брасывает человека назад с силой, равной примерно удару железным ломом. Я это к тому, что даже если выстрел не убьет Хромца, то отшвырнуть его он должен, особенно если выпустить в него весь барабан. А пока он будет собирать свои старые кости, к нему можно будет подойти с арбалетом вплотную и засадить стрелу между глаз. -- И кто будет стрелять? -- спросил ДД с сомнением. -- Я, -- успокоил я его. -- Твоя задача -- отвлечь его и отвести Наташу с линии огня. Вот так, например. Я поставил на ребро спичечный коробок и разложил по столу четыре спички. -- Допустим, это машина. Здесь будет Хромец. Здесь -- ты. Я, скорее всего, буду лежать в машине, на заднем сиденье. Ты отдаешь Чашу и быстро отходишь с Наташей вот сюда. Понял? А дальше уже -- моя работа. -- Может быть, лучше упасть на землю? -- предложил он. -- Хорошо, -- сказал я. -- Падай. Но не раньше, чем будешь уверен, что это действительно Наташа, а не очередная его заморочка. Он захлопал глазами. -- А такое может быть? -- Может, -- жестко ответил я. -- Вспомни Тень. Вспомни собаку. При слове "собака" Дарий заурчал и положил мне лапу на колено. Грянул телефон. Я вскочил, но Дарий помешал мне, и ДД схватил трубку первым. -- Алло, -- сказал он напряженным голосом. Потом, прикрыв ладонью мембрану, махнул мне рукой и отрицательно затряс головой. -- Да, Игорь Александрович... Да, это Дима. Да, я вас внимательно слушаю... Я вернулся в кресло, машинально взглянув на часы. Было без десяти четыре. -- Хорошо, Игорь Александрович, -- продолжал бубнить ДД. -- Конечно. Я понял. Да, разумеется... -- Дай карандаш! -- прошептал он мне, снова загораживая мембрану рукой. Я, не глядя, взял лежавшую на подоконнике авторучку и протянул ему. -- Записываю, -- сказал ДД. -- Да, понятно... Направо... Хорошо. Да, я все записал. Что? Да, конечно. Я послал ему выразительный взгляд и постучал пальцем по циферблату часов. Он этого не заметил. -- До свидания, Игорь Александрович, -- произнес он деревянным голосом и повесил трубку. -- Трепаться будешь, когда все кончится, -- сказал я. -- Кто это был? Он отмахнулся. -- Знакомый деда. -- ДД вырвал лист из блокнота, пробежал глазами, аккуратно сложил вчетверо и сунул в карман рубашки. -- Из издательства. Он поднялся и подошел к окну. Отдернул занавеску. -- Не светись, -- прикрикнул я. Он послушно отодвинулся. -- И вот еще что: к телефону буду подходить я. Понятно? -- Хорошо, -- легко согласился ДД. -- Послушай, Ким... Ты тогда подежурь у телефона. -- Он виновато скосил глаза на дверь. -- Мне надо... -- Да, -- сказал я сухо. Лучше всего коротать ожидание, занимаясь каким-то важным и сложным делом. Я положил на колени арбалет и принялся за его детальное изучение. Конструкция Нефритового Змея была, в общем, не сложной, но я не совсем понимал, как эту громоздкую и тяжелую штуку можно быстро привести в боевую готовность. Единственным выходом было тащить его с собой уже в заряженном состоянии и рассчитывать на один-единственный выстрел -- собственно, наконечник-то все равно был один. В случае неудачи Нефритовый Змей еще годился на то, чтобы им можно было стукнуть противника по черепу. Я положил стрелу в ложбинку, укрепил тетиву, потянул на себя тугой рычаг... Стукнула дверь в кухню, щелкнул замок. Я вскочил. ДД в кухне не было. Чаши тоже. -- Эй, -- закричал я, бросаясь к двери, -- эй, Димка, в чем дело? Я ударил в дверь плечом и отлетел обратно. Высокая, крепкая дверь из толстого дерева даже не шелохнулась. -- Ким, -- сказал за дверью виноватый голос. -- Ты не вышибешь ее, это бесполезно... Я перевел дыхание. -- Послушай, -- я постарался говорить как можно спокойнее, -- послушай, Дима, открой дверь... У нас мало времени, Хромец может позвонить с минуты на минуту... -- Он уже звонил, -- сказал ДД. Кретин, подумал я с бессильной злостью. Фантастический, небывалый дурак! "Игорь Александрович!" "Я записываю!" Урод. -- Он сказал, что, если я буду не один, он убьет Наташу. Убьет сразу же, еще до обмена... Извини, Ким. -- Ты что, не мог дать трубку мне? -- рявкнул я. -- Он же звонил еще раньше, -- по-прежнему виноватым голосом объяснил ДД. -- Пока тебя не было... Ты прости, что я тебя обманывал, но я очень боюсь за Наташу... -- Придурок, -- сказал я. -- Он же убьет вас обоих! Выпусти меня немедленно, иначе все пропало... Несколько секунд мне казалось, что произойдет невероятное, и он откроет дверь. Но он и не подумал этого делать. -- Нет, -- возразил ДД убежденно. -- Зачем ему это? Ему нужна Чаша, Чаша, и ничего больше. Я уже все решил. Я отдам ему Грааль. Наташа... -- Это моя девушка! -- крикнул я, удивившись собственному хриплому голосу. -- Ты не имеешь права! -- Имею, -- сказал ДД. -- Я люблю ее. Все бесполезно, подумал я. Мне не убедить его. -- Открой дверь, скотина! -- заорал я, дергая ручку. Толку от этого не было никакого. -- Открой дверь, или я не знаю, что здесь устрою! Он смущенно кашлянул. -- Извини, Ким... Мне очень неудобно так поступать... Но это единственный выход. Если ты поедешь со мной, Наташа умрет... Я развернулся на каблуках и ударил ногой в замок. Дверь заскрипела, но не поддалась, ногу пронзила боль. Черт бы побрал эти старые постройки с запасом прочности на триста лет вперед... -- Я еще и на засов закрыл, -- сообщил ДД. -- У тебя ничего не выйдет. Пожалуйста, подожди два часа... Тебе все равно не выбраться! Мы вернемся, и тогда можешь меня даже убить... Мне показалось, что он уходит. -- Дима! -- заорал я, что есть силы, -- Дима, скажи хотя бы, куда он велел тебе ехать! -- Извини, -- повторил он. -- Лучше я не буду тебе ничего говорить -- вдруг ты все же выберешься отсюда... -- Предатель, -- удивленно сказал я. -- Ким, -- сказал ДД, -- я хочу, чтобы ты знал... Я очень благодарен тебе за все, что ты сделал для меня и для деда. Ты -- прекрасный друг, Ким... Еще раз -- прости. -- Я ненавижу тебя! -- заорал я. -- Я доберусь до тебя и убью, слышишь, проклятый ублюдок?! Хлопнула еще одна дверь -- в прихожей. Я вновь ударил в дверь всем телом. Бесполезно. Можно выбить замок выстрелом из пистолета, но что делать с засовчиком? Я прекрасно помнил эту внушительную полоску вороненой стали -- такие засовчики были укреплены на всех дверях в квартире ДД. Я взглянул на часы. Было пять минут пятого. Мы приедем через два часа, сказал ДД. Значит, до встречи осталось не больше часа. Разумно предположить, что встреча назначена на пять. Я потер виски. Если бы точно знать, какое место Хромец выбрал для обмена! В коридоре послышались какие-то звуки. Я бросился к двери и остановился, услышав тихое поскуливание Дария. -- Что, собака, -- сказал я, -- бросил нас твой хозяин... ДД попросил у меня карандаш, вспомнил я. Я дал ему ручку, и он что-то записал в блокноте. Потом вырвал листок и засунул в карман... Я кинулся к блокноту. На чистом белом листе были видны отчетливые следы, выдавленные стержнем авторучки. Нервничая, ДД слишком сильно нажимал на стержень, а вырвать второй листок, конечно же, не догадался. Классическая ошибка дилетанта. Я с трудом проглотил застрявший в горле комок и вырвал лист из блокнота. Наклонно поставил его к падавшему из окна свету. Следы были достаточно отчетливы, но почерк у ДД был ужасный. Впрочем, кое-что разобрать удалось сразу. 43-й километр, например. Однако километр чего? Я долго всматривался в витиеватые закорючки, пока не разобрал что-то похожее на "кзн к ж" -- речь, скорее всего, шла о Казанской железной дороге. Это было уже кое-что. Дальше шел ряд неразборчивых знаков, но я помнил, что ДД переспросил у "Игоря Александровича", поворачивать ли направо, и утвердительно ответил на какой-то вопрос -- очевидно, все ли он понял. Итак, от 43-го километра Казанки направо, пять часов -- теперь я был уверен, что знаю если и не все, то самое основное. Оставалось выбраться из этой проклятой западни. Есть старый проверенный способ, как выйти из запертой снаружи квартиры -- вызвать пожарных и дождаться, пока они сломают дверь. Но на это требовалось время, а его-то как раз у меня и не было. Нужно было искать другие пути. Я подошел к окну и с треском растворил его. Пятый этаж старого, дореволюционной постройки дома -- примерно седьмой наших стандартных блочных коробок. Слишком высоко. Я посмотрел налево. Метрах в двух к стене прилепился небольшой и не слишком надежный на вид балкончик -- я не мог вспомнить, в какую из комнат огромной квартиры ведет его дверь. Два метра... совсем рядом, и все же добраться до балкончика можно было разве что по воздуху. По воздуху... Я быстро огляделся. Зрительная память подсказывала мне, что где-то на кухне я видел предмет, имеющий отношение к поставленной передо мною задаче. Спустя несколько секунд я обнаружил его. Это была толстая бельевая веревка, натянутая под высоким потолком кухни. Бормоча себе под нос: "Только не торопиться... только не торопиться...", я залез на стол и снял веревку с крюков. Она была длиной метров восемь и до земли по ней спуститься было бы не просто. Но до балкончика она бы долетела. Я крепко привязал к концу веревки тяжелый нож и примотал к нему тонкую, но прочную нитку (катушка таких ниток всегда лежит у меня в кармане -- старая армейская привычка). Высунулся из окна и кинул веревку в сторону балкона. С третьего раза я попал. Нож перевалился за невысокую и подозрительно ржавую на вид ограду и выскочил между прутьями. Я подергал предварительно стравленной ниткой и, убедившись, что нож движется в нужном направлении, подтащил конец веревки к себе. В кухне я обмотал веревку вокруг чугунной батареи, выглядевшей достаточно солидно, чтобы не разломиться под моим весом, и закрепил ее надежным морским узлом. Между кухней и балкончиком возник небольшой навесной мостик. Я проверил, стоит ли на предохранителе пистолет, поглубже засунул его за пояс и полез в окно. Как только под ногами исчезла опора, мир сразу изменился, сжавшись до окна, веревки и балкончика впереди. Я перехватил руками веревку. Ноги мои болтались в завораживающей пустоте. Ржавые перильца балкончика скрипнули. Я почувствовал, как проваливается сердце, дыхание мое перехватило, и с хриплым нечленораздельным криком я рывком бросил свое тело вперед. Прут ограды лопнул с глухим коротким треском, веревка сорвалась, и я ощутил, как ноги мои уходят под балкончик, туда, где для них не было никакой опоры. Но пальцы уже вцепились в камень и тянули меня вверх, перебрасывая через покореженные перила. Я был на балконе. Толку от этого, правда, было немного. Я выиграл только свободу перемещения по квартире, но входная дверь все равно была заперта. Путешествовать по другим балкончикам мне не хотелось, времени оставалось в обрез -- на бегство из кухни я потратил десять драгоценных минут. Повозившись с входной дверью, я определил, что ДД запер ее только на один замок -- остальные два, впрочем, можно было открыть изнутри. Я отогнал Дария, царапавшего когтями дверь, приставил пистолет к замку и нажал спусковой крючок. Раздался оглушительный грохот, замок выбило с мясом, и дверь медленно и словно бы нехотя распахнулась. Минута ушла у меня на то, чтобы затолкать обратно в квартиру Дария и закрыть дверь на задвижку изнутри -- я сделал это, просунув руку в дыру от замка. Любой желающий мог так же свободно ее и открыть, но я надеялся, что собака до этого все-таки не додумается. На моих часах было шестнадцать двадцать две, когда я выскочил во двор дома ДД, озираясь в поисках такси. Переулки, отходящие от Старого Арбата в сторону Остpоженки, не назовешь особенно людными и оживленными. Шанс поймать тачку был лишь на крупных улицах, и я, перепрыгивая через низкие штакетники и топча клумбы, побежал по направлению к Кропоткинской. И тут мне неожиданно повезло. -- Ким! -- заорал знакомый пьяный голос, когда я выскочил на Кропоткинскую улицу перед музеем Пушкина. -- Кимчик! Старый ты разгвоздяй! Я скосил глаза -- у ресторана "Кропоткинская, 36" жались элегантные иномарки. Дверцы одной из них, серо-зеленого "рено", были распахнуты, около нее стояли три парня и девушка. Один из парней, в пижонском белом костюме и зеркальных темных очках, остервенело махал мне рукой. -- Сюда ползи! -- орал он. -- Давай-давай, Кимуля! Это был Сашка Кулаков, мой злой гений, мажор из мажоров, трепло несравненное, фантастическое, человек, продавший меня ДД со всеми потрохами. -- Сашка! -- завопил я и бросился к нему. Мы обнялись, и он полез ко мне целоваться. От него пахло дорогим коньяком и -- почему-то -- женскими духами. Я зашептал ему в ухо: -- Сашуль, мне срочно нужна тачка, очень срочно, понял? Я одолжу твою "реношку", вечером верну, подгоню прямо к подъезду, идет? -- О чем речь, Кимчик, -- с готовностью запыхтел он, но, когда я оттолкнул его и полез в машину, пришел в себя. -- Э, ты чего? -- заорал он мне в спину. За рулем сидела девушка. Я редко веду себя невежливо по отношению к прекрасному полу, но тут обстоятельства оказались выше приличий. Я толкнул ее плечом, и она, ойкнув, вывалилась из распахнутой дверцы машины. Надеюсь, она не ушиблась. Кулаков, наконец, сообразил, что я угоняю его тачку. Это открытие заставило его вцепиться мне в спину, и несколько секунд производить яростные попытки по извлечению меня из кожаных недр "рено". Потом я изловчился и лягнул его своим хитрым ботинком между ног. Друзья, обалдевшие не меньше его, приняли вмиг обмякшее тело, а я, перебравшись на водительское кресло, повернул ключ, ударил по педали газа и резко сбросил сцепление. Машина мягко прыгнула вперед и выехала на тротуар. Я описал красивую петлю перед дверями ресторана и, выскочив на Кропоткинскую, рванул в сторону бассейна "Москва". Не могу сказать, что виртуозно вожу машину, но после того, как мне удалось проскочить от центра до Рязанского проспекта за пятнадцать минут, ухитрившись только слегка поцарапать левый борт, я сильно вырос в собственных глазах. Гнал я с постоянной скоростью 120, и, если до Таганки сзади еще раздавались редкие свистки, то, пролетая Рязанкой, я в очередной раз убедился, что здешние гаишники на редкость ненаблюдательны и флегматичны. Честно говоря, я не помнил, идет ли трасса, по которой мы не так давно ездили с ДД в Малаховку, параллельно железной дороге до сорок третьего километра. Поэтому я два раза съезжал с шоссе на уходившие влево щебенки, на чем потерял еще минут шесть. Тем не менее было ровно 17.00, когда я проскочил мимо неприметной платформы с надписью "43-й километр". Направо от шоссе уходила проселочная дорога, исчезавшая за плотной стеной леса. Я сбросил скорость до 90 и свернул на проселок. "Рено" мягко качало на пыльных ухабах. Держа левой рукой руль, я правой полез под майку и вытащил пистолет. Легким движением большого пальца снял его с предохранителя. Дорога нырнула в лес. Я нажал кнопку, и левое боковое стекло с легким жужжанием опустилось в дверцу. Я напряженно всматривался в пролетающий за окном пейзаж, стремясь отыскать среди зелени серое пятно машины ДД. Время: 17.05. Еще через три минуты лес оборвался, открылась равнина с рассыпанными по ней игрушечными домиками и серыми коробками элеваторов. Вряд ли Хромец стал бы назначать встречу в такой отлично просматривающейся местности. Я развернулся и поехал обратно. Никаких следов машины. Никаких следов ДД. Никаких следов Наташи. Я остановил машину и достал из кармана листок. 43-й километр кзн к ж... какие-то закорючки... направо... Я вгляделся в нечеткие следы с такой силой, что заболели глаза. Что это за закорючки? "П"... это точно... дальше не понять, кажется, "р", значит, п...р, дальше опять что-то непонятное, а потом совершенно отчетливое "з" и, кажется, "у". П...р...зу? Если предположить, что после "п" и "р" одинаковая закорючка, то это, скорее всего, гласная. "А"? Вряд ли. "Е"? Пере...зу? А если это не "у", а "д"? Переезду? К переезду? И направо? Я резко развернул "Рено", подняв высокую стену пыли. Через минуту я увидел этот переезд -- рядом с ним стояла вереница автомобилей, ожидавших прохода ползущего медленно, словно гусеница, длинного грузового состава. Время: 17.15. Товарняк, наконец, прошел. Вереница нехотя двинулась вперед. Вот и дорога, незаметная лесная дорога, уводящая вправо от переезда. Время: 17.18. Я выжал 100. Впереди мелькнуло серое пятно. "Девятка" ДД стояла у обочины, съехав передними колесами в кювет. Дверца со стороны сиденья водителя была распахнута. Я ударил по тормозам и вывалился из машины, перекатившись через голову. Стояла летняя лесная тишина -- пение птиц, скрип старых стволов, шум крон. Я поднялся и пошел к машине ДД, сжимая в правой руке пистолет. В "девятке" не было никого. Ни ДД, ни Наташи. Я обошел ее. ДД лежал в придорожной канаве, неестественно подломив под себя левую ногу и обхватив руками затылок. Цветастая рубаха-сафари была располосована на спине. Я присел около него на корточки. На маленькой плеши, так удивившей меня в первую нашу встречу, темнело кровавое пятно. Он пытался закрыть его руками, а может, ему просто было очень больно, и он хотел дотянуться до источника боли, и пальцы его тоже были перемазаны кровью. Я очень осторожно приподнял его и, придерживая голову, перевернул. Веки ДД дрогнули. На секунду стали видны глаза -- озера боли на разбитом лице -- а потом веки снова упали. Он издал странный булькающий звук, и из уголка его рта потекла тоненькая красная струйка. -- Спокойно, Дима, -- сказал я, -- спокойно. Все в порядке, я здесь. Я перетащил его в "рено" и уложил на заднее сиденье, поместив ему под голову круглую подушку с вышитым на ней пузатым чертенком. Затем я обшарил кусты около канавы -- Чаши там, разумеется, не оказалось, но на влажной после вчерашнего дождя земле я обнаружил тяжелые следы армейских ботинок. Рядом с ними были видны не такие отчетливые отпечатки огромных четырехпалых лап. -- Наташа! -- закричал я, рискуя сорвать голос. -- Наташа! Никто не отозвался. Лес молчал, хотя птицы продолжали щебетать, деревья скрипеть, а ветер -- шуршать в кронах. Я отогнал "девятку" вглубь леса и вернулся к "рено". ДД был еще жив, во всяком случае, очень слабый нитевидный пульс у него прощупывался. Я сунул пистолет в "бардачок" и поехал обратно в Москву. ___________________________________________ 16. МОСКВА, 1991 год. ПАВЕЛ МОРОЗ, СЛУГА ДЬЯВОЛА. -- Перелом четвертого позвонка, -- сказал Вадик Саганян, выходя из операционной и стаскивая окровавленные перчатки с изящных маленьких рук карточного шулера. -- Череп пробит в двух местах. Перелом ключицы и куча глубоких порезов на спине, но это, впрочем, уже несерьезно. Вообще-то люди с таким диагнозом долго не живут, но этот, может быть, еще и выкарабкается. -- Какие шансы? -- спросил я. Он поморщился. -- Десять из ста. Прилично. Черт, хотел бы я поглядеть на того, кто дотянулся до четвертого позвонка этой каланчи... -- Такая же каланча, -- сказал я. -- А когда станет ясно, выберется он или нет? Вадик пожал узкими плечами. -- К утру, возможно... Может быть, завтра к вечеру... Вообще, Ким, ты мне надоел. Ты создаешь мне столько проблем, что я в конце концов на минутку забуду о старике Гиппократе и прирежу тебя на операционном столе... Понял, придурок? Вадик -- один из очень немногих людей, которым я могу простить подобное обращение. Я подождал, пока он вытащит из кармана мятую пачку "Пегаса", ткнул его пальцем в живот и сказал: -- Это твоя работа, доктор Менгеле. Тебе за нее бабки платят. -- Бабки, -- скривился Саганян. -- Если бы мне платили за то, что я зашиваю, столько, сколько тебе за то, что ты режешь... -- За мной бутылка коньяка, -- пробормотал я, чувствуя, что не могу больше поддерживать этот веселый разговор. -- Спасибо, добрый доктор, я побегу... -- Э, -- крикнул мне вдогонку Вадик, -- только французского! Я, конечно, патриот своей родины, но пусть армянский коньяк пьют мои пациенты... Я вышел на Колхозную площадь. Было уже совсем темно, золотые огни фар рябили в глазах, как огромный сумасшедший калейдоскоп. Я зашел в телефонную будку и набрал номер ДД. Насчитал двадцать гудков, представляя, как воет в огромной пустой квартире Дарий, и повесил трубку. Позвонил Наташиной тетке. Тетка проинформировала меня о том, что Наташа была у нее последний раз позавчера днем, то есть как раз до своего прихода ко мне. Я вежливо поблагодарил и попросил, чтобы Наташа обязательно позвонила Киму, если, конечно, появится. Тетка обещала. Я подумал, кому еще можно позвонить. Звонить было некому. Потом я отогнал "рено" к дому Сашки Кулакова. Делал я это чисто автоматически, точно так же, как и вытирал кровь с дорогой кожи сиденья, -- небольшое бурое пятно там все же осталось. На улице Алексея Толстого я припарковал машину около угла кремовой башни и позвонил Кулакову из автомата. Протрезвевший Сашка обложил меня отборнейшим матом, но мне уже было все равно. Я повесил трубку и, засунув руки в карманы, двинулся вниз по темной пустой улице. Следующие два часа я занимался спасением машины ДД. В кромешной тьме, упавшей на платформу "43-й километр", я с большим трудом отыскал нужный мне проселок и чуть не выбил глаз веткой, разыскивая спрятанную "девятку". Машина, к моему немалому удивлению, оказалась совершенно нетронутой -- то ли на нее никто не успел наткнуться, то ли ни у кого не хватило фантазии представить себе, что новенькая "девятка" может стоять в лесу совсем бесхозной. Я зажег в салоне свет и несколько минут неподвижно сидел в машине, тупо глядя в непроглядный мрак за стеклом. Из темноты прилетело какое-то крупное насекомое, натолкнулось на лобовое стекло и поползло по нему, деловито перебирая тонкими ножками. Когда оно скрылось из глаз, я включил габариты и завел мотор. Cтояла душная июньская ночь. По дороге, обгоняя меня, неслись к Москве автомобили -- небольшие, компактные, полутемные островки комфорта и безопасности; и такие же островки мчались мне навстречу, слепя ближним светом. Я ехал медленно, невидящими глазами следя за дорогой. На меня обрушилось давящее ощущение одиночества. Всю дорогу я убеждал себя, что Наташа уже сидит либо у ДД, либо у тетки, и злился, что не отдал ей второй ключ от своей квартиры. На моих часах было полвторого ночи, когда я поднялся на пятый этаж дома ДД. По-прежнему темнела рваная дыра на месте выбитого мною замка и глухо рычал за дверью Дарий, отпугивая непрошеных гостей. Меня он, впрочем, узнал, и, когда я открыл защелку, кинулся меня облизывать. Я быстро осмотрел квартиру, позвал: "Наташа!" и, не получив ответа, повел выгуливать пса. Трудно объяснить, почему я продолжал выполнять эти будничные действия так спокойно, как если бы вообще ничего не произошло. Я ходил вокруг дома ДД, посматривая на весело рыщущего в кустах Дария (и что после этого все разговоры о сверхчувственной связи между собаками и их хозяевами? Треп!), и твердил себе, что с Наташей все в полном порядке. Эта фраза, как заклинание, блокировала прочие мысли и не давала подумать ни о чем другом. Я представлял себе, как Наташа появляется у тетки, у девчонок в общаге, у каких-то своих мифических друзей-геологов и рассказывает им о своих невероятных приключениях. Пару раз я даже слабо улыбнулся. Потом передо мной всплыла другая картина: Наташа, чудовищно измученная, в изодранной одежде, сидит на ступеньках лестницы, как ДД вчера, и ждет моего возвращения. Я свистнул Дария, вновь запер его в квартире, постаравшись на скорую руку замаскировать пролом в двери, сел в машину и поехал к себе. На лестничной площадке никого не было. В коридорчике -- тоже. На двери в квартиру не было приколото никакой записки. Впервые, войдя в свою собственную квартиру, я почувствовал леденящий, тоскливый неуют и пожалел, что не завел автоответчик. На часах начало четвертого. Предпринимать какие-то шаги было слишком поздно, да и к тому же я не знал, какие. Оставалось только ждать. Я открыл бар, налил себе стакан коньяку, выпил и лег спать. Отключился я сразу, едва закрыл глаза, и снов в эту ночь не видел. Разбудил меня звонок в дверь. Я прыгнул с кровати, метнулся в прихожую и выскочил в коридорчик, не озаботившись даже тем, что из одежды на мне были только плавки. -- Привет, Ким, -- сказал маленький мальчик Пашка. -- Ты опять играешь? -- Привет, Пауль, -- отозвался я, наконец, подавив в себе непроизвольное желание взять его за ухо и выкинуть в мусоропровод. -- Времени-то сколько? -- Десять, -- вздохнул он. -- Мама с папой на работе, а бабулька дрыхнет... Причины, по которым это прелестное дитя не посещает детского сада, для меня навеки останутся загадкой. Я сказал: -- Пауль, я чертовски занят. Ты извини, дружище, но лучше заходи в какой-нибудь другой раз. Хорошо? Глаза его сузились. -- Всегда ты так, Ким... С тобой играть стало неинтересно, ты все время говоришь -- в другой раз. А я только хотел тихонечко посидеть и видик посмотреть, и все. А ты... Я представил себе муку ожидания, нервную дрожь, вызываемую каждым телефонным звонком, подумал о том, что, в конце концов, Пашку можно будет выставить в любую минуту, и сказал: -- Ладно уж, фельдмаршал. Заходите. Только так: мне могут позвонить, и я должен буду быстро уйти. Тогда уж без обид, договорились? -- О'кей, -- солидно ответил Пашка и шмыгнул в комнату. Он с разбегу плюхнулся на колени перед шкафчиком, где стоят у меня видеокассеты, и зашарил в них, выбирая, что же посмотреть на этот раз. Пашка пересмотрел практически все мои фильмы, кроме, может быть, "Калигулы" и "9 1/2 недель", а поскольку я своей видеотекой не занимаюсь, то дилемма, стоящая перед ним, обычно сводится к выбору между фильмом, который он видел уже три раза, и фильмом, который он видел только дважды. -- Ну-с, фельдмаршал, что будем смотреть? Он пыхтел, как ослик старины Буридана, разрывающийся между двумя копнами сена. Я хладнокровно наблюдал за его мучениями. Наконец он решился и сказал: -- Мультики, там, где про розовую пантеру! Я хмыкнул и поставил кассету. Пауль залез с ногами в кресло и победно посмотрел на меня. -- Что будем пить? -- спросил я. Это ритуал. Он потер переносицу (жест, от которого я избавился полгода назад) и глубокомысленно изрек: -- Коктейль-оранж. Это значит -- апельсиновый сок. Я прошел на кухню, налил ему в высокий стакан апельсинового сока и бросил два куска льда. Подумал немного и налил себе то же самое. -- Прошу вас, сэр, -- сказал я, протягивая ему бокал. Он внезапно улыбнулся совершенно нормальной детской улыбкой и неразборчиво пробурчал что-то вроде "спасибо". Иногда мне кажется, что если бы у меня был сын, то я хотел бы, чтобы он был похож на Пашку. Я отхлебнул большой глоток сока, вынес телефон на кухню и набрал номер Наташкиной тетки. Номер не отвечал, и я с некоторым опозданием сообразил, что тетка, очевидно, ушла на работу. На всякий случай я позвонил ДД, но, как и следовало ожидать, Дарий трубку не снял. Я вернулся в комнату, сел в кресло и, сжимая в руке бокал, заставил себя смотреть на развеселые приключения розовой пантеры. В 10.45 зазвонил телефон. Я рванулся к нему и расплескал остаток сока. -- Алло, -- сказал в трубке смутно знакомый женский голос. - Ким, это ты? -- Алло! -- заорал я. -- Наташа! Наташа, я тебя слушаю, где ты? В трубке замолчали. Потом раздалось покашливание и тот же голос обиженно проговорил: -- Я не Наташа. Это Настя, Ким, я звонила тебе два дня назад, ты был занят... -- Я и сейчас занят, Настя, -- зло рявкнул я и бросил трубку. -- Дура, -- бормотал я, возвращаясь в комнату, -- дура несчастная... -- Ким, -- спросил Пауль, высовываясь из кресла. -- А где Наташа? -- Хотел бы я знать, -- буркнул я, успокаиваясь. -- Смотри вон мультики лучше... Но Пашку не так-то просто сбить с мысли. -- Она от тебя ушла? -- спросил он. -- Пашка, я тебя убью, -- пригрозил я. -- Смотри видик и молчи. Но он уже вылез из кресла. -- Ушла, да? Я встал, молча взял его за подмышки и вынес в прихожую. Пока я возился с замком, он заплакал -- даже, скорее, не заплакал, а тихонечко завыл, и мне неожиданно стало жаль его и досадно за себя. Я сел на корточки и сказал ему: -- Она не ушла, Пашка. Ее украли. Он моментально перестал выть. Сузившиеся обиженные глаза удивленно расширились. Пашка жадно сглотнул. -- Пришельцы? -- Нет, -- сказал я, остро чувствуя абсурдность происходящего. - Не пришельцы. Минут за десять я все ему рассказал. Упрощенно, разумеется, опуская многие детали и вообще стараясь, чтобы вся эта история выглядела сказкой. Он завороженно слушал, напрочь забыв о скачущей в соседней комнате розовой пантере. -- И он ее не отпустил? -- спросил Пашка, когда я закончил рассказывать. Я покачал головой. -- Не знаю, Пауль. Я нашел только Диму... ну, Индиану Джонса. Надеюсь, что он отпустил Наташу, -- ну зачем она ему? Ему же Чаша была нужна... -- Ким, -- сказал Пашка, -- ты говорил, он бессмертный? Я уныло кивнул. Пашка поскреб переносицу. -- А помнишь, в фильме "Большой переполох в маленьком Китае" тоже были бессмертные? Я машинально кивнул. -- И им для бессмертия нужна была кровь зеленоглазой девушки. Я смотрел -- у Наташи глаза зеленые... -- Что? -- заорал я, вскакивая. -- Что ты сказал? Он испугался и снова захныкал. Я схватил его за маленькие ручки. -- Подожди, не реви, я не сержусь... Что ты сказал про бессмертных? -- Ну, ты не помнишь, что ли, Ким, -- хныкал Пашка, -- там был волшебник, в таком зале со статуями... Ему, чтобы не умереть, нужна была кровь девушки с зелеными глазами, а у той девушки как раз глаза были зеленые, в аэропорту... Ну, мы же вместе смотрели, Ким... -- Стоп, -- сказал я. -- Я все вспомнил. Есть такая болезненная медицинская процедура -- продувание кислородом всей системы ухо-горло-носа. Струя газа бьет в нос и выходит из ушей. Это очень неприятно, но ощущение после такое, будто кислородом продули мозги, -- настолько хорошо и четко они начинают соображать. Так вот, после слов Пашки я почувствовал примерно то же самое. Я представил себе Наташу, распластанную на каком-нибудь ужасном жертвеннике, возвышающегося над ней костлявого лысого хмыря с огромным ножом в руке и вспыхивающие багровым светом глазницы хрустального Черепа. Кровавые жертвоприношения, непременный атрибут всей этой пресловутой черной магии. И как же я сразу не догадался! Скорее всего, было уже поздно. С того момента, как Хромец заполучил в свои руки Чашу, прошло уже шестнадцать часов -- странно, что мир еще не провалился в тартарары. Но судьбы мира меня сейчас занимали мало. -- Все, Пашка, -- сказал я. -- Ты молодец, я об этом не подумал. Но извини, брат, мне нужно сообразить, как ее спасти. -- Конечно! -- отозвался он без особого энтузиазма. -- О чем речь! -- Мультики досмотрим в другой раз, -- пообещал я и вытурил его из квартиры. Не успел я, однако, закрыть замок, как он забарабанил в дверь ногами и руками. -- Ким, -- выпалил он, когда я открыл ему, -- я вот что... Я... Давай я тебе помогу. Мы вместе поймаем этого волшебника... давай, а? Я заставил себя улыбнуться. -- Нет, Паулюс. Я это сделаю один. А тебе потом все расскажу, идет? Он сник. -- Только не забудь -- волшебника так просто не победишь! Должна быть какая-то хитрость, -- буркнул он и поплелся к себе домой, теребя синюю матроску. Я вернулся в комнату и выключил видео. Походил немного взад-вперед, приводя в порядок разбегающиеся мысли. Сделал стойку на руках. Наташа была в беде. То, о чем я все время догадывался и в чем боялся себе признаться -- что Хромец похитил ее не только в целях шантажа, -- стало ясным после одной-единственной фразы моего маленького соседа. Если бы у меня хватило мужества предположить это с самого начала, шестнадцать часов не были бы потеряны так бездарно. А ведь за шестнадцать часов могло произойти все, что угодно... Довольно быстро я восстановил всю картину борьбы, разгоревшейся вокруг Чаши, -- собственно, я мог бы, наверное, сделать это гораздо раньше, если бы не был так зациклен на чисто силовых действиях и побольше работал бы головой. Картина выглядела вовсе не такой уж запутанной, -- может быть, правда, лишь после того, как встали на свое место последние части загадочной головоломки, а произошло это меньше суток назад. Хромец, очевидно, долгое время думал, что Романа Сергеевича Лопухина нет в живых. Иначе очень трудно было объяснить его сорокалетнее молчание. Но как бы то ни было, рано или поздно он узнал о том, что давняя его жертва все еще жива и по-прежнему обладает тайной Чаши. В этой ситуации у него было несколько возможных вариантов действия. Он мог прийти к старику Лопухину и напугать его до полусмерти. Мог долго следить за ним и определить, где он прячет Чашу (но мог и не определить). Мог просто попытаться купить ее -- правда, учитывая характер их отношений в прошлом, не думаю, что это был реальный вариант. Однако Хромец не знал точно, что произошло с Лопухиным за последние сорок лет. По-прежнему ли он был хранителем Грааля или передал тайну кому-то еще? И если передал, то кому? И Хромец решил спровоцировать старика. С этой целью он послал ему снимок Черепа Смерти. Расчет, видимо, был такой: если Чаша по-прежнему у Лопухина, он должен клюнуть на приманку и попытаться добыть Череп. Если нет, то он, скорее всего, передаст информацию о Черепе настоящему хранителю Чаши. Старик Лопухин, действительно клюнув на этот дешевый трюк (а может, он и вправду до смерти боялся того, что Хромец получит весь комплект в свои руки?), посвятил в дело внука. С точки зрения Хромца это означало, что гипотетических хранителей стало двое: кто именно из Лопухиных обладает ключом к тайне, он не знал. Затем ситуация еще более осложнилась, поскольку ДД впутал в историю меня. Хромца это, по-видимому, взбесило (хранителей стало трое), и он решил покончить со мной, натравив на меня свою адскую собаку -- других причин появления чудовища в абсолютно пустом доме я не вижу. Я, однако, отбился, и тут Хромец, сообразив, что я просто наемник, решил меня перевербовать. Но сделать это он умудрился так топорно, что достиг абсолютно противоположного результата. Сейчас я, правда, начал сомневаться в том, не была ли эта топорность просчитана им заранее. Следующим шагом Хромца был визит к Роману Сергеевичу. Он, очевидно, хотел испугать его так, чтобы старик посвятил в свою тайну меня. (То ли Хромец действительно считал меня патологически продажным типом, то ли он уже написал партитуру для трех голосов. Вполне возможно, что он сразу разрабатывал два параллельных плана). К этому моменту он был уже уверен, что по крайней мере кто-то из нас двоих -- или я, или ДД -- знают тайну Грааля. Роман Сергеевич при таком раскладе был не нужен, и Хромец выпустил Стрелу Мрака, а затем произвел устрашающий допрос мертвого тела. Игра его была в том, что мы запаникуем, и, надо сказать, он рассчитал точно. Мы, точнее, главным образом, ДД, действительно запаниковали. К тому же на сцене появилась Наташа. И вот тут-то Хромец увидел свой беспроигрышный вариант. Он вышел на Косталевского и предложил купить Чашу за миллион. То ли сумма была слишком значительна, то ли я был слишком глуп, но я ему поверил. То есть, конечно, по инерции я продолжал опасаться неожиданного нападения, попытки отбить Грааль силой и так далее, но заподозрить Хромца в каком-то более изощренном коварстве я не сумел. И напрасно, поскольку к этому моменту мы все уже были послушными марионетками в руках искусного кукловода. Мы испугались, что после смерти Роман Сергеевич выдал Хромцу тайну Грааля, и сами извлекли его из единственно надежного места, которое лысый убийца мог искать еще тысячу лет. Мы вообразили себя конспираторами, способными сохранить Чашу лучше, чем это пятьдесят лет делал умудренный жизнью и страшным тюремным опытом человек. После этого оставалось только создать нам такие условия, чтобы мы сами принесли Чашу Хромцу. И такие условия были нам созданы. Усыпив мою бдительность дурацким предложением о покупке Грааля, Хромец дождался, пока я покину город, и похитил Наташу. Обработать ДД, видимо, оказалось несложно: его требовалось только убедить в том, что мое вмешательство убьет Наташу, а остальное он сделал сам. Заперев меня в кухне, он подставил себя и дал уйти Хромцу. О том, что случилось с Наташей из-за его предательства, мне думать не хотелось. В результате Хромец обыграл нас по всем позициям. Чаша, Череп и Корона оказались у него в руках, ДД валялся в Склифе с неопределенными шансами на выживание, Наташа исчезла, Роман Сергеевич был мертв. Но я-то был жив, и это было единственное уязвимое место в защите Хромца. Хотя, если он и вправду владел тремя магическими предметами, никакой я для него был не противник. Ему достаточно было только захотеть, и от меня осталось бы меньше, чем от комара, прихлопнутого газетой. Возникало два вопроса: почему он не убил меня раньше и почему он не делает этого теперь? Я перебрал возможные варианты ответов и пришел к выводу, что раньше я был ему нужен в качестве подсадной утки, а теперь ему попросту не до меня. Можно ли было надеяться, что он не вспомнит обо мне и впредь? Сомнительно, но больше надеяться было не на что. Кроме того, получалось, что по каким-то непонятным причинам Хромец меня боялся. Может быть, конечно, я принимал желаемое за действительное, и он искусно разделил нас с ДД для того, чтобы затратить минимум усилий, но, по-моему, дело здесь было не только в этом. В конце концов, я оставался единственным человеком, знающим его ахиллесову пяту. Но, даже зная, как одолеть своего врага, я по-прежнему не представлял, как до него добраться. Вся наша с ним игра была боем с тенью: он появлялся неизвестно откуда, наносил удар и растворялся во тьме. Вообще его возможности были для меня до конца не ясны: он очень быстро вычислил, где я живу (правда, может быть, он попросту шпионил за ДД), проник ко мне в квартиру, не повредив замка, все время держал под контролем наши передвижения по городу так, что я ни разу не заподозрил наблюдения... О таких фокусах, как превращение в Тень или вызов адской собаки Эбиха я уже не говорю -- эти вещи лежали за гранью реальности. Ясно было одно: я не знал, где он находится сейчас, и, очевидно, не мог это выяснить, не имея про своего противника самой элементарной информации. Например, как его зовут: Лопухин-старший упоминал, что в пятидесятых он носил имя Андрея Андреевича Резанова, но вряд ли его и сейчас так звали. Положение было пиковое, и еще более оно усугублялось тем, что на раздумья у меня времени уже не осталось. Я сел к столу, включил компьютер и набрал слово "Хромец". Чуть ниже я вывел список имен -- Р.С.Лопухин, Д.Д.Лопухин, Наташа, я сам. Подумал и внес в список Косталевича. Эти люди прямо или косвенно соприкасались с Хромцом. Трое из них ничего не могли сообщить, от Косталевского, скорее всего, проку тоже не будет, так как Хромец сам связывался с ним по телефону. Можно было, конечно, поразмышлять над тем, где он взял номер его телефона, но на отработку этого следа ушло бы слишком много времени. Я машинально стучал по клавишам, восстанавливая хронологию всей этой истории. Дойдя до своего визит