дяной реки, запросто переплыть ее под водой. Но какие же, какие же там, на маленькой этой планете, жители? Стихи и образы обычно рождались у пастуха легко, словно выдох. А сейчас он никак не мог увидеть людей маленькой планеты; вернее, он даже почему-то боялся увидеть их... Пастух проснулся от чьего-то легкого прикосновения. Он открыл глаза и различил перед собой лицо красивой большеглазой девушки. В звездном ночном мерцании оно показалось ему серебристым, и тут же он вдруг заметил, что на лбу девушки золотится крошечная, но яркая звездочка. Такая же красивая, только, конечно, гораздо крупнее, неожиданно подумал он, есть у его буренки Машки. Кто это? Может быть, это сон? У девушки гладкие черные волосы на прямой пробор, на ней голубоватый, облегающий стройную фигуру костюм. -- Ты ведь здешний пастух? -- спросила она пастуха, не пошевельнув губами. Только звездочка на лбу, кажется, загорелась в этот миг чуть ярче. Нет, это не сон. -- Да, -- сказал он, -- я здешний пастух. И он выбрался из-под овчины, поеживаясь от предрассветной прохлады. Нехорошо все-таки привечать гостью лежа в постели. -- Наверное, ты издалека? -- спросил он. -- Да, -- ответила она, и звездочка снова подмигнула ему. -- Может быть, ты хочешь подкрепиться? У меня есть молоко. -- Хорошо бы, -- ответила девушка с удивлением. Пастух привстал и достал из-под крыши кринку с молоком. -- Холодноватое, правда. Но, знаешь, свежее, с вечерней дойки. Ты не боишься простудить горло? -- Простудить горло? -- переспросила она, и звездочка, мигнув непониманием, тотчас погасла, а затем мигнула опять, уже как-то весело: -- Нет, не боюсь. Она взяла кринку в руки, которые были такими же серебристыми, как и лицо. Она сделала несколько глотков, потом отвела кринку ото рта. -- Это очень вкусно. Спасибо. -- Чего же ты так мало? -- • удивился он. -- Пей на здоровье. Чего-чего, а молока у меня хватает. Девушка сделала еще несколько глотков. -- Молоко, -- сказала она. -- Вкусно. -- Может быть, ты хочешь погулять? Хотя еще рано... -- Нет, не рано, -- возразила она. -- Пойдем. Он спустил вниз лестничку, удивившись вдруг тому, как же гостья поднялась к нему наверх. Они -- сначала он, а потом она -- слезли на землю. Когда она делала последний шаг с лестницы, он подал ей руку. Серебристая ладонь девушки была теплой, гладкой, почти невесомой. Приближался рассвет, но сквозь прозрачные кроны берез проглядывало еще темное ночное небо с множеством медленно, незаметно тающих звезд. Девушка шла такой легкой походкой, что могло показаться, будто она не касается земли, не задевает ни единой травинки. -- Вот мои березы, -- рассказывал он. -- Не смотри, что все они похожи друг на дружку. Это только снаружи -- прямые и белые. А так... Вот эта, видишь, высокая, худенькая, а соку по весне дает -- только банки успевай подставлять. И сок сладкий, душистый. Пьешь -- не напьешься. А эта, видишь, толстушка... Кажется, бочку сока накачать можно. Куда там! По капле цедит. Куркулиха зову ее. Обижается. А норова не меняет. Каждый год -- по капле да по капле. И сок тяжеловатый, с горчинкой. -- Куркулиха? -- переспросила она. -- Смешное слово!.. -- Да какое там смешное, -- улыбнулся пастух. -- Обыкновенное. Жадноватая, значит, прижимистая. Все себе да себе... А вот эту березу, видишь, она чуть склоненная, как бы к земле тянется, любят соловьи. Хочешь послушать пение, приходи вечером сюда. Обязательно самый переливчатый заглянет! И такие коленца отломит -- закачаешься. А ты стой, не бойся, что вспугнешь соловья, что он улетит... Защиту, что ли, в дереве чует? Не знаю. Секрет... Вскоре пастух и девушка вышли к реке в том месте, где она делала крутой, как локоть, изгиб. На темной воде у противоположного берега белели лилии и можно было различить густые заросли камыша. Было тихо. Пахло речной водой и тиной. -- Река?! -- радостно мигнула звездочка. -- Река-а, -- отозвался пастух. -- Красивая река, -- сказала девушка, -- но кривая. Я другие знаю. Прямые, как твои березы. -- Да какая ж она кривая?! -- обижаясь за свою речушку, отозвался пастух. -- Это у нее изгиб здесь. Если стать птицей и подняться вверх над рекой, то он будет краше, чем шея лебединая. А рыбы в реке сколько! Во, слышь, плещется! К заре! -- Рыбы? -- звездочка опять мигнула непониманием, а большие глаза девушки вдруг насторожились. -- Что это такое? -- Как бы тебе сказать... Мы, люди, на земле хозяева, самые мы главные на земле. А рыба -- она молчаливая хозяйка воды. Только человек это забывает, думает, что везде он верховодит. Пастух взглянул на девушку -- поняла ли? И добавил с лукавой улыбкой: -- Тебе бы они понравились. Рыбы добрые и красивые, а чешуя, кожа рыбья, у них серебристая -- играет, переливается... Сейчас на земле много рек пустых, мертвых, даже лягушек не осталось -- доверховодился человек. А в нашей всякая есть рыбеха. И щука, и лещ, и язь, и окунь, и красноперка... Может, утречком, на самой зорьке, только коров соберу, порыбачим? -- Может быть, -- ответила девушка и нежно взяла его ладонь в свою. -- А много у тебя коров? Он вздохнул. -- -- С каждым годом все меньше. Нынче вот двадцать две пасу. Есть и еще одна. Но прихворнула что-то. Ласка ее кличут. И точно -- норовом ласковая, тихая, послушная. Пастух вдруг осекся, взглянул на гостью. -- Ну и разболтался я! Может, устала? Отдохнуть хочешь? -- Что это -- раз-бол-тал-ся? -- Значит, говорю и говорю и говорю. Без остановки. Без умолку. ' -- А-а, -- она улыбнулась. -- Это не опасно. А отдохнуть хочу. Они повернули обратно. -- Ты извини за нескромный вопрос... Но откуда ты, красавица серебристая? -- О, -- она запнулась. -- Я... из далекого далека. У нас реки прямые-прямые и все текут только в одну сторону, хотя раньше, давным-давно, как и у вас, каждая имела свой характер и в них тоже водились молчаливые рыбы, но с красной чешуей. А кроны деревьев у нас синие... Я -- разведчица, хотя ты не должен об этом знать, -- неожиданно закончила она. -- Это не опасно, -- вспомнив ее слова, сказал пастух с улыбкой, как будто бы ее рассказ был для него никакой не новостью. -- Ты думаешь? -- серьезно спросила она. -- Да, -- твердо сказал он. -- Вот мы и пришли. Он установил лестничку, и они забрались в шалаш. Прежде чем отдыхать, пастух предложил девушке молока и хлеба. Ей очень понравился хлеб, обыкновенный -- серый, кирпичиком, уже даже чуть зачерствевший; она сказала, что в жизни ничего вкуснее не пробовала. Затем он предложил ей свою овчину, хотя она отказывалась, говоря, что костюм у нее с подогревом, не замерзнет. -- Подогрев подогревом, -- возразил он, -- а ничего нет лучше мягкой овчины. Поверь мне! Она промолчала, только звездочка мигнула как-то ласково и грустно. -- Ну пока! -- попрощался он, залезая на "второй" этаж, под самую крышу. -- Как говорится, до скорого! Не проспать бы! Вот-вот заря. Соберу коров, пойдем порыбачим. Увидишь, как хорошо. Да, а зовут-то тебя как? -- Яа, -- сказала она. -- Яа. Красивое имя. Надо же -- Яа. Яа! Чудно!.. А годков тебе сколько? -- Годков? -- Ну, лет. Сколько ты живешь? -- Мне семьдесят пять наших весен. -- Семьдесят пять... Да-а... А можно еще один нескромный вопрос, хоть и так уж замучил тебя? -- Ну что ты, совсем нет. Мне хорошо с тобой. -- Яа, как так, ты говоришь, а без голоса, только звездочка мигает, но я все понимаю? И ты понимаешь мой язык. Девушка опустила глаза. -- У нас была речь, -- сказала в задумчивости, а, может, ему так показалось. -- И знаешь, даже похожа на вашу. Мама моей мамы, рассказывают, была чудесная певунья. А сейчас каждому младенцу производится трансплантация специального устройства. Это теперь легко, безболезненно почти -- наука может все. Вырастая, каждый беззвучно передает свою мысль другому и понимает любой язык. Ученые считают, что это хорошо. Меньше энергозатрат, исключается шум. Комфортно... Яа поднесла ладони к вискам -- звездочка померкла совсем. Девушка вздохнула, добавляя: -- Только дети в наших городах не смеются... -- Поди ты, -- удивился пастух, -- не смеются... А птицы, птицы поют? -- Поют. Только все реже и глуше, -- ответила Яа. -- Пока никто не знает почему. -- Да-а, -- сказал пастух. -- Ну, отдыхай, Яа... На зорьке хорошо спится. Едва он расположился на настиле под крышей, как его тотчас неизвестно почему сморил сон, и он спал очень крепко, а когда проснулся, то понял, что едва-едва не проспал. Он позвал гостью; -- Яа, подъем, Яа! Никто не откликнулся, не пошевельнулся. Он спустился вниз. Девушки не было. Только на овчинке, мерно пульсируя, золотилась звездочка. Она лежала на лоскутке какой-то бирюзовой, как море, материи, такой же, как море, живой, переливчатой... Через несколько дней в печати промелькнуло, как сенсация, сообщение, что благодаря бдительности космической разведки Земли сорвана попытка смертоносного нападения пришельцев. Атака вот-вот должна была начаться, но затем завоеватели вдруг отступили от своего плана и улетели к другим галактикам. Успех целиком приписывался нашим славным космическим разведчикам. И верно, они сработали сверхоперативно. ...Вот и все. Жил, значит, и был пастух. Он и сейчас живет. И, может быть, именно в эти минуты слагает свои стихи, если, конечно, не присматривает за стадом. Буренки ведь они такие -- глаз да глаз нужен. О странной черноволосой девушке, чья походка легка, как дуновение, пастух написал удивительное стихотворение, которое полюбилось всем жителям Земли. Правда, все они думают, что это необыкновенная, но земная девушка, явившаяся воображению поэта. Звездочка Яа была с пастухом постоянно, а однажды в зимний короткий день вдруг вспыхнула ярко-ярко и погасла. Остался один бирюзовый лоскуток, но вскоре и он померк. А пастух все равно ждет, что Яа заглянет к нему и он угостит ее парным молоком и поведет порыбачить. После того, как в октябрьском номере "Юного техника" за 1986 год вышел рассказ -"Пастух и девушка", я получил письма, в которых читатели просят его продолжить. Напомню содержание. Наш земной, но не совсем обычный пастух, пастух-поэт, встречается с молодой инопланетянкой Яа, которая общается с ним не при помощи устной речи, а посредством вживленного еще в младенчестве приемно-передающего устройства. Пастух знакомит девушку с лесом, рекой, угощает молоком, приглашает на рыбалку. Девушке хорошо с пастухом. На ночлег Яа остается в его шалаше, а незадолго до рассвета уходит... И все же "вернулась ли Яа к пастуху и что с ними было дальше"? Это интересует, например, Дмитрия Лысикова из Нижнего Тагила и Владимира Савченко из Тбилиси. Я не удержался и дописал историю. Вот ее журнальный вариант. Автор Несостоявшаяся операция Яа проснулась рано -- минута в минуту по заданной ночью команде. Близился рассвет, и она могла видеть сквозь щель в занавеске на маленьком окошке, как тихо гасли звезды. Нужно было спешить, но Яа думала о пастухе. Она захотела увидеть его и поднялась, едва не ударившись головой о настил, на котором спал пастух. Сквозь лаз она увидела, что его сон безмятежен. Яа не спешила покидать шалаш и человека с чистыми синими глазами. Ей очень захотелось что-то оставить пастуху на память. Из кармашка куртки она достала маленький лоскуток материи, вытканный когда-то мамой из редкостных микробиоорганизмов. Лоскуток был бирюзового цвета и переливался точно живой. Еще раз взглянув на пастуха, Яа присела на корточки и положила лоскуток на овчину, которой укрывалась во сне. Затем решительным, но мягким движением коснулась лба, извлекла мерцающую звездочку. Что еще есть у нее? Ничего. Теперь впереди немота. Конечно, она поймет тех, кто встретит ее на борту космодома, а вот ответить сможет, лишь прибегнув к письму. Но она приняла решение. Все. Прощай, пастух! Если бы он видел сейчас Яа, то решил, что это большая птица, похожая на девушку, выпорхнула из гнезда и мягко опустилась на землю. Когда Яа вышла к реке, краешек неба на востоке стал бледно-розовым. Пахло осокой, тиной, всплескивала рыба. "Он звал на рыбалку, -- улыбнулась Яа. -- Конечно, я сломала бы удочку. Ведь я никогда не ловила рыбу... Но он бы научил..." Ее космокатер стоял под огромным раскидистым деревом со стволом в три обхвата. В предрассветной мгле оно казалось загадочным, таинственным. Яа отключила систему защиты, и серебристый космокатер стал видим. Он вошла в кабину, проверила системы двигателя и наведения на космодом. Все в порядке! Катер был простым и надежным. Она сначала отвела его к лужайке у самой реки, а затем нажала кнопку старта. Катер взмыл ввысь, оставляя за собой тонкую струю огня. След исчезал быстро -- топливо было экономичным, а двигатель бесшумным. В иллюминатор Яа видела чуть поблескивающую змейку реки, с которой познакомил ее пастух, видела темный остров леса, а сама пыталась во что бы то ни стало разыскать, различить на убегающей чужой планете уютный шалаш на столбах среди маленькой поляны. Но взгляд выхватывал что-то другое. Земля удалялась все быстрей и быстрей, и Яа с горечью подумала, что совсем скоро пастух проснется и, конечно, удивится, что ее уже нет, а потом погонит стадо пастись на луг, но вскоре позабудет о ночной встрече. Она давным-давно, с самого детства не плакала, а теперь на глаза навернулись слезы. Яа еще не понимала до конца, что же с ней произошло. На родной планете у нее был жених Иэрг. Сызмальства они жили в соседних дворах и даже закончили вместе, правда, в разных группах, двенадцать низших ступеней. Затем поступили в высшую. Но их знакомство было как у многих мальчишек и девчонок, которые едва здороваются друг с другом. Яа обучалась математической логике, Иэрг -- архитектуре. Космоплавание было лишь ее увлечением, но она оказалась способной, и пять весен назад Яа рекомендовали в межзвездную экспедицию. Там она проявила себя с лучшей стороны. Когда Яа исполнилось двадцать две весны, кибер выбрал ей жениха. Им оказался... молодой архитектор Иэрг. Возражать было не принято -- ведь браки свершаются на кибернесах. При первой встрече Иэрг совсем не понравился Яа. Уж очень сильно хотел угодить ей, беспрестанно улыбался, льстил, называл небесной красавицей и звездочкой судьбы. Яа знала, что есть девушки намного красивее, -- зачем же обманывать? Кибер, однако, безошибочно вычислил, что дети Яа и Иэрга по интеллекту будут отвечать самым высоким требованиям. В порядке было и с родословными -- они отлично накладывались одна на другую. Хм! Кибер подсчитал, что даже ростом Яа и Иэрг абсолютно под стать друг другу. Во всем редкостное и счастливое сочетание! После первого свидания Яа была удручена, но затем решила, что на поведении Иэрга сказалось волнение -- мужчины в таких случаях редко умеют совладать с собой! А так он очень симпатичный парень, увлекается коллекционированием звездной пыли. Сейчас, по возвращению домой, они с Иэргом станут мужем и женой. Яа посмотрела в иллюминатор. Земля маленьким голубым шаром плыла внизу среди безграничного и тесного космического мира. Сиреневым огнем мигнула раз, второй, третий лампочка на панели управления. Вот-вот гавань космодома. Яа не почувствовала, как катер припарковался. У люка ее приветствовал Нэм -- помощник руководителя экспедиции. Он сразу заметил изменения в облике Яа. -- Что случилось, Яа? Ты не давала о себе знать. Тебя пленили чужаки? Но ведь она "онемела", а Нэм, наверное, еще не понял этого. Она взяла его за руку, ощутив, что ее ладонь на несколько десятых градуса теплее, чем ладонь соплеменника. Это почувствовал и Нэм, осознав теперь и все остальное. На механической лестнице они поднялись в приемный холл, где автомедик произвел послеполетную биообработку Яа. Затем, ступая по мягкой дорожке, источающей аромат лесов, прошли к комнате руководителя. Яа была рада, что по пути им не встретился никто. Такие деликатные люди, как Нэм, стали редкостью даже в космосе. Среди молодых их почти нет. Всех интересует, какой ты специалист и на что ты способен, но никого -- какой ты человек и что у тебя на душе. Уже давно ясно, что душа -- твое личное дело, так считала и Яа, а тут что-то вдруг изменилось. Руководитель экспедиции Ион полулежал в кресле и занимался любимым занятием -- чтением математического манускрипта древних. Он легко поднялся -- никто не поверил бы, что Иону шла девяносто седьмая весна. -- Яа, -- улыбнулся он, -- я ужасно рад тебя видеть! Девочка моя, где же ты запропастилась? Подвела связь? У них, конечно, запущенная планета, много помех, но... Только теперь Ион заметил, что безмолвствует такая живая, трепетная звезда Яа. Да ее просто нет! Ион обнял девушку и почувствовал, как она вздрагивает в давно забытом на их планете сильном волнении и необычно тепла, почти горяча. -- Нэм, вы свободны! -- сказал он помощнику, а Яа пригласил сесть в кресло. -- Ты здорова, моя девочка? Яа кивнула. Ион достал несколько листов бумаги и самопис. -- Что произошло? Расскажи, Яа. "Ион, я вас прошу не приступать к выполнению задания, -- писала Яа. -- Конечно, если мы попросим у землян несколько земных детей и постараемся создать для них у себя все условия, мы, возможно, дадим очень интересный материал для науки и первый такой эксперимент будет проведен. Но, Ион, люди земли, по-моему, другие, я боюсь за их несмышленышей-детей. Я прошу вас, Ион, не делайте этого! Давайте что-нибудь придумаем, я знаю, вы мудрый. И еще одна просьба: не торопитесь, разговаривая со мной. Я не успеваю понять вас. Спасибо!" Прочитав записку, руководитель погрузился в раздумье. Он знал, что срыв задания может грозить отстранением от руководства космоэкспедициями минимум на пять весен. А он очень любил свою работу, к тому же уже немолод. Да и особых видимых причин не было. И так ясно, что земляне -- другие. Да-а... Но Яа, Яа, умница, аналитик, и вдруг такое!.. -- Девочка моя, я понял тебя, -- обратился он к Яа. -- Но что случилось с тобой? Ты так и не ответила. А ведь я, по-моему, не должен еще утратить твое доверие... После паузы Яа взяла самопис. "Дорогой Ион, со мной все хорошо. И, конечно, я вам доверяю всецело. Но сейчас я бы хотела отдохнуть". -- Ну-ну, Яа, -- всегда сдержанный Ион взмахнул рукой. -- Как говорится, на лбу написано, что далеко не все хорошо! Яа улыбнулась. -- Девочка моя, я не наивен. Ответь -- ты только вела наблюдения? "Нет, я вступила в прямой контакт. Извините, -- написала Яа, а потом добавила: -- Я понимаю, меня снимут с космоэкспедиций. По заслугам. Об одном прошу: не надо брать с собой их детей". Ион вдруг весело мигнул звездочкой: -- Слушай, Яа, мне надоело так общаться с тобой) Я соскучился по твоему огоньку) Наш медик совсем не плох. Ему по силам произвести трансплантацию прямо на борту. Давай провернем) Вернешься как ни в чем не бывало... Яа взяла самопис. "Мне нравится ваше "слушай", уважаемый Ион. Как будто мы с вами и впрямь разговариваем в голос. Обидно, что "слушай" -- это лишь лексический атавизм, что мы утратили речь. Но это к слову... Что касается операции, то мне не хочется делать ее на борту... Я бы сейчас отдохнула. Можно?" -- Хорошо, я провожу тебя. Ответь только, пожалуйста, кто те земляне, с которыми ты вошла в контакт? "Это человек, который занимается тем, что пасет стадо животных, дающих продукт по имени "молоко". Он очень вкусный, совсем не то что наши таблетки, кремы и пасты". -- Этот человек очень старый? -- лукаво спросил Ион. "Нет, он молодой, светловолосый, синеглазый и добрый. Он встретил меня так, словно мы знакомы десять тысяч весен и не виделись всего несколько дней". -- Спасибо, Яа, -- сказал Ион. -- Я вижу, ты все-таки немножко доверяешь мне. Проводив Яа до ее каюты. Ион вызвал Нэма. -- Мы работаем вместе очень долго, -- сказал руководитель. -- Я верю тебе и не привык обманывать... Мы прекращаем экспедицию и возвращаемся. Ты понял, Нэм? -- Да, руководитель. Могу только сообщить, что автомедик не обнаружил у Яа очевидных внутрибиологических отклонений, как и опасных бацилл. Видно, ей попался на Земле чистый уголок... Вам, наверное, нужно это знать. Ведь комиссия изучит все данные... -- Да, Нэм. Спасибо тебе, -- сказал Ион, а помолчав, добавил: -- По-моему, у Яа болезнь поопаснее любого вируса... -- Что же? -- как всегда хладнокровно спросил Нэм. -- Это, кажется, любовь... -- Любовь? -- переспросил Нэм. -- Какой-то редкий космический грибок? -- Нет, -- сказал Ион. -- Это было и у нас. Это когда глупое сердце становится сильнее разума и начинает командовать. Ты все понимаешь, а совладать с собой не можешь. Сердце ведет тебя и ведет... По крайней мере, так говорится в старинных книгах... -- Жаль бедняжку Яа! -- заметил Нэм. -- Она была большая умница... -- Не будем говорить "была". Пусть придет в себя. Может быть, все испарится, как сон. -- Тогда, возможно, останемся на орбите, выждем какое-то время и проведем операцию? Взвесьте еще раз... -- Нет, Нэм. Я, конечно, знаю о возможных последствиях. Но я хорошо знаю и Яа, дочь моего друга. Опасаюсь, проведение операции ухудшит ее состояние. Мне бы не хотелось... Яа еще спала, когда космодом снялся с орбиты и взял курс в сторону родной планеты. Яа снился сон, в котором пастух от всей души смеялся над тем, как она, неумеха, вытаскивала из реки серебристую плотвицу, неловко дергая удочкой. А Яа смотрела на пастуха, и ей хотелось, чтобы он все смеялся и смеялся, и они ловили рыбу в чистой реке. Яа уже долго-долго, с самого детства, не снились цветные сны. След на траве -- Ласка, ну, Ласка! Куда же ты? -- кричал пастух вслед буренке, метнувшейся к обрыву над рекой. Догнав ее, потрепал по загривку: -- Ласка, хорошая ты моя... Ласка болела, Ласке было плохо... Ну да ничего, ничего... Погуляем, травку пощиплем, водицы попьем... Ласка перешла на привычный неторопливый шаг. Стадо лениво тянулось к лугу возле старого дуба. Пастух вновь вспомнил о событиях ночи. "Почему же Яа даже не попрощалась?" -- в который раз спрашивал он себя. Конечно, эта девушка с прохладной серебристой кожей и мерцающей звездочкой появилась не за тем, чтобы просто познакомиться с ним. Как это она сказала: "Я -- разведчица!" А разведывают обычно у противника, врага. Пастух, однако, сердцем чувствовал, что Яа можно верить и нельзя ждать от нее зла. Хотя было в поведении Яа и много непонятного. Но она ведь с другой планеты другой галактики! Загадка Тунгусского метеорита и острова Пасхи, какие-то удивительные наскальные надписи, не поддающиеся расшифровке, и странный аэродром или космодром в Южной Америке, чей возраст трудно установить... Еще мальчишкой пастух читал и слышал об этом. И с той поры ему так и не ясно до конца, прилетали или нет на Землю другие люди? Почему снова не напомнят о себе? Может быть, каким-то неведомым, но добрым законом мироздания недопустима встреча различных межзвездных цивилизаций? Может быть, это залог их сохранения? Может быть, так предопределено, чтобы более развитая цивилизация не попыталась поработить, перестроить на свой лад более слабую? Пастух, правда, верил, что в далеком далеке, среди бесчисленных галактик, есть планеты, похожие на нашу, а на планетах живут люди, похожие на нас. Ночное появление Яа лишь подтвердило это. А вот ушла она нехорошо, нет, нехорошо! Не по-русски! Сейчас бы добрались до луга, пустили бы коров пастись, а сами на бережок -- удочки закидывать... Эх, это он, тютя-матютя, во всем виноват! Конечно, Яа испугалась, что днем на рыбалке ее кто-то увидит. Шутка ли! Серебристая, волосы, что смоль, а во лбу, как говорится, звезда горит... Не знает ведь, что места кругом тихие-претихие, днем с огнем никого не сыщешь -- люди редко сюда заглядывают, разве что осенью по грибы. Как же это он не предусмотрел?! А может, она спешила? Но все равно могла хоть на минутку разбудить -- неужели бы он не понял, стал задавать лишние вопросы?.. Странно другое. Уходя, Яа оставила ему свою звездочку и какой-то удивительный переливчатый лоскуток. Это не шутка! Ведь звездочка -- не простое украшение, не бирюлька. Это язык Яа, ее связь с другими. Теперь звездочка пульсировала мерно и грустно в укромном уголке под крышей его шалаша. Незаметно пастух пригнал стадо на луг. Могучий дуб со стволом в три обхвата, словно случайно выбежавший из лесной чащобы, был виден издалека. Однако местечко дуб выбрал отличное. Земля тут была особой -- травы росли сочные, их очень любили коровы, а цветы с этого луга долго не вяли. Пастух дал животным волю пастись, а сам прилег на траву неподалеку от дуба. Вдруг почти прямо перед собой он увидел черное выжженное пятно диаметром около полуметра. По краям оно было очень ровным, как если бы кто-то обронил на траву раскаленную круглую металлическую болванку. Это не кострище! Костер оставляет после себя головешки и березовый, сосновый, в зависимости от дров, запах. Чуть смолянистое пятно не имело никакого запаха. Спустя полчаса его разморило на солнцепеке, и он задремал. Пастух очнулся, услышав мычание. Поднял голову -- над ним склонилась Ласка. Она смотрела добрыми вишнево-коричневыми глазами, точно упрекая: как же это ты уснул, друг сердечный? Нас-то на кого бросил? Тут же пастух услышал, что его окликнули по имени. Он узнал голос Веньки Теплова, деревенского паренька, восьмиклассника. Венька шел вдоль берега со стороны села вместе с человеком в темном костюме. Пастух помахал Веньке рукой, а потом встал и побрел навстречу гостям. Венька был паренек застенчивый и молчаливый. Учился он неважно, едва-едва на тройки, силой не отличался, одноклассники, и мальчишки, и девчонки, чуть посмеивались над ним, что случается, когда одни люди не могут понять Других. Только пастух знал тайную Венькину страсть -- астрономию. Еще третьеклассником Венька раздобыл где-то учебник по астрономии и мог часами напролет рассматривать картинки планет. Зимой он почти каждый вечер проводил у пастуха, тихонько сидел с книжкой на просторном самодельном стуле, поджав ноги. Изредка Венька прерывал чтение -- и свое, и пастуха -- одним и тем же обращением: -- Хочу спросить... Пастух кивал головой, произносил "ну-ну", и Венька задавал вопрос. Ясное дело, про звезды, летательные аппараты, следы пришельцев. Время от времени Венька произносил: "Да, Сергей Королев рано умер" -- и горько-горько вздыхал. Открытку с портретом Королева он неизменно носил с собой в кармане куртки. За последнее время Венька вытянулся и сейчас показался пастуху еще более подросшим, хотя они не виделись от силы дней десять. -- Вот, -- сказал Венька, когда поздоровались, -- товарищ из области. Поговорить хочет. Председатель послал. Товарищ из области взмок от жары и вытирал платочком пот со лба. Ему было лет тридцать. За чуть дымчатыми стеклами очков скрывались маленькие колючие глазенки, смотревшиеся немного странно на круглом розовом лице. -- Вы бы пиджачок-то скинули! -- предложил пастух. -- А то угореть недолго. Солнце вон как шпарит! -- Да ничего, не беспокойтесь, -- скороговоркой проговорил гость. -- У меня к вам два-три вопроса. -- О чем речь!.. А ты, Веня, -- обратился пастух к мальчишке, -- присмотри-ка, будь другом, за стадом... Пастух и человек из областного центра спустились на песчаный берег реки. -- Вы, говорят, давно в этих краях, -- издалека начал приезжий. -- Сызмальства. -- Хорошо, наверное, знаете окрестности? -- Да уж как знаю, так и знаю, -- осторожно сказал пастух. Ему стало скучно и захотелось, чтобы разговор закончился быстрее. -- Ночью ничего особенно не заметили в атмосфере или в окружающей среде? -- спросил гость. -- Как же не заметил -- заметил! Что было, что было -- страсть!.. Может, присядем? Вот сюда, сюда -- на кочки. Садитесь, не бойтесь -- лучше всякого кресла... Гость быстро сел, спросил нетерпеливо: -- И что же, что заметили? -- Давненько не было таких звездных ночей. Летом самые звездные ночи -- самые тихие. Покой наступает повсюду, и звезды как бы приближаются к нам. Честное слово, закури наш председатель свой курительный табак "Особенный" шестого класса за шестьдесят копеек пачка -- самые бы дальние звезды задохнулись. Губы приезжего непроизвольно дернулись. -- Извините, но космическую разведку интересуют другие признаки. Может быть, вы слышали подозрительный шум или видели сияние? -- Шум? Нет. Говорю же -- тишь да гладь. И звезды красивые. -- Больше ничего? -- Ну как же ничего? Рассвет наступил ранний и теплый, горизонт горел золотом на востоке -- к хорошей погоде. А вот клева, видно, не будет. -- Ясно, -- остановил пастуха человек из области. -- Спасибо. Дополнительно ничего не сообщите? По существу? Пастух пожал плечами: а разве он не по существу? Приезжий поднялся с кочки, еще раз поблагодарил пастуха. Они вернулись на луг. Пастух кликнул Веньку. -- Извините, если что не так, -- сказал, прощаясь, пастух. Приезжий кивнул, вытер пот со лба, поправил галстук: -- Пойдем, мальчик. Покажешь обратную дорогу. Они двинулись к селу. "Что за странный гость? -- думал пастух, глядя им вслед. -- Разве скажешь такому штырю всю правду?" Но ему стало не по себе -- лгать всегда неприятно. Приближался полдень, становилось жарче, и пастух решил спрятаться под кроной старого дуба. Скоро к нему подошла Ласка и улеглась рядом, головой к пастуху. Вид у коровы был умиротворенный и сытый. На душе у пастуха полегчало. Но спустя какое-то время он почувствовал беспричинную тревогу, и ему почудилось, что девушка Яа зовет его или прощается с ним живым, человеческим голосом, как обыкновенная земная женщина. Он поднял голову, стараясь что-то разглядеть в небе. Пронизанное солнцем, оно было столь ярким, что слепило глаза. Пастух даже чихнул. Вернувшись в шалаш, он сразу бросился к звездочке. "А вдруг человек из области решил осмотреть шалаш?" -- неожиданно пронзила мысль. Но звездочка была на месте. Она пульсировала так же мерно, как и утром. Только, кажется, немножко поблекла. Немота. Сильный дождь хлестал в окно. Он и разбудил ее. Открыв глаза, Яа не сразу осознала, где она. Но буквально через несколько мгновений ясно вспомнила, как они приземлились в космогавани "Элба-4", как на борт поднялся санитар и провел ее к медицинскому махолету, как прощался с ней руководитель экспедиции, добрый, осунувшийся за последние дни Ион. Поглаживая ее по голове, он неустанно твердил: "Все будет хорошо. Только ты не упрямься, моя девочка. Трансплантация нужна... Я навещу тебя через пару дней..." Затем махолет приземлился во дворе госпиталя. Яа поместили в восстановительной палате, куда постоянно подавался доставляемый с гор целительный воздух... Дождь стучал и стучал. Это был хороший, увлажняющий и плодородный дождь. К утру его остановят. Но он напомнил Яа пастуха, и девушка с грустью подумала, что даже не знает, утро или вечер сейчас на Земле и что делает пастух. Наверное, пасет свое стадо и ни о чем не думает. Ей вдруг сильно захотелось, чтобы пастух вспомнил о ней. Хотя бы разок, один-единственный разочек... На другое утро к Яа пришел главный медик. Он был в розовом халате -- под цвет ее палаты, где все также было нежно-розовой окраски: и стены, и шкафчики, к кровать, и белье, и шторы, все-все. Главный медик придвинул к ее кровати розовый стульчик, сел и деловито спросил: -- Яа, почему вы отказываетесь от операции? Я воспринимаю это лишь как девичий каприз. Не более. Давайте условимся о времени операции. Вы будете готовы завтра?.. Ах, да! -- спохватился главный медик и достал из шкафчика бумагу и самопис. "Я бы не хотела спешить", -- коротко написала Яа. Главней медик вскочил со стула, сверкнул на Яа своей звездочкой: -- Как это не хотела! Ваше состояние на контроле Центра. Вы хотите, чтобы у госпиталя, у меня, у вашего руководителя Иона были неприятности? Такого еще не бывало! Она не хотела бы! Как так?! Главный медик взволнованно заходил по комнате. "Нет, -- усмехнулась про себя Яа, -- медики все же странные люди. Чуть что -- моментально вскипают. А все твердят -- аутотренинг, спокойствие..." Она жестом пригласила главного медика сесть на место, написала ответ: "Конечно, я не хочу никаких неприятностей... Хотите, я напишу в Центр, что прошу подождать с операцией? Извините меня, поймите..." Главный медик прочел записку, как-то смешно взмахнул руками, поднялся и вышел из палаты, не прощаясь. Яа была даже рада, что ее оставили в покое, хотя вскоре на душе стало грустно. Думала о том, что ее никто не навестит -- ни мама, ни папа. Они погибли десять весен назад во время развлекательно-экскурсионной поездки на звезду "Зэлла", где можно наблюдать едкостное явление цветных светящихся туманов -- сказочный сон наяву! Сестер и братьев у Яа не было. Самым близким человеком был Ион -- Друг отца. Только сейчас Яа поймала себя на мысли, что до сих пор ни разу не вспомнила об Иэрге. От него пока никаких вестей. Может быть, он в командировке или на архитектурном симпозиуме? Удивительно, но ей совсем не хотелось видеть Иэрга, она даже не знала, расскажет ли ему о миссии на Земле и о знакомстве с пастухом. Она представила красивое, точеное лицо Иэрга, его правильные слова: -- Как, Яа, ты нарушила инструкцию о статусе невидимости? Вступила в прямой контакт с чужим без совета с руководителем? Это безрассудство! Я тебя осуждаю, Яа. Ты поступила очень плохо!.. Но всегда ли правильные слова отражают истину? Интересно, подумала затем Яа, разве бывает так, чтобы чужие оказывались ближе и понятнее, чем свои? И разве должно быть, чтобы далекий инопланетный человек казался роднее того, кто станет через несколько дней твоим мужем? И почему она не может забыть о каком-то пастухе -- человеке, занятом примитивным трудом? И это она -- дочь цивилизации куда более развитой, чем земная? И почему в ней крепнет странное желание -- отказаться от операции и принять немоту во имя трудной, почти недостижимой цели, о которой она впервые задумалась на борту космодома? Затем ей стало немного страшно, и она подумала: "Неужели все это не пройдет, и это не болезнь и не наваждение?" Перед ней открывалась дорога в совершенно иной мир, и она не знала, что ее ждет... Два раза в замедленном импульсе вспыхнула над розовой дверью розовая лампочка -- сигнал, что сейчас по разрешению медика появится гость. Кто бы это мог быть? В палату вошел Ион, и Яа очень обрадовалась ему. Ион увидел это по ее глазам. Он выглядел посвежевшим, отдохнувшим -- не то что в конце экспедиции. Яа быстро написала записку: "Дорогой Ион, я очень-очень рада видеть Вас. Я боялась, что зайдет Иэрг, а это Вы. Я вижу Вас и вспоминаю папу. Спасибо. Вы принесли замечательные листья. Они зеленые и напоминают те, что я видела на Земле. Таких мне никто никогда не дарил". Сдержанный Ион улыбнулся: -- Девочка моя, я специально попросил доставить эти листья дереби из горного леса в гряде Улу, как ты знаешь, довольно далекой. Какая изящная зубчатость окантовки! Какая загадочность в паутине прожилок на каждом листочке! Я читаю их как книгу! К тому же листья долго не скручиваются, не вянут, а погибают в одну ночь -- просто на зависть нам! Про себя Ион подумал, что, делая заказ, он забыл, что листья дереби имеют не обычный синий, а зеленый цвет -- и правда, как на той чертовой Земле. Яа уже писала записку: "Ион, я разделяю Ваш восторг, но все же расскажите, как делали какова степень неприятностей, которые я принесла Вам? Только говорите как есть, хорошо?" Ион удивился: -- Ты как-то изменилась, Яа, повзрослела, что ли... Что касается меня, то я на время отстранен от звания руководителя космоэкспедиций. Мне сказали, что наш полет долго готовили не для того, чтобы так бездарно завалить... Но, по правде сказать, меня больше интересует твое состояние, моя девочка. О себе не беспокоюсь. В конце концов осуществлю мечту -- проведу остаток весен в путешествиях. "У меня все хорошо, -- написала Яа. -- Розовый цвет очень успокаивает. Главный медик очень симпатичный и потешно мечется по комнате... Все хорошо". Ион взял ее за руку. -- Только мне не говори, что не соглашаешься на операцию потому, что крайне приятно несколько дней отдохнуть в розовом будуаре и покапризничать. Ты что-то задумала. Уж я-то знаю твоего отца -- ты вся в него. Такая же упрямая. Старого Иона не проведешь! Яа с благодарной улыбкой взглянула на него, потом запиской попросила достать из шкафа ее куртку. Из потайного кармашка вынула записывающее устройство -- обычное походное, круглое и плоское, как пуговица. Яа включила его. Чей-то голос зазвучал мягко и приятно, но первых слов Ион не мог понять, так как трудно сразу произвести перенастройку на язык. Когда это произошло, Ион понял, что слышит запись разговора Яа с тем человеком, который пасет животных. "Вот мои березы, -- говорил пастух. -- Не смотри, что все они похожи друг на дружку. Это только снаружи -- прямые и белые. А так... Вот эта, видишь, высокая, худенькая, а соку по весне дает -- только банки успевай подставлять. И сок сладкий, душистый. Пьешь не напьешься. А эта, видишь, толстушка..." После паузы Ион сказал: -- По-моему, я понял тебя... Это невероятно... Я хочу тебя предостеречь... Расскажу историю, которую узнал незадолго до нашей экспедиции на Землю. Так вот, по заказу той службы Центра, что нас посылала на Землю, семь весен назад один наш малыш был оставлен на ночь в роще у гряды Улу, где обитает стадо обезов -- редких человекоподобных существ. Может быть, ты слышала и запись их общения между собой -- они резко, гортанно кричат. Ребенок был подобран обезами. Эти пещерные существа очень осторожны, их редко удается наблюдать даже специалистам. Малыш исчез из поля зрения надолго. Лишь спустя несколько весен трое смельчаков-зоологов после двухнедельной охоты хитростью отлучили малыша от стада... Ион помолчал, потом продолжил рассказ: -- Накануне нашей экспедиции я ездил в Улу. Среди зоологов есть мой друг. Он показал мне того малыша. Так, без задней мысли, как экзотику. Его держат в клетке. Это не человек и не обез. И теперь ему не жить ни там, ни тут... Иногда он как будто ни с того ни с сего резко и одновременно жалобно вскрикивает. Звездочка на его лбу просто засохла, превратившись в какую-то нашлепку. Жуть! Лечение невозможно. Он ушел от нас, но не пристал и к ним... Да, Яа, ни там, ни тут... Наверное, теперь ты поймешь, что еще стало причиной, когда я без особых колебаний согласился на твое предложение не просить у людей Земли их детей. Но сейчас я вижу в этой истории и второй смысл. Это касается тебя... Яа погладила руку Иона, написала: "Спасибо Вам. Вы всегда беспокоитесь обо мне как о дочери. И Вы так мудры..." Вечером Яа получила письмо от Иэрга. "Милая Яа! -- писал он. -- Мне рассказали о твоем поведении в экспедиции, а также о том, что ты проявляешь сейчас необъяснимое упрямство, отказываешься от трансплантации, тем самым выступая против общепринятых и прекрасных вещей и норм поведения. Ты бросаешь всем нам вызов. Это неправильно. Я не понимаю тебя, осуждаю и не хотел бы видеть до тех пор, пока ты не сделаешь операцию. Это важно для всех нас. С самыми добрыми пожелани