будете делать, когда получите результаты. Если получите, конечно, - я ничего не могу гарантировать. Тут Воровский не поможет, нужно будет другую фирму подключать, "Агентство мелких пакостей Кронштейна", а у нее случаются осечки, уж больно задачи деликатные... - Я в вас почему-то очень верю, Эйб, - сказал Причер искренне. - Литров пять спирта, - размышлял Кронштейн вслух, легкомысленно подбрасывая на ладони обойму. - И дело в шляпе. Если не поймают. А если поймают? Еще литров десять. - Образцы спрячьте! - жутким шепотом потребовал капеллан. - Что? Ах да, конечно. Вот, они уже исчезли. Не беспокойтесь, Причер, в случае чего я их проглочу. - Все-то вам шуточки! - Работа тяжелая, - вздохнул Кронштейн. - Одной водкой не поправишься, требуется еще крепкая доза соленого морского юмора... Между прочим, эти придурки на скважине креатин в выпивку подмешивают! Говорят, после такого коктейля можно пахать две смены кряду без устали. Вы в курсе, Причер, что там людей некомплект? Как только джунгли всерьез поперли, добрая половина работяг с перепугу разорвала контракты и ломанулась на орбитальную станцию с первым же шаттлом. А там месяц ждала грузовика. И странная штука - никто из беглецов на Земле не озаботился дать разоблачительное интервью... Постоянно голову ломаю - чем именно им рты позатыкали? - Что вообще творится вокруг скважины? Я пытался туда пролезть, но меня "эм-пи" остановили. - Правильно остановили, у вас допуска нет. - Как будто у вас есть! - У меня есть спирт! - заявил Кронштейн гордо. - А там, за забором, ничего особенного. Сотня вечно пьяных напуганных рабочих. Десяток менеджеров, тоже напуганных и пьяных. Еще десяток поддатых специалистов, трясущихся от страха. И несколько человек секьюрити, абсолютно трезвых, потому что они уже собственной тени боятся. Временами к главному управляющему заезжает ваш полковник, и они вместе бухают. Нормальная рабочая обстановка для дальней колонии, обороняющейся от агрессивной среды, - вам ли не знать? - Сами мы ее создали, эту среду! - Причер в сердцах чуть не треснул кулаком по столу, но вовремя удержал руку, жалея казенное имущество. - Я и такую возможность допускаю, - согласился Кронштейн. - Так, может, по маленькой, а, Причер? За победу разума над глупостью, которая в необозримой перспективе должна наступить хотя бы по закону вероятности! Давайте, падре. Вы явно нуждаетесь в транквилизаторе. А анализ я вам сделаю, честное слово. Конечно, если не возникнет, как говорят у нас на флоте, обстоятельств непреодолимой силы. - А-а, давайте! - махнул рукой Причер. - Помирать, так хоть поддавши. Один хрен - неправедно вино, неправеден царь, неправедны женщины, несправедливы все сыны человеческие, и все дела их таковы, и нет в них истины, и они погибнут в неправде своей! - Внушает! - оценил цитату Кронштейн. Словно по мановению руки Причера, к столику подскочил официант, и перед капелланом образовалась кружка пива. - Уважают вас, - удовлетворенно отметил Кронштейн. - Люблю, когда моих друзей уважают. Ну-ка, я вам сейчас накапаю... Вот так. Приняли! - Приняли! - кивнул Причер, опрокидывая в рот смесь пива с водкой, и даже отвратительный вкус русского народного пойла сейчас показался ему вполне приемлемым. Кронштейн назвал его "другом". О Причере ничего подобного так давно никто не говорил, что он теперь с психиатром и реактивного топлива выпил бы. ГЛАВА 12 В воскресенье утром храм оказался набит битком. Пришла вся отдыхающая смена, даже те, кому сейчас полагалось спать после ночи в карауле. Усталые лица, но просветленные ожиданием. "Они ждут чуда. Они надеются, что я сделаю им хорошо, - подумал капеллан, стоя за кафедрой. - С ними очень давно не разговаривали по-человечески. А я, негодяй, сейчас на них обрушу свои личные сомнения. Попрошу вместе со мной задуматься. Страдать попрошу. Искать выход. Но что поделаешь? Да ничего не поделаешь... Человек пятьсот, не меньше, буквально стены трещат. А остальные слушают по трансляции. Вся база внемлет моему слову. Это большая удача. Во всяком случае, если меня через полчаса скрутят "эм-пи" и засунут в Шаттл, я смогу быть уверенным, что сделал на Кляксе see возможное. С Богом, капеллан! " - Основной трагизм жизни - это трагизм смерти, - сказал Причер. По рядам слушателей прокатился вздох. В первом ряду напрягся полковник. - Мы, военные, глубоко понимаем трагедию смерти, ведь нам столь часто приходится наблюдать ее вблизи. Кладбищем становится для нас весь мир, когда мы опускаем в могилу своих товарищей. А советы окунуться в повседневные заботы, разговоры о том, что время нас излечит... Это так же бессмысленно, как напиться до бесчувствия. Смерть не вытравить из памяти. Зал вздохнул снова. "Давайте, примерьте это на себя, вспомните, как оно бывало, - подумал капеллан. - Даю секунду. Так, поехали дальше. Вроде бы получается". - Хотим мы того или нет, все мы смертны. И смертны те, кто нам дорог и близок. Увы, физическая смерть неустранима. Но тем не менее в каждой душе человеческой живет неуемная жажда жизни, бесконечного совершенства и могущества. Всю свою историю наша цивилизация идет к тому, чтобы продлить жизнь человека, и мы достигли многого на этом пути. Но в конечном итоге все усилия разбиваются об одну проблему - неотвратимости смерти. Представьте себе, что вас приговорили к смертной казни, но отсрочили ее исполнение на месяц и Отпустили вас домой. Ужасная ситуация, не правда ли? Но ведь мы все в таком положении! Для одних приговор исполнится раньше, для других позже. Но суть от этого не меняется. Все мы смертники, причем в буквальном, точном смысле этого слова... Причер дал себе и залу короткую передышку, вгляделся в море внимательных глаз и понял - есть контакт. Его услышали и будут слушать дальше. А значит, от него уже ничего не зависит. Он просто должен говорить. Правду. И будь что будет. - Говорят, что нормальному, здоровому человеку несвойственно думать о смерти, не замечать ее неумолимого приближения. Ошибка. То, что мы принимаем за непоколебимое душевное здоровье, на самом деле обычный самообман. Человек, лишенный веры в Господа, только через создание всяческих иллюзий спасается от кошмара осознания истинного своего положения. Положения обреченного на казнь! О, иллюзия! Она успокаивает и убаюкивает, на самом деле обманывая и обольщая! Нам могут возразить - а чем лучше ваше положение религиозных людей, ведь и вы те же смертники? Между тем существует колоссальная разница между атеистом и верующим в их отношении к жизни и смерти. Для верующего земное существование - прелюдия к будущей полноценной и гармоничной жизни. Смерть для него - лишь переход от одной, низшей стадии жизни, к другой, высшей. Для атеиста земная жизнь - все. Поэтому смерть для него - непреодолимая трагедия, обессмысливающая всю его жизнь. В этом парадоксе самый ужасный кошмар атеизма: жизнь - все, и смерть превратит ее в ничто, в бессмысленную возню. Для верующего же трагедия смерти преодолевается радостным сознанием бессмертия. И от этого земная Жизнь приобретает огромный и глубокий смысл - подготовки к вечной жизни. Это великое знание, дети мои. Никто так не мотивирован дышать полной грудью, проживая жизнь земную, как верующий. Ведь он должен суметь из сырой глыбы природной данности большим трудом, длительным подвигом высечь, как скульптор, прекрасное человеческое лицо. Воспитать в себе духовную личность и наполнить ее тем бессмертным содержанием, которое приобщит его к Вечности.... "Помедленнее, - напомнил себе Причер. - Ты ни в коем случае не должен их гипнотизировать. Они должны расслышать каждый тезис и иметь время сравнить его с личным опытом. Они должны осознать". - Так почему мы жаждем бессмертия? - почти выкрикнул капеллан и почувствовал, как весь зал тянется к нему, - неподвижные внешне люди на самом деле стремились прикоснуться к священнику. - В сущности говоря, ненасытное стремление жить и есть неосознанная жажда бессмертия. Мотивы этой жажды коренятся в самой глубине человеческой души. Это и неутомимая жажда познания, и потребность в непрестанном творчестве, и просто глубокая любовь к живой человеческой личности. Пребывая здесь, - Причер ткнул себя пальцем в грудь, - в наших физических телах, мы не успеваем реализоваться полностью. Ведь душа человеческая внутренне бесконечна, и потому для раскрытия всех ее возможностей нужна вечность, то есть бессмертие души. Жажду познания не утолить за одну-единственную жизнь. И творчество неразрешимо и беспредельно. Наконец, самый очевидный мотив желания бессмертия - любовь. Умереть, когда любишь, и умереть навеки, безвозвратно, - это необыкновенно больно. Здесь мы можем сослаться на признания атеистов, отрицающих Бога, но обладающих опытом живой, самоотверженной и чуткой любви. Именно на атеистов, у которых под влиянием смерти горячо любимых близких людей зарождалась вера в их бессмертие! Такие атеисты, отрицая бессмертие умом, в то же время энергично утверждают его всем сердцем, всей душой своей!.. Зал начало потихоньку трясти. Причер действительно изо всех сил старался не загипнотизировать людей, но он все-таки акцентировал некоторые слова и фразы - и неплохо "завел" паству. Вброшенный капелланом безмолвный вопрос лег на измучившую людей здесь, на Кляксе, неразрешимую проблему. Теперь настала пора отвечать. Единственно правильным образом. Спасти заблудших, убедить колеблющихся. "Готовы ли они? Кажется, да. Сейчас будет самое важное. Хочется надеяться, что в Военно-Космических по-прежнему не спят на лекциях по общей физике. Если люди хоть что-то помнят, это большая подмога". - Как люди военные, все мы реалисты, - сказал Причер доверительно. - Наше ремесло чересчур серьезно, чтобы принимать на веру голые теории. По этой же причине нам доподлинно известно, что ни одна элементарная частица, ни одно поле, ни один вид энергии, раз возникнув, не исчезают бесследно. Они продолжают существовать, меняя лишь форму и состояние, непрерывно трансформируясь. На этой основе построен и известный нам всем закон сохранения организации. Сегодня мы понимаем материю как единство вещества, энергии и организации. И ни одна из этих частностей не может обращаться в нуль, что означало бы потерю материей одного из ее функциональных свойств. Превращение в нуль - фикция, реальная только с позиции абстракции науки. Таким образом, полное уничтожение чего бы то ни было невозможно. Поэтому не-у-нич-то-жим и человек!.. По залу прошло шевеление. "Давайте, хорошие мои, вдумайтесь! - взмолился Причер. - Поймите, что вы от рождения бессмертны. Осознайте, что иначе и быть не может". - Человек сохраняется по той же формуле! - заявил Причер жестко и директивно. Зал в ответ сдержанно взвыл от восторга. - Конечно, не как тело хомо сапиенс, а в потенции. Сохраняется код материальной системы, образовывавшей до момента гибели организм человека. Тут все понятно, да? Отлично, дети мои. Но вот вопрос - а насколько жестко запечатлено в этом коде наше сознание? Не случится ли с ним чего после распада физического тела? Вопрос болезненный, ведь для человека самое дорогое - его личное, индивидуальное сознание, то, каким он ощущает себя. Медицина говорит - да, это возможно. Тело и душа, сома и психика неразделимы. А значит, раз сохраняется код организации системы, образовывавшей тело, тогда в силу неразрывности сомы и психики должно сохраняться и человеческое сознание! - Ух ты! - донеслось откуда-то с задних рядов. - Но в каком именно смысле оно сохраняется? - спросил капеллан, пряча улыбку. - Что останется от психики, сознания, а говоря по-христиански - души каждого из нас после физической смерти? Ну, так давайте вместе разберемся - а что такое психика, сознание или душа человека? В чем отличие мира телесного или материального от мира психического или духовного? Душа - носитель и источник наших чувств, желаний, представлений, мыслей и так далее. То есть проявлений самой жизни в индивидуальности человека. Следует понять разницу между человеческим "я" самой душой и ее проявлениями. Чувства, мысли акты воли имеют временную форму, они возникают и исчезают. Совсем иной характер имеет "я", то есть душа человека. У нее нет временной формы, она вечна. Чувства и мысли всего лишь проявления нашего "я". Они возникают, лишь когда существует "я" которое осознает их как свои - мое желание, моя радость, моя идея... Таким образом, "я" стоит выше каждого из своих проявлений и остается свободно от времени. "Я" - сверхвременно, а не только сверхпространственно, как его проявления, всегда имеющие временную привязку. Учтите: неподвластность человеческого "я", или души, времени - это не какое-то отвлеченное умозаключение или гипотеза. Это факт наблюдения душевной жизни человека. Из всех заблуждений человеческого ума самое парадоксальное - как мог дойти человек до материализма, до отрицания души, ибо "душа" это и есть наше "я", это мы сами в сокровенной глубине нашего существа!.. Причер внимательно оглядел зал. "Зацепило, - подумал он. - Никто даже не кашлянул. И главное, они не просто слушают, а думают, размышляют вслед за мной. Отлично. Только господин полковник как с самого первого моего слова насупился, так до сих пор брови и не поднял. Чует, к чему дело идет. Прямо жаль мне его". - Итак, мы есть и мы будем! - сказал Причер, вызвав в зале очередной дружный вздох, на этот раз не изумленный, а полный удовлетворения. - Какая же именно форма бессмертия ожидает нас? Большинство людей, верующих в бессмертие, видит его как сохранение теперешнего их сознания, которое образовалось в течение их жизни. Назовем такое сознание "простейшим", договорились? Да и как его называть еще? Ведь оно сформировано на чувстве обособленного "я", на врожденном эгоизме, интересах и потребностях, определяемых злобой дня и борьбой за лучшее место под доступными человечеству солнцами. Собственно, поэтому мы так цепляемся за него. Да мы скорее готовы отказаться от загробной жизни вообще, если нам не будет гарантировано сохранение этого маленького, ограниченного, примитивного сознания! Но зачем оно нам такое в загробной жизни?! Нет, вы мне ответьте - зачем? Оно попросту для этого дела не подходит! Какая может быть вечная жизнь с таким, извините, огрызком вместо полноценного сознания?.. Зал хохотнул, и капеллану стало окончательно ясно: он может выиграть этот бой. Если кто-то где-то в дальнем углу и задремал после ночи в карауле, Причер его присутствия не чувствовал. А вот добрую волю сотен людей, их искреннее желание приобщиться к таинству - ощущал. И значит, нужно было просто досказать все до самого конца. До точки. - Так зачем требовать, чтобы наше "простейшее" сознание отправилось с нами в вечную загробную жизнь? - спросил он. - Неужели вы думаете, что вечная жизнь за гробом есть тупое и нудное продолжение земной жизни со всеми ее мелочными заботами и ограниченностью интересов и потребностей? Конечно, нет! Поэтому и желание затащить с собой в царство вечной жизни свое "простейшее" сознание, на взгляд Церкви, все равно что младенцу отказаться становиться взрослым из боязни утратить тождество своей личности. Да, "простейшее" сознание есть, по существу, младенчество нашей души. Мы ведь договорились не понимать под душой только обычное сознание, которое занимает в ней отнюдь не большое место, это скорее верхний слой душевной стихии. Уверяю вас, человек вполне может стать взрослым, в корне изменить свое "простейшее" сознание, этот верхний слой души, сделав его проводником Божественной жизни. И с новым, взрослым сознанием, непохожим на "простейшее", человек способен обрести Жизнь Вечную. Отсюда и необходимость еще здесь, во плоти, подготовить себя для жизни в потустороннем мире. Для жизни в новых условиях, абсолютно непохожих на известные нам миры, где обыкновенно царствуют злоба, ненависть и зоологический принцип борьбы за существование. Поэтому цель и смысл жизни телесной - подготовка к жизни вечной, приобретение нового, совершенно необыкновенного сознания. Но взрастить его в себе возможно только через таинство, чудо освобождения от духовной слепоты и глухоты, от того духовного паралича, в котором пребывает наше "простейшее" сознание. Измениться! Измениться к лучшему!.. - С этими словами капеллан, сам того от себя не ожидая, протянул руки в зал, и тот, будто единый организм, качнулся ему навстречу. - Если сможем, мы будем другими! - воскликнул Причер, воздевая руки к небу, будто показывая дорогу, и в голосе его звенела уверенность. - Очистившись, изменившись к лучшему, мы подготовим себя к продлению жизни с новым сознанием, непохожим на то, которым мы пользуемся в этом мире. По большому счету человек живет трижды. Первая ступень - непрерывный сон в утробе матери, когда он, прозябая в сумерках одиночества, создает тело себе. Вторая - чередование сна и бодрствования, когда человек живет личной жизнью и вступает в общение с другими людьми в лучах света, озаряющих ему мир явлений. И наконец, третья ступень - вечное бодрствование, когда жизнь человека переплетается с духовной жизнью других людей для высшей жизни во Всевышнем Духе, в котором созерцается сущность всего преходящего. На первой ступени из зародыша развивается тело. На второй пробуждается дух и может создать новый орган - новое сознание, о котором мы только что говорили, для ступени третьей. И наконец, в загробном мире развивается божественное начало, которое заложено в душе каждого человека. Переход с первой ступени на вторую - рождение, со второй на третью - смерть. Но еще на второй ступени божественное иногда раскрывается в душе в отдельные моменты предчувствий, интуиции, прозрений. Это - потустороннее существование, темное пока для нас и ясное как день для душ, которые достигли третьей ступени бытия. Надеюсь, вы заметили аналогию между развитием тела в утробе матери и развитием души в течение жизни человека, когда душа создает новый орган для жизни после смерти. Этот орган - "новое сознание". Мы говорили, что только чудо может освободить нас от духовной слепоты, от того духовного паралича, в котором пребывает наше обычное, "простейшее". Да, здесь требуется чудо благодати Божией, и христианство как раз учит о том, как приобрести это новое, совсем другое, невероятное, но доступное человеку сознание, чтобы войти в Жизнь Вечную... x x x Причер как раз прилег, но отдохнуть ему не дали - в комнату без разрешения ввалился майор Лурье. Лицо особиста украшали громадные темные очки. Двигался он немного скованно, заметно припадая на обе ноги и перекосившись на один бок. - Вы чего вытворяете, капитан?! - рявкнул Лурье. - Полковник рвет и мечет. Хотел сам к вам подойти, да побоялся - уж больно, говорит, хочется этого Джордано Бруно доморощенного за шкирку оттаскать! Причер сел на кровати, потер глаза и спросил: - Что у вас с лицом? - Ночью пьяные кругом валяются, - сквозь зубы процедил Лурье. - Идешь, спотыкаешься, падаешь... Не уходите от темы, капитан! На хрена это было? - Вы о проповеди? - спросил Причер. - Да ничего особенного. Так, напомнил людям простейшие христианские догмы. - Ах, догмы?! Это какой же саботажник их выдумал?! - Вы, майор, говорите, да не заговаривайтесь, - посоветовал капеллан. - Вам тут не офицерский бар, а гарнизонный храм. Поберегите свою душу. Бессмертную. - А вы, капитан, - Лурье наставил на капеллана палец, что далось ему не без труда, - думайте, кому Угрожаете! - Да я и не угрожаю. - Причер снова лег. - Взаимоотношения с Богом - личное дело каждого. Отрицаете бессмертие души - пожалуйста. Ваша проблема. Так и проживете в страхе до самого конца. - Мне бояться нечего, - заверил капеллана Лурье. - Пусть боится тот, кто устроил подрывную акцию. Это же надо додуматься - неразумной солдатне подбросить такую идею! Да вся база сейчас только об одном и говорит - на хрена мы тут погибаем, если нам еще жить и жить?! - Правильно. Не погибать надо, а к вечной жизни готовиться, - согласился Причер. - Вста-ать!!! - заорал Лурье. - Смирно, капитан!!! Причер очень медленно поднялся с кровати и более-менее смирно перед майором встал. Даже без обуви капеллан оказался почти на голову выше Лурье. И угрожающе выдвинуть левое плечо он, естественно, не забыл. - Они же кретины, Причер! - сбавил тон Лурье. - Неужели вам, офицеру, это непонятно? Солдат в массе своей туп, прямолинеен и исключительно глуп! И если вы кидаете ему одну-единственную новую идею, он тут же за нее хватается! А если эту идею еще как следует разжевать... - Им эту идею, как вы изволили выразиться, "кинули" еще в начальной школе, - буркнул Причер. - Они просто забыли, что бессмертны. - Всегда я подозревал, что от попов одни неприятности! - Ну-ну... - Но вы, капитан, просто бедствие какое-то! - Вы образцы-то на анализ отдали? - Не ваше дело! Короче, Причер, я пришел с официальным предупреждением. Еще одна такая выходка, подрывающая боеготовность, - и собирайте вещички. Полковник уже сегодня хотел вас сгоряча арестовать как саботажника. Я отсоветовал. Пообещал, что вы на следующей проповеди успокоите людей. Вы же сделаете это, а, капитан? Вам же не хочется угодить под трибунал? И не надейтесь на заступничество Службы поддержки - мы устроим так, что вас мигом лишат сана, и пойдете вы под суд не капелланом, а простым капитанишкой! За трусость и саботаж! - Да чего вы беситесь так? - спросил Причер миролюбиво. - Что я сделал? - Формально, может быть, и ничего. А по сути... Капитан, ну зачем?! Мы же с вами буквально вчера договорились о сотрудничестве! С какой стати вам в голову взбрело устраивать из обычной проповеди антимилитаристскую пропаганду? - Не было такого, - сказал Причер твердо. - В общем, второго предупреждения не последует. Ясно вам? И будьте добры, вплоть до особого распоряжения ограничьте свои перемещения по базе. Максимум до столовой и обратно. В противном случае... - А если попрет? -- Из боевого расписания капитана Причера уже вычеркнули. Как ненадежного. Вот чего вы добились своей дурацкой самодеятельностью. Кстати, терминал ваш где? Давайте сюда. Он вам больше не понадобится. "Похоже, моя проповедь на самом деле имела успех, - подумал капеллан. - Не ждал я такой бурной реакции. Ну... Решился же входить тесными вратами? Они перед тобой, Причер, милости просим". - Вольно, капитан, - процедил Лурье и вышел было, но в дверях задержался. - А муравьеда вашего сраного я застрелил! - сообщил он с видимым удовольствием. Причер крепко зажмурился и до боли сжал кулаки. x x x Примерно через полчаса в дверь осторожно поскреблись. - Ну, кто там еще? - недовольно буркнул Причер, на самом деле сгорая от любопытства. - Реанимация! - провозгласил знакомый голос. - Милости прошу, Эйб! - обрадовался Причер. Вот уж кого он не ждал, так это Кронштейна. - Слушайте, а это ничего, что я по вашему храму лазаю? - спросил Кронштейн, входя в комнату и извлекая из-под кителя немаленькую плоскую емкость. - Уже ничего. После мичмана Харитонова нашему храму все равно. Он, считайте, под бомбежкой побывал. - Какого Харитонова? - удивился психиатр, оглядывая комнатушку. - Да заходил один урод. Говорил с русским акцентом, назвался мичманом Харитоновым. Правда, теперь я думаю, что это был какой-то провокатор. - Если с русским акцентом - точно ваш. Стаканы где, Причер? Не вижу стаканов. - Да нету меня... - О, эта вечная американская расхлябанность! Ладно, я водку принес, ее и из горла можно. А обложили вас, Причер. У входа в храм "эм-пи" стоят. Повезло, что я знаю пару специальных чисто психиатрических фокусов для таких ситуаций... Домашний арест, а? - Почти. - Ну, пейте. - А может, не надо? - Надо, Причер, надо. - Кронштейн вытащил из кармана пару сладких питательных батончиков. - Говорю как врач. И закуска есть. - За что пьем-то? - За то, Причер, что база на ушах стоит. Капеллан сделал изрядный глоток, прикрыл глаза, подождал секунду-другую, отдышался и спросил: - Точно на ушах? - Если до нас докатилось, значит, точно. - Кронштейн отобрал у капеллана флягу и в свою очередь глотнул. - Уф-ф-ф... А действительно сильная проповедь была. Я, например, прямо-таки глубоко задумался. Чего таращитесь? Уже и послушать нельзя вашу трансляцию? - Да можно, конечно... - А вообще, Причер, зараза вы редкостная. Почему не сказали, что ваш Лурье тоже в лабораторию на скважине попрется? - Как-то в голову не пришло, - смутился капеллан. - Извините. Это вы его по морде двинули? - Там много народу было, - ответил Кронштейн уклончиво. - Решили, что кто-то из местных секьюрити крадется, ну и устроили ему "темную" аж до потери сознания. А потом гляжу - Лурье! И обойма с биопробами в кармане. Стыдно, Причер, двойную игру учинять. Не по-товарищески. - Да у него не те образцы! - воскликнул Причер. - Извините, Эйб, ради Бога, что так получилось, но вы просто не понимаете... - Очень даже понимаю. Чего тут не понять-то... Почва обыкновенная земная, еще какой-то цветок типа рододендрона, а также кровь и ткань человеческие. У себя, что ли, брали? - Угу, - смущенно признался капеллан. - В казарме зона отдыха, цветочки всякие... Ну, я и... - Думаю, Лурье снова пойдет на скважину этой ночью - если не побоится, конечно. Не очень-то приятно, когда тебя сначала огнетушителем по балде угощают, а потом через забор перекидывают. Хотя он вряд ли помнит такие подробности. - А-а... А зачем ему опять туда идти? - Так анализ проводить! Я ему свою обойму в тот же карман сунул, пустую уже, естественно. Что делать-то собираетесь, Причер? - Понятия не имею. Дайте еще хлебнуть. Причер выпил, утерся рукавом и сказал с тоской в голосе: - Я угодил в жуткую ловушку, Эйб. Фактически мое провокационное выступление сегодня - это так, лебединая песня, чтобы совесть потом не заела. Лурье сказал мне страшную вещь. Он уверен, что если в пробах окажется хотя бы десятая доля процента креатина... - Процент. Один процент. - Мама родная! - ужаснулся капеллан. -- Тогда все пропало. Мы просто уничтожим Кляксу. Эйб, вы догадываетесь, что планета не отдаст нам креатин? Он ведь ее кровь! Я сейчас лежал, прикидывал, чем все закончится, и теперь просто убежден в этом. Клякса будет сражаться до последнего вздоха, а потом умрет - и все. И ничего не будет. Ни креатина, ни этого удивительного мира, который по какой-то прихоти создал Господь. Ради призрака физического бессмертия человечество растопчет Кляксу и не получит в итоге ничего, кроме огромного заряда ненависти на будущее. Так обмануться в самых низменных своих животных ожиданиях - это даром не проходит... - Вам обед сюда принесут? - деловито спросил Кронштейн, глядя на часы. - Что? Вроде бы нет. В столовую я могу... - Значит, вы сейчас больше не пейте. Через полчасика идите обедать, потом возвращайтесь в храм под бдительное око военной полиции - и тогда я вас отсюда выведу. - И куда мы пойдем? - В голосе капеллана прорезалась абсолютная безнадега. - Та-ак... - Кронштейн испытующе глянул на Причера и сунул ему в руки флягу. - Еще пару глотков все-таки примите для укрепления духа. Куда пойдем... Да хотя бы к Майклу на кичу. Посидим, может, что и придумаем. А не придумаем - так нажремся. У меня сегодня выходной. - У меня, кажется, тоже, - хмуро заметил Причер и припал к горлышку. ГЛАВА 13 Разбудила Причера чудовищная ругань на незнакомом языке. - Перестаньте, Эйб... - пробормотал капеллан сонно - Не в казарме все-таки. "Кстати, а где? " - подумал он, но решил, что мысль несвоевременная, перевернулся на другой бок и упал с кровати. "Странно, в моей комнате с этой стороны вроде бы стенка... Неужели я опять на гауптвахту загремел? - с легким ужасом подумал Причер. - Да нет больно уж низко падать было. Ну и где мы тогда? " "А ты глаза открой, умник! " - посоветовал внутренний голос. "Щас! - усмехнулся Причер. - Высплю, сколько по уставу положено, тогда и открою. Вот, Эйба только заткну... " - Слушайте, Кронштейн, вы не могли бы потише?! - рявкнул капеллан уже в голос и с неудовольствием почувствовал, что начинает на полном серьезе просыпаться. В незнакомом языке прорезались смутно узнаваемые слова. И вправду ругательные. "Идиш, - догадался Причер. - Ладно, считаю до трех, и если этот русский не уймется, то получит адекватный ответ. Интересно, как будет "поцелуй меня в задницу" по-латыни... Эй, военный, может быть, все-таки открыть глаза и прояснить обстановку? Давай просыпайся. Не убудет от тебя. Слышишь, как человек волнуется. И море, кстати, волнуется тоже. Почему море? Мы что, на "Тревоге"? Ну естественно, мы же туда и ехали. В порт. Кажется. Вроде бы ехали, и, кажется, в порт. Зачем? За водкой, наверное. Зачем еще можно ехать к русским? У русских обязательно должна быть водка. Им положено". Кронштейн перестал ругаться, но принялся неприятно подвывать. "Почему я так крепко пью? - думал Причер. - Капеллан может немного выпить, но надираться вдрызг ему просто нельзя. Что за дурацкая саморазрушительная тяга к алкоголю? Отчего моему бессознательному так хочется при каждом удобном случае уронить в грязь достоинство святого отца? Может, оно чует, что я самозванец? Ну действительно, какой я священник? Хреновый, вот какой... Прав, наверное, был Кэссиди, игра это все. Гнать меня нужно с должности. Но тогда ведь из действующей армии погонят тоже. Посадят в каком-нибудь задрипанном штабе за компьютер, документы по сети перекидывать. И я точно сопьюсь. Ведь было такое, спивался уже. Замкнутый круг. Порочный круг. Ох, несчастный я человек". - Ну в чем дело, Эйб? - спросил Причер, по-прежнему не открывая глаз. - Что вы там в вокале упражняетесь? Голова раскалывается? У меня тоже. Эка невидаль... - Вы гляньте за борт, у вас не только голова расколется! - отозвался Кронштейн. - Валяется, понимаешь... - И что может быть такого страшного за бортом? - хмыкнул Причер. - Жопа там! Ну, послал Господь собутыльника! Как я сразу не догадался, что вы алкоголик... - Господа отставить. А насчет алкоголика - на себя посмотрите. Кто предложил нюхнуть морского воздуха, чтобы догнаться? - Кто, кто... Вы же и предложили! - Я?! - возмутился Причер. - Догнаться?! Да я вообще не знал, как это тут делается! - Капеллану стало так обидно от несправедливого обвинения, что он принялся тереть руками слипшиеся веки. Уже не для прояснения обстановки, а дабы поймать наглеца Кронштейна и надрать ему уши. - А кто тогда? Мичман Харитонов, что ли?! - Да этот ваш русский поц белобрысый, вот кто! Как его... Начальник портовой гауптвахты. Который в армейском ходит, в зеленом. "Как же мы напились, что я забыл фамилию этого парня? - подумал капеллан, и его охватил такой ужас, какого он не знал давненько. - И что вообще было вчера? Хорош оказался глоток морского воздуха, ничего не скажешь... " - Прапорщик Воровский? - Кронштейн вроде бы задумался. - Не-ет, он еще до этого жениться ушел. - Жениться? - не понял капеллан. - Ага. Достал из кармана гранату, снял кольцо и понес его в бордель какой-то Джулии. Точно, жениться. - От гранаты кольцо? Ничего себе пальчик у барышни... - Да нет, это же так. символ... Кстати, вам понравилось. Вы еще сначала все порывались их обвенчать. Только когда узнали, куда идти, сказали - отставить, не буду. Что у вас такое связано травматическое с публичными домами - а, Причер? - Слишком много шлюх исповедовал, - огрызнулся капеллан. - Ну а дальше? - Дальше вставайте. Хватит трепаться, делать что-то надо. Время десять уже. - Десять?! - Причер рывком сел и разлепил-таки глаза. Их тут же защипало. Кое-как проморгавшись, капеллан огляделся. - А-а, так это сон... - пробормотал он и снова лег. - Хотелось бы! - Кронштейн сплюнул и что-то еще добавил, опять на каком-то полумертвом языке - Вам обстановку доложить, господин специалист по выживанию? - Сколько угодно. - Аккумулятор сдох. Топлива ноль. Соответственно навигационка не работает, определить местонахождение не представляется возможным. Спереди море, позади джунгли, направо-налево пляж. Жрать нечего, пить нечего. Из наличного снаряжения два респиратора и один стакан. - Какой еще стакан? - лениво спросил Причер. Ему было приятно спать, он любил интересные сны. - Хороший стакан. Водку пить. Так называемый "стакан русский", о семнадцати гранях. Настоящее стекло. Редкая вещь, особенно на Кляксе. Мой, наверное. Я как раз такой год назад вашему полковнику в карты проиграл. Ну вставайте же, Причер! Вы тут главный от сухопутных войск - так расхлебывайте кашу... Капеллан тоскливо вздохнул, снова открыл глаза и обомлел. Сел, огляделся вторично и обомлел совсем. Если это был не сон, тогда Кронштейн ситуацию оценил правильно. Емким словом "жопа". Причер сидел на полу между диванами в заднем отсеке армейской командирской амфибии. Складная крыша машины была убрана, и похмельному взгляду открывалась со всех сторон настолько безрадостная обстановка, что впору заплыть подальше в море, вконец окосеть от психоактивных испарений и спьяну утопиться. Спереди море, позади джунгли, направо-налево пляж. Точно жопа. Кронштейн, облаченный в картинно разодранную на спине тельняшку, сидел на капоте машины, к Причеру спиной, тихо постанывал и раскачивался из стороны в сторону. Руками он деликатно рвал на себе волосы. - Выберусь из этой передряги - брошу пить, - хмуро сказал Причер, все еще не очень веря своим глазам и втайне надеясь, что от такого страшного обета морок растает. Кронштейн прекратил нытье и с большим сомнением во взоре на Причера оглянулся. Под левым глазом психиатра лиловел внушительный фингал. - Как выбираться-то намерены? - спросил он. - Думаете, нас не ищут? - Причер, кряхтя, поднялся на ноги и проделал несколько гимнастических упражнений. В глазах потемнело, в боку закололо, капеллан бросил это дело и присел на диван. Тем не менее больная голова немного прояснилась. - А чего вы, собственно, разводите панику, Эйб? - поинтересовался Причер. - Вытащат нас. Даже если не хотят, так по уставу обязаны. Шутка ли, двоих офицеров потеряли... Найдут и вытащат. Конечно, вздрючка нам обеспечена - на всю жизнь запомним. Но точно не посадят, здесь и так воевать некому. В общем, расслабьтесь, Эйб, и получайте удовольствие. - Не похоже, чтоб нас искали, - сказал Кронштейн, снова отворачиваясь к воде. - Я проснулся больше часа назад. И ничего обнадеживающего ни на море, ни в воздухе. Две тонны железа на берегу засечь - минутное дело. Ну и где спасатель? - Значит, базе пока что не до нас... - бросил небрежно Причер и похолодел. - Вот именно, - будто услышав его мысли, поддакнул Кронштейн. - Та-ак... - Причер посмотрел на часы. - Если опять поперло... Атака начинается обычно на рассвете. В прошлый раз управились к полудню. Вы тоже стрельбы не слышите, да, Эйб? Далеко же нас унесло. Ладно, посидим несколько часов, не развалимся. - Причер, вы на Кляксе, - сообщил Кронштейн. - И?.. - Погода безветренная - видите, прибой еле-еле шлепает. Так что дурью от воды тянет, но не очень. Это, конечно, хорошо. Только если недолго. Мы сейчас вроде как похмеляемся. А часом позже начнем снова пьянеть. И развезет обоих по старым дрожжам, уважаемый отче, смею вас заверить, просто в жидкое говно. У вас и так, по-моему, легкая постнаркотическая амнезия. - Но вы же сказали - респираторы... - А я думаю - имеет ли смысл вообще их надевать? - Эйб, вы в морду хотите? - спросил вкрадчиво Причер. - Или для начала по шее? Хватит загадок - в чем дело? Кронштейн издал булькающий звук, напоминающий одновременно смех и рыдание. - Да что происходит?! - возмутился Причер. Встал, легко прыгнул через борт машины, подошел к Кронштейну и посмотрел в том же направлении, куда вглядывался психиатр. - Рыжеватый такой отсвет, - подсказал Кронштейн. - Если сами не заметите, так поверьте моряку - у меня на него глаз набит. Планктончик... Кушаньки захотел, родимый. Причер с хрустом почесал затылок. - И сколько еще?.. - спросил он. - Часа полтора. К сожалению, пляж узкий - эта дрянь легко учует джунгли. Значит, минут за пятнадцать-двадцать она до них доползет - незабываемое зрелище, уверяю вас, просто свихнуться можно от ужаса, у нас человек десять... М-да... Ну и начнет вгрызаться. На километр, а то и на два. Нажрется, к вечеру откатится в море. - От машины что-нибудь останется? - деловито спросил Причер. Кронштейн усмехнулся, но все-таки постучал костяшками пальцев по капоту амфибии. - Сомневаюсь. Видели, у "Тревоги" борта в лохмотьях? Это же планктон, он тупой. Пока сообразит, что жует несъедобное, пока отвалится - миллиметра два обшивки на фиг. А местами и все пять... - Вот это плохо, Эйб. Допустим, волну планктона мы пересидим в джунглях. Но если разъест машину, спасателям будет труднее искать нас. - Я так и знал, что вы это скажете. - Кронштейн печально кивнул. - А что я сказал? - в очередной раз удивился Причер. - Вы хоть представляете себе, что это значит - прятаться в джунглях? Вы не поняли еще, что мы между Сциллой и Харибдой? Там же зверье. Нас через минуту слопают. - Зато не больно, - отрезал Причер. - Хрясь - и готов. Между прочим, зверье тоже жить хочет. Оно будет уходить от границы планктона в глубь леса, и мы вслед за ним. На безопасном расстоянии и от Сциллы, и от Харибды. - Не знаю, как насчет Сциллы, а Харибда, - Кронштейн ткнул пальцем в море, - иногда выбрасывает такие... э-э... протуберанцы метров на сто. Мы когда в последний раз гоняли эту дрянь, несколько отстреленных кусков вынесло под самый борт - почему его и поело. Так вот, неожиданно планктон учуял на полубаке наблюдателя и прыгнул вверх. Дохаркнуло почти до мостика, а парня вообще с головой накрыло. Я потом бедного матросика полвахты спиртом отпаивал... - Значит, уйдем еще глубже, - философски рассудил капеллан. - И вообще, Эйб, вы меня утомили своим нытьем. А еще моряк! Разнюнились как баба, честное слово! - А что делать-то? Господу вашему ненаглядному хвалу возносить? - Сказано было. Господа - отставить! Что делать... Сухопутные войска слушать, ясно? Джунглей он, видите ли, испугался... Кто вчера напевал постоянно себе под нос "Дембелю все по х... ю"? Просто задрал меня этой дурацкой песней, до сих пор у самого в голове крутится! Дембель! Русский матрос! Гроза всего, что шевелится! Тьфу! Салага вы и дристун, капитан-лейтенант Кронштейн, вот кто! -- Спасибо на добром слове, отче, - вяло сказал Кронштейн. - Сто херов вам в рот и якорь в сраку... - Что-что? - переспросил капеллан с деланной небрежностью. Он уже перебрался через борт обратно в машину и теперь возился с задним сиденьем. Кронштейн подумал и сказал: - Нелепое стечение обстоятельств... Так и гибнет цвет офицерства. Какие только гады морские ни разевали пасть на старину Кронштейна - кто бы мог подумать, что суждено ему в итоге быть сожранным распоясавшейся биомассой... - Нас с вами это не касается, - отрезал Причер. Он наконец-то откинул диван, и взору его открылся солидного объема рундук. - Мы не цвет офицерства. Мы в лучшем случае перегной. Та-ак... Вот уроды! - Это точно, - согласился Кронштейн. - Уроды мы с вами, отче