пустил меня вперед. Бояре возмущенно ахнули, но государь демонстративно захлопнул двери у них перед носом. - Выпьешь? - Выпью. - Мне действительно хотелось выпить, не меньше чем ему. Горох взял с подоконника ополовиненный штоф, зубами вытащил пробку и нервно разлил в две стопки. Пили не чокаясь... - Когда это случилось? - Утром... а может, и ночью. Бабки всполошились, что у нее ставни не заперты, все ведь закрывают по ночам. Дверь была не заперта, вошли, глянули - она на лавке, коса по полу... - Ему было трудно говорить. Что бы мы ни думали о случайных связях начальника и подчиненной - мы все равно никогда не знаем всего. Дворовая девка и царь... Видимо, даже сам Горох не подозревал, как много места она занимает в его душе. - Тело никто не трогал? - Вроде нет... - Я отправил туда Ягу. Она проведет необходимую экспертизу, поищет возможные улики. Вы успели вчера посмотреть протокол допроса дьяка? - Успел... - Горох добавил еще по стопочке и кивнул мне: - Ты говори, Никита Иванович, мне забыться надо, отвлечься, не то сорвусь... Что-то там по поводу черноволосой девицы? - Да, но вполне возможно, что это парик или волосы были перекрашены. По словам дьяка, она приходила вместе с Ксенией в ночь перед кражей чертежей. - Помню... Ночь эту помню хорошо, а вот с девкой суета какая-то получается. Не было у меня никого. Вот сам посмотри... Вход сюда один, здесь окно, лавка, столик малый да шкафчик с закусками - где спрячешься? Я-то сам в спальне был, вот за этой дверью, Ксюша вошла одна. Ежели кто с ней и был, так за дверями остался. - Значит, фактически один на один с потайным сундучком? - Да говорю же, отколь ему, вору, было знать, где что прячется?! Тут ить угадать надо, куда ступить, как обернуться, опять же ключи у меня на шее были. Я подошел к двери в спаленку, на них не оказалось ни замка, ни крючочка. - Вы спали с Сухаревой? - Нет... в бирюльки играли, - буркнул царь. - Я не в этом смысле. Она осталась у вас ночевать? Вы уснули вместе? - Ну да вроде... а что? - Если гражданка Сухарева по простоте своей провела вплоть до ваших покоев свою "подругу", оставила ее "погодить" на лавочке, а сама вошла к вам в спальню - естественно, что вы вторую девушку не видели. А вот она вполне могла заглянуть к вам, убедиться, что все тихо, снять ключи, совершить кражу и перед уходом повесить их вам обратно на шею. - А...а...а из терема как же? - попытался возразить пораженный государь. - Просто, - ответил я. - Стрельцы никогда не станут задерживать девицу, выходящую из ваших покоев. Они даже отвернутся, чтоб не глядеть куда не надо. В ваши амурные дела рискнул сунуть нос лишь дьяк Филимон Груздев, прочие стыдливо молчали. - Да-а... - Горох обхватил голову руками и вновь потянулся к выпивке, но в дверь постучали. - Баба Яга с экспертизою! - доложили царские стрельцы. - Очень уж принять просют... Яга вошла бочком, царя она боялась и уважала, хотя "ради интересов следствия" всегда проявляла при нем несгибаемую твердость. Горох важно кивнул, широким жестом указал старушке на скамью рядом с собой и полез за третьей стопкой. На дне штофа еще что-то плескалось... - Нет. На сегодня алкоголя достаточно, я при исполнении. - Ладно, тебе не наливаю. Мы с бабушкой на двоих выпьем, да? - И ей нельзя. Давайте сначала выясним, что у нас там по делу. - Сначала выпьем! - Нет, - твердо уперлись мы с бабкой. - За покойницу?! - мгновенно набычился государь, сведя брови над переносицей под совершенно невероятным углом. Мы выдержали тяжелый психологический поединок, и в конце концов под нашими праведными взглядами Горох опустил глаза и сдался. - Докладывайте, - попросил я Ягу. - Докладаю, - приступила бабка. - Гражданка Сухарева Ксения Николаевна не своей смертью померла. Убили ее. Отравили начисто, тем же ядом и тем же макаром. В кружке с чаем развели, да ей и подсунули. На столе халва осталась, пряники, пирог, кусками порезанный, - не одна она за полночь чаевничала. На мизинчике левом ноготок сломан, токо уголок остренький торчит. Думаю, ужо когда падала, убивец ее поддержал, чтоб шуму не было, а она об его одежу али еще чего ноготь и обломила. - Возможно, оставив царапину или ссадину? - уточнил я. Бабка согласно кивнула. - Да вот волос еще, рыжий, длинный... Больше ничего полезного сказать не могу. Все обсмотрела, обыскала, обнюхала - прямого чародейства нет. Но было оно... что-то такое махонькое в воздухе носится, а угадать не могу... - Тот, кто взял чертежи, попытался залечь на дно. Однако из боязни, что мы его все равно достанем, он начал планомерно уничтожать свидетелей. Это может означать только одно - следствие движется в правильном направлении. К сожалению, я не великий Шерлок Холмс и не почтенный отец Браун. Наши милицейские методы зачастую рутинны и не всегда завершаются театрально эффектным финалом. Мы будем следовать путем логики и фактов, а факты таковы... - Никита Иванович, - дрогнувшим голосом перебил государь, - хрен бы с ними, с чертежами! В конце концов, мои умельцы новых намастрячат, но убийцу Ксюши найди! Живьем поставь пред очи мои мутные... - От чего ж мутные-то, батюшка?! - перекрестилась Яга. - От горя и алкоголю, - значимо ответствовал царь. - Так вот, факты таковы, что сейчас у нас сохранился только один свидетель - думный дьяк Филимон Груздев. И его жизнь находится в большой опасности... Однако если мы попробуем использовать его как живца, то наверняка выйдем на истинного виновника! - Или исполнителя, - поправила меня бабка. - Главный злодей-то, поди, дома сидит, паутину плетет... Но ничего, мы как веточки все обрубим, так и за корень возьмемся. Небось выдернем... А ты, государь, крепись... За отцом Кондратом пошли, он хоть до развратников и суров, но отпевание лучше всех в столице разумеет. Как поет... как поет, даже у меня, грешницы, сердце замирает... - Нет его, к послам константинопольским в монастырь соседний отправился, иконы редкие для храмов принять. Раньше послезавтра его и не жди, - вздохнул Горох. - Ну, тогда отца Евграфа из Иоанна Предтечи, тот тоже поп не из последних... - Спасибо на добром слове. За поддержку, за участие опять же, - царь поочередно обнял нас обоих. - Идите сами, провожать не буду. Вслед ругаться тоже не стану, настроение не то... Расстарайся, Никита Иванович, чай, не забыл - завтра поутру срок! - Так точно, примем к сведению, - козырнул я и невольно обернулся к дверям. Оттуда давно доносился невнятный шум, постепенно усиливаясь и прорываясь подозрительно истерическими взвизгами. Переглянувшись, мы все отправились посмотреть. В тереме творилось что-то невообразимое... Стрельцы спешно раздували фитили, со двора слышалось ржание встревоженных лошадей, туда-сюда носились взъерошенные слуги, бояре прятались по углам, со всех сторон летели ругань, плач, проклятия и причитания. Первым, кто хоть что-то смог объяснить, оказался памятный своим отношением к милиции добрый боярин Кашкин: - Бунт, государь! Народ поднялся... Последние два слова прозвучали у него особенно высоко и торжественно. Господи ты Боже! Ко всем моим проблемам вот только еще уличных беспорядков не хватало... Найду зачинщиков - сам расстреляю, без суда и следствия! Нет, ну какого черта, в самом деле? Куда нам тут бунт? У меня дело нераскрытое... - Корону мне! Доспехи! Коня! Всю гвардию под седло! Я им покажу... бунтовать!!! - взъерепенился Горох. Успокаивать его сейчас - дело гиблое. Нам надо бы тихо ускользнуть и огородами добраться до отделения. Хорошо бы еще и дьяка поймать по дороге, сразу бы и засаду устроили... - Погоди, сыскной воевода, не убегай! - вовремя перехватил меня царь. - К воротам со мной пойдешь! Мятежники небось тоже в твоем ведомстве... Я криво улыбнулся. Что делать, придется идти. Яга, вцепившись в локоть, семенила следом, напряженно бормоча: - Чегой-то не пойму я, старая, отчего бунт?! Вроде все так тихохонько было, жили себе смирно, без проблем, утром хоть бы повозмущался кто... и на тебе! За какие грехи тяжкие? Вроде податей немного, войны нет, голоду - в помине, веру никто не обижает, что ж метаться-то? Что-то не так... Не по уму выходит... - А раньше такие бунты были? - спросил я, припоминая, в свою очередь, исторические описания разинщины и пугачевщины. - При мне не было. Вот вроде при дедушке Гороха нашего был один, из-за соли. Купцы на нее дюже цену взвинтили... Ну, лихой народец подсобил, а там и пол-Лукошкина огнем сгорело... - Мрачноватая перспективка, - согласился я. Мы вышли на балкон третьего этажа, вглядываясь в бунтующую за воротами толпу. Мореный дуб царского забора успешно сдерживал ее напор, да и меж зубцов начали высовываться граненые стрелецкие пищали. Однако народное восстание, видимо, захватило умы слишком большой части населения. Всюду виднелись зажженные факелы, люди потрясали вилами и топорами, а меж бушующих толп горожан то тут, то там виднелись кафтаны наших еремеевских стрельцов. Это уже более чем серьезно! Да чтоб Фома Еремеев в нарушение присяги примкнул к явному бунту... Подобное просто не укладывалось у меня в голове. - Пушки тащи, пушки! Заряжай быстрее... - доносилось со двора. - Бабуля, побудьте здесь, я - вниз, к Гороху! - Куда, Никитушка, затопчут ведь в запале! - запричитала Яга, но я уже несся вниз. Если не успею, прольется кровь. Что бы и как бы ни было, кто прав, кто виноват, но если сейчас я не встану между народом и царем, то потом не прощу себе никогда! Если будет это "никогда"... - Прибежал? - Горох встретил меня уже при полном параде, готовясь сесть на боевого коня. - Постойте! Вы узнали, из-за чего бунт? - Сейчас узнаем... Как выедем, как из пушек пальнем, как... - Прекратить немедленно! - заорал я в полный голос так, что даже царь опешил. - Вы что, с ума сошли?! Воевать не с кем, так на своих же, русских людей бросаетесь?! Самодур! - Э... участковый, ты это... - Молчать! Самодур, тиран и деспот! - Но, но... я ить могу и... - Молчать, я сказал! И марш к воротам! Сначала поговорите с народом, выясните, что случилось, чего хотят, а уже потом принимайте меры. Вы царь или мясник в короне?! - Царь! - не на шутку обидевшись, взревел Горох. - А ну, молодцы, взять этого умника да связать покрепче, чтоб думал впредь, о чем языком молоть. И к воротам его, за мной... Меня связали быстро, я не сопротивлялся. В душе билась последняя, робкая, неосознанная надежда на то, что, может быть, все еще можно исправить. Горох смело полез по лесенке и встал на собственных воротах, метра на три возвышаясь над рокочущей толпой. При виде царя народ на мгновение примолк, а потом раздался такой дружный рев, что ворота задрожали: - Верни участкового, государь!!! Ей-богу, Горох обалдел... Хотелось бы сказать крепче, но на службе я не выражаюсь. Пришлось опустить очи долу и скромно промолчать. Двое-трое бояр в наспех застегнутых доспехах бросились к царю, вполголоса уговаривая его предать меня немедленной смерти как главного смутьяна и зачинщика. Стрельцы опустили приклады на землю, недоуменно поглядывая друг на друга. Если бы Горох был в сознании, то при его неуравновешенном характере мне бы запросто снесли башку и выкинули за ворота. Мол, просили - получите! Правда, через пять минут он бы волосы на себе рвал и попутно пообезглавил всех советчиков, но мне от этого на небесах было бы уже ни тепло, ни холодно... В этот критический момент мою молодую жизнь спасло одно -- царь впал в ступор. В смысле застыл с распахнутым ртом и немигающими глазами. Бояре покричали и отползли. Мстить мне без прямого разрешения государя они не могли, да и царские стрельцы вряд ли бы позволили. А народ, раззадоренный молчанием властей, приободрился и ударился в требования: - Отдавай участкового, надежа-государь! Всем миром поляжем, а не дадим заступника нашего извести! - Православные! Это же все бояре воду мутят... По их навету повели сиротинушку нашего босого, да в кандалах, да под саблями острыми, в темницу темную! Это все Пашка Псуров придумал, чтоб ему в аду со сковороды не слазить! А царь-то хороший... тока доверчивый... - Вернуть сыскного воеводу, и неча тут тень на плетень наводить! Все Лукошкино видело, как волокли его силком по городу и плетьми хлестали нещадно, а он, страстотерпец, только в платочек чихал... от боли немыслимой! - Выходи на площадь, царь! Народ тебя к ответу требует! Хоть и строг был Никита Иванович, а законы блюл! И мы блюдем! А коли кто из твоих бояр недоблюдет, так уж не прогневайся... мы поучим! Выкрики продолжали расти. В целом они были достаточно однообразны - вернуть меня, восстановить работу отделения, ну и все такое... Проявлялись, правда, периодически мудрецы, требовавшие заодно перетопить всех бояр в речке Смородине, выкатить из царских подвалов бочки вина и, спалив государев терем, отметить это дело общенародной дискотекой. Дураков везде хватает, всерьез их, слава богу, не воспринимал никто. Неизвестно, сколько времени этот балаган мог бы продолжаться, пока какой-то шкет не запустил в ворота гнилой сливой, а попал Гороху в корону. Толпа моментально смолкла, поняв, что перешагнула все границы. Горох автоматически поправил головной убор, икнул и очнулся: - Люди добрые! - Он обратился к народу, и голос государя был проникновенно величав. - Чем же я вам так не угодил? Чем обидел так, что вы меня за зверя лютого держите? Разве кого казнил безвинно? Разве землю нашу от ворогов не защищал, живота своего не жалеючи? За что ж позорите так, люди русские? Народ примолк... Случайное оружие неуверенно и виновато прятали, факелы загасили, все начали снимать шапки. Горох не ломал комедию, он был предельно искренен, и это было ясно каждому... - Кто сказать посмел, что я сыскного воеводу без дела обижаю?! Да мы с Никитой Ивановичем рук не покладая заботимся о вас денно и нощно. Он для вас закон и защита. Какой отец лишит защиты детей своих неразумных? Вы - дети мои... Вот он, участковый ваш, жив-здоров! С меня мигом сняли веревки и споро водрузили рядом с государем. - Ну что, головы мятежные? До чего дошли - до угроз помазаннику Божьему!!! Скажи им, Никита Иванович, друг сердешный... - Нехорошо, граждане, - прокашлялся я. - Царь приглашает меня к себе по важному делу, а вы нас глупыми подозрениями отвлекаете. Я очень ценю вашу заботу и благодарен за теплые слова в адрес нашей милиции, но царя-батюшку вы обидели зря. Обидели очень серьезно, при всех, обвинив в абсолютно немыслимых преступлениях. Стыдно, граждане... Я бы на вашем месте поспешил извиниться! Дальше было шоу... Весь лукошкинский люд начал бухаться на колени, креститься и просить за Христа ради прощения. Те же горячие головы, что вопили о свободе, вине и силе народного гнева, теперь громче всех орали: - Прости, государь, дураков неразумных! Правь нами и далее, аки отец родной! Не мыслим жизни без царя, не хотим власть иную... Хошь, руби нам всем головы, а тока не оставляй без своего светлого правления! Горох утирал слезы умиления. Царские стрельцы через забор братались с народом, прилюдно прося друг у друга прощения. Слезы радости насыщали воздух... Я сполз с ворот, не дожидаясь сентиментальной развязки событий. Наскоро простил тех, кто меня связывал, - они очень просили... Яга, спустившись наконец с высот царского терема, цепко взяла меня под руку и повела домой. Уходили через калиточку на заднем дворе. Улицы были пустынны. К тому моменту, когда осчастливленный царским великодушием народ с песнями пустился восвояси, мы уже дотопали до родного отделения. - В баню! - строго приказала Баба Яга. - Выйдешь - поговорим. А пока с себя всю энту суету да беготню не смоешь - и на глаза мне показываться не смей. В баньке я застал Митьку и тех четверых стрельцов, что за мной приезжали. Ребятки, видимо, ничего не знали о происходящем: подрались, помирились, напарились и сели в предбанничке, расслабляясь ядреным изюмовым квасом. Мне тоже налили. Я посоветовал стрельцам возвращаться к начальству, а то как бы в рамках "бунта" их не сочли пропавшими без вести. Митяй набился мылить мне спину, и мы немного поговорили о дальнейших планах расследования. - Значится, будем ловить Настасью-воровку... Это дело нужное и вполне понятное. А тока хорошо же она скрывается, ежели мы до сей поры ее нигде обнаружить не сумели... Может, какая наводочка полезная образовалась? - Митя-я... спину мне протрешь! Разошелся с мочалкой, не такой уж я грязный, кстати... - Ой, так я вас сейчас водичкою тепленькой... вот! Хорошо ли? - Хорошо-о... - блаженно вытянулся я. - Так вот, наводка пока одна, искать надо не только рыжеволосую девицу с серыми глазами, но еще и... - А вот веничком свеженьким, березовым! От первых же размашистых ударов у меня так перехватило дыхание, что я даже заорать не мог. Этот Геркулес хлестал мою бедную спину до тех пор, пока от веника не остались одни веточки... Потом еще и облил едва ли не крутым кипятком! - А-а-а-а-а-а!!! - А вот и ладненько... - удовлетворенно бурчал себе под нос наш садист-самоучка. - Вот оно и хорошо-то как... Коли так кричите, значит, все хвори из груди повыбегли! Доброго здоровьица вам, Никита Иванович, ужо небось не чихаете! Я слабо замычал в ответ. Счастливый Митяй легко перекинул меня через плечо, вынес в предбанник, вытер полотенцами, одел и... выпустил на волю. Я шел к Яге та-а-акой вымытый, что, казалось, не касаюсь ногами грешной земли. Митька топотал следом... После обеда я послал стрельцов на поиски дьяка. Фома Еремеев лично руководил всем заданием, необходимо было изловить гражданина Груздева тихо и незаметно, а вот в отделение вести его с шумом и помпою, так, чтоб весь город знал. Это очень важно. Митька отправился на базар, дабы выяснить у местных торговцев, кто, где и когда за последнюю пару недель покупал черный парик или фальшивую косу. Нам с Бабой Ягой предстояло самое трудное - спланировать всю операцию по захвату и обезвреживанию преступника... - Никитушка, а на то привидение, что в порубе у нас сидит, ты совсем поглядеть не хочешь? - Нет, ни капли не интересно. Я и так знаю, кто это. - Да кто ж? - Павел Псуров, - равнодушно бросил я. - Он так часто путается под ногами у стрельцов, отираясь у отделения, что почти наверняка именно его изловили и в этот раз. Можно подумать, парням хватать больше некого... Нравится ему у нас, что ли? - Так ить... как же... - недопоняла бабка, - он же не привидение небось? - Естественно. Сколько мне помнится, привидения - существа эфирные, им еще никто руки за спину не крутил и в милицейское отделение не доставлял. Так что этот бесплотный дух вполне осязаем. Негром мы его брали, краснокожим тоже, почему бы теперь стрельцам не замести его под видом заснеженного эскимоса? - Все одно не верю! Давай вытащим да посмотрим. - Времени нет, ну его! Если настоящее привидение, то его никаким порубом не удержишь, а если все-таки Псуров, так пусть посидит, пока мы с дьяком возимся... - Ох, Никитушка, а не мешаем ли мы этим альтернативному расследованию? - хитро сощурилась Яга. Я только хмыкнул в ответ. Время для игр в демократию прошло, сейчас надо просто делать свою работу. Подчеркиваю, свою! Мы свою знаем, остальным - просьба не мельтешить... - Никита Иванович! Дозвольте слово молвить... - В горницу шагнули двое стрельцов нашего отделения. - Мы это вчерась на ночь глядя грамотку царю носили... - Ну? - повернулись мы с бабкой. - Ну и к Сухаревой этой, к покойнице, тоже заходили, предупредить, чтоб дома была... - И что? - Дак и... ничего вроде... - неуверенно переглянулись оба, перепихиваясь локтями. - Утречком на службу вышли, вас нет, говорят, к царю повели... Потому как Сухарева-то это... померла. Мы и... сказать не успели... - Чего не успели? - Да теперь-то чего уж... поздно теперь-то. Тока когда мы в дверь ейную стучали, не одна она в доме была. - А с кем? - сразу напрягся я. - Да с подругой, видать... Мы-то внутрь не заходили, с порога слово ваше передали. А дверь незакрытая была, и девка чернявая за столом сидела. - Как она выглядела? Ну же, ребятушки, ведь вы видели убийцу! - Лица-то мы не видали... - понурились стрельцы, - спиною она сидела, в окошко глядючи. Вот коса черная, и на фигуру справная девка... Ежели б мы тока знали! А то ить ищем-то рыжую... - Ладно, свободны... - Я вновь опустился на лавку. - Смысла нет, теперь уже действительно поздно. Но кто же может так запросто ходить на царский двор, красть, убивать людей и оставаться незамеченным?.. - Не ведаю, сокол ты наш, не ведаю... Разве уж в этом деле без колдовства крупного не обошлось. Это ж надо задумать такое было, девку подходящую найти, чародейными силами ее оградить и нигде не попасться! Ох, кабы не одному Кощею такое-то по плечу... - Да, кстати, - вспомнил я, - мы напрасно сбрасываем его со счетов. Помните, царь сказал, что отца Кондрата в Лукошкине нет? Значит, Кощей вполне может появиться. - Не может! На дневном свете в православном городе все одно долго не протянет. - А ночью? - Ночью... может, - теперь уже призадумалась Баба Яга. - А ведь и верно, ночью - может! Не везде - от храмов да церквей подалее, но... Вот кто настоящий маньяк и есть! Из черных кошек он зелье шамаханское варит, а прочих по ночам забавы ради бьет! Головами кошачьими пропитается... - Чем?! - Мозгом, - пояснила Яга. Я даже не попытался это представить - стошнит. - Стало быть, рискнул-таки Кощей самолично в столицу заявиться! К отделению, знамо дело, близко не подходил, я б его, ирода, сразу учуяла. Небось в гостях у сообщника своего тайного хоронится. Днем спит да козни строит, а ноченькой темной на прогулки свою светлость выводит. - Очень опрометчивое решение... - поддакнул я, - в одном городе нам двоим тесно. И уйти придется ему! Если бы только как-то выяснить, у кого он снимает квартиру? - А ежели всех... обыскать, повально? - Долго, хлопотно и не даст стопроцентного результата. Остается надеяться, что он клюнет на нашу приманку с дьяком... - Клюнет! Уж он такого не оставит... последний свидетель, как же его живого отпустить? А тока как же ты его, Никитушка, под арест брать будешь? - Я убежден, что сам Кощей на серийные убийства не разменивается. Он наверняка пришлет своего напарника или напарницу... Если возьмем их, то захват Кощея в его тайном убежище днем будет только вопросом времени. - Опасное это дело... - У нас все дела опасные. - И то верно, - согласилась Баба Яга. Мы помолчали, философски обдумывая проблемы бытия. - Слышь, Никитушка, а зачем ему чертежи-то царские сдались? - Летучий корабль - штука стратегического значения. Если построить целую эскадру, то можно любой город забросать сверху бомбами. А может быть, и наоборот, он похитил их только из-за того, что боится, как бы наши летчики не сровняли с землей его Лысую гору. - Тогда чего здесь торчит? Ему ж с чертежами без оглядки бежать надо! - Ну, так ведь на воротах таможня лютует, ибо царский указ еще никто не отменял. И потом, у него появилась реальная возможность разделаться с ненавистным ему отделением милиции руками местных жителей. Чей только гнев на нас не пытались спровоцировать за это время - и царский, и боярский, и разбойничий, и даже народный! - Все так, Никитушка, все так... - покивала Яга. - Ой, глянь-кась, кажись, дьяка ведут? Действительно, по нашей улице строевым шагом двигался десяток еремеевских стрельцов, с почетом волокущих надсадно вопящего Филимона. Не ругаться бедный дьяк не мог, заклинание действовало исправно, но мат был очень сдержанным. Видимо, гражданину Груздеву никак не хотелось, чтобы в отделение его доставили добровольцы из народных дружинников. Просто потому, что стрельцы без приказа по шеям дают редко, а вот рядовые лукошкинцы... - Давайте его сюда, сразу объясним ситуацию и попросим помочь, - предложил я. Соратник Пашки Псурова не был даже связан, а потому держался гордо и вызывающе. У меня на этот раз не оказалось ни малейшего желания выслушивать грубости, я прямо предупредил дьяка, чтоб рта не раскрывал, и начал: - Гражданин Груздев Филимон Митрофанович, мы искренне просим у вас прощения за необоснованное задержание. Никаких претензий на данный момент милиция к вам не предъявляет. Даже наоборот, мы хотим предложить вам некоторое сотрудничество. Дело в том, что благодаря вашему доносу вы оказались единственным свидетелем, видевшим в лицо разыскиваемую нами особу. Все прочие, кто имел несчастье ее лицезреть, - мертвы... Скорее всего, мы столкнулись с поступательным и планомерным уничтожением свидетелей. Поэтому в целях вашей же безопасности мы были вынуждены так скоропалительно взять вас прямо посреди улицы и привезти сюда. В нашем порубе вам будет уютно и спокойно. Там, правда, есть одно симпатичное привидение, но оно наверняка возражать не станет... Посидите, отдохните, пообщайтесь... Максимум через пару дней мы вас выпустим. Нет, нет, благодарить нас не надо! Я еще не все сказал... Должен честно предупредить, что серийный убийца, естественно, сделает попытку к вам проникнуть. Обычно он использует цианистый калий, но, возможно, ради вас, в порядке исключения, попробует применить нож, удавку или кирпич... Не волнуйтесь! Мы будем рядом и примем все меры к его задержанию. Вы ведь всегда хотели попробовать себя в амплуа великомученика? Вот ваш шанс! Спасибо, не надо слов, я все читаю в ваших выразительных глазах. Уведите гражданина... Ну что, бабуля, охота началась?! Через несколько минут появился запыхавшийся Митька. Судя по исцарапанному лицу - на него напала свора неуправляемых леопардов, а по заплеванной спине - что в этом святом деле поучаствовали и дрессированные верблюды. В обеих руках он с трудом удерживал огромную охапку... девичьих кос! Не дожидаясь шумных проявлений справедливого интереса с моей стороны, он бухнул все это на пол, терпеливо объясняя: - Все исполнил, как велено! За последние две неделечки кос фальшивых никто не покупал. Хотя в продаже они есть и по осени даже спросом большим пользуются. Понятное дело, свадьбы... Любой невесте покраше перед женихом вырядиться хочется. Ужо на пути обратном чую, все какие-то подозрительные девки попадаться стали... Зыркают так и косами сзади зазывно машут! От, думаю, не иначе как на меня, милицейского сотрудника, покушение злобное мыслят. А кто против милиции злоумышлять может? Тока Настасья-разбойница! Да ведь как ее узнать? И тут меня, неразумного, словно обухом по башке озарило! Вы ведь сказать изволили, будто коса у ней фальшивая... Ну что ж, проверка - дело нехитрое и для девиц невинных сплошь безобидное. Ошибусь, так и извиниться не побрезгую. Хвать самую подозрительную за косу! Ан коса-то и отвалилась, фальшивка полная... Тока рыжих волос под ней не оказалося. И что вы думаете - как есть извинился! Честь милицейскую не уронил! За другую подозрительную взялся... Я схватился за голову. Баба Яга побыстрее вытолкала Митьку от греха подальше. Исправить его не под силу даже могиле! Это мой крест... Делать нечего, пришлось идти на базар. Двое стрельцов тащили с собой фальшивые косы, щедро раздавая их всем разобиженным. За этим неблагодарным занятием меня и застала смешливая Олена... Видимо, она шла от дядиной лавки на базар, в руках у нее была пустая корзинка. - День добрый, Никита Иванович. Опять по службе бегаете? Ой, да вы тут косами торгуете... - Здравствуйте, Олена, - почему-то смутился я - эта девушка обладает удивительной способностью вгонять меня в краску. Никакой торговли нет, мы их просто так раздаем всем пострадавшим. - Так?! - не поняла она. - В подарок, что ли? Это как же, интересно, надо пострадать, чтоб тебе сердобольная милиция фальшивую косу в утешение подарила... да еще с бантиком?! - Это Митя... - Где? - Ну, в смысле все это из-за Митьки нашего. Он по заданию искал на базаре фальшивые косы, чтобы выяснить, не пользовалась ли та самая Настасья черным париком, и случайно оборвал несколько... Видимо, плохо привязывали. - Случайно? Оборвал? Такую кучу?! Ну, это точно плохо привязывали, другой причины нет... Вот мою, настоящую, попробуй оторви! Разве вместе с головой... - Нет, - постарался припомнить я, - скальпов он вроде не приносил. - А что же, на мельнице у родителей Настьки не оказалось? - Знаете, Олена, там вообще нет никакой мельницы. Меня просто заманили в засаду, подсунув вам заведомо ложные сведения. Вы кому-нибудь говорили о своем визите в отделение? - Может быть... - Она так мило наморщила носик, что я расплылся в невольной улыбке. - Может, и говорила подружкам. А может, нас вместе видели, мы ведь не в первый раз встречаемся. - Надеюсь, и не в последний... - Мне таки удалось многозначительно козырнуть. - Прошу простить, но служба зовет. - Служба-а... - вздохнув, протянула Олена. - Видела, видела, как стрельцы ваши дьяка какого-то прямо на улице в охапку ухватили. Все на одного, он и пикнуть не посмел... За что ж вот так людей ни с того ни с сего хватают, а? - В интересах следствия. - А человеку позор на всю жизнь... - Дьяк очень важен, - постарался объяснить я. Мне и самому не нравился такой произвол, но иного выбора не было. Что за черт?! С чего это я вообще оправдываюсь? Хочу казаться лучше, чем есть. - Филимон Груздев - единственный свидетель по делу о краже и последующих убийствах. Может быть, его и задержали с нарушением уголовно-правовых норм, но зато у нас в отделении он в безопасности. - Неужели... убить могут?! - Могут, Олена. Так же, как убили других... - Я... помолюсь за вас, Никита Иванович, - тихо пообещала она и не оборачиваясь заспешила по улице. Все понимающие стрельцы подошли, когда она скрылась из виду. - Дело сделано, батюшка сыскной воевода. Недовольных вроде больше нет... Вот две косы даже лишними остались, куда девать-то? - Повесьте на забор, может, кому и понадобятся. Возвращаемся назад, скоро ужин. ...День действительно приближался к шестому часу, наступал мягкий, прохладный вечер. Митька с Еремеевым болтали у поруба, Баба Яга что-то стряпала у печки, и я мог позволить себе расслабиться. Ужинать не хотелось совершенно, сквозь распахнутое окно светило удивительно ласковое предзакатное солнышко. Золотистое сияние заливало близлежащие домики и деревья, издалека доносился малиновый перезвон колоколов, и казалось, что весь мир погружен в счастливое, томное безделье. Не было преступности, не было крови, не было зла и насилия, все растворилось в дремотном солнечном благодушии... Я почти был готов уснуть от ощущения всеобщего погружения в эпицентр среднерусской нирваны. Яга на минутку оторвалась от печи, прислушиваясь к чему-то неуловимому для меня. Потом спокойно отложила в сторону ухват, вытерла руки о передник и, вздохнув, повернулась ко мне: - Пора, Никитушка, беда идет... - Какая беда? - Про то не ведаю... А только пока ты со стрельцами на базаре косы раздавал, я песочком заговоренным вокруг всего отделения землю пообсыпала, а сверх того и водой святою побрызгала. Как только сила вражья, нечистая, к воротам нашим приблизиться попробует, так песок на земле дрожать начнет. От дрожи той капли воды проснутся и остаточки в рюмочке волнами пойдут. - Буря в стакане? - Сам погляди... - У самовара действительно стояла небольшая граненая рюмка зеленого стекла, в ней мягко колыхалась вода. - Идет беда, не остановишь! Беги во двор, Никитушка! Поруб стереги, чую, враг неведомый по дьякову душу яд проверенный приготовил... Спасай распоследнего свидетеля! ...Я оказался во дворе еще быстрее, чем Яга закончила свою тираду. У поруба в постоянной охране стояло двое стрельцов, плюс Фома Еремеев, плюс Митька, плюс я. Защищаться мы могли, но вот от кого или от чего? Пока оставалось неизвестным, а значит, и неизвестно, как конкретно от этого неизвестного оборониться... Сплошной каламбур, но почему-то не смешно. Ничего, в нужный момент бабка наверняка подскажет, а пока... - Молодцы, слушай мою команду - ружья в стороны, сабли наголо! Фома, держи со своими вход в поруб. Никто не должен проникнуть внутрь! Ни человек, ни мышка, ни мушка... Помнишь, заваруху с мухами? Рубите все, что движется! Митяй - хватай вон то бревно и отмахивайся не глядя, на тебе весь тыл. Я буду рядом на общем руководстве! Парни послушались безропотно, двигаясь так, словно мы отрабатывали учебный план обороны поруба в военно-полевых условиях, на высокоскоростном режиме. Стрельцы у ворот честно несли свою службу, еще с десяток стояли на охране забора, опоясывающего весь двор, четверо стерегли сам терем. Больше я не мог задействовать, опасаясь привлечь слишком пристальное внимание противника. У неведомого врага должно складываться впечатление, что нас немного, собраны случайно и серьезного сопротивления оказать не способны... В окошке показалось встревоженное лицо Бабы Яги: - Никитушка! Вода в рюмке через край плещет! Кабы не здесь уже ворог-то... Ответить я не успел - чей-то невидимый кулак так ловко врезал мне в подбородок, что я едва удержался на ногах! Еремеев рухнул ничком, выронив саблю и схватившись обеими руками за причинное место. Тот, кто на нас напал, несомненно, умел драться и не стеснялся использовать самые грязные приемы. Стрельцы у поруба привычно стали спина к спине, широко крестя воздух сияющими клинками. Потом один упал, сбитый резким ударом под колено, второй замахал саблей еще яростней, защищая и себя, и боевого товарища. - Никитушка, поберегись, невидимка это! - Из терема спешила Яга с подмогой. В ту же минуту стрелец вскрикнул, схватившись за глаза, - ему бросили в лицо горсть песку, а потом в два-три пинка по болевым точкам уложили поверх первого. - Митя, ко мне! - Я подхватил кривую еремеевскую саблю и нырнул под защиту грозного напарника. Бревно в Митькиных руках со свистом описывало широченные круги. - Держи поруб! Я - мигом! - Мне ударила в голову неожиданная идея. Только бы он сумел продержаться хотя бы минуту... Я спринтерски рванул к нашему колодцу, в два рывка набрал полную бадью ледяной воды и с той же скоростью бросился назад. Митька с честью выполнил свой служебный долг - к тому времени, как я вернулся, он прижимал спиной узкую дверь поруба, а его голова моталась вправо-влево под градом хлестких ударов. Кто-то невидимый методично превращал его лицо в боксерскую грушу. - По-бе-ре-ги-и-ись!!! - завопил я, предупреждая наших, и с размаху выплеснул двухведерную бадью высоко вверх. Не меньше тридцати литров воды рухнуло вниз, проливным дождем накрыв и Митьку, и павших стрельцов, и поруб, и... нашего противника. Нет, заклятие не исчезло, невидимка не стал видимым, но на мокрой земле мгновенно отпечатались четкие узкие следы. - Взять ее! - махнула сухонькой ручкой Баба Яга. Четверо стрельцов отважно бросились вперед, я бы на их месте, наверное, испугался. Но парни свободно определяли местонахождение противника по следам, и невидимке пришлось несладко. Пока они ловили друг друга, мне взбрело вторично сгонять за водой. На этот раз я ухитрился облить непосредственно супротивника... Или супротивницу? На мгновение мне показалось, что вода обрисовала изящную девичью фигурку. Видимо, это как-то отметили и остальные, дружно зарычав: - Хватай чертовку! Не спускай! Невидимка бросилась наутек. Я и стрельцы кинулись в погоню, ясные следы мокрых женских сапожков были видны невооруженным глазом. Беглянка с разбега взяла ворота, но мы не отставали. Вечерние улицы были достаточно пустынны, но в сумерках она могла легко оторваться. На наше счастье, две-три уличные собачонки охотно включились в общую забаву и с лаем ударились в преследование невидимой преступницы. На углу Колокольной площади она свернула в какую-то низенькую калитку, на поверку оказавшуюся удивительно крепкой. - Граждане, откройте! У вас в доме находится опасная преступница... - Никита Иванович? - раздался чуть удивленный голос из-за ворот. - Случилось чего? - Олена?! Олена, откройте скорее! - Сейчас... ой, на помощь! Пустите... на помощь! На по... - девичий крик прервался так, словно ей зажимали рот. Я кивнул парням, под тяжелыми ударами дверца сорвалась с петель - мы по одному протиснулись во двор. Открывшаяся картинка выглядела совершенно ужасающей: в наступающей темноте на фоне широких чанов для замачивания кожи яростно боролись две фигуры. В одной я сразу же узнал мою Оленушку, другая была выше и поплотней, но прежде чем мы успели ввязаться в схватку, обе фигуры рухнули в чан, подняв тучу брызг! Когда я подскочил к краю, холодные руки Олены взметнулись вверх, вцепившись в мои плечи. Поднатужившись, мне удалось вытащить насквозь мокрую девушку из чана с соляным раствором. Пока она всхлипывала на моей груди, стрельцы выловили вторую. Ей не повезло... Рыжеволосая разбойница Настасья, в разодранном сарафане, прижимала обе руки к животу. Меж скрюченных пальцев торчала граненая рукоять кинжала, остекленевшие глаза смотрели на пробуждающиеся звезды, а рот ощерился в последнем проклятии... Олена не могла говорить и, едва успокоившись, бросилась в дом. Мы тоже не жаждали встреч с разбуженными хозяевами, двое бородачей уложили труп на стрелецкий кафтан и понесли со двора. Свидетели не требовались, мы и без того все видели своими глазами. Роспись Олены для протокола возьму на днях. У девчонки явный психологический шок - нападение неизвестной, отчаянная борьба, падение в чан и непреднамеренное убийство в целях самозащиты. Кстати, возможно, и убийства не было, Настасья сама могла напороться на собственный нож... Когда я сел за стол в родном отделении, уже опустилась ночь. Из наших серьезно не пострадал никто, все участники сражения у поруба отделались синяками и ссадинами разных степеней тяжести. Бабка переквалифицировалась в целительницу, успешно снабжая всех мазями, примочками и повязками. Митька пострадал больше всех, но тем не менее расхаживал по двору гоголем, демонстрируя заплывший глаз и качающийся зуб. Еремеев, о-о-очень медленно двигая ногами, обошел все посты, проверил боеготовность, лишний раз предупредив о том, что ничего еще не кончилось и вполне можно ждать повторной атаки. Дьяк, судя по всему, был в полном порядке, когда меняли стражу у поруба, из-за дверей доносились приглушенные песнопения, обильно пересыпанные сквернословием. Труп Настасьи был завернут в мешковину и оставлен в сарае. Я лично осмотрел тело, проверил одежду и вытащил роковой кинжал. Скорее, он напоминал кованый трехгранный штырь. Идеально подходит для метания, пытки, а при наличии силы и сноровки способен пробить даже пластинчатые доспехи. Когда Яга освободилась от дел и присела рядом, я как раз вертел в руках этот образчик злого кузнецкого мастерства. - Что скажете, бабуля? - Ох и не знаю, голубь... Вот самовар дойдет, так я тебя чайком с настойкою валериановой угощу. Окромя этого, нам небось до полуночи делать нечего... - А полночью что? - А полночью оденусь я, старая, в платье чистое, возьму в руки клюку испытанную да и пойду за ворота свою судьбу встречать. От нее -- хоть кланяйся, хоть молись, хоть прячься, хоть беги, - а никуда не денешься... - Что-то не нравится мне ваш пораженческий настрой... - Я придвинулся поближе и обнял бабку за плечи. - Наверное, вы просто устали сегодня. Господи, да мы втроем и не такие д