да, да весь вышел... Другим наука! - И как же вы Бога не боитесь? - задумчиво поинтересовался я, в то время как боярин, видимо, истолковывал мое спокойствие как знак смиренного покорства его самодурной воле. - Бога я не побоюсь! Уж не сомневайся, панихиду по тебе, ироду, сам закажу, а во спасение своей души свечу пудовую поставлю. Два денька попощусь, помолюсь, Господь-то, он милостив... Когда-никогда простит! А люди честные за твою смерть только спасибо скажут да в ножки поклонятся... Эй, Парашка! - В двери сунула нос конопатая девчушка. - А ну, кликни-ка сюда моих молодцов! Да пусть поторопятся, батюшка сыскной воевода заждался, поди... Я вопросительно глянул на Ягу, она едва заметно кивнула, потом повернулась к брызжущему слюной хозяину: - Как со зверя шерсть и шерстинок шесть поднимались ввысь, у дерев вились. Где кора, где листва, а где береста - разомкни уста и сомкни уста! По-моему, слова я воспроизвожу достаточно точно, вот тональность, музыкальную гамму, мне, конечно, не ухватить. Если действительно есть люди, которым медведь на ухо наступил, то на моих ушах он, видимо, отплясывал. Удивительно то, что бабка, произнеся такой незамысловатый стишок, быстро шлепнула боярина Мышкина по губам и он заткнулся. То есть смотрел на нас круглыми от изумления глазами, хватал воздух ртом, изображая карася на сковородке, но ничего не говорил. Язык у него отнялся, что ли? В горницу с шумом и грохотом вломились четверо здоровых лбов, сжимая в руках заостренные колья. Они столпились у дверей, ожидая хозяйских указаний, которых, как вы понимаете, не последовало. Парни наверняка были заранее предупреждены о возможном повороте событий, но уж никак не в эту сторону. Хозяин дома, перебравший меду, после пары неудачных попыток встать, снова плюхнулся на ту же скамью. Его глаза наполнились слезами, он широко открывал рот, тыкал туда пальцем и беспомощно разводил руками. - Рыбьей костью подавился боярин, - охотно пояснила его жестикуляцию Баба Яга, - так что вы, добры молодцы, берите его под белы рученьки да несите в опочивальню, а хозяюшка пускай не ленится да за лекарем поспешает. Рыбья кость, она ведь ох как опасна... Не ровен час, и задохнется батюшка Афанасий Федорович. Холопы послушно кивнули, дружно побросали дреколье и взялись за хозяина. Тот даже мычать не мог, а лишь смотрел на нас умоляющим взглядом. - Ничего, ничего. Не извиняйтесь, гражданин Мышкин, с кем не бывает? вежливо добил я. - Вы уж подлечитесь, а там и поговорим. Но на этот раз уже у меня, долг платежом красен! И спасибо большое за разрешение побеседовать с вашими подчиненными. Я доложу царю о таком беззаветном содействии органам... На выходе из ворот мы встретились с дьяком Филимоном. На сей раз он от нас буквально шарахнулся. На его прыщавой физиономии отразился такой ужас, словно он столкнулся с чертом! Так быстро от меня еще никто не улепетывал. Среди уличной толпы только засаленный колпак мелькал да тощая косица из-под него болталась из стороны в сторону. - Ну и дела, - проворчал я, снимая фуражку. - А интересно, чего это дьяку понадобилось вечером в боярском тереме? Сплошные загадки... Странный он какой-то сегодня, вы не находите? - Нахожу, милай, как не находить... - Яга подцепила меня под руку, и сейчас я более всего напоминал великовозрастного внука, выводящего родную бабушку совершать вечерний моцион. - Мы с ним столкнулись у царя, так сначала он рассыпался в невероятной лести, а потом нагрубил как трамвайный хам. По-моему, он не в себе... - Да он ли это? - Не понял... - улыбнулся я. - Что-то очень мне подозрительно, как он от нас сбежал. Зачем? - Меня напугался. Он ведь явно спешил к Мышкину. Возможно, не хотел, чтоб мы поняли, что между ними существует связь. - Нет, милок, ты нашего дьяка плохо знаешь, - фыркнула бабка, задумчиво морща лоб. - Он бы тебе наплел семь верст до небес, да все лесом. Либо царь послал, либо надобность служебная, либо стрельцы нетрезвы, либо еще чего, а токмо не побежал бы... Тут штука посерьезнее. - Ладно, гадать не будем. Пойдем домой, к ночи Митяй заявится, доложит, зачем дьяк бегал, куда и как. - Будь по-твоему, Никитушка... А только странно мне все же, чего ж таки он убег? Я ить и взглянуть на него толком не успела... Мне бы следовало обратить внимание на ее слова. Быть может, наше следствие закончилось бы тогда гораздо быстрее и с меньшими жертвами. Увы... я не гениальный сыщик, а обычный лейтенант милиции. Младший лейтенант, если быть абсолютно точным. Это было мое первое дело в Лукошкине, и я не мог предугадать всего. Просто не был подготовлен к такому развитию событий. Маскировку и камуфляж в сфере преступной деятельности мы еще проходили, но вот колдовство... Мой штатный соглядатай заявился поздно ночью, когда мы уже напились чаю и коротали с Ягой время, дежурно перекидываясь в картишки. Выигрывала обычно старуха, хотя я, по опыту службы, частенько ловил ее на шельмовстве. Митяй встал передо мной навытяжку и доложил, что все отведенное ему время для шпионажа он честно простоял прямо напротив дьяковой избы, беззаботно лузгая семечки. А на случай, ежели его признают, одолжил у знакомого нищего костыль, поджал ногу и шапку надвинул на самый нос. Перевоплотился, блин! Я попытался представить себе двухметрового калеку, в хорошей одежке, новеньких сапогах, с дурацким костылем под мышкой, в глубоко надвинутой шапке и с горой шелухи под ногами... Так как дежурил он часов восемь, то уж семечек нагрыз будь здоров. Да еще, по его же признанию, когда поджатая нога затекала, он ее выпрямлял и подгибал другую! Господи, ну откуда же такой дуб на мою голову?! Безнадежен... Для работы тайным агентом столичного управления милиции - совершенно безнадежен! Однако, по его словам, дьяк пришел домой к обеду и вплоть до самой ночи никуда не выходил. - Стоп! Вот тут ты гонишь... Как это никуда не выходил, если мы с Ягой столкнулись с ним лоб в лоб у дома боярина Мышкина около 20.00? - Не могу знать, батюшка участковый, а только вот те крест - не выходил он из избы! - Врешь ведь опять, мерзавец. Ты наверняка бегал куда-нибудь по "мокрому делу", или семечки покупал, или на девушек проходящих засматривался, а он в это время... - За что напраслину возводишь, батюшка?! - обиженно взвыл парень. - Я ить там не лопнул едва, с ноги на ногу мялся, едва штаны не обмочил, а пост не бросил! Семечек у меня сперначала довольно было, вон и щас еще есть. А девицы, они по вечеру вдоль улиц не шастают, дома сидят. Да не выходил он никуда! Свеча у него в избе горела, и в окошке голову с косицею разглядеть можно было... - Митяй! - строго приподнялся я, Но Баба Яга удержала меня за рукав: - Погодь, касатик... Непростое это дело, не врет он. Вранье-то, оно в человеке сразу видно. Ровно как туман черный, липкий с языка слетает. Не врет Митька, сторожил он дьяка исправно. - Но ведь мы с вами оба видели Филимона Груздева у боярского терема? - Видели, Никитушка, видели... Против энтого разве попрешь? - Вот именно! Факты - вещь упрямая. Не мог же дьяк Филимон быть одновременно в двух местах? Не раздвоился же он... - В самое яблочко бьешь, голубь наш сизокрылый! - восторженно хлопнула в ладони бабка. - Так и есть! Я-то все думала, чего ж он тогда так резво убег, нешто твоих погон испужался? Меня он боялся, меня! Я-то, поди, смогла бы признать - настоящий-то дьяк али кто в образе его. - Что еще за глупости? - неуверенно возмутился я. - Вы хотите сказать... - А я тебе с самого начала говорила - без колдовства здесь не обошлось! - Да заарестовать их всех подряд, и делу конец! - подал совещательный голос Митяй. Как деревенский парень, он всякого волшебства боялся, будто собака палку. Я - иное дело... Я просто вырос в другой среде и переполнен здоровым скептицизмом по отношению к тому, с чем не сталкивался лично. Хотя... может быть, то, как бабка Мышкина приструнила, и есть колдовство? Почему-то я вспомнил об этом только сейчас, а ведь хотел спросить сразу... - Бабуль, а вот там, в боярских хоромах, вы Мышкину что-то про деревья или про шерсть сказали и он замолчал - это что, гипноз? - Гип... кто?! - удивилась Яга. - Чтой-то за слово мудреное? Давай уж по-нашему, по-простому... Околдовала я его, Никитушка, замкнула уста. Грубиян он и охальник. До самого утра слова вымолвить не сможет, а там уж, как заговорит, впредь думать будет. - Значит, это колдовство... Не уверен, что подобные методы воздействия могут поощряться законом. - Дык я на людях-то и не колдую почти... А только честь твою милицейскую поддержать надо было. Рази ж это дело - допустить, чтобы холопы боярские твою милость на конюшне плетьми охаживали?! - Он просто запугивал... - неуверенно начал я, но Баба Яга с таким пониманием взглянула мне в глаза, что я замолчал. Все верно. Если бы не она, неизвестно, чем кончился бы мой "дружеский визит" к зарвавшемуся самодуру. - Ладно, поздно уже... Всем отдыхать. Завтра продолжаем слежку за дьяком и выписываем ордер на арест гражданина Мышкина за попытку нападения на представителей управления по охране правопорядка и по подозрению в краже сундучка из царской казны. Все. Подъем на рассвете. В 9.00 я намерен быть у Гороха. К царю я отправился один. Яга осталась дома лепить пельмени. Митяй, как я приказал, выдвинулся на прежний пост, к филимоновскому дому. По дороге ничего особенно интересного не случилось. Дьяка я засечь успел, он вынырнул из царских палат буквально за минуту до того, как меня пригласила туда стража. Опять ни здрасте ни до свидания... Прошмыгнул мимо меня, надутый, как прокурор. Да и фиг бы с ним, но, когда я вошел к царю, Горох держал в руках лист бумаги, мрачный донельзя. - Донос на тебя, сыскной воевода! - буркнул он вместо приветствия. - Не может быть, - притворно удивился я. - Здрасте, ваше величество. Да за что ж это на скромного работника милиции ни с того ни с сего пошли кляузы, жалобы и анонимки? Не верьте вы им, я хороший... - Шутом бы тебе быть, а не сыском заведовать! - подковырнул царь. - Ну отчего же... Хотите, на спор угадаю, кто донос написал? Дьяк Филимон! - Догада... Ну, догада и есть! На, прочти, что тут про твою особу понаписано. - Горох ткнул мне в грудь лист бумаги и, заложив руки за спину, стал неспешно прогуливаться вокруг трона. - Да ты вслух читай, не бубни! - "...над честными людьми чинит произвол и беззаконие. Стрельцов понуждает невинных через весь город в отделение волочить. А коли кто слово супротив скажет - бьют нещадно..." Что, весь этот бред вслух читать или можно выборочно? - А как хошь, давай хоть бы и выборочно, да только не торопясь и с выражением, так чтоб аж слезу вышибало! - Угу... так, значит... вот: "...руки скрутив, в харю мне плевал и ругался не христиански. Дыбой грозился прилюдно, батогами, острогом и каторгой. По гроб жизни, дескать, с нар не слезу!" М-м-м... так, еще здесь: "...а сам пьян был без меры и потому зол зело. И сожительница его..." Кто?! Кого он сожительницей назвал? "...Баба Яга, старуха, как есть зловредная, по его же наущению обещалась порчу навести и трижды собакой гавкнула". Во дает... он же сам себе приговор подписывает, Яга его за такие оскорбления в мухомор превратит. Ага!.. Вот и самое интересное, на закуску: "...особу твою царскую материл столь грязно, что и повторить боязно! А по сему прошу нижайше доклад мой к сведенью принять, злодея Никитку укоротить, все бесчинные обвинения от меня, неповинного, отвести и..." Суду все ясно. Судя по столбику цифр внизу он еще пытается слупить с меня штрафы за моральный ущерб, судебные издержки, потерянное время и нанесенное ему, как сотруднику аппарата власти, оскорбления. О, так это еще не все?! "...Опосля чего в колодки его заковать, в поруб засадить и по суду твоему царскому, справедливому казни предать, а тело сжечь да пепел по ветру развеять. Уж этим, надежа-государь, я и сам займусь, чтоб даже памяти его..." - Как тебе? - съехидничал царь. - Застращал ты в одночасье все мое государство страшнее всех лютых врагов. Честным людям продыхнуть не даешь! Прям Змей Горыныч какой-то... - Ваше величество, подарите на память! Коллекционная вещь, на стену повешу... - взмолился я. - Отдай! Пущай здесь полежит, мне тоже иногда хочется перед сном страшную сказку послушать. А ты доложи, как дело идет. Я рассказал о нечищеных пуговицах, о визите в боярский терем, об инциденте, там произошедшем, об установленной слежке за дьяком и необходимом ордере на арест Мышкина. Горох слушал не перебивая. - Таким образом мы окончательно выясним степень причастности данных лиц к совершенному преступлению. Когда у меня на руках будут все доказательства, мы возьмем банду. - Одного я не пойму, - задумчиво сдвинул корону набок царь Горох, - зачем? Ясно же без слов, что воруют, да и бог бы с ним. Мы все воруем понемногу чего-нибудь и где-нибудь... С чего же на рожон лезть? Зачем они сразу столь много денег хапнули? Ведь ясно же, что большой пропажи быстрее хватятся... - А меня все так же тревожит украденный перстень. Почему он нигде не всплыл? - Я тут с Митрофаном Древним переговорил. Видел небось? Седой такой боярин, лет за сто ему, он ведь еще деда моего помнит... Спросил о перстне с хризопразом. Откуда, мол, кто купил или подарил, кому да в честь чего. Оказалось, что перстенек тот еще маме моей покойнице в приданом даден был. Вроде сила в нем колдовская есть, а какая - не помнит... - Давайте уточним, ваше величество, - заинтересовался я, - что, за все время царствования вашей матушки как волшебный предмет перстень не использовался? Он на вашей памяти вообще функционировал хоть раз? - Нет... О чем тебе и толкую. Ты с Ягой о том поболтай, она бабка опытная, может, своими путями чего и прознает. - Царь-батюшка! - В дверях показалась смущенная стража. - Тут из думного приказа дьяк новую бумагу передал. Срочный донос от боярина Мышкина. Мы с царем понимающе переглянулись. - Велю подать сюда! - Я первый читаю! - Нет, я! - Пойдем на компромисс - читаю я, но вслух. - С выражением? - Естественно, как Смоктуновский! - уверил я, и царь согласился. Опуская все необходимые в этих случаях титулы, мы быстренько переключились на главное: "...холопов моих верных избил почем зря, а злостная Баба Яга собак цепных ворожейным словом заколдовала, отчего они поныне скулят, а лаять или кусать кого - не хотят!" - А старушка-то все еще в силе, - искренне удивился царь, - мне говорили, что она в молодости знатная колдовка была. В лесу дремучем избушку на курьих ножках имела, в ступе по небу летала, помелом подгоняя. С самим Кощеем Бессмертным дружбу водила, а уж всякие упыри, лешие да русалки -- те у нее в подчинении как шелковые ходили. Сколько царевичей-королевичей извела... и помыслить страшно! - Да будет вам на мою хозяйку наговаривать... - Так ведь и я думаю, что брехня! Фактов нету. Свидетелей тоже. Одни сплетни... Ну, не тяни, дальше читай! - Читаю: "Участковый же совсем стыд потерял и на честных бояр поклеп возводит совершенно без уважения. Подозрителен без меры, к чинам, да имени родовому, да заслугам перед Отечеством должного почтения не имеет. А еще доложу, царь-батюшка, что требовал сыскной воевода откуп от меня, убогого! Полтерема, четверку борзых коней, дворовую девку Парашку, а сверх того - пятьсот монет да персидскую мухобойку, тобой, государь, пожалованную..." - Тьфу ты, прости Господи! - рассердился Горох. - А мухобойка-то тебе на кой ляд сдалась?! - Митяя от варенья отгонять! - пояснил я. - Так сразу бы оглоблю просил али пушку настенную... Чего мелочиться? Дальше читай. - Дальше... ага, тут он уже лично о себе пишет: "...и служил тебе, государь, верой и правдою столько лет, живота своего не жалея. Ночей не спал, недопивал, недоедал, все силы положил, казну твою от злодеев охраняючи. Смилуйся, царь-батюшка! Доколе аспид энтот в милицейском платье над слугами твоими верными изгаляться будет? Доколе произвол и унижение терпеть, попреки да обиды сносить, брань да побои принимать, страдая безвинно? А надо тебе того Никитку участкового наказать примерно! Вот уж как он на дыбе повисит, а опосля в кандалы, да железом каленым..." Дальше можно не читать... Все одно и то же. Меня уже мутит от богатства садистской фантазии ваших подчиненных. - И то верно, - согласился Горох. - Возьмешь моих стрельцов, перероешь терем Мышкина и дьяка потрясешь. Да не рассусоливай с ними! Бумагу в приказе возьмешь, я подпишу. - А как же доносы? - Пущай полежат до срока. Вдруг и пригодятся, не ровен час. А теперь пошли со мной... - Куда, ваше величество? - Чай пить, - объявил царь Горох, дружески обнимая меня за плечи. Мы с ним хорошо посидели. Несмотря на разницу в возрасте (мне -- двадцать два, ему - тридцать три), мы отлично понимали друг друга. Царь был вдов, его жена, царица Ульяна, умерла три года назад, не оставив ему детей. Бояре, духовенство да и весь простой народ активно уговаривали государя жениться. Предлагались на выбор дородные красавицы из местных, самых благородных кровей, две княжны из сопредельной Тьмутаракани, польская королевна из соседнего Крякова и, по-моему, даже какая-то знойная негритянка из семьи многодетного вождя далекой Эфиопии. Однако Горох не горел желанием вновь охомутать себя законным браком. Его вполне устраивало тисканье дворовых девок в темных углах терема. Надо признать, мужчина он был симпатичный и жалоб на "последствия" никогда не получал, щедро отсыпая каждой подружке на столь богатое приданое, что их охотно забирали замуж царевы слуги. Но, так или иначе, царь отдавал себе отчет в том, что когда-нибудь вопрос о престолонаследии встанет ребром. Внебрачных детишек на государевом подворье носилось штук пятьдесят, а настоящего царевича все-таки не было. - Да женюсь я, женюсь... Куда денусь? - рассуждал Горох, прихлебывая липовый чай с земляничным вареньем. - Вот хоть на Златке Збышковской из Крякова али на эфиопке энтой... как ее... Тамтамба Мумумба? Перекрестим в Татьяну Мумушкину, наденем сарафан, вот только как косу заплетать? Глядел я на ее портрет - на башке одни кудряшки! Чистая овца. Но ликом черна и прекрасна... В баню буду водить почаще, отмоется поди, побелеет, а? - Это вряд ли, - вздохнул я. - У негров такая пигментация кожи. Тут уж ничего не попишешь, это на всю жизнь. Хотя... Вот ваши дети, например, могут рождаться либо черными, либо... не очень черными. - Хм... утешил. А сам-то ты, Никита Иванович, чего холостым ходишь? Али до сих пор не приглядел себе ни одну зазнобушку? - У меня была невеста... там, в моем мире. Хорошая девушка, педагогический институт заканчивала. Наташа... - Знатного ли рода? - Ну, это у нас не играло такой уж важной роли. Хотя она по материнской линии происходила аж от князей Долгоруких, основателей Москвы. - Так чего ж ты тянул?! - возмутился царь. - Жениться надо было на княжне, а все ученье свое она бы и дома продолжила. Не след девице шибко образованной быть, не для того она в жизни предназначена. Ну да не горюй! Дело прошлое, чего было, того не воротишь... Она уж, поди, давно за другим. - Утешили, - в свою очередь хмыкнул я. А в самом деле, не могу сказать, чтобы я сходил с ума от разлуки, и был благодарен за это именно ей, моей далекой Наташе. Когда-то давно она, начитавшись Дейла Карнеги, вбивала в мою неуравновешенную голову искусство перестать беспокоиться и начать жить. Если не можешь сию минуту изменить ситуацию, не спеши, выдохни, займись другим делом, а к данной проблеме вернешься потом. Если же и потом ничего не изменилось, значит, такова твоя судьба и не стоит с ней бодаться - рога поломаешь. Живи тем, что есть. Помни о том, что было. Верь в то, что будет. Но не позволяй ни прошлому, ни будущему портить твою жизнь. - Ну, что Бог ни делает, то к лучшему! - очень к месту подытожил мои умозаключения царь Горох. - Чую я - вместе мы свадьбы закатим, пока недосуг - дел полно. Мне еще послов иноземных принять надо, да и ты сюда не за чаями шел. Стрельцов-то поболее возьми, не хочу, чтоб боярин вдругорядь в искушение впал да со всеми своими холопьями вас вдоль улицы дрекольем попер. Вы - царевы люди! Государева служба! Милиция! Не хухры-мухры... В общем, действуй давай, сыскной воевода. Я решил, что полусотни стрельцов мне будет более чем достаточно. Для пущей важности им было приказано идти за мной с песней, и улочки вздрагивали от залихватского: Соловей, соловей, пта-шеч-ка! Эх, да канареечка жалобно поет! Очень красивое и впечатляющее зрелище. Пятьдесят рослых бородатых молодцов в красных праздничных кафтанах, с начищенными бердышами на плечо, барабанщиками и знаменосцем. Следом неслась счастливая стайка мальчишек, а пока мы добрались до боярского двора, за нами уже увязалась изрядная толпа ротозеев. Несмотря на обеденное время, столько народу полезло поглазеть на наш военный парад, что тесовый забор Мышкина буквально прогибался под напирающими представителями любопытствующих горожан. Время от времени кто-нибудь громко спрашивал: - Люди добрые, а чаво случилось? - Бояр Мышкиных под арест берут! - на всю улицу так же орал неизвестно какой умник. - Да за что ж их так, сердешных? - Как за что? Знамо дело, за государеву измену! - Точно! Мышкины, они завсегда с басурманами снюханы были! - Не приведи Господь... - Да вот те крест! - За воровство их берут! Стало быть, все из царева терема понатаскали: злата, серебра, сундуков с каменьями самоцветными - несметные тыщи! Ложки серебряные, и те уперли. Вот как государю наутро кашу-то подали да деревянную ложку в белы рученьки дали - тут-то и осерчал батюшка... - Иноверцы они! Креста христианского не признают, в церкви к иконам задом становятся, перед храмом шапку не ломают, ручку попу не целуют... - Вот-вот! Колдовская их порода и есть! Намедни все боярыню видели, когда она пестрой свиньей обернулась да вдоль по улице бежала, а в зубах у ей ворованный куренок был... - Брехня! Откуль ты знаешь, что то боярыня была? - Дык... А у ней серьга в ухе посверкивала, и ругалась сквозь зубы мастерски и все задом вертела... туда-сюда, туда-сюда! Вылитая боярыня и есть... - Граждане! - Мне пришлось до надрыва горла повысить голос. -- Попрошу разойтись по домам и не мешать работе органов правопорядка. - Да ты не сумлевайся, сыскной воевода, мешать не будем! -- восторженно завопили из толпы. - Ты токмо скажи, когда терем поджигать, а уж мы пособим. Поможем твоим органам. И пепла не оставим от государевых ослушников! Я страдальчески вздохнул, жестом попросив стрельцов отогнать энтузиастов подальше, а сам деликатно постучал в ворота. - Кто там? - задал неостроумный вопрос тот же мужик, что встречал нас с Ягой. - Милиция. - Не велено... - заскулил бедолага, но ворота отпер. А куда бы он делся, если мы тут с таким ОМОНом? - Где боярин? - неторопливо спросил я, направляясь в терем. - Ох, батюшка... горе-то какое! Пропал кормилец наш... Боярыня выла не переставая. Семь бабок, нянек или как их еще там наперебой успокаивали несчастную, поскуливая так старательно, что порой заглушали даже саму хозяйку. Кто стоял на коленях перед образами, кто читал вслух Святое Писание, кто подсовывал чарку с медом, кто размахивал дымящимся букетом высушенных трав... Все были при деле. Естественно, объяснить мне, что же произошло, не мог никто. Пришлось присесть в уголочке у окна, перехватить у пробегающей девки с подносом ковш кваса и ждать, пока обстановка нормализуется. К сожалению, боярыня взялась за истерику всерьез и надолго. Когда стрелка моих часов отсчитала пятнадцать минут, я высунулся в окно, делая знак стрельцам. Спустя мгновение мои молодцы так быстро вытолкали из помещения всех сочувствующих, что бабки даже не успели осознать, как это произошло. Мы с боярыней остались один на один. Поняв, что изображать безутешную вдову больше не перед кем, хозяйка быстренько вытерла слезы и повернулась ко мне: - Что делать-то будем, батюшка сыскной воевода? Ведь и вправду пропал мой мужик... - Разберемся, - пообещал я. - Давайте-ка по порядку. Ваше имя-отчество? - Меланья Карповна, урожденная Дурнова, по замужеству Мышкина. Трое детей. Муж служит государю в высокой должности. - Странно, ваш муж уверял, будто детей у вас семь и восьмым вы беременная. - У него, может, и семь, - вспыхнула боярыня, - откуда я знаю, кто где бегает, а только я троих родила... В законном браке! А насчет того, чем беременная, про то не ему судить. - Так. Записал. Чем занимаетесь? - Да чем же замужняя женщина заниматься может? За что ж вы обо мне такого мнения? - густо покраснела боярыня, на вид ей едва ли было за тридцать. - С детишками вожусь, по хозяйству опять же, потом шью, вышиваю и... все. А ежели кто из девок протрепался, будто бы я со стрельцами молодыми занимаюсь чем там ни есть, - так то брехня! Я их, мерзавок, завтра же велю всех перепороть. - Минуточку, будьте добры всего лишь объяснить, что вы делали вчера и сегодня до того самого момента, как пропал ваш муж. - Вчера? - Боярыня подперла ладошкой румяную щечку и впала в глубокую задумчивость. Ее голубые глаза подернулись романтической дымкой, по-видимому, воспоминания доставляли томное удовольствие... В ожидании ее рассказа я высунул нос - в окно и дал приказ стрельцам перетрясти все, что можно, в поисках исчезнувшего перстня и пропавшего боярина. Хотелось все закончить хотя бы к ужину. Обед, естественно, пропал безвозвратно, Яга меня не дождется, а царский чай с баранками и вареньем - все-таки не еда. - Вчера весь денек я по хозяйству руководила. Девки перины взбивали, так я им и указывала. Потом чай пила, Богу молилась, а как стемнело, мы с Афанасием Федоровичем в постель возлегли. Ну... там... ничего не было. Уснул батюшка наш, повернулся ко мне спиной своей белой и захрапел, скотина... - Хорошо, значит, ночью он был при вас. Что вы делали утром? - Встала, умылась, оделась, завтраку откушала, икорки белужьей, осетринки немного, щец тарелочку, пирожки с брусникой, визигой, капустой, да курник не слишком крупный... Потом грузди соленые, кисель клюквенный, ватрушки с творогом и... - И? - невольно заинтересовался я. - Анисовой рюмочку; - шепотом выдала она, старательно краснея. Терпеть не могу допрашивать женщин, они почти всегда врут, но никогда не поймешь, где, в какой момент и с какой целью. Вот ведь прекрасно понимает, о чем я спрашиваю, а несет все подряд, любую чушь, лишь бы не отвечать на поставленный вопрос. Каким местом женщины чуют, что мужчина не причинит им вреда? Другой бы давно отдал приказ, и боярыню за волосы отволокли бы в пыточную камеру, и через полчаса я бы знал самую засекреченную информацию. Но ведь понимает, подлая баба, что я этого не сделаю... - С вашим питанием мне все ясно, теперь давайте об исчезновении мужа. - Чего ж тут давать-то? - вновь засмущалась Меланья Карповна. У меня начало складываться нездоровое впечатление, будто во всех моих словах она видит какой-то особый, извращенный смысл. - Муж мой еще до завтрака к дьяку думному побег. Бумагу писать собирался. О чем, мне неведомо, но дело вроде бы спешное, государево. Как я из-за стола-то встала, тут и стрельцы охранные прибежали, дескать, царь велел боярину пред очи его ясные явиться. Ну я возьми да и скажи, что батюшка Афанасий Федорович еще часа четыре назад в терем царев отправился. - Так. А они? - Они говорят, нет, мол, в государевых покоях боярина Мышкина. Я их к дьяку в дом послала, да девку Парашку с ними. Парашка как прибежала, так ревмя и ревет! Не был кормилец мой у дьяка-то... Я уж всех слуг по Лукошкину на поиск отправила, сама сижу смирнехонько, слезы лью, а вестей никаких. Ни в тереме царском, ни в кабаках, ни у друзей, ни на базаре, ни в церкви Божьей - нет моего мужика! Тут вот и вы пожаловали... Ой-й-й... да что ж мне делать-то теперь, горемычной? И не жена, и не вдова... Да на кого ж ты меня покинул, сокол ясный, лебедь белый, голубок сизокрылы-ы-ый... Боярыня страстно рухнула мне на грудь, крепко прижав меня к себе дебелыми ручками. Я пару раз дернулся - бесполезно... Китель начинал намокать от горючих слез, а боярыня, хлюпая носом, все крепче и крепче прижимала меня к себе, явно требуя активного утешения. Если не удастся вырваться, то эта богатырка утешится мной сама, не дожидаясь моего пассивного согласия. - Меланья Карповна! Прекратите сейчас же! Сюда же войти могут... - Да кто ж посмеет?! - Как кто? Полон дом народу! - А вот скажи, каково теперь бабе без мужика? - Шаги в коридоре! Пустите меня! Я при исполнении! - Пусть только сунутся - на конюшню и в батога! - Все равно не могу... - Да я тебе денег заплачу! - твердо молвила боярыня, пытаясь повалить меня на скамью. Слава тебе, Господи! В дверь действительно постучали. - Батюшка сыскной воевода! - просунулась в комнату конопатая физиономия стрельца. - Там в подвальчике место нашли... непонятное. А не изволите ли взглянуть опытным глазом? - Иду! - Я вырвался, встал, поправил галстук, подхватил планшетку и едва не расцеловал парня "за спасение". Гражданка Мышкина отсутствующим взглядом смотрела в окно, ее полная грудь высоко вздымалась, а рука тихо гладила скамью в том месте, где я только что лежал. Стрельцы вывели меня во двор, к овину, там в самом углу был обнаружен скрытый в полу люк. Стрельцы отгребли в сторону солому, зажгли свечи, и я, в сопровождении двух дюжих парней, спустился по лестнице вниз. Довольно большое помещение почти на треть было завалено оружием, но форма мечей, копий и сабель здорово отличалась от уже виденных мною. Все в изгибах, сталь вороненая, зловещего черного цвета, с так называемыми "зубами". - Шамаханское, - загомонили стрельцы. - Да тут его целый арсенал... Молодцы! Всех представлю к награде, бочку вина за счет казны, - громко похвалил я, по ходу дела продолжая осмотр. В углу, на дубовом чурбачке, стоял каменный идол - очень грубая скульптура из серого гранита, изображающая лысого монгола с щелками вместо глаз, отвисшим брюшком и страшными оскаленными клыками. Рот божества был перемазан засохшей кровью. Японский городовой! Только идолопоклонников мне еще не хватало... Оргии, кровавые жертвоприношения, черные ритуалы, буйнопомешанные пляски, пьянство, разврат, разгул - и все на моем участке! Меня вновь переполнила здоровая ненависть милиционера к нарушителям правопорядка. В противоположном углу зияла солидная дыра. Я послал стрельцов поглядеть, как далеко ведет этот ход. Они вернулись минут через тридцать, доложив, что обнаружили в конце лопату и две кирки. Учитывая близость дома боярина к крепостной стене, я был почти уверен, что подземный ход рылся с целью тайного входа или выхода из города. Так... против гражданина Мышкина скопились слишком серьезные улики. Дело о краже сундучка грозило обернуться куда более серьезными последствиями. Что бы там ни наворотил боярин, его надо срочно найти, арестовать и допросить. Я вышел из овина, оставив внутри четверых стрельцов и еще троих снаружи у дверей. Десятерым было приказано квартировать: в тереме на случай появления хозяина, остальные, отправились к царю. Лично я уже изрядно вымотался, время обеда - святое время, а тут, того и гляди, еще без ужина останешься. Всю дорогу к Яге меня неотступно преследовали навязчивые вопросы. Почему исчез боярин? Почувствовал опасность ареста? Испугался сообщников? Зачем он устроил у себя на подворье склад оружия, тайное капище, подземный ход за городскую стену? Все это здорово напоминало заговор с оттенком международного терроризма и серьезно меняло мое мнение о Мышкине. Первоначально я считал его просто трусоватым хамом, способным злоупотребить своим служебным положением, но чтоб он пошел на крупное дело... Надо поподробнее расспросить Ягу насчет этих шамаханов. Что-то здесь нечисто... Боярин Мышкин никак не тянет на главу серьезной группировки. Дьяк? Тоже замешан в этом деле по уши, но крутым авторитетом не выглядит. Казначей мертв. Других подозреваемых у нас нет. Значит, все по-прежнему крутится в этой тройке. Баба Яга встретила меня оханьем и аханьем по поводу нарушения моего режима питания. Сил спорить просто не было... - Никитушка, сейчас же мой руки да за стол! Пока не откушаешь -- никаких разговоров. Даже слушать не буду, не спорь со старухой! - Слушаюсь! - козырнул я. - Одна просьбочка, бабуля, пока я ем, расскажи-ка мне все, что тебе известно про магический камень хризопраз и конкретно о шамаханах. Яга быстренько заставила скатерть, села напротив, глядя на меня самым сострадательным взглядом. Несмотря ни на что, свой рассказ бабка начала, лишь когда я основательно наелся. - Сперначала давай о шамаханском царстве поговорим. Городище ихний, Сарай называется, от нашего государства не слишком далеко, верст за сто. Орды их по всем степям кочуют, грабят, убивают, разбойничают... Внешне они дюже на печенегов или хазаров похожи, только еще злее и хитрее. Нападают на деревни, когда мужики в поле. Стариков режут, девиц да жен молодых с детьми - в полон угоняют. А что не могут с собой увезти, то жгут без жалости. На наше Лукошкино давно зубы точат. Приступом взять не смогут, стены высоки, стрельцы не из трусливых, да и жители, случись что, в стороне не останутся. Неторопливо прихлебывая липовый чай, я вкратце обрисовал все, что мы обнаружили в мышкинском овине. Бабка здорово помрачнела: - Дык... ведь это ж заговор, Никитушка! Нужно срочно царю доложить. - Стрельцы с докладом уже там. Жена боярина, некая Меланья Карповна, утверждает, что ее муж рано утром ушел с деловым визитом к дьяку Филимону. Но ни у дьяка, ни у царя, ни на базаре, ни в церкви его не было. Вышел из дома и... все, исчез. - Темное дельце. Ну, а ты что? - Объявил его в розыск. Стрельцы весь город перелопатят, им даже примет не надо, боярина и так любая собака знает. Меня больше интересует другое. Сегодня за чаем Горох выдал мне забавную историю о перстне с хризопразом. Эта вещица была в составе приданого его матери. Перстень якобы должен обладать некой магической силой. В чем конкретно она выражается, царь не знает, но мы оба склонны предполагать, что именно из-за этого его и украли. - Сама я о том перстеньке ничего не ведаю, но поспрошаю. На вечерней заре выйдем во двор, поговорим с кем надо, глядишь, чего и вызнаем. А сам-то, милок, как думаешь дальше быть? - Дождусь Митяя и ближе к ночи устрою обыск дома дьяка. Возможно, найду недостающие улики, без этого мозаика никак не хочет складываться. Я подозревал, и вполне логично, что все трое запускали лапы в государственные средства. Вероятно, боярин, чувствуя себя наиболее значимой фигурой, неожиданно решил хапнуть побольше. Его жена тратит немало денег на свои наряды, да еще и щедро награждает бравых молодцов за небольшие, но приятные услуги. Казначей Тюря быстро понимает, что к чему, и начинает шантажировать гражданина Мышкина. В результате развития следствия боярин теряет голову и, связавшись с шамаханами, натравливает одного для поджога нашего терема. Другие, выбрав время, убили казначея и подбросили ему сундучок, находящийся в розыске. Сам Мышкин советуется с Филимоном и пишет па меня донос. Поняв, что это не сработало, он ударяется в бега. Шамаханы как-то проникают в город и готовят подземный ход за стену на задворках боярского подворья. - Я разобью энту твою версию за пять минут на куски-осколочки, плюну и в пыль разотру! - гордо подбоченилась Баба Яга. Мне осталось только сокрушенно пожать плечами. Если бы свою теорию разбивал я сам, то наверняка справился бы еще быстрее... Под вечер заявился Митяй с докладом. Дьяк Филимон вышел из дому на рассвете, до обеда крутился на государевом дворе, и Митька бдил за ним через щели в заборе. Когда отряд стрельцов под моим командованием отправился на арест к Мышкиным, дьяк выждал полчаса, вышел из ворот и вплоть до самого вечера шнырял по городу. - Ох и умотал же меня, аспид! Носится туда-сюда, словно собака бешеная. А я за ним, аки репей у ейной псины на хвосте - уж как прилип, так не отлипну! Завсегда готов к героической службе на благо Отечества... - Давай по порядку, куда заходил дьяк? - Да как же я, батюшка воевода, буду по порядку, коли он, ирод долгополый, так беспорядочно бегал! - взвыл мой измотанный соглядатай. - На базаре он был, по всем прилавкам лазил, все щупал, по купеческим подворьям шастал, везде нос совал, а кои места и мелом крестиком метил. - Что именно? - заинтересовался я. - Конюшни, кузницы, склады оружейные да скобяные, амбары хлебные, колодези, казармы стрелецкие, подвалы пороховые... - пустился перечислять Митяй, загибая толстые пальцы. С математикой у него туго, но этими же Пальчиками парень кованые шпигари в узел завязывает... Однако филерская работа пошла у него лучше, чем пассивная слежка за домом. - Молодец! Хвалю за выполнение задания. Бабулечка-красотулечка, будь добра, поставь ковшик меду герою. - Ведерко бы... - скромненько потупился наш хитрец. - Неча парня опосля работы спаивать, - привычно заворчала бабка, но корчагу с медом таки дала. Пока Митька разливал содержимое на два ковшика (себе - побольше, мне - поменьше), я продолжил расспросы: - Дьяка до дома сопроводил? - А как же, Никита Иванович, аж до самых ворот, и даже калиточку ему распахнул. - Что?! - Дык, говорю, как до дома-то его мы дошли, он уж совсем избегался, дышал тяжело, а мне что, жалко? Дай, думаю, подмогну государевому человеку. Ну, так калиточку и распахнул... - Так ты... ты всю маскировку... - не сразу допетрил я. - Ты хочешь мне сказать, что он видел, как ты за ним следил? - Сперначала-то, нет, - охотно пояснил "филер", приканчивая третий ковш, - а вот уж когда он метки мелом ставить начал, тут я не удержался, подошел поближе, чтоб лучше видеть. Так за плечом и стоял... Потом рядом, а там за разговорами уж вместе те крестики и ставили. Вдвоем веселее... - Никитушка! - Баба Яга укоризненно перехватила мою руку за секунду до того, как я отвесил Митьке подзатыльник. - Не калечь дурачка, он у нас и так на голову ушибленный. Старался, как мог... - Надеюсь, хоть языком-то не трепал? - все еще едва сдерживаясь, зарычал я. - Дык... этого... ничего... - Что ничего?! - Ничего такого я ему не сказал, - задумчиво ответил наш герой, опуская на стол четвертый ковш без малейших признаков алкогольного опьянения. -- Он спросил, чего это я тут хожу? Я ответил, что гуляю я тут. Он покивал, по плечу меня похлопал, халвы ореховой мне купил... - Чего сделал? - в свою очередь распахнула рот бабка. - Да чтоб дьяк Филимон по своей воле, на свои деньги, хоть кому горсть семечек купил?! По всему Лукошкину должны кобели передохнуть! - Так вот и мне ж он таким странным показался! - буркнул Митька. -- Халвой кормит, рюмку водки уговаривал откушать, все о тебе, воевода-батюшка расспрашивал. - О чем именно? - Ох, гражданин участковый, даже и выговорить смущаюсь... - Говори! - хором рявкнули мы с Ягой. - Стыдоба... - покраснел парень. - Как же я такое при порядочных людях говорить буду? - Митька, не тяни... - Ох и срамотища-то... Да чтоб у меня язык отсох подобную погань в присутствии начальства сызнова повторять! Я на пару с бабкой вцепился в ковш, который Митяй уже в пятый раз наполнял хмельным медом.