которого ни с того ни с сего понесло на поиски приключений, мой гнев постепенно трансформировался в черную меланхолию, тягостную, как затяжная простуда. -- Макс, -- нерешительно сказал Мелифаро, -- а как ты думаешь: мы... ну, то есть наш возраст...- Он будто подавился этим словом и угрюмо умолк, уставившись куда-то вдаль. -- Что -- наш возраст? -- резко спросил я. -- Ты имеешь в виду, есть ли от этого лекарство? Стану ли я моложе, а ты -- старше, когда мы выберемся отсюда? Не знаю. Сомневаюсь, откровенно говоря. -- Вот и я... сомневаюсь, -- уныло согласился мой спутник и с неожиданной злостью пнул ногой некий археологический экспонат, очертания которого давным-давно утратили определенность, обычно свойственную предметам любой, пусть даже совершенно чужой, материальной культуры. -- И вообще, -- неохотно добавил он, -- ты еще веришь, что мы сможем вернуться? Я что-то не очень: Лабиринт -- он и есть лабиринт. А мы -- два идиота. Короля еще искать собирались... -- До сих пор я всегда как-то выкручивался, -- вздохнул я. -- В последнее мгновение великодушная судьба всегда вытаскивала меня из любой передряги, словно моя жизнь -- и не жизнь вовсе, а просто увлекательная сказка с непременным благополучным финалом в конце каждой главы.... Ладно, поживем -- увидим. Что еще я могу тебе сказать, дружище?.. И вообще, уж ты-то точно зря паникуешь: стать старше -- дело наживное, это у всех получается, причем без особых усилий. А вот я, кажется, влип. -- Понимаешь, -- тихо сказал Мелифаро, -- у меня такое ощущение, что не только наши лица меняются, вот что паршиво. Не знаю, что с тобой происходит, тебе виднее. Но я чувствую, что становлюсь... как бы это сказать? -- глупее, что ли. Я только что понял, что забыл многое, чему успел научиться за годы службы в Тайном Сыске. Совсем забыл, как отрезало. Осталось только смутное воспоминание, что раньше я знал кучу полезных вещей... И еще меня покидает уверенность в себе. И еще... Знаешь, чего мне сейчас хочется больше всего на свете? -- Я вопросительно поднял брови, и он смущенно буркнул: -- Мне хочется напиться и расколотить все окна в каком-нибудь переулке. И уснуть счастливым. Вот так. Макс. Пока я еще могу держать себя в руках, хотя это очень трудно и неприятно. -- Напиться и расколотить пару окон и я не прочь, -- подмигнул ему я. -- Проблема в том, что я понимаю: это непрактично. Стариковская мудрость, да? -- Будем надеяться, что не старческий маразм! -- неожиданно звонко хихикнул Мелифаро и тут же виновато на меня покосился: -- Только не обижайся, Макс: что-то меня заносит! -- Обижаться буду, когда маразм начнется, -- спокойно сказал я. -- Обижаться -- занятие еще более непрактичное, чем битье окон. -- Мне почему-то не по себе, когда ты произносишь это слово -- "непрактично",- вздохнул Мелифаро.- Нервы шалят... -- Еще бы они не шалили, -- сочувственно согласился я. -- В последнее время мы с тобой слишком часто умираем -- какие уж тут, к Темным Магистрам, нервы! -- Вот оно! -- изумленно сказал Мелифаро. Даже по лбу себя, кажется, стукнул от избытка эмоций. -- Вот в чем дело! -- И в чем же дело? -- снисходительно осведомился я. -- Одари сокровищами своей лучезарной мудрости усталого старика. Я хотел его насмешить, но парень аж взвился -- Думаешь, мне в голову уже не может прийти ничего путного?! Ну и ладно! И думай себе что хочешь. Не буду ничего говорить. -- Глупости какие, -- устало вздохнул я. -- Мел, если ты сделал какое-нибудь великое открытие, будь добр, изложи его по-человечески, не становясь в позу непризнанного гения, ладно? И так проблем хватает. -- Извини, -- смущенно сказал он. -- Сам не знаю, что на меня нашло. Говорю же тебе: я глупею на глазах!.. Просто у тебя был такой снисходительный, царственный вид -- точь-в-точь мой профессор математики, даже физиономия похожа... А теперь слушай: я почти уверен, что ты становишься старше не постепенно, а рывками. Всякий раз после того, как мы умираем, а потом оживаем. Помнишь, когда мы приходили в себя -- сначала в музее, а потом в этом странном месте, которое, к счастью, оказалось кухней, -- я все время нудил, что ты отвратительно выглядишь. А ты в ответ отвешивал мне саркастические комплименты. Вернее, я думал, что это комплименты, а на самом деле ты говорил чистую правду... в каком-то смысле. Только я выглядел не "лучше", а моложе, вот и все. -- Наверное, ты прав, -- задумчиво согласился я. -- По этой жуткой манной каше мы часов двадцать брели, и моложе ты не стал, это точно! Да и сейчас вроде как не меняешься... -- И ты ни капельки не меняешься, это точно! --с энтузиазмом заверил меня он. И с комичной гордостью юного скаута добавил: -- Я, между прочим, очень наблюдательный! -- Кто же спорит? -- печально усмехнулся я. -- Ох, как бы там ни было, но отсюда надо выбираться. -- Унылое местечко. Убивать нас, хвала Магистрам, вроде никто не собирается, но обстановка не радует глаз. -- Вообще-то, от добра добра не ищут, -- буркнул Мелифаро. -- Еще попадем снова на какую-нибудь сковородку... Бр-р-р-р! -- Готов спорить, что Лабиринт разнообразен, -- вздохнул я. -- И мы будем наслаждаться его разнообразием... до последней капли крови! От добра добра не ищут, согласен, но здесь, по-моему, нет никого намека на это самое "добро". -- Ну-у-у...- нерешительно протянул он, потом отчаянно махнул рукой: -- Ладно. Только на этом пустыре нет ничего похожего на дверь. Что будем делать? Ритуальные самоубийства, насколько я понимаю, не наш стиль? -- Еще чего не хватало! -- возмутился я.- Ладно, есть у меня на сей счет одна идея. Дурацкая, правда... -- А у тебя других и не бывает! -- оживился Мелифаро. Я скорчил зверскую рожу, выдержал эффектную паузу (Станиславский мог бы мной гордиться) и наконец ехидно спросил: -- Можно продолжать? -- Валяй,- великодушно согласился мой друг.- Дурацкая идея -- это гораздо лучше, чем совсем никакой. -- То-то же! -- снисходительно сказал я. -- Так вот: поскольку дверей здесь нет и не предвидится, мы должны сделать их сами. -- Как это? -- опешил Мелифаро. -- Как, как... Ручками.- Я демонстративно сунул ему под нос собственные верхние конечности, увы, не слишком похожие на мозолистые руки опытного мастерового, каковым я, собственно говоря, никогда и не был. -- Лапками своими передними, неумелыми. Тяп, тяп -- что-нибудь да натяпаем... Ну, с маникюром у нас, конечно, потом долго будут проблемы, но не станем мелочиться. Однова живем! -- Ты с какой радости так развеселился? -- опешил Мелифаро. -- Ни с какой, -- честно ответил я. -- Просто понял, что если немедленно не развеселюсь как следует, сойду с ума. И, чего доброго, повешусь на первом попавшемся суку. А это, сам понимаешь, пошло. Вот я и стараюсь. И тебе советую. Все уже так хреново, что хуже быть не может. Следовательно, может быть только лучше. Логично? -- Логично, -- растерянно подтвердил он. И осторожно уточнил: -- А из чего мы будем мастерить эту самую дверь? Как ты себе это представляешь? -- Из подручных материалов, -- легкомысленно отмахнулся я. -- Из хлама, который валяется у нас под ногами. Мне кажется, что качественной работы от нас никто не ждет. Достаточно построить некое подобие дверного проема. Стена, по-моему, не требуется... по крайней мере, я здорово на это надеюсь. Но если в итоге выяснится, что я дурак и стена все-таки нужна -- что ж, будем строить стену. Все лучше, чем бродить по этой помойке и ждать, когда какая-нибудь местная пакость нас убьет. -- Резонно,- неохотно согласился Мелифаро. "Дверь" мы все-таки построили. Вернее, не дверь, а некое подобие кособокой арки. Работа отняла у нас чуть ли не полдюжины часов и жалкие остатки сил, но в финале, жадно поглощая плоды своего давешнего мародерства на чужой кухне, мы чувствовали себя почти счастливыми: физическая усталость -- отличный способ забыть о проблемах. Я ядовито обозвал наше грандиозное сооружение "Золотыми воротами": более омерзительной постройки я в жизни не видел... и более комичной, пожалуй, тоже. На ее вершине распоясавшийся под влиянием благотворного воздействия физического труда Мелифаро водрузил здоровенную фиговину из желтого металла -- не потому, что она была необходимым элементом конструкции, а "для красоты". Сие произведение рук нечеловеческих было преисполнено совершенно неземного смысла: оно смутно походило на эскиз унитаза кисти какого-нибудь радикального кубиста, и ни на что больше. Младших братьев фиговины (всевозможный желтый металлический лом, каковой, скорее всего, действительно был золотом) мы с энтузиазмом распределили по всей поверхности конструкции, так что наши "врата в бесконечность" были способны свести с ума целую гвардию Смоков и Малышей. На моей далекой родине наши "Золотые ворота" могли бы обеспечить нам с Мелифаро устойчивую репутацию очень крутых скульпторов-авангардистов -- думаю, этим все сказано. Самое удивительное, что это сработало. Если честно, я не слишком доверяю собственным идеям: сколь бы хороши они ни были, в глубине души я всегда опасаюсь, что ничего не получится. А уж что касается нашей постройки -- ха! Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы окончательно разувериться в успехе мероприятия. Тем не менее стоило нам шагнуть под эту чудовищную арку, и пустынная помойка навсегда стала страницей истории наших скитаний. Не самой худшей страницей, кстати. По крайней мере, на этом участке Лабиринта мы твердо усвоили нехитрое, но очень полезное в данных обстоятельствах правило: если поблизости нет выхода, следует создать его самостоятельно, из подручных материалов. Разумеется, мы шагнули в проем, трогательно держась за руки: больше всего на свете мы с Мелифаро боялись потеряться. Мысль о том, что хитроумный Лабиринт может раскидать нас по разным Мирам, сводила с ума, поэтому пальцы Мелифаро оставили на моей руке настоящие синяки; подозреваю, что и я сам держался за его лапу несколько крепче, чем необходимо. Там, куда мы попали, нас ждал уютный домашний полумрак, пахучая благость свежевымытого деревянного пола и пестрый переполох оконных занавесок. В уютном кресле-качалке сидела необычайно колоритная старушенция: ее всклокоченные седые кудри, ястребиный нос и ярко-алая пародия на кимоно произвели на меня глубочайшее впечатление ("Баба-яга какая-то! -- ошалело подумал я. -- Ну все, ща она нас жарить будет!"), но ее светлые глаза лучились спокойствием, тонкие губы медленно раздвинулись в снисходительной улыбке, а худые смуглые руки медленно сложились в приветственном жесте. -- Некоторые гости бывают подобны ветру: они врываются в дом внезапно и внезапно исчезают, не дав себе труд полюбопытствовать, куда их занесло, и не обременяя себя необходимостью запечатлеться в моей памяти. Вы из таких, ведь верно? -- Ее голос оказался на удивление звонким и чистым, такие голоса иногда бывают у старых актрис: с возрастом они становятся все лучше, приобретая силу и глубину. -- А иные гости бывают подобны copy, который приносит ветер: они остаются надолго, путаются под ногами, но, подобно прирученным пеу, позволяют себя кормить, а иногда и гладить... О, такой гость может долго проваляться в каком-нибудь дальнем углу вашей судьбы, избавиться от него так же тяжко, как навести порядок в прабабкиной кладовой! -- Она неожиданно звонко расхохоталась и указала на неумело, но старательно нарисованный портрет хмурого рыжего мужчины, висящий в проеме между окнами. -- Однажды южный ветер даже принес мне мужа, -- доверительно сообщила она и тут же озабоченно нахмурилась: -- Или то был западный ветер? -- Вам виднее, -- вежливо сказал я. -- Это ведь ваш муж... -- Был мой, стал чужой. Был чужой, стал ничей, -- нараспев протянула она. И строго добавила: -- Когда старой Герде говорят "вы", она начинает думать, что кроме нее в доме есть еще одна Герда, и отправляется на поиски. Больше не делай такой ошибки, гость. Я держу старую Герду на привязи. Но если она сорвется с цепи, некому будет приготовить вам ужин. Старая Герда не дура хлебнуть полынной настойки, но разлить ее по стаканам -- это все, на что она способна. Мы с Мелифаро озадаченно переглянулись. Поскольку в помещении не было никого, кроме нашей собеседницы, следовало полагать, что "старая Герда" -- это она и есть. "Раздвоение личности, -- подумал я. -- Доктор Джекил и мистер Хайд местного посола, только и всего. Что ж, ничего страшного... по крайней мере, если эта эксцентричная пожилая леди будет держать себя в руках. Тем более что жениться на ней мы вроде как не собираемся, и вообще, нам, кажется, пора топать дальше..." -- Что переполошились, светлячки заблудшие? И теперь хотите уйти без ужина? -- рассмеялась старуха. -- Не советую: готовлю я хорошо, старая Герда пока на цепи, а самый дорогой гость -- тот, который зашел ненадолго, скоро уйдет и никогда не вернется. Значит, сегодня вы мои самые дорогие гости. Оставайтесь, мальчики. У меня найдется для вас не только еда, но и сок пыльной полыни, от которого кружится голова и молодеет сердце, и тайная кровь юных роз, после которой почесать спину приятнее, чем провести ночь с красавицей, и даже, -- тут она перешла на доверительный шепот, словно нас кто-то мог подслушать, -- веселящее тело семя дракона, который снился моему бывшему мужу каждую ночь. Ха! Ради этого я и спала с ним в одной кровати сорок лет кряду: если спишь с кем-то так долго, сны становятся общими, а уж я-то знаю, как следует поступать с драконами, привидевшимися тебе во сне! Я не стал выяснять пикантные подробности: у меня и так голова кругом шла, даже "сок пыльной полыни" не требовался. Мелифаро вопросительно посмотрел на меня: -- Может, и правда задержимся ненадолго? Я бы не прочь развеселить свое тело. Что-то оно у меня в последнее время такое печальное! -- Хочешь -- значит, задержимся. Кто бы сомневался, что ты не упустишь возможность хлебнуть этой самой "тайной крови юных роз", а потом хорошенько почесать свою спину, -- фыркнул я. И галантно поклонился старой ведьме: -- Мы будем счастливы воспользоваться твоим гостеприимством. Спасибо. Каким именем тебя называть? -- Не надо никакого имени, -- печально улыбнулась она. -- Говори просто: "Эй, ты!" -- я не обижусь. И мне ваших имен лучше не слышать: люди, чьи имена я знаю, приобретают надо мной странную власть... -- Все шиворот-навыворот! -- растерянно сказал я. -- Там, где я родился, некоторые считают, будто знать чье-то имя -- значит получить преимущество, а послушать тебя -- выходит, все наоборот... Впрочем, как скажешь, так и будет. -- Ну, раз ты такой покладистый, помоги мне приготовить ужин, -- добродушно рассмеялась наша хозяйка. Я виновато помотал головой: -- Если для этого требуется идти на кухню, ничего не выйдет. Любая дверь для нас... -- Да знаю я, знаю, -- нетерпеливо перебила она. -- Стоит вам открыть дверь -- только я вас и видела! Сколько уж у меня таких, как вы, перебывало, шес-тирукий боббур на пальцах не пересчитает... Да только никуда идти не надо. Мы уже на кухне, разве не заметно? -- Величественным жестом художника, решившего познакомить гостей со своим новым произведением, она указала куда-то вправо; послушно последовав взглядом за ее рукой, я обнаружил, что в углу помещения стоит самая настоящая плита, кажется даже, не какая-нибудь, а газовая (в других обстоятельствах я бы удивился, но сейчас не придал наличию газовой плиты в доме старой колдуньи никакого значения -- подумаешь!). Стыдно признаться, но я не воспрял духом, узнав, что дежурство по кухне не лежит за гранью возможного. Мне явно недоставало трудового энтузиазма: после наших давешних строительных подвигов хотелось одного: лежать и не двигаться. -- Я помогу, -- решительно заявил Мелифаро, с упреком взирая на мою кислую физиономию. -- Этого парня на кухню вообще пускать нельзя, но раз уж он здесь, пусть сидит смирно и не шевелится. А не то он тебе живо всю посуду перебьет, леди. -- Ничего, -- храбро сказала она, -- посуды у меня в доме немало, для дорогого гостя ничего не жалко! А работа для всех найдется. В итоге беднягу Мелифаро припахали чистить какие-то диковинные овощи, похожие на гибрид ежа и картошки. Моя судьба оказалась милосерднее: меня усадили резать всякую экзотическую растительность для салата -- весьма, я вам доложу, медитативное занятие! Я так втянулся, что искренне огорчился, когда обнаружил, что уже измельчил все необходимое. Мелифаро тем временем все еще боролся с "карто- Ц фельными ежами"; впрочем, его победа тоже была не за горами. Через несколько минут он торжествующе взмахнул здоровенным кухонным ножом и с пафосом водрузил свою последнюю жертву на вершину пирамиды, сложенной из круглых серых сердцевинок этого диковинного овоща. -- Молодцы, -- в улыбке нашей хозяйки было такое неподдельное восхищение, словно мы только что совершили пару-тройку бессмертных подвигов, как и положено сказочным богатырям. -- Редко ко мне заглядывают такие трудолюбивые гости. Я бы и сама справилась, -- доверительно сообщила она, -- но хороший ужин должен быть приготовлен сообща, это единственное правило кулинарной науки, которому я следую слепо, как закону, не полагаясь на вдохновение... А теперь можете отдохнуть, остальное я и сама сделаю. Вот вам пока угощение, чтобы не заскучали без дела. Она проворно вскарабкалась на деревянный табурет, алое одеяние взметнулось, обнажив худые, но мускулистые, как у бывшей балерины, ноги (все еще весьма привлекательные, если называть вещи своими именами). Привстав на цыпочки, старая леди извлекла из многообещающей темноты какого-то кухонного тайника серую керамическую бутылку. Легко спрыгнула на пол, порылась на полках древнего буфета, достала оттуда два маленьких стаканчика из розового стекла, немного помедлила, махнула рукой и присовокупила к ним третий. -- Это и есть та самая "кровь молодых роз"? -- с нетерпеливым любопытством подростка, впервые в жизни оказавшегося в борделе, спросил Мелифаро. -- Э, нет! Не все сразу, гость! -- звонко рассмеялась наша хозяйка. -- Это всего лишь полынная настойка. Она слегка опьяняет -- не более того. Никто еще не мог упрекнуть меня в том, что я перед ужином предлагаю своим гостям зелье, после которого им станет не до еды! -- Вообще-то, для того чтобы забыть о еде, достаточно просто посмотреть на тебя, -- галантно сообщил ей Мелифаро. Старуха кокетливо погрозила ему когтистым пальцем, наполнила стаканчики зеленоватой жидкостью, одним глотком разделалась со своей порцией и вернулась к плите. Я с упреком посмотрел на Мелифаро: уж больно его комплимент походил на неприкрытое издевательство. Но тот, судя по всему, и не думал издеваться. Он рассеянно крутил в руках свой стаканчик и с блаженной улыбкой пялился на нашу хозяйку, все еще восхищенно покачивая головой. "Ничего себе! -- ошалело подумал я. -- Кажется, она ему действительно приглянулась. Вот уж не думал, что парень без ума от старушек! Ну, дела..." "Макс, ты не будешь возражать, если я приударю за нашей хозяйкой? -- Мелифаро словно прочитал мои мысли и воспользовался Безмолвной речью, чтобы обсудить сию животрепещущую тему. -- Или ты сам собираешься? Не то чтобы я готов уступить, но хотелось бы обойтись без дуэлей..." "Да на здоровье! -- растерянно отозвался я. -- Только... тебя не смущает, что она тебе в прабабки годится? Или это не имеет значения? Еще один нюанс жизни в вашем Мире, которого я пока не понимаю?" "Макс, не говори ерунду, -- миролюбиво огрызнулся мой друг. -- Какая разница, сколько даме лет? Особенно если она так замечательно выглядит... Почти девчонка! Впрочем, я рад, что ты не положил на нее глаз. Вопрос закрыт". Он наконец пригубил содержимое своей рюмки, на его лице отразилась целая гамма переживаний: опаска, любопытство и, наконец, одобрительное удивление, плавно переходящее в удовольствие. Я же пытался взять себя в руки: после заявления Мелифаро о внешности нашей хозяйки земля ушла из-под моих ног без всяких настоек. Мы с ним видели ее по-разному, теперь я в этом не сомневался. Не знаю, почему меня это так испугало: собственно говоря, я с самого начала знал, что в Лабиринте Менина нас не ждет ничего, кроме наваждений. Но ведь до сих пор нам с Мелифаро доставались одни и те же наваждения, а тут... -- Лучше выпей, гость. Тебе надо отдохнуть. -- Я не заметил, когда старуха успела отойти от плиты и приблизиться ко мне. Ее голос звучал ласково, но глаза были яростными и насмешливыми одновременно -- точь-в-точь, как у моего незабвенного шефа, сэра Джуффина Халли, в критические моменты нашей с ним общей трудовой биографии. -- На все вопросы существуют ответы, но кто сказал, будто все ответы должны быть известны тебе? -- мягко добавила она и вернулась к своим кастрюлькам. Странное дело, но я тут же успокоился -- с чего бы?! Послушно пригубил зеленоватую жидкость. Вообще-то, в Мире, где я родился, полынная настойка называется абсентом и славится своим горьким вкусом и разрушительным воздействием, но я решил: была не была! Однова живем, умирать -- так с музыкой,^ где наша не пропадала, и все в таком духе. Напиток, который наша загадочная хозяйка называла "соком пыльной полыни", оказался не горьким, а сладковатым и терпким, как неспелая хурма; впрочем, крепость там тоже имела место и, судя по обжигающему хвосту, влачившемуся за кометой глотка, крепость немалая. -- Здорово, да? -- заговорщически подмигнул мне Мелифаро. -- Грешные Магистры, если бы пару часов назад кто-то сказал мне, что жизнь прекрасна, я бы убил эту сволочь на месте. А сейчас... Ты только не кидай в меня тяжелыми предметами, но я склонен полагать, что она действительно прекрасна! -- Ага, и удивительна, -- ухмыльнулся я. -- Впрочем, никаких возражений, дружище. Присоединяюсь к твоему дурацкому мнению. -- А вот и ужин, -- жизнерадостно сообщила наша хозяйка, водружая на стол блюдо с совершенно сюрреалистическим, но аппетитно пахнущим содержимым, доверчиво взирающим на нас доброй дюжиной широко распахнутых карих глаз (после осторожных расспросов я выяснил, что "глаза" -- это просто овощи с ее огорода, а после некоторого насилия над своим консервативным организмом обнаружил, что по вкусу они похожи на тушеные баклажаны). -- Мы все славно потрудились, пора и отдохнуть. Будьте как дома, мальчики. Единственное, что от вас сейчас требуется, это доказать мне, что я еще не разучилась готовить, и старая Герда не слишком часто дергала меня за руку. И она отправилась за следующей миской. В ней был салат, который я так самозабвенно резал, и я быстро убедился, что работал не зря. Впрочем, самым потрясающим блюдом оказались "ежи", с которыми пришлось помучиться Мелифаро: если есть их с закрытыми глазами, можно было подумать, что это мясо лобстера, слегка сбрызнутое лимонным соком -- не знаю, кому как, а по мне, это одна из самых грандиозных вкуснятин всех Миров! Я откровенно наслаждался пиршеством, внимательно отслеживая все тревожные мысли, которые пытались испортить мне настроение. Они подлежали немедленному уничтожению, и я их благополучно придушил -- все до единой! "Сок пыльной полыни" немало способствовал этому мероприятию: после пятой, кажется, порции тревожные мысли капитулировали окончательно. Мелифаро вовсю ухлестывал за нашей хозяйкой, а я созерцал это дикое (по моему глубокому убеждению) зрелище с флегматичной улыбкой любителя комедийных сериалов. -- Ты была абсолютно права, хозяюшка. От этого зелья действительно кружится голова и молодеет сердце, -- торжественно заявил я, в очередной раз отставляя в сторону опустевшую рюмку,- А как насчет крови юных роз и семени дракона? Если хочешь, чтобы я их оценил по достоинству,- сейчас самое время. Еще пара рюмок -- и я окончательно утрачу интерес к эксперименту. -- Рада, что тебе понравилось, гость, но послушай моего совета: никогда не называй полынный сок "зельем"! Лучшая в мире баба-яга строго покачала кудлатой седой головой. Встала, неторопливо прошлась по кухне, плавно покачивая бедрами, отворила маленькую белую дверцу и скрылась в благоуханной темноте кладовой. Мелифаро решил воспользоваться ее отсутствием и тут же послал мне зов. На его физиономии, надо отметить, было написано неподдельное смущение. "Макс, если уж ты не претендуешь на сердце нашей хозяйки, будь добр, спроси у нее, каким образом мы могли бы справить нужду, не покидая кухню? А то я сейчас опозорюсь, а выходить за дверь пока не хочется. Не раньше, чем я попробую ее хваленое "семя дракона"!" "Ну да, и "кровь юных роз",- ехидно напомнил я. -- Спорю на что угодно: твои представления о том, какими способами следует "веселить тело", не ограничиваются дегустацией всевозможных настоек..." "Признайся уж честно, что завидно! -- гордо ответствовал этот новоиспеченный геронтофил. -- Так ты спросишь?" "Спрошу, спрошу, -- пообещал я. -- Между прочим, это и в моих интересах, коллега!" "Могу себе представить! -- развеселился он. -- Ты же больше меня выпил. Не ожидал от тебя такой прыти! Думал, ты у нас единственный трезвенник в Соединенном Королевстве. Удивляешь ты меня, парень!" "Я тебя еще и не так удивлю", -- грозно пообещал; я. И, не откладывая столь важное дело в долгий ящик, обратился к нашей гостеприимной хозяйке, благо она как раз вернулась к столу, на сей раз с двумя бутылочками: совсем крошечной, из непрозрачного синего стекла и другой, чуть побольше, разрисованной причудливыми красно-зелеными узорами. Я изложил ей суть нашей смешной, но неразрешимой проблемы. Та равнодушно пожала плечами: -- Ну так отвори окно. Подоконники у меня, хвала боббурам, низкие. Земля все примет, спасибо скажет и душистой травой прорастет. А я отвернусь, чтобы тебя не стеснять. Делать было нечего: я воспользовался ее советом, благодаря небо за то, что мои проблемы ограничивались малой нуждой, в противном случае... даже и не знаю, как бы я выкрутился! Мелифаро насупился и даже покраснел, но все-таки последовал моему примеру. Старуха тихо посмеивалась, прикрыв рот ладонью: думаю, наше смущение доставило ей ни с чем не сравнимое удовольствие. -- Как дети малые, -- с ласковой укоризной сказала она, обращаясь скорее к невидимому собеседнику, чем к кому-то из нас. Убедившись, что с житейскими проблемами на какое-то время покончено и мы наконец обрели счастливую способность заниматься чем-то еще, наша хозяюшка занялась откупориванием синей бутылочки. Пестрая отправилась то ли в карман ее просторного одеяния, то ли за пазуху, -- одним словом, с глаз долой. Она взяла мой стакан, нацедила туда на полпальца густой киноварной жидкости, разбавила молоком из кувшина. Эффект получился потрясающий: цвета не смешались, как это обычно бывает, горячая темно-красная глубина многообещающе просвечивала сквозь тусклую белую толщу молока. -- Это и есть "тайная кровь роз"? -- зачарованно спросил я, любуясь игрой жидкого пламени в собственном стакане. -- Нет, что ты! -- укоризненно сказала старуха. -- Кровь роз нельзя разбавлять молоком, смотри не вздумай, если тебе когда-нибудь случится с ним встретиться! Это семя дракона. -- "Веселящее тело"? -- машинально уточнил я. -- Вот именно. Не болтай, а пей. Не бойся, плохо от моих настоек еще никому не было! Я почему-то и не сомневался. Странно вообще-то: обычно я с известным недоверием отношусь даже к незнакомым блюдам, а уж ко всяким колдовским снадобьям, если они приготовлены не моими руками, -- и подавно! Я взял стакан, адресовал хозяйке благодарный взгляд (надеюсь, он был красноречивее любых слов) и сделал глоток. Вкус напитка показался мне трогательным и уютным -- будто я пригубил молочный коктейль домашнего приготовления. Потом мне стало тепло и спокойно -- так спокойно, что если бы в тот миг за мной явился ангел смерти, я бы дружелюбно предложил ему присоединиться к нашему застолью: дескать, торопиться некуда... Оказалось, что мое тело хотело не столько "веселиться", сколько отдыхать. Во всяком случае, глаза начали закрываться. Поначалу я пытался сопротивляться сну: мне было жаль расставаться с миром бодрствующих людей в тот самый момент, когда там наконец-то стало приятно находиться. -- Не гони сон: он добрый друг, -- дружелюбно подмигнула мне хозяйка. -- Прими его как дар, если уж он пришел за тобой: все равно ведь не отвяжется. Запомни: если сон навязчив, как уличный пес, он будет ласков, если ты его не прогонишь. Я послушно расслабился и заснул -- там, где сидел, даже не помыслив о том, чтобы устроиться поудобнее. ,.Мне и без того было так удобно -- лучше не бывает. Словно мое тело всю жизнь искало позу, в которой ему было бы хорошо и комфортно, и вот нашло наконец-то. Снилась мне, следует отметить, сплошная порнография... впрочем, весьма умиротворяющая -- если только порнография может быть умиротворяющей. Да уж, никогда не знаешь, чего от себя ждать, вот что я вам скажу! Пробудившись от своих "дионисийских" снов, я с удивлением отметил, что физическое и душевное благополучие не только не покинули меня, но, напротив, окутали как некий восхитительный кокон, плотный и почти осязаемый. Казалось, что это и есть мое нормальное состояние и поэтому теперь так будет всегда. Напротив меня восседал Мелифаро: сонный и изрядно потрепанный. Впрочем, его физиономия лучилась столь недвусмысленным благодушием, что мне и в голову не пришло, будто парень нуждается в сочувствии. Скорее уж наоборот: ему можно было позавидовать. Некоторое время мы молча разглядывали друг друга -- словно встретились после долгой разлуки. -- Нам надо идти дальше, -- наконец сказал Мелифаро. -- Ну и ну! -- Я удивленно покачал головой. -- Я-то думал, ты сейчас начнешь ныть, что нам следовало бы задержаться здесь подольше... -- А я бы и начал, -- честно признался Мелифаро. -- Но наша хозяйка сказала, что мы должны уходить, когда ты проснешься. Я пытался возражать, но она была неумолима, как наш шеф накануне Последнего Дня года. Сказала, что ее долг подчиняться какому-то Великому Правилу, причем сформулировать его, хотя бы в общих чертах, наотрез отказалась... Зато она собрала нас в дорогу. Грешные Магистры, как я люблю женщин! Они не склонны считать существенное второстепенным. -- Он одобрительно похлопал по туго набитой кожаной сумке. -- Куча еды, ягодная настойка для поднятия боевого духа и даже специальное тряпье для прогулок по помойкам. Можешь переодеться -- у тебя было такое скорбное лицо, когда ты кутался в занавеску, что я решил: новый костюм -- именно то, что тебе требуется. -- Ну, смотря какой костюм, -- осторожно сказал я. -- Для прогулок по помойкам, говоришь? Парень, разумеется, изрядно преувеличивал. Одежда, оставленная для нас старухой, почти в точности соответствовала моде моей исторической родины. Штаны из плотной ткани, просторная куртка, доходящая до колен, башмаки, чья молодость наверняка миновала пару дюжин лет назад, зато разношенные и удобные -- именно то, что требуется путешественнику. Мелифаро брезгливо морщился, разглядывая свой комплект, но здравый смысл победил: парень скрепя сердце расстался с импровизированным цветастым лоохи и быстро переоделся. Я глазам своим не поверил: как, оказывается, одежда меняет внешность! Куда только подевался мой старинный друг, сэр Мелифаро, единственный в своем роде, надежда Тайного Сыска, предмет обожания всех окрестных трактирщиц?! Вместо него рядом со мной топтался довольно сердитый юноша -- смутно знакомый, но и только. Меня не покидало дурацкое ощущение, что мы вместе учились... оставалось вспомнить где и когда, а потом возвращаться домой и смело отправляться в ближайший Приют Безумных, благо наши столичные знахари -- большие доки по части ложных воспоминаний. -- Я чувствую себя каким-то бродягой ирраший-цем! -- сердито сказал мой друг и сразу превратился в старого доброго сэра Мелифаро. -- Хорошо хоть не изамонцем! -- фыркнул я. -- Да уж, хвала Магистрам! -- добродушно проворчал Мелифаро. Легко подхватил сумку и перекинул ее через плечо. -- Продукты я тебе не доверю, чудовище! -- весело сообщил он. -- Свою жизнь -- возможно, но запас продовольствия на полдюжины дней?! Никогда! -- Правильно, -- невозмутимо кивнул я. -- Таскать за мной всякую поклажу -- твоя непосредственная обязанность. Как ты думаешь, зачем я тебя вообще с собой брал? Он легонько толкнул меня локтем в бок -- дескать, не зарывайся! -- я ответил столь же дружественным символическим тычком коленкой под зад, тут же получил второй пинок, на сей раз более чувствительный. Вот так, пихаясь локтями и коленями, будто школьники, мы и ввалились в таинственный новый Мир, -- Об изамонцах довольно подробно рассказывается в повести "Корабль из Арвароха и другие неприятности"; человеку, который ее не читал, довольно сложно объяснить подоплеку этой шутки. поджидавший нас за дверью. Следует отметить, что в столь радужном настроении мы по Лабиринту Менина еще не бродили. Поэтому когда нам в глаза ударил ослепительный свет разноцветных огней, а уши мгновенно заложило от сумбурной симфонии человеческих голосов, громкого смеха и нескольких танцевальных мелодий, вразнобой доносившихся отовсюду, мы ни на мгновение не удивились, словно заранее знали, что в таком настроении можно попасть только на праздник. -- Макс, -- весело спросил Мелифаро, -- может быть, задержимся здесь немного, если уж так повезло? Это здорово похоже на ярмарку в Нумбане -- отец пару раз возил меня туда, когда я был маленьким... Только здесь, по-моему, не торгуют всякой скучной сельскохозяйственной дрянью. Просто веселятся. И правильно делают. -- И еще это похоже на Луна-парк, -- улыбнулся я. Поймал его вопросительный взгляд и объяснил: -- Тоже что-то вроде ярмарки. Качели, карусели, музыка, всякие вредные для желудка вкусности на каждом углу -- словом, все, что нужно для счастья, если тебе девять лет... ну, я имею в виду -- около сорока, по вашим меркам. -- Мне и сейчас нравится, -- восторженно объявил он. -- Давай немного здесь погуляем. -- Давай, -- великодушно согласился я. -- Единственное, что меня удручает... -- А тебя все еще что-то удручает? -- укоризненно спросил Мелифаро. -- Угу. У нас нет денег -- по крайней мере, местных. А бесплатно нам вряд ли кто-то даст покататься. -- Деньги -- это пустяки, -- жизнерадостно возразил он. -- Сейчас быстренько вытянем кошелек из ближайшего кармана... -- Тебе не стыдно, сэр Тайный Сыщик? -- Я укоризненно покачал головой. -- С какой стати?! -- возмущенно фыркнул Мелифаро. -- Ты сам все время твердишь, что Лабиринт Менина -- сплошное наваждение. Мое наваждение --что хочу, то и делаю! А в настоящий момент у меня есть только одно желание: покататься на карусели. Если мое желание не осуществится, я умру, и делай что хочешь! -- Ты был прав, когда говорил, что впадаешь в детство, -- ехидно сказал я. -- Счастье, что твой спутник я, а не сэр Лонли-Локли, а то стоять бы тебе в углу до завтрашнего утра! Ладно уж, считай, что все кошельки этого Мира -- твои... по крайней мере, те, которые ты сумеешь незаметно извлечь из чужих карманов. -- Обижаешь! -- хмыкнул Мелифаро. -- Меня сэр Кофа пару лет этому учил: ремесло карманника -- азы нашей работы. Это только ты у нас такой гений, что Миры создавать научился прежде, чем стрелять из ба-бума, а рыться в Щели между Мирами тебе проще, чем в чужих карманах... -- Да, я у нас гений, -- скромно подтвердил я. -- Ладно, валяй. Кидай к моим ногам чужие кошельки, я не рассержусь! Но согрешить нам так и не привелось. Судьба решила во что бы то ни стало оберегать нашу нравственность, и без того сомнительную, от разлагающего влияния насущной необходимости. Мое внимание привлекла яркая надпись над кассой ближайшего аттракциона (тот факт, что и язык, и алфавит оказались знакомыми, меня обрадовал, но совершенно не удивил): "Купите себе пять минут удовольствия. Для женщин -- 8 фриков, для детей -- 3 фрика, мужчины сегодня и всегда -- БЕСПЛАТНО". -- Смотри-ка! -- восхищенно сказал я Мелифаро. -- Кажется, мы с тобой попали в славное местечко. Нас здесь любят! -- Ну хоть где-то нас любят, -- рассеянно отозвался он (очевидно, уже сосредоточился на выборе "жертвы"), потом прочитал объявление, и рот его приоткрылся, как у деревенского дурачка на экскурсии по химической лаборатории. -- Во дела, Макс! -- восхищенно сказал он. -- Что же это за Мир такой замечательный?! -- Иди покатайся на карусельке, радость моя,- весело посоветовал я ему. -- Разбираться потом будешь. -- Или не буду вовсе, -- легкомысленно согласился он. -- А ты? Составишь мне компанию? -- Не сейчас,- улыбнулся я. -- Очень хочу полюбоваться на это зрелище со стороны: когда еще доведется увидеть грозного сэра Мелифаро верхом на зеленой лошадке! -- Никаких лошадок! -- горделиво возразил он. -- Сколько себя помню, всегда катался на драконах. А здесь они тоже есть. Дождавшись, пока карусель остановится, Мелифаро беспрепятственно поднялся на помост (объявление над кассой не было шуткой, чего я в глубине души слегка опасался), оседлал дракона, розовые бока которого были украшены аляповатыми разноцветными ромашками, и с блаженным лицом кружился под незатейливую, но очаровательную мелодию -- так мог бы играть деревенский музыкант, которому в детстве довелось послушать Вивальди. Я не столько любовался этим незабываемым зрелищем, сколько осматривался. Мне было чертовски интересно: куда нас на сей раз занесло? Некоторые догадки уже зародились в моей голове (иногда оный предмет не столь бесполезен, как может показаться), дальнейшие наблюдения подтвердили мою правоту. Хозяева аттракционов, обещавшие мужчинам бесплатное катание, не рисковали разориться: мужчин здесь было мало, гораздо меньше, чем женщин и детей. Что касается детей, мальчики среди них тоже встречались не так часто, как девочки, -- хотя с детьми бывает непросто разобраться, особенно если почти все они коротко острижены и одеты в разноцветные шорты и футболки. А вот мужчину от женщины можно было отличить на любом расстоянии: наш брат мужик в этом жизнерадостном Мире явно отличался пристрастием к пышным прическам, нарядным рубахам, пижонским узким брюкам, немилосердно подчеркивающим их, с позволения сказать, первичные половые признаки, и, что потрясло меня больше всего, -- декоративной косметике. Справедливости ради следует отметить, что тем представителям мужского пола, которых я успел разглядеть, это было к лицу: ребята отнюдь не напоминали расфуфыренных трансвеститов, скорее уж -- хорошо загримированных актеров, подобранных на главные роли в каком-нибудь телесериале о большой и страстной любви. Мне, конечно, довольно трудно судить о мужской красоте, но я был готов спорить на что угодно: именно такие физиономии и сводят с ума истосковавшихся по пылким отношениям домохозяек! На их фоне мы с Мелифаро в своих походных костюмах и растоптанных ботинках явно здорово проигрывали. А вот местные женщины выглядели более чем скромно: с короткими мальчишескими стрижками, в просторных брюках и не менее просторных рубахах, отчего их фигуры поначалу казались бесформенными, в туфлях на низком каблуке, на лицах -- ни капли макияжа. И все же было в них нечто необъяснимо привлекательное, почти завораживающее. Уже позже, задним числом, я понял: в них ощущалась сила и неописуемая уверенность в себе -- амазонки какие-то, честное слово! "Наверняка тут у них матриархат, -- резюмировал я про себя. -- Что ж, будем надеяться, что нас не примут за... мальчиков легкого поведения!" Когда Мелифаро покинул декоративное седло на спине розового дракона