се, что знала о доме и людях, населявших его. Артур Доуэль решил действовать очень осторожно. С момента исчезновения Брике Керн должен быть настороже. Застать его врасплох едва ли удастся. Необходимо вести дело так, чтобы до последнего момента Керн не подозревал, что на него уже ведется атака. - Мы будем действовать как можно хитрей, - сказал он Ларе. - Прежде всего нужно узнать, где живет мадемуазель Лоран. Если она не заодно с Керном, то во многом нам поможет, - гораздо больше, чем Брике. Разузнать адрес Лоран не представляло большого труда. Но когда Доуэль посетил квартиру, его ждало разочарование. Вместо Лоран он застал только ее мать, чистенько одетую благообразную старушку, заплаканную, недоверчивую, убитую горем. - Могу я видеть мадемуазель Лоран? - спросил он. Старуха с недоумением посмотрела на него: - Мою дочь? Разве вы ее знаете?.. А с кем я имею честь говорить и зачем вам нужна моя дочь? - Если разрешите... - Прошу вас. - И мать Лоран впустила посетителя в маленькую гостиную, уставленную мягкой старинной мебелью в белых чехлах с кружевными накидками на спинках. На стене большой портрет. "Интересная девушка", - подумал Артур. - Моя фамилия Радье, - сказал он. - Я медик из провинции, вчера только приехал из Тулона. Когда-то я был знаком с одной из подруг мадемуазель Лоран по университету. Уже здесь, в Париже, я случайно встретил эту подругу и узнал от нее, что мадемуазель Лоран работает у профессора Керна. - А как фамилия университетской подруги моей дочери? - Фамилия? Риш! - Риш! Риш!.. Не слыхала такой, - заметила Лоран и уже с явным недоверием спросила: - А вы не от Керна? - Нет, я не от Керна, - с улыбкой ответил Артур. - Но очень хотел бы познакомиться с ним. Дело в том, что он работает в той области, которой я очень интересуюсь. Мне известно, что ряд опытов, и самых интересных, он производит на дому. Но он очень замкнутый человек и никого не желает пускать в свое святая святых. Старушка Лоран решила, что это похоже на правду: поступив на работу к профессору Керну, дочь говорила, что он живет очень замкнуто и никого не принимает. "Чем же он занимается?" - спросила она у дочери и получила неопределенный ответ: "Всякими научными опытами". - И вот, - продолжал Доуэль, - я решил познакомиться сначала с мадемуазель Лоран и посоветоваться с нею, как мне вернее достигнуть цели. Она могла бы подготовить почву, предварительно поговорить с профессором Керном, познакомить меня с ним и ввести в дом. Вид молодого человека располагал к доверию, но все, что было связано с именем Керна, возбуждало в душе мадам Лоран такое беспокойство и тревогу, что она не знала, как вести дальше разговор. Она тяжело вздохнула и, сдерживая себя, чтобы не заплакать, сказала: - Моей дочери нет дома. Она в больнице. - В больнице? В какой больнице? Мадам Лоран не стерпела. Она слишком долго оставалась одна со своим горем и теперь, забыв о всякой осторожности, рассказала своему гостю все: как ее дочь неожиданно прислала письмо о том, что работа заставляет ее остаться некоторое время в доме Керна для ухода за тяжелобольными; как она, мать, делала бесплодные попытки повидаться с дочерью в доме Керна; как волновалась; как, наконец Керн сообщил ей, что ее дочь заболела нервным расстройством и отвезена в больницу для душевнобольных. - Я ненавижу этого Керна, - говорила старушка, вытирая платком слезы. - Это он довел мою дочь до сумасшествия. Я не знаю, что она видела в доме Керна и чем занималась, - об этом она даже мне не говорила, - но я знаю одно, что как только Мари поступила на эту работу, так и начала нервничать. Я не узнавала ее. Она приходила бледная, взволнованная, она лишилась аппетита и сна. По ночам ее душили кошмары. Она вскакивала и говорила сквозь сон, что голова какого-то профессора Доуэля и Керн преследуют ее... Керн присылает мне по почте заработанную плату дочери, довольно значительную сумму, присылает до сих пор. Но я не прикасаюсь к деньгам. Здоровья не приобретешь ни за какие деньги... Я потеряла дочь... - И старушка залилась слезами. "Нет, в этом доме не может быть сообщников Керна", - подумал Артур Доуэль. Он решил больше не скрывать истинной цели своего прихода. - Сударыня, - сказал он, - я теперь откровенно признаюсь, что имею не меньше оснований ненавидеть Керна. Мне нужна была ваша дочь, чтобы свести с Керном кое-какие счеты и... обнаружить его преступления. Мадам Лоран вскрикнула. - О, не беспокойтесь, ваша дочь не замешана в этих преступлениях. - Моя дочь скорее умрет, чем совершит преступление, - гордо ответила Лоран. - Я хотел воспользоваться услугами мадемуазель Лоран, но теперь вижу, что ей самой необходимо оказать услугу. Я имею основания предполагать, что ваша дочь не сошла с ума, а заключена в сумасшедший дом профессором Керном. - Но почему? За что? - Именно потому, что ваша дочь скорее умрет, чем совершит преступление, как изволили вы сказать. Очевидно, она была опасна для Керна. - Но о каких преступлениях вы говорите? Артур Доуэль еще недостаточно знал Лоран и опасался ее старушечьей болтливости, а потому решил не раскрывать всего. - Керн делал незаконные операции. Будьте добры сказать, в какую больницу отправлена Керном ваша дочь? Взволнованная Лоран едва собралась с силами, чтобы продолжать связно говорить. Прерывая свои слова рыданиями, она ответила: - Керн долго не хотел мне этого сообщить. К себе в дом он не пускал меня. Приходилось писать ему письма. Он отвечал уклончиво, старался успокоить меня и уверить, что моя дочь поправляется и скоро вернется ко мне. Когда мое терпение истощилось, я написала ему, что напишу на него жалобу, если он сейчас же не ответит, где моя дочь. И тогда он сообщил адрес больницы. Она находится в окрестностях Парижа, в Ско. Больница принадлежит частному врачу Равино. Ох, я ездила туда! Но меня даже не пустили во двор. Это настоящая тюрьма, обнесенная каменной стеной... "У нас такие порядки, - ответил мне привратник, - что родных мы никого не пускаем, хотя бы и родную мать". Я вызвала дежурного врача, но он ответил мне то же. "Сударыня, - сказал он, - посещение родственниками больных всегда волнует и ухудшает их душевное состояние. Могу вам только сообщить, что вашей дочери лучше". И он захлопнул передо мной ворота. - Я все же постараюсь повидаться с вашей дочерью. Может быть, мне удастся и освободить ее. Артур тщательно записал адрес и откланялся. - Я сделаю все, что только будет возможно. Поверьте мне, что я заинтересован в этом так же, как если бы мадемуазель Лоран была моей сестрой. И, напутствуемый всяческими советами и добрыми пожеланиями, Доуэль вышел из комнаты. Артур решил немедленно повидаться с Ларе, его друг целые дни проводил с Брике, и Доуэль направился на авеню дю Мен. Возле домика стоял автомобиль Ларе. Доуэль быстро поднялся на второй этаж и вошел в гостиную. - Артур, какое несчастье, - встретил его Ларе. Он был чрезвычайно расстроен, метался по комнате и ерошил свои черные курчавые волосы. - В чем дело. Ларе? - О!.. - простонал его друг. - Она бежала... - Кто? - Мадемуазель Брике, конечно! - Бежала? Но почему? Говорите же, наконец, толком! Но нелегко было заставить Ларе говорить. Он продолжал метаться, вздыхать, стонать и охать. Прошло не менее десяти минут, пока Ларе заговорил: - Вчера мадемуазель Брике с утра жаловалась на усиливающиеся боли в ноге. Нога очень опухла и посинела. Я вызвал врача. Он осмотрел ногу и сказал, что положение резко ухудшилось. Началась гангрена. Необходима операция. Врач не брался оперировать на дому и настаивал на том, чтобы больную немедленно перевезли в больницу. Но мадемуазель Брике ни за что не соглашалась. Она боялась, что в больнице обратят внимание на шрамы на ее шее. Она плакала и говорила, что должна вернуться к Керну. Керн предупреждал ее, что ей необходимо остаться у него до полного "выздоровления". Она не послушалась его и теперь жестоко наказана. И она верит Керну как хирургу. "Если он сумел воскресить меня из мертвых и дать новое тело, то может вылечить и мою ногу. Для него это пустяк". Все мои уговоры не приводили ни к чему. Я не хотел отпускать ее к Керну. И я решил применить хитрость. Я сказал, что сам отправлю ее к Керну, предполагая перевезти в больницу. Но мне необходимо было принять меры к тому, чтобы тайна "воскрешения" Брике в самом деле не раскрылась ранее времени, - я не забывал о вас, Артур. И я уехал на час, не более, чтобы сговориться со знакомыми врачами. Я хотел перехитрить Брике, но она перехитрила меня и сиделку. Когда я приехал, ее уже не было. Все, что от нее осталось, - вот эта записка, лежавшая на столике возле ее кровати. Вот, посмотрите. - И Ларе подал Артуру листок бумаги, на котором карандашом наспех было написано несколько слов: "Ларе, простите меня, я не могу поступить иначе. Я возвращусь к Керну. Не навещайте меня. Керн поставит меня на ноги, как уже сделал это раз. До скорого свидания, - эта мысль утешает меня". - Даже подписи нет. - Обратите внимание, - сказал Ларе, - на почерк. Это почерк Анжелики, хотя несколько измененный. Так могла бы написать Анжелика, если бы она писала в сумерки или у нее болела рука: более крупно, более размашисто. - Но все-таки как это произошло? Как она могла бежать? - Увы, она бежала от Керна, чтобы теперь бежать от меня к Керну. Когда я приехал сюда и увидел, что клетка опустела, я едва не убил сиделку. Но она объяснила, что сама была введена в заблуждение. Брике, с трудом поднявшись, подошла к телефону и вызвала меня. Это была хитрость. Меня она не вызывала. Поговорив по телефону, Брике заявила сиделке, что я как будто все устроил и прошу ее немедленно ехать в больницу. И Брике попросила сиделку вызвать автомобиль, затем с ее помощью добралась до автомобиля и укатила, отказавшись от услуг сиделки. "Это недалеко, а там меня снимут санитары", - сказала она. И сиделка была в полной уверенности, что все делается по моему распоряжению и с моего ведома. Артур! - вдруг крикнул Ларе, вновь приходя в волнение. - Я еду к Керну немедленно. Я не могу ее оставить там. Я уже вызвал по телефону мой автомобиль. Едем со мною, Артур! Артур прошелся по комнате. Какое неожиданное осложнение! Положим, Брике уже сообщила все, что знала о доме Керна. Но все же ее советы были бы необходимы в дальнейшем, не говоря о том, что она сама являлась уликой против Керна. И этот обезумевший Ларе. Теперь он плохой помощник. - Послушайте, мой друг, - сказал Артур, опустив руки на плечи художника. - Сейчас больше чем когда-либо нам необходимо крепко взять себя в руки и воздержаться от опрометчивых поступков. Дело сделано. Брике у Керна. Следует ли нам тревожить прежде времени зверя в его берлоге? Как вы полагаете, расскажет ли Брике Керну обо всем, что произошло с нею с тех пор, как она бежала от него, о нашем знакомстве с нею и о том, что мы многое узнали о Керне? - Могу поручиться, что она ничего не скажет, - убежденно ответил Ларе. - Она дала мне слово там, на яхте, и неоднократно повторяла, что сохранит тайну. Теперь она выполнит это не только под влиянием страха, но и... по другим мотивам. Артуру были понятны эти мотивы. Он уже давно заметил, что Ларе проявлял все большее внимание к Брике. "Несчастный романтик, - подумал Доуэль, - везет ему на трагическую любовь. На этот раз он теряет не только Анжелику, но и вновь зарождающуюся любовь. Однако еще не все потеряно". - Будьте терпеливы. Ларе, - сказал он. - Наши цели сходятся. Соединим наши усилия и будем вести осторожную игру. У нас два пути: или нанести Керну немедленный удар, или же постараться сначала окольными путями узнать о судьбе головы моего отца и о Брике. После того как Брике убежала от него, Керн должен держаться настороже. Если он еще не уничтожил голову моего отца, то, вероятно, хорошо скрыл ее. Уничтожить же голову можно в несколько минут. Если только полиция начнет стучаться в его дверь, он уничтожит все следы преступления прежде, чем откроет дверь. И мы ничего не найдем. Не забудьте. Ларе, что Брике тоже "следы преступления". Керн совершал незаконные операции. Мало этого: он незаконно похитил тело Анжелики. А Керн-человек, который не остановится ни перед чем. Ведь осмелился же он тайно от всех оживить голову моего отца. Я знаю, что отец разрешил в завещании анатомировать его тело, но я никогда не слыхал, чтобы он соглашался на опыт с оживлением своей головы. Почему Керн скрывает от всех, даже от меня, существование головы? Для чего она нужна ему? И для чего нужна ему Брике? Быть может, он занимается вивисекцией над людьми и Брике для него сыграла роль кролика? - Тем более ее надо скорее спасти, - горячо возразил Ларе. - Да, спасти, но не ускорить ее смерть. А наш визит к Керну может ускорить этот роковой конец. - Но что же делать? - Идти втроем, более медленным путем. Постараемся, чтобы и этот путь был возможно короче. Мари Лоран нам может дать гораздо более полезные сведения, чем Брике. Лоран знает расположение дома, она ухаживала за головами. Быть может, она говорила с моим отцом... то есть с его головой. - Так давайте скорее Лоран. - Увы, ее тоже необходимо сначала освободить. - Она у Керна? - В больнице. Очевидно, в одной из тех больниц, где за хорошие деньги держат взаперти таких же больных людей, как мы с вами. Нам придется немало поработать, Ларе. - И Доуэль рассказал своему другу о своем свидании с матерью Лоран. - Проклятый Керн! Он сеет вокруг себя несчастье и ужасы. Попадись он мне... - Постараемся, чтобы он попался. И первый шаг к этому - нам надо повидаться с Лоран. - Я немедленно еду туда. - Это было бы неосторожно. Нам лично нужно показываться только в тех случаях, когда ничего другого не остается. Пока будем пользоваться услугами других людей. Мы с вами должны представлять своего рода тайный комитет, который руководит действиями надежных людей, но остается неизвестным врагу. Надо найти верного человека, который отправился бы в Ско, завел знакомство с санитарами, сиделками, поварами, привратниками - с кем окажется возможным. Если удастся подкупить хоть одного, дело будет наполовину сделано. Ларе, не терпелось. Ему самому хотелось немедленно приступить к действиям, но он подчинялся более рассудительному Артуру и в конце концов примирился с политикой осторожных действий. - Но кого же мы пригласим? О, Шауб! Молодой художник, недавно приехавший из Австралии. Мой приятель, прекрасный человек, отличный спортсмен. Для него поручение будет тоже своего рода спортом. Черт возьми, - выбранился Ларе, - почему я сам не могу взяться за это? - Это так романтично? - с улыбкой спросил Доуэль. ЛЕЧЕБНИЦА РАВИНО Шауб, молодой человек двадцати трех лет, розоволицый блондин атлетического сложения, принял предложение "заговорщиков" с восторгом. Его не посвящали пока во все подробности, но сообщили, что он может оказать друзьям огромную услугу. И он весело кивнул головой, не спросив даже Ларе, нет ли во всей этой истории чего-нибудь предосудительного: он верил в честность Ларе и его Друга. - Великолепно! - воскликнул Шауб. - Я еду в Ско немедленно. Этюдный ящик послужит прекрасным оправданием появления нового человека в маленьком городишке. Я буду писать портреты санитаров и сиделок. Если они будут не очень безобразны, я даже немножко поухаживаю за ними. - Если потребуется, предлагайте руку и сердце, - сказал Ларе с воодушевлением. - Для этого я недостаточно красив, - скромно заметил молодой человек. - Но свои бицепсы я охотно пущу в дело, если будет необходимо. Новый союзник отправился в путь. - Помните же, действуйте с возможной скоростью и предельной осторожностью, - дал ему Доуэль последний совет. Шауб обещал приехать через три дня. Но уже на другой день вечером он, очень расстроенный, явился к Ларе. - Невозможно, - сказал он. - Не больница, а тюрьма, обнесенная каменной стеной. И за эту стену не выходит никто из служащих. Все продукты доставляются подрядчиками, которых не пускают даже во двор. К воротам выходит заведующий хозяйством и принимает все, что ему нужно... Я ходил вокруг этой тюрьмы, как волк вокруг овчарни. Но мне не удалось даже одним глазом заглянуть за каменную ограду. Ларе был разочарован и раздосадован. - Я надеялся, - сказал он с плохо скрытым раздражением, - что вы проявите большую изобретательность и находчивость, Шауб. - Не угодно ли вам самим проявить эту изобретательность, - ответил не менее раздраженно Шауб. - Я не оставил бы своих попыток так скоро. Но мне случайно удалось познакомиться с одним местным художником, который хорошо знает город и обычаи лечебницы. Он сказал мне, что это совершенно особая лечебница. Много преступлений и тайн хранит она за своими стенами. Наследники помещают туда своих богатых родственников, которые слишком долго зажились и не думают умирать, объявляют их душевнобольными и устанавливают над ними опеку. Опекуны несовершеннолетних отправляют туда же своих опекаемых перед наступлением их совершеннолетия, чтобы продолжать "опекать", свободно распоряжаясь их капиталами. Это тюрьма для богатых людей, пожизненное заключение для несчастных жен, мужей, престарелых родителей и опекаемых. Владелец лечебницы, он же главный врач, получает колоссальные доходы от заинтересованных лиц. Весь штат хорошо оплачивается. Здесь бессилен даже закон, от вторжения которого охраняет уже не каменная стена, а золото. Здесь все держится на подкупе. Согласитесь, что при таких условиях я мог просидеть в Ско целый год и ни на один сантиметр не продвинуться в больницу. - Надо было не сидеть, а действовать, - сухо заметил Ларе. Шауб демонстративно поднял свою ногу и указал на порванные внизу брюки. - Действовал, как видите, - с горькой иронией сказал он. - Прошлую ночь попытался перелезть через стену. Для меня это нетрудное дело. Но не успел я спрыгнуть по ту сторону стены, как на меня набросились огромные доги, - и вот результат... Не обладай я обезьяньим проворством и ловкостью, меня разорвали бы на куски. Тотчас по всему огромному саду послышалась перекличка сторожей, замелькали зажженные электрические фонари. Но этого мало. Когда я уже перебрался обратно, тюремщики выпустили своих собак за ворота. Животные выдрессированы точно так же, как дрессировали в свое время собак на южноамериканских плантациях для поимки беглых негров... Ларе, вы знаете, сколько призов я взял в состязаниях на быстроту бега. Если бы я всегда бегал так, как улепетывал минувшей ночью, спасаясь от проклятущих псов, я был бы чемпионом мира. Довольно вам сказать, что я без особого труда вскочил на подножку попутного автомобиля, мчавшегося по дороге со скоростью по крайней мере тридцать километров в час, и только это спасло меня! - Проклятие! Что же теперь делать? - воскликнул Ларе, ероша волосы. - Придется вызвать Артура. - И он устремился к телефону. Через несколько минут Артур уже пожимал руки своих друзей. - Этого надо было ожидать, - сказал он, узнав о неудаче. - Керн умеет хоронить свои жертвы в надежных местах. Что же нам делать? - повторил он вопрос Ларе. - Идти напролом, действовать тем же оружием, что и Керн, - подкупить главного врача и... - Я не пожалею отдать все мое состояние! - воскликнул Ларе. - Боюсь, что его будет недостаточно. Дело в том, что коммерческое предприятие почтенного доктора Равино зиждется на огромных кушах, которые он получает от своих клиентов, с одной стороны, и на том доверии, которое питают к нему его клиенты, вполне уверенные, что уж если Равино получил хорошую взятку, то ни при каких условиях он не продаст их интересов. Равино не захочет подорвать свое реноме и тем самым пошатнуть все основы своего предприятия. Вернее, он сделал бы это, если бы мог сразу получить такую сумму, которая равнялась бы всем его будущим доходам лет на двадцать вперед. А на это, боюсь, не хватит средств, если бы мы сложили наши капиталы. Равино имеет дело с миллионерами, не забывайте этого. Гораздо проще и дешевле было бы подкупить кого-нибудь из его служащих помельче. Но все несчастье в том, что Равино следит за своими служащими не меньше, чем за заключенными. Шауб прав. Я сам наводил кое-какие справки о лечебнице Равино. Легче постороннему человеку проникнуть в каторжную тюрьму и устроить побег, чем проделать то же в тюрьме Равино. Он принимает к себе на службу с большим разбором, в большинстве случаев людей, не имеющих родных. Не брезгует он и теми, кто не поладил с законом и желает скрыться от бдительного ока полиции. Он платит хорошо, но берет обязательство, что никто из служащих не будет выходить за пределы лечебницы во время службы, а время это определяется в десять и двадцать лет, не меньше. - Но где же он найдет таких людей, которые решились бы на такое почти пожизненное лишение свободы? - спросил Ларе. - Находит. Многих соблазняет мысль обеспечить себя на старости. Большинство загоняет нужда. Но, конечно, выдерживают не все. У Равино случаются, хотя и очень редко - раз в несколько лет, - побеги служащих. Не так давно один служащий, истосковавшийся по свободной жизни, бежал. В тот же день его труп нашли в окрестностях Ско. Полиция Ско на откупе у Равино. Был составлен протокол о том, что служащий покончил жизнь самоубийством. Равино взял труп и перенес к себе в лечебницу. Об остальном можно догадаться. Равино, вероятно, показал труп своим служащим и произнес соответствующую речь, намекая на то, что такая же судьба ждет всякого нарушителя договора. Вот и все. Ларе был ошеломлен. - Откуда у вас такая информация? Артур Доуэль самодовольно улыбнулся. - Ну вот, видите, - сказал повеселевший Шауб. - Я же говорил вам, что я не виноват. - Представляю, как весело живет в этом проклятом месте Лоран. Но что же нам предпринять, Артур? Взорвать стены динамитом? Делать подкоп? Артур уселся в кресло и задумался. Друзья молчали, поглядывая на него. - Эврика! - вдруг вскрикнул Доуэль. "СУМАСШЕДШИЕ" Небольшая комната с окном в сад. Серые стены. Серая кровать, застланная светло-серым пушистым одеялом. Белый столик и два белых стула. Лоран сидит у окна и рассеянно смотрит в сад. Луч солнца золотит ее русые волосы. Она очень похудела и побледнела. Из окна видна аллея, по которой гуляют группы больных. Между ними мелькают белые с черной каймой халаты сестер. - Сумасшедшие... - тихо говорит Лоран, глядя на гуляющих больных. - И я сумасшедшая... Какая нелепость! Вот все, чего я достигла... Она сжала руки, хрустнув пальцами. Как это произошло?.. Керн вызвал ее в кабинет и сказал: - Мне нужно поговорить с вами, мадемуазель Лоран. Вы помните наш первый разговор, когда вы пришли сюда, желая получить работу? Она кивнула головой. - Вы обещали молчать обо всем, что увидите и услышите в этом доме, не так ли? - Да. - Повторите ж сейчас это обещание и можете идти навестить свою мамашу. Видите, как я доверяю вашему слову. Керн удачно нашел струну, на которой играл. Лоран была чрезвычайно смущена. Несколько минут она молчала. Лоран привыкла исполнять данное слово, но после того, что она узнала здесь... Керн видел ее колебания и с тревогой следил за исходом ее внутренней борьбы. - Да, я дала вам обещание молчать, - сказала она наконец тихо. - Но вы обманули меня. Вы многое скрыли от меня. Если бы вы сразу сказали всю правду, я не дала бы вам такого обещания. - Значит, вы считаете себя свободной от этого обещания? - Да. - Благодарю за откровенность. С вами хорошо иметь дело уже потому, что вы по крайней мере не лукавите. Вы имеете гражданское мужество говорить правду. Керн говорил это не только для того, чтобы польстить Лоран. Несмотря на то что честность Керн считал глупостью, в эту минуту он действительно уважал ее за мужественность характера и моральную стойкость. "Черт возьми, будет досадно, если придется убрать с дороги эту девочку. Но что же поделать с нею?" - Итак, мадемуазель Лоран, при первой же возможности вы пойдете и донесете на меня? Вам должно быть известно, какие это будет иметь для меня последствия. Меня казнят. Больше того, мое имя будет опозорено. - Об этом вам нужно было подумать раньше, - ответила Лоран. - Послушайте, мадемуазель, - продолжал Керн, как бы не расслышав ее слов. - Отрешитесь вы от своей узкой моральной точки зрения. Поймите, если бы не я, профессор Доуэль давно сгнил бы в земле или сгорел в крематории. Стала бы его работа. То, что сейчас делает голова, ведь это, в сущности, посмертное творчество. И это создал я. Согласитесь, что при таком положении я имею некоторые права на "продукцию" головы Доуэля. Больше того, без меня Доуэль - его голова - не смог бы осуществить свои открытия. Вы знаете, что мозг не поддается оперированию и сращиванию. И тем не менее операция "сращения" головы Брике с телом удалась прекрасно. Спинной мозг, проходящий через шейные позвонки, сросся. Над разрешением этой задачи работали голова Доуэля и руки Керна. А эти руки, - Керн протянул руки, глядя на них, - тоже чего-нибудь стоят. Они спасли не одну сотню человеческих жизней и спасут еще много сотен, если только вы не занесете над моей головой меч возмездия. Но и это еще не все. Последние наши работы должны произвести переворот не только в медицине, но и в жизни всего человечества. Отныне медицина может восстановить угасшую жизнь человека. Сколько великих людей можно будет воскресить после их смерти, продлить им жизнь на благо человечества! Я удлиню жизнь гения, верну детям отца, жене - мужа. Впоследствии такие операции будет совершать рядовой хирург. Сумма человеческого горя уменьшится... - За счет других несчастных. - Пусть так, но там, где плакали двое, будет плакать один. Там, где было два мертвеца, будет один. Разве это не великие перспективы? И что в сравнении с этим представляют мои личные дела, пусть даже преступления? Какое дело больному до того, что на душе хирурга, спасающего его жизнь, лежит преступление? Вы убьете не только меня, вы убьете тысячи жизней, которые в будущем я мог бы спасти. Подумали ли вы об этом? Вы совершите преступление в тысячу раз большее, чем совершил я, если только я совершил его. Подумайте же еще раз и скажите мне ваш ответ. Теперь идите. Я не буду торопить вас. - Я уже дала вам ответ. - И Лоран вышла из кабинета. Она пришла в комнату головы профессора Доуэля и передала ему содержание разговора с Керном. Голова Доуэля задумалась. - Не лучше ли было скрыть ваши намерения или по крайней мере дать неопределенный ответ? - наконец прошептала голова. - Я не умею лгать, - ответила Лоран. - Это делает вам честь, но... ведь вы обрекли себя. Вы можете погибнуть, и ваша жертва не принесет никому пользы. - Я... иначе я не могу, - сказала Лоран и, грустно кивнув голове, удалилась... - Жребий брошен, - повторяла она одну и ту же фразу, сидя у окна своей комнаты. "Бедная мама, - неожиданно мелькнуло у нее в голове. - Но она поступила бы так же", - сама себе ответила Лоран. Ей хотелось написать матери письмо и в нем изложить все, что произошло с нею. Последнее письмо. Но не было никакой возможности переслать его. Лоран не сомневалась, что должна погибнуть. Она была готова спокойно встретить смерть. Ее огорчали только заботы о матери и мысли о том, что преступление Керна останется неотомщенным. Однако она верила, что рано или поздно все же возмездие не минует его. То, чего она ждала, случилось скорее, чем она предполагала. Лоран погасила свет и улеглась в кровать. Нервы ее были напряжены. Она услышала какой-то шорох за шкафом, стоящим у стены. Этот шорох больше удивил, чем испугал ее. Дверь в ее комнату была заперта на замок. К ней не могли войти так, чтобы она не услышала. "Что же это за шорох? Быть может, мыши?" Дальнейшее произошло с необычайной быстротой. Вслед за шорохом послышался скрип. Чьи-то шаги быстро приблизились к кровати. Лоран испуганно приподнялась на локтях, но в то же мгновение чьи-то сильные руки придавили ее к подушке и прижали к лицу маску с хлороформом. "Смерть!.." - мелькнуло в ее мозгу, и, затрепетав всем телом, она инстинктивно рванулась. - Спокойнее, - услышала она голос Керна, совсем такой же, как во время обычных операций, а затем потеряла сознание. Пришла в себя она уже в лечебнице. Профессор Керн привел в исполнение угрозу о "чрезвычайно тяжелых для нее последствиях", если она не сохранит тайну. От Керна она ожидала всего. Он отомстил, а сам не получил возмездия. Мари Лоран принесла в жертву себя, но ее жертва была бесплодной. Сознание этого еще больше нарушало ее душевное равновесие. Она была близка к отчаянию. Даже здесь она чувствовала влияние Керна. Первые две недели Лоран не разрешали даже выходить в большой тенистый сад, где гуляли "тихие" больные. Тихие - это были те, которые не протестовали против заключения, не доказывали врачам, что они совершенно здоровы, не грозили разоблачениями и не делали попыток к бегству. Во всей лечебнице было не больше десятка процентов действительно душевнобольных, да и тех свели с ума уже в больнице. Для этой цели у Равино была выработана сложная система "психического отравления". "ТРУДНЫЙ СЛУЧАЙ В ПРАКТИКЕ" Для доктора Равино Мари Лоран была "трудным случаем в практике". Правда, за время ее работы у Керна нервная система Лоран была сильно истощена, но воля не поколеблена. За это дело и взялся Равино. Пока он не принимался за "обработку психики" Лоран вплотную, а только издали внимательно изучал ее. Профессор Керн еще не дал доктору Равино определенных директив относительно Лоран: отправить ее преждевременно в могилу или свести с ума. Последнего, во всяком случае, в большей или меньшей степени требовала сама система психиатрической "лечебницы" Равино. Лоран в волнении ожидала того момента, когда ее судьба окончательно будет решена. Смерть или сумасшествие - другого пути здесь для нее, как и для других, не было. И она собирала все душевные силы, чтобы противоборствовать по крайней мере сумасшествию. Она была очень кротка, послушна и даже внешне спокойна. Но этим трудно было обмануть доктора Равино, обладавшего большим опытом и недюжинными способностями психиатра. Эта покорность Лоран возбуждала в нем лишь еще большее беспокойство и подозрительность. "Трудный случай", - думал он, разговаривая с Лоран во время обычного утреннего обхода. - Как вы себя чувствуете? - спрашивал он. - Благодарю вас, хорошо, - отвечала Лоран. - Мы делаем все возможное для наших пациентов, но все же непривычная обстановка и относительное лишение свободы действуют на некоторых больных угнетающе. Чувство одиночества, тоска. - Я привыкла к одиночеству. "Ее не так-то легко вызвать на откровенность", - подумал Равино и продолжал: - У вас, в сущности говоря, все в полном порядке. Нервы немного расшатаны, и только. Профессор Керн говорил мне, что вам приходилось принимать участие в научных опытах, которые должны производить довольно тяжелое впечатление на свежего человека. Вы так юны. Переутомление и небольшая неврастения... И профессор Керн, который очень ценит вас, решил предоставить вам отдых... - Я очень благодарна профессору Керну. "Скрытная натура, - злился Равино. - Надо свести ее с другими больными. Тогда она, может быть, больше раскроет себя, и таким образом можно будет скорее изучить ее характер". - Вы засиделись, - сказал он. - Почему бы вам не пройти в сад? У нас чудесный сад, даже не сад, а настоящий парк в десяток гектаров. - Мне не разрешили гулять. - Неужели? - удивленно воскликнул Равино. - Это недосмотр моего ассистента. Вы не из тех больных, которым прогулки могут принести вред. Пожалуйста, гуляйте. Познакомьтесь с нашими больными, среди них есть интересные люди. - Благодарю вас, я воспользуюсь вашим разрешением. И когда Равино ушел, Лоран вышла из своей комнаты и направилась по длинному коридору, окрашенному в мрачный серый тон с черной каймой, к выходу. Из-за запертых дверей комнат доносились безумные завывания, крики, истерический смех, бормотание... - О... о... о... - слышалось слева. - У-у-у... Ха-ха-ха-ха, - откликались справа. "Будто в зверинце", - думала Лоран, стараясь не поддаваться этой гнетущей обстановке. Но она несколько ускорила шаги и поспешила выйти из дома. Перед нею расстилалась ровная дорожка, ведущая в глубь сада, и Лоран пошла по ней. "Система" доктора Равино чувствовалась даже здесь. На всем лежал мрачный оттенок. Деревья только хвойные, с темной зеленью. Деревянные скамьи без спинок окрашены в темно-серый цвет. Но особенно поразили Лоран цветники. Клумбы были сделаны наподобие могил, а среди цветов преобладали темно-синие, почти черные, анютины глазки, окаймленные по краям, как белой траурной лентой, ромашками. Темные туи дополняли картину. "Настоящее кладбище. Здесь невольно должны рождаться мысли о смерти. Но меня не проведете, господин Равино, я отгадала ваши секреты, и ваши "эффекты" не застанут меня врасплох", - подбадривала себя Лоран и, быстро миновав "кладбищенский цветник", вошла в сосновую аллею. Высокие стволы, как колонны храма, тянулись вверх, прикрытые темно-зелеными куполами. Вершины сосен шумели ровным, однообразным сухим шумом. В разных местах парка виднелись серые халаты больных. "Кто из них сумасшедший и кто нормальный?" Это довольно безошибочно можно было определить, даже недолго наблюдая за ними. Те, кто еще не был безнадежен, с интересом смотрели на "новенькую" - Лоран. Больные же с померкнувшим сознанием были углублены в себя, отрезаны от внешнего мира, на который смотрели невидящими глазами. К Лоран приближался высокий сухой старик с длинной седой бородой. Старик высоко поднял свои пушистые брови, увидал Лоран и сказал, как бы продолжая говорить вслух сам с собой: - Одиннадцать лет я считал, потом счет потерял. Здесь нет календарей, и время стало. И я не знаю, сколько пробродил я по этой аллее. Может быть, двадцать, а может быть, тысячу лет. Перед лицом бога день один - как тысяча лет. Трудно определить время. И вы, вы тоже будете ходить здесь тысячу лет туда, до каменной стены, и тысячу лет обратно. Отсюда нет выхода. Оставь всякую надежду входящий сюда, как сказал господин Данте. Ха-ха-ха! Не ожидали? Вы думаете, я сумасшедший? Я хитер. Здесь только сумасшедшие имеют право жить. Но вы не выйдете отсюда, как и я. Мы с вами... - И, увидев приближающегося санитара, на обязанности которого было подслушивать разговоры больных, старик, не изменяя тона, продолжал, хитро подмигнув глазом: - Я Наполеон Бонапарт, и мои сто дней еще не наступили. Вы меня поняли? - спросил он, когда санитар прошел дальше. "Несчастный, - подумала Лорана - неужели он притворяется сумасшедшим, чтобы избегнуть смертного приговора? Не я одна, оказывается, принуждена прибегать к спасительной маскировке". Еще один больной подошел к Лоран, молодой человек с черной козлиной бородкой, и начал лепетать какую-то несуразицу об извлечении квадратного корня из квадратуры круга. Но на этот раз санитар не приближался к Лоран, - очевидно, молодой человек был вне подозрения у администрации. Он подходил к Лоран и говорил все быстрее и настойчивее, брызгая слюной: - Круг - это бесконечность. Квадратура круга - квадратура бесконечности. Слушайте внимательно. Извлечь квадратный корень из квадратуры круга - значит извлечь квадратный корень из бесконечности. Это будет часть бесконечности, возведенная в энную степень, таким образом можно будет определить и квадратуру... Но вы не слушаете меня, - вдруг разозлился молодой человек и схватил Лоран за руку. Она вырвалась и почти побежала по направлению к корпусу, в котором жила. Недалеко от двери она встретила доктора Равино. Он сдерживал довольную улыбку. Едва Лоран вбежала к себе в комнату, как в дверь постучали. Она охотно закрылась бы на ключ, но внутренних запоров у двери не было. Она решила не отвечать. Однако дверь открылась, и на пороге показался доктор Равино. Его голова по обыкновению была откинута назад, выпуклые глаза, несколько расширенные, круглые и внимательные, смотрели сквозь стекла пенсне, черные усы и эспаньолка шевелились вместе с губами. - Простите, что вошел без разрешения. Мои врачебные обязанности дают некоторые права... Доктор Равино нашел, что наступил удобный момент начать "разрушение моральных ценностей" Лоран. В его арсенале имелись самые разнообразные средства воздействия - от подкупающей искренности, вежливости и обаятельной внимательности до грубости и циничной откровенности. Он решил во что бы то ни стало вывести Лоран из равновесия и потому взял вдруг тон бесцеремонный и насмешливый. - Почему же вы не говорите: "Войдите, пожалуйста, простите, что я не пригласила вас. Я задумалась и не слыхала вашего стука..." - или что-нибудь в этом роде? - Нет, я слыхала ваш стук, но не отвечала потому, что мне хотелось остаться одной. - Правдиво, как всегда! - иронически сказал он. - Правдивость - плохой объект для иронии, - с некоторым раздражением заметила Лоран. "Клюет", - весело подумал Равино. Он бесцеремонно уселся против Лоран и уставил на нее свои рачьи немигающие глаза. Лоран старалась выдержать этот взгляд, в конце концов ей стало неприятно, она опустила веки, слегка покраснев от досады на себя. - Вы полагаете, - произнес Равино тем же ироническим тоном, - что правдивость плохой объект для иронии. А я думаю, что самый подходящий. Если бы вы были такой правдивой, вы бы выгнали меня вон, потому что вы ненавидите меня, а между тем стараетесь сохранить любезную улыбку гостеприимной хозяйки. - Это... только вежливость, привитая воспитанием, - сухо ответила Лоран. - А если бы не вежливость, то выгнали бы? - И Равино вдруг засмеялся неожиданно высоким, лающим смехом. - Отлично! Очень хорошо! Вежливость не в ладу с правдивостью. Из вежливости, стало быть, можно поступаться правдивостью. Это раз. - И он загнул один палец. - Сегодня я спросил вас, как вы себя чувствуете, и получил ответ "прекрасно", хотя по вашим глазам видел, что вам впору удавиться. Следовательно, вы и тогда солгали. Из вежливости? Лоран не знала, что сказать. Она должна была или еще раз солгать, или же сознаться в том, что решила скрывать свои чувства. И она молчала. - Я помогу вам, мадемуазель Лоран, - продолжал Равино. - Это была, если так можно выразиться, маскировка самосохранения. Да или нет? - Да, - вызывающе ответила Лоран. - Итак, вы лжете во имя приличия - раз, вы лжете во имя самосохранения - два. Если продолжать этот разговор, боюсь, что у меня не хватит пальцев. Вы лжете еще из жалости. Разве вы не писали успокоительные письма матери? Лоран была поражена. Неужели Равино известно все? Да, ему действительно было все известно. Это также входило в его систему. Он требовал от своих клиентов, поставляющих ему мнимых больных, полных сведений как о причинах их помещения в его больницу, так и обо всем, что касалось самих пациентов. Клиенты знали, что это необходимо в их же интересах, и не скрывали от Равино самых ужасных тайн. - Вы лгали профессору Керну во имя поруганной справедливости и желая наказать порок. Вы лгали во имя правды. Горький парадокс! И если подсчитать, то окажется, что ваша правда все время питалась ложью. Равино метко бил в цель. Лоран была подавлена. Ей самой как-то