около половины седьмого. Сначала, как часто бывает, подумал, что все привиделось, но тут же осознал -- именно так реальность и обстоит... Растолкал Нику, спросонья было улыбнувшуюся ему вполне разнеженно и мирно, но тут же с криком шарахнувшуюся -- может, решила, дура, что ее все-таки будут убивать... -- Вставай, собирайся,-- хмуро бросил Вадим.-- Уходить пора. И принялся старательно протирать тряпкой все места, где мог оставить свои пальчики. Особо тщательно протер наган: ужасно не хотелось расставаться с оружием, но чересчур уж рискованным показалось таскать его с собой после всего. В качестве подозреваемого у него были шансы выпутаться даже в этой глубинке, но оказаться сцапанным с орудием убийства в кармане -- чересчур уж чревато... Голова работала ясно и четко, он по мере сил постарался сбить следствие, буде таковое возникнет, со следа -- добавил на стол еще стаканов и вилок, чтобы казалось, будто тут гулеванили не менее полудюжины пьянчуг. Без особого душевного трепета навестил дальнюю комнату, пододвинул штык-нож поближе к ладони Эмиля, а в ухо хозяину квартиры засунул свернутую трубочкой двухсотку -- для пущей загадочности. Вспомнил про двух дружков, барабанивших вчера в двери, ухмыльнулся: похоже, любой мало-мальски толковый мент ухватится как раз за эту парочку, о которой узнает почти сразу же, из беглого опроса соседей... Еще раз старательно все прокачав и убедившись, что ничего не забыл и пальчики стер везде, вышел в прихожую. Ника стояла, прижавшись к стене, закрыв глаза, подергивая сжатыми кулачками. -- Что такое? -- спросил он неласково. Она затряслась, не открывая глаз: -- Уведи меня отсюда, скорее, уведи... -- Подбери сопли!-- прикрикнул он.-- Вот так... Пошли. И смотри у меня, без истерик. Думай лучше о веселом: скоро будем дома, все станет по-прежнему... и ничего не было. Шагай. Прислушавшись -- на площадке тишина,-- распахнул дверь и вышел первым. Тщательно притворил ее, не запирая на ключ, а сами ключи, протерев, бросил заранее на пол. Пусть потом обнаружат, что дверь не взломана, даже не заперта, пусть копают среди тех, кто был здесь своим человеком... Разломил найденную на серванте большую пластмассовую расческу пополам, одну половинку протянул Нике: -- Причешись. -- Кофе бы...-- вздохнула она. -- С круассанами... Пошли. Причесанная, она выглядела вполне на уровне, несмотря даже на отсутствие косметики. Они побыстрее вышли со двора, где не наблюдалось ни единой живой души, и направились по знакомой уже дороге. Городишко помаленьку оживал, проезжали машины, шли люди, хотя, конечно, ничего похожего на утреннее шантарское столпотворение. Увидев очередной киоск -- этот был украшен вывеской с надписью "Василек",-- Вадим решил рискнуть. Постучал в окошечко, оттуда выглянула тетка среднего возраста, вида скорее пролетарского, чем коммерческого. -- Колечко не купите? -- памятуя печальный опыт с баксами, он продемонстрировал товар издали, держа его двумя пальцами. -- Самоварное, поди? -- Те-етенька! Там проба есть. -- На нем-то есть, да на вас негде ставить...-- проворчала она, зевая.-- Снял с кого, поди? -- Обижаете! -- бесшабашно ухмыльнулся он.-- Позавчера развелся, а раз такое дело... Не было золота, и это не золото. -- Покажи-ка... Он решился разжать пальцы. Тетка достала из-под прилавка крохотный пузырек и капнула на кольцо, обозрев результат, немного подобрела лицом: -- Вроде золото... Сколько ж тебе бутылок-то надо? -- Никаких бутылок, мать,-- ответил он решительно.-- Мне денежка нужна, раз такое дело, поеду к мамане в Мотылино, и гори оно синим пламенем. -- Вот то-то,-- заворчала тетка.-- Чуть свободу почуяли -- понесло... Поскакал, задрав хвост, семью разбить, что кошку ногой пнуть... -- Эх, мать, знала б ты мою стерву, глаза бы не колола...-- сказал Вадим.-- Две сотни дашь? -- Сотню дам. -- Ну, мать... -- Полторы. Я ж не знаю, может, ты вечером прибежишь назад требовать и дверь ломать... ---- Ладно,-- махнул он рукой. Не отходя от окошечка, пересчитал мятые десятки. Пока что все складывалось отлично. -- Эй! -- окликнула тетка.-- До завтрашнего утра подержу, если что, придешь выкупишь. Насмотрелась на вас, свой такой же... Так подержать? -- Не стоит,-- отмахнулся он. Взял Нику под локоток и повел прочь.-- Ну вот, бизнесмен везде бизнесмен... Она молчала, убыстряя шаг. Автовокзал нашли довольно быстро, пару раз переспросив дорогу. Оказалось, это довольно уродливое шлакоблочное зданьице, построенное явно в те времена, когда срока огромные брели в этапы длинные. Вывеска здесь почиталась излишней роскошью -- огромные буквы АВТОВОКЗАЛ были выведены синей краской прямо по стене над козырьком единственной двери. Вот только дверь была заперта на громадный замок, вокруг не наблюдалось никаких признаков жизни, разве что хмурый пожилой субъект в ватнике и кепке лениво шоркал метлой по грязному разбитому асфальту, да примостившийся тут же кавказский человек помаленьку растапливал мангал. Совсем рядом проходила широкая дорога, выезд из городка, так что клиент, надо полагать, пер косяком. Вадим, правда, с неудовольствием обнаружил, что метрах в ста дальше, уже в чистом поле, торчала серая бетонная будочка поста ГАИ, и там уже торчали два вышедших на утреннюю охоту сокола. Лицезреть милицию отчего-то не было никакого желания, и он лишний раз напомнил себе, что уличить его ни в чем невозможно, лишь бы Ника не напорола глупостей... Время шло. Стрелки показывали без пятнадцати восемь, но никто и не собирался отпирать автовокзал. Оставив Нику сидеть на широкой приступочке у крыльца, Вадим подошел к трудолюбивому кавказскому муравью и поинтересовался: -- Сколько время? -- Сэмь сорок семь, да. -- А почему ж вокзал закрыт? -- Дарагой, ты смотри фыласофски,-- сказал шашлычник.-- Нэ отопрут в восемь -- отопрут в дэвять. Или в дэсять. -- Но автобусы на Бужур, вообще-то, ходят? -- Ва-абще-то -- ходят. По настроению. Когда автобус есть, когда пассажир есть, когда бензин есть. А если чего-то нету, тогда не ходят. Сиди, как повэзет. Слушай, купи девушке шашлык, ты посмотри, какая у тебя девушка, она с шашлыком в руке будет смотреться, как Клава Шифэр! Шашлычок с утра хорошо, ва! Я тебе честно скажу: это не баран, свинин, но уж никак не собак! Вчера еще хрюкал, такой упытан-ный, как Дося... Досю видел? Вот он такой же был! -- Со стиральным порошком? -- Абыжаешь! С соусом! Подумав, Вадим купил четыре шпажки шашлыка -- ив самом деле стоило подзаправиться перед дальней дорогой. Думал, придется Нику уговаривать, но она довольно активно принялась жевать с отрешенным лицом. Время шло, замок висел... Вадим понемногу начал нервничать. Умом он понимал, что трупы могут не обнаружить и до морковкина заговенья, а обнаружив, вряд ли станут устраивать облаву со взятием городишки в железное кольцо и уж никак не свяжут жуткую находку с двумя относительно приличными и, главное, трезвыми бродяжками. Но эмоции все же пересиливали, хотелось побыстрее отсюда убраться. Впервые он убил. К тому же не зря говорят: хуже нет -- ждать и догонять... Он с надеждой поднял голову, услышав шум мотора, не похожий на движок легковушки. Это в самом деле оказалась не легковушка, но и не автобус -- почти у самого мангала лихо притормозил "УАЗ", старый фургон армейского колера с выцветшей белой надписью по борту "Геологическая". Из кабины выпрыгнул здоровенный длинноволосый парняга, патлами и грубыми чертами лица крайне напоминавший Жерара Депардье, в резиновых сапогах и видавшем виды брезентовом костюме с геологическим ромбиком на рукаве. Тут же распахнулась боковая дверь, оттуда полезли мужики в таких же сапогах, брезентовых штанах, энцефалитках с капюшонами. Один держал на поводке охотно выпрыгнувшую светло-кофейную худую лайку. Он и возгласил: -- Не все же пить, пора и пожрать... Петь, расщедришься на шашлычки? -- Черт с вами,-- проворчал волосатый. Мужики весело галдели, разминая ноги,-- Вадим рассмотрел в оставшуюся распахнутой дверцу, что фургончик до половины завален тугими свертками спальных мешков, какими-то огромными катушками, рюкзаками и деревянными ящичками, путешествовать на груде всего этого вряд ли было особенно удобно. Сначала показалось, что их чуть ли не взвод, потом обнаружилось -- всего трое, не считая водителя и волосатого, определенно их начальника. Здоровенный, очень толстый мужик с испитой физиономией тут же плюхнулся рядом с Вадимом, достал из-за пазухи две бутылки и непринужденно, как у старого знакомого, осведомился: -- Борода, ножика нету? Вадим покачал головой. -- Худой! -- набычился волосатый Паша. -- А что Худой, что Худой, начальник? Они там в Каранголе, точно тебе говорю, с утра расслабляются. Ты что, Бакурина не знаешь? Хотя и молодой специалист с поплавком, из него собственные работяги веревки вьют. Забыл, как они неделю под Чибижеком квасили? Не будет никакой работы, а потому и нам бы еще сегодняшний денек прихватить... Иисус, ты как? -- Я в консенсусе,-- заявил парень, чем-то чрезвычайно похожий на итальянца -- кудрявая шевелюра, байроновский профиль. Рожа, правда, насквозь пропитая.-- Мухомор тоже... А, Мухомор? -- Блажен муж, иже иде на совет нечестивых,-- поддержал самый пожилой, державший лайку. -- Ну, смотрите,-- покачал головой Паша.-- Только завтра, если что, пинками на профиль погоню. -- Обижаешь, Паша... Как штык. Но без Мак-симыча... Тут уж мы ни при чем. Паша расплатился за шашлыки, и вся компания устроилась тут же, справа от Вадима. Сначала шашлык дали попробовать лайке, и, когда она охотно проглотила кусок, стали есть сами. Худой проворчал: -- И от собачины не померли бы. Сколько я ее съел... -- Ты, Худой, помалкивай. К вечеру поддам, я тебе всех сожранных тобою братьев наших меньших припомню... С топором по-над плетнями погоняю,-- заявил Иисус. -- А я у шефа пистоль свистну, сам на тебя охоту открою. Сказано это было беззлобно, больше походило на привычные дружеские подначки. Вадиму на миг стало грустно -- очень уж весело они болтали, сразу выглядели спевшейся компанией, не отягощенной в этой жизни никакими проблемами и сложностями. И трупы на них не висели, и трагической оторванности от дома что-то не ощущалось. Трое пили из горлышек. Паша не пил, очевидно, свято соблюдая начальственную дистанцию, но шашлык уписывал за обе щеки. Лишь шофер, этакий красавчик с аккуратно подстриженной бородкой, лениво прохаживался вокруг машины, лениво попинывал колеса и сливаться с коллективом не торопился. -- Что? -- Вадим только теперь сообразил, задумавшись, что Паша через голову Мухомора обращается к нему. -- Я спрашиваю, откуда такие камуфлированные? -- Долго объяснять,-- ответил Вадим нейтральным тоном. -- Долю ищете? -- Да вроде того. -- А едете куда?-- простецки ухмыльнулся Паша. -- В Бужур. -- Тамошние? -- Нет, шантарские. Занесло вот... -- Это бывает,-- Паша окинул его цепким взглядом.-- И без багажа? И безо всего? -- Занесло... -- Вмажешь? -- Мухомор непринужденно подсунул ему раскупоренную бутылку, не скверный портвейн, а "Монастырскую избу". Подумав, Вадим отпил немного из горлышка. -- А дама будет? -- Мухомор! -- укоризненно протянул Паша.-- Ну когда это дамы пили из горла? Ты еще колбасный огрызок из кармана достань, у тебя, по-моему, с Парнухи завалялся... А если серьезно, девушка, в машине есть чистый стакан. Мы от всего сердца и без задних мыслей, шантарская геофизика, чтобы вы знали,-- заповедник джентльменов... Хотите? -- Хочу,-- сказала Ника, улыбаясь ему вполне кокетливо. Вадиму это не понравилось, но он мысленно махнул рукой -- как бы там ни было, впервые за время своих печальных странствий он не чувствовал исходящей от новых знакомых угрозы. Очень уж естественными и дружелюбными они выглядели. Люди без подтекста, весь текст написан на лице... -- Женя! -- окликнул Паша.-- Аршин изобрети! Бородатый красавец нехотя полез в кабину и принес чистый стакан, остался стоять, задумчиво покачиваясь с пятки на носок. -- О! -- сказал Паша радостно.-- Заработала программка! Он у нас первый Дон-Жуан и при виде очаровательной женщины впадает в любовный ступор... Женечка, хорошо, если это брат, а если это ейный муж? -- и вопросительно глянул на Вадима. -- Муж. -- Вот так-то, Женечка. Иди, колеса попинай... Красавчик пожал плечами и отошел. Вадиму показалось, что особенной любовью сослуживцев он не пользуется. -- Значит, по свету странствуете? -- непринужденно продолжал Паша, наливая Нике полстакана. -- Странствуем,-- улыбнулась она так, словно и не было никаких ночных трагедий. -- И делать нечего? -- Выходит, нечего... -- Счастливая вы парочка, я вам скажу...-- покачал головой Паша.-- Порхаете, как птички, а тут изволь трудиться... Все, орлы, я вижу, допили. Поехали! Да, так вы, значит, бужурского автобуса дожидаетесь? Его может и не быть... -- Говорили нам уже,-- сказал Вадим. -- Печально... Ну что ж, приятно было познакомиться... Они ушли к машине, все четверо, уводя лайку. Вадиму стало грустновато -- моментально погасло веселье, им вновь предстояло в одиночестве ждать у моря погоды... -- Эй, искатели приключений! Он поднял голову. Паша, стоявший у распахнутой дверцы, манил их рукой. Они не торопясь подошли. -- Уговорили,-- сказал Паша.-- Довезем до Бужура. Автобус может и до завтра не появиться... -- Ой, спасибо, мы заплатим...-- оживилась Ника. -- Мадам! -- развел руками Паша.-- Гусарские офицеры, как известно, с женщин денег не берут. Прошу никакой пошлости и намеков в таковом замечании не усматривать. Как все люди суровой и романтической профессии, охамели в тайге-с -- и только. Садитесь в кабину, там удобнее. А если этот Казанова вздумает бросать масленые взгляды, пожалуйтесь, я его электродом отоварю... -- Едем? -- радостно и оживленно повернулась к Вадиму Ника. После короткого раздумья он махнул рукой: -- Едем... И полез в фургон, где на груде вещей возлежали трое мужиков и лайка, которую заботливо придерживал за ошейник Иисус, Лег на свободное местечко, поперек четырех спальников.В спину ему упиралась загадочная железная катушка с черным проводом, но ничего не поделаешь, более удобного местечка не отыщешь. Меж кабиной и грузовым отсеком -- или как он тут называется -- не было никакой перегородки, так что Вадим прекрасно видел: Нику и брезентового Казанову разделяет широкий кожух двигателя, да и не пытается бородатый приставать с ухаживаниями. Положительно, нормальные мужики, от сердца отлегло... Гаишники не обратили на них ни малейшего внимания, и "уазик", вырвавшись на вольную дорогу, набрал скорость. Лежащих слегка потряхивало, но они сноровисто принялись за работу -- подтянули поближе рюкзак и принялись извлекать из него охапку той же "Избы". -- То-то Мухомор где-то подзадержался...-- покрутил головой Паша.-- Затаривался, стервец... -- Паша, святое дело -- обмыть новый участок. Сам знаешь, пахать потом будем, как пчелки. -- Да знаю,-- сказал начальник.-- За это и терплю вас, хитрованов. Только вот без Макси-мыча... -- Чего-нибудь изобретем. Интересно, баку-ринские нам нары сколотили или с колес пошли квасить? -- Могли и с колес...-- задумчиво сказал Паша.-- Жень, ты ружье далеко засунул? Озерцо ж по дороге будет, с утями. -- Помню. Во-он там, за вьючником лежит. -- Уток -- немеряное количество,-- сообщил Паша, вежливо полуобернувшейся к нему Нике.-- С пары дуплетов столько насшибать можно... Вы готовить умеете? -- Умею,-- кивнула она. Ника и в самом деле умела неплохо готовить -- родитель, хотя и принадлежал некогда к третьеразрядной советской элите, вел народ к коммунизму в те времена, когда персональные кухарки полагались разве что первому секретарю обкома. И его супруга, Вадимова теща, происходившая отнюдь не из столбовых дворян, от безделья изощрялась в кулинарном искусстве, многому научив Нику, тем более что пожрать тестюшка любил... -- А диких уток, только что подшибленных, готовить приходилось? -- Неа. -- Знали б вы, какая это вкуснятина... Вадиму сунули в руку откупоренную бутылку, он улучил момент, когда машину не так подбрасывало, сделал приличный глоток. Настроение понемногу повышалось -- больше нечего было бояться, они целеустремленно мчались к цели. Конечно, в Бужуре еще предстояло провести какое-то время, но вряд ли эти мужики будут брать с них деньги за проезд, значит, на дешевые билеты хватит... Интересно, сколько могут стоить самые дешевые билеты? Сто лет не ездил на поезде... -- А в Бужуре что будете делать? -- спросил Паша. -- На поезд -- ив Шантарск. -- Паспорта в порядке? -- Ну, вообще-то...-- Вадим чуточку растерялся.-- А зачем? -- Как зачем? -- искренне удивился Паша.-- Давненько уж билеты на поезд продают только по паспорту... Очень похоже, он не врал. -- Нет, серьезно? -- спросил Вадим. -- Совершенно серьезно. Вадик, откуда ж ты взялся, если таких вещей не знаешь? Года два, как по паспорту... -- Шпионы,-- расхохотался рассолодевший Мухомор.-- Девушка очаровывает, а Вадик секретные документы фотографирует. -- Иди ты,-- сказал Паша.-- Во-первых, шпионы обязательно знали бы про такой порядок, а во-вторых, паспорта при себе имели бы. А у вас, такое впечатление, документов нема... Верно? -- Верно,-- осторожно сказал Вадим.-- Так уж получилось... Да и на поездах мне давненько не приходилось ездить... С паспортами приключилась такая петрушка... И умолк, притворяясь, что поперхнулся, решительно не представляя, что тут можно соврать, убедительное и максимально похожее на правду. -- Да ладно тебе,-- великодушно сказал Паша.-- На беглых зэков не похожи, и -- проехали. Будем считать, что ты у нас герцог в изгнании. По ГекльберрИ Финну. Вадим и... и Вероника. И все дела, без чинов... Но если подумать -- как же вы в Бужуре на поезд сядете? Без аусвайсов? -- С проводницей попытаюсь договориться. -- Тоже вариант... -- Ох, парни, как мы до Бужура в мае ехали...-- вмешался Иисус.-- Вас не было, вы на "газоне" добирались, а нам четверым Босс сунул билеты на поезд. Заходим -- а вагон, оказывается, купейный. Ну, пошли мы квасить... Проводника споили, потом заглянул бужурский мент, молодой такой сержантик, в поезда их нынче ставят за порядком следить. К полуночи он у нас прижился -- любо-дорого, свой мужик, мы ему обещали, что за порядком все вместе будем следить. Всю ночь лопали... -- Стоп! -- распорядился Паша. Вытащил из-за огромного, обитого по углам железом сундука ружье, достал из мешочка горсть патронов, распахнул дверцу и целеустремленно затопотал к камышовым зарослям, широкой полосой окаймлявшим вдали узкое длинное озеро. -- Ну, это надолго...-- заключил Худой.-- Пока все патроны не исстреляет, не вылезет. А ведь подшибет парочку... Жень, подай девушке стакан, стоять нам долго... Они попивали винцо, вольготно развалившись, удерживая то и дело рвавшуюся наружу лайку по имени Бой. Время от времени в камышах раздавались выстрелы. -- Вот так и живем,-- сообщил Вадиму Иисус.-- На природе, на вольном воздухе, ни начальства, ни ментов. Экологически чистая жизнь, я бы сказал... Как тебе? -- Что-то в этом есть,-- из вежливости сказал Вадим. -- Что-то? -- возмутилась чуточку захмелевшая Ника.-- Благодать! В самом деле, было во всем этом нечто от безмятежного пикника -- явственный привкус экзотики, не самое скверное вино, люди, от которых не ждешь подвоха... Лайка, рюкзаки, романтика... Наконец вернулся Паша, гордо тащивший за лапки четырех уток, не особенно и больших. -- Ой, жалко,-- сморщилась Ника. -- Зато вкусны, окаянные,-- Паша старательно запихал добычу в яркий пластиковый пакет.-- Погоняй, Женя, нам бы к обеду добраться... Глава вторая. Рабство на пороге третьего тысячелетия Вадим, уже успевший несколько захмелеть, заметил впереди дома, почти сразу же Паша, сидевший вполоборота и перешучивавшийся с Никой, объявил: -- Прибыли. Ага, вон бичи стадо гонят. Поздновато они сегодня что-то... "Уазик" свернул в сторону и остановился. Десятка три небольших, сереньких овечек протопали посередине дороги, подгоняемые мужиком и женщиной в брезентовых плащах, в самом деле, предельно бичевского вида. -- Паш, давай Боя пустим? -- предложил Мухомор. Громко пояснил Вадиму: -- Бой у нас овец душит, как серый волк. С маху. Ну, потом свалим все на случайность, с хозяином полаемся, денежки заплатим -- и с мясом... Паша... -- Ладно, ладно,-- фыркнул начальник.-- Только отъедем, чуть погодя, чтобы и в самом деле выглядело, будто по случайности отвязался... -- Варварство какое,-- возмутилась Ника.-- Они же такие кудрявенькие. Машина проехала метров триста, Паша распорядился: -- Пускайте. Кудрявенькие, конечно, но и вкусненькие... Вы, Вероника, в Шкарытово шашлык ведь кушали... Мухомор дотянулся, распахнул дверцу. Бой мгновенно прыгнул наружу, завертелся на месте, опустил нос к земле, шумно втянул воздух -- и, азартно гавкая, припустил вслед за стадом. Проехали еще немного, остановились окончательно. Худой похлопал Вадима по плечу: -- С прибытием, герцог! И первым выскочил. Вадим выбрался следом, ошеломленно оглядываясь. На райцентр, каковым являлся Бужур, это не походило ничу-точки. Ни следа рельсов, вокзала, многолюдства... Слева, за одиноким домом с вывеской "Магазин", сверкало обширное озеро, на дальнем его берегу вздымались голые сопки. Справа тянулось шеренгой десятка полтора домов, видно было с этого места, что вдали за последним нет уже никаких признаков жилья -- лесок и заросли какого-то кустарника. За домами местность полого поднималась, заканчиваясь густым лесом. Места, что скрывать, были красивые, даже живописные, одно озеро чего стоило... но где же Бужур? -- Послушайте...-- начал было Вадим. Грянул хохот в три глотки -- Иисус и Мухомор с Худым прямо-таки шатались от смеха, смахивая натуральные слезы. Худой хлопнул Вадима по плечу: -- Привыкай, герцог. В старые времена это называлось "зашанхаить". Джека Лондона читал? Он читал Джека Лондона и прекрасно помнил, что означало это словечко -- когда в портовом кабачке незадачливого моряка поили в доску и бесчувственного уволакивали на незнакомый корабль, и в себя он приходил уже в открытом море... Он невольно сжал кулаки. И остался стоять -- они вовсе не злорадствовали и не выражали враждебности, наоборот, такое впечатление, относились к происшедшему как к веселой шутке и предлагали ему самому посмеяться вдоволь... Судя по лицам, никто не считал, что совершил какую-то подлость или хотя бы пакость. -- Ну извини, Вадик,-- покаянным тоном сказал Паша.-- Это не Бужур, это Каранголь. Есть такая деревушка у черта на куличках. Ты пойми, чтобы нормально работать, в бригаде обязательно должны быть четыре человека -- а тут, сам видишь, трое, дошло до того, что я один буду таскать и батарею, и аппарат, хотя обычно для этого нужны двое... Макси-мыч у нас загремел в больницу в Шкарыто-во, положение аховое. В деревне лишних рук нет, никого нанять нельзя, пробовали в Шка-рытово, не нашли подходящих. А ты, как я понял, пташка небесная. Какая тебе разница, если поторчишь здесь пару недель? К тому же и с кухаркой загвоздка, а Вероника готовить умеет... -- Недельки две потаскаешь провод, дурило, а потом поедешь в Шантарск, как барин, на этой самой машине,-- поддержал Мухомор.-- И никаких тебе хлопот. Управимся за две недели, зуб даю, а там и сезон кончится... Ты за это время сотни четыре заколотишь, плюс Вероника... Кормежка казенная, энцефалитку найдем. Жизнь -- во! Я тебе авторитетно говорю, двенадцатый сезон добиваю, то бишь -- двенадцатый год... -- Не с кайлой вкалывать,-- поддержал Иисус. -- Вот это влипли! -- хмельно расхохоталась Вероника, закидывая голову.-- А казались такими джентльменами... -- Мы и есть джентльмены,-- ухмыльнулся Паша.-- Честью клянусь, недельки за две управимся... Она, к великому неудовольствию Вадима, смеялась без всякой злобы: -- Вот это угодили... Работорговля в стиле рюсс... А в кандалы вы нас заковывать будете? -- Вероника! -- возмущенно прижал Паша к груди здоровенные кулаки.-- Помилуйте, за кого ж вы нас, таких белых и пушистых, принимаете? В конце-то концов, и не принуждаем ничуть... -- А если мы откажемся? -- угрюмо спросил Вадим. -- Пожалуйста,-- развел руками Паша.-- Нешто я вас держу? Вот только до Бужура придется добираться на своих двоих, а это, между прочим, километров девяносто. В деревне ни у кого ни лошади, ни мотоцикла. Если сейчас двинетесь в путь-дорогу, к завтрашнему утру, может, и дойдете... если не заплутаете. А тут, кроме Каранголя, жилья в радиусе девяноста кэмэ нет... Зато волки, кстати, попадаются. Ну, решайся, пилот. Говорю тебе честно: две недели полюс-минус пара дней -- это уж как вы сами справитесь. И поедешь в Шантарск, как король, на тех же спальниках, а там получишь нехилые денежки... -- Но мы... -- Слушай, а что это ты за обоих решаешь? -- перебила Ника с видом веселой бесшабашности.-- Мне, например, надоело болтаться по этой романтической глуши. Хочу жить здесь. Вы меня работой не перетрудите? -- Никоим образом, Вероника! -- оживился Паша.-- Утречком сварить ведро борща, ведро каши -- и к вечеру то же самое. На обед в деревню не возвращаемся, берем сухой паек... И всего-то делов. Поселим вас у бабки, там у нее в избе хоть пляши, а для него,-- он кивнул на Вадима,-- местечко на нарах найдется, тут половина домов пустует. -- А баня у вас найдется? -- В два счета! Бабка затопит. Ну, согласны? Есть у рабства свои прелести? Она погрозила ему пальцем: -- Только чтобы непременно -- галантное обхождение... -- Есть! -- длинноволосый верзила отдал честь.-- Мужики, в темпе запомнили и передали всем остальным: кто нашей очаровательной поварихе нагрубит хоть словом, не говоря уж о жестах -- вышибу по двум горбатым, и поплетется он пешком в Шантарск... Ясно? Ну, мы тогда поехали, а вы тут с Вадиком окончательно помиритесь. Спальники Женька сбросит, вам, наверное, во-он ту хату оборудовали. Прошу! Он подал руку Нике, помог ей забраться в кабину, запрыгнул сам, и "уазик" помчался по единственной улочке вымирающей деревни. Вадим стоял, набычась. -- Держи,-- сунул ему бутылку миролюбиво ухмылявшийся Мухомор.-- Давай без обид? Ну, так уж вышло... Ты вон посмотри на Иисуса. Мы его в свое время точно так же зашанхаили. Открывали сезон, сели как следует вмазать в Шантарске перед выездом, он к нам и упал на хвост. Поили его два дня, потом по дикой пьянке сдал все документы в контору -- и на крыло. -- Вот был номер! -- подхватил Худой, прыснув.-- Продирает наш Иисус глазенки на третий день, видит -- вокруг примерно такая же картина. Мы тогда стояли... В Береше, кто помнит? -- В Линево,-- уточнил сам Иисус. -- Вот... Начинает Иисус орать: "Где я, что со мною?" Мы ему, как только что Пабло тебе, объясняем: мол, завербовался ты, голубь, в геофизику, сдал трудовую, спальник и костюм с сапогами получил, расписался за них и поехал за туманом... Иисус едва не подвинулся крышей, вопит: не хочу я среди здесь, я домой хочу! Мы ему объясняем: чудак, кто ж тебя держит? Он сгоряча хватает сапоги и орет: я пошел домой, в Шантарск. Мы ему объясняем: до Шаитарска, мил человек, триста километров, как ты их пройдешь пешком, без копейки, документов и даже сухой корочки? Ну, немного рассказали про работу и про житье-бытье... Что мы в итоге имеем? Иисус четвертый сезон мотает... Четвертый год. И не надо ему другой жизни. Верно, Иисус? -- Верно! -- возопил поддавший Иисус, обнял за шею Мухомора.-- Мужики, да мне теперь подумать страшно, что могло тогда повернуться по-другому! Я бы непременно в Шантарске от белки помер или по пьянке под автобус влетел! Мухомор, друг, не надо мне другой жизни! -- Вадик, бля буду, это чистая правда,-- заверил Худой.-- Видишь, нашел человек свое счастье. Может, и вы с Вероникой прикипите, жизнь, я тебе клянусь, у нас неплохая... Ты честно скажи, кончал что-нибудь такое? У тебя вид образованный. -- Было дело,-- хмуро сказал Вадим. -- Ага, а потом жизнь пошла писать кренделя? Ничего, не ты первый, не ты последний. Посмотришь мужиков, убедишься. У Лехи два диплома, политех и шкипер дальнего плаванья. Водяра сгубила. Майор-танкист есть. Только что из бывшей несокрушимой выперли -- взял моду командира полка с пистолетом по танкодрому гонять. Славка ничего еще по молодости не кончал, зато стихи пишет, писателем хочет быть. Глядишь, и станет, он упрямый... У Михи четыре курса универа. Народ не сермяжный, точно тебе говорю... Ну, без обид? Вадим исподлобья оглядел их, протянул: -- Без обид... Значит, две недели? -- За две недели мы эти профиля всяко разно пройдем,-- заверил Мухомор.-- Лишь бы дожди не нагрянули, тогда, конечно, затянется. Ну, за знакомство? Вадим допил бутылку. Он и в самом деле не собирался поднимать бунт. Во-первых, Нике вожжа попала под хвост. Во-вторых, вряд ли они врали насчет девяноста километров и полного безлюдья. В-третьих... Ему не хотелось бы признаваться в этом вслух (благо никто и не требовал), но сил больше не было. Чересчур много хлебнул горького. Выть хотелось при мысли, что снова придется тащиться куда-то парочкой никому не нужных изгоев. В конце концов, это не те куркули -- шантарские мужики, земляки... Две недели постарается вытерпеть. К тому же в этом захолустье можно пересидеть любые неприятности. Должно быть, те же примерно мысли пришли в голову и Нике, оттого и перенесла новость так легко, не сопротивляясь... -- Слушайте,-- сказал он.-- Но потом-то точно в Шантарск? -- Ну что тебе, землю есть, как Том Сойер? -- фыркнул Мухомор.-- Кровью подписываться? Пошли. У нас бухалово кончается, пора резервы искать, а мы еще в хате не обу строились... -- С Пашей мне больше не о чем говорить? -- А зачем? Все сказали,-- пожал плечами Худой.-- Ты к нему, кстати, уважительнее, есть некоторая субординация, этакие неуловимые оттенки. В хату начальника просто так лезть не стоит и особо не панибратствуй. Когда "Паша" да трали-вали, а когда -- он бугор, мы -- работяги... Пошли? Они направились в деревню, троица на ходу рылась по карманам, подсчитывая скудные средства. Скрепя сердце Вадим расстался с сотней из своего запаса, что встретило самое горячее одобрение. -- Магазин закрыт,-- констатировал Иисус.-- Обычно тут за прилавком торчит та-акая блудливая давалочка... А в этой дыре ей толком и не с кем... О! Славка на тропу войны вышел, издали вижу. Вон и майор торчит -- значит, точно, послали они Бакурина на все буквы и сели квасить в ожидании нас... Может, и рыбки наловили. Карасей в озере до черта. Бакурин тряпка, вообще-то, садится квасить со свои-у-ги работягами, а этого ни один умный начальник делать не будет. Ничего, Паша ему хвост живо накрутит -- Пашка молодец, молодой, да толковый, у него-то все спорится... И от него, кстати, за дело можно и по уху получить. Если напросишь на свою шею, так что учти. Славка, чего воюешь? Тот, к кому он обращался, парень лет двадцати с лишним, в интеллигентных очках, занят был отнюдь не интеллигентским делом -- пошатываясь, огромным колуном рубил ветхий заборчик палисадника, иногда промахиваясь и сгибаясь пополам вслед за воткнувшимся в землю топором. В доме то за одним, то за другим окном мелькала чья-то тоскливая физиономия. Добрая половина забора уже превратилась в кучу обрубков. Вторая пока что держалась, но и ее дни были сочтены. Распахнулась форточка, изнутри донеслось жалобное: -- Что ж ты творишь, ирод, а еще в очках... -- Бр-рысь! -- рявкнул Славик, замахиваясь топором.-- Усадьбу спалю, куркуль, если будешь гавкать! Форточка проворно захлопнулась. Тот, кого назвали майором, лысоватый коротыш лет сорока пяти, уже был неспособен на какие-либо осмысленные действия -- он сидел в сторонке, привалившись спиной к огромному тракторному колесу, валявшемуся у забора, одобрительно наблюдал за тем, как штакетник превращается в щепу, порой покрикивая: -- Гвардия, впер-ред! Рычаги на себя! -- Во! -- сказал Мухомор Вадиму так, словно хвастался местными достопримечательностями.-- Сидит -- майор, а забор сносит -- поэт. Слав, ты его за что? -- Знал бы за что, совсем бы убил,-- серьезно ответил Славик, пошатнувшись.-- Браги не дает, рожа. -- Вы ж у него, поди, все выжрали? -- Тем более,-- сказал Славик.-- Вы-то привезли что-нибудь? Мы тут третий день гужбаним, с Бакуриным просто -- вылезет утром на воздух, поглядит на небо в пустую бутылку заместо подзорной трубы и мигом с нами согласится, что погода для работы самая неподходящая. Карасей наловили до черта, ухи целое ведро стоит, а вот с водярой плохо, и продавать больше нечего... -- Сейчас что-нибудь придумаем,-- почесал в затылке Худой.-- Денег мал-мал есть. А вот магазин закрыт... Томка что, с вами бухает? -- Ага. Там ее уже по второму кругу пускают... Сторонись! Они кинулись с дороги в разные стороны, как воробьи из-под колес. "ГАЗ-53" с самодельной деревянной будкой, прикрывавшей только половину кузова, проехал мимо, вихляя, свернул вправо и ухнул передними колесами в единственную глубокую ямку, которая здесь имелась. Мотор моментально заглох, из кабины вывалился детина в такой же брезентовой униформе, кое-как утвердился на ногах и, похоже, принялся мучительно соображать, где это он очутился. -- О, Вася прибыл,-- констатировал Мухомор.-- Как успехи? Эй, Василь? -- Нормалек! -- отрапортовал Вася, не без труда сфокусировав на нем глаза.-- И бакуринский транзистор загнал, и твои хромовые сапоги... на хер тебе тут. Мухомор, хромачи? На танцы, что ли, ходить? -- Ну ты и курва...-- беззлобно покачал головой Мухомор. -- Зато имеем флягу браги. Вон, в кабине, еле запихнул... -- Капает! -- взревел Мухомор нечеловеческим голосом.-- Ты же крышку на защелку не заложил! Вон, капает! Спасай брагу! Все кинулись к кабине, опережая друг друга, вопя от избытка чувств. Мешая друг другу, не без труда выволокли из тесной кабины огромный алюминиевый бидон, литров на полсотни -- Вадим видел как-то по телевизору именно такие, в них образцово-показательные доярки сливали молоко. Здесь, разумеется, молоком и не пахло, во фляге плескалась жидкость, цветом и запахом крайне напоминавшая какао. -- Какаовая,-- блаженно принюхался Иисус.-- Это вам не с куриным пометом, как в Парнухе... Взяли, мужики! Они с Худым подхватили флягу за ручки и поволокли к избе, откуда как раз отъезжал "уазик". Вася орал вслед: -- Грузовик-то вытащим? -- До завтра постоит,-- отмахнулся Мухомор.-- Вадик, чего встал? Пошли "какаву" пить, как аристократы! -- Эй! -- истошным голосом завопили сзади.-- Эй, иогодите, идолы тувинские! Их гигантскими прыжками нагонял тот самый доморощенный чабан -- полы брезентового плаща развевались, в руке мужичонка держал совершенно бесполезный теперь кнут, забыв о нем. -- Ага,-- осклабился Мухомор.-- Сработало... Подбежав, пастух сгоряча продолжал в том же духе: -- Вы, идолы тувинские... Славик моментально выдвинулся вперед, занес колун: -- Я тебе! Господ геофизиков сравнивать с языческими идолами? Пополам перелобаню, труженик пастушьего фронта! -- Ты, в самом деле, поосторожнее,-- невозмутимо бросил Иисус.-- Не с бичевней общаешься, можно и по рогам схлопотать... Мало ты у Максимыча через плетень летал? -- Мужики! -- плачущим голосом воззвал мужичонка.-- Ну ладно вам, что вы, как эти! Там ваша собачка овцу задавила, налетела, как дикий зверь, завалила и придушила моментом... Мне ж хозяева бошку отвинтят! Что ж теперь делать-то? -- Так бы сразу и сказал,-- поморщился Мухомор.-- Во-он, "уазик" стоит. Сходи к начальнику отряда, поплачь. Если хорошенько попросишь, заплатит. Только овечку, чур, забираем, коли деньги плочены... Славик матерно подкрепил его вердикт, многозначительно покачивая топором с видом опытного палача. Чабан, затравленно шарахнувшись, обежал их по широкой дуге и помчался к указанной избушке. -- Ага!-- захохотал Славик.-- Вы что. Боя пускали? -- Да отвязался,-- ханжески воздел глаза к небу Мухомор.-- И глазом моргнуть не успели, как смылся... -- Значит, будем с шашлычком,-- безмятежно заключил Славик, отбросил колун.-- Ладно, я ему завтра ограду дорублю, куда он, на хрен, денется... Пошли "какаву" пить... ...Аристократическая "какава" по своему убойному действию напоминала молодое вино, которое Вадиму довелось не раз пробовать в Молдавии. От какао она ничем не отличалась и вкусом, сама лилась в глотку, но вскоре при относительно ясном сознании руки-ноги отказывались повиноваться, а там наступал черед мозгов. Правда, этот момент настал довольно поздно -- и Вадим общался с новыми знакомыми довольно долго. Его очередным пристанищем оказалась небольшая избушка, где половину единственной комнаты занимали огромные нары с аккуратным рядком спальников, а кроме нар имелись лишь бесполезная печь и самодельный столик. На нарах и расположились, сдвинув в угол уснувшую в спальном мешке полуголую белобрысую девицу, здешнюю знаменитость Томку, и положив к ней под бочок столь же бесчувственного субъекта, худого, как жердь и бритого наголо, в энцефалитке, но без штанов. -- Картина ясная,-- сделал вывод Мухомор.-- Михалыч Томку отпежил, из спальника он еще вылез, а вот штаны надеть уже не сподобился, укатали сивку крутые горки... Разбудить, что ли? -- Сам разбудится, как брагу учует,-- фырк-нул Славик.-- Все равно сейчас кататься начнет. -- Это точно,-- кивнул Мухомор, пояснил Вадиму.-- Манера у человека такая -- когда вырубится, начинает по нарам кататься. Может, снится, что он трактор, кто его знает... В Парну-хе вот так же взялся кататься, когда никого в хате не было, а Васька на нарах пилу забыл. Михалыч по ней лысиной и прошелся. Мы потом заходим -- мамочки! Все спальники в кровище, смотреть жутко, а он дрыхнет себе. Паша вбил в голову, что это мы Михалыча били, так до сих пор и не верит, что он сам... -- Поговори,-- довольно внятно отозвался Михалыч, не открывая глаз. -- А кто в Береше теленка трахал? Наливайте... Где моя большая кружка? -- Насчет теленка -- брешет,-- сообщил Мухомор, подсовывая Вадиму эмалированную кружку, до краев полную "какавой".-- Дело там было совсем не так. Избушку бабка нам сдала, а теленок остался в загородке. Стоит себе и стоит, придет она, покормит и уйдет. Вот кто-то, то ли Славка, то ли Иисус, начал ему пальцы в рот совать. Остальные тоже подтянулись, все развлечение, потому что работы не было пять дней, дождь шел, пить и то надоело... Телок маленький, сосет пальцы, пасть у него жесткая, но кожу не сдирает. Стояли мы так, и тут спьяну пришло кому-то в голову -- а ежели ему вместо пальца в рот чего другое засунуть? Ну, пошла дискуссия. Сошлись на том, что по дурости сосать будет. Ладно, идем дальше: возникает закономерный вопрос, кто ему свой сунет? Никто не хочет, все опасаются. Кто его знает, возьмет да отжует. Решили жребий бросать. Пока судили-рядили, пока обговаривали, орали на всю деревушку. Пошел какой-то абориген к бабке и орет: "Семеновна, беги скорей, твоего телка эти идолы трахать хотят!" Бабка бежит, аж кости стучат... Вот и вся история. Увела она тел