у, в котором она теперь видела не бывшего царя, а бесконечно усталого одинокого человека. Однако Дормидонт, казалось бы, сам шел навстречу этим вопросам, будто истребитель на таран: -- Я понял, к чему вы клоните, сударыня Надежда. Да, я отрекся от престола и не жалею об этом. Да, многое в стране переменилось, потому что время нуждалось в переменах. -- Но уверены ли вы, Государь, что эти перемены пошли стране во благо? -- осторожно спросила Чаликова. -- Думаю, что об этом можно будет судить потом, -- сказал Дормидонт. -- Я-то уже, наверное, не доживу, а вы доживете и скажете, прав был я, или нет. Надя подумала, что, пожалуй, несколько преувеличила искренность Дормидонта -- он говорил словно по-писаному, словно бы... "Неужели?.. -- мелькнула в голове Чаликовой неприятная догадка. -- В таком случае наш разговор теряет всякий смысл. Или нет, надо все-таки попытаться?". -- Ваше Величество, а... а уверены ли вы, что на вас, так сказать, не было оказано никакого давления, никакого влияния извне, когда вы принимали свое судьбоносное решение? -- еще осторожнее, выверяя каждое слово, спросила Надя. -- Такова была наша царская воля, -- совершенно спокойно, "по-писаному", ответил Дормидонт. -- Впрочем, сударыня Надежда, вы вольны мне верить или не верить. После этого Чаликовой следовало бы завершить беседу или повернуть ее на что-нибудь другое, но она не могла упустить возможности узнать ответ на волнующие ее вопросы, что называется, из первых уст. И Надежда продолжила: -- Извините, Государь, что докучаю вам своим неуемным любопытством, но все-таки: почему именно Путята? Неужели это был единственный выбор? -- Это был не единственный, но лучший выбор, -- терпеливо отвечал Дормидонт. -- Должен же я был кого-то за себя оставить? Прямого наследника у меня нет, а Танюшку мою вы знаете -- ну какой из нее царь? А назначь я кого из своей родни, великих князей, так ведь другие обидятся, будут завидовать, злословить... А я не хочу вносить разлад в семью. Не хочу, видит Бог. Надежда чувствовала, что царь говорит почти искренно, лишь не могла понять, чего в его словах было больше -- искренности или "почти". И, не задумываясь, сказала: -- А вот господин Рыжий утверждет, будто бы вы прочили на свое место покойного князя Борислава Епифановича... Дормидонт резко подался вперед. Кресло под ним опасно заскрипело. -- Простите, Надежда, вы не оговорились и я не ослышался -- вы назвали Борислава покойным? В душе кляня себя, Надя утвердительно кивнула. -- И когда это произошло? -- На днях. -- И, разумеется, не своей смертью? Помедлив, Надя еще раз кивнула. -- И, конечно, виновного уже назначили? -- все более мрачнея, не то спросил, не то припечатал Дормидонт. -- Да, злодеем и отравителем назначен известный вам боярин Андрей, -- кратко ответила Чаликова. Она знала, что боярин Андрей был близким другом князя Борислава Епифановича и не без оснований считался "человеком Дормидонта", а способ, каким был отравлен Борислав, начисто исключал всякую причастность к нему боярина Андрея. Дормидонт откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. Наде показалось даже, будто он задремал. Но когда она бесшумно встала, чтобы оставить Дормидонта одного, тот открыл глаза и тихо, но внятно произнес: -- Моя вина. x x x Главная улица Боровихи имела вид весьма пустынный -- трудно было поверить, что менее чем в версте отсюда проходит большая дорога, почти сразу за ней Загородный царский терем, да и до стольного Царь-Города рукой подать. -- Вообще-то я никогда не видел кузниц, но представлял их себе как-то иначе, -- говорил Дубов своим спутникам. -- А тут словно трехзвездочная гостинница -- чистота, кресла, занавески... А Илья -- знаете, друзья мои, кузнецов я совсем другими себе представлял! -- Да уж, впервые такое вижу, -- поддержал Василия дон Альфонсо. -- Ну, у нас в Новой Ютландии кузнецы еще ничего, как надо трудятся, но вот сколько мне приходилось путешествовать, везде одно и то же: мало того что сдерут втрое, так еще и сделают кое-как. А тут и вежливо, и как он сказал? -- с оплатой сладим по совести. Чудеса, да и только! -- А ты, Васятка, что думаешь? -- спросил Дубов. Васятка словно того и ждал, чтобы к нему обратились: -- А я так думаю, что здесь верный расчет. Когда заказчик видит к себе такое отношение, ну, словно к дорогому гостю, то он и сам скупиться не станет. -- Конечно, не стану, -- тут же подхватил дон Альфонсо. -- А ежели и сработают на совесть, то золотой заплачу и сдачи не спрошу! Во время разговора Дубов не забывал отсчитывать избы, которые здесь, на окраине села, отстояли не близко друг от дружки, и напротив третьей остановился. Сама изба виднелась чуть в глубине, за огородом, на котором копался пожилой седовласый человек в скромной, но опрятной одежде -- если это и был дедушка Патапий Иваныч, то на столетнего старца он никак "не тянул". Поэтому Дубов вежливо снял шапку и обратился к огороднику с вопросом: -- Добрый день, почтеннейший хозяин. Не подскажете ли, где тут найти Патапия Иваныча? Человек неспешно поднялся с грядки и оглядел незнакомцев: -- Патапий Иваныч -- я. Чем обязан? -- Поговорить бы, -- несколько смущенный спокойным достоинством Патапия Иваныча, сказал Василий. -- Тогда милости прошу, -- ничуть не удивившись, Патапий Иваныч сделал приглашающее движение рукой. Дубов и его спутники миновали ухоженный огород и уселись на добротной лавочке рядом с крыльцом. Сам Патапий Иваныч присел на ступеньку. -- Ну вот, в кои-то веки гостей Бог послал. А перед беседой не худо бы и откушать. У нас все свое, свежее, только что с грядки! -- Спасибо, мы не... -- начал было отказываться Дубов, но Васятка незаметно ткнул его в бок. -- То есть, я хотел сказать -- с превеликим удовольствием. -- Настасья! -- крикнул Патапий Иваныч в полуприкрытую дверь избы. -- Принеси нам чего-нибудь поесть. -- И вновь обернулся к гостям. -- Извините, хмельного не предлагаю. И сам не употребляю, и другим никогда не советую. Что в нем хорошего -- ума не приложу! "И правильно делает, -- не без некоторой доли самокритики подумал детектив, -- оттого и выглядит в сто лет на треть моложе..." Тут из дома вышла молодая женщина в алом сарафане и с цветным платком на голове. В руках она несла блюдо со щедро наложенными овощами, фруктами и кусками свежего ржаного хлеба. Поставив все это на деревянный стол перед лавочкой, женщина молча поклонилась гостям и скрылась в избе. -- Красивая девушка, -- сказал дон Альфонсо, проводив ее взором, и взял с блюда огурец. -- Должно быть, ваша внучка? -- Почти, -- усмехнулся Патапий Иваныч. -- Жена внука. -- Ильи? -- Василий хрустнул белым капустным листом. Старик молча кивнул. -- Собственно, он-то нас к вам и направил. Так как Патапий Иваныч вместо ожидаемого гостями встречного вопроса -- для чего Илья их к нему направил? -- продолжал безмятежно молчать, то Василию не оставалось ничего другого, как приступить к расспросам: -- В кузнице над дверью мы случайно увидели какую-то очень старую подкову. И Илья сказал, что вы, может быть, помните, как она туда попала... -- А-а, подкову? -- оживился Патапий Иваныч. -- Как же, как же! Мой прадед много чего про ту подкову рассказывал. -- Ваш прадед? -- не удержался Васятка. -- Ведь это ж когда было! Может, он еще и царя Степана помнил? -- Ну, царя Степана-то вряд ли, -- с улыбкой глянул на мальчика Патапий Иваныч. -- Он ведь в ту пору помоложе тебя был. Прадед, вестимо, а не царь Степан... Да вы кушайте, а не достанет -- велю Настасье еще принести. -- Так что же говорил ваш прадед? -- с трудом скрывая нетерпение, спросил Дубов. Патапий Иваныч поудобнее устроился на ступеньке: -- Он сказывал, что эту подкову оставил какой-то проезжий боярин, который вез огромную телегу, чем-то груженую, но чем именно -- неведомо, так как все было тщательно закрыто. У него там то ли колесо сломалось, то ли еще что. А прадед как раз в то время пособлял кузнецу. Ну, кузнец-то все, что надо, починил, а потом приметил, что у одной лошади подкова сносилась, и вызвался ее заменить. А старую, которую с лошади снял, потом над дверьми на счастье повесил. -- Но ведь у него, наверное, много старых подков перебывало, -- заметил Дубов. -- Отчего же именно эту? -- Так она ж вид имела диковинный, да еще с какими-то письменами, дотоле в наших краях не виданными, -- пояснил Патапий Иваныч. -- А главно дело, тот боярин так щедро за труды заплатил, сколько другой раз и за год не выходило... Да вы угощайтесь, угощайтесь! Василий надкусил стрелку зеленого лука: -- А больше ваш прадед ничего такого не рассказывал? -- Вообще-то он большой был любитель порассказать, -- подхватил Патапий Иваныч, -- да мало кто его рассказам верил. Думали, совсем старый из ума выжил. А он-то всю правду говорил. -- Патапий Иваныч заговорщически понизил голос. -- Погодите, я вам сейчас кое-чего покажу. С неожиданной для своих годов легкостью Патапий Иваныч вскочил с крыльца и скрылся в избе. А миг спустя вернулся с небольшой деревянной шкатулочкой. -- Когда тот заезжий боярин с кузнецом расплачивался, из его кошеля что-то выпало и закатилось под лавку. Прадед хотел было отыскать и вернуть хозяину, а тот рукой махнул -- дескать, забирайте, не жалко. Вот прадед нашел и сохранил. А перед смертью мне передал. Патапий Иваныч извлек из шкатулки золотую монетку. На одной стороне был искусно выкован кораблик, плывущий по волнам, а внизу -- надпись старославянской вязью: "Новая Мангазея". Оборотную сторону украшала некая конструкция (видимо, герб некогда вольного города) и слово по-гречески, уже знакомое по правой стороне подковы: "Вендополь". "Какой же я дурак! -- мысленно хлопнул себя по лбу Дубов. -- Конечно, та латинская надпись на подкове была -- N.MANGASEIA!". Как бы услышав мысли Василия, дон Альфонсо заметил: -- И как это я запамятовал, ведь Вендополь -- греческое название Новой Мангазеи. То есть "Город на Венде". Патапий Иваныч, спрятав в бороду улыбку, поглядывал на гостей. Видно, он был рад, что кому-то показались занимательны его рассказы о давно минувших днях. -- Так ведь и это не все, -- продолжал Патапий Иваныч, спрятав монетку. -- Прадед еще побольше того рассказывал. Будто бы он заметил, что покамест кузнец телегу чинил и лошадь перековывал, тот боярин во дворе за кузницей какой-то сундучок закопал. Должно, до сих пор там лежит. Да не смейтесь, правда это истинная! -- Нет-нет, мы вовсе не смеемся, -- поспешно проговорил Дубов. -- Ну, подкова, монетка -- это все понятно, но кто же станет закапывать сундуки среди бела дня да в многолюдном месте? -- Да это ж еще как сказать, -- возразил Патапий Иваныч. -- У нас и теперь сельцо не больно многолюдное, а в ту пору и вовсе было -- десяток дворов да кузница на отшибе. То есть для деревни на отшибе, а к дороге поближе. Так что судите сами, какое тут у нас многолюдство. -- Ну и отчего же ваш прадед сам не откопал зарытое? -- задал вполне естественный вопрос дон Альфонсо. Патапий Иваныч задумался: -- А и вправду, отчего? А кто его знает! Дубов бросил мимолетный взор на Васятку -- тот чинно сидел на лавочке, вкусно хрустя морковкой, с таким видом, словно хотел сказать: "Я много о чем догадываюсь, но ничего не скажу, пока не буду твердо уверен". -- Кстати ведь, и кузница теперь стоит не там, где раньше, -- продолжал Патапий Иваныч. -- Я ж говорю -- давно это было. -- Как -- не там, где раньше? -- удивился Василий. -- А где же? -- Ну, то отдельный сказ, -- охотно откликнулся Патапий Иваныч. -- Подкова долгие годы висела в кузнице, ржой покрылась, и как-то раз кузнец, это уж был внук того, при котором подкова появилась, снял ее с двери и отдал жене, чтобы почистила. А как раз в тот вечер случилась гроза, в кузницу ударила молния и все спалила. Потом уж ее построили заново на другом месте, подкову опять прибили над дверью и с тех пор никогда не снимают -- от греха подальше. -- Выходит, что нынешняя кузница -- совсем не та, что при вашем прадеде? -- подытожил Дубов. -- А где же тогда старая стояла? -- Старая-то где? -- призадумался хозяин. -- Да вот здесь же и стояла, где теперь наш огород. К тому времени, как гроза приключилась, деревня-то разрослась, и в соседних избах непокой был от грохота в кузнице. Тогда и решили поставить новую на нынешнем месте, от деревни подальше, а к большой дороге поближе. -- Значит, на вашем огороде... -- как бы про себя проговорил Дубов. -- И в каком месте -- вы не помните? Патапий Иваныч махнул рукой вглубь огорода, где за кучей навоза виднелись остатки какого-то строения. -- И неужто вы даже не пытались его откопать? -- чуть не возмутился Василий. -- Кого -- его? -- не понял Патапий Иваныч. -- Ну, клад, или что там этот проезжий боярин спрятал. Ответ Патапия Иваныча несколько удивил, даже озадачил Дубова и его спутников: -- А зачем? Никогда не слыхивал, чтобы чужое добро кому-то счастье приносило. Да и какой прок огород зорить? -- Да-да, вы, конечно, правы, -- пришлось согласиться детективу. -- Но как бы вы отнеслись к такому предложению, если бы мы... Ну, в общем, попросили вас, почтеннейший Патапий Иваныч, чтобы вы разрешили нам покопаться у вас в огороде? А ущерб мы компен... то есть возместим сторицей. Василий ждал, что Патапий Иваныч тут же откажет ему и даже погонит прочь со двора, но тот отнесся к предложению очень спокойно: -- Что ж, чему быть, тому не миновать. Копайте, коли есть охота. Но прежде спросите Илью -- он теперь за хозяина, без него нельзя. -- Ну, тогда мы пошли в кузницу, -- поспешно, будто опасаясь, что Патапий Иваныч передумает, сказал Дубов. -- А я, пожалуй, тут останусь, -- предложил Васятка. -- Осмотрю то место, где кузня стояла. Может, чего надумаю. -- И он скрылся за развалинами кузницы. Едва Дубов и дон Альфонсо покинули двор Патапия Иваныча, на их место заступила странная парочка: изящная белокурая дама в темном платье и невзрачного вида господин в латаном кафтане со следами грязи на коленках. Он семенил следом за дамой и лепетал: -- Анна Сергеевна, что вы делаете? Нам же никак нельзя засвечиваться! -- Чушь собачья! -- презрительно отвечала Анна Сергеевна. -- С вашей конспирацией, чтоб ее, мы добьемся одного -- что все сокровища пролетят к дьяволу! -- Осторожность никогда не помешает, -- возразил Каширский. -- Какая, к бесу, осторожность! -- вспылила Анна Сергеевна. -- Если бы я слушалась ваших идиотских советов, то до сих пор находилась бы... Впрочем, неважно где. Ну все, хватит булдеть, ближе к делу. Я буду наезжать на этого старого хрена, а вы давайте ему ваши установки -- чтобы не жался и отвечал с полной откровенностью. А остальное -- не ваша забота! -- Как скажете, Анна Сергеевна, -- не стал спорить Каширский. -- Ну что ж, приступим? -- Приступим, -- процедила Анна Сергеевна. И обратилась к Патапию Иванычу: -- Эй ты, старичок, что ты там делаешь? -- Что делаю? Да так, огород перекапываю, -- совершенно спокойно ответил Патапий Иваныч. -- Чего встал, остолоп? Иди сюда! -- злобно прикрикнула Глухарева. -- Анна Сергеевна, ну зачем вы так? -- шепотом возопил Каширский. -- С простым народом надо иначе. Покажите, что вы их уважаете... -- А не сходили бы вы, сударь, куда подальше? -- ледяным голосом отчеканила Анна Сергеевна. -- Народ -- быдло, а говорить с ними по-человечески -- все равно что унижаться до уровня этого сыскаря Дубова! -- Ну, как знаете, -- сдался Каширский, -- но я снимаю с себя всякую ответственность за последствия. -- А чего еще от вас ждать, -- презрительно бросила Глухарева и вновь обратилась к Патапию Иванычу. -- Скажи мне, любезнейший, что тебя спрашивали эти мерзавцы? -- О чем ты, барыня? -- то ли сделав вид, что не расслышал, то ли и впрямь не расслышав, переспросил Патапий Иваныч. -- Да ты что, старый хрыч, смеешься надо мной?! -- вспылила Глухарева. -- Или отвечай, или пожалеешь! Я шутить не буду... -- Да ты скажи, барыня, че те надо, -- перебил Патапий Иваныч. -- А то бранишься почем зря, а в чем дело -- не понять. Поняв, что в споре Анны Сергеевны с хозяином никакого конструктивного решения не предвидится, господин Каширский решил обратиться к высшим силам. Он закрыл глаза и простер руки в сторону огорода: -- Я чувствую, что здесь сокрыты сокровища... Нет-нет, не здесь, а дальше, в глубине двора... Уже привыкшая к подобным пророчествам Анна Сергеевна лишь отмахнулась от своего компаньона, будто от надоедливого комара. -- Когда тебя спрашивают, будь любезен отвечать, -- продолжала она свой "наезд" на Патапия Иваныча. -- Иначе я с тобой по-другому поговорю -- мало не покажется! -- Вот бестолковая барыня, -- как бы про себя проговорил старик. -- Сама не знает, чего хочет, а бранится! А Каширский времени зря не терял. Похоже, у него завязался-таки некий контакт с астральным миром -- он прикрыл глаза, вытянул руки вперед и тихо выдохнул: -- Там, там... Сокровища там! Исчерпав терпение в бесплодном препирательстве с упрямым старикашкой, Анна Сергеевна обернулась к Каширскому: -- Ну, где же ваши "установки на правду"? Но тот уже токовал, словно глухарь на елке, ничего кругом не видя и не слыша: -- Там сокровища! Я чувствую их, я вижу их внутренним зрением, каждой молекулой своего организма, всеми фибрами астрального тела... И тут случилось нечто вовсе невообразимое: госпожа Глухарева осеклась на полуслове и, повинуясь медитациям Каширского, будто крыса на звуки дудки, двинулась в направлении его вытянутых рук. Сначала Анна Сергеевна шла медленно, а потом все быстрее и, едва не сбив с ног Васятку, изучавшего окрестности бывшей кузницы, угодила в кучу навоза. Так сбылось первое предсказание чародея. Увидев, к чему привели его "установки", господин Каширский совершенно забыл про "нащупанные" сокровища -- он дрожал, будто осиновый лист, ожидая гнева Анны Сергеевны, которая уже с, мягко говоря, грозным видом шагала в его сторону. -- Не смейте меня трогать! -- вдруг заверещал Каширский. -- Я -- достояние мировой науки, светило разума... И с этими словами достояние мировой науки бросилось наутек. -- Я тебе покажу светило! -- зарычала Анна Сергеевна. -- Сейчас ты у меня все светила увидишь, мерзавец, ученый хренов! В избытке чувств Глухарева выдернула толстенный столб, поддерживавший ограду, и, как была вся в навозе, погналась за Каширским, пытаясь прихлопнуть его, как муху. -- Анна Сергеевна, опомнитесь, -- пытался увещевать разгневанную даму господин Каширский, -- ведь без меня вам клада не видать, как своих ушей. Да осторожнее вы, а то и впрямь пришибете!.. За этими развлечениями неудачливые авантюристы даже не обратили внимания на карету, которая ехала им навстречу. Судя по тому, что катилась она легко и уверенно, было ясно, что починка прошла успешно, и теперь дон Альфонсо спокойно мог продолжать путешествие до самого места назначения. Впрочем, если в карете кто и заметил Каширского и гоняющуюся за ним Глухареву, то разве что возница Максимилиан, но он еще и не такое в жизни видывал. Дубов же, дон Альфонсо и Илья обсуждали вероятность залегания на огороде старинного клада. -- Судя по ново-мангазейскому происхождению подковы и монетки, тот "заезжий боярин" вполне мог быть Митька Смурной, доверенное лицо царя Степана, -- говорил Дубов. -- А везти он мог награбленное в Новой Мангазее. -- И все же сомнительно, -- покачал головой дон Альфонсо. -- Для чего ему было закапывать сокровища у кузницы -- неужто во всем царстве не нашлось более укромного уголка? -- Да и потом, если верить моему далекому пращуру, то вез он целый воз, а зарыл на дворе только сундук, -- добавил Илья. -- Наверное, он много чего вез, а закопал самое ценное, -- глубокомысленно предположил Дубов. -- А может, и не самое... Экипаж остановился у избы Патапия Иваныча. Увидев покосившийся забор и дыру от столба, Василий почуял неладное. Рассказ Патапия Иваныча о шебутной барыне и ее странном спутнике изрядно позабавил гостей, а Дубов понял, что теперь в поисках клада, кроме прочих препятствующих факторов, придется учитывать еще и присутствие Глухаревой с Каширским. Вслух же он сказал: -- Поскольку появление этой невоспитанной дамы явилось следствием нашего появления, то и починку ограды мы вам возместим. Тут к ним подошел Васятка: -- Вообще-то я не совсем уверен, но мне кажется, что копать надо там, -- и он указал как раз на ту навозную кучу, в которую только что окунулась Анна Сергеевна. -- Отчего ты так думаешь? -- спросил Дубов. -- Долго объяснять. А если вкратце -- я заметил, что бывшая кузница почти такая же, как новая, разве что чуть меньше. Наверное, новую решили построить по образу и подобию старой -- ну, конечно, с некоторыми усовершенствованиями, но в основе то же самое. Значит, вход должен быть в сторону дороги, а окно -- слева. -- А может, справа? -- предположил дон Альфонсо. -- Может, и справа, -- легко согласился Васятка. -- Но справа, как мне показалось, стена была чуть толще, так что более похоже, что окно все-таки было слева. И вот через него-то ваш, Патапий Иваныч, прадедушка и мог увидеть, как этот боярин закапывает что-то в землю. Окно, как мне думается, было достаточно высоко, почти как в новой кузнице, и прадедушка, который был тогда невелик ростом, не мог бы из окна увидеть то, что происходило на дворе под самыми окнами, а что чуть подальше -- можно было разглядеть свободно. Так что вот. -- Васятка развел руками -- дескать, я свое мнение высказал, а уж дальше решайте сами. Нельзя сказать, что Дубова очень уж убедили Васяткны доводы. Но поскольку ничего другого взамен предложить он не мог, то было принято Соломоново решение: начать раскопки с места, указанного Васяткой, а затем при необходимости круг поисков расширить. Тем временем Илья принес лопаты, и кладоискатели приступили к делу. Чтобы не трогать навозную кучу, они провели воображаемую линию от того места, где, по расчетам Васятки, было окно кузницы, и решили искать вдоль нее. А поскольку линия все-таки проходила через кучу, то стали копать рядом с кучей. Патапий Иваныч взирал с крыльца на действия гостей, не выказывая особого любопытства. То ли он не слишком верил а успех затеи, то ли полагал, что не следует отбирать у земли то, что в землю ушло. Вскоре у него за спиной показалась и Настасья -- она вышла из избы и с видом безмятежного покоя наблюдала за тем, что происходит на дворе. Когда первый "кавалерийский наскок" ни к чему не привел, Дубов воткнул лопату в землю и ненадолго задумался. А затем произнес: -- Вы знаете, так мы можем копать еще сто лет. И если понадобится, то так и поступим. Но вот... Как бы это сказать? Появилась тут у меня одна мыслишка, и как раз в связи с той женщиной, что здесь только что была. Точнее, с ее спутником. Я знаю их обоих и прекрасно понимаю, на что они способны. Ну никак не похоже на Анну Сергеевну, чтобы она вот так вот на ровном месте побежала и нырнула в навоз. Она, конечно, девушка с придурью, но не до такой же степени! Значит, что-то ее заставило это сделать. Или кто-то. А Каширский шарлатан тот еще, но некоторыми сверхчувствительными способностями он все же обладает. И вот я подумал -- а не обнаружил ли Каширский "шестым чувством", что под землей что-то находится, и не передал ли своего рода мысленное послание Анне Сергеевне?.. -- То есть вы хотите сказать, что копать надо прямо под кучей? -- напрямую спросил Илья. -- Полагаю, что здесь вероятность что-то найти будет больше, чем в любом другом месте, -- уклончиво ответил Дубов. -- Тем более, что и Васяткины расчеты указывают на то же самое место! -- Ну что ж, давайте копать под кучей, -- подытожил дон Альфонсо. -- А что, очень кстати, -- подхватил Илья. -- А то руки все не доходят огород унавозить. Вот заодно и доброе дело сделаем! Когда доброе дело было сделано и навоз равномерно раскидан по грядкам, искатели сокровищ наконец-то смогли приступить к раскопкам на месте бывшей кучи. И на сей раз усилия не остались втуне -- вскоре лопата Василия наткнулась на что-то твердое. Еще несколько энергичных движений -- и из земли появился средних размеров кованый сундук, весь ржавый, но еще довольно крепкий. -- Вот это да! -- восхищенно выдохнул Илья. -- Впервые присутствую при находке клада, -- с внешним спокойствием заметил дон Альфонсо. Для Дубова это был уже далеко не первый такой случай, и весь его опыт кладоискателя вкупе с интуицией детектива говорил, что здесь "что-то не так". Хотя более точно сформулировать эту мысль Василий пока что не мог. С немалыми трудами сундук был извлечен из ямы и установлен напротив крыльца. Все, кто был на дворе, включая Патапия Иваныча и Настасью, окружили сундук, но никто не решался его открыть -- то ли опасались быть ослепленными блеском ново-мангазейского золота, то ли боялись разочароваться, а может быть, подсознательно чувствовали, что в этом ржавом ящике кроется что-то зловещее, чреватое бедой. -- Ну что ж, приступим? -- деланно бодро произнес Дубов. -- Прошу вас, Патапий Иваныч, как хозяина сего дома и самого старшего среди нас -- поднимите крышку. -- Ну, при чем тут я, -- отказался Патапий Иваныч. -- Думаю, что эту честь надо предоставить самому молодому среди нас. Тем более, что именно он угадал верное место. Васятка изо всех сил вцепился в ржавую крышку, и она со страшным скрипом приподнялась. Вскоре любопытным взорам предстало содержимое сундука. Большую часть находки составляли переплетенные книги и тетради явно архивного содержания. Лишь на дне лежали несколько украшений, судя по виду, не очень-то драгоценных, да с десяток икон, на удивление хорошо сохранившихся. "Так что же, это и есть знаменитые сокровища царя Степана?" -- с некоторым разочарованием подумал Василий, листая церковную книгу Христорождественского Ново-Мангазейского собора с записями о венчаниях, крестинах и отпеваниях давно умерших и давно всеми забытых людей. -- Конечно, нет, -- словно прочитав его мысли, сказал Васятка. -- Ясно, что Димитрий Смурной нарочно закопал сундук здесь, на виду, чтобы ежели кто найдет, считали, будто это и есть главный клад. Для того и несколько украшений внутрь положил. А настоящие сокровища, понятное дело, в более тайном месте припрятал. -- Да, очень возможно, -- сдержанно ответил Дубов, понимая, что Васятка, наверное, прав, и следовательно -- поиски продолжаются. -- А с ним что делать? -- указал дон Альфонсо на сундук и его содержимое. -- Что делать? -- призадумался Василий. -- По правде сказать, не знаю. Наверное, решать вам? -- обернулся он к Патапию Иванычу. -- Зря мы все это затеяли, -- тихо проговорил Патапий Иваныч. -- А я даже рад, что настоящих сокровищ там не оказалось, -- добавил Илья. Дубов извлек из сундука несколько аляповатую золотую брошку, усыпанную то ли драгоценными камнями, то ли стекляшками. -- Может быть, сударыня, вы оставите ее у себя? -- обратился он к Настасье. -- По-моему, она вам будет очень к лицу. -- Благодарю, не надо -- решительно отказалась Настасья. -- Такие украшения богатым барыням впору, а нам ни к чему. -- Ну так хотя бы иконки возьмите, -- предложил Василий, но этому решительно воспротивился Патапий Иваныч: -- Нет, нет! Как же можно молиться образам из разоренного храма? Грех один да позор! -- Ну что ж, должен признать вашу правоту, -- развел руками Василий. -- И в таком случае нам остается одно -- не злоупотреблять вашим гостеприимством и, откланявшись, удалиться. -- Погодите, а как же пообедать? -- воскликнул Илья. -- Жена такую похлебку сготовила -- пальчики оближете! -- Нет-нет, нам и впрямь пора, -- вмешался дон Альфонсо, которому показалось, что его спутники уже готовы внять уговорам и остаться на обед. -- Не забудьте -- мне еще засветло нужно доехать до Новой Мангазеи. -- До Новой Мангазеи? -- рассеянно переспросил Дубов. -- Да-да, конечно же! Бросив мимолетный взгляд на сыщика, Васятка понял, что тот уже каким-то образом связал находку на огороде с путешествием дона Альфонсо. Тем временем кладоискатели бережно погрузили свою находку в карету и, сердечно простившись с хозяевами, последовали за сундуком. Максимилиан взмахнул кнутом, и карета покатилась по пустынной Боровихинской улице. Патапий Иваныч, Настасья и Илья глядели вослед карете, пока она не скрылась из виду. x x x Нынешний день для отца Александра тянулся длинно и скучно, особенно в отсутствие верного друга Васятки. Пожалуй, единственным событием, как-то выбивавшимся из обычного течения, был визит чиновников градоуправления. -- Сходить прогуляться? -- вслух подумал отец Александр. И сам же себе ответил: -- А отчего бы и нет. Сказано -- сделано. Заперев храм и бережно спрятав огромный ключ в не менее огромном кармане рясы, священник не спеша двинулся по Сорочьей улице. Около соседней избы он остановился, хотя с недавних пор всякий раз убыстрял шаги, проходя мимо этого места. Но на сей раз отец Александр не только остановился, но даже в задумчивости облокотился о ветхий забор, словно бы чего-то или кого-то ожидая. И точно -- вскоре двери избы отворились, и на крыльцо вышел человек. Но то была не Матрена, которая несколько дней назад обнаружила в сенях неизвестного покойника, и даже не ее законный супруг Иван, а куда более важная особа -- в недавнем прошлом начальник Сыскного приказа, а ныне боярин и советник самого царя Путяты. -- Ба, Пал Палыч, -- несколько преувеличенно обрадовался отец Александр. -- То есть, пардон, боярин Павел! Вот уж кого не чаял встретить... -- Да, знаете, решил еще раз глянуть на место происшествия, -- ответил боярин Павел, крепко жмя руку отцу Александру. -- Вдруг в суматохе что-то упустил. -- Ну и как? -- Никаких новых улик, не стоило и заявляться, еще раз хозяев волновать. Матрена, бедняга, уж решила, что я пришел ее в острог везти... А вы куда, батюшка? -- Да так, прогуливаюсь, -- отвечал священник. -- Если желаете, могу вас проводить. И отец Александр с боярином Павлом зашагали по Сорочьей улице. Сперва молча, а потом Пал Палыч заговорил, но гораздо более тихим голосом, чем при встрече: -- Боюсь, что новости у меня для вас не самые утешительные, батюшка... Или вы позволите именовать себя Александром Иванычем? -- Да ради бога, -- умеряя свой могучий бас, отвечал отец Александр. -- Тем более что меня в миру и впрямь так зовут. -- Ну что ж, тогда сразу о мирских делах. Как вы понимаете, для меня нет никакой тайны, что вы -- из тех же краев, откуда ваши друзья. -- Так я ж этого особо и не таю, -- пожал плечами отец Александр. -- Конечно, не трублю на всяком углу, но и не скрываю. -- Это я к тому, что вам есть, куда возвращаться, -- продолжал Пал Палыч. -- И советую вам... Да нет, прошу, умоляю -- уезжайте. -- Неужто я вам так надоел? -- прогудел отец Александр. -- Да при чем тут надоел, -- не поддержал шутки Пал Палыч. -- Мне стало известно, что за каждым вашим шагом следят самым пристальным образом. И более того, ваша жизнь в полном смысле висит на волоске. -- Ну, нашли, чем удивить! -- несколько натянуто рассмеялся отец Александр. -- Это я и так знаю. -- И, резко посерьезнев, продолжал: -- А вообще-то вы, Пал Палыч, наверное, правы -- пора возвращаться. И не потому что следят или на волоске, а потому что не нужен стал я здесь. И там не особо нужен, но там -- моя родина. Вот дождусь, когда мои земляки из поездки вернутся, так вместе с ними домой и подамся. -- И когда же они возвратятся? -- Трудно сказать, -- призадумался отец Александр. -- Может, завтра, а может, еще на пару дней задержатся. -- Тогда вам, Александр Иваныч, не следует их дожидаться, -- гнул свое боярин Павел. -- Поверьте, я нисколько не преувеличиваю опасность, может быть, даже преуменьшаю. -- Благодарю вас за заботу, Пал Палыч, -- откликнулся отец Александр. -- Но не могу же я вот так вот просто взять и исчезнуть. Я должен позаботиться хотя бы о Васятке... -- О Васятке не беспокойтесь, я его не оставлю, -- перебил боярин Павел. -- Вы в толк еще и то возьмите, что рядом с вами и его жизнь может оказаться под угрозой! За разговорами отец Александр и боярин Павел прошли всю Сорочью улицу и свернули на другую, почти столь же тихую, разве что избы там стояли чуть ближе одна к другой и выглядели чуть нарядней. -- И потом, есть еще одно дело... -- Отец Александр не только понизил голос еще больше, но и отвел Пал Палыча чуть не середину улицы, будто опасаясь, что их случайно услышат в каком-то из дворов. Благо уличное движение здесь было таким же, как и на Сорочьей. То есть никаким. -- Вы об Ярославе? -- тихо переспросил Пал Палыч. -- Да, вы неплохо придумали -- приютить его у меня, потому что в мой дом никто не сунется. Но скажу вам откровенно -- это не решение вопроса. Поверьте, я не боюсь, но и мое положение с каждым днем становится все менее прочным. Боярин Павел ненадолго замолк. Наконец, будто решившись, заговорил медленно, взвешивая каждое слово. Но отец Александр чувствовал -- то, что говорил боярин Павел, было выстраданным, во что он и не хотел бы, но, как честный и реально мыслящий человек, вынужден был верить. -- За сорок лет работы в Сыскном приказе я не делал ничего, что противоречило бы закону и моей собственной совести. А за те десять лет, что возглавлял Приказ -- и другим не дозволял делать этого. Да, мне приходилось трудиться среди воров, разбойников, мздоимцев, но я, простите за громкие слова, никогда не изменял понятиям о совести и чести, хоть это порой бывало и нелегко. А теперь ощущаю, что оставаться порядочным человеком с каждым днем становится все сложнее. Это трудно объяснить, но вы меня, конечно, понимаете. -- Да, разумеется, -- кивнул священник. -- Я-то здесь всего второй год, но то же самое чувствую... -- Вот видите, -- подхватил боярин Павел, -- а каково тут жить и видеть, как честных и неподкупных людей убирают, а на их место назначают либо явных глупцов, либо таких, по ком давно темница тоскует! Каково наблюдать, как твои друзья и единомышленники один за другим приноравливаются к обстоятельствам и вливаются в общую толпу служителей не делу, а личностям. -- А чем вы это можете объяснить? -- пристально глянул отец Александр на боярина Павла. -- Корысть? Страх? Что-то еще? -- Не знаю, -- развел руками Пал Палыч. -- Наверное, и то, и другое, и третье. Что-то мрачное и гнетущее, словно разлитое в воздухе с тех пор, как... -- Боярин Павел не договорил, но отец Александр все понял: -- А что Государь? -- Так я и Государю то же самое всякий раз говорю, -- невесело усмехнулся боярин Павел. -- А он всякий раз отвечает: "Да-да, Пал Палыч, я с вами полностью согласен, это совершенно недопустимо. И ежели чего узнаете, непременно обо всем докладывайте мне лично, мы вместе обмыслим, что делать", и все такое. -- Ну и как, прислушивается Государь к вашим словам? -- Прислушивается, да еще как, -- уныло кивнул боярин Павел, -- но поступает чаще всего точно наоборот. Не пойму только, отчего он все еще благоволит ко мне -- я же знаю, какие гадости на меня наговаривает его окружение! -- В нашей стране сказали бы -- для поддержания авторитета власти, -- заметил отец Александр. -- Как бы это получше объяснить? Если при власть имущих находится человек вроде вас, известный честностью и неподкупностью, то и сама власть, какая бы она ни была, получает больше доверия в обществе. -- Возможно, -- не без горечи усмехнулся Пал Палыч и одернул на себе боярский кафтан, к которому еще не очень привык. -- Однако вернемся от общего к частностям. Я не хочу и знать, кому ваш Ярослав так круто переступил дорогу, что его извести пытались. Вопрос в другом -- могу ли я чем-то помочь, и если да, то как? -- Видите ли, дорогой Пал Палыч, тут кроме прочего еще и сердечные дела примешались. Возлюбленная Ярослава -- мужняя жена, и она готова бежать вместе с ним. Сперва в Новую Мангазею, а потом за границу. Но теперь я вижу, что бежать придется ему одному, а Евдокия Даниловна присоединится к нему позже... Ну, чего тебе? -- спросил отец Александр у лохматой черной собаки, которая молча сопровождала их с самого начала улицы. -- Вот попрошайка! -- И, пошарив в карманах рясы, священник сунул ей какой-то пирожок. -- Все, больше не проси, нету. -- Извините, Александр Иваныч, какая Евдокия Даниловна? -- тихо переспросил Пал Палыч, когда собака отошла с пирожком на обочину. -- Уж не... Впрочем, меня это не касается. -- И, помолчав, добавил: -- Даже если и та самая. -- Ну вот, язык мой -- враг мой, -- обескураженно развел руками отец Александр. -- Пал Палыч, можно Ярослав побудет у вас до завтра? К тому времени я все подготовлю для его побега, а потом, Богу помолясь, и в свой путь отправлюсь. Вы, главное, о Васятке позаботьтесь. Я бы его с собою взял, да в нашей стране, боюсь, ему неуютно будет... -- На этот счет не беспокойтесь, -- твердо ответил Пал Палыч. -- Ну, вроде все обговорили? Тогда давайте прощаться. Незачем Тайному приказу очи мозолить -- дескать, о чем это два таких неблагонадежных подданных так долго лясы точат? -- Э, любезнейший Пал Палыч, тут уж не Тайным приказом, а еще чем потайнее пахнет, -- как бы в шутку возразил отец Александр. -- Ну, благослови вас Господь на добрые дела! Священник истово перекрестил Пал Палыча, тот низко ему поклонился и продолжил путь уже в одиночестве. Отец Александр проводил его взором, тяжко вздохнул и побрел восвояси. x x x В ожидании, пока подадут обед, Василий Дубов прямо в трапезной демонстрировал содержание сундука, обнаруженного на огороде возле бывшей кузницы. А попутно рассказывал, как им удалось его найти. Особо при этом он расхваливал Васятку, впрочем, без опаски "перехвалить", ибо сам Васятка отсутствовал: едва карета дона Альфонсо прибыла в Терем, он тут же заявил, что настоящий, главный клад, по его разумению, зарыт где-то на берегу пруда, и, выбрав в чулане лопату "по себе", отправился на поиски. Естественно, Петрович тут же увязался за ним, и таким образом ничто не мешало откровенной беседе и предстоящему дружескому обеду. Дормидонт очень внимательно рассматривал иконы и перелистывал церковные книги -- Надежда чувствовала, что эти занятия как-то отвлекали его от невеселых дум. По ходу дела царь уверенно определял, какому иконописцу мог принадлежать тот или иной святой лик, выказывая себя немалым знатоком в этой области. На одной иконе, в художественном отношении далеко не самой совершенной, Дормидонт остановился особо: -- Да это ж икона Святой Богоматери -- она считалась покровительницей Новой Мангазеи. Мне про нее рассказывали в тамошнем главном Соборе, будто бы перед вторжением Степана из нее начали источаться слезы. Настоятель просил меня вернуть ее в Мангазею, а я бы рад, да ведь все исчезло, что Степан оттуда вывез! -- Ну хорошо, пускай золото, алмазы, иконы и прочее, но для чего понадобилось вывозить и прятать церковные книги? -- несколько удивленно произнес доктор. -- Они ведь, кажется, никакой материальной ценности не представляют? -- Владлен Серапионыч, да как вы не понимаете! -- вскинулась Чаликова. -- Дело же не в золоте и не в алмазах. Для захватчиков куда важнее не просто ограбить побежденных, а поставить их на колени, а для этого прежде всего выбит