иемной по полтора часа было недолго, но Дитрих понимал, что здесь ситуация особая, его шеф здорово влопался в неприятность, поскольку в приемной сидела, возможно, вовсе не машинистка из "ангара", а жена президента соседней страны. Тем не менее Дитрих терпеливо ждал, пока хоровод мыслей не завершит свой танец в голове шефа, за которую Дитрих поставил бы сейчас раз в десять меньше, чем до всей этой истории. - Да, генерал, долго, - сказал он, выдержав паузу. - Так пусть войдет! - заорал Дорон, что весьма редко случалось с ним, и Дитриха словно током ударило, все внутри у него завибрировало, он так и не научился спокойно реагировать на вспышки гнева Дорона. Попятившись к двери, Дитрих задом вышел в приемную, затем обернулся к Дине Ланн, изобразил на лице подобие улыбки, означающей вежливость, и указал рукой на приоткрытую дверь: - Вас ждут, госпожа Ланн. Дина вошла - нет, впорхнула! - в кабинет, счастливая, как, впрочем, и обескураженная тем, что ее Киф, живой и невредимый, мгновенно сделал столь блестящую и совершенно непостижимую карьеру. Она и не подозревала за своим женихом столь украшающей настоящего мужчину сдержанности: ведь Киф ни разу не обмолвился, что намерен стать президентом! (Когда Дина Ланн, захлебываясь от восторга, рассказала о событии своим родителям, те обнялись и заплакали, а ее любимый дядюшка Христофор чуть было не лишился дара речи и только вымолвил в телефонную трубку: "Ну и подарок, моя дорогая девочка!") Итак, впорхнув в кабинет к ранее недосягаемому даже в мыслях генералу Дорону, Ланн увидела шефа не сидящим за своим огромным письменным столом, а идущим ей навстречу с рукой, скромно приготовленной на случай, если дама протянет свою для поцелуя. И Дина, подумав мгновение, протянула. Генерал неловко принял ее лапку в огромную холеную лапищу и приложил к губам, всего лишь приложил, и Дина почувствовала сухость и шершавость наждачных губ генерала. - Прошу! - Дорон указал на кресло, стоящее возле низкого столика с набором вин и коньяков, фруктов и оранжадов, каких-то невероятных сладостей в еще более невероятных по конфигурации хрустальных вазах и вазочках. Ланн села, а генерал, выждав, когда она удобно устроится в кресле, приземлился, как вертолет, прямо сверху в кресло напротив. Помолчали. - Прошу не стесняться, - сказал генерал, щедрым жестом показав на фрукты и вина. По всей вероятности, у него было немного опыта общения с женщинами, которые, тем более из его подчиненных, а стало быть, микробоподобных, вдруг превращались в особ, требующих повышенного к себе внимания. - Что прикажете? - Благодарю. Если можно, оранжад, - рискнула произнести Дина Ланн, да и то лишь по той причине, что у нее от волнения пересохло во рту. Генерал наполнил бокал золотым напитком и откинулся на спинку кресла, прищурив глаза. - Кхе! - кашлянул он затем, готовясь к разговору, вести который ему было весьма непривычно: он все же оставался генералом, даже находясь в обществе вполне цивильном, притом женском. - Я должен поздравить вас, мисс Ланн, с получением такого поста... Извините, лучше сказать... с вознесением на такой пост вашего... кхе!.. жениха. - Премного вам благодарна, сэр, - сказала счастливая девушка; ах, если бы она знала, куда должен был вознестись ее возлюбленный по истинному желанию и приказу этого генерала! - Как вы думаете, сэр, как скоро я могу его увидеть? - Это зависит только от вас, - с каким-то странным и непонятным намеком ответил Дорон. - И позвольте спросить вас, сударыня, почему вы вчера... а точнее сказать, зачем вы вчера обращались в полицию? - К комиссару Гарду? - переспросила Ланн. - Так ведь Киф не пришел на свидание! - Она была наивна и восхитительно искренна. - Такого с ним никогда не случалось! Никогда! Как бы сильно мы ни ссорились, господин генерал! А тут еще рядом, наверное, убивали человека... Я сама слышала его ужасный крик и, конечно, решила, что это... - Комиссар Гард знает, что с вашим женихом все обошлось более чем благополучно? - перебил Дорон. - Разумеется! Ведь он и позвонил мне, когда Киф выступал по телевидению. Я переключилась на первый канал, увидела Кифа и больше ничего не помню: меня едва откачали врачи... Я даже не знаю, кто их вызвал. - А труп? То есть я хотел спросить вас, не давали ли вам для опознания труп человека, которого действительно убили... бандиты в то время, когда вы ждали своего жениха? - Я бы умерла от страха, сэр, если бы мне его показали. Но комиссар Гард сказал, что и показывать было нечего... Какой ужас, вы представляете, господин генерал, что было бы, если бы бандиты перепутали и вместо этого несчастного убили моего Кифа?! "Я-то представляю, - подумал про себя Дорон, кисло улыбнувшись одной половиной рта. - А вот что будет теперь, не предскажет ни один ясновидец на свете!" - Уважаемая Дина Ланн, - торжественно начал Дорон. - Я имею к вам небольшую просьбу и надеюсь, вы не посчитаете за труд ее исполнить. Не позднее чем сегодня вечером мы, очевидно, переправим вас вертолетом к президенту Кифу Бакеро. Вероятнее всего, на днях вы обвенчаетесь, и я сожалею только о том, что, кхе-кхе, теряю столь перспективного сотрудника и столь прекрасную сотрудницу одновременно! - Дорон даже сам улыбнулся своей неожиданной шутке, но Дина Ланн, внимательно слушая генерала, никак на его комплимент не прореагировала, что несколько смутило Дорона. - Хочу, однако, вас предостеречь, дорогая Дина Ланн, - продолжил Дорон. - Нам известно, что вокруг Бакеро плетутся разные интриги, и я хотел бы с вашей помощью уберечь его от неприятностей. - Какие интриги, сэр? - обеспокоенно произнесла Ланн, и в ее голосе генерал вдруг уловил нотки, на которые не рассчитывал, видя перед собой кажущуюся ординарной девицу. - Что вы имеете в виду, господин генерал? - Я имею в виду, - четко, по-военному сказал Дорон, - что вашему будущему супругу могут угрожать опасности, и я готов каждый раз оберегать его от них, как только они возникнут. - Я правильно понимаю, что опасность не одна? - Правильно, - подтвердил генерал. - От разных лиц, даже организаций и как бы растянуто во времени. - Что же вы хотите от меня? Чтобы я сказала об этом Кифу, предупредила его? - Нет. Чтобы предупреждали о них меня. Обо всем подозрительном, что заметите вокруг президента. А уж я... - В каком смысле "предупреждала"? - В прямом. В каком же еще? - Киф об этом будет знать? - Не уверен, что надо тревожить его покой. - Я правильно поняла вас, господин генерал, что вы предлагаете мне тайное сотрудничество? "Ого! - подумал Дорон. - Она не так проста, как кажется с первого взгляда. Давно мне пора заняться своими сотрудниками, чтобы лучше их знать... - Он вздохнул: мол, где выкроить для этого время? Утопия... - Да, я, кажется, нарвался не только на этого Бакеро, но и на его "штучку"!" - Вы меня поняли совершенно правильно, мисс Ланн, - с вами приятно иметь дело. Между прочим, вы и так уже связаны со мной посредством вашей секретной работы в институте, и без того у меня ваша расписка о неразглашении того, что вы там видели и о чем знаете. Но к этому я хотел бы добавить... - Извините, генерал, но я не давала расписку докладывать вам или вашим сотрудникам о том, что происходит со мной за пределами института. Кроме того, насколько я понимаю, я уже не работаю у вас, господин генерал! Дорон поднял на девушку глаза, сразу налившиеся тяжестью и какой-то замутненностью. Дина Ланн внутренне сжалась, она поняла, что хватила лишку, и откуда только взялась у нее эта смелость, да еще в присутствии Дорона, прежде совершенно недосягаемого для нее человека, пользующегося репутацией личности мрачной, всесильной и таинственной, как средневековый глава ордена иезуитов. Впрочем, собеседники, говорящие на острые темы, в силу непостижимых законов разговора нередко становятся как бы сообщающимися сосудами: какое качество убывает у одного, оно немедленно появляется у другого. Интуитивно почувствовав слабость и минутную неуверенность генерала Дорона, Дина Ланн ровно на то же время ощутила в себе прилив силы и смелости. - Вы ошибаетесь, дорогая, - чеканя каждое слово, произнес Дорон, вновь беря себя в руки. - Вы были моей сотрудницей и навсегда останетесь ею, хотя и несколько в ином качестве. От меня уйти просто так, в никуда, еще никому не удавалось. И пусть вас не обольщает... все это! - Он показал на столик с винами и фруктами, как бы олицетворяющими другую жизнь Дины Ланн в недалеком будущем, и "высокую честь", которой удостаивал ее в данный момент генерал Дорон. - Ваш жених стал президентом лишь благодаря моим личным усилиям, вам надо знать об этом, дорогая Дина Ланн, и только я могу сделать так, чтобы он им остался. Вы хорошо усваиваете то, что я говорю? - Да, - тихо ответила девушка, теряя уверенность по мере того, как ее приобретал собеседник. "Ну и прекрасно, - решил про себя генерал. - Хватит ломать комедию, так мне легче будет договориться". - Ну и прекрасно, - вслух сказал он. - Итак, я требую, чтобы вы остались моим человеком, даже став женой Кифа Бакеро. Собственно, от вас понадобится немного: сообщать моим людям или лично мне - ну, это вопрос техники, мы его, надеюсь, решим - все, о чем мы с вами уговоримся заранее. Я же, в свою очередь, при умном и деловом отношении вашего жениха к сложившейся ситуации гарантирую ему - и вам, естественно, - счастливую и спокойную жизнь. Это не так уж мало, если считать не на кларки. - А если я... если мы откажемся? "Мы"?! Дорон встал, обошел Дину Ланн и сел у нее за спиной в свое рабочее кресло, стоящее у письменного стола. Все последующее он чеканил ей в затылок, не видя полных ненависти и страха глаз девушки: - Так знайте, дорогая, что я уничтожу и вас, и вашего жениха, как мух, как ничтожных козявок, сотру вас в пыль, и всех, кто знал или помнил о вашем существовании. И поверьте, что мне это так же легко и просто сделать, как шевельнуть мизинцем. При этом учтите, что еще не было случая в моей практике, чтобы угроза, сошедшая с моих уст, осталась невыполненной. У вас с вашим милым женишком есть только один выбор из двух: жизнь или смерть, третьего не дано, от меня нельзя спрятаться, нельзя меня обмануть, нельзя уговорить. Надеюсь, вы понимаете? Дорон умолк. Дина Ланн как сидела к нему спиной, так и продолжала сидеть, втянув голову в плечи. "Все, готова!" - решил генерал и, так решив, несколько мягче продолжил: - Давайте не будем капризничать, моя дорогая, и зря обольщаться относительно последствий вашего отказа, тем более что... И вдруг осекся, увидев взгляд девушки, медленно повернувшейся к нему лицом. Она глядела на Дорона с нескрываемой ненавистью, а губы ее, кривясь и дергаясь, словно в агонии, хрипло выдавили: - Вы чудовище!.. Вы не человек!.. "Этого еще не хватало! - подумал мельком Дорон. - Сейчас будет истерика... Неужели я перебрал? Неужто теперь и в самом деле придется их убирать? По правде говоря, сделать это вовсе не так просто, как шевельнуть мизинцем... Едва вознесли этого идиота Бакеро на престол, как сразу смещать?! Ни Крафт, ни Воннел, ни сам президент Кейсон такого финала не одобрят, тем более что ошибка, приведшая к нему, допущена не ими, а мною... Ситуация!" - Меня вы можете и ненавидеть, - мирно произнес Дорон, делая над собой усилие. - К тому же я ни от кого, в том числе и от вас, любви не требую. Но дело есть дело, уважаемая Ланн. Он опять перешел на "уважаемую" с "дорогой", она все же поставила его на место, эта паршивая пигалица, этот сморчок в юбке, этот пуп на ровном месте, попадись она генералу за пять минут до того, как тщедушный Киф Бакеро стал президентом! - Нет уж, дорогой генерал! - вдруг сказала, поднимаясь с кресла, Дина Ланн, в которую в виде силы мгновенно влилась его секундная слабость и неуверенность. - Если дело есть дело, и у меня будут кое-какие условия! - Она решительно подошла к столу и села в кресло справа от Дорона, при этом по-мужски положив ногу на ногу. Увы, как плохо мы знаем природу самого загадочного существа на земле, созданного Природой, - женщины, которая обладает, по-видимому, огромным и невыявленным запасом моральных сил и возможностей! Да знает ли о них сама женщина, догадывается ли, что притаилось в недрах ее души?.. - Полагаю, - сказала Дина Ланн, - теперь мы можем начать деловой разговор? Дитрих в приемной замер от неожиданности. Затем он тихо привстал и протянул руку к тумблеру, выключающему трансляцию из кабинета Дорона: секретарь точно знал, что ему можно слушать, а чего нельзя. 18. В ПОИСКАХ СЛЕДА Утром следующего дня Честер и Таратура сидели в кабинете комиссара Гарда, приглашенные им для того, чтобы конкретно решить, как действовать дальше. - Наступил критический момент, - сказал Гард. - Или мы опередим Дорона, и тогда у нас будет шанс размотать всю историю от начала до конца, или он опередит нас, и тогда на всем этом деле можно ставить большой чугунный крест. - Очень образно, - прокомментировал Честер, - но ни на сантиметр не приближает нас к цели. Гард недовольно крякнул, но промолчал, чувствуя правоту Честера, зато Таратура с некоторой завистью посмотрел на журналиста: что позволено быку, никогда не будет разрешено Юпитеру. - Ладно, - согласился с Честером комиссар, - от общих слов действительно надо переходить к делу. Ваши предложения? - Я думаю о том, что, даже если мы разыщем эту шестерку, - заметил Фред, - еще неизвестно, захочет ли она посвящать нас в свои тайны всего лишь на том основании, что мы спасли их от Дорона... Зазвонил зуммер селекторной связи, и голос комиссара Робертсона заставил Гарда отвлечься от разговора, а Честера прервать свою речь. - Гард? Есть еще один трупик, если тебя интересует. - Кто? - Женщина. Лет шестидесяти. Обнаружена за городом, в озере. То ли сама утопилась, то ли ее... Вскрытие еще не делали. - Роб, документов при ней, конечно, никаких? - Увы, хотелось бы и автобиографию в двух экземплярах, один в дело, другой нотариусу... Ты не против, Дэв? - Спасибо, старина, подождем вскрытия. Даю голову на отсечение, что, прежде чем сунуть старуху в воду, ее пристукнули или отравили. - Гард отключил себя от селектора. - Мне кажется, это мисс Флейшбот. Дорон продолжает чистить конюшню. Как только трещит этот проклятый зуммер, я мысленно уменьшаю шестерку до пятерых, а потом буду уменьшать пятерку до четверых, пока мы не останемся при пиковом интересе, как говорят гадалки... Так что ты вещал? - Я не вещал, - обиделся Честер, - а высказал предположение, что эти шестеро будут с нами так же красноречивы, как адвокат, выступающий на суде бесплатно. - Тут я надеюсь на Фреза и Гауснера, - сказал Гард. - Несмотря на то, что шестерка поменяла внешность и фамилии, все эти люди остались их людьми, а в мафиях порядок строгий. Найти бы! - Зацепиться не за что, - мрачно констатировал Таратура. - Да, - подтвердил комиссар, - мы, кажется, никогда еще не оказывались в таком сложном положении... Может, взять за крылышки этих "стрекоз" на фирме? Ну-ка, проверим. Гард набрал номер телефона, и в трубке, усиленный динамиком, раздался спокойный и вежливый голос одной из девиц, узнать который не представляло труда: - Вас слушают. - Говорит Клод Шааль, - произнес Гард. - Я хотел бы приобрести небольшое приключение. - Мы очень рады, господин Шааль! Позвольте поинтересоваться, знакомы ли вы с нашими проспектами? - Знаком. Но я хотел бы на всякий случай переговорить сначала с управляющим. - Сейчас соединю, минуточку, - с услужливой готовностью сказала "стрекоза", и тошнота подступила к горлу комиссара: Гард подумал, что, как в кошмарном сне, сейчас услышит голос покойного, - а в том, что именно покойного, он не сомневался, - вакха Хартона... - Нет-нет! - едва успел вымолвить Гард. - Немного позже! Я еще подумаю и посоветуюсь с родственниками... Кстати, как его зовут? - Управляющего фирмой? - раздалось в ответ. - Мистер Палаушек, господин Шааль. - Премного благодарен. - Гард положил трубку. Дело было яснее ясного: фирма продолжала безоблачное существование, на месте Хартона уже сидел какой-то Палаушек, и если "стрекозы" оставались на своих постах, можно было не сомневаться в том, что, с точки зрения Дорона, они представляли для Гарда такой же интерес, как ноль, возведенный в любую степень. В кабинете наступила томительная тишина, подчеркнутая тиканьем больших настенных часов. Не сговариваясь, все трое посмотрели на часы, почти физически ощущая, как с каждым движением старинного маятника безвозвратно уходит драгоценное время. - На днях я просматривал в библиотеке редакции старые газеты, - нарушил молчание Честер, - и мне попалась на глаза интересная заметка. Хотя я не шахматист, как ты знаешь, но история показалась прелюбопытной... - Извините, Фред, - перебил Таратура. - При чем тут шахматы? - Инспектор, - сказал Гард, - разве вы все еще не усвоили простой истины, что решению сложных проблем нередко помогают весьма далекие аналогии? Что же касается шахмат, они уже сегодня стали общепризнанной моделью для изучения человеческой деятельности. Так что давай, Фред, выкладывай свою историю. Честер с некоторым высокомерием посмотрел на сконфуженного Таратуру и произнес: - Так вот. Однажды один из соперников знаменитого Ласкера заявил непобежденному в то время чемпиону мира: "Я нашел надежный способ, который позволит мне устоять против вас". - "Что же это за способ?" - поинтересовался Ласкер. "Очень простой, - ответил соперник. - Я буду повторять все ваши ходы, и получится, что вы играете против самого себя!" - Остроумно, - констатировал Таратура. - И что же? Помогло? - Не знаю, - признался Честер. - Конец заметки был оборван. Но для нас не это важно, не результат, а методология. Ты понял меня, Гард? Здесь есть, мне кажется, рациональное зерно. - Увы, я туп, как носок моего ботинка, - сказал Гард. - Поясни. - Поскольку шансов обыграть Дорона у нас немного, не поступить ли как тот сообразительный соперник чемпиона? Не повторять ли его ходы? Сесть, как вы говорите, на хвост его людям, и что делают они, делать то же, чтобы выйти с их помощью на шестерку или кого-то из нее, а в последний момент перехватить инициативу! - Теоретически я еще могу это представить, но практически... - сказал Гард. - Кроме того, как учесть в этой игре людей Гауснера и Фреза? - Мне кажется, - вмешался Таратура, - их вообще нельзя серьезно брать в расчет, потому что у Фреза с Гауснером в этом деле может оказаться своя "игра". - Резонно, - констатировал Гард, - но несколько поздновато. На кой леший тогда я с ними связывался, вел переговоры и ударил с ними по рукам? Наконец, это вообще не по-джентльменски! - С джентльменами жить - по-джентльменски выть! - сказал Фред Честер. - Во всяком случае, уповать только на результаты, полученные нашими временными союзниками, нельзя. Это ясно. Они пусть ищут, дьявол им в помощь, а наша задача - опередить всех! - Глупость ты говоришь, - нахмурился Гард. - Выходит, если бы я не связывался с мафиями, опережать нам следовало только Дорона, а теперь надо еще Фреза с Гауснером? Сам себе наворотил трудности, чтобы, преодолев их, испытывать большую радость? Нет уж, дорогие мои советчики, люди из мафий просто обязаны нам помочь! Что же касается того, чтобы сесть на хвост Дорону, идея, конечно, превосходная, но как ее реализовать? О людях генерала мы знаем не больше, чем об интересующей нас шестерке. И снова все посмотрели на часы и качающийся маятник. - Есть один ход... - нерешительно произнес Таратура. - Помните, комиссар, к вам приходила девица... Ну, эта, у которой исчез жених по фамилии Бакеро? - Дина Ланн, что ли? - Так ведь она, во-первых, из дороновского "ангара"! А во-вторых, будет теперь президентшей, то есть получит такой "пост", до которого Дорону ни руками, ни зубами не дотянуться. - В этом что-то есть, - сказал Гард. - Хотя я не очень представляю себе, что именно... Ну, бывший человек Дорона, ставший от него более или менее независимым, так? Этого мало, друзья. Можно, конечно, попробовать... Если у Ланн сохранились какие-то связи с коллегами по "ангару" и если она ненавидит Дорона больше, чем боится, да к тому же, учитывая свое нынешнее независимое положение президентши, согласится нам помочь... То есть даст какую-то информацию об Институте перспективных проблем, которая, в свою очередь, поможет нащупать людей Дорона, причем именно тех, которые идут по следу шестерки. Увы, все это весьма сложно и потому проблематично. Хотя у нас, кажется, других зацепок вообще нет. Генерал Дорон, как ни крутите, личность незаурядная: он имеет в нашем ведомстве своих людей, а мы в его - никого! И даже попытки внедрить, насколько мне известно, никогда не делали. - Почему же? - вдруг сказал Таратура. - Делали. И внедрили. - И вам об этом известно?! Я ничего не знаю, а вы об этом знаете?! - Гард взглянул на инспектора не просто с интересом, а скорее с недоумением. - Видите ли, господин комиссар, - чуть-чуть равнодушно и явно актерствуя проговорил Таратура. - Когда я подстраховывал ваш визит к генералу Дорону, я не снял посты после вашего ухода от него сразу. - Ну?! - в один голос воскликнули Гард и Честер. - Они засекли, как к Дорону тайно приезжал... извините, господин комиссар, но я уж скажу, как есть... - Таратура почему-то перешел на шепот. - Наш министр Воннел! А вы говорите, - уже своим обычным голосом закончил инспектор, - что в ведомстве генерала мы не имеем своих людей! Честер и Гард от души расхохотались, через какое-то время к ним присоединился Таратура, хотя держался из последних сил. Когда они отсмеялись, инспектор достал из кармана бумажник, а из бумажника стопку фотографий, которую молча и торжественно протянул Гарду. Комиссар принял ее, словно колоду карт, и терпеливо ждал разъяснении Таратуры. - На двадцать три тридцать вчерашнего дня, - сказал Таратура. - Это все те, кто побывал у Дорона с того момента, когда на вас поохотился Хартон, и вы отправились к Дорону пить кофе. А в двадцать три тридцать я посты снял, боясь, что их засекут. Добавлю, здесь только те, кто побывал непосредственно в кабинете у генерала или в приемной у Дитриха, что в принципе почти одно и то же: что думает Дорон, то делает Дитрих. - Таратура, вы гений! - искренне произнес Гард. - А технически? Почему вы так уверены, что... - Вас понял, шеф, - перебил инспектор. - Там есть такой коридорчик, через который надо пройти, чтобы попасть в приемную или в кабинет. А коридорчик имеет окошечко и хорошо освещен. Эти люди входили в главный подъезд, поднимались лифтом на четвертый этаж, где находится резиденция Дорона, проходили коридорчиком, а потом, вновь пройдя коридорчик, спускались вниз и выходили из того же подъезда. Кто не попадал на пленку, "обслуживающую" коридорчик, тот не попадал к генералу или Дитриху, и его, стало быть, в этой стопке нет. Вот и вся техника, шеф. - Сегодня же подаю по начальству рапорт о переводе вас на должность старшего инспектора! - Не горячитесь, комиссар, - благодарно и иронично улыбаясь, сказал Таратура. - Мой перевод еще должен санкционировать генерал Дорон... Они невесело рассмеялись. Гард стал рассматривать лица на фотографиях, оборотная сторона которых имела карандашом проставленные дату и время дня. Большинство лиц обладало разными выражениями: одним - при входе к Дорону, другим - при выходе из его кабинета. Дойдя до двух физиономий Дины Ланн, комиссар прежде всего обратил внимание на то, что девушка провела в кабинете генерала не менее полутора часов, то есть больше всех прочих визитеров, в том числе министра Воннела, который был у Дорона всего десять минут. Затем Гард сравнил выражения лиц на двух фотографиях девушки. - Увы, они договорились. Это видно невооруженным взглядом. Посмотри, Фред, что ты скажешь? На одном снимке Честер увидел Ланн, у которой были испуганно-счастливые глаза и явная неуверенность во всем внешнем облике. На втором изображении девушка казалась человеком, точно знающим, что нужно делать: губы были плотно сжаты, глаза источали жесткий и ненавидящий взгляд, весь вид свидетельствовал о неукротимой воле молодой женщины. - Пожалуй, ты прав только в том, что она резко изменилась, побывав у Дорона, - сказал Честер. - А удалось ли им договориться или они крупно поссорились, я еще не знаю. Гард еще раз взглянул на обе фотографии: - Может быть, ты и прав... - Затем обернулся к инспектору Таратуре: - С этой красавицей я переговорю, найдя какой-нибудь официальный повод. Для начала потолкуем с ней о событиях того вечера, когда почти у нее на глазах возле статуи Неповиновения убивали человека... Кстати сказать, до сих пор неопознанного, Таратура, это нам очень связывает руки. Потом, инспектор, она - ваша. Остальных я беру на себя. Всего сколько? Ого, двадцать семь человек, не считая Воннела! - Гард веером разложил фотографии на столе, как в пасьянсе. - Сколько интеллекта в глазах, какие "мыслители"! Все физиономии следует немедленно заложить в справочную фототеку ЦИЦа, получить адреса этих людей, биографические данные, а затем, с учетом их высокой квалификации, пустить по каждому следу не менее трех "охотников"... Но где же я возьму около ста полицейских, если на каждую дюжину надо испрашивать специальное разрешение заместителя министра по оперативной работе? Нет, так у нас ничего не получится... Может, не все эти "сократы" имеют отношение к нашей шестерке, хотя они и побывали у генерала в кабинете? Впрочем, мы вынуждены исходить из худшего. Все! Что же делать? Видишь, Фред, в каких условиях мы работаем, охраняя покой граждан нашего государства, если нам приходится преодолевать сопротивление не только преступников и их сообщников, но и собственного начальства! Инспектор, надеюсь, последней фразы вы от меня не слышали? - Если угодно, то и первой тоже, - улыбнулся Таратура. - У меня в "Вечернем звоне" ситуация немного лучше, - мрачно сказал Честер. - Тоже приходится действовать не "благодаря", а "вопреки". Но я нашел выход из положения: говорю своему Верблюду одно, а делаю другое. - Ну и мы так попробуем, - задорно воскликнул Гард, треснув себя подтяжками по выпуклой груди. - Таратура, срочно готовьте "липу" по делу Альфонсо Суареса, будто у него колоссальная клиентура среди моряков, актеров, пилотов военной авиации, железнодорожников, генштабистов, портовых проституток и кого еще хотите. Понимаешь, Фред, - повернулся Гард к журналисту, - мы взяли на той неделе мелкого торговца наркотиками, он всего лишь пешка в чьей-то игре, но к выводу о том, что он не туз, мы ведь всегда успеем прийти, не так ли, Таратура? Короче, делаем заявку на полуроту людей для "операции по наркотикам". Инспектор, через двадцать минут с заявкой - в приемную министра Воннела! А я прямо сейчас иду к нему, чтобы заранее слегка припудрить ему мозги! С этими словами, еще раз ударив себя подтяжками по-груди, а затем надев пиджак, Гард вышел из кабинета и отправился в район тридцать третьего этажа, уверенный в том, что министр при всей своей "любви" к комиссару не откажет ему в срочном приеме, дабы лишний раз не связываться с "этим неудобным Гардом". 19. СДЕЛКА В распоряжении Дины Ланн уже не оставалось много времени, а дел еще было невпроворот. Ей предстояло прежде всего уладить отношения с адвокатской конторой "Портиш и сын", на плечи которой она решила возложить все заботы о финансовом состоянии родителей, остающихся в городе. Вдобавок нужно было как-то успокоить стариков и вывести их из невменяемости, поскольку они все еще были оглушены происшедшими событиями: и вестью о предстоящем браке их дочери не с каким-то клерком Кифом, хотя он и был им симпатичен, а с самим президентом Бакеро, ну и конечно скоропалительным отъездом Дины за границу. Потом ей предстояло сделать прическу, подобающую невесте такого жениха, заказать несколько свадебных нарядов, пристроить на время в надежное место пуделя Сафара, которого ни с собой брать было нельзя (его почему-то недолюбливал, словно ревновал, Киф), ни родителям поручить (Сафар почему-то недолюбливал стариков). Затем Дина была намерена слетать к гимназической подружке Лизи, чтобы обрадовать ее неожиданной вестью о предстоящем браке, и непременно увидеться с подружкой Розеттой, чтобы этой же вестью ее огорчить, и так далее, и тому подобное. Наконец, предстояло сделать телефонный звонок любимому дядюшке, но это она решила отложить на потом, когда все прочие дела будут переделаны. Личный вертолет президента Кифа Бакеро должен был забрать Дину Ланн с площадки шестнадцатого этажа вертолетного аэровокзала ровно в восемнадцать ноль-ноль. Сколько сейчас? О, куда так стремительно летит время? Ни секунды не мешкая. Дина набрала номер адвокатской конторы и попросила господина Портиша как можно скорее приехать к ней домой. Таким же телефонным образом она решила вызвать к себе двух подруг, чтобы, как говорится, одним выстрелом убить сразу двух зайцев, и задумалась на какое-то мгновение о судьбе пуделя, доверчиво лежащего у ее ног с вытянутым розовым языком и преданно глядящего в глаза хозяйке. Увы, если бы только судьба Сафара тревожила в эту минуту Дину Ланн! Разговор с генералом Дороном хотя и внес некоторую ясность в их отношения, однако ни на йоту не успокоил девушку. Когда женщина одновременно и ненавидит и боится, можно без сомнения утверждать, что в этом коктейле ненависти всегда больше, чем страха, который, кстати, "от страха", простите за тавтологию, иногда вопреки всякой логике обращается в отчаянную смелость. Так родилось "условие", выдвинутое Диной Ланн в ответ на предложение Дорона, - однако, заметим в скобках, на что реально она могла рассчитывать, находясь с генералом примерно в таком же соотношении, как кролик с удавом или муха с паутиной, сотканной безжалостным пауком? Ну, пожужжала немного, показав, что умеет, что способна жужжать, ну, помахала недовольно крылышками или подергала носиком, как дергает кролик, прежде чем затихнуть перед завораживающим взглядом удава, - а что дальше? Дальше-то что? В конце концов, если генерал хочет иметь возле президента Кифа Бакеро "своего человека" и этим "своим" избирает именно ее, Дину Ланн, в этом есть какая-то логика, и Дорон по-своему, вероятно, прав, рассчитывая на успех дела. Но Дина Ланн тоже намерена поставить перед ним условие, если уж иначе невозможно, и тут ей в логике тоже нельзя отказать. Она хочет прежде всего, чтобы Киф никогда не узнал об этом, даже не догадался и не имел основания догадываться. И чтобы, во-вторых, служба генералу Дорону ограничивалась каким-то разумным сроком, например, рождением первого ребенка. Не век же ей работать на генерала, тем более неужели Дорон не понимает, что даже агент, становясь матерью, перестает быть агентом, ибо обретает совершенно новые заботы, несовместимые с делами тайного осведомителя? Понимает? Вот и прекрасно! - В таком случае, генерал, я хотела бы получить от вас на сей счет гарантии. Дорон удивился, и, кажется, не тому, что услышал, а тому, что девушка оперирует такой сложной терминологией. - Я дам вам гарантии. Дина Ланн, - сказал он, улыбнувшись. - Но не иначе, как в обмен на ваши. Малоискушенная в подобных делах Дина Ланн некоторое время смущенно думала. Когда Киф предложил ей руку и сердце, она сказала ему тихое "да", и это было все, что гарантировало молодому человеку ее согласие, в котором он мог не сомневаться. Дина была воспитана в правилах, по которым или верила людям, или не верила им. И никакие закладные в банке, расписки, заверенные нотариусом, торжественные клятвы, данные в присутствии третьих лиц, не увеличивали ее веры и не уменьшали недоверия. Равным образом и она если что-то обещала Кифу, то не выполнить уже не могла, - да что Кифу, тому же генералу Дорону, когда расписывалась в том, что будет молчать обо всем увиденном и услышанном ею в "ангаре": расписка была вне Дины Ланн, ей вполне хватало словесного обещания, которое она дала при оформлении на работу. Так или иначе. Дина была способна, общаясь с Кифом, в самом крайнем случае опоздать на свидание на какие-то десять или пятнадцать минут, и то из соображений "воспитательных", то есть невинных, а не потому, что не держала данное слово или была забывчива. - Я вам обещаю! - твердо произнесла Дина Ланн, глядя Дорону прямо в глаза, и Дорон, подумав, не менее твердо ответил: - Я вам тоже! Ну, вот и гарантии, не так ли? И улыбнулся одними уголками рта. Она почувствовала: не так! Ее словам можно было верить, а его? Жизненный опыт ничего не подсказывал Дине Ланн, и вовсе не знание этого человека, а чувство самосохранения как бы подталкивало ее изнутри, предупреждая: не верь ему, он злой и коварный, и если твое "да" есть "да", его "да" может оказаться "нет"! Стало быть, "я обещаю", увы, не проходит, что же тогда может "пройти"? Дина прикусила нижнюю губу, мучительно соображая, и вдруг произнесла, поразив даже видавшего виды Дорона: - Господин генерал, давайте договоримся так. Я вам открою какой-нибудь свой секрет, а вы мне - свой. Тогда не только я буду у вас в руках, но и вы - в моих. И мы сможем доверять друг другу: - В каком смысле "секрет"? - несколько обескураженно спросил Дорон. - Ну, тайну! - объяснила Дина Ланн, как будто перед ней сидел не крупный государственный деятель, чиновник, да еще с такой мрачной репутацией, как генерал Дорон, а близкая подружка вроде Лизи или Розетты. - Например, я могла бы сказать вам, что, кроме Кифа, за мной ухаживает и даже сделал предложение... ну, еще один молодой человек. Я назову вам его имя, только не открывайте его Кифу, он ревнив, хотя и сдержан. А вы мне, господин Дорон... "Она идиотка или настолько умна, что удачно играет эту роль?" - подумал Дорон, внимательно разглядывая собеседницу из-под опущенных век. - Позвольте, - перебил ее Дорон, - откуда у вас уверенность в том, что я скажу вам действительно нечто секретное, и откуда у меня уверенность, что, положим, имя конкурента Кифа Бакеро вы не придумали в ту самую секунду, как решили его произнести? - Можно проверить, господин генерал, - спокойно возразила Дина Ланн. - И я проверю, если не... если у меня не будет веры с первого раза. - Как?! Как вы сможете меня проверить?! - чуть не закричал Дорон. - Я женщина, - скромно опустив глаза, сказала Дина шепотом, вложив в произнесенное слово куда больше содержания, чем мог услышать генерал. Дорон задумался. Он всегда был далек от сантиментов, его ум был способен, как хороший компьютер, высчитать поступки людей, ход их мыслей, орудуя чуть ли не математическими формулами и применяя железную логику. Но генерал откровенно пасовал, когда перед ним оказывалась женщина, существо загадочное и алогичное, даже если эта женщина была в его руках, как львица в клетке у дрессировщика. Интуиция подсказывала Дорону: увы, он имеет дело с человеком необычным, а потому с ним придется считаться, тем более что ситуация, в которой они оказались, тоже не из простых. И как дрессировщик внутренне опасается хищного зверя, вроде бы им прирученного и сидящего, по крайней мере, в клетке, так и генерал должен глаз не спускать с этой молодой львицы, способной в любую секунду перекусить ему глотку. - Хорошо, - после паузы сказал Дорон. - Предположим, я открою вам какой-нибудь свой секрет. Но достаточно ли ясно вы понимаете, что знание чужих тайн в принципе дело не безопасное? Я ведь возьму вас на мушку, дорогая! - Он весело рассмеялся, как если бы, будучи охотником, уже верно прицелился в свою жертву и предвкушал удачный выстрел. - Я вас тоже возьму на мушку, генерал, - смело парировала Дина Ланн, и Дорон мгновенно оборвал неуместное веселье. - Каким образом?! - вновь воскликнул он с ожесточением. - Вы у меня в руках - это я понимаю. Но как вы можете взять меня в свои руки? Как?! Кто я, а кто - вы, моя дорогая?! - Но ведь мой будущий супруг - президент! - сказала девушка, исчерпав этим ответом всю сумму своих предполагаемых возможностей, и генерал вынужден был про себя признать, что в этом был резон: в сравнении с ним она действительно не более чем "пигалица", но как жена президента... - Ну-ну! - как бы, с одной стороны, предостерегая собеседницу, но, с другой, признавая и за ней некоторые возможности, сказал Дорон. - Ну-ну... Итак, я весь внимание: ваш секрет? И даже не без интереса слегка наклонил голову. - Господин генерал, - тихо сказала Дина Ланн, - я жду ребенка. - Это все? - разочарованно произнес Дорон. - Нет, не все. Ребенок не от Кифа. - То есть как это? - смутился генерал. - От кого же? - По-моему, я сказала вам вполне достаточно. - А что сделает Киф Бакеро, если узнает? - А почему он должен узнать? И от кого, господин генерал? От вас? Я вам отвечу: Киф тогда на мне не женится, и вы потеряете "своего человека" из его ближайшего окружения. Но если я вдруг перестану вам служить, вы, держа меня "на мушке", как вы изволите говорить, вполне можете мне отомстить, тем более что я уже не буду вам нужна как "ваш человек". - Э-э-э, нет, дорогая! - весело сказал генерал, ощущая теперь весь разговор с Диной Ланн как игру, а не как серьезную беседу. - Это еще не секрет. Я, понимаете ли, буду обладателем вашей "тайны", а потом вдруг родится вылитый Киф Бакеро, этакий Кифенок, и я останусь в дураках? Для полной ясности я хотел бы знать имя отца, чтобы иметь возможность проверить факт, а затем, если будет нужда, предъявить необходимые доказательства. Ну-с, что на это скажете? Ваша очередь, дорогая Дина Ланн! - Хорошо, - не моргнув глазом произнесла девушка. - Я жду ваш секрет, а затем в обмен на него назову имя своего любовника. - Недурно! - с восхищением произнес Дорон, а про себя подумал: "Вот чертова баба! Какая выдержка! Сколько уверенности в себе! Нет, я непременно должен заняться тщательным изучением своих сотрудников. Какие клады! Ну, получай же, сейчас я открою тебе такую тайну, которую способен открыть разве что палач, сопровождая приговоренного к месту казни!" И вслух добавил: - Предупреждаю вас. Дина Ланн: услышать то, что я сейчас вам скажу, будет вам не просто неприятно, но, может быть, даже смертельно страшно, но вы сами в этом виноваты. - Я готова. - Как вы думаете, почему ваш Киф Бакеро стал президентом? - Вы уже намекнули мне, господин генерал, что это ваша заслуга, хотя я... Откровенно признаться, я потрясена таким поворотом событий и до сих пор не понимаю... - Вот-вот, в том-то и дело, что события действительно должны были повернуться иначе. Президентом соседней страны должен был стать господин О'Чики... Припоминаете это имя? Нет? - Где-то я его, кажется, слышала... Или читала... Нет, не припоминаю. - Может, это и хорошо, что вы забываете некоторые имена, с которыми имеете дело в "ангаре". Но ладно. Итак, президентом должен был стать О'Чики, но не стал, к слову сказать, по вашей милости, ибо именно вы допустили ошибочку, перепечатывая одну страницу "сценария" и посадив кандидата на пост президента не слева от статуи Неповиновения, а справа. И потому господин О'Чики был в тот злополучный вечер убит, а его труп изуродован до неузнаваемости, признаюсь вам, моими людьми и по моему собственному приказанию. Все, между прочим, произошло почти на ваших глазах. Дина Ланн, когда вы ждали своего жениха на свидание... - А Киф?! - в ужасе спросила девушка, вскидывая глаза на Дорона и уже догадываясь о том, что он сейчас скажет. - Да, госпожа Ланн, да, да, да! Вы совершенно верно догадываетесь. В тот самый вечер ваш жених должен был отправиться на тот свет, и это я приговорил его к смерти за провал одной чрезвычайно важной