не имел он силы. -- Изумительно! -- совершенно искренне произнесла Надя. -- Только погодите, Владлен Серапионыч, ведь начало поэмы звучит немного по-другому... Сейчас вспомню: -- Печальный Демон, дух изгнанья, Летал над грешною землей, И лучших дней воспоминанья Пред ним теснилися толпой... -- Одну секундочку! -- вскочил Дубов из-за стола и стремглав выбежал из комнаты. -- Что это с ним? -- подивился доктор. -- Неужели чайное отравление? Однако Надежда не успела ничего ответить, поскольку в гостиной вновь появился Дубов. В руках он держал объемистый том. -- Вот достал у Софьи Ивановны, -- пояснил Василий. -- Сочинения М.Ю. Лермонтова, издание Ф. Павленкова, 1905 год. И вот смотрите: сначала -- "Демон. Восточная повесть". А потом -- первый, второй, третий и четвертый очерки "Демона". -- Детектив раскрыл страницу, где начинались "очерки". -- Так-так-так... Вот, пожалуйста, второй очерк "Демона": -- Печальный Демон, дух изгнанья, Блуждал под сводом голубым, и так далее. Датируется 1830 годом. Доктор, там не сказано, кто конкретно составлял альбом и подбирал стихи к картинам? -- Да нет вроде, -- откликнулся Серапионыч, рассмотрев выходные данные альбома. -- Можно только предполагать, что в его создании более или менее активно участвовал и сам В.Б. Козицкий. Во всяком случае, его фамилия значится в редакционной коллегии. Однако никак не выделена, а стоит в общем списке по алфавиту. -- Скажу вам одно, -- констатировала Надя. -- Кто бы ни подбирал стихи к иллюстрациям, но у искусствоведа-любителя господина Сидорова из почтового отделения Субботино уже был предшественник. -- В каком смысле? -- не понял Дубов. -- В смысле сопоставления ранних и поздних вариантов у Лермонтова и Врубеля. -- Да, чудные картины, -- продолжал между тем Серапионыч. -- Вот особенно эта -- "Тамара в гробу". Я видел ее широко известный вариант, но он как-то того... не убеждает. А этот я бы охотно повесил у себя в морге! Напрасный отблеск жизни прежней, Она была еще мертвей, Еще для сердца безнадежней Навек угаснувших очей. Произнеся эти бессмертные строки, Серапионыч отложил альбом и подлил в чай еще немного жидкости из скляночки: -- От этой картины исходит какая-то энергия, даже от репродукции! Я так и чувствую, что отлетевшая душа Тамары еще витает где-то рядом и рыдает о разлуке с телом... В позднем варианте, мне кажется, Михаил Александрович будто бы устыдился своей сентиментальности и как-то затушевал эти мотивы, но здесь они так чисты и пронзительны... -- Обмакнув глаза платочком, доктор встал из-за стола. -- Пойду помаленечку... Да, вот еще что, -- добавил он уже в дверях, -- чуть не запамятовал. Это, конечно, к делу не относится, но я сегодня звякнул в Старгород одному своему знакомому журналисту. Думал, может он чего слышал. -- Ну и как? -- заинтересовалась Надя. -- Да не особо. То есть он, может, что-то и знает, да только не стал бы по телефону рассказывать. Я тут, понимаете ли, забыл немножечко, в какой стране он живет. Это мы тут болтаем, что попало, где попало и с кем попало, а там... Э, да вы сами знаете. Но кое-что он мне все же поведал. Оказывается, из Козицкого там сейчас делают что-то вроде национального героя. Присвоили ему посмертно звание героя Придурильского труда и поставили бюст перед бывшим музеем, даром что теперь там уже располагается не музей, а ихний Совет по государственной безопасности. На торжественном открытии сам президент Смирнов-Водкин речь толкнул! Книжка вышла -- "Повесть о настоящем патриоте". Про то, как Козицкий, попав в окружение, взорвал себя вместе с грузовиком, чтобы только музейные ценности не попали к страшным и кровожадным мордавцам. И будто бы последними его словами были: "Отечество! Тебе я жертвую собой!". Ну и все такое прочее... Это я к тому, что ваши поиски истины в Старгороде будут очень затруднены -- вряд ли это понравится Придурильским властям, которые истину уже установили раз и навсегда... Ну, счастливого пути. -- И доктор, поправляя съехавший набок галстук, вышел из гостиной. x x x ГЛАВА ВТОРАЯ. ХОЛМ ДЕМОНОВ Рано утром Василий и Надежда выехали из Кислоярска на синем "Москвиче" Дубова, а уже к полудню благополучно достигли Придурильской границы. И если проверка на родной Кислоярской таможне носила чисто формальный характер, то перед вагончиком Придурильской таможни стояло несколько автомобилей. Их не очень умело, но старательно "шмонали" парни в залатанных камуфляжных нарядах. -- Ну, это надолго, -- вздохнул Василий. -- На час, не больше, -- профессионально прикинула Надежда. -- Вася, кто это там? -- Где? -- переспросил Дубов. -- Видите, физиономия в окне, -- указала Надя на таможенный вагончик. -- Это что, та рожа с бородой? -- пригляделся детектив. -- Ну и мордоворот, я бы с таким предпочел ночью не встречаться. -- И, подумав, добавил: -- Да и днем тоже... -- А вы его не узнали? Это ведь сам Мстислав Мыльник, командир Кислоярского ОМОНа! -- Так он же в розыске! -- вырвалось у Дубова. -- У вас в розыске, -- уточнила Чаликова, -- а здесь он уважаемый человек, хотя наверняка живет под чужим именем. Тут это распространено -- бывшие омоновцы чуть не со всего Союза в Придурильской Республике занимают высокие посты, вплоть до министров, но под вымышленными фамилиями, и все знают, кто они такие, но никто ничего поделать не может. -- А что же Мыльник? -- Ну, после бегства из Кислоярска он успел отличиться и в Старгороде... -- Тогда он должен что-то знать и по нашему делу! -- вскочил Дубов, едва не стукнувшись о потолок "Москвича". -- Мы должны его "расколоть", другого такого шанса не будет! Надя скептически покачала головой: -- Опасно. Боюсь, это не мы его расколем, а он нас к стенке поставит. Но Василий уже вылезал из машины: -- Я знаю, как его прищучить! Подождите меня здесь. -- Нет-нет, я с вами, -- решительно возразила Надя. -- Помирать, так вместе! Мстислав сидел за столом в более чем скромном кабинете начальника таможни и с мрачным лицом чистил револьвер. -- Чего надо? -- грубо спросил он, увидев незваных гостей. -- Мы к вам по важному делу, -- заявил Дубов и многозначительно понизил голос: -- Господин Мстислав Мыльник. -- Чего? -- вскинулся начальник таможни. -- Моя фамилия Мясников, ясно?! -- Ясно-ясно, -- хмыкнул Василий. -- Это производная от вашего прозвища "Кислоярский мясник", не так ли? -- Пристрелю, суки! -- Мстислав вскочил из-за стола и наставил револьвер прямо на Дубова. Тот и бровью не повел: -- Стреляйте, пожалуйста. Но это ровным счетом ничего не изменит. Тут в разговор вступила Чаликова: -- Господин... ну хорошо, пусть будет Мясников, вы, конечно, можете нас застрелить, но в ваших же интересах сперва нас выслушать. Пересилив себя, Мстислав опустился на стул и швырнул револьвер в шуфлятку стола: -- Говорите! -- Вы, конечно, не в курсе перипетий международной политики, -- начал Дубов, -- но я хотел бы вам кое-чего сообщить. Кислоярское руководство желает получить омоновца Мстислава Мыльника для организации показательного процесса, благо материалов хватает на три "вышки". Придурильская Республика испытывает хронические трудности с продуктами. И вот наши и ваши руководители договорились продать вас за тонну зерна... -- Что-о?!!! -- взревел Мстислав. -- Да я им, сукам, верой и правдой... А они -- сами стали министрами да генералами, мэрами да херами, а меня поставили на эту вонючую таможню!.. -- И ясно почему, -- подхватила Надя. -- Просто так выдавать вас для них было бы слишком уж "западло", вот они и предложили Кислоярскому руководству: если сможете найти Мстислава, то забирайте. -- Я -- частный детектив Дубов, -- не без гордости представился Василий, -- и именно мне поручено ваше разыскание. А то, что вас назначили начальником таможни именно на Кислоярскую границу -- так это ваши паханы просто вас подставили, чтобы мы вас быстрее нашли. Неужто не понятно? -- Понятно, -- процедил Мстислав. -- И что, вы явились меня арестовывать? Посмотрим, как вы это делать будете... -- А мы и не собираемся вас арестовывать, -- заявил Василий. Мстислав от неожиданности раскрыл рот: -- Почему это? -- Видите ли, лично мне, то есть гражданину Дубову, совершенно безразлично, будет ли государственный преступник Мстислав Мыльник сидеть в Кислоярской Централке, или гражданин Мясников продолжит исполнять должность начальника таможни. Мне нужно нечто совсем иное... -- А, ну понятно, -- нервно подергал себя за бороду Мстислав. -- Вам нужны деньги. Должен вас огорчить -- я беру не деньгами, а продуктами. Но я подарю вам нечто большее, чем деньги или продукты -- я подарю вам жизнь. -- В каком смысле? -- не поняла Чаликова. -- Так и быть, не стану вас расстреливать. -- Ну спасибо, -- покачал головой Дубов. -- Слыхал я, что омоновцы -- неблагодарный народ, но до такой степени... -- Погодите, -- вновь вмешалась Надя, -- одну минуточку, господин Мсти... Мясников. Вы участвовали в нападении на грузовик 33-33 МОР при восточном выезде из Старгорода? -- Не в нападении, а в контрольной проверке, -- поправил Мстислав. -- Я не бандит какой-нибудь. "А кто же?" -- чуть не вырвалось у Дубова. Вслух же он сказал: -- Значит, участвовали. И какова судьба его содержимого и сопровождающих? -- А то вы сами не знаете! -- ухмыльнулся Мстислав. -- Знаем, -- кивнул Василий. -- Знаем, что после вашей "контрольной проверки" водитель грузовика оказался в больнице с ушибами и с сотрясением мозга. Нас интересует судьба музейных ценностей и директора Козицкого. -- Какого еще директора, -- зло глянул Мстислав на Дубова и Чаликову. -- Мне сказали, я сделал. А что они там везли -- не моя забота. -- Ну и что же вы сделали? -- нетерпеливо спросил детектив. -- Что надо, то и сделал, -- отрезал Мстислав. -- Шлепнул на месте за оказание сопротивления. Согласно законам военного времени. -- А грузовик? -- Ну что вы ко мне пристали?! -- не выдержал Мстислав. -- Что, если я вас на месте не пристрелил, так вы уж меня тут доставать, блин, будете? Вон отсюда! -- Так как рука омоновца недвусмысленно полезла в стол за револьвером, то Дубов с Чаликовой предпочли более не искушать судьбу и покинули вагончик. Уже на улице они увидели, как Мстислав высунулся из окна и крикнул своим подчиненным: -- Эй вы там, пропустили синий "Москвич"! x x x Мстислав походил по вагончику из угла в угол. Потом сел за стол, посидел. Вскочил, извлек из сейфа бутылку водки и прямо из горлышка отпил грамм сто. Закурил сигарету. И вот теперь, похоже, решился. Он высунулся из окошка и крикнул: -- Эй, ребята! Все живо сюда! Когда все шестеро его товарищей по оружию собрались в комнатушке, Мстислав сказал короткую речь: -- Братва. Эти козлы из Старгорода хотят нас подставить. Они там, суки, собираются нас за башли сдать Кислоярским гадам. А какой у них на нас зуб, не мне вам объяснять. -- Как и положено гениальному оратору, Мстислав выдержал паузу и продолжил: -- А вот хрен им. С нами такие приколы не ломятся. Не на тех напали. Есть тут, братва, у меня одно толковое дело на примете. Бабки хорошие обещают, и пострелять можно будет вволю. Не то что здесь киснуть. Так что лично я отсюда сматываюсь. Кто со мной? Все? Тогда по коням! Похватав свои нехитрые пожитки, бывшие таможенники, а ныне вольные стрелки, высыпали из вагончика. Как раз возле шлагбаума стоял микроавтобус "Латвия". Весело размахивая автоматами, солдаты удачи выкинули шофера и, погрузившись внутрь, покатили навстречу приключениям. Через некоторое время к открытому шлагбауму подъехал грузовик. -- Куда это они запропастились? -- спросил старый водитель своего молодого напарника. -- А может, проедем, пока их нет? -- предложил тот. -- Десять долларов сэкономим. -- Эх, пацан, ты этих живоглотов плохо знаешь, -- отмахнулся старый. -- Они тут где-нибудь неподалеку засели. И только мы поедем, они и наскочат. -- Ну и что? -- спросил молодой. -- А то, -- многозначительно отвечал старый. -- Пришьют нам незаконный переход границы и отберут весь груз. Вот что. И тут из кустов появился водитель "Латвии", отсиживавшийся там с перепугу. -- А, ну вот один и ползет, -- сказал старый. -- А почему он не в форме? -- удивился молодой. -- Какая там форма, -- усмехнулся старый, -- они одеваются во что у нас, шоферюг, отнимут. -- И оружия при нем нет? -- все продолжал расспросы молодой. -- Пропил, наверно, -- пожал плечами старый. -- Хватит трепаться, давай десятку сюда. Может, без шмона обойдется. А водитель "Латвии", подойдя поближе, обратился к старому шоферу: -- Мужик, слушай, подбрось до Кислоярска. -- Ну что ж, это можно, -- спокойно отвечал старый, протягивая десять долларов. -- Ну так ты нам сначала печать шлепни, и поехали. -- Мужики, -- опешил тот, -- да я простой водила! Какая у меня печать? -- Ладно, -- осклабился старый, -- брось дурака валять. Больше десятки у нас все равно нет. -- Да вы не поняли, -- уже занервничал водитель "Латвии", -- я тут случайно застрял. Таможенники на моем микрушнике уехали... -- Как тебя зовут? -- деловито осведомился старый. -- Руслан. А что? -- Ну так вот, Руслан, -- спокойно продолжал шофер, -- больше денег у нас нет. Хочешь, можем блок сигарет дать? -- Да на хрена мне ваши сигареты!.. -- разозлился Руслан. -- Ну, не нужны сигареты, бери десять долларов, -- невозмутимость старого шофера была непробиваемой. Руслан с досадой обернулся по сторонам, и его взгляд уперся в вагончик. В его голове мелькнула мысль: "А, была не была! Возьму-ка я там печать. Шлепну ее в их бумагах, и дело с концом". Сказано -- сделано. Печать нашлась в открытом сейфе рядом с початой бутылкой водки. Руслан отхлебнул из нее маленько для храбрости. Но когда он вышел из вагончика, у шлагбаума уже стояли еще два грузовика и один автобус. И не успел он поставить печать старому шоферу, как к нему подскочили другие водители: -- Начальник, почему задерживаешь? Уже через час Руслан сидел на вынесенном из вагончика стуле. И шлепал печатью в подставляемые ему бумаги совершенно не глядя. Лишь вежливо осведомляясь: -- Наркотики и порнографию не везете? Все, конечно же, отвечали отрицательно, но некоторые сразу же прибавляли еще десять долларов. Время от времени Руслан прикладывался к бутылке "Метаксы", оставленной водителем экскурсионного автобуса. И закусывал копченой колбасой от водителя рефрижератора. А карманы его куртки оттопыривались от мелких долларовых купюр, которые ему совали, хотя он и честно отказывался. -- Наконец-то порядок на таможне навели, -- говорили водители, отъезжая от пропускного пункта. Они не знали, что за это им надо благодарить частного детектива Дубова. Впрочем, и сам Дубов об этом не знал. x x x Синий "Москвич" неспешно катился по неровной дороге. Кругом простирались унылые Придурильские пейзажи, изредка прерываемые рекламными щитами, прославляющими достижения Республики под мудрым руководством Президента и правящей партии и призывающими граждан отдать все силы для победы Великих Идеалов. -- Боюсь, Вася, что после откровений Мстислава наше путешествие уже не имеет значения, -- заметила Чаликова. Дубов отрицательно покачал головой: -- Мстислав или врет, или недоговаривает. А может быть, говорит некую полуправду, из которой еще нужно извлекать рациональное зерно. Вспомните: он легко признался, что "шлепнул" Козицкого, но взвился, когда его спросили о грузовике. -- Просто нервы не выдержали, -- возразила Чаликова. -- Возможно, -- не стал спорить детектив. -- Но разговор на эту тему был ему очень неприятен. Почему? Ведь, казалось бы, для него это -- только эпизод, одно из многочисленных преступлений, не более. -- Васенька, я посоветовала бы вам ехать чуть побыстрее, -- помолчав, сказала Надя. -- Зачем? -- беззаботно откликнулся Дубов. -- Мстислав нас пропустил без очереди, так что до вечера сто раз успеем... -- Да нет, дело в другом. Я боюсь, как бы Мстислав не понял, что мы его просто брали "на пушку" и не снарядил за нами погоню. И вообще, нам не мешало бы на некоторое время куда-нибудь свернуть. Так, на всякий случай. -- Согласен, -- кивнул Василий, -- да куда тут свернешь? Уже час едем, и никаких ответвлений. -- А вон там, глядите -- какой-то указатель! Действительно, с правой стороны к шоссе примыкала узкая дорога, на ржавом указателе в начале которой значилось: "Субботино -- 5 км". -- Ну что ж, заедем в Субботино, -- сказал Василий и решительно повернул "Москвич". Дорога с каждой верстой становилась все более ухабистой и запущенной, но в конце концов привела в Субботино -- бедную деревеньку, раскинувшуюся вдоль узенькой речки, за которой вдали темнели холмы. -- Вася, остановитесь, -- попросила Надя, увидев идущую навстречу женщину с почтовой сумкой. Дубов притормозил "Москвич", и они вышли наружу. Женщина тоже остановилась и с подозрением поглядывала на незнакомцев. Чаликова покопалась в сумочке и извлекла письмо, которое ей оставила Тамара Михайловна Свешникова. -- Насколько я понимаю, сударыня, вы здешний почтальон? -- поинтересовался тем временем Василий. -- Почтальон, -- ответила женщина, переводя пытливый взор с Дубова на Чаликову. -- А еще и оператор, и телеграфист, и начальник почты, и весь персонал в одном лице. -- Замечательно! -- обрадовалась Чаликова и протянула конверт. -- Скажите, это послано из вашего почтового отделения? -- Из нашего, -- ответила связистка, едва взглянув на конверт. -- Вы уверены? -- переспросил Дубов. -- Мало ли Субботино в бывшем СССР? -- Это точно наше, -- уверенно повторила женщина. -- Видите, вторая буква "Б" чуть смазана. Уже третий год просим начальство, чтоб новый штемпель прислали... -- Может быть, вы припомните, кто отправлял этот конверт? -- как бы невзначай спросила Чаликова. -- А, так это же Сидоров. Ну, наш беженец. -- В каком смысле беженец? -- не понял Дубов. -- Да в самом прямом. Мордавский агрессор разбомбил его дом, вся семья погибла, он один чудом остался в живых. Вот сейчас живет у нас в Субботине. -- И что это за человек? -- продолжал расспросы Дубов. -- Не, ну мужик он хороший -- вежливый, непьющий, вот только... Погодите, -- опомнилась почтальонша, -- а чего это вы тут все расспрашиваете? Уж не Мордавские ли вы шпионы?! Василий хотел было ответить, кто они такие, но Надя незаметно наступила ему на ногу: -- Нет-нет, мы не шпионы, мы наоборот -- из... ну, в общем, из организации, которая ищет пропавших без вести. Мы тут разыскиваем одного Сидорова -- может быть, это тот самый. -- А, ну так это другое дело! -- обрадовалась связистка. -- Но поймите меня правильно -- я обязана протелеграфировать в ближайшее отделение Госбезопасности, что в селе появились посторонние. У нас ведь приграничная полоса... -- Ради бога, -- безмятежно махнула рукой Надя. -- Раз надо, значит надо. Просто мы хотели бы узнать побольше про вашего Сидорова -- может быть, это вовсе и не тот, которого мы ищем, и тогда не стоит зря его тревожить. -- А, понимаю, понимаю, -- закивала почтальонша, -- это вы хорошо придумали. Только Сидоров живет очень скрытно. У нас ведь, знаете, село бесперспективное, половина изб пустуют, а он поселился в самой дальней, на отшибе. И редко куда ходит, разве только до почты. -- И на что он живет? -- удивился Василий. -- А он, видать, большой ученый! -- уважительно сказала связистка. -- Постоянно рассылает заказные письма и бандероли, а потом ему со всего света приходят ответы и даже денежные переводы. Вот на них-то он и живет. Ну, еще на огороде кое-что выращивает. -- И куда он шлет свои письма и бандероли? -- спросил Дубов. -- Да по всему свету. И во Францию, и в Италию, и в Германию... А если по бывшему Союзу -- то в журналы и всякие академии художеств. Я ж говорю -- профессор! Как-то спросила, чего он посылает, а он ответил шибко мудрено -- мол, статьи по искусствоведению... -- И еще один вопрос, если позволите, -- вновь заговорила Чаликова. -- По какому документу вы ему выдаете переводы и все прочее -- по паспорту или как? -- Да нет, паспорт и все документы у него пропали при бомбежке. А переводы выдаем по справке, выданной нашим местным сельсоветом взамен утерянного паспорта... Ну так как -- ваш это Сидоров, или как? -- Похоже, что наш, -- не очень уверенно ответил Василий, -- но некоторые сомнения все же остаются. -- Мы хотели бы встретиться с ним лично, -- добавила Надежда. -- Как к нему пройти? -- Да очень просто. Идите вон по той улице до самого конца, и самая последняя избушка -- его. Но только на машине вы туда не проедете, там даже наш тракторист Максимыч намедни увяз. Да вы оставьте ее возле почты, я уж присмотрю. x x x Преодолевая бездонные лужи, Дубов с Чаликовой медленно, но верно пробирались к избушке Сидорова. Вдруг Надя остановилась: -- Вася, а вам не кажется странным -- в Италию с Францией он посылает искусствоведческие статьи с обратным адресом, чтобы получить ответ и гонорар, а в недальний Кислоярск -- "из деревни от дедушки". К чему бы это? -- Может, просто забыл уточнить по рассеянности? -- предположил детектив. -- Хотя нет... И вообще, похоже, все сходится! -- Что сходится? -- не поняла Чаликова. -- Осторожно, Наденька, не поскользнитесь. Если я не ошибаюсь, нам вон к той избушке... Добрый день, господин Сидоров! -- радостно закричал Василий высокому и чуть сутуловатому человеку в старой фуфайке, который копался в огороде. Тот поднялся с грядки и подошел к полуобвалившемуся плетню: -- Чем могу служить, господа? -- Разрешите представиться. Я -- частный детектив Дубов, а эта очаровательная дама -- журналистка Чаликова. Мы занимаемся поисками людей, пропавших во время военных действий. -- Естественно, по запросам заинтересованных лиц, -- добавила Надя. -- Любопытно, кому это понадобился Сидоров, -- невесело усмехнулся огородник. Однако в его глазах за толстыми стеклами очков мелькнуло недоумение и даже легкий испуг. -- Ну, например, директрисе кислоярского музея госпоже Свешниковой, -- не задумываясь ответила Чаликова. -- Ее заинтересовали ваши исследования в области, так сказать, сравнительного демоноведения, и она хотела бы поделиться с вами своими мыслями. -- Искренне сожалею, что забыл указать в письме точный обратный адрес, -- учтиво заметил Сидоров, -- однако очень сомневаюсь, чтобы почтеннейшая Тамара Михайловна специально для этого стала обращаться к частному сыщику. -- Разумеется, -- согласился Дубов. -- Мы, конечно, рады, что помогли госпоже Свешниковой вас разыскать, но куда больше сами рады, что нашли вас. -- И, понизив голос, добавил: -- Уважаемый Всеволод Борисович. Сидоров спокойно обвел взглядом Дубова и Чаликову и столь же спокойно произнес: -- Давайте пройдем в дом. А то негоже гостей принимать на улице. Изнутри избушка Сидорова выглядела еще беднее, чем снаружи. Наде и Василию сразу бросилось в глаза, что вперемешку с нехитрым крестьянским скарбом повсюду лежали рукописи на многих европейских языках. А из красного угла, где в деревенских избах обычно находятся образа, глядел портрет академика Лихачева. -- Присаживайтесь, господа, -- пригласил Сидоров. -- Извините за беспорядок, сейчас поставлю самоварчик... -- Может быть, приступим к делу? -- нетерпеливо предложил Василий. -- Да, конечно, -- откликнулся хозяин. -- Как я понял, когда вы назвали меня Всеволодом Борисовичем, это не было простой оговоркой, не так ли? -- Совершенно верно, -- отчеканил Дубов. -- Я с полной ответственностью утверждаю, что вы -- бывший директор Старгородского музея Всеволод Борисович Козицкий. И не пытайтесь этого отрицать! А хозяин ничего и не отрицал -- он продолжал возиться с самоваром. -- Нам известно о вас гораздо больше, чем вы думаете, -- продолжал Дубов. -- Если хотите, я могу рассказать в подробностях, как вы превратились из директора Козицкого в беженца Сидорова. Сидоров по-прежнему молчал. Но заговорила Надя: -- Погодите, Вася, но с чего вы взяли, что господин Сидоров -- это Козицкий? Ведь директор музея пропал без вести, а по официальной версии -- погиб... Дубов поудобнее устроился на колченогой табуретке: -- А вот послушайте. И если я в чем-то ошибусь, то прошу вас, Всеволод Борисович, меня поправить. Когда началась Мордавско-Придурильская война, то музейные ценности, в том числе картины Врубеля, оказались под угрозой: они могли погибнуть при бомбежке либо просто быть распроданы. -- За оружие, -- вставила Надя. -- За оружие и боеприпасы, -- подтвердил Василий. -- Но вы, Всеволод Борисович, этого допустить никак не могли, а потому начали вентилировать вопрос о переправке картин и всего прочего за кордон, а конкретно -- в Кислоярск. Однако обстоятельства вынудили вас форсировать события. Но наивный маневр с целью запутать следы не дал желаемого результата -- на восточном выезде из города грузовик 33-33 МОР был остановлен отрядом ОМОНа, вашего водителя Костю выволокли из кабины и принялись зверски избивать... -- Он погиб? -- вскрикнул хозяин. -- Кто, Костя? Жив и здоров, -- успокоил его Василий. -- Слава богу! -- прошептал Козицкий. -- Я до сих пор не могу себе простить, что оставил его... -- Ну, не упрекайте себя так, Всеволод Борисович, -- мягко сказала Надя. -- Все равно вы бы ничем ему не помогли, а ведь вам нужно было спасать коллекцию. -- Дальнейшее представляется мне так, -- продолжал Дубов. -- Поскольку Придурильские руководители не очень-то доверяли своим омоновцам, то им просто было дано распоряжение задержать грузовик и передать спецслужбам, без указания на характер и ценность грузов. Однако омоновцы, начав избивать водителя, так увлеклись своим любимым занятием, что даже сразу не заметили, как вы пересели за руль и уехали. А для "отмазки" перед начальством их командир Мстислав составил рапорт в том смысле, что вы оказали сопротивление и вас пришлось поставить к стенке, а грузовик сжечь. Ну или что-то в этом роде. -- Василий отхлебнул чаю из треснувшего стакана и продолжал: -- Именно то обстоятельство, что вас считали погибшим, а грузовик уничтоженным, и позволило вам довольно долго и беспрепятственно передвигаться по территории Придурильской республики. -- В мирное время я много ездил по Старгородскому району с лекциями и краеведческими экспедициями, -- вздохнув, сказал Козицкий. -- И, смею надеяться, неплохо знаю все лесные и полевые дороги. Именно по ним я доехал до этих мест, а ночью пересек Кислоярское шоссе. Тут, сразу за Субботином, находятся заброшенные полигоны -- раньше они были на территории двух районов, Старгородского и Кислоярского. Но я знал, что там есть дороги, по которым можно пересечь границу... -- Директор надолго замолк. Тогда слово вновь взял Василий: -- То, что вы находитесь здесь, означает одно: переправить ценности через кордон вы так и не смогли. Но это значит и другое: раз вы тут живете под чужим именем, рискуя быть разоблаченным, то ценности не погибли, а хранятся где-то поблизости. Или я не прав? -- Вы совершенно правы, господин Дубов, -- спокойно сказал Козицкий. -- Просто я подумал, что если вы с такой точностью воссоздали мое бегство из Старгорода, то и найти место, где я прячу музейные ценности, для вас не составит труда. А может, вы его уже знаете? -- Ну, это уж вы преувеличиваете мои способности, -- чуть смутился Василий. -- Я ничего доподлинно не знаю, лишь могу предполагать с большей или меньшей долей вероятности. Что касается места... -- Василий на минутку задумался. -- Скорее всего, это где-то на полигоне. Не так ли? -- Да, -- кратко ответил Козицкий. -- Я заехал на полигон, но запутался в многочисленных дорогах -- ведь раньше я там никогда не бывал. А уже близился вечер, да и бензин заканчивался. Нужно было что-то делать, и я не нашел ничего лучшего, как загнать грузовик в заброшенный бункер. Но тут вдруг начался налет. Наверно, они заметили, что по бывшему полигону что-то движется, и решили на всякий случай скинуть бомбу. Должно быть, завалило въезд в бункер, и я оказался в кромешной тьме. Я и сейчас без содрогания не могу вспомнить, как шарил по стенам моего склепа и всюду натыкался на шершавый холодный камень... Но потом немного освоился и, обдирая до крови пальцы, прорыл небольшой лаз и выбрался наружу. Ну а остальное вам, должно быть, известно не хуже, чем мне. Я сказался беженцем по фамилии Сидоров, поселился здесь, в Субботине, и продолжал, по мере возможностей, научную работу. -- Всеволод Борисович тяжело вздохнул. -- Но теперь, как я понимаю, ей пришел конец? -- Всеволод Борисович, мы могли бы взглянуть на ваши сокровища? -- спросил Дубов. -- Отчего же нет, -- невесело усмехнулся директор. -- Взгляните, пока можно. Очень скоро они будут распроданы, а скорее всего -- разворованы, я сгину в подвалах Придурильской охранки, а вам наш президент торжественно вручит какой-нибудь орден... -- Нет-нет, Всеволод Борисович, вы нас, кажется, принимаете не за тех, -- возразила Чаликова. -- По крайней мере, с Придурильской охранкой мы ничего общего не имеем. -- Знаете, я уже никому не верю, -- задумчиво откликнулся директор. -- Но мне кажется, что вы явились не со злыми намерениями. -- Мы явились в поисках истины! -- заявил Василий. -- А что есть истина? -- резко обернулся к нему Козицкий. -- Я веду... то есть искусствовед-любитель Сидоров ведет обширную переписку со всем светом, в том числе и с коллегами бывшего директора музея Козицкого. И наверняка многие из них догадываются, что Сидоров -- это и есть Козицкий, но вида не подают, потому как понимают, что иначе... Ну да вы сами знаете. -- Да, конечно, -- кивнула Надя, вспомнив зверское лицо Мстислава. -- Между прочим, я переписываюсь также с одним человеком, живущим в окрестностях Калининграда, -- продолжал Всеволод Борисович. -- Конечно, открыто он об этом не пишет, но из писем я понял, что он скрывает часть Янтарной комнаты. Этот человек тоже отлично понимает, что если он откроет истину, то все будет просто-напросто разворовано. Истина -- это прекрасно, я сам за истину, но когда она становится личной собственностью непорядочных людей, то стоит подумать -- а не придержать ли ее под спудом до лучших времен? -- Я с вами не согласен, -- раздумчиво ответил Василий, -- но и мешать вам не намерен... Нет, я не вправе брать на себя роль судьи. -- Вы хотели посмотреть на музейные ценности? -- прервал вновь возникшее молчание Козицкий. -- Что ж, я готов их вам показать. Но дождемся ночи -- днем нас могут увидеть. x x x В прохладной тьме директор карабкался по осыпающемуся склону, освещая свой путь керосиновой лампой "летучая мышь". Он пыхтел, отдувался, но Василий с Надей еле поспевали за ним. Всеволод Борисович знал каждый камушек на этом склоне, и сей нелегкий путь был ему привычен. А главное -- в радость. Он шел в свой Храм. А дорога, ведущая к Храму, всегда трудна, но радостна. И он служил своим богам внутри этого мрачного, поросшего корявым кустарником холма. Он знал, зачем карабкается по неверному склону, знал, зачем корпит ночами над рукописями, знал, зачем живет. И Василий мог бы позавидовать ему, если бы сам не был столь же одержимым служителем своей богини -- Фемиды. Козицкий отвернул в сторону огромный булыжник, прикрывавший мрачный лаз. Согнувшись, на четвереньках, они проникли в таинственные глубины холма. Узкая нора, по которой они ползли, казалась бесконечной. И страх наступал им на пятки -- казалось, что холм сейчас осядет и погребет их под собой. И никто даже не узнает, куда они исчезли. -- Все это похоже на страшную фантастику, -- сказал Василий, чтобы как-то отвлечься от охватывающего ужаса. -- Теперь я не удивляюсь, что возникла легенда о похищении вашего грузовика инопланетянами. -- Эту легенду придумал я, -- ответил Козицкий. -- На случай, если бы кто-то случайно заметил меня на полигоне и вообще -- для того, чтобы подпустить побольше туману. Ведь люди так склонны верить подобным сказкам! И как-то внезапно лаз закончился. Василий и Надя осторожно поднялись на ноги и стали оглядываться. В неверном свете керосиновой лампы вырисовывались темные бетонные стены огромного помещения. Посредине стоял покрытый толстым слоем пыли грузовик. К его заднему борту была приставлена небольшая лесенка. Директор поднялся по ней, откинул брезент, и Надежда представила себе, что это вовсе и не грузовик Зил-130, а старинный испанский галион, груженый сокровищами исчезнувшей навсегда цивилизации. Цивилизации далекой, как Марс, и непонятной, как ацтекские письмена. Но породившей прекрасные творения искусства, которые уже непонятны вздорным и измельчавшим потомкам. Те, кто должен был наследовать эти сокровища, погрязли в стяжательстве и наживе. Тот, кто не имеет собственной культуры, не в состоянии понять и чужую. И вот остался один -- хранитель не сокровищ, но реликвий прошлой культуры, тот, кто понимает, что уйдут в небытие озлобленные дикари и народится новая цивилизация, и новые люди смогут принять в свои руки, не замаранные чужой кровью и награбленным златом, дар великих предков, и возобновится связь времен. Торжественная тишина повисла в темной пещере. Всеволод Борисович как бы передал Василию и Наде часть той ответственности, которую по велению судьбы взял на себя. Ответственность перед культурой. Ответственность перед человечеством. И они почувствовали всю ее тяжесть. Василий присел на последнюю ступеньку лестницы и невидящим взором уставился в темноту. Надо было сделать выбор, такой, чтобы потом не стыдиться самого себя всю жизнь. ГЛАВА ТРЕТЬЯ. БЕСЫ Обеды в ресторанчике "Три яйца всмятку" были уже в какой-то степени традиционными. Конечно, когда Дубов и его друзья находились в городе. И разговоры за десертом тоже велись традиционные -- о всякой небывальщине. Так, на этот раз господин Ерофеев потчевал сотрапезников историей о том, как таможенники отняли у его шофера микроавтобус и укатили на нем в Кислоярск, где он впоследствии и был найден. Публика с удовольствием смеялась в том месте, где водитель ставил печать в документы всем желающим и за это ему совали деньги, так что за день он заработал более тысячи долларов. После чего ночью отправился домой на попутке. Смеялись, но не верили. Хотя и сам господин Ерофеев не особенно в это верил. -- А может, он мне и лапшу на уши повесил, -- смеясь, пожимал плечами бизнесмен, -- сам где-то халтуру провернул, потом приехал в город, оставил микрушник на другом конце Кислоярска и наплел мне целую историю. Хотя зачем -- непонятно. -- Может, чтобы вы не узнали? -- предположил Серапионыч. -- А мне-то какое дело, -- снова пожал плечами Ерофеев. -- Бабки заработал -- молодец. Машину в гараж поставил, и гуляй вальсом. -- Нет, ну я имел в виду, -- продолжал Серапионыч, -- чтобы вы не узнали про его отлучку. -- Да нет, доктор, -- улыбнулся Ерофеев, -- машину нашли гаишники на Родниковой в тот же вечер, когда он должен был вернуться в город. -- Тогда зачем придумывать какую-то безумную историю? -- обиделся на вруливого водителя Серапионыч. -- Странно. -- Вот и я говорю -- странно, -- обратился Ерофеев к Дубову. -- А вы что скажете, господин сыщик? Дубов задумчиво покрутил ложечкой в стакане с чаем: -- Знаете ли, я как раз проезжал через эту таможню и, судя по вашему рассказу, примерно в то же время. И таможенники были на месте и, по-моему, никуда уезжать не собирались. Но дело не в этом. -- А в чем? -- нетерпеливо спросил Ерофеев. -- Да в том, что эти таможенники -- бывшие Кислоярские омоновцы, и сюда им соваться -- полное безумие. -- Значит, соврал? -- уточнил Ерофеев. -- Но с другой стороны, -- продолжал рассуждать Дубов, -- если он прибыл в город вовремя, даже пусть попутно подхалтурив, то зачем оставлять машину где-то на улице? Да еще и с дверями настежь и с ключами в зажигании. Ведь, если я вас правильно понял, гаишники именно из-за этого обратили на "Латвию" внимание. Я сам водитель со стажем и такой безалаберности никогда не допускал. -- А может, он был того? -- предположил Серапионыч и щелкнул себя пальцем по горлу. -- Может быть, конечно, -- покачал головой Дубов, -- но опытный водитель выключает фары и запирает машину даже, как говорится, на "автопилоте". -- Так, значит, не врет? -- снова вклинился Ерофеев. -- Хотя, может, он дал ее кому-нибудь покататься? -- предположил Дубов. -- За тысячу долларов? -- усмехнулась баронесса, до этого молча поедавшая вегетарианский салат. -- Господи, ну и тему вы для разговора нашли! Василий Николаич, расскажите нам лучше, как вы съездили в Старгород и что вы там узнали о картинах Врубеля. Эта тайна меня куда больше занимает, нежели шоферские фантазии. Дубов как-то неловко отхлебнул чай. Поморщился, хотя чай был неплохой -- "Липтон". И наконец изрек: -- Э-э-э, -- врать Великий Сыщик был не мастер, -- понимаете ли, госпожа Хелена... -- Тут он снова сделал паузу и хлебнул еще чайку, видимо, набираясь храбрости. -- До Старгорода мы, собственно, не доехали. Машина сломалась. Старый "Москвич" -- это автомобиль не для дальних поездок. -- Сыщика явно "понесло". -- Вкладыши коленвала сношены, а поменять их сложно. Сам я, по крайней мере, не умею. Хотя как-то однажды менял картер, когда пробил на ухабах... Баронесса внимательно слушала всю эту чушь и даже деловито кивала головой. Ерофеев явно не понимал, что происходит, и с удивлением поглядывал на Дубова. Серапионыч же догадывался, что Василий что-то откопал и просто не хочет говорить об этом баронессе. -- А вы слышали, -- пришел на выручку Дубову доктор, -- к Земле летит астероид и упадет в наше Кислое море? -- А вот это интересно, -- оживился Ерофеев, -- туристы понаедут, ученые... И вопрос о картинах Врубеля, к удовольствию Дубова, сошел со сцены. Только госпожа Хелена очень уж задумчиво жевала салат. Даже не замечая, что это салат доктора. А когда обед был закончен и все вставали из-за стола и прощались до следующего раза, баронесса, пожимая руку Василия, внезапно задержала ее в своей. -- Василий Николаевич, а вы не хотите заглянуть ко мне? -- проникновенно сказала она. -- Посмотреть некоторые новые экспонаты. Дубов слегка опешил -- баронесса редко приглашала кого-либо к себе. И он, как бы ища поддержки, оглянулся по сторонам. Его растерянный взгляд встретился с весело блестящими из под пенсне глазами Серапионыча. И тот хитро подмигнул Дубову. -- Ну что ж, госпожа Хелена, -- решился Василий, -- когда вам будет удобно? -- Сейчас, -- решительно сказала баронесса. -- А, ну сейчас, так сейчас, -- деланно равнодушно пожал плечами Дубов. -- Я уж давно мечтал ознакомиться с вашей коллекцией. x x x Жилище баронессы произвело на Василия сильное впечатление. Что, собственно, немудрено -- люди с менее устойчивой нервной системой просто падали в обморок. Именно такая беда приключилась с сантехником, пришедшим прочистить раковину, забитую кофейной гущей. Увидев в прихожей мумию фараона, бедолага лишился чувств. А когда пришел в себя, обнаружил, что лежит в саркофаге, куда его заботливо перетащила госпожа Хелена. Она же хотела как лучше -- саркофаг был ее кроватью. Нет, сантехник, конечно, п