха злила заинтересованность Сандры. Злила и угнетала. Он стал бояться девушки, одержимой идеей спасения картин. Что осталось у этой девушки от прежней Сандры? - Пани Гронкова была права! - торжествующе воскликнула Сандра, но в голосе ее прорывались рыдания. - Холсты смыты. Картин больше нет, они не существуют даже в частных коллекциях. - Она всхлипнула. - Только изверг мог совершить подобное преступление! Ведь это все равно, что убить человека! - Это мог сделать сумасшедший. - Индржих почувствовал, как его самого пробирает дрожь. - Какой-нибудь религиозный маньяк... - Может быть. Но если я узнаю об этом заранее, я приложу все силы, чтобы воспрепятствовать его действиям! - Каким образом, скажи на милость? - Кое-что я уже придумала, - задумчиво ответила Сандра. - Сандра. - Индржих обнял ее за плечи, ее одержимость пугала его. - Сандра, ты ли это? - Не знаю. Скорее всего - нет. У меня теперь есть цель, понимаешь? Он отпустил ее. - Не буду тебе мешать. Надеюсь, ты справишься со своей задачей. А когда... - он замялся, - когда ты опять пойдешь к врачу? В глазах Сандры мелькнула ирония. - Через две недели, если ты имеешь в виду психиатра. Он взглянул на нее. - Когда мы встретимся? - Когда я выполню задание, - ответила девушка. Индржих пожал ей руку: рука была горячая. Сандра вернулась домой с непривычным чувством удовлетворения. Это ее удивило. Почему? "Не должна же я радоваться тому, что мои предсказания сбываются? Или мое прекрасное настроение объясняется разрывом с Индржихом? Но мы же любим друг друга, уже поговаривали о свадьбе. И вдруг..." Как бы там ни было, она не чувствовала себя одинокой. Где-то внутри она ощущала присутствие союзника, невидимого существа, которое поддерживало ее во всех начинаниях. А вдруг так протекает болезнь? Какое-то странное чувство, однако нельзя сказать, что неприятное, скорее напротив. Ей не следовало ходить к психиатру. Надо было заявить в полицию о готовящейся краже, поверить своему внутреннему голосу, потому что она полностью доверяет ему, он не подведет, он, тоже старается сохранить картины. Но что с ней происходит? Внутри ее словно воцарилась тишина. Сандра напряжена, она ждет. "Я поле", - раздалось отчетливо. Она узнала этот голос, это он звучал в ее сознании, когда она сидела в приемной у врача, а он уговаривал ее не обращаться к психиатру. Поле? Ей сразу припомнился вечер, когда она рылась в книгах в поисках определения материи, частиц, поля. Одновременно она представила себе другое поле: "Зеленые хлеба" Ван Гога, картину, возможно, уже уничтоженную неизвестным преступником. Поле? Она как бы шагнула прямо в картину: безбрежная ширь полей, воздух, наполненный влагой. Раздвигая шуршащие колосья, она продвигалась вперед, куда-то за пределы рамы, в бескрайнюю даль, по просторному широкому полю. Сандра опустилась на стул. "Я твое поле", - послышалось снова внутри ее, вокруг нее. Она погладила колосок, землю и вдруг ощутила чье-то прикосновение, словно поле хотело защитить ее. Все ее существо внимало знакомому голосу. "Ты сомневаешься, тебе трудно представить эту реальность: вы, люди, не располагаете в достаточной мере развитыми несмысловыми ощущениями. Не уловив смысл, вы не способны представить реальный предмет, все, о чем вы не имеете представления, кажется вам ирреальным. Вы считаете: этого предмета, существа нет. А я все-таки существую". "Знаю, что ты существуешь, - прошептала Сандра, - знаю, что ты со мной". "Хорошо, что знаешь. Я не обнаруживал себя, чтобы тебе это не было обременительно. Но-ты не воспринимала мои советы, не выполняла мои приказания. Я же могу спасти ваши картины только с помощью человека. А поскольку я нахожусь в тебе, значит, мои действия будут исходить от тебя. Понимаешь?" "Понимаю, поле". Вокруг нее заколыхались колосья, почва превратилась в мягкую пуховую подушку. "Спокойной ночи, нам обоим нужно отдохнуть, - промолвило поле, - моя энергия не безгранична. А перед нами ответственная задача. Утром я расскажу тебе о ней". Она пробудилась от прекрасного сна, напоенная ароматом хлебов, счастливая, жаждущая выполнять приказания. "Поле! Можно мне обратиться к тебе?" Она доверчиво поверила в предсказания, услышанные ею во сне; она не сомневалась, что все это могло ей присниться. Поле! Слегка обеспокоенная тишиной, наступившей внутри ее, Сандра спешила на работу. Она уже знала: сегодня вечером из Национальной галереи исчезнет Ван Гог. Картина "Зеленые хлеба". Она посмотрела на Ироудека. Нет, он не помощник. Что он может предпринять? Скорее, Михал, ведь руководители галереи с его мнением считаются. Сандра набрала номер мастерской художника. - Когда? Что? Где? - Михал не понял. - Картину Ван Гога? Украдут служители? Чепуха, я их всех знаю. Это надежные люди. - Я забегу к вам, можно? - Заходи. Я заканчиваю копию "Композиции". Ироудек молчал. Он решил не обращать внимания на Сандру и не вникать в ее россказни о картинах. И она была признательна ему за это. Сандра волновалась: удастся ли уговорить Михала, убедить его, чтобы он поддержал ее план - предотвратить кражу картины. Об Индржихе она даже не вспомнила. День выдался пасмурный, казалось, он никогда не кончится. Поле молчало. Сандра дважды ошибалась в расчетах, выполняя задание. Ироудек хмурился. Время кражи приближалось. Сумеет ли Сандра этому помешать? Выслушав Сандру, Михал пожал плечами, но согласился помочь. Девушка позвонила домой, предупредила, чтобы мать не ждала ее к ужину. Галерея была закрыта, однако охрана встретила Михала с радостью, надеясь на его помощь. Два служителя ходили вокруг картины "Зеленые хлеба". У обоих было такое ощущение, почти уверенность, что картину сегодня украдут, ее необходимо спрятать в безопасное место. Михал судорожно глотнул воздух. В подвал? А куда же еще? Сандра встала перед полотном Ван Гога, готовая защитить шедевр, если вдруг Михал согласится с этим предложением. И вдруг она поняла: ее поле стало чужим! Оно покинуло ее, перешло к другим людям. Видимо, оно осознало, как много значит искусство для человека. Быть может, здесь, в этом зале, происходит борьба полей. "Мое поле, будь сильным, не поддавайся уговорам, подскажи, чем тебе помочь". Тихо. Пусто. Только Михал поверил Сандре. Он вытащил из портфеля выпуск "Вечерней Праги" и показал дежурным: - Читали сообщение? Чистые полотна! А картины были вынесены в подвал! И с моей "Композицией" такое же приключилось. Просто уму непостижимо. Должно быть, орудует сумасшедший с целью лишить нас, людей, произведений искусства, понимаете? А служители тех музеев арестованы, - он ткнул пальцем в газету. - Почитайте-ка их показания: они оправдывались, будто действовали так, чтобы спасти картины. Однако охранники галереи долго не поддавались на уговоры Михала, хотя в их словах уже не было прежней уверенности. Наконец они уступили: картина осталась на месте. Михал взял с них слово, что они не прикоснутся к полотну, пригрозив, что сообщит в полицию, если они предпримут что-либо. Как ни странно, но он был уверен: если картина останется там, где висит, ее не украдут. Взяв Сандру за руку, он направился к выходу. - Кража не совершится, - сказала она Михалу на прощание. - Надеюсь, - буркнул художник, - надеюсь. Но ты... ты просто волшебница, Сандра. ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ Считаю своим долгом сделать следующее заявление, хотя вы меня и не вызывали. Я не воспользовался отпуском, но лишь ненадолго покинул своего испытуемого, причем для четко намеченной мною цели. Я слился с личностью художника, чтобы с его помощью сохранить картину, которой грозила опасность уничтожения. Я поступил вопреки нашей программе, поскольку вы не сочли возможным согласиться с моими предложениями. Интеллигенция здешней планеты вправе оказывать вам сопротивление, ибо интересующие нас объекты необходимы им... Мне удалось предотвратить исчезновение одной картины. С помощью моего испытуемого я постараюсь предать гласности суть происходящего эксперимента... Люди дорожат этими объектами, которые позволяют им гармонично развиваться, участвовать в процессе творчества. Человек без искусства - неполноценная личность. И хотя вам известны характерные особенности обитателей планеты, вы не слились с ними в единое, целое, а без этого нельзя понять человеческую сущность. Я же составляю неделимое целое со своим испытуемым, потому я способен понять его переживания. Теперь я на стороне людей, заодно с ними, против вас. Я вполне осознанно повторяю: против вас, а не против нас. Я не отношу вас к нашему роду, коль скоро вы поступаете противозаконно. Я надеюсь, что вы не решитесь на крайнюю меру и, прибегнув к современным средствам, не начнете стирать изображение с полотен прямо в галереях. Подобная акция вызовет всеобщую панику и тем самым приведет к существенным изменениям здешнего разумного общества. Уже сейчас обитатели этой планеты с трудом объясняют происходящую замену объектов: исчезновение картин и появление на их месте пустых полотен в рамах. Я предполагаю, что меня ожидает, если вы расцените мое поведение как бунт и отключите меня от источника энергии. Но иначе поступить я не могу, я не позволю себе действовать вопреки законам совести, я отказываюсь чинить препятствия прогрессу и естественному развитию человечества. Последствия такого вмешательства даже трудно себе представить. Если вы сочтете мои требования обоснованными одобрите мое поведение и действия, буду счастлив отправиться вместе с вами в обратный путь сразу же, как только вы мне прикажете. ОТВЕТ Мы отвергаем обвинение в противозаконных действиях, оно безосновательно. Твоя оценка изменений, происходящих в здешних существах, сильно преувеличен на. Мы проверяли: эти изменения незначительны, существа функционируют вполне нормально. О регрессе не может быть и речи, ибо бОльшая часть человечества (пользуемся твоей терминологией) не проявляет никакого интереса к картинам. Твое поведение мы объясняли перенапряжением, что, впрочем, наблюдается и у некоторых других членов экспедиции в определенные периоды. Но твой отказ выполнить задание, к сожалению, убедил нас: дело не в усталости, а в изменениях, происшедших в твоем организме. Ты воспринял жизненные принципы и интересы существ, населяющих здешнюю планету, ты стал гибридом. Ты сам отторг себя от нашего общества, ибо в таком измененном виде ты уже никогда не сможешь стать его полноценным членом. Оставайся там, где ты есть, доживай свой век, питаясь собственной энергией. Мы не в состоянии разделить твою участь, даже если бы и захотели: тогда нам пришлось бы оставить здесь и остальных членов экипажа, никоим образом не заслуживших изгнания. К тому же их еще можно использовать в дальнейших экспедициях. На данной негостеприимной планете нет более интересующих нас объектов исследований. Твои действия способствовали тому, чтобы наше задание было завершено в ускоренном темпе. Полученных образцов, по всей вероятности, достаточно, чтобы сделать определенные выводы, хотя нам пока не удалось выявить функциональное значение собранных объектов. Мы, естественно, против того, чтобы вызвать всеобщую панику, и тебе, нам кажется, не стоило поднимать этот вопрос: разумеется, и нам известно, какие последствия могут повлечь на здешней планете подобные поступки. По возвращении мы сообщим твоим друзьям о судьбе, которую ты сам себе уготовил. - В чем дело, Сандрочка, почему мы грустим? Или мы скучаем без краж? Взглянув на Ироудека, Сандра даже не улыбнулась. Он подошел к ней, дружески положил руку на плечо. Что она может ответить? Как должна вести себя? Ведь это в конце концов неприлично - все время ходить с заплаканной физиономией. Разве Ироудек в чем-то виноват? - Что с вами? Вы ведь теперь знаменитость! Вот уже две недели о вас трубят во всех газетах - и у нас, и за рубежом, интервью в журналах: САНДРА СПАСАЕТ КАРТИНУ "ЗЕЛЕНЫЕ ХЛЕБА". Вас это не радует? Или вы расстались со своим приятелем? Сандра отвернулась. - Ах вот в чем дело. Ну, ничего, переживете, такое с каждым может случиться. Пройдет неделя-другая, и вы об этом и не вспомните. Расстались с приятелем? Если бы. "Меня покинуло поле, мое поле, вот уже две недели оно не дает о себе знать. А почему, собственно, оно должно давать знать о себе? Ведь кражи прекратились... Мне помогло поле, всем нам помогло поле. Я должна быть счастлива". Но Сандра не испытывает счастья. Она тоскует, как если бы ее покинул человек, который постоянно находился рядом с ней, вернее в ней самой, и вдруг исчез, не попрощавшись, даже адреса не оставив. "Поле, - шептала Сандра каждый вечер, - отзовись, мое поле. Многое я хотела бы узнать. Откуда ты, из какого мира?" Она долго прислушивалась к пустоте... "Ты так долго молчишь. Ты еще со мной?" "Да, я с тобой", - раздалось внезапно, и она вздрогнула. Поле! "Сандра, - прозвучало тихо внутри ее, - эксперимент завершен, я исполнил свой долг. Кончилось и мое вмешательство. Не жди от меня никакой помощи, разве что одни неприятности. Наши законы не позволяют изменять живые существа, а я изменяю тебя, ты становишься непохожей на своих соплеменников. Мы больше не можем быть вместе. Чтобы сберечь картины, я обращался за твоей помощью и превысил свои права. Ибо я понял, вернее, ты помогла мне понять, что для вас имеет ценность. Ты должна снова обрести прежнее свое состояние, стать сама собой, а не каким-то раздвоенным существом. Вот почему я и не даю о себе знать. К тому же беседы с тобой резко сокращают запас моей энергии, впрочем, это не главное. Видишь, я искренен и откровенен. Мне хорошо. Ты понимаешь, меня, Сандра?" Вместо ответа она заплакала. "Поле мое, объясни, что значат слова: эксперимент завершен? Чей эксперимент? Ведь я ничего не знаю. А ты? Куда направишься ты, когда покинешь меня?" "Не беспокойся обо мне, Сандра, я существую по законам нашей планеты и по тем же законам умру. Как в свое время и ты, Сандра. Законы природы неумолимы, и мы должны считаться с ними". Ее обдало легким ветерком; она подняла руку - ветер прошел сквозь пальцы. "Я знаю, мое поле, мне будет тоскливо без тебя". "Если ты хочешь, на какое-то время я останусь с тобой и сделаю это с великой радостью. Если ты вдруг надумаешь сделать мне приятное, позволь полюбоваться картинами, которые я могу обозревать только твоими глазами и восторгаться только благодаря твоему восприятию. Ничего подобного в жизни я еще не испытал. Ты выполнишь мою просьбу? Хотя бы иногда посещай музеи, прошу тебя. Прости, Сандра, что я не понял раньше..." Ветерок затих, колосья застыли в неподвижности. "Поле, - думала Сандра, - сколько времени ты еще сможешь побыть со мной?" Она не торопила его с ответом. "Разговор со мной лишает тебя сил, а я не хочу твоей смерти. Но останься подольше со мной, мы вместе походим по музеям. Я научу тебя смотреть картины - тому, чему я так мечтала научить Индржиха..." Утром Сандра никак не могла решить, стоит ли ей идти на прием к психиатру? На всякий случай она положила талончик в сумку: идти - не идти? Ноги заплетались; она тащилась в поликлинику вместо того, чтобы бодро шагать на службу. Но ей уже знакомо было такое состояние. "Поле, мое поле, ты хочешь, чтобы я шла к врачу? Почему?" И все-таки она пересилила себя и пошла на работу. День прошел беспокойно, снова ошибка в расчетах. К счастью, Ироудек не из тех, кто устраивает скандалы. Что же ей делать? Вечерами ее мучает головная боль, которая не прекращается ни на минуту. "Ладно, завтра пойду к врачу, если ты этого хочешь. Но почему? Или это не твоя воля? Ты уже не со мной?" Тихо, пусто до грусти. Тоска... "Ты уже не будешь со мной, поле? Врач должен приглушить мою боль? Ладно, послушаюсь тебя. Но если ты так думаешь, то зря. Я всегда буду вспоминать о тебе с благодарностью, мое доброе поле. Никогда не забуду тебя..." Та же приемная, молчаливые пациенты, та же медсестра. - Прошу вас, девушка. - Бодрый голос, профессиональная улыбка. - Я назначена на сегодня, пан доктор. - Она кладет талончик на стол. - Так, так. Значит, вы - та самая знаменитая Сандра, что спасла картину Ван Гога и все остальные. Сандра молчит, выжидая. "Зачем ты послало меня сюда, поле? По-твоему, я должна поддерживать пустую беседу?" А психиатр продолжал: - Интересный случай, в самом деле, чрезвычайно интересный. Когда вы были здесь в прошлый раз, все выглядело гораздо проще. Помните? Она кивнула. - Тогда я не сказала вам всего, пан доктор. Он понимающе улыбнулся. - Никто никогда и не выкладывает врачу все во время первого визита. - Он показал ей на кресло, она села. - Но раз уж я вами занялся, расскажите-ка мне обо всем подробнее. Он вытащил из ящика стола номер журнала "Кветы", где было помещено интервью с Сандрой. Сандра молчала. Врач раскрыл журнал. - Вы можете описать свои ощущения? Чем была вызвана ваша уверенность? Каким образом вы получили информацию? - Мне нечего добавить, пан доктор. Все было именно так, как здесь написано. Просто однажды я узнала, что предстоит похищение картины Ван Гога. - Вам сообщил об этом тот самый голос, о котором вы упоминали в прошлый раз? - Не знаю. Собственно, это даже не голос. Она колебалась, но сигнала открыть тайну от поля не поступило. "Бедняжка поле, оно хочет, чтобы врач дал мне что-нибудь успокаивающее". Волна нежности мелькнула у нее в глазах, и врач насторожился. - Знаете что? Давайте-ка испробуем гипноз. Ложитесь сюда. Она послушно легла на кушетку. "Если поле не захочет, чтобы я говорила, оно даст мне знать". Сандра уставилась на блестящий шар, висящий у нее над головой, и стала вслушиваться в слова врача: отдохните, ни о чем не думайте, представьте себе то место, где вам хотелось бы быть. Вы спокойны, вас ничто не волнует. Шар то тускнел, то вновь становился блестящим, словно его окутывала серая пелена, веки тяжелели, слова, доносившиеся откуда-то издалека, становились все приглушеннее. Сандра вновь очутилась на поле, на мягкой теплой земле среди хрупких колосьев; ощущение счастья, почва под ногами дышит одновременно с ней и пульсирует в том же ритме, что и ее сердце... Но вот солнце превратилось в лампу, а земля - в простыню. Врач внимательно и спокойно смотрел на нее. А Сандре хорошо: она до сих пор ощущает это двойное слаженное пульсирование. Она улыбнулась.