раются ведь они на самом деле застрелить меня! Перед мотоциклом с отрывистым свистом неровно заплясали фонтанчики пыли. Видеть этот танец пуль перед своим носом было невыносимо -- я остановился. "Бросить оружие и лечь на землю лицом вниз, руки за спину", -- послышался из вертолета мегафонный рык. Делать было нечего, я повиновался. Вертолет приземлился, из него выбежали двое с короткими автоматами. На груди у них были бронежилеты, на головах -- вязаные серые маски с дырками для глаз, рта и носа. Подскочив, они накинули мне на запястья наручники, подняли на ноги, подхватили под руки и в том же резвом темпе поволокли меня к вертолету. "Мужики, вы меня спутали с каким-то террористом!" -- рассмеялся я. В ответ послышалось лишь неопределенное мычание на фоне громкого сопения. Забросив меня, как мешок, в тесный грузовой отсек, они с силой грохнули дверью, и я оказался в полной темноте. 9. Доктор Морт и другие Примерно через час после задержания меня доставили в кабинет следователя контрразведки. На столе у него лежало пухлое досье: меня там ждали. Следователь был молод, мордат и краснощек. Его лицо вполне могло бы сойти за жизнерадостное, если бы не тяжелые полуопущенные веки, которые придавали ему вид скорбящего поэта. -- С какой целью вы выкрали доктора Чуза? -- сразу приступил он к сути. -- Выкрал? -- удивился я. -- За кого вы меня принимаете? Я не бандит, а офицер. Кстати, я не обязан отвечать на ваши вопросы, но если вы настаиваете, то разве только в виде одолжения... -- Я настаиваю на вашем одолжении, -- заявил он. -- Хорошо. Я пригласил доктора Чуза на беседу по одному деликатному вопросу. -- На беседу в тундру? -- Да, потому что вопрос, как я сказал вам, был деликатным. -- И что же это за вопрос? -- Я не могу раскрыть детали, потому что здесь замешана одна уважаемая особа... -- Хо-хо, одна особа?! -- раздраженно хохотнул он. -- Да, до меня дошли слухи, что доктор Чуз делал недвусмысленные предложения женщине, к которой я питаю серьезные чувства, -- с пафосом заявил я. -- Эту особу зовут Лана Крой? -- спросил следователь, демонстрируя мне свою осведомленность. -- Я предпочитал бы не называть имен! -- возмутился я. -- И из ревности вы приговорили Чуза к смертной казни? -- Что за бред! -- вскричал я. -- Это он вам сказал такую чушь? Не скрою, я попугал его оружием. Вы должны меня понять... Надеюсь, вы тоже офицер, хоть и в штатском? -- Доктор Чуз заявил, что вы пытали его, выведывая сведения про Морта, -- сказал он, пропуская мой вопрос мимо ушей. -- Вы это подтверждаете? -- Я? Пытал? Где вы видите у меня орудия пытки? Не скрою, я называл Чуза "Мортом", используя это одиозное имя как нарицательное. -- Как нарицательное? В каком смысле? -- заинтересовался он. -- В смысле "подлого злодея". Вы ведь согласны с тем, что опыты Морта преступны, если, конечно, он существует на самом деле? -- решил я пойти ва-банк, играя на том, что правительство официально отрицало сам факт существования "преступного доктора Морта". -- Мне ничего про это неизвестно, -- хмуро отозвался он. -- Кстати, откуда вы знаете про Морта? -- Из садистских частушек, откуда еще?! -- пожал я плечами. -- Вам напеть? -- Не надо. Повторите лучше приговор, который вы зачитали Чузу. -- Какой приговор? -- я удивленно округлил глаза. -- Какой?! Из-под прикрытых век следователя сверкнул злорадный огонек, мол, я тебя сейчас припру к стенке! Он поднял телефонную трубку и спросил: "Готово?" На том конце что-то ответили, и он кивнул головой. -- Подождем минуту, -- сказал он, положив трубку. -- Подождем, -- согласился я, позевывая. Следующую минуту он молча разглядывал меня, как диковинный экземпляр. Я снисходительно улыбался в ответ, в то же время проклиная себя за то, что не проверил, не было ли на Чузе записывающих устройств. Наша визуальная дуэль была прервана, когда в комнату вошел эксперт с прозрачным целлофановым пакетом. Вид у него был напряженный, как у человека, которого ждут неприятности... Он положил пакет на стол перед следователем. Я вытянул шею и увидел, что в целлофан запаян размокший лист бумаги. Так вот что они мне готовили! Интересно, как они извлекли мой "приговор" из Чуза? Дали ему рвотное? Следователь повертел в руках лист и, убедившись в том, что на нем нет ничего, кроме желтоватых разводов слизи, раздраженно махнул эксперту, чтобы тот убирался. Эксперт с облегченным видом поспешно ретировался. Я победно ухмыльнулся ему вслед. -- Подождем еще? -- насмешливо спросил я у обескураженного проколом следователя. Он молчал, просматривая документы из моего досье. Очевидно, он готовился к розыгрышу запасного варианта. -- С какого времени вы страдаете маниакально-депрессивной паранойей? -- неожиданно спросил он, не поднимая головы от бумаг. Интересный поворот дела! Оказывается, я психически болен... Может, подыграть? Не такая уж плохая идея. По крайней мере, меня тогда если и будут пытать, то не сильно: по Дополнительному протоколу к Гуагской конвенции об обращении с правонарушителями применение допросов с пристрастием третьей степени к психически неполноценным лицам запрещается. В обычных случаях контрразведке, конечно, наплевать на этот закон, но я все-таки не рядовой подследственный, а столичный Инспектор. -- С Года Лошади, -- ответил я, принимая игру. -- Поточнее, пожалуйста, -- нахмурился он. -- Если быть абсолютно точным, то с Года Огненной Лошади, -- уточнил я. -- А по нашим сведениям -- со времени выпускных экзаменов в Интернате. -- Все правильно, -- охотно согласился я, -- это как раз был Год Огненной Лошади по киитайскому календарю. -- Проверим. Следователь сделал пометку в блокноте, а затем показал мне походный компьютер, который у меня изъяли при обыске. -- Что это? -- спросил он. -- Мини-компьютер, -- ответил я, не находя смысла врать по пустякам. -- А по-моему, это обычный микро-калькулятор, -- посмотрел он на меня так, словно и сам поверил в мою психическую ненормальность. Я не стал спорить: к чему мне доказывать, что я замаскировал компьютер под калькулятор? -- Почему присоска со шнуром? -- продолжал допытываться он. -- Что? Что с чем? -- Шнур с присоской, -- поправился он. -- Зачем? -- Присоединять к голове. Следователь прилепил присоску себе ко лбу. -- Для чего? -- продолжал он допрос. -- Чтобы подключиться к записывателю мыслей. -- У вас во лбу записыватель мыслей? -- Не во лбу, а над левым ухом. Он оторвал присоску от лба и приставил к волосам -- она упала. -- Не держится, -- констатировал он. -- И давно у вас эта фантазия? Ха-ха, все верно: раз присоска на его голове не держится, значит ЗМ в моей голове -- фантазия! -- С тех пор, как я стал писать в уме книги, -- признался я. -- Что вижу, о том и пишу. -- Хм... Но вы по своей службе сталкиваетесь с секретными сведениями. Вы что же, доверяете этому "записывателю" государственные тайны? -- Я зашифровываю информацию. -- Интересно, как это работает... Давайте проверим. Что вы видите? -- он показал мне палец. -- Только честно! Я выключил ЗМ и честно сказал ему, что я вижу. -- Ответ верный... Но вы не зашифровали его! -- сказал он. -- Вы просили ответить честно, поэтому я не мог зашифровать. Любой шифр -- это попытка скрыть правду. Я дал вам правдивый ответ, но отключил при этом записыватель, чтобы не нарушить конспирацию. -- Как вы докажете, что выключили записыватель? -- Я не смогу вам доказать, что я его выключил, потому что вы не верите в то, что он у меня есть. Следователь озадаченно помолчал. -- Вернемся к вашей болезни, -- вдумчиво сказал он. -- Расскажите о своей мании преследования. -- Я о ней ничего не знаю, -- признался я. -- Меня никто не преследует, кроме вас. -- Зато вы преследуете мифического доктора Морта. Слово "мифический" меня сильно порадовало: если следствие отрицает существование Морта, то формально меня не в чем обвинить, кроме хулиганской выходки с Чузом, за которую никто меня всерьез наказывать не будет. Однако пусть меня продержат под арестом хотя бы несколько дней, тогда я смогу оправдать невыполнение приказа тем, что мне помешала контрразведка. Надо следователю бросить кость, чтобы он в меня опять вцепился, но не очень сильно... -- Морт замучил моего любимого дядю, -- я попытался выдавить из себя слезу, но глаза лишь слегка повлажнели. -- Дядю? -- скривился он в раздраженной улыбке. -- Да, моего любимого дядюшку. -- Откуда вам это известно? Лицо следователся стало наливаться кровью: ему крайне не нравилось, что я над ним издеваюсь. -- От своей любимой тетушки, -- подмигнул я ему. -- Прекратите валять дурака! -- взорвался он, наконец-то выкатывая из-под век свои застоявшиеся шары. -- Я вас не валял, -- рассмеялся я ему в лицо. На него вдруг нашел нервный приступ -- он затряс во все стороны головой и гортанно заорал, срывая голос: -- Живьем закопаю!!! На крик вбежала охрана и крепко схватила меня за бока. -- И кто из нас сумасшедший? -- пожал я плечами, когда меня выводили. "Наконец-то я высплюсь!" -- радовался я по дороге в камеру. Когда меня заперли в "одиночку", я вгляделся в полутьму: нары, естественно, были подняты и заперты на замок. Но не на того напали! Я позвал надзирателя и потребовал немедленно опустить их во исполнение пункта два раздела пять части три Женеевской конвенции о гуманном обращении с заключенными. Надзиратель выпучил рачьи глаза. Несомненно, он слышал об этом впервые. -- Ну, что стоишь, дружок? -- спросил я. Мой нахальный тон впечатлил его: он непроизвольно подтянулся, как перед начальством. -- Я доложу о вашей просьбе, -- сказал он. -- И незамедлительно! -- наставил я его. Сидеть было не на чем, стоять -- тоскливо. Я стал мерять шагами камеру, стараясь ни о чем не думать: раз-два-три-чертыре-поворот... раз-два-три-четыре-пять-поворот... раз-два-три-четыре-поворот... Через четверть часа вернулся надзиратель и, ни слова не говоря, отпер нары. Плюхнувшись на них, я почувствовал себя самым счастливым человеком на Земмле: что может быть слаще спокойного сна после двух бессонных ночей! Тотчас, с ходу, мне стал сниться радужный сон... Я сижу на дощатой веранде, утопающей в молодой весенней зелени и душистых цветах акации. Только что прошел дождь, воздух свеж и напоен мягким вечерним солнцем. Я не один, а в радостно-возбужденной компании. Мы пьем чай с сушками и обсуждаем какие-то события. Я еще не понял, какие именно, но уже ясно, что раньше эти события нам казались страшными, а теперь они вызывают смех, как занятные приключения. Я поочередно всматриваюсь в лица и вспоминаю имена и клички: Лана, Главный, Игор, Референтка, Следователь, Чуз, Аллина... -- Когда я в самом начале давал Вальту задание, у меня ужасно зачесалась макушка, -- вспоминает Главный, -- но я не мог почесаться: я боялся, что он решит, будто я чем-то озадачен! Все рассмеялись, и я тоже захохотал. Мне на самом деле показалось это смешным, особенно когда я вспомнил серьезное лицо Главного в тот момент. -- А я чуть на самом деле не наделал в штаны, когда Вальт грозился меня пристрелить в тундре! -- хохочет Чуз. -- Какой мы были прекрасной парой, какие страсти кипели! -- озорно подмигивает мне Лана. -- Я ужасно ревновала, хоть это и было крайне глупо, -- с улыбкой вздыхает Лина. -- О, вспомнила, -- говорит референтка чуть смущенно. -- Я лежу в игре на нарах, и вдруг будто кто-то в меня вселяется... Это было так неожиданно, так волнующе... -- А ты чего, Морт, молчишь? -- Лана кидает в Игора куском разломанной сушки. -- Сами вы "морты"! -- Игор от смеха прыскает чаем. -- Послушайте, вот самая прикольная история! -- подскакивает от нетерпения включиться в беседу Следователь. -- Я ему говорю: "не валяйте дурака", а он мне: "я вас не валяю!" Раздался дружный хохот. -- А что было потом? -- спросила с интересом Лина, когда все отсмеялись. -- Да, что было дальше? -- с интересом уставились на меня все. -- Дальше? -- задумался я. -- Дальше было вот что... Я начал вспоминать -- и проснулся... В первое мгновение я был по-прежнему в благодушном настроении, но очень быстро вернулся от розовых грез к серой действительности, переступив порог между сном и реальностью. Когда я припомнил свой сон в подробностях, то отметил про себя, что у всех участвовавших в нем людей были не такие лица, как на самом деле: это были как бы не сами люди, а артисты, исполнявшие их роли. Интересно, какое лицо было у меня самого во сне? Такое же или другое? Теперь я этого никогда не узнаю... А все же жаль, что жизнь -- не театр! Как бы было хорошо, если бы в этот самый момент послышался голос режиссера: "Стоп! На сегодня хватит, репетиция окончена!" Я бы тогда встал с нар и вышел из камеры на сцену в том месте, где сейчас стена, потом спрыгнул бы в зал, мы с режиссером и следователем вышли бы из театра и пошли пить пиво в ближайший кабак. После второй кружки я бы извинился и поехал домой, потому что меня бы ждала к ужину жена, исполняющая, кстати, в спектакле роль Лины... Или Ланы? По сути неважно: главное, она моя жена и мы друг друга любим, а кого она играет в театре... какое это имеет значение для наших реальных отношений? И все это происходило бы в добрые старые времена, когда люди еще не знали, что такое вечная жизнь, и безропотно встречали смерть в конце своих дней, считая ее неизбежным, естественным и правомерным явлением... Мои мечтания были неожиданно прерваны лязгом ключей в двери. Меня вывели из камеры и привели к тому же следователю. С виду он был спокоен, но на меня смотреть избегал... Боялся разнервничаться? -- Подпишите, -- он протянул мне бумагу. Это было официальное предупреждение о том, что в случае повторения хулиганский действий на почве психического заболевания будет рассмотрен вопрос о моем принудительном лечении. -- И кто вынес это постановление? -- спросил я. -- Какой суд? -- Для этого не надо суда, -- сказал он, с неприязнью отворачиваясь в сторону. -- Достаточно административного решения. Такое предупреждение я могу выносить единолично как лицо, уполномоченное правительством. Но вопрос о направлении на лечение будет решать суд. -- Да здравствует наша славная демократия! -- провозгласил я. -- Разрешите ручку? Я взял у него золоченое чернильное перо и поставил подпись: "Вольт Стеб". Этот болван ничего не заметил! -- Теперь два слова на прощание, -- сказал он, приобщив предупреждение к делу. -- Если ты, сволочь, еще раз мне попадешься, я собственноручно сделаю тебе лоботомию без наркоза. У меня есть специальное зубило и молоточек. Тюк... Тюк-тюк-тюк-тюк... Он увлекся своими мыслями, и лицо его прояснилось. -- Может, лучше пивка выпьем? -- рассмеялся я. -- Что? -- не понял он. -- Да нет, ничего. Это я так, о своем. Кстати... покрышки мне заменили? -- Какие еще покрышки? -- снова помнрачнел он. -- Простреленные. Мотоцикл, между прочим, не мой, а казенный. Директор выдал. -- Сегодня мастерская уже закрыта. Приезжайте завтра. Я распоряжусь пока выдать в ваше пользование служебный автомобиль. Зайдете в гараж. -- Вот это разговор! -- похвалил я его. -- Ну, пока! Может, еще свидимся... От моей заключительной фразы беднягу всего перекосило. На выходе мне вернули вещи: портупею с пистолетом, мини-компьютер и часы. Я бросил взгляд на циферблат: стрелки вытянулись по стойке "смирно" на полдвенадцатого. На выполнение приказа оставалось два часа... Я получил в гараже автомобиль и отправился к Игору. Разумеется, я не буду его убивать, но мне нужно хотя бы поговорить с ним. Тем более, что мы можем больше не увидиться... Я достал телефон и набрал номер, в трубке послышался бодрый голос Игора. -- Не спишь? -- спросил я на всякий случай. -- Нет, но собираюсь. -- Мне нужно срочно поговорить с тобой. Одевайся и выходи из дома, я заберу тебя. -- Хорошо, -- тотчас ответил он коротко. Когда я подъехал к его дому и он сел в машину, я заметил, как в полуосвещенном окне спальни колыхнулась штора: видимо, Лина наблюдала за нами... Волновалась за Игора? Чуяла сердцем что-то недоброе? Молча мы выехали в тундру, вышли из машины и отошли на недосягаемое для микрофонов расстояние. -- Дело серьезное... -- не зная как начать, я выдавил из себя дурацкую банальную фразу. -- Подожди! -- сказал Игор. Он стоял с поднятой головой и смотрел в ночное небо, сплошь усыпанное крупными яркими звездами. Я присоединился к нему. Там мы простояли минут десять, пока не затекли шеи. -- Теперь говори, -- сказал он умиротворенно. Мои мозги неожиданно прояснились. -- Главный приказал мне убить доктора Морта, -- сказал я. -- Ты считаешь, что это я? -- без волнения спросил Игор. -- Да. -- Тебе сказал об этом Смат Чуз? -- Откуда тебе это известно? -- несколько удивился я. -- Как только ты прибыл сюда, я стал кое о чем догадываться, -- сказал он. -- О чем именно? -- Я расскажу тебе все по порядку. "Доктор Морт" -- это не один человек, а трое. В том числе и я. -- Трое? -- мое удивление еще больше возросло. -- Да. "Морт" -- это название секретного проекта. О нем ходят разные нехорошие слухи, но уверяю тебя, что если мы и ставили какие-то опыты, то только на себе. Львиная доля работы -- рутинный сбор анализов, их изучение и обработка. -- "Рутинный"? -- не поверил я. -- Но почему тогда проект засекречен? -- По той простой причине, что правительство не хочет предавать огласке полученные результаты. Оно боится паники среди населения. -- Что же это за страшная истина, которую скрывают от народа? -- спросил я с некоторым сарказмом. -- Ты действительно хочешь знать это? -- Да, -- серьезно ответил я. -- Вечности не существует, -- сказал он. -- То есть как?! -- невольно опешил я, не ожидая от Игора опровержения самых очевидных истин. -- Очень просто. На Земмле нет ни одного вечного человека. Примерно год назад самые старые "вечные" люди начали умирать. Сначала умерших своей смертью были единицы, потом их стали десятки и сотни, теперь их тысячи, и с каждым днем это число обвально растет. Врачам дано секретное указание регистрировать смерть от неизлечимых болезней... -- А на самом деле? -- На самом деле после трехсот пятидесяти лет у людей начинается ускоренное старение, за ним -- смерть. Для изучения этого явления и был создан проект "Морт". Исследования показали, что бессмертие -- это человеческое заблуждение. Дело в том, что около четырехсот лет назад в результате некоторой взрывной мутации продолжительность жизни человека возросла сразу в несколько раз. Если бы она росла постепенно, все было бы ясно с самого начала, но резкий скачок создал иллюзию того, что человек обрел вечность. К сожалению или к счастью -- вопрос философский, -- но это не так. На сегодняшний день рекорд долгожительства -- 398 лет. -- В это действительно трудно поверить, ведь с детства нам внушали другое, -- озадаченно заметил я. -- Кстати, о внушении. В ходе исследований выяснилось также, что ВСЕ люди от рождения могут прожить более трехсот пятидесяти лет. -- Так значит... Это было сильным ударом для меня. Язык не поворачивался произнести вслух страшную истину. -- Это значит, что "посвящение в вечность" -- фикция, -- пришел мне на помощь Игор. -- Но то, что это обман, знают лишь единицы посвященных, высшие лица церковной и светской иерархии. Рядовые священники уверены, что они своими обрядами даруют людям бессмертие. -- Невеселая картина... -- А перспектива -- трагична, -- продолжил Игор. -- Естественная смертность стремительно растет, потому что все больше людей подходят к критической отметке, и в то же время фабрики смерти продолжают работать в том же темпе. Если маховик уничтожения людей сейчас же не остановить, в ближайшие годы население Земмли сократится в несколько раз. Я написал письмо Президенту, в котором сообщил о положении дел и потребовал прекратить ликвидацию людей. Через месяц мне пришел ответ, в котором некий чиновник из президентской канцелярии писал, что передал письмо в "соответствующие инстанции" с указанием "принять меры". -- Теперь я начинаю понимать, что произошло, -- сказал я. -- Когда ты прибыл, я сразу заподозрил, что письмо было передано Главному инспектору, а он "принять меры" понял по-своему. -- Но почему ты мне ничего не сказал сразу? -- Я не был уверен. Если бы ты прямо спросил меня про Морта, я бы честно ответил тебе, как сейчас. -- Кто еще участвует в проекте? -- Лана Крой и Руфиэл Браст. Смат Чуз -- куратор от контрразведки. -- Чуз -- штатный контрразведчик? -- не поверил я своим ушам. -- Да. -- Мне надо подумать, -- сказал я. Теперь все стало ясно: меня подставили. Главный стал искать человека, который ликвидирует Игора, и его внимание привлек я. Почему не кто-то другой? Люди уровня Главного не опускаются до простого, пошлого убийства. Им обязательно нужно разыграть спектакль... нет, не спектакль, а тонкую шахматную партию. Они считают ниже собственного достоинства вызвать подчиненного и сказать ему: мне не нравится тот-то и тот-то, убей его! Нет, им надо сделать так, чтобы подчиненный сам нашел человека, который им не нравится, и убрал его как бы по собственной инициативе, из верности присяге и личной преданности начальству, а после -- умыть руки, выставив подчиненного вышедшим из-под контроля. Да, я был идеальной кандидатурой на роль убийцы Игора, ведь мы были когда-то влюблены в одну и ту же девушку (что было отражено в отчетах воспитателей), а теперь эта девушка принадлежала Игору. Главный считает себя тонким психологом. Он прекрасно понимает: я не стану убивать своего старого друга только потому, что он оказался "преступным Мортом". Но он рассчитывал, что я убью Игора, чтобы завладеть Линой, используя приказ ликвидировать Морта для успокоения совести. Однако он плохо меня знает! В сущности, он самоуверенный идиот, если считает, что может проникнуть в мою душу через досье... в котором, кстати, не все отражено. Как бы то ни было, технически Главный все оформил на лучшем уровне. Особенно коварный ход -- подключение контрразведки, которая должна была, по идее, вставлять ему палки в колеса. Впрочем, когда речь заходит о серьезных делах, межведомственная конкуренция забывается. Тем более, местная контрразведка, судя по всему, ходит на поводу у Директора, а Директор, как известно, дружит с Главным. Какой же я все-таки осел, что так дешево купился на подброшенную мне дискету с игрой! Контрразведка внушила мне, что из Чуза можно выбить информацию, что я и сделал. Нет, все-таки, Чуз -- прекрасный артист! Хотя... должно быть, не трудно играть роль труса под дулом пистолета. И потом, когда меня арестовали, я был так доволен собой, что вожу контрразведку за нос, а они держали меня взаперти только для того, чтобы потянуть время, поставить меня в цейтнот и заставить действовать сгоряча, ни во что не вникая. И все-таки они просчитались... Но просчитались ли? Нет, Главный никогда не проигрывает: попадая в проигрышную ситуацию, он меняет правила игры или попросту переворачивает доску и забирает себе выигрышные фигуры. Теперь он может приказать любому тайно убрать Игора, а свалят все на меня, ведь и на фото-, видео-, аудиоаппаратуре, и в доносах осведомителей, и в протоколах допроса зафиксировано, что я охочусь за Мортом. Так вот почему мне внушали, что я псих! Они ведь не могут признать существование Морта, значит, они скажут, что инспектора Вальта Стипа, прибывшего на Фабрику с рядовой проверкой, преследовала навязчивая идея, будто мифический доктор Морт похитил его дядю, а дядя-то вот он, полюбуйтесь, господин судья, жив и здоров, и никто его не похищал, он спокойно себе отдыхал в пансионате! Безумный Вальт Стип вбил себе в голову, что Морт -- это Бойд. А почему он вбил себе это в голову? Извольте заключение психотерапевта: "устойчивая связка "Морт-Бойд" возникла в больном сознании подсудимого как оправдательный мотив для овладения любовницей Бойда, к которой он с юношеских лет испытывал маниакальное влечение сексуального характера". Построив в своем мозгу более-менее ясную картину происходящего, я посвятил в курс дела Игора. Он выслушал меня внимательно и как всегда спокойно. -- Не казни себя, -- сказал он, уловив в моем голосе ноты отчаяния. -- Получается, что я вырыл тебе могилу... Но они не смогут просто так взять у тебя жизнь -- я буду теперь охранять тебя! -- Нет, -- покачал он головой. -- Меня они все равно достанут. Один ты с ними не справишься, а спрятаться мне негде: на сотни километров вокруг -- голая тундра. Лучше подумай, что ты можешь сделать для Лины. Пристрой ее в какой-нибудь монастырь или попроси надежных людей оформить служанкой, у тебя ведь большие связи, как у инспектора, и постарайся побыстрее освободиться из тюрьмы. Высшую меру тебе не дадут как психически больному. К какому сроку тебя могут приговорить? -- Лет пятнадцать, с учетом "болезни". -- Не так уж и плохо. Выйдешь совсем еще молодым. -- А ты?! Ты не боишься умирать? -- Нет, -- ответил он. -- Тело смертно, а душа вечна. Смерти боятся те, кто ассоциирует "себя" с телом, но она не страшна тем, кто отождествляет свое "я" с духом. -- Но я не могу так просто отдать тебя им! -- Понимаешь, все более сложно, -- доверительно сказал Игор, беря меня за плечо. -- За всей этой историей с вечностью, в которую я дерзнул вмешаться, стоят более темные и могущественные силы, чем контрразведка, Главный или даже сам Президент вместе с правительством. -- Иностранное вмешательство? -- Нет. И даже не инопланетное, -- задумчиво сказал Игор. -- Тогда чье? И почему ты вообще думаешь, что за этой историей стоят какие-то темные силы? -- Постарайся взглянуть на нашу жизнь со стороны. Каждый здравомыслящий человек в глубине души уверен, что общество устроено иррационально, что уничтожать миллионы людей -- преступно и антигуманно, что все могло бы быть по-другому и что при хорошо продуманном подходе проблему перенаселения можно решить без жестокого кровопролития, но на уровне коллективного сознания наш мысленный протест подменяется фактическим конформизмом: мы исправно платим налоги, которые идут на строительство газовых камер и крематориев, голосуем за консервативное правительство, то есть против перемен, и добровольно доносим на тех, кто выражает вслух недовольство. На деле борются с системой единицы. В антиправительственном подполье от силы триста человек, а добропорядочных граждан сотни миллионов. Получается, что наше коллективное сознание не равно сумме индивидуальных представлений о добре и зле. Значит, на глобальном уровне присутствует искажающий фактор, некая темная сила, обращающая благие намерения каждого человека в коллективные преступления. -- Эта сила называется правительственной пропагандой, -- заметил я. -- Нет, -- возразил Игор. -- Пропаганда -- это не сила, а инструмент, при помощи которого людей убеждают в правильности их поведения в обществе. Считается, что посредством пропаганды людям "вправляют мозги", но я не видел еще ни одного человека, который изменил бы свои взгляды под ее воздействием: она слишком примитивна для этого. Пропаганда лишь успокаивает нашу совесть, но что стоит за ней? Какие силы приводят в действие пропагандистскую машину? -- Это вопрос из ряда почему светит солнце или зачем дует ветер, -- сказал я с иронией. -- Да, действительно, почему ветер раздувает огонь не в любящих сердцах, а в печах крематориев? Попробую подойти к ответу с другой стороны. Когда я стал изучать феномен "вечной жизни", то сделал открытие, что имею дело с заболеванием. -- С заболеванием?! -- озадаченно переспросил я. -- Представь себе, да. Эту болезнь вызывает вирус, который я назвал "вирусом бессмертия" или сокращенно -- вирусом "Б". Болезнь в общепринятом понимании есть нечто пагубное, и в данном случае с самого начала никому не пришла в голову мысль о заболевании, ведь вирус "Б" отодвинул сроки прихода смерти, которая тогда считалась абсолютным злом... -- "Тогда"? Разве сейчас по-другому? -- перебил его я. -- На уровне коллективного сознания смерть теперь воспринимается как средство решения социальных проблем. Гибель близкого человека -- по-прежнему горе, но никому не приходит в голову назвать злом массовое уничтожение людей: в этом видится благо для Земмли, которой якобы угрожает перенаселение. -- Так все же, "бессмертие" -- это болезнь? -- В сущности да, потому что общий уровень смертности повысился. Естественная смерть на долгое время прекратилась, но люди взяли на себя функцию природы по поддержанию численности населения на оптимальном уровне, построив фабрики смерти. "Бессмертие" -- это болезнь, которая вышла за рамки организма человека и распространилась на все общество. -- Кажется, я понимаю, что произошло, -- сказал я. -- Но это еще не все, -- продолжил Игор. -- Когда я стал изучать вирус "Б", то сделал одно ошеломившее меня открытие: он оказался искусственным. -- Искусственным?! Кто же его изобрел? -- Я долго думал над этим. Сам понимаешь, меня крайне волновал этот вопрос. В итоге я пришел к выводу, что обнаруженный мной вирус не был синтезирован человеком, иначе его создатели заявили бы о себе, поддавшись искушению взойти на Олимп славы как люди, открывшие секрет бессмертия. Но если его создали не люди, то кто? Как видишь, мое открытие не было обычным, оно находилось на грани разумного осмысления; я не мог им ни с кем поделиться, это была загадка, которую я должен был решить сам. Вопрос о том, кому и зачем нужно было заразить человечество вирусом бессмертия, мучал меня днями и ночами. Я потерял сон и аппетит, я сделался замкнут и раздражителен, я стал зол и срывался по пустякам, чего со мной раньше никогда не случалось. Наконец, Лина всерьез обеспокоилась моим состоянием и настояла на том, чтобы я показался психиатру. Я нашел в городе специалиста-частника и обратился к нему. Не посвящая его в детали, я рассказал, что бьюсь над решением одной проблемы, но безуспешно, и мое бессилие доводит меня до отчаяния. Диагноз был до смешного прост: умственное переутомление. А рекомендованное им лечение был еще курьезнее... -- Выбросить проблему из головы? -- Почти угадал! Врач поведал мне, что я, будучи сдержанным человеком, страдаю от того, что коплю в себе негативные эмоции, не давая им выхода. Он посоветовал для снятия напряжения высказывать в самой грубой форме свои негативные чувства в унитаз... -- В унитаз? -- Ну да, засовывать голову в унитаз и ругать отборным матом все, что тебе не по нутру, а после смывать воду. -- И что, помогло? -- заинтересовался я. -- Представь себе, помогло. Я не только обрел прежнее спокойствие, но и нащупал решение не дававшей мне покоя проблемы. Меня осенило: люди в течение тысячелетий избавляются от негативных эмоций подобным образом, выдавливая из себя зло как духовные экскременты в стремлении оставить в памяти только хорошее. Нам свойственно вспоминать лишь приятное и светлое, а все мерзкое и мрачное нами быстро забывается. -- Ну и что? -- спросил я. -- Это не открытие. Ничего нового в твоей мысли нет. -- Ты прав, -- согласился Игор. -- Но я пошел в своих рассуждениях дальше и предположил, что должно существовать некое отхожее место, в которое люди сваливают свои негативные эмоции, своеобразный сортир с табличкой "духовные зловония". -- Скажи мне, где находится это место, чтобы я туда не вляпался, -- попросил я Игора с усмешкой. -- Это место -- везде и нигде. Оно относится к нематериальной сфере, а значит, его нет на карте мира. -- Но понятие места подразумевает привязку к пространственным координатам... -- Эти координаты лежат за пределами нашей реальности, подобно тому как выгребная яма находится не в самом доме, а подальше от него. Вероятно, существует параллельный мир, в котором скапливается все зло, выбрасываемое из нашей действительности. Страх, ненависть и зависть -- три кита, на которых стоит тот мир. Он -- отражение нашего, но не точное, а искаженное. В нем все похоже на нашу реальность и в то же время все другое. Скажем, наш мир Земмля, а их -- Зеемля. Разумеется, это условное название. Так вот, если допустить, что существует некий мир, паразитирующий на нашем зле, вполне допустимо и то, что в нем есть своя цивилизация, превосходящая по развитию нашу... -- Почему превосходящая? -- Потому что ее развитие не сдерживается моралью и нравственностью. Там, где на наш технический прогресс накладывается табу гуманизма, их прогресс ничем не ограничен. Например, в нашем обществе запрещены опыты над людьми, а в их мире такие эксперименты могут быть в порядке вещей. Судя по всему, они обогнали в своем развитии нашу, базисную, цивилизацию и первыми узнали о существовании своего двойника, то есть, о нашем существовании. И не только узнали, но и нашли способ вмешиваться в нашу реальность, контролировать наше развитие и направлять его в нужное им русло. -- Зачем? -- спросил я. -- Их энергия -- это наше зло, наш страх и наша ненависть. В их интересах культивировать в нас негативные эмоции. Одно из самых мрачных наших переживаний -- это страх смерти. Теперь ты понимаешь, с какой целью они вызвали в нашем мире пандемию "бессмертия"? Человек, у которого есть надежда жить вечно, гораздо больше боится смерти, чем тот, кто знает, что рано или поздно умрет. Мы приобрели иллюзию вечности в обмен на панический страх смерти. Этот страх подвиг нас на возведение вечности в культ, а где культ, там и избранность. Вот в чем истинная причина появления фабрик смерти: уничтожить недостойных вечности, чтобы еще выше поднять ее на пьедестал, еще больше обожествить ее. А вслед за этим -- новый виток страха, теперь уже не просто страха, а священного ужаса перед лицом смерти... -- Значит, все это -- "их" происки? -- Если бы дело было только в потусторонних силах! -- с горечью воскликнул Игор. -- Сколько столетий потребовалось людям, чтобы прийти к идеям гуманизма и претворить их в жизнь, чтобы доказать друг другу, что убийство ничем нельзя оправдать, и чтобы поверить в высшую ценность любви... И все это было забыто всего за несколько лет, как только перед нами забрезжила надежда на вечную жизнь. С какой готовностью мы приняли подброшенную нам иллюзию бессмертия! С какой легкостью мы поверили в навязанных нам новых богов! С каким усердием мы уничтожаем себе подобных только для того, чтобы поднять цену собственной жизни! -- Значит, мы обречены? -- Да, мы обречены, пока мы в рабстве у сил зла, пока позволяем им управлять собой, пока не избавимся от своего страха перед ними. -- Зло -- на каждом шагу, это очевидно, но... существует ли на самом деле Зеемля, эта цивилизация зла? -- усомнился я. -- На самом деле -- нет, -- ответил Игор. -- Речь идет о другой реальности, которой нет "на самом деле". Вмешательство в нашу жизнь Зеемли можно рассматривать только как гипотезу, но без этой гипотезы невозможно многого объяснить. Когда теоретически выведенная формула не дает на практике правильного результата, вводят специальный коэффициент, некую константу, за которой реально ничего не стоит, но которая корректирует итог. Так и здесь: зачем Главному, с точки зрения здравого смысла, уничтожать меня? Твой начальник далеко не дурак, судя по тому, как ловко он расставляет ловушки. Он направляет свой ум на то, чтобы заставить меня навсегда замолчать, зная при этом из моего же доклада, что к концу года "вечные" станут умирать миллионами, правду невозможно будет умолчать и обман с вечностью неминуемо раскроется. Если не темные силы, то что движет людьми, которые, зная истину, действуют исходя из иллюзий? -- У Главного и ему подобных это называется "железными принципами". Хоть истина им друг, но принципы дороже, -- пояснил я. -- Твоя гипотеза многое объясняет, если исходить из того, что люди рождаются ангелами, но она меня не устраивает. Она оправдывает человеческую тупость и подлость. Мол, мы тут ни при чем, нас бес попутал -- и давай все на чертей валить... -- Ну ты, брат, загнул! -- рассмеялся Игор. -- Потусторонние черти -- это как наши первобытные люди. У современных зеемлян вместо рогов усики антенн, я думаю. -- Мне наплевать, рога или усики: возьму за хвост, раскручу и об стенку -- хрясь! Чтоб разом все дерьмо вышибить! -- разошелся я. -- Эх, Вальт! Говорил-говорил я тебе про отрицательные эмоции, -- вздохнул Игор. -- Отвези меня лучше домой, а то совсем уже поздно, третий час ночи. "Двадцать четыре часа истекло, -- неожиданно стукнуло мне в голову, когда мы садились в машину. -- Ну и черт с ними!" Мы подъехали к дому Игора. Он стал со мной прощаться, но я решительно заявил, что останусь ночевать у него. -- Нам нужно обязательно держаться сейчас вместе, -- сказал я. -- Да, ты прав, -- согласился он. -- По крайней мере, пока мы не отправим в безопасное место Лину. Какие у тебя идеи на этот счет? -- Ты ведь врач -- скажи, что ей нужна срочная операция и отправь ее на вертолете в ближайший крупный город, а оттуда она доберется до Каальтенграда. Моя сестра Веда о ней позаботится. -- С вертолетом придется подождать до утра. -- Почему? -- Чтобы не привлекать внимания. Ночью обычно никто не летает. -- Тоже верно. Но заказать вертолет нужно сейчас, часов на восемь утра. Позвони по моему спутниковому аппарату: он работает на секретном канале связи, если и перехватят разговор, то не сразу расшифруют. Я дал Игору телефон, он позвонил с улицы на вертодром и "забил борт", как он выразился. -- Длинный был день, однако, -- заметил я, когда мы заходили в дом. -- Главное, что нам его не укоротили, -- отозвался Игор. -- Я постелю тебе на диване. -- Ты что, спятил? -- возмутился я. -- Какая постель, я на посту! Дай только подушку, чтобы было куда пистолет засунуть. Я плюхнулся в одежде на кожаный диван, со скрипом растянулся и тут же задремал. Мне снились сумбурные, бессвязные сны... Примерно через час я проснулся от сырого холода и открыл глаза -- передо мной ходил пластами густой туман. Туман... в комнате?! Я повернулся на спину и увидел, что потолок над головой раскрыт огромными выгнутыми лепестками, в просвете между которыми бурно клубятся белые мутные пары, изредка озаряемые зелеными, желтыми и красными точечными вспышками. Это очень походило на продолжение бессвязного липкого кошмара... И все же было во всей той картине нечто очень реальное -- запах паленой шерсти и серы. Таких запахов не бывает во сне! И еще стоял низкий электрический гул, как от высоковольтных проводов. Дребезжащий гул и потрескивание... ................................................................ ....................................... Неожиданно для себя я заметил, что уже минут пять лежу на спине без движения, присматриваясь к огонькам в тумане и принюхиваясь к тошнотворным запахам. Почему я не могу оторвать тел